Текст книги "Звезда, зовущая вдали"
Автор книги: Сергей Шлахтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Весь следующий день отряд кружил между горами, пока не остановился у подножья одного каменного великана – по местным меркам. Охотники объяснили, что далекая таинственная земля видна с вершины только на рассвете в течение небольшого промежутка времени. На вершине ночевать холодно, поэтому подъем начнется до восхода солнца, при свете ущербной луны. Охотники быстро разбили лагерь, все принялись за разделку убитых в этот день антилоп. Уже не было особой нужды в конспирации, поэтому Нафо подал товарищам сигнал подойти. Через полчаса часовой поднял тревогу – с запада приближались два десятка вооруженных чужаков. Но азиаты быстро успокоили своих хозяев, заявив, что узнают друзей, но выразив притворное недоумение. Паладиг уже издали подал знак миролюбия и окликнул Нафо. Приблизившиеся азиаты принялись обниматься с двумя товарищами, словно после долгой разлуки. Тут же охотникам объяснили, что экспедиция «египтян» кончилась неудачей, пройти сквозь горы не удалось и решено возвращаться всем. Простодушные негры легко приняли эту версию и пригласили подошедших незнакомцев к «столу». Рацион азиаты обогатили и своей добычей – молодой лошадью со шкурой в бело‑черную полоску.[27]
Когда Нафо поделился с товарищами потрясающей новостью, он породил бессонницу. Несмотря на усталость, азиаты долго не могли уснуть, переговариваясь о новых планах. Главный вопрос был уже о переправе через море и возвращении домой. Некоторые даже предлагали подняться на гору уже сейчас, не дожидаясь проводников. Вожаку стоило большого труда унять горячие головы. Однако беспокойство гостей передалось и хозяевам, и молодежь поднялась очень рано, готовая идти. Как ни странно, руководители охоты не возражали, очевидно, желая быстрее спровадить этих беспокойных соседей и заняться основным делом.
Едва забрезжил свет луны, все двинулись в путь. Южный склон горы был пологим, что очень облегчило подъем и позволило задолго до рассвета оказаться на округлой вершине, покрытой лишь высохшей травой. Ночное светило поднялось уже к зениту и не могло создавать световую дорожку на море, поэтому азиаты верили и не верили, что вода уже близко. Но вот горизонт осветился, затем начал быстро розоветь. Сердца азиатов были готовы выпрыгнуть из груди, люди еле удерживались от порыва бежать на восток, не дожидаясь желанного зрелища. И вот, в первых лучах африканской зари, они увидели на горизонте нечто вроде туманного облачка над темноватой полосой воды. Еще несколько минут, и стало ясно, что перед глазами – земля. Контуры были размытыми, но скажи кто азиатам, что видны даже их дома, и они безоговорочно поверили бы. Глаза были прикованы к видению и источали такие обильные слезы, что негры даже начали перешептываться и отходить подальше. Но и самые хладнокровные азиаты не могли удержаться, если бы даже старались.
Но вот над водой заклубился колеблющийся воздух, видение стало расплываться и стираться. И все равно азиаты не отрывали взглядов от горизонта, они даже не заметили, что негры потихоньку удалились. Потом раздались вздохи, тихие разговоры, причем люди были не радостно‑возбужденными, а какими‑то притихшими. Первым спохватился Паладиг: а в какой, собственно, стороне мы видели землю? И товарищи судорожно принялись обшаривать взглядами опустевший горизонт, и каждый показывал в свою сторону. Лишь Вальтиа, рассмеявшись, указал на промежуток между двумя невысокими вершинами, где он, по привычке, засек направление на весь день пути. Что было дальше, путники плохо помнили. Они стремительно сбегали по склону, пробирались через лощины, обходили невысокие горы, стараясь только придерживаться направления, куда их влек инстинкт. Опомнились они уже около полудня, совсем выбившись из сил и заметив небольшой источник в стороне от их пути. Здесь все жадно пили, потом почувствовали волчий голод и принялись за стряпню – все это говорило о возвращении к обычному ритму их беспокойной жизни. Сразу встал вопрос о продолжении пути. Глаза, уже привыкшие оценивать расстояния в горах, подсказывали, что до моря не менее суток пути, так что разумнее было задержаться у источника и заготовить еще провизии, но нетерпение было слишком велико. Всем азиатам казалось, что на берегу большинство проблем решится само собой, и все помыслы по‑прежнему были посвящены будущей переправе. Тем не менее водой запаслись вволю – сказался печальный опыт.
Горы быстро мельчали, превращаясь в высокие холмы. Но и на склонах, и в долинах растительность становилась все беднее, предвещая близость пустыни. И жаркое дыхание неба и почвы говорило о том же. На ночлег устроились на склоне холма, между несколькими зонтичными акациями, приняв обычные меры предосторожности. Ночью отдаленный вой хищников доказывал, что местность не совсем необитаема; это давало небольшой повод к оптимизму. В путь вышли чуть свет, держа по‑прежнему направление на северо‑восток. Каждый новый встречный холм воспринимался как наказание, все взгляды устремлялись в прогалины – где же море? Лишь Паладиг внимательно осматривал склоны прагматичным взглядом, и все большее беспокойство охватывало вожака. Не было видно ни селений, ни деревьев, способных служить строительным материалом для плавучих средств. Пустыня проступала все настойчивее, солнце жгло, оставалась надежда лишь на само побережье.
И вот холмы расступились, и из двух с половиной десятков глоток вырвался торжествующий клич – на востоке между черными утесами проступила широкая голубая полоса, перерезанная золотой солнечной дорожкой. Вот оно, море, к которому уже столько дней был направлен их поиск – скорее, скорее к воде, к спасению от жгучего зноя! Людей словно кто‑то подхлестнул, забыв об осторожности, азиаты побежали по серовато‑желтому песку, на ходу всматриваясь в горизонт в поисках родной земли. Никто не хотел вспомнить, что другой берег был виден лишь на рассвете, а сейчас влажное марево делало даже сам горизонт размытым. Только ассириец да еще Нафо отметили, что берег также был лишен зеленой растительности. Если на берегу не найдутся местные жители, то в поисках их придется удалиться от единственного места у моря, где возможна переправа. Добежав, азиаты обнаружили время отлива: суша обрывалась невысоким крутым склоном, за которым обнажилась широкая полоса влажного песка с зелеными пятнами водорослей. Попрыгав с обрыва, люди побросали ношу, даже оружие, и с разбега, прямо в одежде, вбежали в воду. Здесь ощущалось довольно сильное течение вправо, туда же бежали волны высотой до двух локтей, так что любителям купания пришлось из осторожности окунаться на мелком месте (плавать умели не больше половины путешественников). Вода оказалась теплой, горько‑соленой, что ощущалось гораздо сильнее, чем в Великом Зеленом море.[28]
Когда первые восторги были утолены, все взгляды обратились к предводителю: что будем делать дальше? Паладиг коротко изложил свои мысли:
– Если строить лодки или плоты не из чего, остается только искать, разумеется, в северном направлении. Там, видите, – невысокая столовая гора, с ее вершины можно обозреть все окрестности, а уже после этого решать. – Все тут же двинулись в путь по влажному обнажившемуся дну, превозмогая усталость и нестерпимый зной. Солнце стояло почти в зените, даже близость воды мало помогала. Нагретый воздух колебался, контуры горы дрожали, по временам возникали миражи. Африка, даже на самой границе, оставалась недружелюбной.
Вдруг ассириец остановился как вкопанный, пристально вглядываясь в столовую гору, а затем стремительно бросился влево, под укрытие склона, и рукой подал остальным азиатам сигнал сделать то же самое. Привычные к внезапным тревогам, те мгновенно выполнили приказ и только недоуменно переглядывались – кого можно бояться в этой пустыне? А Паладиг вскарабкался по обрыву и осторожно выглянул в сторону горы. Все последовали его примеру и вскоре поняли причину беспокойства. На плоской, серовато‑черной вершине горы отчетливо выделялась серовато‑белая полоса зубчатой крепостной стены из камня. В этой части Африки лишь один народ строил каменные крепости.
Египтяне!
Только теперь Паладигу и Нафо стала понятна изображенная на карте фигура египетского воина. Здесь, в самой узкой части моря, воины Та‑Кемта имели отдаленный форпост, контролирующий сушу и воду. Эта крепость перекрывала азиатам путь на родину и перечеркивала все надежды на возвращение домой. Недаром нубиец‑проводник еще после битвы с носорогом предупреждал: «Ты придешь к морю, где владычествует Та‑Кемт». Мысли вихрем проносились в голове предводителя. Конечно, крепость построена не для того, чтобы мешать переправляться в Азию; это либо пограничный форт, либо морской порт для египетских торговых кораблей. Но азиатам от этого не легче, распознать в них бывших рабов проще простого.
Указ владыки Юга утрачен, да он и запрещал появление во владениях Та‑Кемта. А если сюда дойдет весть о нападении на архитектора Нана, азиатов ждет мучительная смерть. Значит, остается дождаться сумерек и уходить, но куда? На юг – значит, еще больше отдаляться от Азии, на север – значит, оказаться во владениях Та‑Кемта. Даже если удастся построить какие‑то суда вдали, переправляться через море возможно только здесь, на виду у стражи. Получается заколдованный круг. И еще одна тревожная мысль: а не заметили ли часовые с крепостной стены путников? Если да, то вскоре последует разведка защитников крепости, и азиатов ожидает либо смерть в бою, либо плен. Неужели азиаты никогда не избавятся от проклятого народа?
Последовал краткий совет. Решили ожидать в укрытии, внимательно наблюдая за крепостью. При появлении египтян – немедленно уходить вдоль берега на юг, далекой погони не будет. Прозвучал и разумный голос: а вдруг крепость давно заброшена? Тогда страхи напрасны, в развалинах можно будет найти и приют. Все приободрились, послышались и смелые предложения оставаться здесь хоть на целый год, но построить судно. Тем временем начался прилив, волны уже добегали до склона, приходилось стоять в соленой воде по временам окатываемыми до плеч. Азиаты, не умеющие плавать, судорожно цеплялись за руки товарищей при каждой новой волне. Ждать было мучительно, но нечего было и думать, чтобы выбраться на берег до вечера. К счастью, египетские разведчики не появились, скорее всего, жара сделала часовых ленивыми.
Наконец, наступили сумерки, и мокрые усталые путники поднялись на сушу. И сразу же робкие надежды угасли: и на вершине горы, и у подножья появились отблески огня. Итак, крепость обитаема. С бессильными проклятиями азиаты двинулись обратно к горам, повернувшись спиной к родине. Кажется, за все времена, пока стоит мир, не было такого мгновенного крушения великих надежд. Попытки придумать что‑нибудь проваливались. Похоже, негры с Кави поступили правильно, выбрав путь на юго‑запад. И винить некого, ведь проводник‑нубиец предупреждал о безнадежности прямого пути на восток. Но утопающий хватается за соломинку, и на середине пути Гато воскликнул:
– А может быть, в крепости сидит какой‑нибудь десяток египтян? И для нас они угрозы не представляют? Надо все разведать, прежде чем позорно убегать.
Предположение было сомнительным, но сейчас и оно вызвало оживление. Сразу же был выработан план. Весь отряд укрывается в холмах, а Гато (он вызвался сам) в сопровождении Вальтиа подберется поближе к крепости. Возможно, одному из них придется остаться на весь следующий день, ведь в темноте мало что разглядишь. Пусть выберут хорошее убежище, откуда видно врагов, но не видно разведчика. А вечером за разведчиком придут, и будут ясны дальнейшие действия. Нельзя же, в самом деле, так просто отказаться от единственного пути к спасению!
К осуществлению замысла приступили немедленно. Двое друзей, прихватив фляжку с водой, повернули направо, остальные двинулись к разведанной прогалине между холмами. Однако уже на месте выплыл важный вопрос о пропитании. Сушеного мяса осталось всего на один раз, а охотиться в такой близости к врагам неразумно. Да и источника воды не обнаружили. Оставалось единственное, хотя и печальное решение: все немедленно возвращаются к вчерашнему источнику, там постараются чем‑нибудь разжиться. А здесь останутся двое, кто встретят обоих разведчиков или одного из них, оповестят о новом плане и будут ждать возвращения всех. Здесь, под прикрытием холма, двое азиатов развели костер и принялись за стряпню. Примерно через два часа вернулся Вальтиа, один. Он рассказал, что крепость охраняется, что Гато пришлось оставить для дневного наблюдения, закопав по шею в песок, с единственной фляжкой воды. Вариант, конечно, мучительный для разведчика, но особого выбора нет. Завтра в темноте пойдем его выручать. Сигналом безопасности будет крик ночной птицы, которым все азиаты овладели давно, еще в Та‑Кемте, в предвидение мятежа.
Утром троица пошли бродить по окрестностям в поисках какой‑нибудь добычи, но пришлось удовольствоваться одними финиками. Еще хуже, что нигде не обнаружили воды. Пока хватит одного оставленного им кувшина, но ясно, что всему отряду здесь задерживаться будет невозможно. К полудню жара стала невыносимой, кожа сильно чесалась, на ней выступили кристаллы морской соли – последствия вчерашнего легкомысленного купания. Можно было представить, какие мучения доставались неподвижно лежащему под слоем песка Гато. Лишь бы он выдержал, не выдал себя, не попался в руки беспощадных врагов.
Едва дождавшись заката, все трое двинулись на выручку. Без горца найти правильный путь было вообще немыслимо.
Азиаты дошли, потом проползли мимо горы с крепостью слева и затаились. Внизу, недалеко от моря, горел небольшой костер, его отблески слабо освещали купу кустов, среди которых прятался шумер. Если египтяне его нашли, они вполне могут устроить засаду для других азиатов. На этот‑то случай и был обговорен условный сигнал. Вальтиа уже издалека крикнул ночной птицей, подполз, повторил крик и весь обратился в слух. К его ужасу, ответом была тишина. Горец опять подал сигнал, уже готовясь к появлению египтян и к бою. Но вместо этого он едва расслышал какой‑то хрип, в котором еле разобрал свое имя. Мгновенно подобравшись к кустам, Вальтиа разглядел товарища, сидевшего и без сил привалившегося спиной к кусту. Горец волоком дотянул Гато до товарищей, которые буквально оживили шумера глотком воды. Еще через несколько минут, после энергичного массажа совершенно затекших рук и ног, Гато уже смог ползти, а затем идти самостоятельно. Вчетвером они добрались до стоянки и принялись жевать финики, так как мясо без воды в горло не лезло. На вопросы шумер только махал рукой, что само по себе было дурным знаком.
Паладиг с отрядом вернулся лишь к полудню, на этот раз с солидными запасами пищи и воды. И сразу приступил к расспросам.
– Это настоящая крепость, готовая к бою, окруженная глубоким рвом, – начал Гато. – Египтян там – около сотни или чуть больше. В крепость ведет одна лестница, вырубленная в скале, а к ней через ров перебрасывается деревянный мостик, который на ночь убирают. Между крепостью и морем лежит поселок, там большая казарма для воинов и много домиков для семейных командиров и начальников. Охраняют поселок часовые с севера и с юга. Всю ночь под крепостью поддерживают огонь. Напротив казармы, с юга – два каменных склада и один домик без окон – для рабов. Еще там есть конюшня, а с северной стороны – хлева для скотины. Там, где я прятался, – сад и огороды. За ними ухаживают рабы. Воду берут из двух глубоких колодцев, один из них – в поселке, и еще один – где‑то около крепости, мне не было видно.
Ответом на рассказ было тягостное молчание. Ни игнорировать египтян, ни бороться с ними не удастся. А договориться мирно – нечего и пытаться, гордые сыны Та‑Кемта и разбираться не станут с бывшими рабами Великого дома.
– А чем они занимаются? – прервал молчание Паладиг, просто чтобы что‑нибудь спросить.
– Утром, до жары, они заняты военным делом. Маршируют, стреляют из луков, бросают копья. Всадники на полном скаку колют копьями чучела или мечут в них стрелы. Еще выходят в море на рыбную ловлю. Потом занимаются хозяйственными работами, не ленятся. Рабы выполняют только черную работу.
– Ловят рыбу? – даже подпрыгнул ассириец. – На чем?
– У них есть большие лодки, каждая может поднять человек десять. На ночь их вытаскивают на берег.
– А сколько, ты сказал, у них часовых ночью?
– Двое воинов – с северной стороны поселка, двое – с южной. Один сидит у костра, поддерживает огонь. Да еще, по‑моему, один находится в крепости, ходит по кругу. Вот и все, шесть человек. Ночью они меняются.
– Так что же головы ломаем! – закричал, вопреки своей обычной сдержанности, Паладиг. – В темноте подкрадемся, снимем часовых внизу, захватим лодки – вот мы и за морем!
– Я уже думал об этом, – ответил Гато, – Ничего не выйдет. У часовых есть собаки.
Вновь установилось тягостное молчание. Конечно, сторожевые псы заранее поднимут тревогу. Кажется, никогда прежде, даже во время бегства в пустыню после мятежа, когда собаки навели преследователей на след рабов, азиаты не ненавидели этих тварей так сильно.
– А много собак?
– Я видел трех кобелей. Здоровенные.
– А собак можно отвлечь, – сказал один сириец. – Мы сядем в засаду, Вальтиа подкрадется, раздразнит собак и побежит к нам. А мы псов похватаем и перебьем.
– Если собаки с лаем убегут в темноту и не вернутся, часовые сразу поднимут тревогу.
– А пусть часовые думают, что псы погнались за дичью. Давайте изловим в горах молодую антилопу и пустим ее ночью через поселок, чтобы часовые ее видели. Тогда Вальтиа и рисковать не нужно.
– А как заставить антилопу бежать именно мимо часовых, да еще прямо на нашу засаду? А иначе собак нам не убить. Они догонят и загрызут антилопу, затем вернутся.
Положение представлялось совершенно безвыходным.
– А что, если собак отравить? – спросил Оя. – Разбросать ночью куски отравленного мяса вокруг крепости.
– А чем отравить?
– А у меня есть сонный порошок, который мне подарил колдун в горах. На трех собак хватит.
– Если египтяне увидят хоть один кусок мяса, они сразу обо всем догадаются. Но даже если не увидят. Собаки от яда или издохнут, или заснут уже днем. И люди сразу заподозрят неладное. Снотворное надо давать поздно вечером, тогда спящие собаки не привлекут внимания. А кто может угостить их в нужное время?
И тут впервые заговорил Нафо, молчавший все время, вопреки обыкновению.
– Я знаю, кто это сделает без труда. Рабы. Нужно только связаться с ними.
Наступило удивленное молчание. Да, такой способ решал многие проблемы, удивительно, что никто не додумался до этого раньше. Все вспомнили свои жгучие мечты о свободе в Та‑Кемте. Наверняка и местные рабы захотят помочь тем, кто освободит их из плена.
– Сколько там, в поселке, рабов?
– Я видел только тех, кого ночью держат в домике возле складов. Сейчас скажу. Восемь человек. Пятеро – чернокожие, остальные, видимо, азиаты.
– Собаки их знают, пищу из их рук примут. Вот это – наш единственный путь к спасению. Но как с ними незаметно связаться?
– Я знаю, – подсказал Гато. – Нужно спрятаться там же, где я уже был. Рабы туда ходят без надсмотрщиков. Куда им бежать – вокруг пустыня, часовой из крепости их быстро заметит, всадники или собаки догонят. Но что будет, если я наткнусь на предателя?
– А на этот раз пойду я, – вдруг сказал Нафо. – Предателя я разгляжу раньше, чем заговорю с ним. В крайнем случае, поймают меня одного, а я уж сумею придумать для египтян подходящую сказку. Сделают меня рабом, тогда я сам отравлю собак, да и дело с концом, только будет большая проволочка.
Халдей и раньше считался у азиатов непревзойденным авторитетом, как дипломат, а теперь многие бросились его обнимать.
– Сделай это, – умоляли они, – ты спасешь всех. Ведь иначе нам из Африки не выбраться.
Только теперь до многих дошло, какой глупостью был давний спор о выборе пути к морю. Ведь все, отделившиеся от вожаков, были бы обречены. Только в соединенных усилиях их всех, обладающих разными талантами, мог быть залог успеха.
Глава VII
ХИТРОСТЬ ПРОТИВ СИЛЫ
Ночью опыт разведки был повторен, уже с Нафо. Халдея укрыли более тщательно, между кустами, укрыв голову плащом и присыпав песком, оставили кувшин воды и тряпку, которую можно было смачивать и прикладывать к голове. Сигнал безопасности остался тем же. Товарищи прочли все известные им молитвы за успех дела и ушли в самом тревожном ожидании.
Миссия Нафо предстояла нелегкая. Прежде всего высмотреть подходящего собеседника. Затем заговорить с ним, не привлекая внимания остальных и на понятном языке. Халдей знал несколько языков народов Передней Азии и предпочел бы их египетскому. Нужно уговорить, убедить раба в необходимости бежать на свободу, преподнести свое появление как подарок богов. Ведь в египетском плену доводилось встречать отчаявшихся рабов, смирившихся со своим положением и мечтавших только об облегчении своего труда, готовых даже на сотрудничество с хозяевами. Такие люди были опаснее самих египтян, так как находились в курсе событий и планов. Нафо оставалось рассчитывать только на свою интуицию и на благосклонность судьбы.
Еще до наступления жары рабы появились на садовом участке. Работы для них было много, с помощью шадуфа[29] они вновь и вновь поднимали воду из глиняного бассейна и выливали ее в оросительные канавки, затем собирали фрукты и овощи в большие корзины. Несколько раз мимо кустов проходили негры, но Нафо дожидался уже намеченной «добычи». Это явно был азиат, коренастый, средних лет, с короткой, но густой медно‑коричневой бородой. Нафо заподозрил в нем жителя Вавилона, таких он часто видел в бытность рыбаком. Несмотря на жару, халдея пробирал озноб: вдруг азиат так и не приблизится? Но тут «вавилонянин», воровато оглянувшись по сторонам, подошел к тутовому дереву и принялся закусывать ягодами.
Нафо давно обдумал манеру и содержание беседы.
– Стой, воришка! – произнес он по‑шумерски, утробным голосом, словно из колодца.
Раб поперхнулся и замер с протянутой рукой. Ему было ясно, что окликнул его не надсмотрщик, но и другой человек говорить на его родном языке здесь, на задворках Африки, да еще откуда‑то из‑под земли, попросту не мог. Кто же, бог, демон?
– Как твое имя?
– Кумик, – выдавил тот хриплым голосом.
– Откуда ты родом?
– Из Сидона,[30] – ответил азиат уже увереннее, и в голосе даже прозвучало удивление – для потустороннего существа допросчик что‑то мало знал.
Значит, не вавилонянин, а финикиец. Его языка халдей не знал.
– Ты давно в рабстве? – продолжил он по‑шумерски.
На этот раз финикиец даже попытался оглянуться, так что Нафо пришлось его осадить:
– Смотри перед собой и отвечай на вопрос!
– Четыре года.
– Ты хочешь получить свободу?
– Да! – воскликнул Кумик так отчаянно, что сомневаться в его искренности не приходилось.
– Тогда присядь над грядкой и посмотри налево.
Финикиец повиновался, и у него глаза буквально вылезли из орбит.
– А ты кто?
– Я – беглый раб, пробираюсь домой в Азию. Со мной три товарища. Мы освободим тебя и поможем бежать за море, если ты поможешь нам.
– Но что вы четверо сделаете против стражи? – в голосе прозвучало разочарование.
– Это уже наша забота. У нас есть духовые трубки с ядовитыми колючками,[31] – соврал на всякий случай халдей. – Мы бы давно все сделали, но нам помешают собаки. Сколько их здесь и кто их кормит?
– Собак три, кормят их стражники, но угощать может любой, – ответил финикиец, мигом догадавшись о причинах вопроса.
– А твои товарищи захотят бежать с нами?
– Мы все мечтаем о свободе, – гордо ответил Кумик, – но в Азию побегут только двое. Остальные пятеро – нубийцы. А на чем вы собираетесь бежать?
– На лодке, конечно.
– Так вас быстро догонят, здесь лодок восемь штук.
– Ничего, мы пробьем у них днища и потопим. Азия близко, мы переплывем за одну ночь и скроемся. Главное – тебе надо решиться, другого случая ни у тебя, ни у нас не будет. Ты согласен дать собакам пищу, от которой они уснут?
– Я сделаю все, что ты скажешь, но только не обмани!
– Я клянусь тебе именем Мардука,[32] и пусть на меня падет его кара в случае обмана. А теперь слушай: наступает новолуние, лучшее время для ночного побега. И темно, и прилив высокий. Если завтра к вечеру не разыграется буря, ты приди сюда, и на месте меня ты найдешь камень, а под ним – куски мяса с сонным порошком внутри. Накормишь всех трех собак, проследи, чтобы они все съели! Если все удастся, камень отбрось в сторону, если нет – оставь на месте. А ночью мы перебьем стражу, откроем ваш сарай и убежим. Твоим товарищам ничего не говори до завтрашней ночи, пусть узнают в последнюю минуту. Быстро отходи, сюда идут!
Кумик сразу поднялся с пучком зелени в руке и пошел навстречу двум неграм. Наверное, ему стоило многих усилий держаться естественным образом, не выдавая волнения. А у Нафо теперь, когда напряжение спало, появилась страшная усталость в затекших руках и ногах, сразу начал ощущаться зной. Да, на такое дело должен был идти кто‑нибудь молодой, но кому можно доверить столь тонкое задание?
Освобожденного, уже в темноте, из песчаного плена халдея пришлось нести на плечах. Но ценность сообщенных им сведений была столь велика, что Паладиг уже этой ночью начал репетировать нападение на часовых. Отобранные им охотники по двадцать раз подползали к «часовым», учились разоружать их и обезвреживать.
Удовлетворился ассириец только тогда, когда азиаты научились выполнять задание без единого звука. Нафо и Гато были главными консультантами по проникновению в поселок. Смена часовых производилась за два часа до полуночи, нападение следовало произвести через час‑два, чтобы воины расслабились. И накануне, и днем продолжались хлопоты по заготовке воды и продуктов (тщательные поиски позволили все‑таки обнаружить крохотный источник среди холмов). Потом отдыхали, но, несмотря на усталость, спать почти никто не мог.
Выступили, однако, только в сумерках, нельзя было спугнуть удачу преждевременным появлением. Проверка тут же показала – камня на месте нет. Долго раздумывали, напасть ли на часовых сразу с двух сторон – с севера и юга – или по очереди? Оба варианта имели свои преимущества и недостатки. Наконец, вспомнив о последствиях нападения тремя группами на врагов у реки, решили не разделяться. И потянулись невыносимые часы ожидания. Наконец, яркие южные звезды показали приближение полуночи, а Северная звезда, низко над морем, непрерывно подмигивала, как бы ободряя азиатов на действия. Две группы пластунов, по три человека, тронулись с юга в направлении костра. Было известно, что часовые отходят от крепости к югу примерно на стадию, причем по очереди, один вдоль самого берега, другой – от подножья столовой горы. Группу, ползущую навстречу второму, возглавлял Вальтиа. Он издалека разглядел на фоне костра приближающуюся фигуру в плаще, с копьем в руке. Страшная ненависть к убийцам друга вновь ожила, рука сжала нож. Как только часовой повернулся спиной, горец стрелой сорвался с места и мгновенно покончил с врагом. Один из товарищей тут же сорвал с убитого плащ и натянул на себя, подобрал копье и медленно зашагал на север, а другой поволок тело подальше. Новый «часовой» громко закашлял – сигнал для товарищей, а двое азиатов поползли следом на отдалении. По шороху размеренных шагов они уловили приближение второго врага и смутно разглядели под блеском звезд фигуру, бредущую вдоль моря. Затем донеслись глухая возня и столь желанный громкий кашель. Итак, с южной стороны часовые обезврежены.
Дальше судьба пластунов сложилась по‑разному. Им предстояло миновать место между морем и крепостью, менее половины стадии шириной, освещаемое отблесками костра. Часового, поддерживающего огонь, было оговорено пока не трогать. Египтянин сидел лицом к морю, поэтому за его спиной Вальтиа с товарищем полз вдоль крепостного рва без опасений. А вот Гато быстро понял, что часовой может разглядеть его с товарищем, ползущих вдоль берега. Без колебаний они оба подползли к воде и поплыли на расстоянии пятидесяти локтей от берега. Это привело к заметной задержке. Вальтиа миновал казарму и пополз вдоль домов поселка, погруженного во тьму, как вдруг уловил около одного из домиков пятно света. По‑видимому, масляный светильник просвечивал сквозь занавеску окна. И вот на крыльце домика азиаты разглядели неподвижно сидящего человека. Кто это: хозяин, страдающий бессонницей, сторож или слуга? И что делать: сначала «снять» его или продолжать выполнять задание? Товарищ‑семит посоветовал второе: этот человек, похоже, спит и не услышит шума схватки, а вот часовые бодрствуют и могут поднять тревогу. Да и с высоты крепости этого сторожа наверняка видно, несмотря на слабость освещения. Лучше покончить с часовыми, а потом решить, что делать с этим. И друзья поползли дальше, оставив этого противника в тылу.
Миновав дома, Вальтиа приподнялся, осматривая местность впереди, к северу от поселка. Здесь костра не было, и часовые оставались невидимками. Поэтому азиаты попросту остолбенели, когда высокий силуэт внезапно вырос прямо перед ними; правда, с часовым произошло то же самое. И здесь Вальтиа опять толкнула ненависть, и он леопардом прыгнул на грудь египтянину, сразу сбив того с ног. Ногами и левой рукой он обхватил часового, а правой зажал ему рот. Египтянин (вернее, неф), выронивший при падении копье, оказался очень сильным, он отчаянно пытался оторвать от себя нападающего или хотя бы его руку ото рта, но горец уступил бы только мертвым.
Семит с ножом замер в нерешительности, он шарил в темноте свободной рукой, но находил только тело товарища. Минута была критической: в любой момент второй часовой мог услышать возню. В это время негр напряг все силы и перевалился на противника, предоставив этим семиту удобный случай для удара. Вальтиа все понял по ослаблению хватки врага, но не мог допустить, чтобы месть осуществил кто‑то другой. Он вцепился в горло раненого и сдавил его, словно клещами, забыв обо всем. Хорошо, что напарник вспомнил о прямой обязанности, подобрал упавшее копье и побрел на север, даже не набросив плаща. Ему казалось невероятным, что второй египтянин не поднимает тревогу и даже не окликает. В ночной тишине даже отчаянный стук сердца представлялся громом.
И только отойдя на двадцать шагов, азиат вспомнил об условном сигнале и громко закашлял.
А Вальтиа, покончив с противником, пополз мимо крайних домов к морю. Это было грубым нарушением плана, но горцу было все равно, он даже не подумал, что Гато может в темноте принять его за врага. Подобравшись почти к самой воде, горец замер в недоумении – никаких признаков товарищей здесь не было. Внезапно до его ушей долетел шорох гальки, и при свете звезд он скорее угадал, чем явственно разглядел, мокрые тела двух пластунов. Втроем они быстро одолели последнего часового, после чего Вальтиа и Гато стали красться вдоль края домов к месту, где был замечен дремлющий египтянин. Его нужно было устранить, но как подобраться к освещенному крыльцу? И не заметит ли их часовой из крепости?
