Текст книги "Ханский ярлык (СИ)"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

2. ПЕРВОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

В Тверь приехали два новгородца – Данила Писарь и Беек. Кони их были стомлены неблизким переходом. Явились к Михаилу, едва выпив по ковшу воды.

– Михаил Ярославич, великий князь Дмитрий на тебя рать собрал,– сказал Данила.– Мы приехали предупредить тебя.

– Где он сейчас?

– Идет на Кашин с новгородцами.

– Почему именно на Кашин?

– Туда он велел привести полк ростовского князя Дмитрия Борисовича. А уж с ним идти на тебя.

Михаил взглянул на пестуна, стоявшего у окна.

– С чего это он вздумал на нас, Александр Маркович?

– Это его спросить надо. Может, еще Святослав в чем ему не угодил, на тебе взыскать хочет. А может, погрозить, чтоб не забывали, кто он есть.

Новгородцев пригласили за стол вместе с князем пообедать. Гостям Михаил велел подать хмельного меду в корчаге, сам пил сыту.

– Что вас подвигло меня предупредить? – спросил Михаил.– Не Дмитрий же вас послал.

– Нет. Дмитрий не знает, что мы к тебе отъехали. А подвигла нас благодарность за родителей наших,– сказал Беек,– Когда твой отец, князь Ярослав, княжил в Новгороде, он моего отца на вече защитил от клеветы. Отец, помирая, наказал мне, чтоб я при любых обстоятельствах всегда сторону Твери держал.

– А моему родителю Ярослав Ярославич пособил строиться после пожара, денег дал,– молвил Данила Писарь.– Такое не забывается, Михаил Ярославич, друг-то в беде познается. А ныне беда в твои ворота стучится. Вот мы и решили с Веском хоть предупредить тебя. Ты еще молод, а Дмитрий зубы на которах²⁵25
  К о т о р ы – распри, ссоры.


[Закрыть] съел. И Кашин для сбора он не случайно избрал, там близко его Переяславль, Ростов, Углич. Раз уговорил ростовского князя Дмитрия Борисовича, то надеется, что тот приведет и брата своего угличского князя Константина Борисовича.

. – Надо послать в Москву к князю Даниле,– посоветовал Александр Маркович.– Он при Святославе всегда нашу сторону держал.

– Езжай к нему сам, Александр Маркович, а? А я займусь дружиной.

– Хорошо.

Отпустив новгородцев, Михаил Ярославич стал срочно вооружать своих ратников. В кузницах с утра до вечера звенели наковальни, ковали оружие – наконечники для копий и стрел. Визжали точильные камни, изостривая мечи и сабли.

Перед выступлением в поход Ксения Юрьевна призвала к себе сына.

– Мишенька, постарайся все миром уладить. Бери пример со Святослава.

– Но не я ж начал-то, мама.

– Все равно. В прошлом годе из-за неурожая сколько людей перемерло. Что ж остальных-то на смерть посылать? Помирись с Дмитрием, не задирай его. Он старше, ты моложе, предложь мир ты.

– Но он не один, с ним еще князь ростовский Дмитрий Борисович.

– Вот и он много тебя старше. И ему кланяйся с миром, тем более что Кашин в его уделе, какой ему интерес, если, ратоборствуя, сожжете этот город.

Тверской полк остановился, не доходя до Кашина три поприща. Михаил Ярославич отправил вперед лазутчиков, велел ратникам разбивать лагерь. Княжий шатер ставил Сысой с помощью трех гридей.

Московский полк под началом князя Данилы Александровича подошел на следующий день. Увидев тверского князя, Данила не удержался от восклицания:

– Ба-а, кого я вижу! Давно ль под стол пешком ходил, и вот уж муж ныне.

Самолюбие юного князя было несколько уязвлено этим, но он вида не подал, отвечал в том же духе:

– Но и ты ж не молод, князь Данила. Был безус, безбород, а ныне...

– Да, брат,– согласился тот,– У меня уж два сына, Юрий да Иван, жду третьего.

– А если дочь? – усмехнулся Михаил.

– Ну что ж, пусть дочь. А ты-то когда на свадьбу пригласишь?

– Приглашу, Данила Александрович. Еще невесту найти надо.

– Этого товару вон у ростовского князя довольно.

– У Дмитрия Борисовича?

– Ну да.

– Надо сперва помириться.

– Оно бы неплохо,– вздохнул князь Данила.– Да братец Дмитрий, видно, зол ныне. От Андрея бегал как заяц, а на нас ныне выспаться хочет. Небось на Городец не пошел.

– Но он же с Андреем вроде помирился? Да и в Городце у Андрея татары еще есть.

– С Андреем-то помирился, надолго ли только... А на нас озлился, что его против Андрея не поддерживали ранее.

– И все-таки надо попробовать уговориться, Данила Александрович, чай, все мы христиане и одного корня дети.

– Ну что ж, давай будем пересылаться. У тебя есть кто надежный?

– Александр Маркович чем плох?

– Ну ладно, давай его. Он у меня был как-то, муж видный, серьезный.

Отправили в Кашин Александра Марковича с поклоном великому князю и с предложением встретиться в поле меж полками.

– Обязательно упроси,– наказал Михаил пестуну,– если вдруг упрется.

Посланец воротился уже к вечеру, когда ратники ужинали, ели походную кашу.

– Кое-как уговорил,– сказал он, слезая с коня.– Если б не ростовский князь, он бы, наверное, не согласился. Одно твердит: хочу с ними копье в чистом поле преломить.

– Вот еще петух сыскался,– проворчал князь Данила.

– Еще ж и посадник новгородский его поддерживал.

– А кто у них ныне? – спросил Данила.

– Юрий Мишинич.

– Опять у них новый. Вроде был Андрей Климович.

– Климовича свергли.

– Ну, славяне! Что ни неделя, нового вопят. Ну, рассказывай, как получилось?

– Великий князь уперся, и Мишинич ему подталдыкивает: мол, драться пришли, так драться и надо.

– Новгородцам, ясно, кулаки почесать да пограбить. А как ростовский князь вступился?

– Он все молчал, пока сам великий князь его не спросил: «А ты, сват, как думаешь?»

– Сват? – удивился Михаил.– Они что, породнились?

– Сын великого князя, Иван, взял в жены себе старшую дочь Дмитрия Борисовича.

– Видал? – повернулся Данила к Михаилу.– Тебе еще там младшая есть.

– Сколько ей?

– Лет десять – одиннадцать.

– У-у, еще соплюшка.

– Ты, чай, тоже не сразу постарел,– усмехнулся Данила, намекая на юный возраст Михаила.

Но Александр Маркович вмешался, продолжая прерванное:

– А Дмитрий Борисович и говорит ему, а что мне, мол, думать, ты все равно меня не послушаешь. А Дмитрия Александровича, видно, заело: «Как это я свата да не послушаю, говори, как думаешь». Ну тот и говорит: «Раз просят встретиться, чего ж им отказывать? Один, мол, твой родной брат, другой – двоюродный». Ну, великий князь и молвил: «Ладно, послушаем молодежь». Повернулся ко мне и говорит: «Скажи им, завтра, как солнце взойдет, так у кривого дуба и встретимся, да чтоб гридей не более двух с собой».

– А где этот кривой дуб?

– Да на взлобке, как раз на виду города.

Съехались князья еще по росе. Оставив коней под присмотром гридей, сошлись под дубом.

– Ну? – супя брови, спросил Дмитрий Александрович.– И что вы сказать мне хотели?

– Я не хочу драться с тобой, великий князь,– сказал Михаил.– Прошлогодний голод выкосил у нас людей. Зачем же мы последних станем губить в сече? Зачем? С кем останемся?

– А с кем меня вы оставили, когда Андрей Орду на меня привел? А?

– Я еще не был тогда князем, Дмитрий Александрович.

– Знаю. Тверь как улитка спряталась в раковину, наша, мол, хата с краю.

– Какая там хата, дядя Митя! Мы ж горели, сидели на угольях. Даже татары оттого, наверно, нас обошли.

– А ты? – обратился великий князь к Даниле.– Тоже на углях сидел?

– Митя, вы с детства с Андрюхой не ладили, что ж мне-то соваться? Дали мне захудалую Москву в удел, ты ж сам тогда говорил, сиди, мол, не высовывайся.

– И ты решил не высовываться? Когда тебя на Москве садили, ты еще мальчишкой был. А ныне вон забородел, семьей обзавелся, пора и умишком каким-нито обзавестись.

– Что делать, Митя,– вздохнул Данила.– Как рожен, так и заморожен.

Видно, смиренное согласие младшего брата несколько смягчило великого князя, обернулся опять к Михаилу:

– Говоришь, голод людей повыкосил? Он и Новгород не обошел, скудельницы¹ доверху были набиты. Что делать, мороз побил обилие.

Почувствовав, что разговор свернул к явлениям природы, решил слово молвить и ростовский князь:

– А у меня ныне в Ростове средь лета молонья церкву Святого Михаила сожгла. Сгорела свечечкой.

– Ну, молния – то Божий перст,– заметил князь Данила.

– А мы с матерью ныне заложили каменную,– сказал князь Михаил,– Симеон и освятил. А то в пожар-то беда, все подчистую выметает.

– Новгородцы давно уж деревянные не строят,– молвил Дмитрий Александрович.

– Ну куда нам с Новгородом равняться,– вздохнул Михаил,– У вас, Дмитрий Александрович, и в Переяславле Спас как скала стоит. Все приступы и пожары пережил. Мы тоже, как построим свой каменный, решили во имя Святого Спаса наименовать.

Уловив момент, когда Михаил начал говорить великому князю приятности, Данила тронул ростовца за рукав.

– Дмитрий Борисович, на словцо тебя.

Отошли в сторону, князь Данила заговорил негромко:

– А я ведь, Дмитрий Борисович, твоей Аннице жениха хорошего нашел.

– Кого ж это? – усмехнулся князь.

– Век не угадаешь.

– А чего гадать, Анна еще юна, успеет замуж. Куда спешить!

– Сколько ей?

– Одиннадцать.

– Хых, наш прадед Всеволод Большое Гнездо свою Вер-хуславу вон в восемь лет выдал.

– Ну, ему край союз был нужен с Черниговом. Выдавал да плакал.

– А тебе разве союз ни с кем не нужен?

– Отчего? Вон за Ивана Дмитриевича старшую выдал – и с великим князем в дружбе теперь.

'Скудельница – общая могила.

– Ага. В такой дружбе, что он тебя во все свои которы тянет. Как же свату отказать?

– Ну, оно не совсем так. А ты все ж, Данила, скажи, кого Аннице присмотрел?

– А вон глянь, кто с великим князем беседует.

– Михаила, что ли?

– А чем плох Михаил Тверской?

– Да ничего вроде парень.

– Отличная пара Аннице. Ему шестнадцать, ей одиннадцать. Исполнится ему двадцать, и она в аккурат подрастет. И ваши ж княжества соседствуют. Куда уж лучше зять-то?

– Да оно конечно.

– Так какого лешего тебе драку с будущим зятем затевать? И из-за чего?

– Да я что, я бы...

– Как что? С тобой сват-то считается, я слышал. Вот и нажми.

– Дык я вижу, они с Михайлой вроде уже поладили, глянь, как разбеседовались.

А меж тем как отошли князья московский и ростовский, Дмитрий Александрович вдруг спросил Михаила:

– Как там Ефросинья?

– Ну как? Узнала, что твой Александр помер, поплакала, да и ушла в монастырь.

– А он ей нравился? Александр-то?

– Еще как. Об нем только и думала, в мыслях его и лелеяла. Не зря сразу в монастырь ушла, так сказала: никого после Александра Дмитриевича зреть не хочу.

– М-да. Жалко девицу, жалко. Кабы знал, что в Орде замятия начнется, не отпустил бы Александра, добрый бы князь взрос. А ты, я слышал, уж копье с литвой преломил?

– Да, сразу после смерти Святослава набежали они на церковную волость Олешню. Епископ пришел, взмолился: выручай, сын мой. Ну, мне помощь Данила прислал: дмит-ровцы, новоторжцы, один бы я не потянул.

– Ну и как?

– Нагнал их. Многих побили, даже князя ихнего пленил. Полон отобрали и все, что они награбили, воротили церкви.

– Да, литва, немцы, свей²⁶26
  С в е и – шведы.


[Закрыть] – года не проходит, чтоб не набежали. Что с князем сделал?

– Отпустил.

– За так, что ли?

– Почему? Выкуп взял тысячу гривен.

– Правильно. Их надо бы еще клеймить.

– Кого?

–Ну, князей этих литовских, немецких. Как Владимир Мономах делал: возьмет в плен половца и клятву с него, чтоб более не воевал против Руси, и клеймо ему, как лошади.

– Куда? – удивился Михаил.

– На лоб, наверно, чтоб видно было. А как во второй раз в плен попал, все. Клятву нарушил – смерть. Камень на шею – и в воду. Так Мономах-то их более двухсот, князей половецких, перетопил. И усмирил. Боялись его как огня. Вот и говорю, не попробовать ли и нам так же с литвой и свеями?

– Твоего-то отца – Невского – они ведь тоже боялись.

– Его боялись. А ныне никакого покоя.

– Ну, это из-за татар, наверно, да еще и мы тут между собой деремся.

–Ну, допустим, твой брат Святослав не охотник был в драку лезти.

– А что ж хорошего – русскому князю русских бить?

– Он и от татар уворачивался.

– Дмитрий Александрович, прости, но ведь и отец твой всегда старался с татарами не ссориться.

Великий князь, прищурясь, покачал головой.

– Ох, Михаила, вижу, ты из молодых, да ранний,– сказал с непонятной интонацией – не то хвалил, не то осуждал.

– Не знаю, из каких я, Дмитрий Александрович, но считаю ныне главной заботой князя – людей сохранять. Любыми судьбами. От татар, от мора, от голода и от этих наших ратей бессмысленных.

– Это ты так рассуждаешь, Михаил, пока молод. А поживешь с мое да клюнет тебя жареный петух в задницу, по-другому запоешь.

– Может быть, все может быть, дядя Митя,– согласился Михаил, нарочно напомнив о родстве с великим князем.

Тут подошли князья московский и ростовский.

– Вы чего отошли? – спросил великий князь.– О чем шушукались?

– Да все о том же, Митя,– заговорил Данила,– что не стоит нам с дракой затеваться.

– А тебя-то кто сюда звал? Сидел бы в Москве своей и не высовывался.

– Ну, во-первых, мы были друзьями со Святославом, всегда друг дружку выручали. И потом, мы, чай, соседи с Тверью, чего нам делить-то?

– Ох, соседи, соседи,– вздохнул великий князь,– А отвернись, кусок со стола утянут.

– Ну, у тебя, допустим, не утянешь,– съехидничал Данила.

– Ох и языкаст ты, Данька.

– Наверно, в тебя, Митя.

– Ну, так чего вы там нашептали? – обратился Дмитрий к Ростовскому Дмитрию.

– Дык, понимаешь, сват, оно, видно, и впрямь надо помириться.

– Вот и ты туда же,– поморщился Дмитрий.– Куда конь с копытом... Союзничек.

Помолчали. Князь Данила похлопывал плеткой по голенищу сапога, словно время поторапливая.

– Ладно,– наконец выдавил Дмитрий Александрович.– Я согласен, но...

Повисла пауза, Данила даже перестал плеткой хлопать.

–...но пусть князь Михаил тут же целует мне крест, что будет всегда мою сторону держать.

– Пожалуйста,– с готовностью отвечал Михаил, и это быстрое согласие отчего-то насторожило Дмитрия.

– Да не так, как Андрей чтоб. Сегодня целует, а назавтра с мечом на меня.

– Дядя Митя, о чем ты? Да я на тебя меча и в мыслях не подыму, не то что въявь.

– Ладно, ладно. Целуй тут вот, при свидетелях.

– Можно и гридей позвать.

– Не хватало еще и мизинных князьям унижаться. Вот я, вот Дмитрий Борисович, вот Данила. Мало видоков, что ли? Целуй.

Михаил сунул руку за воротник, поймав мутузку, вытянул крест нательный. Начал сразу, посерьезнев:

– Я, князь тверской Михаил Ярославич, ныне, в уделе Кашинском при видоках, князе московском Даниле Александровиче и князе ростовском Дмитрии Борисовиче, целую крест великому князю Дмитрию Александровичу, что никогда не помыслю худа на него, не подыму меча против него. Аминь!

Михаил поцеловал крест, почти утопив его в алых губах своих.

– Ну, вот смотри ж, Михаил, держи слово,– сказал Дмитрий Александрович.– Я надеюсь, обойдемся без клейма.

– Обойдемся,– улыбнулся Михаил.

И оба засмеялись с облегчением, дивя княжей-видоков: с чего, мол, развеселились? Объясняться не стали.

– Когда полки разводим? – спросил Дмитрий Александрович.

– Я готов хоть ныне свои увести,– сказал Михаил.

– Пойдем вместе,– предложил Данила,– хотя бы до Дмитрова.

Стали прощаться. Дмитрий тычком толкнул Данилу в бок:

– А ты на старшего впредь хвост не подымай.

– Митя, разве я первый поднял хвост-то?

– Ладно, ладно. Умник.

Когда они ехали назад от дуба, Данила спросил:

– Что там за клеймо поминал он?

Михаил рассказал о Мономахе, Данила тоже посмеялся.

– Это им бы с Андреем клейма ставить, так уж и лба не хватило б. На Андрея валит, а сам тоже хорош. Еще не успели мировую обмыть с ним, как подослал убийц к Толниевичу – боярину Андрееву. И опять сыр-бор. Отчего ты-то не заставил его крест тебе целовать?

– Да как-то неловко вроде, великий князь все же. Еще обидится.

– Великие смутьяны они с Андреем, всяк под себя норовит, а земля страдает.– Данила сердито сплюнул и подхлестнул плеткой коня. И, уже сворачивая к своему полку, вдруг остановил коня, обернулся к Михаилу:

– Да, князь Михаил, чуть не забыл. Я за тебя ростовскую княжну уж сговорил.

– Ты что? Серьезно?

– Конечно. Что я, зря, что ли, оттаскивал Дмитрия Борисовича.

– Я думал, ты его к миру склонял.

– Ну и к миру само собой. А главное, за тебя хлопотал. Что ж ты, говорю, на своего будущего зятя навострился?

– А он?

– А он согласился. Только сказал, пусть невеста подрастет малость. Так что потерпи годика три-четыре, Миша. Да на свадьбу не забудь позвать.

– Ну, Данила Александрович,– покрутил Михаил головой,– Без меня меня женил.

– А что? Оторвешь себе вместе с невестой вот этот, к примеру, Кашинский удел. Чем плохо?

– Ладно,– отмахнулся Михаил.– Дожить надо.

– Доживем, Миша. Куда денемся.

3. И ВСЕ СЫЗНОВА

Не ограничился великий князь Дмитрий Александрович этой встречей с Михаилом Тверским, отправился и в другие княжества, где, по его мнению, находились если не сторонники Андрея, то ему сочувствующие князья. К ним он относил почти всех, в конце концов даже свата своего, князя ростовского Дмитрия Борисовича, допек этими подозрениями.

Что делать?.. Никто не хотел усиления великого князя, кто бы им ни стал. Каждый старался усилиться за счет соседа – обманом ли, силой или выгодным сватовством. Все для этого годилось в раздерганной, растоптанной, униженной Руси.

В 1292 году в Тверь приехал сын князя Андрея Александровича Михаил. Поприветствовав хозяина и оставшись с ним наедине, гость предложил:

– Михаил Ярославич, я послан к тебе отцом, чтобы звать тебя вместе с нами в Орду.

– В Орду? Зачем?

– Жаловаться на великого князя Дмитрия Александровича. Он же никому покоя не дает. Даже новгородцев в дугу согнул.

– Но я не могу ехать.

– Почему?

– Я целовал крест Дмитрию Александровичу на приязнь и переступить через него не могу.

– Ну и что ж, целовал? Он-то сам сколь раз через крест переступал.

– Нет, Михаил Андреевич, он пусть переступает. Кто Богу не грешен, но я не могу. И потом, предстоит освящение первого каменного храма, только что оконченного. Не поеду я.

– Значит, ты выступаешь против всей нашей братии?

– Ни против кого я не выступаю, я просто не хочу нарушать клятву.

– Ты, Михаил Ярославич, наверное, думаешь, что едем только мы с отцом? Так ты ошибаешься. В Орду едут все князья Суздалыцины, князь угличский – Константин Борисович, ростовский – Дмитрий Борисович.

– Как? И Дмитрий Борисович? – удивился Михаил.

– Да-да, и сват великого князя, Дмитрий Борисович, да их двоюродный брат – Михаил Глебович, да тесть его – Федор Ростиславич Ярославский и Смоленский, и Иван Дмитриевич. Я ж говорю, почти все русские князья едут.

– А Московский Данила Александрович?

– Я у него еще не был, но, думаю, он тоже нас поддержит.

– Нет уж. Простите меня, но, даже если поедет Данила, я все равно не поеду.

Гость нахмурился, спросил с плохо скрытой угрозой:

– Так и передать отцу?

– Так и передай Андрею Александровичу. Через крест, мол, Михаил переступать не хочет. Не может.

– Ну гляди, Михаил Ярославич, кабы не пришлось посля каяться. С нами ведь и епископ едет.

– Епископ? – удивился Михаил.– А ему-то чего от Орды надо? Татары ведь иереев не трогают и данью не облагают.

– Вот то-то. Татары не трогают, а великий князь допек.

– А какой епископ?

– Епископ ростовский Тарасий.

– Ну что ж, как говорится, вольному воля, но у меня дома дел хватает. Только вот что я тебе скажу, Михаил Андреевич, вы же снова наведете Орду на Русь. Не боитесь греха?

– Мы не собираемся наводить, мы идем только жаловаться на великого князя, пусть хан ордынский накажет его.

Два дня прожил в Твери Михаил Андреевич, давая коням передышку и отдых, но так и не смог уговорить князя Михаила ехать с жалобой в Орду.

Из Твери вместе со своей свитой направился он в Москву к дяде своему, Даниле Александровичу. Однако и Данила отказался ехать к татарам.

– Но почему, дядя?

– А потому, Мишенька, чтоб и того не потерять, что имею. Старшие-то братья мои из-за чего склочатся? Догадываешься?

– Из-за чего?

– Из-за великого стола. А я сижу на Москве, в сторонке, мне уж великого стола не видать как своих ушей. Так зачем мне трепыхаться, Миша? Чтоб лишних шишек заработать от кого-то из них? И потом, у меня днями постриги сыну Ивану.

Мне моего Ивана Даниловича в седло сажать! Как же мне отъезжать?

– Ну, а что я скажу отцу?

– Скажи, мол, Данила тебе счастливого пути желает. Хотя где он ныне, счастливый путь? Налево пойдешь – пропадешь, направо пойдешь – волку в пасть попадешь.

– А прямо?

– А прямо – в яму, Мишенька, да такую, что и не выберешься.

– Выходит, кругом беда.

– Выходит, Миша, кругом. Вот вокняжишься, вкусишь, каково нынче князю на Руси.

– А куда ж мы поедем, ежели по твоей присказке?

– Это уж сам выбирай, что тебе по вкусу, Михаил Андреевич. Сам.

Князья отправились в Орду семьями – с женами, с детьми и конечно же с ценными подарками. Знали, что без этого и до хана не доберутся.

В это время в Золотой Орде правил Тохта, возведенный с помощью Ногая. Испытывал он, однако, к своему благодетелю не чувство благодарности, а скорее досаду должника на своего заимодавца.

Тохта принял князей в своем дворце, сидя на золоченом троне, милостиво принял подарки – ворох собольих «сорочек» и дюжину аксамитовых халатов.

– С чем притекли ныне наши русские голдовники?

– С жалобой к тебе, великий князь,– начал говорить Андрей Александрович,– на великого князя Дмитрия, который правит не по закону татарскому, а по своей прихоти.

– В чем вина его?

– В том, что под видом сбора выхода для тебя он ублажает свою корысть, а кто противится, того велит изгнать либо убить. При дворе своем он разрешает срамные песни о татарах петь.

– И что в тех песнях поется о татарах?

– Не смею, о хан, осквернять слух твой.

– Оскверни, оскверни, князь,– прищурился Тохта недобро.– Ну? Или, может, ты все выдумываешь?

– Как можно, великий хан,– смутился Андрей и сделал вид, что пытается вспомнить, даже сморщил лоб от усилия: – Сей, сейчас, вспомню... Да. Вот так: «У татарина брюхо толстое, жалко – хлудом не пробитое, засапожником не вспоро-но, грязью-вязью не набитое». Вот.

– Что брюхо у татарина толстое – это совсем неплохо,– усмехнулся Тохта,– значит, богато живет, сытно ест. Но вот хлудом... Это палка, по-вашему? Да?

– Да-да, великий хан. Хлуд – это палка.

– Засапожником не вспороно. Это уже плохо. А ты не врешь, князь Андрей?

– Что ты? Разве я позволю тебя обманывать.

– Ну что ж,– вздохнул хан, вновь щурясь нехорошо.– Придется призвать князя Дмитрия. Пусть он попробует оправдаться. Но если окажется, что ты оклеветал его, Андрей...

– Да что ты, великий хан, как можно,– испугался Андрей.– Вот видишь, сколько нас приехало, и у каждого обиды. Вот князь ростовский, вот угличский, ярославский. Если б я один, а то видишь, нас сколько. И у каждого на него своя обида. Ведь правда же? – обернулся Андрей к спутникам.

Некоторые вяло закивали, а ростовский князь промолчал, ровно и не слышал.

– Ну ладно, князь Андрей,– сказал Тохта,– Я пошлю за Дмитрием. Он приедет, и мы продолжим разговор. Если виноват, накажем. Если нет, то придется тебя или даже всех вас наказать. Ступайте, живите в кибитках, пейте наш кумыс, поправляйтесь и ждите. Я пошлю за Дмитрием.

Такой поворот не понравился князю Андрею.

– Он не приедет, великий хан.

– Приедет, если я позову. Куда денется? А не схочет, приведем бычка на веревочке. Хе-хе-хе. Ступайте.

Князья вышли от хана все мокрые, не столько от жары, сколько от волнения.

Появление здесь Дмитрия никого не устраивало, а особенно самого Андрея. С Менгу они были почти друзьями, а с этим Тохтой, поставленным с помощью Ногая, который благоволит Дмитрию, кажется, не очень ладится. «Чего он все щурится, черт узкоглазый? Зачем ему обязательно Дмитрий понадобился? А ну как поверит ему, а мне – нет. Что тогда?»

– Ты почему, Дмитрий Борисович, не кивал головой? – напустился Андрей на ростовского князя.

– Я что тебе, конь? – рассердился тот.

– Но мы ж договаривались заодно быть.

– Договаривались. А ты что понес? Какую-то срамную песню про татар выдумал.

– Как выдумал? Кто выдумал? В Переяславле на пиру у Дмитрия лицедей пел.

– А при чем Дмитрий? Сообрази. Мало ли что лицедей напоет. Здесь ты столько же виноват, сколь и Дмитрий, коли слушал лицедея. И поступил, прости, как базарная баба.

– Ты, князь Дмитрий, не зарывайся.

– Это ты, Андрей, зарываешься. Вот приедет Дмитрий, и увидишь, чем кончится.

– Чем? Чем?

– А тем, что, если Тохта поверит ему, нам всем лихо будет, и в первую голову тебе. А ты, чай, знаешь, как татары с виновными поступают.

Да, что-что, а татарский суд русские князья давно усвоили: провинившегося в чем-то князя, иногда и в пустяке, не щадят они, убивают мучительной и позорной смертью.

Обо всем этом думал Андрей Александрович, лежа в кибитке на колючей кошме. Спать не мог, ворочался, вскакивал, выходил на воздух, смотрел на луну, тревожился. Днем кусок в горло не лез.

В один из дней отправился на Торг, шумевший в центре города, где продавалось и покупалось все, начиная от лепешек и кончая рабами и верблюдами. Отыскал там бакшу¹, сидевшего у костра, попросил его:

– Погадай мне.

Тот спросил вперед деньги и, получив три ногаты, попробовал их на зуб и, спрятав в поясе, приступил к делу. Взял баранью лопатку, сунул ее в огонь и, когда она наконец обуглилась, вынул и склонился над ней:

– Князь, трещины мне говорят, что ты очень переживаешь нынче. «Ты смотри, как точно гадает бакша»,– подумал Андрей.

– Ты даже плохо ешь, князь.

«Вот черт косоглазый, где он там чего видит?»

А бакша меж тем, вертя перед собой почерневшую кость, продолжал:

–...Но ты можешь успокоиться, князь. Скоро, скоро все разрешится к твоему удовольствию.

Как ни странно, гадание базарного бакши немного ободрило Андрея. Вернувшись к своей кибитке, он наконец поел пшенных лепешек и выпил кумысу. И что удивительно, даже

'Бакша – колдун и гадатель. немного поспал днем. Ночью не спал, а тут днем уснул. Вот что значит правильное гадание.

Епископу Тарасию, приехавшему в Орду вместе с князьями, велено было молиться за благополучие начатого дела. Улучив момент, когда они остались одни, князь Андрей спросил иерея:

– Святый отче, попроси Всевышнего, чтобы они не нашли князя Дмитрия Александровича.

Тарасий подумал: «Все-таки жалко ему великого князя, все же брат родной. Беспокоится». И невдомек было епископу, что Андрей беспокоится о собственной шкуре.

– Хорошо, князь, я буду молиться и за Дмитрия Александровича.

Но вот однажды во время завтрака явился посыльный от хана.

– Князь Андрей, хан требует тебя к себе.

Андрей едва не подавился лепешкой, закашлялся так, что княжичу Михаилу пришлось стукать отца кулаком по спине.

– Спасибо, сынок,– просипел Андрей, прокашлявшись аж до слез. Взглянул на князя Федора, трапезничающего с ним, сказал: – Ну что? Идем, Федор Ростиславович?

– Хан требует тебя одного, князь Андрей,– сказал посыльный.

«Господи, неужто Дмитрия привезли? – подумал со страхом Андрей.– Но как? Не могли же они за неделю обернуться. И почему меня одного? Почему не всех?»

Хан милостиво разрешил князю встать с колен и торжественно объявил:

– Князь, мы подумали и решили так. Ты поведешь нашего воеводу Дюденю на Русь с его отрядом. Он поймает нашего оскорбителя Дмитрия и привезет сюда на наш суд. В походе ты должен быть с Дюденей и заботиться о снабжении его отряда.

– Я постараюсь, великий хан,– отвечал Андрей, почти не скрывая радости.

«Ну, держись, братец, теперь ты у меня попляшешь».

Однако когда он воротился к своим и сообщил о решении хана, никто не проявил радости, а Дмитрий Борисович даже возмутился:

– Так мы что? За этим ехали сюда, чтоб привести Орду на Русь?

– Так решил хан,– оправдывался Андрей,– Не я же.

– Как хотите, а я немедленно возвращаюсь.

– Я тоже,– поддержал брата угличский князь Константин Борисович.

– Да вы что, братцы, меня одного, что ли, оставляете?

– Тохта вызвал тебя одного, ты и веди поганых,– сказал Дмитрий Борисович.– А мы все же христиане. Отец Тарасий, собирайся, тебя в Ростове паства заждалась уж.

– Но ты-то, Федор Ростиславич, неужто оставишь меня? – обратился Андрей к ярославскому князю.

– Нет, что ты, Андрей Александрович, я друзей не бросаю,– отвечал князь Федор.– Я с тобой до конца.

Но не преданность дружбе являл ярославец, нет. Он понимал, что татары, придя на Русь, начнут грабить города тех князей, кто будет не с ними. Чтоб иметь возможность хоть как-то спасти свой Ярославль, князь Федор и решил остаться с Андреем, повести с ним Дюденю на Русь.