Текст книги "Звезда, зовущая вдали"
Автор книги: Сергей Шлахтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Дав командиру насладиться сознанием собственной мудрости и хитрости, Нафо вдруг заявил:
– Это все не даром. За это вы отдадите нам свои луки.
Данное требование мгновенно перечеркнуло все замыслы египтянина. Без луков идти на абордаж – безумие. И он решительно восстал против. Тогда халдей в виде особой милости предложил оставить пять луков для охоты и защиты. После нового отказа Нафо вдруг заговорил с металлом в голосе:
– Я знаю, почему ты отказываешься возвращаться. Ты боишься, что тебя казнят за потерю корабля и гибель людей, за проваленную операцию. Но пойми, если ты приведешь назад лодки, то этим докажешь, что якобы догнал и перебил нас всех.
А корабль и часть людей погибли во время бури. Но если ты не согласен, я сейчас предложу все это твоим людям. Они сразу согласятся, их‑то казнить вместо тебя не будут!
Халдей попал в самое больное место. Больше всего египтянин боялся бунта своих людей, доведенных до отчаяния. Поэтому он сразу отбросил спесь и попросил только оставить им десять луков вместо пяти. На это Нафо согласился легко и сразу начал обговаривать процедуру обмена. Нужно было спешить, так как приближался вечер. Пока шли переговоры, в селение уже возвращались женщины и дети, а товарищи отвели лодки за устье речки и успели сходить за оставленными у подножья бархана вещами. Верблюда отпустили на волю. Теперь, пока командир египтян знакомил воинов с результатами переговоров, халдей пошел в селение, чтобы отдать дань уважения погибшим местным бойцам. Тела уже были уложены на окраине, в тени деревьев, покрыты чистыми простынями. Женщины скорбно пели молитвы над погибшими, но не плакали: оплакивать погибших в сражении с внешними врагами не полагалось. Нафо низко поклонился каждому в отдельности, шепча молитву и глядя в уже побледневшие лица. Каково же было его смятение, когда в последнем убитом он узнал Эль‑Кора! Несчастный юноша так и не дождался встречи с родными и не мог остаться в стороне от борьбы со своими недавними мучителями. Халдей решил сохранить все в тайне от товарищей, чтобы не вызвать новой вспышки мести. Тела египетских воинов лежали отдельно, ничем неприкрытые, и никто из аборигенов не интересовался причиной смерти раненых.
Вернувшись к берегу, Нафо приступил к осуществлению обмена. По его команде троих египетских воинов, без оружия, отвезли на лодке к кораблю, а сам он остался возле плотика. К последнему привязали конец одной из двух бухт длинных веревок, которые разматывались по мере удаления лодки. Противоположный конец другой веревки прикрепили к двум лодкам – их египтяне должны были вытянуть после погрузки продовольствия. Нафо остался заложником, но времени зря не терял. По его требованию воины складывали на плот луки и полупустые колчаны – много стрел сегодня осталось в пустыне; сам же азиат тщательно осматривал оружие, чтобы египтяне его не испортили. Впрочем, сейчас враги, сытые по горло войной, уже не помышляли о вредительстве – лишь бы заполучить средства для возвращения домой. Больше того, Нафо сумел завести с воинами‑неграми доверительный разговор и узнал, что корабль этот действительно купеческий, доставивший продовольствие в крепость. Новый начальник гарнизона реквизировал судно и начал поспешную погоню. Сначала уловка азиатов сработала, и корабль поплыл по Лазурным водам на север, но там вскоре встретились кочевники, отрицавшие появление беглецов на суше. Тогда и был предпринят поход на восток, а захват Эль‑Кора даже без допроса выдавал выбранное беглецами направление.
Аборигены тем временем принесли к берегу уже окоченевшие тела семерых египтян, в дополнение к четверым, погибшим при отступлении и вынесенным товарищами. Привели и пленного.
На корабле происходили аналогичные действия. Один воин получал и осматривал лодочные паруса, весла, якоря, такелаж, кувшины и продукты, затем передавал их в лодки товарищам. Так как паруса были слишком тяжелыми для одного человека, то их после осмотра азиаты свернули и приготовились сами спустить в лодку, но тут произошел эксцесс. Азиаты не скрывали вражды к египтянину, и тот чувствовал себя очень неуютно. Когда воин заспорил по поводу трещины в глиняном кувшине, Гато ударил его по лицу. Возникла ссора, быстро перешедшая в драку, но спорщиков растащили, после чего погрузка пошла быстрее. На веревках спустили и тела убитых моряков. Наконец, египтяне уселись в лодки, охраняемые двумя азиатами, и дали знак товарищам тащить их к берегу; одновременно египтяне на берегу отпустили плот, и азиаты потащили веревку к кораблю. Но как только плот поплыл по волнам, оба азиата выхватили из‑под плащей по топору, мощными ударами прорубили в днищах лодок несколько дыр и попрыгали за борт. Египтяне ничего не посмели сделать голыми руками против топоров, а их товарищи на берегу не сразу поняли происходящее. Догадавшись, наконец, о вероломстве, лучники пустили несколько стрел в халдея, но тот уже успел спрыгнуть в воду и ухватиться за спасительную веревку. Теперь египтянам требовалось не воевать, а быстрее вытаскивать на берег лодки, пока те не затонули. «Лодочники» даже не стали проклинать проносившегося мимо Нафо, было не до того.
Азиаты в один миг втащили на борт друга, оружие и сам плот, после чего кормчий приказал поднять якорь. Подхваченный легким ветром, корабль двинулся на восток – на родину своих новых моряков. Египтяне же, едва вытащили на сушу лодки, лихорадочно принялись затыкать дыры тряпками, ставить мачты, привязывать реи. Они спешили уйти с этого берега, ведь приближался вечер, а перемирие сохранялось только до темноты. Сражаться с аборигенами было теперь незачем и нечем, нужно преследовать корабль, хотя бы украдкой. И тут раздались крики бессильной ярости – свернутые паруса оказались распоротыми на четыре части. Когда же азиаты успели их испортить? Да во время драки на корабле! Вот то, что через много столетий назовут азиатской хитростью. Паруса можно починить, но сейчас нет времени, нужно быстрее уходить на веслах. Куда? С парусами можно было скрытно последовать за беглецами на восток и попытаться как‑нибудь ночью вернуть корабль. На веслах же нечего и пытаться, оставалось только плыть домой, против ветра, и высадиться где‑то на берегу для починки парусов. Часть египтян с кувшинами побежали к речке, запастись водой на дорогу. В суматохе они не видели того, что было хорошо заметно с корабля: отряд всадников, прячась за высоким берегом, помчался на запад. Видимо, к предполагаемому месту ночной высадки врагов.
– Я думаю, ни один из египтян не увидит рассвета, – сказал Паладиг, ни к кому конкретно не обращаясь.
Что происходило на берегу дальше, новоиспеченные мореходы уже не увидели – холмистый мыс скрыл из вида бухту, сначала давшую им всем приют, затем ставшую могилой двух товарищей.
Глава V
«ДОМ»
Пользуясь попутным ветром, азиаты решили плыть ночью. Особой опасности в этом не было – полная луна уже осветила акваторию. Западный ветер несколько посвежел, и это позволяло уплыть как можно дальше. Не то чтобы им угрожало новое преследование – теперь египтянам уже не до того, но просто хотелось уйти подальше от места роковой встречи. На вахте остались только Кумик и еще двое товарищей, кроме того, травмированного сирийца вынесли на свежий воздух, по его настоятельной просьбе. Прохладный ветер, легкая качка, вид звездного неба действовали на больного товарища самым живительным образом. На освободившееся в каюте место положили раненого семита, чье состояние уже начинало причинять беспокойство. Кормчий часто бросал взгляды на Полярную звезду и боялся поверить глазам – путь шел не на восток, а почти на северо‑восток. Наступивший рассвет осветил знакомый уже пустынный ландшафт.
Начинался прилив, и следовало воспользоваться им и похоронить погибших товарищей на берегу. Было выбрано место у подножия высокого холма, куда прилив не доставал. Стали на якорь, спустили на воду плотик, после прощания тела товарищей были погружены на него, и четверо лучших пловцов повлекли печальный груз к берегу. Остальные товарищи посылали прощальные молитвы, многие не скрывали слез. Кумик и вахтенные улеглись под кормовым тентом и сразу заснули. Благодаря найденным на корабле лопатам похороны прошли быстро, и плотик был тут же извлечен с помощью того же длинного каната, иначе пришлось бы сильно побороться с приливной волной.
Кумик поднялся свежим, словно и не было бессонной ночи. Прежде всего он по эллинскому обычаю вылил в море вино из небольшой чаши со словами: «За счастливое плавание». Затем опустился на колени возле мачты и заговорил так торжественно, как его товарищи ни разу не слышали:
– Теперь, когда у нас есть корабль, за который погибли пятеро наших товарищей, я клянусь, что только смерть помешает мне привести его к устью Евфрата! Ни трудности, ни лишения, ни враги меня уже не остановят. В путь!
Финикиец уже двинулся к кормовому веслу, но вдруг остановился.
– У каждого корабля должно быть название, иначе он недолго продержится на воде. Боги этого не любят. Давайте вместе придумаем, какое дать ему имя, чтобы это принесло удачу нашему плаванию.
Азиаты сначала молча и недоуменно переглядывались, затем предложения посыпались градом. Особенно преобладали имена различных богов, причем именно своих, что вызывало жаркие споры. И совершенно парадоксальным оказалось предложение Нафо:
– У нас главная мечта – вернуться домой. А до того прекрасного времени нашим домом будет корабль. Так давайте назовем его просто «Дом».
Сначала зазвучали возражения, но быстро смолкли. Название многим понравилось, а главное, в нем заключалась иллюзия обретенного крова над головой. Сразу после этого Кумик произнес на родном языке молитву, соответствующую данному событию, и без промедления велел поднимать якорь. Товарищей он заранее рассадил вдоль бортов, поручив каждой паре по тяжелому веслу. Плавание возобновилось.
Первый же день принес сюрпризы начинающим морякам. Посвежевший ветер развел высокую волну, и весла стали плохо слушаться, некоторые гребцы даже получили ушибы. Кумик велел убрать весла, а парус подвязать, чтобы уменьшить его поверхность. И хотя кормчий предупреждал об осторожности, но непривычные к корабельному делу вчерашние крестьяне упустили нижний конец паруса, и на верхней рее затрепетало огромное полотнище, а «Дом» сильно накренился. Лишь совместными усилиями четырех человек, навалившихся на рулевое весло, удалось выправить корабль. Финикиец, оставив руль на попечение Нафо, кинулся к мачте, ухватил болтающуюся веревку и стал направлять действия остальных матросов. Все это заняло много времени, и когда с парусом справились, неуправляемый «Дом» так отнесло к югу, что берег пропал из вида. Кумик лично забрался для обзора на верхушку мачты и стал командовать разворотом судна. Словом, за сегодняшний день азиаты хлебнули неприятностей – корабль не лодка, нужно набираться новой науки.
К счастью, ветер начал стихать, и ход судна удалось обуздать. Кормчий объяснил матросам хитрости управления веслами, после чего дело стало понемногу налаживаться. Нафо быстро освоился с рулевым веслом, после чего Кумик смог позволить себе поспать до зари. Было решено, что ночные переходы будут под руководством финикийца, а днем, если море спокойно, на руле станет Нафо с помощниками.
Ветер понемногу совсем утих, и всей команде пришлось усердно грести. Больше того, удалось наладить рыболовную сеть на четырехугольной раме из найденных на корабле металлических прутьев и возобновить рыбалку. Вечером Кумик отметил про себя, что даже при полном безветрии возле берега наблюдается нешуточный прибой, а «Дом» заметно качает. Это говорило о близости океана. Заодно появилась новая неприятность: у половины азиатов, непривычных к качке, началась морская болезнь, и число гребцов заметно уменьшилось. Особенно страдали раненые, а состояние семита стало угрожающим. Кумик, знакомый с врачеванием, понял: дело плохо, египетская стрела все‑таки задела внутренние органы. При тогдашнем уровне хирургии проникающее ранение живота было, безусловно, смертельным. Финикиец поделился печальной вестью с товарищами, но те могли лишь высказать несколько дополнительных проклятий египтянам и надежду, что все враги нашли гибель вчерашней ночью. Собственно, аборигены были кровно заинтересованы в истреблении противников как свидетелей сражения, чтобы избежать карательной экспедиции со стороны египтян. А бесследное исчезновение корабля и экипажа всегда можно списать на кораблекрушение.
Вечером пришлось поставить «Дом» на якорь, а гребцам предоставить отдых. Можно было переночевать и на корабле, но на якорном канате волны так вертели судно, что морская болезнь усилилась. Поэтому, кроме раненого семита и вахтенных, на корабле никого не осталось, плотик нагрузили продуктами и дровами для приготовления ужина. На твердой земле матросы быстро оправились и даже смогли с аппетитом поесть горячей ухи, но уже ночью. А на корабле ночью скончался несчастный семит – уже на последнем отрезке пути к устью Евфрата. Утром на берегу похоронили и его.
С утра царил полный штиль, заставивший всех снова взяться за весла. Даже Кумик, поспав несколько часов, тоже принялся грести. Он сам не имел опыта плавания по океану, но много слышал об этом у кормчих, заходящих за Геракловы столбы. И вот сейчас по особой окраске волн и по поведению морских птиц он предчувствовал приближение бури. К сожалению, два десятка азиатов не могли вытащить «Дом» на берег, как это обычно делали древние моряки. Зато зоркие глаза финикийца разглядели небольшую узкую бухту на берегу. Сейчас, на высоте прилива, можно было рискнуть приблизиться к берегу и войти в это убежище. Кормчий велел Гато, хорошему пловцу, разведать фарватер; шумер усердно выполнил поручение, много раз нырял и не обнаружил препятствий в виде подводных камней, а глубина оказалась подходящей. По‑видимому, бухта была тектонической трещиной в толще крутого берега. С большими предосторожностями корабль подвели к узкому входу, а затем, с помощью канатов, затянули в бухту кормой вперед. Едва начался отлив, как киль коснулся дна, а корабль завалился на правый борт. К концу отлива «Дом» вообще оказался на суше. Кумик даже воспользовался этим для осмотра днища и устранения мелких повреждений. И вовремя. Океан протяжно вздохнул и покрылся рябью от первых порывов ветра, а затем, в течение какого‑то часа, разыгрался настоящий шторм. Ветер был юго‑восточный, неблагоприятный для плавания.
Находясь в относительной безопасности, азиаты могли с интересом наблюдать с вершины обрыва ярость океана. Валы ударялись в отвесные склоны берега с такой силой, что ощущалось содрогание суши. Когда начался прилив, корабль снова всплыл и закачался на волнах, однако высокий восточный край бухточки защищал от прямых ударов океана. Матросы заволновались, подавленные мощью океана, но финикиец засмеялся и объяснил, что это обычная для летних месяцев буря, и даже не очень сильная. Товарищи только произнесли молитвы, прося богов оградить их от «очень сильных» бурь. И действительно, уже к утру море успокоилось, и совместными усилиями отлива и людей «Дом» вновь оказался на волнах мертвой зыби.
Снова подул юго‑западный ветер, и корабль понесло вдоль пустынных берегов. На следующее утро местность возвысилась довольно мощными горами, со склонов которых кое‑где сбегали небольшие ручьи. А на склонах гор азиаты увидели маленькие дома и стада с пастухами. Однако при попытке приблизиться моряки увидели картину тревоги: люди засуетились. Стали выскакивать из домов со скарбом, сгонять стада и подниматься по склонам, поросшим мелким кустарником. Очевидно, со стороны моря местные жители ожидали опасности. Вряд ли ее несли египтяне; Кумик предположил, что здесь могут появляться пираты, охотники за рабами. Вместо общения с жителями пришлось ограничиться пополнением запасов пресной воды. Обшаривать и грабить брошенные дома Паладиг категорически запретил, чтобы не обострять отношений и не приучать товарищей к мародерству.
– Помните, здесь Азия, а не Африка!
Когда «Дом» обогнул большой гористый мыс, перед ним открылась морская дорога прямо на север. Кумик, уже имевший печальный опыт преждевременной радости, не стал обращать внимание товарищей на это обстоятельство. Попутный ветер понес корабль вдоль берегов то прямо на север, то на северо‑восток. Берега скоро стали низменными, но совершенно пустынными на всем обозримом пространстве, без единой травинки. Высадка на сушу сразу объяснила причину – здесь от самого моря в глубь земли тянулись солончаки. По расчетам Кумика, они проплыли так не менее двух тысяч стадий, затем обогнули длинный низменный мыс[51] и двинулись прямо на север, причем никаких препятствий впереди не было видно. Тут уже и неграмотные товарищи заметили изменение курса. А ночью Кумик мог констатировать, что Полярная звезда поднялась уже на целую ладонь над горизонтом. Выход из Бирюзового моря в океан был у нее на высоте двух ладоней, о чем кормчий не преминул торжественно заявить товарищам. Зато берег совсем не радовал – сплошные бесплодные пески. Кроме того, возле берега оказались значительные коралловые рифы, заставившие финикийца взять мористее. На некоторое время ночные переходы пришлось прекратить. Рифы удалось благополучно миновать и двинуться на север, но еще через двое суток кормчий допустил оплошность: увидев впереди широкий проход в массиве суши, он объявил, что это пролив между материком и островом. Азиаты смело вошли в проход, но уже издалека увидели впереди сплошную зеленую полосу равнинного берега – это был просто большой залив.[52] Решили немного отдохнуть в этой плодородной местности, но здесь оказались обширные болота, весьма необычные для пустыни.
Целые сутки азиаты изо всех сил гребли против ветра, на юг, для выхода назад из залива, что многих удручало, затем они опять попали в полосу коралловых рифов. На этот раз они не прельстились возможностью пройти проливом (между прочим, настоящим), а отдалились на восток так сильно, что даже потеряли землю из вида. Это вызвало настоящую панику среди сухопутных моряков, и Кумику пришлось потратить много моральных сил, чтобы их успокоить, и не меньше – физических, чтобы вновь приблизиться к берегу. Дальше море оказалось свободным от рифов, что позволило возобновить круглосуточное плавание на северо‑восток. Обычно утром Кумик указывал своему преемнику какой‑либо ориентир на горизонте, а сам укладывался спать под навесом, по соседству с двумя выздоравливающими друзьями. При достижении цели Нафо будил кормчего, тот указывал новый ориентир, и так – до вечерней зари.
В то памятное утро финикиец передал вахту, указав прямо на севере невысокую гору типа усеченного конуса, а сам тут же уснул. Все товарищи уселись за весла. Было время прилива, легкая зыбь выдавала места над рифами у берега, и пожилой халдей решил немного отдалиться. Из‑за слабого ветра движение происходило медленно. Гора оказалась отделенной от берега полосой приливной воды, у прогалины бушевали настоящие водовороты. Наконец, «Дом» миновал гору, и Нафо уже хотел будить кормчего, когда его что‑то сильно смутило. Сколько ни вглядывался халдей на восток и на север, никакого берега видно не было. Словно гора слева оказалась концом света. Не на шутку оробевший, он кинулся к спящему Кумику. Тот ничего не понял из объяснений сменщика, ополоснул лицо водой и прошествовал на нос корабля. И правда, слева земля была, а впереди – нет. На секунду в памяти выплыл суеверный страх о злых силах, влекущих азиатов в преисподнюю, но он тут же сменился бурной радостью. Финикиец издал пронзительный, такой неподобающий его чину, крик, упал на колени и принялся неистово молиться своему морскому богу. Товарищи переполошились, побросали весла и столпились на носу «Дома». Хотя и по интонациям было ясно, что ничего тревожного нет, но слишком необычным было поведение человека, от которого зависел успех их плавания. Паладиг даже потряс товарища за плечо. Тогда кормчий вскочил и указал дрожащим пальцем на запад.
Только пристально вглядевшись, все увидели в синей дымке полосу земли, почти скрытую крутым северным склоном горы. Суша не исчезла, она только круто отвернула влево, к западу.
– Что это, ты говори толком! – крикнул ассириец прямо в ухо Кумику.
Кормчий сбивчиво объяснил, что они только что миновали самый край[53] суши, закрывавшей им столько дней путь на север. И они достигли, наконец, места соединения океана с Бирюзовым морем. Таким образом, Азия протягивала к Африке не палец, а громадный сапог, возле носка которого они сейчас находятся. Большинство товарищей слабо поняли эти объяснения, но то, что путь на север, к устью Евфрата, теперь открыт, всем было ясно.
Кумик немного лукавил: до горловины Бирюзового моря, по его же расчетам, было еще далеко, но слишком велика была тяжесть, до сих пор давившая на его плечи и совесть. Преграды, поставленной богом моря, больше не существует!
«Дом» выполнил крутой разворот и поплыл прямо на запад. Берег был обрывистым, а вдали просматривалась горная цепь. Кроме радости, поворот принес и трудности: если раньше преобладающие юго‑западные ветра были попутными, то теперь дули прямо в левый борт. Для позднейших многомачтовых парусников с полной оснасткой это вполне подошло бы, но для судна с единственным прямым парусом было только помехой. Пришлось парус спустить и продолжить путь на веслах. Впрочем, тяжелый труд вскоре получил облегчение. Кумик сразу заметил, что во время прилива возникает сильное течение к северу, а во время отлива – к югу. Теперь, чтобы зря не тратить силы, было решено грести дважды в сутки, а время встречного течения пережидать на якоре.
Уже вечером произошла первая встреча. Здесь, на берегах небольшого ручья, сбегавшего с гор, приютилось племя, судя по войлочным палаткам – кочевое. По образу и одежде они напоминали других местных жителей, но, к сожалению, найти с ними общий язык не удалось, а их знаки показывали только, что впереди никто не живет. Радостью было запастись пресной водой, а также обменять некоторые мелочи на козье молоко и сушеное мясо. В дальнейший путь было решено тронуться затемно, с приливом, а пока все улеглись отдыхать на берегу. Раненый сириец уже почти поправился, ходил самостоятельно и ужинал наравне с товарищами. Состояние травмированного товарища еще оставалось неважным – у него было сломано не меньше трех ребер, и выздоровление затягивалось.
Уже утром, когда плавание было продолжено, у Кумика возникло тревожное ожидание: слишком тихим и душным был воздух. Такое бывало обычно перед бурей. И очень скоро финикиец получил несколько дополнительных предупреждений: в виде окраски морской воды, небесного фона и исчезновения медуз в прибрежной полосе. Несколько утешало, что теперь «Дом» находился возле самого берега и можно было принять меры по дополнительной защите. Финикиец предупредил товарищей о грозящей опасности и предложил свой план.
– По‑настоящему опасным для нас является только северный ветер, способный унести корабль в открытый океан, где ждет голодная смерть. А наш обычный западный или юго‑западный ветер может угнать их в глубь Бирюзового моря, что нежелательно, но, в общем‑то, не очень опасно. На всякий случай следует посадить корабль во время отлива на мель и ожидать развития событий.
– Если подует с востока? – сразу спросил искушенный Нафо.
– Тогда «Дом» выбросит на гальку и разобьет в щепки. Нужно подготовить к выгрузке на берег самые нужные вещи, чтобы потом продолжить путь пешком.
Так и было сделано: во время прилива судно подвели к берегу на максимально возможное расстояние, когда киль зацепился за мель, затем забросили якорь на сушу и окопали корпус корабля со стороны моря, стараясь затруднить всякое движение от берега. Оружие разобрали по рукам, съестные припасы и кувшины с водой, а также мешки с личными вещами (теперь у бывших рабов были и такие!) погрузили на плот и тщательно закрепили. Этот НЗ можно было переправить на берег при первом подозрении на восточный ветер. Поступило предложение также пригласить местных жителей, чтобы вытащить «Дом» на твердую поверхность, но для этого требовалось много времени, и никто не согласился идти назад, к месту расположения племени. Прошло еще несколько часов напряженного ожидания. Казалось, все приготовления излишни, когда вдруг вздохнул ветерок с суши.
Некоторое время надеялись, что опасения напрасны. Ведь ветер налетел опять с запада, и гористый берег защищал судно. Кроме того, продолжался прилив, и «Дом» гнало против ветра, на запад. Но прошел еще час, ветер превратился в ураган, начался отлив, и страшная сила повлекла корабль в открытое море, даже якорь пополз по плотному, каменистому дну. Еще несколько рывков, и азиатам самим пришлось поднять якорь, чтобы избежать осложнений. Освобожденный корабль сдвинулся с места, развернулся и поплыл прямо на восток, куда его увлекали чудовищные валы. Кумику оставалось лишь править так, чтобы не препятствовать буре. В глубокой тьме, когда даже звезды исчезли в туманной дымке, «Дом» несло в неизвестном направлении. Волны огромной высоты ударяли в корму с такой силой, что доски корпуса трещали. Приходилось каждую минуту ждать гибели, причем чувство опасности постоянно подкреплялось сознанием неизвестности, куда несет корабль. Темнота увеличивала тревогу.
С наступлением рассвета ничто не говорило об улучшении обстановки. Ветер задувал с неослабевающей энергией, причем затянутое дымкой небо не позволяло даже приблизительно определить направление движения. В минуты затишья товарищи обращали к Кумику отчаянные вопросы, но он мог лишь отвечать, что плавание в пределах Бирюзового моря им ничем не грозит. И вскоре ему пришлось подтвердить свои утверждения делом. Заметив, что буря стихает, кормчий тут же приказал начать подъем паруса, хотя и в сильно уменьшенном размере – теперь он уже хотел, чтобы судно отнесло как можно дальше на восток, к противоположному берегу моря. Хотя финикиец не имел ни малейшего представления об очертаниях моря, но чутье подсказывало, что на востоке – берег. Ветер еще больше ослабел, море начало успокаиваться, и кормчий велел развернуть парус на максимальную ширину. Наконец, ветер совсем утих, а наступившая мертвая зыбь скорее имитировала течение на восток, чем все же успокаивала всех; кормчий ободрился и велел всем сесть за весла. Некоторое время товарищи усердно гребли, затем и у них появилось сомнение. Паладиг бросил весло и приблизился к Кумику, чтобы задать роковой вопрос, но был поражен странным, почти отсутствующим выражением лица финикийца, обращенного на восток. Тот смотрел куда‑то вдаль; ассириец невольно обернулся в ту же сторону и в предвечерней тьме разглядел двух чаек, летящих прямо по курсу. Если птицы летят вечером на восток, значит, именно там находится близкая земля. И Паладиг вернулся к веслу, не проронив ни слова. Гребли всю ночь, преодолели море[54] и на рассвете увидели перед собой землю. Она отличалась от оставленной позади местности, как шахматная доска (уже известная в то время) от своей обратной стороны. Гористая земля была от склонов до уровня моря покрыта засеянными полями, селениями, пастбищами, рощами, дорогами. Впереди расстилалась привычная дня них местность, обитаемая Азия.[55]
По ходу плавания было обнаружено весьма серьезное обстоятельство: во время бури был сильно поврежден волной борт судна, даже доски его вогнулись внутрь. Требовался значительный ремонт, который можно было получить лишь в какой‑нибудь гавани. И Кумик мужественно решил достичь чего‑то подобного. Едва обитаемая земля приблизилась, он круто повернул судно на запад, вдоль гостеприимного берега.
А суша в действительности обещала быть гостеприимной. Сразу же к судну устремились лодки, нагруженные дынями, зеленью, мясом и салом, сушеной рыбой, вином, тканями и многими другими товарами. Лодочники странными, гортанными криками расхваливали свой товар, приближались к борту «Дома», совсем не боясь столкновения. У азиатов разгорались глаза при виде подобного богатства, многие просили вожаков купить что‑нибудь. Увы, у Кумика были в наличии лишь золотые египетские таланты, прежние и обнаруженные в шкафу – казна корабля, и серебряные кольца, найденные в мешках некоторых воинов. Их можно было предложить продавцам лишь как золотой и серебряный лом, но это было очень невыгодно. Однако местные жители оказались сговорчивыми, их удалось уговорить на товарный обмен. Они охотно стали принимать оружие, инструменты, утварь и снасти. Очень скоро «Дом» заполнился продовольствием и вином. Кумик продолжил путь судна к западу, ожидая там найти какой‑нибудь порт. А пока что азиаты принялись пировать после такого длительного воздержания.
Что‑то подсказывало кормчему, что гавань недалеко. И теперь возникла необходимость в создании легенды, как выразились бы современные разведчики. Здесь наверняка существуют организованные системы власти, и вряд ли местные сатрапы будут в восторге от прибытия в их владения бывших рабов, да еще захвативших с боем чужой корабль. Как бы азиатам не попасть из огня да в полымя – не стать рабами уже на родной стороне. Кумик устроил совещание с двумя самыми надежными товарищами – с Нафо и Паладигом. Было признано самым целесообразным выдать себя за египетское посольство – послов везде пропускают беспрепятственно. На корабле имелось немало папирусов, которые легко выдать за верительные грамоты, и никто здесь не сумеет прочитать иероглифы. Разговор на языке Та‑Кемта, а также египетские плащи на азиатах подтвердят их принадлежность к жителям Черной земли.
Очень скоро моряки увидели высокий мыс,[56] ограничивающий вход в большую бухту. Здесь можно было рассчитывать на пристанище, поэтому Кумик без колебаний развернул корабль в глубь залива. Через какой‑то час в глубине бухты можно было разглядеть городок возле моря, а также множество лодок и барок. Кумик уже потирал руки, как вдруг вздрогнул и обратил лицо к Паладигу:
– Ты видишь? – воскликнул финикиец, указав какой‑то объект на берегу.
Ассириец проследил за пальцем товарища и разглядел на суше корабль, лежащий на деревянных лесах.
– Ну и что?
– Да это вавилонский корабль. А уж вавилоняне знают, как выглядят египтяне.
– Что ты хочешь сказать?
– А то, что нам срочно надо менять объяснение нашего появления здесь. Нужна новая выдумка.
Новая выдумка требовалась немедленно, так как на берегу возле поврежденного корабля было видно толстого человека в хламиде, с неподдельным любопытством взирающего на приближающийся «Дом». Ясно, что это купец, который имел дело с коллегами из разных стран. Кумик тут же придумал новую легенду и довел ее до сведения товарищей. Теперь требовалось оповестить и остальных товарищей.
