Текст книги "Дневник 1984-96 годов"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 39 страниц)

"Ректор Литературного института Сергей Есин: – Я хотел бы, чтобы все случилось так, как говорит и верит наш президент. Переговорили, подписали и – война окончена. Но устранены ли причины? Перестали ли виться большие деньги вокруг Чечни? Устранены ли противоречия между национальными элитами и московской экономикой? Забыли ли мы Буденновск – нашу национальную травму? Российские войска уже много раз по приказу сверху давали тайм-аут, как мы говорили еще совсем недавно, "бандитским формированиям", а потом все начиналось сначала. Что радикального есть в новой договоренности? Почему нельзя было прекратить эту войну раньше? Впрочем, в этом благородном процессе замирения я все же очень надеюсь и на выпускника Высших литературных курсов при Литературном институте Зелимхана Яндарбиева. Он у нас в институте хорошо узнал русскую литературу, являющуюся отражением русского национального характера – мощи, великодушия и терпимости. Но терпимость и терпение – это разные слова одного корня.

Война окончилась? Покончено ли с войной?"

30 мая, четверг. Основным событием дня, конечно, был день рождения Геннадия Васильевича Будникова. Я прихватил с собою Сережу и Стенфорда – оба должны посмотреть редчайший московский интерьер с антиквариатом, портретами на стенах, с музейной мебелью. Да и стол у ребят не подкачал, все было по высшей марке, без жлобства. По своему вечному отсутствию памяти запомнить, кто был, я не смог. Справа от меня сидел замминистра печати Аркадий (вставлю имена потом), человек еще старой партийной закалки, не афиширующий своих пристрастий, но явно не без коммунистических настроений. Два молодых банкира, один из них бывший мимошник с двумя иностранными языками. Бывший генерал, помощник министра и завкафедрой в землеустроительной академии, бывший соратник и друг Янаева. Всем было хорошо, и все о Гене говорили искренне.

31 мая, пятница. Встал около пяти утра и повез Валентину Сергеевну к Дому кино – она все же решила лететь в Сочи на несколько дней. Еще два дня назад, во вторник, диализ у нее прошел плохо, приехала домой с каким-то колотуном, ее трясло, звонила мне на работу, меня вызывали с заседания кафедры, и тогда же она прокричала мне в трубку, что никуда не поедет. Но, впрочем, я и тогда уже знал, что она сто раз может все перерешить. А звонила даже не для того, чтобы я все бросил и срочно приехал, потому что знала, что приехать я не могу, а чтобы прокричать кому-нибудь свои болести.

Во вторник была итоговая кафедра. Я сделал много замечаний по защитам дипломных работ, их низком уровне, работы иногда не читаются мастерами, нет предварительных обсуждений. Кажется, я только-только начинаю понимать, что значит вести кафедру. Но и наши вконец уставшие мастера тоже хороши. К началу следующего года обязательно возьму в институт кого-нибудь из молодежи.

Кстати, из дипломной работы: "Даже крысы в общаге имеют задумчивый вид – И писали б стихи, но они не имеют бумаги". Галина Топаева.

Писал ли я, что две недели назад сначала Эмилия Алексеевна, а потом и Липатов прочитали "Гувернера"? Я успокоился, потому что в лукавство и недобросовестность Липатова поверить не могу – прям как ломовой конь. Печатать будут в девятом номере. Оба сказали: совершенно новая для меня работа и совершенно по-новому решенные образы. Началась обычная гонка. Сегодня еще только конец мая, а я уже живу осенью. Боже мой, как для меня дорог этот период с конца мая по 21 июня – жизнь, день все повышается, и здесь я бессмертен, а потом сразу лето вроде уже и закончилось, осень и надо дожить год, чтобы, дай бог, выйти на новый.

2 июня, воскресенье. В субботу с С.П. и Стенфордом ездили на дачу. Я полюбил эти уикэнды, во время которых лишь садовая, очень подтягивающая меня работа, и разговоры по-английски. Стенфорд бьется с моей памятью, но результаты более чем скромные.

Успокоившись за "Гувернера", я вдруг сразу переключился на раздумья о книжке о Ленине и по поводу своих собранных цитат – литературоведение. Последнее я смог бы сделать между делом, но надо разобрать цитаты.

Получаются две интересные модели для написания романа о В.И. Ленине: один вариант – с точки зрения самого Владимира Ильича, оправдать этот ход – пара пустяков; второй – с точки зрения Надежды Константиновны. Параллельные мемуары, тем более известно, что Сталин в мемуары Крупской очень вмешивался. Если даже я повторю книгу Крупской, то все равно лучшего чтения для нашего читателя подобрать будет трудно. Мне останется только пофантазировать, прорезать все подсознанием, тем, что бурлило и часто вело и не помещалось в рациональное. В революции было много евреев. У них-то у каждого были свои мотивы.

Ельцинская кампания продолжается с предельным бесстыдством. В передергивании карт соревнуются все персонажи. Сегодня вдруг стал рассуждать у Киселева о Новочеркасске Лебедь, днем Лимонов говорил о том, что коммунистов не надо допускать ни до какой руководящей службы. Попробовал бы он возиться с канализацией, бюджетом, крышами, протечками, вечной нехваткой денег, амбициями преподавателей, идиотизмом налогов. Здесь кишка тонка, рассуждать проще. Как я и предполагал, в Чечне ничего не остановилось, опять русские танки, сожгли БТР, нужны честные решительные действия против боевиков. Чечню надо заставить определиться.

Возникла идея книги "Власть культуры", надо попробовать бы собрать статьи. Не забыть бы!

Завтра надо разбираться с кражей досок. Видимо, Валера Осинский к этому причастен, и госэкзамены, как заноза в голове, сидят, еще и Лебедев, этот конфликт надо ликвидировать. Тем более что я не хочу ухода его из института, готов отдать читать ему все курсы, но и оставлять заведующим кафедры тоже не желаю. Пьющий человек всегда слаб.

4 июня, вторник. В понедельник стало известно, что с «европейским лоском» – выражение телевидения, «элегантный» Собчак проиграл выборы на должность ленинградского мэра. В этом я вижу некоторый перст судьбы, хотя трудно предугадать, чем это отзовется или как это можно экстраполировать на президентские выборы. Не верю я в коллективный разум народа, не верю я в его сообразительность, но в месть судьбы верю.

Это все вдогонку – то, что я не записал раньше.

И еще – в Чечне, естественно, никакого замирения. Опять сожгли БТР, опять взяли каких-то заложников, пятичасовая прогулка нашего президента по военному городку в Грозном – лишь предвыборный трюк. Старый человек за свои властолюбивые амбиции платит молодой и горячей кровью соотечественников. Уверен только в одном, кровь эта отольется на его внуках, на его выморочном роде.

Каждое утро во время тридцатиминутной поездки в институт я разговариваю со своим шофером Федей. Федя по утрам еще убирает, как дворник, территорию возле дома брата, где он живет. Это где-то рядом с Ленинским проспектом. Он говорит, что нет ни одного дня, чтобы на своем участке он не видел какой-нибудь вскрытой, искореженной машины или не услышал, что чье-то авто угнали. "Власть очень ослабла в смысле борьбы с криминальными структурами", – это его заявление. Сегодняшнее Федино сообщение: "На Ленинском вчера стреляли из автоматов. Целыми очередями, вы не слышали?".

В институте идут государственные экзамены. Отвечают очень неровно. Хитроумный Виталик Амутных получил трояк. Владимир Павлович спрашивает студиозусов разные мелочи. Я уже устал от пафоса, и пафос этот кажется мне почти смешным.

Вечером был вместе с Сергеем Петровичем и Стенфордом на концерте ансамбля Игоря Моисеева в концертном зале "Россия". Это все старые, любимые и много раз виденные мною прежде номера. Не могу сказать, что скучно и без обычного блеска, но смотрится все это как бы под другим углом зрения. Я понял, что раньше этот ковер плясок существовал на фоне нашей общей народной жизни, где молдавские и грузинские танцы были танцами и этнографией нашей общей великой родины. Сейчас последние общеполитические события нас лишили этой народной жизни, и все помертвело, сломалось, потеряло первоначальный смысл. Глядя на какой-нибудь молдавский танец, я думаю о Великой Румынии, снятом с пьедестала бюсте Пушкина в центре Кишинева и неистовой русофобии, ненависти к русским, которые внедряются сегодня в сознание людей в этой стране.

Самое, конечно, удивительное – это огромная танцевальная сцена в конце спектакля: еврейская свадьба. Здесь много выдумки, много любви, нежности к, видимо, с детства запомнившимся картинам быта. Неизменная Хава Нагила, которой весь зал дружно стал подпевать. Все очень мило. Начиналось с русской дореволюционной кадрили – закончилось еврейской обаятельной свадьбой.

В связи с этим вспомнил свое удивление, когда в начале перестройки многие деятели искусства стали открывать тайну своего рождения, ранее тщательно скрываемую: во время совместной передачи по радио Миша Казаков, позже уехавший в Израиль, признался в верности своим родителям, потом всегда и вечно русский Лев Аннинский начал подавать cигналы о своем еврейском родстве, знаменитый учащийся кулинарного техникума нескромно принялся демонстрировать комсомольский билет, в котором была обозначена его национальность – осетин. Сейчас Хазанов имеет двойное гражданство. Велика Россия, а убегать или уезжать в эмиграцию некуда.

8 июня, суббота. Чеченские события, как я и предполагал, продолжают немирно развиваться. Все действия правительства и Ельцина – это лишь предвыборные маневры. Я полагаю, и Ельцин, и это самое правительство в плену иных сил и, ничего, не рискуя всем, сделать не могут.

В четверг после ученого совета, прошедшего на этот раз как никогда мирно, ко мне зашел Вахид Итоев, представившийся нашим выпускником. Он из Чечни, сейчас в эмиграции в Москве, печатается в "Правде" и, как говорит, в свое время возглавил оппозицию по отношению к покойному Дудаеву. По сути, не сказал ничего нового, но ощущение подлинности и очевидца на меня подействовали. Все происходит из-за нефти. На нефтеперерабатывающий завод в Грозный поступает 6–7 тысяч тонн своей нефти и 25 тысяч из Башкирии и Татарии. Здесь вырабатывается почти 100 % всех авиационных масел. Дальше выписываю фразы, которые осторожно записал во время этой беседы: "Нет двух более похожих, чем чеченцы и русские, народов". "Вся нефть продавалась. Чеченцы скупили сейчас на эти деньги пол-Стамбула и все турецкое морское побережье и хохочут, глядя на то, что происходит в России". "Вначале Дудаев брал 25 %, а 75 % отсылал в Москву. Но когда он потребовал сначала 50, а потом75 % выручки для себя, началась война". "Чечня – это огромная черная дыра, куда слетались все наркотики мира, и отсюда распространялись. В Чечне было шесть или семь лабораторий наркотиков, причем несколько было расположено в шахтах стратегических ракет". "В Грозном погибли около 17 тысяч русских и чеченских детей…"

12 июня, среда. Вчера появилось мое огромное, чуть ли не на полосу, интервью в «Правде». Я рад, что обозначил позиции, утерпел и не лизнул. Впрочем, может быть, если бы позвали, и лизнул? Сережа Мартынов сказал, что в этом интервью я не отдал себя взаймы коммунистам. И тем не менее передержки в статье есть, я собою не совсем доволен.

Во вторник день прошел, как у заведенного. Утром госэкзамены, заочники, как всегда, отвечали лучше. Так получилось, что русскую литературу ХIХ века принимал только один Анатолий Сергеевич Демин, а он не забойщик. Пришлось снимать Минералова с курсового экзамена по литературе ХVIII века, переносить этот экзамен на четыре часа позже, сажать Минералова на госы и садиться самому. К моей радости, и ХVIII век ребята тоже знают. Минералов заполнил все лакуны, которые оставил после себя словоохотливый Лебедев. К моему удивлению, и я сам довольно хорошо "наблатыкался", а главное, помню университетский курс и задаю вопросы как заправский профессор.

После обеда ездил на ТВ, где что-то говорил в передаче Вани Панкеева. Ваня ловок, и я ему по-своему благодарен.

Вечером пришлось вести конференцию по писателям СНГ в библиотеке Некрасова, это рядом, и долго говорил с Ильей Шапиро.

Сегодня ходили со Стенфордом на выставку "Сокровища Трои", находки Шлимана. Выставка, как я и ожидал, не произвела на меня никакого впечатления, значительно интереснее выставленное в боковых двух зальчиках греческое и римское искусство. Эти экспонаты за жизнь я видел уже много раз, но все это интересно и глубоко. Золото на меня не производит впечатления. При выходе лежали небольшие бланки и просьбы – напишите отзыв. Я написал: "не отдавайте".

Значительно интереснее другая выставка, развернутая в музее имени Пушкина. "Москва – Берлин". Масса любопытнейших экспонатов и произведений искусств из других музеев – здравствуйте! – архитектурные проекты, даже киноленты "Броненосец "Потемкин", посмотрел знаменитую "Лестницу"), много экспонатов и с немецкой стороны, все это рассматриваешь с любопытством. Плохо, что устроители выставки во что бы то ни стало стремятся доказать, что фашистский режим и наш, советский, – это совсем одно и то же. Нет, это не так.

На обратном пути, шли к Кропоткинской, встретили огромные толпы людей, идущих к Васильевскому спуску, где сегодня состоится концерт-митинг (подобные словосочетания – изобретение наших дней, которыми стараются все оправдать). Опытный взгляд сразу же выделил кучки людей, видимо, связанных какой-то рабочей общностью: служащие из контор и банков – и сразу вспомнил старые разнарядки на демонстрации.

По телевидению неслыханные клекоты в пользу Ельцина. Выглядит он, конечно, кормленее, сытнее и вальяжнее других кандидатов. Боже мой, что же будет дальше?

В Чечне по-прежнему не мирно. В Москве в метро взорвали мину, есть жертвы. Лужков и Ельцин пытаются это столкнуть на коммунистов.

13 июня, четверг. Утром все решилось у врача. После нескольких часов исследований я получил отсрочку. Лишь только язва желудка. Господи, как хочется закончить жизнь без страданий, на лету, и не создавать трудности своим близким. Хочется стать депутатом, министром только из-за одного: похоронят на общественный счет.

Сегодня состоялась защита двух студентов-заочников: Саши Малюгина, которого я выпускаю, и Саши Скоробогатова, на него пишу только рецензию. От обоих ощущение законченности профессиональных навыков. Особенно хорош Малюгин, его суховатые, с эстетикой кактуса конструкции меня, не умеющего делать такое, радуют.

Вечером проводил совещание: из общежития украли 4 кубометра полового бруса. С участием или с молчаливым согласием Валеры Осинского – сам герой вертелся, не по-мужски лил грязь на Сережу Лыгарева, начальника охраны. После совещания ощущение съеденой мухи, бурчит в животе до сих пор.

Позже смотрел телевизор. Политика – это жизнь без этики. Особенно хорошо и артистично врет Ельцин. Ему не скучно. Такой удивительной, беспринципной лжи я не видел при коммунистах, ни при Сталине, ни при Хрущеве, ни при Горбачеве. Ощущение, что Ельцин не из этого народа. Интервью у Ельцина на какой-то поляночке брал совершенно морально разнагишенный Эльдар Рязанов, степень его холуйства и заискивания фантастическая, это при том, что он стремится быть даже развязным, дескать, два старика разговаривают про жизнь друг с другом. Поразила трехпалая ельцинская левая рука.

14 июня, пятница. Чего же здесь скрывать, что все сейчас живут выборами? Это не только выборы главы государства, каждый еще и совершает некий собственный мистический суд. Я еле сдерживаюсь, чтобы на дню по нескольку раз не ввязываться в политические споры. Например, вечером, когда я уходил из института, в столовой встретил Гришу, своего бывшего ученика. Он как коммерсант, конечно, за Ельцина. Гришу поддерживает Володя, бармен. Гришу еще очень интересует продажа земли. Вот этого ему, оказывается, только и недостает для счастливой жизни. Вот если бы продавали землю… Здесь он видит огромные возможности для обогащения государства. Мои резоны, что надо сначала заставить действовать законы, создать возможности, чтобы органы правопорядка могли защитить твою собственность, на это нужны годы и годы, а уж потом об этом можно говорить. Но чего Гриша-то, горожанин, так беспокоится и волнуется по поводу земли? Все хотят продавать, покупать, но не созидать.

Сегодня утром получил поразительное письмо. Во-первых, оно отпечатано на компьютере, помещено в конверт с окошечком, в которое просвечивает отпечатанный на компьютере же адрес. Письмо составлено как сугубо личное и выглядит как сугубо личное. Я не могу утерпеть и перепечатываю:

"Здравствуйте, уважаемые Сергей Николаевич и Валентина Сергеевна!

Я решил написать Вам письмо, потому что мне важно поделиться своими мыслями с Вами – людьми, которые испытали жизнь.

Я родился и вырос в Замоскворечье. Большую часть жизни посвятил своему родному городу.

Мы с Вами знаем, что российский человек всегда доверял власти. (Вот тут у меня возникло далеко не первое уже сомнение относительно этого письма. Первая мысль, как у человека, знакомого с аппаратными играми: кто писал, кто готовил, кому принадлежит эта светлая идея? Ведь письмо это проходило не через одни руки, шлифуясь и оттачиваясь. Кто-то даже за его текст получил гонорар или даже премию. И какой в принципе дешевый, популистский ход. Я уже не говорю, сколько все это стоит в рамках целого города, потому что, как я понял по почтовому ящику соседей, по крайней мере в нашем районе письмо распространялось широко.) Он был уверен, что в трудную минуту она его не бросит, хоть что-то, но даст. Хоть как-то, но поможет. Хоть плохо, но защитит. В нашем отношении к власти есть что-то сыновнее, родственное, что, кстати, позволяет выносить тяжкие испытания. (И вот здесь я подумал: как важны для точки зрения координаты отсчета. Сытое и властное место, вид из правительственной ложи или с галерки.) И я задаю вопрос: имеет ли государство право на крутом повороте бросать людей на произвол судьбы?

Нет! Вся моя работа направлена на то, чтобы доказать, что городская власть верна Вам.

В это непростое время в Москве введен бесплатный проезд для пенсионеров, выплачиваются регулярно пенсии, одиноким и нетрудоспособным пенсионерам помогают на дому, выдаются бесплатные санаторные путевки для инвалидов, предоставляются отдельные квартиры ветеранам. (Здесь тоже хочется привести маленький комментарий. Пользуетесь-то вы, голубчик Лужков, капиталист и убежденный сторонник капитализма, социальной аргументацией из арсенала коммунистической пропаганды.) В Москве – самая высокая пенсия по стране, и она будет еще выше. (И это естественно, потому что в Москве вращается около 80 % всех денег России, и Москва город очень богатый, и возможности московского мэра и правительства неизмеримо больше, чем возможности любого другого города).

За четыре года мы не только удержали Москву от многих бед, но и приумножили ее. Мы сохранили ее лицо, умыли, начали реконструировать и отстраивать. Мне часто приходится идти на конфликт с правительством России, отстаивать интересы Москвы, но несмотря на это, все мои идеи находят душевную (Хорош эпитет, как долго его, наверное, искали. Не только о собственной поддержке избирателями позаботился мэр, но еще и перед президентом выслужился, еще раз откозырял и продемонстрировал свою лояльность) и полную поддержку Президента Бориса Николаевича Ельцина.

Но сейчас я беспокоюсь, что страна не переживет новых потрясений и переделов после смены власти, еще одной диктатуры. (Когда страну трясли, чтобы получить власть, страна все могла пережить, а вот теперь она совсем расшаталась и управлять ею, следовательно, должны одни и те же люди?) Современный город не приспособлен для революций. В городе работы очень много, можно сказать, непочатый край.

Я буду благодарен, если на выборах мэра города Вы поддержите мою кандидатуру. Это будет означать, что Вы лично оценили мой труд. Но я буду вдвойне благодарен Вам, если Вы, (некий компьютерный пропуск, а затем выделенные разрядкой, как и в самом начале, имена), Сергей Николаевич и Валентина Сергеевна, поддержите Президента России Бориса Николаевича Ельцина. Этот выбор – единственно верный путь для России. В этом я твердо убежден.

Желаю Вам и Вашим родным всего доброго. Пусть все мы будем жить в благополучной и процветающей России.

Искренне Ваш,

мэр Москвы

Юрий Лужков".

Ах, прелесть компьютерных дописок! Уже через несколько дней через работающую у нас в институте и живущую в одном доме со мною Надю Годенко узнал, что она тоже получила письмо от мэра. Это уже была заготовка на мать-одиночку. Неплохо. Какая же борьба идет за каждый голос избирателя, как же всем хочется во власть. Впрочем, через несколько месяцев заканчивается и у меня срок моего избрания. Посмотрим, как в этом случае поведу себя я.

В институте сегодня занимался крышей. Препирался с невероятно пройдошистым Андреем Ореховым по этому поводу. Организовываю хитрую мену: я ему вход с Тверской, который когда-то был по проекту в доме, и, кстати, помещался в доме банк, а он мне – ремонт крыши над всем зданием. Все у нас проносилось. Дом давно требует капитального ремонта, прогнили стропила, рушатся своды в подвалах. Крышу пока оценили миллионов в триста. Андрей жмется, я его понимаю, дорого. Если бы не лето, которое когда-нибудь закончится, то я бы его пересидел, а тут приходится выходить с инициативами.

Заканчиваю читать верстку "Гувернера" для "Юности". В этом романе единственный персонаж, который мне нравится – автор, очень не глуп. Боюсь, что начинаю понимать Пушкина: "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!"

17 июня, понедельник. Вчера состоялись выборы. Ехал с дачи, по дороге два раза спустило колесо. К счастью, во второй раз на повороте к Балабанову. А здесь как раз небольшой пункт по вулканизации и перемонтировке колес. Невольно хорошо подумал о новом времени, раньше бы мне куковать, таких лавчонок в то время не было. Кстати, в этой лавочке командует молодой, еще нет тридцати, парень: отец – академик из Обнинска, мать закончила иняз, работает по переводной информатике, брат – выпускник физтеха. Если меня не дурит, то любопытно для времени. Но парень какой-то приблатненный.

Первые результаты выборов под ликование комментаторов оказались неутешительными для Зюганова. Атмосфера на экране в связи с этим мерзостная. Все стараются ущипнуть, съязвить, пнуть противника. Главный козырь – коммуняки, и вот раньше были лагеря и не было колбасы. Нынче и без лагерей мрут больше, чем в лагерях. К утру выяснилось общее соотношение 35 – 32 в пользу Ельцина. Боже мой, это при том, что ты уже у власти, что на тебя брошена вся государственная пропагандистская машина и любой, от Киселева до Рязанова, торопится послужить памперсом для сановного президентского зада. Какой ничтожный результат!

Неожиданно для всех третьим вырвался Лебедь – около 17 процентов. Этот генеральский сапог, о котором я и раньше говорил Валентине, когда она, восторженная, приехала из Приднестровья, раздулся сразу же неимоверно. Все говорят о том, что, дескать, он передаст свои голоса… Не та страна, чтобы что-то можно было передать. Мы сами с усами. Прелестную подробность, со слов, сообщила "Свобода": предвыборную кампанию Лебедя финансирует Чубайс. Не удивлюсь, если Лебедь – это один из иезуитских планов Ельцина. Для себя по-прежнему связываю Лебедя с путчем 91-го и расстрелом Белого дома в 93-м. Если бы и народ об этом вспомнил.

Странное чувство возникло после этого вечернего смотрения телевидения. Будто труба слива – так иногда видно, как в реку падает вал грязной воды из такой трубы – поливала тебя несколько часов подряд. Брезгливое ощущение нездоровой кожи и грязи во рту. Дал себе вроде слово не лезть в политику.

Весь день в институте нервничал из-за хозяйственных дел: телефоны, аренды, ремонты. А осенью профессора и преподаватели придут, а все, как и было встарь.

Вечером в "Культуре" нашел небольшую заметочку: "Стал известен список претендентов на получение литературной премии имени Льва Толстого за 1996 год. Жюри литературной премии имени Льва Толстого обсудило список кандидатов на получение этой престижной награды. В числе претендентов значатся имена известных писателей: Михаила Алексеева, Анатолия Ананьева, Виктора Астафьева, Дмитрия Балашова, Андрея Битова, Владимира Богомолова, Сергея Залыгина, Сергея Есина, Станислава Куняева, Виктора Лихоносова, Сергея Михалкова, Евгения Носова, Владимира Солоухина и Анатолия Ткаченко…?" Конъюнктура, генеральские претензии, былое встретились с действующей литературой. Чрезвычайно интересно, как этот ребус будет решен. Впрочем, мне почти безразлично. Усилия надо прикладывать к новой вещи. Ленин у меня почти уже крутится.

18 июня, вторник. Я хотел начать эту запись дневника с мысли, которую я обдумывал с утра. Это – политическое самоубийство генерала Лебедя. Сегодня утром передали, что генерал, сделавший феноменальную политическую карьеру за год после отставки и набравший на выборах президента 17 % голосов, вдруг согласился на место председателя Совета безопасности и помощника президента по национальной безопасности. Расчет Ельцина чрезвычайно прост: на ближайших выборах он получит голоса избирателей Лебедя и сильную фигуру, готовую на все при возможных народных волнениях. Ясно только одно – голосов-то Ельцин не получит. Народ за последнее время поумнел, и его не так легко будет провести. Генерал продался за конфетку. Впрочем, во всей этой игре с новыми куклами я вижу признаки приближающейся диктатуры. Спаси и сохрани нас Господь.

Умер Сергей Сергеевич Иванов, брат Валентины Сергеевны. Читал книгу и захрапел. Несколько дней назад он вместе с женой Машей переехал в новую квартиру, практически дети оттеснили их в однокомнатную из привычной трехкомнатной. Можно только смутно представить, что он чувствовал. История его сына Сергея и новой невестки заслуживает отдельного описания. Поездки в качестве челноков в Турцию и Польшу, какая-то палатка в Петровско-

Разумовском, потеря навыков и интересов интеллигентной семьи. Все это – если не трагедия, то знак времени.

Днем сегодня приходил Валера, мой племянник. Ему не платят зарплату с 14 апреля, практически они голодают, Валера занимается извозом, красит кому-нибудь колеса, моет машины. Возил какой-то даме продукты в забегаловку, где она торговала. Но дама прогорела, предварительно купив себе роскошную машину. Двое детей, больная неработающая жена. Бедный подполковник российской армии.

Сегодня написал характеристики на весь свой курс, а потом договорился устроить небольшой вечер для выпускников.

Боже мой, какая грустная жизнь. Суечусь, суечусь, а смерть рядом. Сидит, косая, на табуретке, читает книжку, в которую внесено и мое имя. На какой странице? Самое трагичное в моем положении, что мне в этой гонке за справедливостью и некоторой литературной незабывчивостью надо рассчитывать только на свои силы, все постараться дописать и вчерне закончить, потому что я не оставляю после себя заинтересованных лиц.

20 июня, четверг. Сегодня вручали дипломы очному отделению. Получилось довольно нарядно. К случаю в Москву приехали Игорь Черницкий и Коля Романов, проездом на праздник в Брест. На празднике будет Ельцин. Дня через два Зюганов в Думе станет, наверное, рассказывать – когда Ельцин сказал о Победе, вся площадь, как один, принялась скандировать: «Да здравствует, Советский Союз!». Я тут же пригласил ребят выступить у нас в институте перед началом торжественного акта. Игорь прочитал два текста Пушкина: «Что в имени тебе моем», а после «Скребницей чистил он коня…?». Я заметил, что к стихам студенты Литинститута прислушивались, как к текстам, не очень известным, но с большим интересом. После торжественной части мне Альберт Сергин, наш директор столовой, поставил бесплатно закуску, а арендатор, Илья Шапиро, как спонсор, доставил выпивку. Впервые студенты меня за что-то поблагодарили. Надо сказать также, что с этим потоком институт заканчивали две кореянки. Девчата принесли розы. Не забуду никогда в жизни.

21 июня, пятница. Все утро писал о перевороте, о Лебеде, об изъятии русского окружения Ельцина – Коржакове, Барсукове, Грачеве, – об его проигранном первом туре, а потом какой-то сбой в компьютере, и все полетело.

Ничего не пишется, волнения за институт. Вчера вроде бы договорился с Ореховым относительно ремонта крыши. Завтра похороны Сергея Сергеевича Иванова.

22 июня, суббота. День тяжелейший. Уже вечером, когда я вернулся домой, сил ехать на дачу не было. А ведь чего делал-то: только разговаривал да говорил. Минут сорок пришлось полежать на кровати, прежде чем идти в гараж за машиной, собирать вещи. Кстати, впервые выехали с Валентиной Сергеевной: ровно год, с тех пор как она легла в больницу прошлым летом, она на даче не была. Вывез подышать.

Утром ездили в морг, где-то в районе Октябрьского поля, в нескольких остановках на автобусе от больницы В.С. В одном преимущество настоящего времени над прошлым: с покойниками возни стало, видимо, меньше. Бизнес это прибыльный, везде понаделали при моргах ритуальные залы. Мрамор, мало света, медные светильники, тихие голоса. Все, как говорится, для занятого сегодняшнего человека, облегчить его многоделовую жизнь. Мне ведь тоже из морга – переодеться дома и ехать в Думу. От вечного – к политике.

Сергей Сергеевич лежал, как никогда, благостный, тихий и даже, может быть, помолодевший. Поговорили с родными. Увидел, наконец, легендарную Клавдию, невестка, новая жена сына Сергея Сергеевича и племянница В.С. Худая, вполне современная женщина с еле сдерживаемым внутренним темпераментом, внутри у нее, наверное, все клокочет. Накануне Сергей Сергеевич хорошо выпил. Все новое: новый район, первый этаж, нет телефона. Зато вроде бы переспектива для молодых. Внук Дима на похороны прийти не смог, он работает где-то грузчиком, может быть, приедет в крематорий в Митино. Вспомнил "Обмен" Трифонова. Новая, сегодняшняя ситуация и прежняя. Руки зачесались сесть за письменный стол и сделать что-нибудь в прежнем жанре.

В Думу приехал по наводке Валеры Тарасова. Я доверенное лицо Зюганова. Коммунисты, конечно, меня, как всегда, обманут, но неприятие мое нынешнего режима слишком уж велико. Снимали клипы, которые пойдут по ТВ в отпущенное по закону для кандидата в президенты время. Само выступление не столь важно, я постарался сделать его в несколько ироничном виде. Первый дубль был лучше, емче, острее. Суть выступления – мы не знаем ни программы одного, ни программы другого, давайте будем выбирать по этике, по делам.

Самое интересное во всем – это обстановка в комитете Думы по культуре. Сидели в кабинете у Губенко. Снимали в кабинете Говорухина, временно превращенном в студию. В кабинете Губенко сидели Руцкой, с которым прежде я не был знаком, и Жанна Болотова. Атмосфера довольно пессимистическая, я больше слушал, нежели говорил. Общее впечатление нехорошее. Люди привыкли к своему положению, хотелось бы, чтобы Зюганов победил, но мы все равно в Думе не пропадем. Все признавались, что считают положение Зюганова во втором туре безнадежным. Люди усталые и равнодушные. Понравился мне только адвокат компартии Иванов, он тоже был в кабинете Губенко. У Руцкого навыки полковника: рас-счи-тайсь! Я никогда не смогу простить ему поведение на Верховном Совете РСФСР и развала компартии. Теперь он спохватился. Я все время старался дистанцироваться от этой публики. Даже не остался в комнате, когда зашел Зюганов. Сидел в приемной, читал "Дейли-коммерсант". И Руцкой, и Зюганов, уходя, нашли меня и пожали руку. Зюганов показался мне человеком, борющимся со своим страхом и не очень решительным.