Текст книги "Дневник 1984-96 годов"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц)

Получил с машинки и вычитал "Венок геодезисту". Как всегда, неясно, что я сделал: хорошо ли? Плохо? Общую ситуацию не вижу, но отдельные страницы нравятся, есть напор, мысль. Остались последние штрихи по предыдущим работам, в первую очередь по "Технике речи", потом – пристроить "Венок", и остаюсь один на один с ужасом нового романа.

Записывал ли: Москву захватили вороны, город – свалка.

И есть еще одно условие: герой отсидел три – пять лет. Действие практически разворачивается при новом Брежневе?

27 июня, вторник. Не могу себя заставить писать ежедневно дневник. Многое пропадает, я пишу «в уме», про себя, и порой мне кажется, я это уже записал. А часто не пишу из-за какого-то чувства отчаяния. В понедельник (сидел почти весь день) проредил «Технику речи», мне кажется, конец все же вяловат, нужен еще один поворот. Может быть, посмотрю рассказ с точки зрения своего отношения к студентам.

Литературная жизнь вроде бы затихла, но чувство обделенности по-прежнему меня преследует. Жизнь страшит.

Теперь главное, из-за чего я взялся за дневник сегодня: посмотрел Ж. Кокто "Орфей", прочел "Русофобию" Шафаревича (N 6 "Современника") и "Все течет" Василия Гроссмана ("Октябрь", N 6). Все это вещи, способные вызвать сильнейшую ипохондрию от собственного несовершенства.

Шафаревич, конечно, вооружает русскую мысль неким импульсом. Его статьи интегрирует движение, лишает каждого русского крайнего беспокойства за судьбу Родины и предостерегает. Интересно, что мысль Шафаревича – не изображать Россию как страну рабскую – перекликается с Гроссманом.

"Подобно тысячелетнему спиртовому раствору, крепло в русской душе крепостное, рабское начало. Подобно дымящейся от собственной или царской водки, оно растворило металл и соли человеческого достоинства, преобразило душевную жизнь русского человека" (с.92, N 6, "Октябрь").

"Девятьсот лет просторы России, порождавшие в поверхностном восприятии ощущение душевного размаха, удали и воли, были немой ретортой рабства…?" Я совершенно с этим не согласен. Наше "рабство" если и выводить, наше умение идти в рабство – это из-за совестливости, из-за чувства судьбы, из-за ощущения всевышней воли, стремления пострадать, чтобы в этом страдании искать и обрести правду. Мы ведь никогда не знали душевного рабства.

"Орфей" – это фильм 49 года! Как много, оказывается, значит, что мы вовремя не видели, не читали и не знали. Удивительно, что фильм не постарел. Фильм с самодеятельным режиссером, с "литературщенным" сценарием, с очень простыми мыслями. И как современно.

Испортилась машина – я в отчаянии. Значит, надо идти на поклон во внешний мир!

3 июля, понедельник. С утра возил Валю в Болшево к Райзману, а после был в «Молодой гвардии» у Галины Степановны Костровой – отвозил мои предложения по книжке учеников и забирал рукописи Васи Белоглазова. После был в «Новом мире» и «Знамени» – развозил рассказ. Я, как всегда, сделал его на ксероксе – кто быстрее напечатает. Но ведь ненапечатанный рассказ никому не нужен!

Выяснились детали относительно публикации Солженицына. В прошлую среду С.П. Залыгин был у секретаря ЦК Медведева, тот категорически против, С.П. пригрозил отставкой. Как всегда, партийная власть не соображает, с какими калибрами культуры имеет дело. Передали все на секретариат Союза писателей. На секретариат, который состоялся в пятницу, не приехали ни правые (Бондарев), ни левые (Шатров, Бакланов, Коротич). Говорят, Шатров писал по поводу Солженицина письмо в ЦК – причина одна: А.И. плохо относится к иудеям.

Вчера вечером был в театре. К. Сергиенко "Собаки" (Собаки!..) Смотрю Ставропольский театр исключительно из-за афиши – типичная афиша провинции. Театр погибает из-за стремления потакать зрителю. Пьеса, сконструированная на остатках эстетики Шарикова, полна любимых зрителем манков, а не ходят. Ходят на название "Я стою у ресторана" – все билеты проданы. Мой любимый Ростов, переехавший из Костромы в Ставрополь, холоден и ложно-темпераментен.

5 июля, среда. В понедельник вечером снова был в театре. «Свалка»

Н. Коляды – высчитанное, рассчитанное на публику произведение. Театр уверяет публику, что она-то, в отличие от сцены, другая, у нее есть надежды. Какое все-таки у театра безошибочное чутье на пошлость, как он бежит от всего, что может по-настоящему взволновать и заставить сделать интеллектуальные усилия. Воистину, последнее, – самое тяжелое. Недаром на современном театре так охотно эти духовные усилия заменяют пластикой: танцами, дзюдо.

Встретил Веру Максимову, долго говорили. Меня очень увлекает ее борьба с Шатровым. Весь съезд ВТО, оказывается, был отрепетирован у него дома. Зачем? – спросил у Веры. За два последних года у него 41 зарубежная поездка и 20 – у Смелянского. И, честно говоря, я все же не понимаю – зачем?

Сегодня все утро ездил по строительным магазинам: переделывал крыльцо, ищу шифер. Купил пластмассовый, дорого.

Два последних дня взахлеб читаю Сем. Липкина "Декада". Очень узнается Р. Гамзатов (Мансур). Интересные мысли о Боге и науке.

Прочел С. Каледина "Стройбат" – литература наблюдений. Интересно, мастеровито. Путь ли это литературы?

9 июля, воскресенье. Вчера вечером сорвался и на электричке поехал смотреть «Франциска Ассизского» Лилианы Кавани – финал московского фестиваля. Возможно, это и будет самым моим большим впечатлением от начавшегося фестиваля. Сейчас все во мне обострено в размышлениях о религии и судьбе России. Уже вызрела мысль, что родина выше порядка и политических стереотипов. Ради нее, если будет необходимо, надо жертвовать и этим.

В дороге прочел "круглый стол" о религии и христианстве в "Московском литераторе" (все это соотнесено с Грэмом Грином). Под впечатлением "Воздуха свободы" Л. Габышева ("НМ", N 6). Сильно, хотя с моей точки зрения литература – не совсем судьба. Это еще и некая разведка независимого. Не завидую ли? Нет. Мое все впереди, быть может, уже после смерти.

Пишу на пути в электричке. О фильме, повести, "круглом столе", – потому что все это фон, лишь фон для размышлений о романе. Ясен герой: преподаватель атеизма. Есть и некий вариант названия: "Тринадцатый апостол". Рай должен кончиться некоей религией неповиновения. Не так ли?

На даче Иван построил новую терраску.

25 июля, вторник. Утро. Надо немедленно начинать работать. Прошедший фестиваль очень меня поколебал. Может быть, раздражает суета, в которой лично я не участвую. С моей точки зрения, фильмов нет. Куда все это делось? Обмельчало, исчерпав себя, искусство, постарел я, публика? Оба написанных рассказа раздал по журналам. Никуда не звоню: как?

Начал новую работу для "Кругозора", но ушел в сторону, в мемуары. Это о первой звуковой записи А. Солженицына. Возможно, получатся мемуары редактора. Надоумила меня "Автобиография" Евтушенко в "Неделе". В какие юные годы он овладел искусством политической конъюнктуры!

Сейчас попробую побегать. В 13.00 поеду в Москву.

Надо начать роман, и все тогда пойдет.

Бегал. Поле с травой и подсолнухом уже начали косить. Жизнь зреет и проходит. Вода в реке прохладная.

В роман: кающийся за свои публикации Андрей Дементьев – время повернулось. Чтобы не забыть: в пятницу по ТВ передача "Добрый вечер, Москва".

28 июля, пятница. Уезжаем с Валей на дачу. Утром работал – пошло «Говорящее слово» (о радио), потом ездил в Музей В.И. Ленина, смотрел выставку, посвященную Н.К. Крупской. Эта фигура – верная спутница – все больше и больше меня увлекает. Счастливая и трагическая. Одна из тем книги – «Альбом»: в альбомчик с заголовком «Ильич» она сама подобрала фотографии. В музее выставлены интересные книги из спецхрана – просто история партии, а в картине И.Н. Бродского «Торжественное открытие II съезда Коминтерна» – почти 200 документальных портретов. Этим надо попользоваться на ТВ.

Завтра женится С.П.

Определилось кое-что и для нового романа. Мучительные отношения героя с женой. Именно она его по доносу и посадит!

Вчера слушал телевизионную пленку, которую дал мне Андрей Мальгин: прелестные у него старухи и переговоры с Карповым.

2 августа, среда. О предыдущем. Валя, жена С.П., мне понравилась. Четкое ощущение собственной социальной ниши, много такта и сдержанности. И он молодец, без помпы и страданий, скромно. В «Украине» посидели втроем. Было еще какое-то безобразное шоу на эстраде. На следующий день, в воскресенье, вернулся на дачу.

Упорно работаю над мемуарами, идут. В понедельник был в "Кругозоре". Мою статью они развалили. Видел Велтистова, который вернулся в журнал. Из ЦК он ушел, попав в реорганизацию. Сегодня партийный Женя Велтистов – это беззубая развалина, мне с ним страшно.

"Вопли" вернули мне "Технику речи". Великовато.

Вчера сдал в Библиотеку Ленина в отдел рукописей первую порцию своих рукописей. Теперь, наверное, и все оставшееся окажется там. Даже более того, Валя после моей смерти сможет все недорого продать. Сдал в отдел рукописи "Эсхатологии" и "Имитатора", рассказов последних лет и письма: К. Чуковского, Г. Бакланова, С. Залыгина, автограф М. Исаковского.

Сегодня уезжаю на дачу, в Обнинск.

17 августа, четверг. Видимо, когда идет работа, нет необходимости в дневнике. Почему-то сейчас даже проблема публикации у меня с прежней остротой не стоит. Мемуары идут, хотя третий день ничего не делаю. Запомнились брежневский эпизод и цензура на радио.

Довольно легко перенес статью Н. Ивановой в "Дружбе народов". В общем-то мне это даже смешно. Я вдруг понял, что Наташа, напрягаясь, воображает, имитирует себя писателем и мыслителем. А чем острой девочке кормиться? Занятно, конечно, как она старательно расчищает от возможных крошечных конкурентов площадку перед "Детьми Арбата" – тесть. Но как все перемешалось, тесть – председатель русского отделения Пен-клуба – оказался плагиатором ("Комсомольская правда"). Сегодня в один день прочел статью Бушина в "Молодой гвардии", в которой упоминаются Евтушенко, Бакланов, А. Беляев и (основной герой) Дементьев. И в тот же день в "Огоньке" письмо самого Дементьева, этот об обратном. Публика, конечно, многое не понимает. Вот бы организовать журнал "Досье события". (Печатать все материалы сразу "за" и "против". Надо предложить кому-нибудь.)

Волнуют ли меня события в Эстонии? Думаю, что есть логика в развитии этого сюжета. Все более крепчает русское самосознание, по мере того как жизнь сбивает с нас ложный интернационализм, возникает и лепится национальный характер. В пользу русских, бастующих в Эстонии, уже идет сбор денег. Поговаривают о северной автономии в Эстонии.

Вчера был на выставке этрусков в музее на Делегатской. Интересно невероятно. Кассирша сказала: пять посетителей в день. Интеллигенция, где ты?!

4 сентября, понедельник. Сейчас иду в институт. Обучение студентов мне уже надоело. Это держит меня, и я чувствую бессмысленность задачи. Хорошо ли В. Крупин набрал курс, который доводить до диплома придется мне? Последнее время много занимаюсь ТВ и строительством на даче. Мало читаю. В связи с появлением повести Набокова роман мой присмирел. Я должен сжевать одинаковость заголовка…

Кажется, "Венок геодезиста" я буду печатать в кооперативе. "Знамя", по-моему, ко мне охладело. По крайней мере, Бакланов сказал, что в один год два раза Есина печатать не следует. Я-то наивно полагал, что поддерживаю свой журнал. «Новый мир» обещает напечатать «Венок» на следующий год, во 2-й половине, Рита Тимофеева сказал мне, что это, дескать, «уже в какой-то части проговоренное». Бог и с ними. Из «Октября» «Венок» заберу.

Возможно, кооперативные издания создадут некоторую свободу для маневрирования писателей. Посмотрим.

В стране начались забастовки. Скоро у нас все будет, как на Западе. Меня очень занимает русская идея.

Вечерняя запись. Утром позвонили из "Кругозора": умер Е.С. Велтистов. Ездил на похороны, на Троекуровском кладбище – спецкладбище. Как удивительно потрачена жизнь – на т.н. партийное руководство, но написал несколько дельных книг. Я долго буду испытывать боль от потери этого человека, которому многим обязан.

11 сентября, понедельник. Надо бы записывать каждый день. Очень увлечен записями на радио: делаю огромный, на 23-е или 24 сентября радиоканал ЛИК – «Литература, искусство, культура». Вчера, в понедельник, провел интервью с В.Н. Крупиным о «Байкале» Распутина, а сегодня – с С.П. Залыгиным о Солженицыне. Я сам удивляюсь, как это довольно ловко у меня получается: видимо, уже нажито определенное количество идей и наблюдений. Если б молодость знала.

Опять был потрясен мудростью Залыгина. Его удивительно простые решения необычно емки и выразительны. Он мастерски идет вглубь, в сердцевину вопроса.

На прошлой неделе видел в "Советской культуре" "Око" Сергея Овчарова по М. Салтыкову-Щедрину. Валя сделала из моих и Апенченко высказываний об этом фильме материал. Интересно.

В стране все идет к развалу и безверию.

19 сентября, вторник. Валя увезла меня в Сочи, в тот же, как и всегда, санаторий. Уже третий день, и я втянулся в комплекс здоровья. В санатории встретил В.С. Олейниченко – мы с ним вместе работали на Радио, Ю. Грибова и Генриха Зигмундовича Юшкявичуса, нашего родного зампреда.

Много и интересно говорил с Г.Ю. Его идея о "возможном" диктаторе (скажем, прототип – Громов).

20 сентября, среда. Ездил в санаторий «Актер». Долго говорил о радийных делах с Алексеем Покровским. Встретил Тамару (Т-р Гоголя).

Постепенно вырисовывается сюжет романа: РСФСР отделилась, Союз ввел танки.

22 сентября, пятница. Идет пленум по национальному вопросу. Вчера «Правда» поместила статью о Ельцине в Нью-Йорке. Сегодня ее опровержение. Судя по всему – это нажим госдепартамента: кого вы присылаете встречаться с госсекретарем и президентом?

23 сентября, суббота. Вчера был у врача мануальной терапии. Распял он меня очень удачно. Весь день проходит в физических мучениях: бегаю (всегда – 9 км, сегодня – 6), лечебная физкультура, плаваю, хожу, стараюсь меньше есть. «В России писатель должен жить долго». Я понимаю, что есть судьба, и против нее не попрешь. И все же, и все же… Ведь все это направлено на одно: успеть реализоваться, выжать из себя максимум до того, как сомкнутся над лицом черные шторки крематория.

Лег рано спать, но ночью несколько раз просыпался из-за болей в спине, все время мерещится роман. А может быть, перемешать "роман" с моими собственными "изданиями"? Роман-размышление, роман – правдивая история. Роман – история написания романа. Роман – дневник.

Еще одна история: Саппоро. Из рассказов Юшкявичуса. Подходит спортивный комментатор из ФРГ Шмидт: интервью с Родниной и Улановым, но нет студии, советской, русской студии. В конце Роднина – говорит по-немецки – оговаривается: "У меня есть друзья, как в Восточной, так и в Западной Германии". Гэдээровцы уходят, когда зазвучала подобная формулировка. Переговаривают дубль. Через некоторое время Г.Ю. узнает, что на ФРГ проходят оба дубля. Сначала первый, а потом, после комментария: "к Родниной подошел советский политический надсмотрщик…", прошел второй.

В пресс-баре Юшкявичус (это уже время визита Л.И. Брежнева, друзья встречаются вновь) подошел к Шмидту: ты свинья, а не профессионал!

Но помни, С.Н., реальность способна погубить роман!

26 сентября, вторник. Вчера началась сессия Верховного совета. М.С. Горбачев раздражен, депутаты со своими запросами не дают спокойно жить, как малые дети, полны эгоизма. При голосовании отвергли все до одной поправки демократов.

Все сейчас концентрируется на экономике. Был запрос и о Ельцине.

Вчера сидел над планом "Казуса". Многое проясняется. Главное – специальность.

Вчера начал – частью на Ривьере, платно – курс массажа. Контраст нашего ЦКовского санатория и "общего" на Ривьере. А нельзя ли это в роман?

30 сентября, суббота. Ездили с Валей на премьеру в Театр Ермоловой «Новый Декамерон», новая пьеса Радзинского – монолог для Догилевой. Подобное я уже видел по П. Нилину с Дмитриевой: «Впервые замужем» в Театре на Бронной. Виктюк, работающий виртуозно, прилагает немыслимые силы, чтобы «поднять» этот текст Радзинского. Но за всем этим видится лишь Догилева, отыскавшая ходы еще в «Спортивных играх». Высчитанное, не затрагивающее душу зрелище. По нашей сцене уже пошли проститутки, «голубые», наркоманы и сутенеры. Мы, через газеты, уже приучили зрителей воспринимать внешний абрис жизни, психология ему стала тяжеловата.

2 октября, понедельник. Сочи. Вчера показали по ТВ американские съемки Ельцина. Лучшего антиматериала придумать было нельзя. Для нас, русскоязычных людей, это и оскорбление нашей истории в его словах, и оскорбление наших чувств к нему. За всеми его уклончивыми ответами я увидел гигантское тщеславие и бешеную интригу – свалив Горбачева, сесть на его место.

Интересно, смотрела ли на эти съемки Бехтерева? Каков будет ее диагноз: под каким кайфом был этот человек? Поразительно и другое – как и у нас, ряду американцев эта клоунада нравилась: в звуке все время возникал смех аудитории, но как скрытно ироничны были все комментаторы, которые, конечно, все разгадали.

Вчера написал первый абзац в роман. Дай бог, чтобы пошло.

Вклеиваю заметочку из "Книжного обозрения" (из большой статьи Оскоцкого от 15 сентября): "Уже вышли, вот-вот на выходе или выйдут в 1990–1991 годах роман Александра Бека "Новое назначение", повести Василя Быкова "Карьер" и Анатолия Приставкина "Ночевала тучка золотая", книга Анатолия Жигулина "Черные камни", роман Сергея Есина "Имитатор", проза Виля Липатова, Вячеслава Кондратьева, Владимира Маканина, книги Натана Эйдельмана "Лунин" и "На рубеже веков"… "

5октября. Слава богу, все к концу. Вчера позвонил С.П. -

19-го мне вылетать в Африку; а до 10-го надо сделать прививку от желтой лихорадки.

Чуть-чуть подвигается роман. Задумал два цикла: "История разрушения русской культуры" и, масштабом поменьше, "Ненаписанные рассказы" – цикл небольшой публицистики, когда темперамент перехлестывает художественные возможности. Кое-

что не написано из-за лени, кое-что из-за упущенного времени, а потом заглохло.

Сегодня выступал перед врачами. Обычный комплекс вопросов. Что опять поразило – меня знают. К Юле, которая делает массаж, сегодня уже специально пришел ее родственник, чтобы познакомиться со мною. "Соглядатая" знает очень подробно.

Говорил с Валентиной Александровной Толстик, моим врачом, о санатории, о цене за все это, о детях – "внук секретаря ЦК" (живет в полулюксе), о сыне Жданова (бывает два раза в год), о Никонове ("пенсионер союзного значения" – сам, сыновья с женами и внуками – "может быть, последний раз"), о прикрепленном к ним катере и т.д. В отсутствие сановных и именитых стоят пустыми люксы, полулюксы, госдачи, в которых цветные телевизоры, шелковые занавески, люстры. Скучают горничные, собачники и пр.

"Куда же летишь ты, Русь?"

8 октября. Пишу в самолете. Завтра последний день для прививки, поэтому поменял билет, еду раньше, но очень этому рад. Много времени занимало любимое занятие Вали – смотрение ТВ и чтение газет. Бессмысленное все это дело, но надо подчиняться правилам.

Вчера ходил на выставку Н.С. Хрущева, переехавшую в Сочи. Поразил в этой рассчитанной на потребителя выставке ее очень низкий уровень – дворцовая. Ее-то обыватель жадно и потребляет. И второе – цена. Полтора рубля – это опять косвенное подтверждение первого. За дворцовую-то жизнь отдадут и дороже.

Улетаю: в Сочи жарко, в Москве холодно. Утром купался и бегал десятку. Роман опять встал, нет сил разбежаться и – вперед.

12 октября, четверг. Разминулись на аэродроме с Валей. Она вернулась из Сочи, и все мое спокойствие и работа рухнули.

Вчера был в Большом на спектакле "Капулетти и Монтекки" Беллини. Удивительное искусство и чувство меры. В нескольких местах я "поплыл". Особенно хороши были хоры.

Сделал прививку. 19-го, кажется, улетаю по линии Союза писателей в Гвинею.

19 октября. Состоялся пленум Московской организации – выборы редактора «Московского вестника» и руководства издательства. Перед началом меня встретил Шугаев – не выдвину ли я Л. Бежина? Он ли забыл или я запамятовал «куда»? Я выдвинул его в главные редакторы «Вестника». Оказалось – надо было в главные редакторы издательства. Потом все уладилось. Может быть, из-за этой двойной агитации Леня получил наибольшее количество голосов. На пленуме я два раза выступал. Поразила настороженная тишина, с которой меня слушали.

Не написал: в пятницу, значит 13-го, отвез Апенченко "В родном эфире" – в воскресенье он позвонил мне: берут в 3-й номер (если, конечно, приглянется Чупринину и Бакланову). И тем не менее если будут купюры – заберу.

Забыл вплести в дневник новый скандал с Ельциным. Удивительное разоружение авторитета на глазах у всего народа. Боже, как все врут и передергивают!

Ежедневно бегаю и купаюсь.

24 октября, вторник. Обсуждали в Литинституте повесть Саши Чернобровкина «Одесситка». Интересно, но что же делать с языком у мальчика?

28 октября, суббота. Вчера вел передачу на ТВ. Я отчетливо осознал, что не могу притворяться, как все. Говорить, «чтобы от губ отлетало» – не моя специальность. Это дается мне с огромным трудом.

Передача состоялась в день закрытия сессии Верховного Совета РСФСР. В качестве гостей были Дмитрий Афанасьевич Волкогонов и Давид Никитич Кугультинов. Кугультинов – о русской прозе. У Волкогонова – много странной грусти. Его предложения на сессии не прошли.

Еще на день раньше, в четверг, вместе с Саней Авдеевым ездили в Филимоново (по Киевскому шоссе), в 5-й психоневрологический интернат. Разрушенный бесцельно монастырь. Потрясло забытое между этими домами кладбище. Его уже несколько лет назад закрыли, но там лежат предки тех, кто сейчас живет в этих домах. Все кладбище окружено холмами свиного навоза: продуктов в магазинах нет, а надо кормиться, разводят свиней. Свиной навоз – между могилами, и моча уходит в подпочвенные воды… В передаче на фоне съемок из Филимонова цитировал Евангелие от Иоанна.

13 ноября, понедельник. Вероятно, я охладел к дневнику. События: на 7–8 был с Валей в Болшево. Читал «Записки баловня судьбы» А. Борщаговского. Прочел запоем – это моя эпоха, воспринятая по радио и через заголовки газет. Здесь взгляд изнутри, со знанием дела. Довольно объективно, хотя, естественно, акцент «на своих». Но и своих не щадит: ужасно разделывается с Я. Варшавским – «соавтором» драматурга Сурова. В телефонном разговоре А.М. подарил мне еще подробность. Черновик пьесы «Зеленая улица» Сурова сделал К. Рудницкий. В журнальной публикации «Записок» его пощадили – только что умер.

Из событий. Смотрел фильм "Сочи – темные ночи" Пичула. Любит автор эту полуживотную, полудуховную жизнь.

Вчера был в Оперном театре Станиславского и Немировича-

Данченко, "Кофейная кантата" Баха и "Колокольчик" – восхитительные спектакли, но, несмотря на воскресный день, народа нет. Это – культурные потребности народа.

Сегодня пленум СП РСФСР. Сейчас иду.

14 ноября, вторник. Весь день шел пленум. Все крутились вокруг еврейского вопроса и вокруг захвата еще одного журнала. Весьма порядочная грязь. Уровень аргументации моих коллег – ужасающий. Все разговоры вокруг Синявского и Гроссмана. Я не все понимаю, хотя система доказательств коллег мне ясна. Конечно, в Гроссмане велико еврейское интеллектуальное высокомерие. Говорить и думать об этом не хочется. Проголосовали за уход Ананьева. А собственно, чего так переживать за очень среднего писателя, взобравшегося на этот воз неизвестно каким образом, не за наш ли это счет? Бог с ними…?

Во время перерыва довольно много говорил с Кимом – очень интересна система внутренней ограниченности. Говорили о студентах. Он о своей методе: вытянуть из каждого только то, что свойственно лишь ему. Надейтесь на нутро. Надейтесь на одиночество.

26 ноября, воскресенье. Вчера поздно позвонили со «Взгляда». Попросили выступить после Дмитрия Васильева. Поразился открытой неприязнью к строю и происходящему в студии. Оставляю пока вне записок, что случилось. Все воскресенье писал реплику для «Литературной России».

ВЗГЛЯД НА «ВЗГЛЯД»

24 ноября меня пригласили принять участие в популярной передаче Центрального телевидения – программе «Взгляд». Эту передачу готовят работники молодежной редакции. Они попросили меня высказать отношение к деятельности общества «Память» и поучаствовать в небольшой дискуссии, которая должна была состояться в студии после телеинтервью одного из руководителей «Памяти» – Д. Васильева.

За два часа до эфира я посмотрел это интервью и составил для себя план выступления.

В два часа тридцать минут началась передача, которая «живьем» пошла для жителей Дальнего Востока и самых ранних в нашей стране часовых поясов. Одновременно велась видеозапись, с которой эту передачу повторили для зрителей Восточной Сибири и т.д.

Я сказал в эфире все, что счел для себя нужным и необходимым, и у меня не возникло ощущения, что я покривил душой и сказал не то, что думаю.

Передача на Москву и центральные области – практически дубль того, что уже прозвучало в эфире, – должна была начаться после одиннадцати вечера. Она, как и самая первая передача, идет «живьем». Но, как я узнал, существует в редакции порядок, при котором те сюжеты, которые прозвучали раньше и которые устраивают редакцию, повторяются в записи вечером. В записи решили давать отдельные эпизоды передачи и ту дискуссию, в которой участвовал я.

Вместе с ведущим передачу, «ее хозяином» популярным тележурналистом Александром Любимовым мы еще раз посмотрели на мониторе эту дискуссию и решили относительно одной совершенно не принципиальной, носящей скорее косметический характер вырезки, а также решили переставить финальный кусок моего текста ближе к середине – несколько моих фраз о позитивной деятельности общества: о реставрации памятников и т.п.

Еще раньше, сразу же после окончания передачи, мы все встречались с главным редактором, посмотревшим программу, и у него не было замечаний ни к тому, что я говорил, ни к тому, как.

Успокоенный и отчасти обрадованный, что не надо возвращаться в Останкино в одиннадцать часов вечера, я уехал домой, на всякий случай предупредив, что готов приехать на ЦТ в любую минуту после телефонного звонка.

Я пишу об этом так подробно лишь потому, что не понимаю, почему существуют телезрители двух сортов: для одних передачи могут идти в соответствии со свободой слова, а для другого сорта передачи надо «рафинировать». А может быть, во втором случае существует опасная близость начальства? Я не понимаю, и почему из речи писателя выбрасываются без попыток согласования с ним и без попыток поиска компромисса абзацы и мотивировки, превращающие его искрение размышления над сложным и неоднозначным явлением общественной жизни в тенденциозный и ангажированный текст.

Я думаю, ясно, что случилось?

И коли телезритель «второго» сорта уже ознакомился с моими мыслями на этот счет, я позволю себе через газету для телезрителей сорта" первого" рассказать, что телевидение сочло необходимым изъять из передачи.

Во-первых, довольно большой пассаж о тех внутренних причинах, которые, с моей точки зрения, привели к созданию общества. Это естественная реакция заинтересованных людей на бедственное положение России в семье советских республик. Здесь говорилось об отсутствии в РСФСР обычных для всех союзных республик общественных и государственных институтов: Академии наук, ЦК партии. О бедственном положении с памятниками культуры. То есть о том, что стало постоянным требованием широкой, и в частности писательской, общественности, о чем говорили на сессии Верховного Совета СССР и РСФСР. Кстати, – это не относилось к передаче – я совершенно уверен, что после выборов в марте эти институты у нас под давлением народа появятся.

Во-вторых, исчезло рассуждение о шовинизме. Автор небезосновательно считает, что это французское словечко последнее время загуляло преимущественно с одним эпитетом – «русский». Русский шовинизм, русский национализм. А по авторским, как ему кажется, справедливым наблюдениям этих «шовинизмов» по крайней мере пятнадцать – по количеству союзных республик. В России – шовинизм, а в других республиках – национальное самосознание?

В-третьих, исчезло из телевизионной речи автора и, как уже было сказано, то, чем «Память» успешно занимается: сохранение памятников, реставрация и к чему автор еще раз хотел «Память» призвать. Конкретные дела ведь часто отвлекают от несовершенствованного философствования.

И вот теперь я в раздумьях. Ко мне ли «Взгляд» плохо относится либо к идее здраво и непредвзято порассуждать над горячей проблемой или кто-нибудь относится плохо ко мне еще? И кто так доблестно монтировал пленку? Чья была инициатива? Обаятельного Саши Любимова, цензуры или их величества административного аппарата, на который сейчас так удобно списывать все свои пристрастия?

Мне вся эта история кажется особенно странной, потому что «Взгляд» начался с записи на пленке интервью А.Н. Яковлева, члена Политбюро. И А.Н. говорил о терпимости, об умении слушать и вслушиваться. И вроде бы Саша Любимов с ним согласился. В начале передачи.

Сергей Есин

30 ноября, четверг. Ничего не пишу. Каждое слово дается с трудом. Из последних событий. На семинаре обсуждали Мишу Килундина, его прекрасный, строгий рассказ. Вся первая половина дня была посвящена разъездам: забирал у родни прах Ант. Дмитриевны, ездил в крематорий. Меня всегда тревожат «открытые» могилы. Стоит чашечка того, что осталось от Сергея Сергеевича. Вдвинул в нишу и то, что нынче стало его женой. Все дело Антонины Дмитриевны рушится: исчезла, заменившись новой, семья ее внука, разрушается дача.

Вечером ходили в Театр Советской Армии – "Павел I" Мережковского, наверно, одно из самых грандиозных, после Лебедева, театральных впечатлений – Олег Борисов, поразительная подлинность.

Днем был в Московском союзе на совещании у А.А. Михайлова – "соглашательская платформа": Окуджава, Кондратьев, Горин, Киреев, Орлов, Левитанский, Злобин, Радзинский (со своей лукавой улыбкой). Говорили о пленуме, об общем собрании. Вадиму Соколову хочется склоку. Интересно, что большинству писателей из противоборствующего "Апреля" – интересным и крепким Эд. Радзинскому, Гр. Горину, Ю. Левитанскому – не хочется разговоров и склок, как, скажем, Вад. Соколову и А. Гербер. Как они похожи, и евреи, и русские, когда они художники или нехудожники.

Известие: Крупин возглавил "Москву", Личутин должен возглавить "Октябрь". Ребята они, конечно, русские. Бойся, Сережа, людей, много говорящих о совести.

Умер Володя Амлинский, которого я не любил – от честолюбия, и Н. Эйдельман – диагноз, я думаю, тот же. Можно ли ему забыть провокацию с В.П. Астафьевым?