Текст книги "Через горизонт"

Автор книги: Сергей Дмитриенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Сергей Павлович ДМИТРЕНКО
ЧЕРЕЗ ГОРИЗОНТ

I. ПРЕДНАЧЕРТАНИЕ

ЗОЛОТОМУ СЕРДЦУ ТРОЯ

Место: где-то в Пространстве

Время: где-то во Времени

СТРАННЫЙ МОНОЛОГ В СТРАННОМ МЕСТЕ

Это было царство абсолютного мрака, цепкого, вязкого, непроницаемого.

И если у этого царства был центр, то он был именно здесь – в этом странном и, казалось бы, нереальном месте, куда не мог добраться свет ни одной звезды. Мрак был неисчерпаем. Чудовищные, невообразимые расстояния ловили в свои ловушки свет, запутывали, искривляли его, и он, замученный и обессиленный, истончался и умирал еще где-то в начале своего пути. Мрак стоял на страже сплошной стеной на многие миллионы световых лет. Этого места нельзя было достичь, хотя физически оно находилось в нашей вселенной. Любая жизнь здесь была невозможна, а категории времени и места были просто абстрактными словосочетаниями.

Где-то глубоко-глубоко в этом мраке мельчайшей, золотистой блесткой утонула Метагалактика, и там, далеко-далеко в глубине, слышался отдаленный гул ее катаклизмов. И сколько бы оборотов не совершило гигантское звездное колесо, здесь, в этом месте, все оставалось по-прежнему: мрак, покой, тишина. Так было...

... И так было до тех пор, пока не истекло отведенное тому время, пока не замерли в равновесии чаши весов в ожидании Проявления...

Ничто не изменилось в бездне мрака, но уже начались невидимые глазу процессы, что-то группировалось и изменялось, отходило и выстраивалось в ожидании невидимого пока действия. Словно в театре при еще закрытом занавесе: гаснет свет, постепенно затихают разговоры публики, пауза тишины – и начинается действие…

Вот в глубине возникла и стала разгораться совершенно невозможная в этом месте искорка света. Мгновение – и сероватый свет разлился и образовал гигантскую сферу, поджимаемую со всех сторон стеной мрака. Во мгле бездонного пространства закачался на волнах космических сил огромный сероватый шар. А в глубине сферы продолжались трансформации. Из искорки света возникло серебристое облако, по которому время от времени пробегала волна света, а в центре облака смутно просматривались ритмичные вспышки. Физические величины мгновенно менялись от неизмеримо малых величин до невообразимо бесконечных.

Космос внутри сферы раздирал невиданный и странный катаклизм, хотя за ее пределами по-прежнему было все спокойно. Следующее мгновение – и состояние сферы стабилизировалось, все преобразования завершились, и в центре образовалось яркое, металлического оттенка, облако, по всей площади которого сверкали, как в кристаллах льда, яркие вспышки. Содержание сферы было неоднородным: на одном ее полюсе сероватый свет постепенно переходил в черную, почти неотличимую от окружающего мрака, субстанцию, тогда как на другом произошла концентрация яркого, почти белого свечения.

Еще одно мгновение тишины, и пало первое Слово...

"Я вижу, что опять наступило наше время действия, ибо все вы уже здесь и готовы приступить к работе". – Этих слов не было слышно, но они звучали для тех, кому были предназначены. – "И теперь надлежит лишь выбрать того, на чьи плечи ляжет тяжким грузом бремя ответственности. Это наша последняя попытка понять, увенчается ли здесь наша работа успехом, или же мы и в этот раз потерпим сокрушительное поражение и нам придется уйти из этой Вселенной, так и не выполнив возложенных на нас обязанностей". – Голос умолк.

В ответ ему неожиданно прозвучал другой голос: "Мастер, но тогда мы сделали все, что могли". – "Я знаю. Никто и не упрекает вас, ибо и ты, и они работали на пределе своих возможностей. Но тогда мы начали работать слишком поспешно, так до конца и не определив точно ни времени, ни места действия, не изучив как следует тех, для кого ты столько страдал и отдал им самое ценное – часть своей бессмертной души. И если и в этот раз мы потерпим поражение, то нам придется уйти, свернув эту Вселенную, ибо нельзя оставлять за спиной столь могучего врага".

Голос умолк, а тишина в этом странном месте стала еще более напряженной и более абсолютной, хотя практически ничего не изменилось. Внезапно в облаке стало проявляться огромное окно, в центре которого, все увеличиваясь, проявилось изображение Метагалактики. Изображение на огромной скорости надвинулось, распалось на скопления отдельных галактик. Откуда-то сверху упал тонкий ослепительно белый луч, коснулся одной из групп галактик, и те стали стремительно приближаться, распадаясь на отдельные гигантские звездные острова. Луч с головокружительной скоростью устремился в глубину и через мгновенье уперся в изображение одной из галактик, та мгновенно приблизилась, заполнила весь экран мириадами звезд.

Зрелище было удивительное – в черной бархатной пустоте медленно вращалось огромное звездное колесо. Но луч мчался все дальше вглубь. Вот он коснулся одного из рукавов, и тот мгновенно вынесся на экран и расположился на нем золотистой рекой. Луч помчался вдоль рукава все дальше вглубь, пока тот не распался на отдельные звездные системы. Промчавшись мимо многих из них, он уверенно уперся в одну, небольшую, желтого цвета, звезду. Изображение звезды приблизилось, распалось на планетарную систему: желтое солнце, вокруг которого вращалось девять планет. Луч коснулся третей из них, считая от звезды, и исчез.

И вот в пустоте приблизился и повис огромный голубой шар. Он слегка вращался, и под покровом густой облачности угадывались коричневые размытые контуры континентов.

И снова зазвучал голос: "На этой планете возникла и развилась цивилизация того типа, которая, как вы уже знаете, может и должна дать ответы на поставленные ей вопросы. И вопросы эти надлежит ей опять поставить. Наконец, найден тот, кто, как нам кажется, может со временем достойно продолжить нашу работу в этой Вселенной. Но мы все же до конца в этом не уверены. И только подвергнув его испытанию, мы сможем быть абсолютно уверены в правильности своего выбора. Времени совсем нет, это последняя наша попытка. Вы все немедленно отправляетесь туда для решения поставленной задачи. Я, Тот Кто Принимает Решения, призываю вас опять – от яркого полюса сферы отделился белоснежный сгусток, образовал ослепительно яркую белую сферу и замер за ее пределами; от темного полюса метнулся и возник рядом с белым темный, как сама ночь, сгусток вещества, рядом с двумя сгустками возникло облако сероватого цвета. – Транспортная система извещена, и Транспортник доставит вас на Место..."

Одно мгновение – и огромную сферу поглотил мрак, только на этот раз его сплошную черноту нарушали два ясно различимых образования – ярко белое и сероватое, и еще одно, совсем невидимое на фоне кромешного мрака, но, несомненно, там присутствующее. Следующее мгновение – и вселенная раскололась и соединилась опять – во мраке вспыхнула и осталась гореть ярким пламенем огромная стрела транспортной системы. Сгустки метнулись к стреле, и ее золотое сияние бесследно поглотило их. Некоторое время Транспортник оставался на месте, его гигантское острие слегка колебалось, словно выбирая необходимое направление и накапливая силы для прыжка. Потом он на мгновение замер... и беззвучно исчез. Мрак стал опять абсолютным и непроницаемым.

Ничто не напоминало еще недавно разыгравшуюся здесь сцену.

II. ПРОЯВЛЕНИЕ

Место: Земля… и не только

Время: наше время

Темной весенней ночью над бескрайними пустынными просторами Тихого океана произошло незначительное событие. Высоко в звездном небе совершенно беззвучно на доли секунды возникли и тут же исчезли три яркие вспышки.

Ни одна земная обсерватория ничего не зафиксировала в этот погожий апрельский день…

КАК ЧАСТО ВИЖУ Я СОН...

Странные сны иногда посещают меня…

В это первое свое удивительное апрельское утро я проснулся с необычным ощущением того, что меня некоторое время в этом мире просто не существовало. Где я был и сколько? На эти, казалось бы, самые простые вопросы я совершенно ничего не мог ответить. Я только неожиданно очень хорошо и ярко помнил свои ночные ощущения...

Посередине ночи я внезапно проснулся, и первая странная мысль, которая пришла мне в этот момент в голову, была: "Я вернулся". И в этом я был совершенно убежден.

Я был спокоен, что само по себе уже тоже было странным. Согласитесь, что если вам ночью приснился кошмар, то вы проснетесь в холодном поту, может быть даже с криком, а потом опять с облегчением уснете, зная, что это всего лишь плохой сон. Или не уснете уже до утра, но все равно ваш кошмар с приближением утра бесследно растает. Но в этот раз все было не так: никаких кошмаров не было, а просто твердая убежденность в том, что меня не было в этом мире, меня просто забрали, а теперь вот вернули обратно. И я был настолько в этом уверен, что принял все совершенно естественно и без волнения, простая констатация факта: не был – потом вернулся. Я неоднократно потом пытался что-либо вспомнить – где я был, какие-то свои ощущения – но совершенно ничего не мог вспомнить. Сколько по времени я отсутствовал и где находился – на эти вопросы, сколько я не бился, сколько не напрягал свою память, ответить не смог. И самое интересное, о чем я должен был подумать сразу, мне пришло в голову уже потом, гораздо позднее: кто это меня забирал и с какой целью? У меня было четкое ощущение, что меня именно вернули, не сам я уходил и возвращался, а именно меня вернули.

И еще, я был твердо убежден, что это был не сон. Откуда у меня была такая уверенность – не знаю, но я совершенно был убежден в реальности всего происходившего со мной этой ночью.

Обычно со временем мои воспоминания о снах, как и любого другого человека, постепенно бледнели, тускнели и исчезали из памяти. Мое же ночное путешествие осталось со мной, я никогда об этом не забывал и все время подсознательно, сам себе не отдавая отчета, ждал продолжения этой странной истории, приключившейся со мной в одну из апрельских ночей.

И дождался...

В то утро я проснулся с удивительными ощущениями, и это было уже не в первый раз.

За последние несколько недель такое удивительное состояние овладевало мной много раз. Сначала я думал, что виной тому были ненастное утро, болезнь или мои дела на работе, но все это было не так. Дела шли хорошо, на смену ненастному утру приходило радостное, солнечное, здоровье, как мне после долгого и тщательного обстукивания и осматривания всякими кошмарными приспособлениями, сказал Этьен, было отличное. Но вот только удивительно – неизменными оставались мои сны. Этьен сказал, что так может работать подсознание, преднастраивая организм к чему-то грядущему и неизбежному. По его словам, я пытаюсь подсознательно уйти от решения трудных задач. Но вот смех-то – такие задачи передо мной не стояли. Все было как всегда, все почти в полном порядке, если не считать мелких житейских неурядиц. Но когда я сказал об этом Этьену, тот отделался от меня залпом жутко научных и "содержательных" до безобразия выражений. Послушай его, так все люди в мире или уже сошли с ума, или стояли на пороге сумасшествия, причем толкали при этом друг друга в спины, стараясь успеть первыми. Я верил в научный гений моего друга, но соглашаться со всей этой ерундой не хотелось. Ну чего бы это мне, совершенно нормальному и обыкновенному человеку, ударяться в панику, убегать и прятаться, хотя бы даже и в свое собственное подсознание.

Смельчаком я не был, но и трусом меня никто назвать не мог, я был самым обыкновенным. Правда, я немного слукавил, но об этом не знал никто, даже мой старый приятель Этьен.

Была в моей семье некая полузабытая, почти легендарная страница, касающаяся моей прабабки. По семейным преданиям она обладала силой, позволявшей ей лечить людей и предсказывать их судьбу. Но все это было так давно, что никто толком не знал, правда ли это или только семейные легенды. Ни отец мой, ни мать в это не верили, но я немного верил, так как еще в детстве с удивлением обнаружил в себе некоторые способности, часто помогавшие мне в сложных жизненных ситуациях.

Иногда, прикоснувшись к предмету, я мог узнать что-нибудь о его владельце, иногда мог предвидеть некоторые события, а иногда мог почувствовать настроение и мысли человека. И в этом я не видел ничего удивительного: ведь многие могут определить настроение человека, даже малознакомого. Но я мог чувствовать "это" даже не видя его и иногда точно мог сказать, что произойдет с ним через некоторое время. Этими своими способностями я часто пользовался в детстве, находя в них только забавное и смешное. Потом была недолгая служба в армии, где выдрессированные сержанты прекрасно умели выбивать из голов все лишнее, потом колледж, неудачная женитьба и масса работы. За обыкновенной круговертью жизни, наполненной самыми практичными делами и заботами почти не оставалось времени на внутреннее самокопание. Даже в выходные я был занят – ездил к своим родителям в небольшое селение недалеко от Парижа, где проводил пару нудных часов, возясь с надоевшими мне розами и выслушивая разные прописные истины.

И вот теперь, идя в синих парижских сумерках от Этьена и глядя, как отражается в лужах апрельского дождя разноцветная неоновая реклама, я вспоминал свой удивительный сон, который уже хорошо успел запомннить.

Довольно странный таки сон, который раз за разом повторялся с все более возрастающей четкостью и ясностью. Эмоции, разбуженные этим сном, долго еще потом не давали мне успокоиться, и я бродил по вечернему Парижу, глядел на звезды, отражающиеся в водах реки, и вспоминал, вспоминал свои сны...

Сон всегда начинался с одного и того же места. Я находился посередине старых многоэтажных, серых и огромных странной формы развалин в незнакомом мне мире. Это были полуразвалившиеся от древности городские кварталы непривычной формы, отдаленно похожие на творения Гимара или Гауди или обоих вместе взятых. И нигде ни одной живой души. Только я. Я и ветер, который с унылым ритмичным скрипом раскачивает старые причудливо изогнутые металлические прутья, гонит передо мной мелкий мусор, гудит и завывает в узких проходах между зданиями. Я двигаюсь вперед по дороге, такой же разрушенной и старой, как и окружающие ее дома. Все время меня не покидает ощущение, что за мной кто-то внимательно наблюдает. Это неприятно, заставляет меня ежиться и поминутно оборачиваться, пристально вглядываться в окружающие меня развалины. Чувства опасности нет, только ощущение пустоты, одиночества и печали. Но сколько я ни смотрю, ничего живого я не замечаю. Что самое удивительное – так это ощущение живого взгляда в этом странно покинутом и заброшенном мире. И этот взгляд я продолжаю ощущать еще долго после пробуждения. От него не веет опасностью, только на душе становится как-то муторно и тревожно. И я, весь в тревоге и тоске, просыпаюсь.

Мои видения с каждым разом становились все более яркими и отчетливыми. И если сначала мои путешествия проходили как бы в легком тумане, то теперь я отчетливо видел каждую мелочь: трещинку на древнем камне, осколки прозрачного желтоватого стекла в окне, какой-то странной формы и цвета мусор, ржавые куски погнутого и изъеденного временем металла. Я стал даже испытывать странное ощущение покоя и комфорта среди этого унылого ландшафта. И сопровождающий меня взгляд уже так не тревожил меня.

Каждый раз сон заканчивался почти в одном и том же месте – я стою в центре старого города среди полуразвалившихся зданий, где-то далеко впереди меня в конце улицы виден выход на большую площадь. Правда, сколько я не пытался подойти к этой площади, кривые улицы уводили меня от нее все дальше и дальше. Странно, что я так стремился разумом туда попасть, тогда как мои ноги, словно повинуясь каким-то чужим командам, несли меня в совершенно противоположном направлении.

В последнее время я уже с привычным нетерпением и совершенно без всякого страха ждал ночного сеанса, но эти странные сны посещали меня не каждый день. Я пробовал экспериментировать: засыпал на голодный желудок, весь день, просидев на одних соках, наедался до отвала, выпивал за день несколько литров вина и хмельной отправлялся в постель, иногда пробовал и снотворное. Но эффект от этих попыток был нулевым – странные сны не подчинялись никакому заметному для меня ритму. И я давно перестал с ними бороться, воспринимая их появление уже почти как должное.

И в этот день, как и во все предыдущие, я быстро приготовил и проглотил завтрак, на ходу оделся и побежал на работу. И хотя в гараже у меня стояла сверкающая новенькая машина (подарок родителей), в это утро я сознательно вышел пораньше, чтобы пойти на работу пешком.

Работа моя, а работал я в небольшом компьютерном центре одной транспортной фирмы, находилась от моего дома в трех кварталах пути. Мои родители были против моей работы, им не нравилось, что я, отпрыск когда-то знатного и славного рода, целый день сижу за столом и нажимаю на кнопки. Отец к моему увлечению компьютерной техникой всегда относился с известной долей снисходительности, хотя и не принимал этого занятия всерьез. Он надеялся, что со временем я остыну и займусь более серьезной работой, а вот мать каждый раз во время нашей очередной встречи неодобрительно поджимала губы, начинала мне выговаривать и надоедать, прося, чтобы я бросил эту работу и занялся чем-нибудь полезным. Правда из всех наших с ней разговоров я так и не понял о чем это таком "полезном" идет речь.

Со временем я научился бороться с этими нудными наставлениями – я хватал мать в охапку, кружил, а потом оставлял ее, раскрасневшуюся и смягченную, в комнате и отправлялся в сад, где до седьмого пота помогал нашему садовнику возиться с ее любимыми розами, чем окончательно завоевывал ее расположение. На следующий приезд все повторялось сначала, но я знал, как любят меня мои старики и давно уже научился терпимо относится к их наставлениям и поучениям, все равно я всегда поступал по-своему, сохраняя при этом видимость почтительного сыновнего послушания.

Я был поздним и неожиданным ребенком в семье, родился тогда, когда все надежды моих родителей обзавестись потомством рухнули. И тут вдруг такое сокровище привалило, ну как же над ним лишний раз не потрястись. Мне это здорово надоедало, я ворчал, вредничал, вырывался, всячески проявляя свою непокорность, но в глубине души я их очень любил, моих стариков, таких дорогих, милых и немного старомодных.

Ну а если разобраться, то работа моя была не хуже других: мне было интересно, все, чем я занимался, быстро и без усилий получалось, а, кроме того, это было место, где я мог пообщаться со своими единомышленниками. Особых контактов я не заводил, да и друзей у меня было совсем немного. В самом Париже остался только Этьен, вечно чем-то лихорадочно увлеченный и погруженный в решение "самых сложных" задач на свете, что впрочем, не мешало ему оставаться моим добрым другом, да еще далеко-далеко, у прозрачных озер среди пламенеющих лесов Висконсина ждала меня дорогая Паола.

О Паола... Золотая моя Паола... как я хотел бы очутиться там возле тебя, почувствовать медовый вкус твоих губ, зарыться лицом в твои душистые волосы, заглянуть в твои бездонные глаза...

Я закрыл глаза и представил себе осенний лес под маленьким американским городком Сатклиффом: яркие листья клена, тусклая бронза дуба и этот удивительно прозрачный воздух, пахнущий чуть горьковатым запахом далекого осеннего костра.

Я тряхнул головой, выпроваживая из памяти это сладкое наваждение.

Да, хорошей работы сегодня явно не получится и, отодвинув от себя управляющую консоль, я быстренько собрался и выскользнул из офиса на улицу.

Пусть простит меня мой добрый шеф, но какой смысл сидеть в такой день в конторе, когда никакой стоящей работы все равно нет, а играть со старым Стивом (так я называю свой компьютер марки СТ-8) в игры в прекрасный апрельский день казалось просто кощунством.

Я любил бродить по древним кварталам города сам, особенно вечером, когда ты остаешься практически наедине со всеми своими мыслями и когда кажется, что существуешь только ты и весь мир, и больше никого нет. Призрачные тени прохожих, отдаленные гудки автомобилей, далекий свет окон, мерцающие, подрагивающие огни в реке – все это создавало удивительную атмосферу живительного бальзама, в которую я с удовольствием погружался. В такие часы хорошо думалось, появлялись оригинальные мысли. Я дорожил такими мгновениями и старался их продлить как можно дольше.

Вот и теперь я сидел за ажурным столиком маленького уютного кафе, а высоко вверху в вечернем небе реактивный самолет чертил с далеким гулом белую полосу, которая в лучах заходящего солнца то и дело меняла свой цвет от ярко-желтого до нежно-розового. Небо темнело, робко появлялись первые бледные звезды. А здесь за столиком мне было тихо и удобно, под негромкий шум пролетающих по далекой автостраде автомашин хорошо думалось. И я, потягивая терпкое белое вино, думал о своих снах, о Паоле, наступающем отпуске, когда мы вдвоем отправимся на лодке вверх по озерам, будем плыть и плыть, а вечерами разводить костер на берегу, смотреть, как умирает день и рождается ночь, рассыпая мигающие огоньки звезд по всему небосводу.

Внезапно что-то прилетевшее из невообразимого далека коснулось моего мозга и тут же ушло. У меня без всякой на то причины кольнуло сердце, вся моя призрачная картина дрогнула и рассыпалась, тень чего-то тревожного и неумолимо приближающегося накрыла меня, стало зябко и неуютно.

Расплатившись, я направился домой, бродить по городу что-то расхотелось.

Привычно просмотрев вечерние новости по телевизору, отправился в спальню, где, уютно устроившись среди подушек, еще два часа читал, пока приближающийся сон не заставил меня выпустить книгу и уснуть.

... И снова я в чужом городе, брожу среди пустынных улиц, заглядываю в полуразрушенные дома, где ветер играет засохшими листьями, обрывками старых полусгнивших бумаг с незнакомыми мне, похожими на китайские иероглифы, странной формы буквами. И все тот же пристальный наблюдающий внимательный взгляд в спину.

Он не злой и не добрый, он просто отстраненный, спокойно смотрит на меня из ниоткуда, не оставляя меня ни на секунду. Я уже привык к нему, он меня уже не тревожит так как раньше. Картина такая же, как всегда. Я шагаю по растрескавшейся дороге один, неторопливо оставляя за собой квартал за кварталом, ветер треплет полы моего плаща, и тут я впервые с удивлением замечаю какой-то странный сопровождающий меня все это время звук. Я останавливаюсь и прислушиваюсь. Звук повторяется. Среди всеобщего уныния и запустения он заставляет меня замереть и слушать. Снова раздается непонятный звук – это то ли плачь, то ли вой, я теперь его отчетливо слышу – он раздается со стороны городской площади. Я направляюсь туда, с удивлением отмечая, что на этот раз запрет снят, и я действительно иду к площади, а не поворачиваю, как обычно, в противоположном направлении. Звук раздается снова, уже гораздо громче и ближе. Но я по-прежнему пока не могу понять, кто или что производит его. Я почти бегу, мой плащ путается под ногами и мешает бежать, трещины и выбоины на старой растрескавшейся дороге заставляют внимательно смотреть под ноги. Но я неумолимо приближаюсь к площади, задыхаясь, вылетаю не нее, останавливаюсь и, пораженный открывшимся передо мной бескрайним пространством, замираю.

Площадь огромная, задние дома теряются где-то далеко в дымке и кажутся нереальными, огромные каменные плиты, которыми она вымощена, дышат древностью. Я бывал в Баальбеке, видел гигантские плиты, но даже они не шли ни в какое сравнение с этими огромными, созданными в незапамятные времена неизвестными мне архитекторами, плитами. Далеко в центре площади виднеется какое-то сооружение. Внезапно раздавшийся звук заставляет меня резко повернуть голову и посмотреть влево, и я с удивлением вижу, как недалеко от меня сидит и внимательно смотрит на меня большая обыкновенная земная собака. Я поворачиваюсь к ней и начинаю приближаться. Она сидит и спокойно ждет меня, большие уши поворачиваются и настороженно ловят звуки, но сама собака по-прежнему сидит спокойно, внимательно глядя на меня чуть раскосыми глазами. Я приближаюсь все ближе и ближе, протягиваю руку, влажный нос прикасается к ней, знакомясь. Я присаживаюсь на корточки, но неудачно, длинная пола плаща попадает мне под ногу, и я нелепо падаю, задрав ноги ...

И... просыпаюсь.