Текст книги "Дневник 1984-96 годов"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

1989

3 января, вторник. Встал еще до шести. Настроение плохое, тревожное. Спрашивается, а чего, собственно, мне горевать? Очень подействовал разговор с Г.Я. Баклановым еще 29 декабря, в день приезда. Только сейчас и мне стало ясно, какое непростое сложилось положение. Может быть, зря я в свое время отказался от «Совписа»? Ведь рано или поздно зажмут, перекроют кислород, начну писать в стол. Власть захватывает коротконогая деревня.

Прилетели 29 из Сингапура. Впечатления от этого города записывать не буду, только отмечу сад птиц и сам город – какая мощь, какая красота, элитарность!

На Новый год ездили в Болшево. Все, как обычно, около 2-х я уже спал. Прочел окончание верстки "Соглядатая". Опять кажется, что ничего уже больше не напишу. Сегодня еду за версткой книги в "Современник". Грустно и плохо.

В свое время не записал сна: снились мне Юра и мама. По-моему, они меня ждали. Было радостно от встречи с ними. Господи, Господи, Господи. Потихонечку пишу рассказ "Реквием геодезисту".

5 января, четверг. Читаю верстку книги. Роман в ней значительно живее, дыхание органичнее. Вчера смотрел новый фильм Сакурова «Дни затмения». Огромное впечатление, хотя и чувствуется некоторый у него кризис. Это обычно, когда человек насильно хочет обрести философию. Философия – это органика и – все. В фильме довольно много «закрытых» цитат, и тем не менее…?

13 января, пятница. С электричкой в 8.17, как всегда, приехал в Обнинск. В магазин за молоком и через лес, мимо дачи Кончаловского, к себе на участок. Тепло, около 0. Печку не топил, включил все электроприборы. Сейчас, к 18.00, уже около 14 градусов. За пять с половиной часов.

Как много, оказывается, значат для человека сосредоточенность, тишина и оторванность от иного мира. Здесь, когда остаюсь один, сразу начинаю чувствовать сладостное движение мысли, будто весь погружаюсь в переливы. Почему же в обычное время так трусливо и пустовато сознание?

Дневник уже довольно давно не пишу. Старею? Ленюсь? Мало за день скапливается "стоящего"? Или живу тихой, на отшибе, жизнью, которая не дает повода к событиям?

Вышел из печати, пришел домой, наконец, "Соглядатай". Во мне крепнет уверенность, что роман получился. Может быть, получился и значительным.

В прошлую пятницу раздался звонок из Литературного музея: просят мои рукописи. Я почему-то ужасно этому обрадовался. А вдруг? Я знаю этих кротов: в их действиях и оценках инстинкт и реальная, вне нашей писательской конъюнктуры, стоимость предметов. Может быть, не так уж все у меня и проиграно?

Сегодня долго глотал присланные Г. Елиным стенограммы Пленума правления СП РСФСР. Я проездил этот пленум по загранкам. Какая пленительная себялюбивая чушь! Они все мелят, только чтобы покрасоваться, сколько несправедливости в оценках, преувеличенного самомнения, желания обратить на себя внимание. Как мало трезвых голосов! Честно говоря, в положительном смысле удивил меня Г. Горышин. "И, если мне будет позволено, я выскажусь по поводу очень сильных выступлений, заявлений и выражений, которые прозвучали здесь в отношении русского народа, нашей судьбы, журнала "Огонек". Признаться, в том месте, где я живу, такие разговоры неприняты и даже невозможны, поэтому мое выступление – это как взгляд со стороны. Мне кажутся странными претензии той или другой стороны, той или иной группы, целого клана – высказывать как бы последнее слово, выступать последней инстанцией правоты. Мне никогда не приходит в голову, что позиция Коротича или "Огонька" представляет существенную опасность для судеб или репутации русского народа… в такой постановке вопроса мне представляется некоторая чрезмерность и некоторое излишество, ибо расчленение и нагнетание внутри нас самих разжигаемого огня, по-моему, совершенно непродуктивно в наше время". Не забывая о совести и объективности, говорили А. Турков, И. Филоненко, Ю. Рытхэу.

14 января, суббота. Чуть-чуть пошел рассказ. Мне иногда кажется, что мои родные живут и умирают, чтобы снабдить меня темой и ходом всей работы.

19 января, четверг. Три последних дня шел Пленум Союза. Выбирали депутатов в Верховный совет. Как много несправедливости, суеты, переоценки собственного значения во всей этой кутерьме! Список был чуть ли не в 80 человек, и большинство не захотело даже взять себе самоотвод. Что это? Вдруг проскочит? Г.Я. Бакланов перед последним голосованием снял с выборов свою кандидатуру. Это был не только расчет. Поступок этот вызвал во мне уважение. Когда в открытом голосовании не прошел, не собрав голосов, Астафьев, я крикнул: «Надо отменить голосование!».

А на слова Верченко: "Но это по закону", ответил: "Тогда я ухожу, если таков закон".

Сегодня у меня при закрытии Пленума, произошла история: говорили о "Совписе". Боже мой, сколько демагогических ухищрений! Ведь, в принципе, все просто: не пустить в издательство жулика.

Получены первые отзывы на "Соглядатая" – они обнадеживающие, а как лениво я начинал этот роман.

21 января, суббота. Сегодня по Ленинградскому ТВ показали «Сороковой день». Отношения к этому у меня, пожалуй, нет. Но из-за чего в свое время я беспокоился и волновался? Куда делись все эти переживания и страсти? Один час текста, где не очень даже чувствуется аргументация. Господи, а жизнь проходит.

Позвонил Ник. Арк.: "Было понятно?". Это по поводу "Сорокового дня". "Как же не понятно, если половина списана с меня?"

Вчера утром смотрел фильм о Визборе – интересно. Летний костюм, купленный в "Березке", мне маловат. Я сказал в этом фильме то, что мог с себя спросить. Все по чести.

Вчера вечером вместе с Баклановым, Шатровым, Искандером, Евтушенко – на выступлении в Доме кинематографистов. Были вопросы.

Дальше писать нет сил. Все у меня плохо. Сижу, слушаю шумы.

25 января, среда. С годами все больше и больше хочется писать тот вымысел, который есть правда.

27 января, пятница. Вел «Добрый вечер, Москва». Согласился немножко поговорить со мною Бакланов. Все те же нравственные вопросы: почему он снял свою кандидатуру со второго этапа выборов?

Я разодрался с Валей Демидовой, моим редактором на телевидении – пробивал свою идею о Церкви как утешительнице. Но пробил ее через старого соратника по Радио Александра Рудакова. Сегодня вместе с Сашей были в Патриархии у отца Матвея – секретаря. Очень интересная беседа, душой я поживел. Отец Матвей подарил слайды и крошечное Евангелие от Иоанна. Сейчас иду в библ. Ленина брать "Московский некролог" Модзалевского.

Прочел "Франциска Ассизского" Честертона. Произвело впечатление. "Реквием", материал о могилах и кладбищах, идет плохо, но идет.

8февраля, среда. Вчера вечером выехал поездом из Москвы и сегодня в Дубултах, в Доме творчества. Здесь семинар молодых писателей, много читаю. За окном все время шумит море. Болит сердце. Здесь Юра Скоп, излучающий недоброе. Залыгин приедет 14-го.

Вечером приходил Саша Дегтев. Вспомнили семинар в Сыктывкаре, Сашу Цыганова, Харитонова, Балакшина, Лену Грабову. Цыганов переехал в Вологду. Ему как кандидату для приема в Союз дали четырехкомнатную квартиру.

9февраля, четверг. Читал весь день. Встретил Наташу Иванову. Она тоже в Доме. Долго говорили, гуляли по берегу. Сказал, что перестал ее читать.

Она: "Это твой факт, а не факт общественного сознания". Она пишет книгу об Искандере. Я сказал, что это не интересно. Читал. Думал.

10февраля, пятница. В 10.00 обсуждали Сергея Стешина. Очень вяло, без смелости, но с претензиями. На обсуждении ребятами были сказаны две интересные фразы. «За великими пути нет. Их путь исчерпан», – Вася Белоглазов. «Видеть надо, когда работаешь, живого человека – тогда получится тип. А не типаж», – Л. Яковлев. Утром бегал много и окунался. На море у берега наледи.

После 15.00 обсудили Леву Яковлева. Немножко я разошелся с Евсеенко и Баженовым.

13 февраля, понедельник. Приехала на несколько дней Валя. Вчера обсудили Петю Куркова на семинаре Лукьянина. Мысль Лукьянина об изображении жизни не в самих формах жизни.

Сегодня – Ал. Никонов из Ульяновска. Интересный язык.

16 февраля, четверг, Юрмала. Настроение очень невеселое. Я понял, что две недели потратил, как всегда, не на себя, ничего не приобрел.

Сегодня утром прочел статью Галины Егоренковой в журнале "Москва" с огромными кусками о "Временителе". Вот тебе и правая пресса! Может быть, и в литературе есть смысл любить лишь тех, кто любит тебя? Внутренний конфликт с Баженовым и Евсеенко углубляется. Наверное, я больше ни на какой Совет не поеду. Пожалуй, и Залыгин со своей тихой осторожностью меня начинает раздражать.

17 февраля, пятница. Вчера вечером уехала Валя. Хорошее было утро, побегал, искупался, тем не менее утром устроил склоку с Полторацкой из-за Ермакова. Врал так, чтобы было видно, что я врал.

В том же N 1 "Москвы" – "Змеиный посох" Астафьева. Цитата с первых же страниц: «И вообще, крики в литературе, битье себя в грудь и заверения в том, что ты вот любишь родину, но другие вроде бы уж и не любят ее и не умеют любить, свойственно больше нашим литвождям. Отвратительная черта! Ее не было ни в какой литературе, в русской тем более!». Далее Астафьев пишет, что это «отвратительная» черта в характере, как правило, бездарных московских писателей.

19 февраля, воскресенье. Через два часа уезжаю из Риги. Вчера ездили в Рюндальский дворец и в Митаву – старый дворец, построенный на месте замка Кестнеров. Бирон в своей нетерпимости приказал снести замок и именно на этом месте, на старых фундаментах Растрелли, заложил герцогский замок, обезображенный ныне пристройкой общежития. В Митавском дворце показали место, где стояли саркофаги герцогов, в Рюндали – сами саркофаги. Говорят, что после войны, в 44-м, видели, как мальчишки катались на коньках, таская за собой мумию одного из герцогов. А взрослые? Как мы привыкли воровски обращаться с памятью!

От дворца в Рюндали получил огромное удовольствие. Все известно, все узнаваемо, но нескладно.

Здесь, в Юрмале, я почувствовал свой общественный возраст, меня уже даже стараются пропускать вперед в туалете.

И этот семинар не кончился без греха. Сегодня вызывали врача к Саше Драчеву.

23 февраля, четверг. Ну вот и свершилось. Вчера вышла «Литературка» с огромным аншлагом «Новый роман Сергея Есина», мечта идиота исполнилась, а принесло ли мне это счастье?! Рецензия, хотя и гладкая, но умная. Анатолий Карпов прочел роман хорошо, социально точно, но мне кажется, написано все у меня добрее. Недавно я понял, как сильно мой предыдущий роман проиграл из-за неточного заглавия. Буду его издавать только под названием «Временщик и временитель».

Вчера был в Литинституте на методологическом семинаре Игоря Виноградова на тему "Искусство дискуссии, полемики". Увидел впервые своих коллег в большом количестве. Довольно экзотическое зрелище. Все это зоопарк, оставшийся от старых времен. Правые, т.е. русские, так же нетерпимы, как и левые.

Все больше прихожу к выводу, что буду писать роман о Крупской. Видимо, не зря я собирал материал. Какое-то у меня было предчувствие.

1 марта, среда. Вчера закончил труд по «чтению» – состоялась приемная комиссия. Меньше чем за месяц я прочел и отредактировал более 120 листов. Вечером был на бюро секции прозы. Полагаю, что идет медленный захват самой некультурной частью Союза всех его органов и представительств. Мозг этого – Шугаев. Все катится к усреднению.

Появилось несколько тем для рассказов. Надо вернуться к своему юношескому периоду. Средняя Азия. Театр. Капитолина. Любовь. Старость в ожидании рока. Нашел момент, когда увидел, что стар. Размышляю над фантастическим романом. Пока, кроме начала, ничего нет. Может быть, чувство обиды?

Вчера поздно вечером смотрел фильм Дэвида Линна по "Доктору Живаго". Во-первых, напоминание сюжета – довольно банального, но очень русского по своим основам. Поиск единственного существа. У Пастернака надо учиться создавать в литературе образы производства, действия. Живаго – врач и поэт. И нигде об его психологии творчества, нигде нет стихов. Поэт и все. И получилось. Негении подводили бы сложные сачки и сети. Во-вторых, как крепко и значительно показана революция. Какая талантливая, подкорковая метафора: революция – и разрушение, и нарушение человеческой жизни, которой до этой революции нет дела.

И вот еще, забыл: на бюро стали говорить о приглашении Сахарова в Союз. Естественно, многие были против. Я говорил, что€ этот человек сделал для свободы у нас на родине, что, в случае его приема, этот человек сможет нас защитить – он патологически смелый, а закончил, отбиваясь от всех: просто его боитесь, боитесь как сильного конкурента.

6 марта, понедельник. Был на даче, красил теплицу. Хорошо, одиноко. Веду борьбу с ТВ – определенно, это наркотик. Немножко написал. Сегодня я как-то удивительно остро понял идею саморазрушения человека. Много звонков по роману. Спрашивают, откуда я все это знаю? Завтра «Книжное обозрение» будет снимать с меня «показания».

Наконец, ночью снились Скоп и Сафонов. Что меня беспокоит? Ведь дал же себе слово ничего не хотеть. Надо смиряться с ролью писателя, иначе не выживу. Вся суета писательская – не для меня.

17марта, пятница.Обнинск. Удивительная оттепель. В доме тепло: 18°. Включил электрокамин. С крыши падают тяжелые капли и бьют в жесть на наличниках. Как только приехал, сразу отомкнул сознание творческое: наплывают мысли по поводу судебного эпизода в «Реквиеме». А в общем-то – не пишу. Последнюю неделю был занят «ЛИК» (литература – искусство – культура) – передачей (5 часов), которая по субботам идет по радио. Сюда пошли мои фрагменты из «Власть культуры» и два новых эпизода, которые я написал: Тельман и Сергея Демиденко. Два поэта – Пушкин и Есенин. В этих очерках и интервью я пытался быть предельно справедливым. Эта моя «центристская» позиция многим не нравится. Все вербуют соратников, навязывают и боятся, что кто-нибудь может иметь возможность поступить по-другому. Не четко или искренне – а именно по-другому.

Валя 15-го вернулась из Австрии. Она подружилась с Аскольдовым, режиссером "Комиссара". Он ведь тоже "центрист". Мы все боимся банальности партии.

Второй день идет Пленум ЦК по с.х.

18марта, суббота, Обнинск. Я буквально чувствую, как время утекает, обтекает меня. Почему так медленно сотворение мысли? Любая фраза ворочается во мне как булыжник в камнедробильной машине. Мне кажется, я умышленно все затягиваю.

Вчера много думал о "биографическом" в своем творчестве. Почему так всем хочется найти подоплеки, приписать все имевшее место личности, все превратить в лай стриптиза. Какие вехи отправные для такой точки зрения у меня в романе? Отец сидел, сестра – за границей. Но ведь тысячи сестер уехали и миллионы отцов были репрессированы! Но нет, с упорством маньяков меня затаскивают в похожее, в привычное. Через биографическое читателям легче проникнуть в тайны творчества, легче стать на одну доску с писателем? В конце концов, ведь у каждого есть биография и любой считает ее значительной.

19 марта, воскресенье, Обнинск. Вчера весь вечер читал материалы ХIV съезда. Много интересного, те же приемы невежественной демагогии. Разговоры Сталина о демократии. Вчера поздно приехал С.П. – топили баню.

Утром занимался садом и хозяйством. Рассказ опять приостановился, но "моторчик" уже работает. Прочел в "Юности" рассказ Тани Набатниковой. Это школа без пропусков: все довольно понятно, но обращено внутрь собственной жизни.

23 марта, четверг. Вчера вышла «Литгазета» с рубрикой «Впечатление художника» – большой невыразительный рисунок к «Соглядатаю». Это немножко подсластило пилюлю. Два последних дня шел пленум СП. Выборы в Верх. Совет прогремели как салют, но практически два дня шел спор из-за правления «Сов. писателя». Стреляный, который добивался места директора, вышел из игры. Судя по спискам, издательство захватывается силами мрачноватыми. В конце первого дня я в реплике сказал: все, что происходит – незаконно. Действительно, не было кворума. Полное число избирателей – 539, участвовали в выборах в депутаты – 341, но в выборах в «Совписе» (в голосовании за Стреляного – 60 с чем-то за и 70 с чем-то – против. Округляем —70 и 80 – 150, нет и половины). Утром И. Дедков сказал о ликвидации выборов. Проголосовали. «Мы не формалисты» – это припев Сталина на XIV съезде. Хотя закон начинается с воплощения формальности.

Вся Москва оклеена плакатами в защиту Ельцина. Да не так уж хорош этот Ельцин, но ведь Зайков не осмелился баллотироваться по Москве. Вчера по ленинградскому ТВ выступали Чичеров и Паршина – фамилии этих двух рабочих в сообщении ЦК, в той части, которая касается "будущего" дела Ельцина. Судя по всему, они отмывались и отмазывались от оппортунистских шалостей. Хотя и в их репликах (особенно Паршиной) – генетическая неприязнь "рабочих", ставших в наше время членами ЦК именно из-за своего социального статуса (рабочий, партия), к крепким управленцам, да еще к такому политику, который готов вынуть почву из-под создавшегося порядка, из-под их членства в ЦК.

Итоги голосования в депутаты: против Астафьева – 70, Распутина – 55, Залыгина – 48, Воронова – 87, больше всех.

29 марта, среда. Москва. Совершенно забросил дневник. Вялость и подавленность чувств. Все то же ощущение обойденности, с которым борюсь. Все время уговариваю себя: писатель должен сражаться другими методами. Но слово «сражаться» также не подходит: жить иначе, нежели обыватель. Жить с народом – это не значит жить в хлеву.

Прошли выборы. По Москве они отличились безоговорочной победой Б.Н. Ельцина. Этого воспитанника системы и по-крестьянски скрытного демагога мы сделали национальным героем. Посмотрим, что будет дальше, средства массовой информации до конца боролись против него. В день выборов во "Времени" "ненароком", "мельком" показали несколько бюллетеней: из них три с зачеркнутой фамилией Б.Н. Ельцина и лишь один – с зачеркнутой фамилией Бокова. Даже в своих мечтах, в подсознании, ТВ сражалось до последнего. А как меня отчитали за упоминание его во время избирательной кампании.

Вышли в "Литроссии" два моих материала: рецензия на А. Цыганова и интервью из Дубултов. Не молчу, что хорошо.

Позавчера, кажется, придумал новый роман. Чувствую, хотя опасений здесь много, остановлюсь на этой идее. Роман будет называться "Казус". Некий историк пишет учебник и думает, как бы обойти "казус" с перестройкой. На трибуне мавзолея Чурбанов, Нина Андреева. В романе. А может быть, это молодой аспирант, приходящий к профессору на консультацию. Коротич – консультант по той смутной эпохе и т.д. Закончу повесть, начну писать. Повесть сейчас меня волнует больше всего: задерживаю.

Вчера обсуждали Витю Обухова: интересно, но все доказывают не то, что они пишут, а что могут писать. Отдал Килундина Кирееву. Не плохо ли я поступил? Но так слабо по языку!

31 марта, пятница. Закончил трехдневную голодовку с яблоками для очистки печени. Возможно, было несвежее оливковое масло. Жизнь медленно и мучительно крутится вокруг своих осей. Потихонечку пишу «три верблюда» (Реквием) и подхожу к «Казусу». Духовная жизнь застыла на месте, очень низка работоспособность, потому что не хватает времени. И еще гнетет меня возможность остаться без денег.

Сегодня "Добрый вечер, Москва". Деньги ли это для меня? Конечно, в первую очередь, возможность высказаться.

Ночью, в 2 часа, проснулся и читал Бёлля. Его "Дневники", фрагменты которых напечатала "Литгазета". Очень много близкого мне. "Если я становлюсь похожим на других людей, я умолкаю. Именно поэтому лишь я твердо сознаю свои отличия от других. Но сразу перестаю быть в чем-либо уверенным, едва начинаю подпевать хору" (1939). "Я считаю, автор ни на йоту не должен чем-либо поступаться ради публики, ни шагу не должен делать ей навстречу".

4 апреля, вторник. Забыл написать, что в прошлый четверг выступал у пенсионеров где-то в районе м. «Аэропорт». Сегодняшняя библиотека, типичная обстановка. Старые люди жмутся друг к другу, понимая, что только в этой общности, слушая друг друга, воспринимая друг друга всерьез, они будут вызывать уважение.

Параллельно слушанию: пока идет работа мозга, идет жизнь. Моя литература – это литература моего данного момента.

Сколько моих рассуждений стали рассуждениями людей.

Точка зрения по "Имитатору": расчет делается на мелкость людей.

Вчера читал Набокова (начал роман "Пнин").

В "Иностранке" N 1 несколько интервью т.н. эмигрантов. Георгий Владимов: "Дети Арбата" Анатолия Рыбакова, может быть, и сенсация для советского читателя, но не для эмигранта, располагающего куда более обширной информацией. Вообще, на мой взгляд, писатель тогда может сильнее себя выявить, когда пишет о вещах, всем известных – именно поэтому так трудно высказать нечто новое о том, скажем по Чехову, "как Иван Иванович полюбил Марию Ивановну". Роман Рыбакова наводит на грустные размышления, пример того, что книга в СССР может быть обязана своей популярностью лишь затрудненному доступу ко всем сторонам мировой культуры".

Вчера заключил договор с "Орбитой" на "Соглядатая".

23 апреля, воскресенье. Чувство отчаяния и неисполненности моей судьбы владело последнее время. Отчетливо осознаю, что, получив понимание литературы слишком поздно, я проигрываю жизнь. Собственно, она уже проиграна. Но оставшись в одиночестве, я надеялся на литературу. Самое тяжелое потрясение – это организация Пен-клуба. В смысле организаторов: Маканин и Ким. Но почему я думаю о несправедливости? В конце концов, они начали на 10 лет раньше. Что же из того, что я знаю о себе, – все-то этого не знают.

Уже в Москве рассказал Афанасьев, какой скандал Рыбаков и Наталья Иванова устроили ему за робкое упоминание в "Литературке" о художественной недостаточности "Детей Арбата". В качестве компенсации с удовольствием процитировал в передаче (пойдет 27 мая) Владимова.

24 апреля, понедельник. Утро. Я и не писал дневника – не хотел разжигать в себе обиды. Меня все раздражает и делает нетерпимым. Этому способствует удивительная политическая ситуация. Постепенно – выборы это показали – к власти приходят демагоги. Кто такие эти политические обозреватели и писатели, которые прут к власти? Почему они дают невыполнимые обязательства? Почему есть стремление все разрушить дотла?

Последнее время очень много переживал из-за общества "Апрель". Когда оно организовалось, Бакланов говорил о нем пренебрежительно. Теперь вместе с Коротичем и Рождественским он в него вступает. Это, как бы ни был плох СП, опять общество по разрушению. Определенно всем надо пройти через ученичество. Только на садовом участке ты понимаешь, как легко что-нибудь разрушить – сараюшку или грядку и как трудно сделать вновь. Я не понимаю логики "Апреля" и его созидательной программы, кроме: СП – плохой. А могут ли быть "хорошими" секретари, не созидатели? Они живут на вторичном.

В прошлый четверг была редколлегия в "Знамени". Съезд победителей. Я чувствую себя там лишним при всем моем уважении к Бакланову.

Очень интересно говорил В. Маканин о национальном вопросе, о разрушении последней империи. Стоит ли так волноваться из-за отпадения периферии?! Законы роста поверхности и массы клетки. Назревает момент, когда к центру клетки питание не поступает, и она делится. Это дело жизни. О, Россия…?

Очень волнует все, что происходит в Грузии. Как очевидны политики, хотя бы в подтексте стремящиеся все переложить на русских. Как будто бы уже и Берия, и Сталин – не сыновья грузинского народа? Сегодня ночью читал сборник об А. Белом.

Исполнилось 25 лет со дня основания "Кругозора". Какими оперирую сроками!

28 апреля, пятница. Пишу, как всегда, утром и, как всегда, о вчера. Получил, наконец, паспорт для поездки в Корею. Дитя прошлого времени, я нервничал, когда узнал, что поездку на неделю отложили? Что? Как? Почему? Обычно все в графике. Объяснение, что ошиблась девушка, покупавшая билеты, я не принял.

Утром был в церкви напротив французского посольства, по пути в Центральный дом художников. Опять, глядя на полную соотечественников церковь, с их корявыми, но дорогими мне лицами, я подумал, что на Руси будет только так, как захочет этот народ. Лишь бы он проснулся. В чем смысл православия? Еще и в объединении, сращивании, параде перед миром единой веры, единых глубинных интересов.

В ЦДХ был на выставке Г. Назаренко и каких-то французских… Но до этого зашел на выставку новых поступлений скульптуры в ГТГ. Как коряво и старомодно работает литература, скульптура ее обгоняет. Пока мы, сытые, распухнув от чванства, пыжились – полуголодные художники работали. У Назаренко надо думать о кино. Она не может вложить в содержание еще и время, еще и некий смыслово-временной приварок, отсюда "наплывы". Это триумф современного содержания и болезнь формы.

Вечером в ЦДЛ был на хронике. Все это очень интересно, и Сталин, полуобнявший Бухарина на XII съезде, и портреты "вождей" на все время.

Вглядываясь в титры, сделанные из цитат (многие фильмы немые), думаю, что взяли они нас на крик, на фразу, на магию примитивных, часто повторяемых слов. И этот Бухарин в косовороточке и сапогах – честолюбивая маска "лидера". Потрясли: первое – дети, подобие взрослых вождей, и второе – как постепенно в нашей жизни росла и совершенствовалась трибуна. Трибуна на XII съезде, эдакий пюпитр, и трибуна-агрегат с гербом, с которой Черкасов приветствует Сталина. Незабываемое. Это из моей жизни.

30 апреля, воскресенье. Уехал в долгожданную поездку в Корею. Это, надеюсь, материал к моему новому роману. «Заряжал» на лето дачу, сажал, поливал рассаду в теплице, приехал около 3-х в Москву, ставил мою бедную машину – несколько дней назад ее ночью вскрыли и вынули приемник. Малые несчастья страхуют от больших. Теперь клею, перерисовывая из записных книжек, свой дневник. Брать «гроссбух» не решился.

1мая, понедельник. Около 12 дня прибыли в Пхеньян. Смотрю на все с жадностью – последний оплот (!) тоталитаризма. Аэропорт. Крутится японская техника. Я заглянул в телевизор – реклама русской водки. Гостиница, обед. Прогулка по набережной. Ужин. Переводчик Цой – студент, 5 курс. Переводчик Пак.

Вечером на центральной площади Пхеньяна по случаю 1 мая народные танцы. Фонтаны. Памятник. Вся страна выступает. Первый ряд танцоров – профессионалы. Транспаранты над головами. Над домами – военный прожектор, который крутят за оглоблю. Падают сумерки. Цвет праздничный – розовый. Пхеньян готовится принять у себя Всемирный фестиваль молодежи. Репетиция?

Нет ни одного здания, которое строили бы, говорят, дольше двух лет. Вечером собрались у меня в номере. Здесь прелестно – ни о чем не надо спрашивать. Или не расскажут, или все расскажут сами. В холле отеля "уголок природы". Скалы, чучело медведя, цветы и растения в горшках, а надо всем на пластмассовой леске висит чучело горного орла, поворачивающееся и подрагивающее под дуновением ветра.

2мая, вторник. Встал в 6.30. Долго бежал по набережной среди многих корейцев, занимающихся джогингом. Прошли две байдарки и восьмерка. Посередине заповедника чистого воздуха.

Отвезли к дому Ким Ир Сена. Крышу каждые два года меняют. В каждом детском садике есть макет этого дома. Корейцы изучают эту жизнь, а точнее, житие с детства. Все намечено и все планируется под житие. Наверху, на горе над домом, огорожено "место борьбы": Герцен и Огарев на Ленинских горах.

Здесь невольно вспоминается и рассказ, как собирали музей В.И. в Ленинграде. В доме М.В. Фофановой нет ни одного подлинного предмета, признавались музейщики, кроме наперника. Беседка "10 000 видов сверху". Неизбежное фотографирование, атмосфера мавзолея. Символика весов, расстояний, чисел, цвета и объемов.

Толю, который мне нравится, иногда надо выпускать в наморднике: очень много слез, хочется его, как радио, выключить. Это я о спутниках.

Забыл в свое время записать – в разговоре с Н. Ивановой мой ответ: "Ты никогда меня не поймешь, потому что не сможешь перешагнуть через родственное и национальное".

Видел репетиции к фестивалю. Люди уже вовсе не молодые. Потом узнал объяснение этой грации, этим почти балетным па. Пение и танцы – один из основных предметов в школе.

Ходили в театр. Билеты, которыми "премируют ударников". Поразительный концерт, где пять тысяч артистов и пять тысяч зрителей. Сам огромный театр построен с умопомрачительной роскошью: везде резная, ручной работы мебель, хрустальные люстры, драгоценные ковры. Удивительный розовый с фиолетовым "восточный цвет". Два любимых символа: восходящее солнце и путеводная звезда. Эстетика фонтанов.

3 мая, среда. Были утром на плотине. 3 км стоимостью 4 млн. долларов. Плотина сделала течение реки судоходным, отгородила долину от паводков.

После обеда немножко поработал и поехал к памятнику воинам Сов. Армии, погибшим в 45-м. Хорошая надпись на обелиске.

Вечером видели грандиозный концерт во Дворце профсоюзов. Около 4 тыс. зрителей, 5 тыс. участников. Проблема зрителей и участников. Очень хочется не забыть детали. Отстегиваемые с боков занавеси, хор, состоящий из сотен и сотен человек. Панорама, как в старинном театре, вроде декорации к "Спящей красавице" в Большом. Местами это картины Пхеньяна и страны. Детали суперреализма. Летящие аисты, чайки и огромные рыбины. Совмещение песен, исполняемых на сцене, и кинокусков. В каждое их появление – аплодисменты. Страна, которой надо гордиться. Вот отличие от телевизионного показа. Условные куски: "Падает снег" – "Великий поход"; "Маленький горнист" – баллада-балет; "Рыбаки уходят в море", "На стройках страны", "Детская сюита" (девочки, на плечах еще девочки, 5 этажей). Сотни аккордеонистов. Поющие люди на сцене в орденах. Тексты песен на четырех языках на порталах сцены. Длинные платья на певицах. Все с тщательной парадностью.

Много размышлял над своим футурологическим романом, читал.

4 мая, четверг. Утром были на Тэсонсанском кладбище революционеров, деятелей революции и освобождения Кореи. Новое, построенное за 3 года, кладбище-учебник. Чьи только там кости? Открыто 10 сентября 1975 года – 30 га 3 тыс. могил. За 2 года перезахоронены политические деятели с 1930 по 1984 год. Кто умер позже – тем не повезло. Наверное, есть могилы-фикции. Все строго, чтобы не портить замысла. 106 скульптур-портретов. Сначала хотели сделать эти скульптуры из черного камня, а Он посоветовал красный. Вазы с искусственными георгинами у могилы матери Ким Чен Ира (умерла в 32 года от простуды).

Оттуда – в Ботанический сад. Все довольно бедно, показали цветок в честь Ким Ир Сена и цветок в честь Ким Чен Ира (вид бегонии). Для разведения этих именных цветов выстроено специальное помещение. Честно говоря, больше хотелось погулять. Потом пили чай с женьшенем. После обеда были в школе. Директор школы – мой ровесник. Говорил о своей карьере: по годам все сходится. Он закончил Университет в Москве в 61-м, я – в 60-м. Быстро провел по лабораториям, не скрывая, что это показуха. В лаборатории крутились все машины, дымили все паяльники, были вынуты все вышивки, куда тыкали иглой. Перед этим, в беседе, он сказал, что он сам любимец вождя – тот голосовал за него в горсовет, – а значит, и вел себя как любимец. Танцы и песни в массовом порядке, как обязательный предмет в школе. Танцующая школа. Эпизод об этом надо поместить в статью "Власть культуры" – по части эстетического воспитания скромные корейцы далеко нас обогнали. Теперь ясно, почему так хорошо танцует целая толпа.