Текст книги "Звезда, зовущая вдали"
Автор книги: Сергей Шлахтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Прямая долина как‑то незаметно перешла в довольно узкое извилистое ущелье. Сначала азиаты не придавали этому значения, а потом менять что‑то было поздно. Да и незачем, ведь впереди наверняка находится перевал. Для ночлега Вальтиа выбрал небольшую площадку на высоте тридцати локтей, с сыпучими склонами. Животные забраться туда, конечно, не могли, поэтому пришлось оставить их внизу под надежной охраной – ведь обиженные людьми хищники могли взять ночной реванш, разводить же костер решились только для стряпни и сразу погасили из‑за опасности двуногих врагов. Действительно, издалека доносился вой хищников, заставлявший людей напрягать зрение и слух, но это и успокаивало, значит, враги не приближаются. В путь вышли только под светом луны, с разведкой впереди; луна то появлялась, то скрывалась за склонами ущелья. А утром все увидели, что находятся в самых настоящих горах, в каньоне с очень высокими склонами, и если уж всадникам устраивать засаду, то в противоположном конце, впереди. Однако Вальтиа был уверен, что египтяне не могли попасть в ущелье раньше азиатов, а на обходной путь с противоположной стороны хребта потребуется значительное время. Это утро, принесшее позже столько тяжелых испытаний, начиналось чудесным рассветом.
Повернув в очередной раз, Вальтиа остановился. Впереди начинался довольно крутой, хотя и преодолимый для людей и животных склон, оканчивающийся просветом между двумя высокими утесами. Очевидно, тут перевал. Если устраивать засаду, то здесь – идеальное место. С гребня несколько человек могли засыпать стрелами целое войско. Столпившиеся у основания склона азиаты тревожно перешептывались, прислушивались, но доносился только тихий свист ветра. Однако терять время было нельзя.
Паладиг шепнул горцу несколько слов, тот кивнул, сбросил поклажу, приготовил лук со стрелой и принялся красться вдоль левого края склона. С обеих сторон так же осторожно двинулись все, кто имел луки. Когда до гребня осталось тридцать локтей, Вальтиа сорвался с места и, петляя наподобие зайца, помчался вперед. И вдруг остановился и побрел к просвету. По опущенным рукам, опавшим плечам, поникшей голове и заплетающимся ногам азиаты поняли, что впереди – нечто ужасное, но не засада. Все, не ожидая команды и спотыкаясь о камни, побежали кверху. Через минуту им открылась страшная картина.
За гребнем не было египтян, там открывалась котловина длиной шестьсот локтей и шириной – четыреста, видимо, оставшаяся от пересохшего озера. Спуститься в нее было нетрудно, но справа и слева края впадины поднимались почти отвесно на тысячу локтей, а противоположный восточный край увенчивался высокой двуглавой горой.
Ущелье оканчивалось западней.
Глава V
ЛОВУШКА И МУЖЕСТВО
Истина молнией пронеслась в голове Паладига.
Египетские всадники мчались на восток не для засады. Они спешили перекрыть проход в горах, возможно единственный. А факел везли не для себя, а именно для азиатов, чтобы отпугнуть их к северу. Да может, там и вся‑то конница состояла из трех‑четырех всадников. И он, возомнивший себя мудрецом, способным решать за всех, попался в ловушку сам и привел друзей. А теперь обратный путь по ущелью уже перекрыт египетской пехотой.
Вокруг слышались недоуменные возгласы, вопросы. Все взгляды переходили с лица вожака на края котловины и обратно. Паладиг опомнился первым.
– Ничего! Они загнали нас сюда, но до нас им не добраться. Пусть нас атакует целая армия, мы их даже на склон не пустим!
– А они и не будут атаковать, – негромко сказал Нафо. – Они подождут, когда мы сами приползем к ним за водой.
Замечание было справедливым. Котловина была совершенно бесплодной, ни лужицы, ни травинки. И почти никаких припасов у азиатов.
– Все равно, – буквально зарычал вожак, – я к ним не поползу, лучше брошусь на них, как дикий зверь, и погибну. И всем лучше погибнуть, чем возвращаться в рабство.
– Подождем погибать, – вдруг вмешался Вальтиа, уже несколько минут разглядывавший котловину.
Резко сбежав к брошенным впопыхах животным, он снял с осла свернутую жгутом трофейную веревку, набросил на плечо и тут же вернулся. Затем, бросив на ходу: «Ведите лошадей сюда», стрелой помчался к противоположному отвесному краю котловины. Там, при внимательном осмотре, можно было видеть узкий горизонтальный уступ на высоте сорока локтей над дном котловины. Если бы у азиатов было неограниченное время, они могли бы натаскать камней, вырубить в обрыве ступени и взобраться на уступ. Если бы азиатов было человек сто, они построили бы живую лестницу из собственных тел. Но что мог горец, при всей своей ловкости, сделать один?
Между тем Вальтиа подбежал к небольшой, в человеческий рост, осыпи, бросил на землю оружие и одежду, взял нож в зубы и обвязался концом веревки вокруг поясницы, на манер длинного хвоста. Затем взошел на осыпь и вдруг полез на отвесный склон.
Товарищи не верили глазам, хотя уже не раз видели примеры ловкости горца. Пальцы рук и ног находили едва видимые выступы и трещинки, нагое смуглое тело словно прилипало к камням. Иногда Вальтиа вдруг перемещался горизонтально на пару локтей в сторону, находил там трещину пошире и втыкал в нее нож. Тут же его ступня становилась на эту опору, рука находила неровность для захвата, а тело, изогнувшись, подобно ящерице, позволяло другой руке выдернуть нож, а само повисало уже на целый рост выше. Все это было детской игрой для сына гор, который еще мальчишкой влезал на крутую скалу, чтобы достать из птичьих гнезд свежие яйца.
Только когда храбрец достиг середины пути, Паладиг дал команду всем спускаться в котловину, вести животных и нести вещи. Сам же стал на осыпи и принялся травить веревку. Перед входом в котловину остались два лучника. Столпившиеся внизу азиаты не отрывали глаз от товарища, боясь заговорить, их руки непрерывно двигались вверх, как бы подталкивая своего спасителя. Движения горца становились все медленнее, чувствовалось напряжение; один раз он даже чуть не сорвался, повиснув на ноже. После этого он уже не решился вытаскивать нож из щели, а стоял на рукоятке несколько секунд, восстанавливая душевное равновесие. Самый край уступа слегка нависал. Вальтиа ухватился за камень, повис, резким рывком перебросил туловище через край и перекатился на площадку. Общий торжествующий вопль потряс котловину. И уже через считанные секунды веревка поползла в сторону каменной глыбы, прочно врезавшейся в край уступа. Горец обвязал ее концом веревки и взмахнул рукой друзьям: влезайте! Тут же полез вверх сириец, обвязанный другой, ременной веревкой, затем еще один. По трем спасительным «мостам» люди, обвешанные оружием, стремительно уходили от смертельной опасности. Поэтому Паладигу пришлось приостановить исход, приказав сначала поднять раненого, затем животных. Последняя операция требовала много времени и сил: коня обернули вокруг туловища плащами, подсунули под брюхо все наличные посохи и копья, обмотали веревками, а стоящие наверху начали с бешеной энергией тянуть. Перепуганное животное ржало, извивалось, брыкалось, а успокоить его было некому. Особая опасность возникла на самом верху: как перевалить беснующуюся лошадь через край, не поранив? И опять выручил Вальтиа, он велел себя приспустить на короткой веревке, обнял коня за шею и стал гладить гриву, всячески утешать словами на египетском языке. И случилось чудо: животное затихло. А горец вдруг втиснулся между стеной обрыва и боком коня, уперся руками и ногами в камень и с невероятной силой спиной оттеснил на мгновение животное от края. Этого хватило, и очень скоро оба стояли уже на «твердой земле». С ослами проходило уже легче, хотя так же долго. Можно было подумать, что пример старшего «товарища» успокоил длинноухих и те покорились судьбе.
Лихорадка нарастала. На веревках уже втаскивали вещи, азиаты метались взад и вперед, Паладиг разрешил вновь подниматься людям, а сам побежал к входу. Он, словно капитан корабля будущего, решил спасаться последним. Лучники очень нервничали, чувствуя близость преследователей. И вот ущелье донесло отчетливый собачий лай. Теперь вожаку стала ясна наивность попыток сбить египтян со следа или затеряться в горах. Животные с тонким чутьем точно направляли своих хозяев. Подъем еще не закончился, поэтому нужно готовиться к бою. И вот из‑за поворота выскочил матерый пес в шипастом ошейнике. Грозно залаяв, он стремительно помчался вверх. Лучники один за другим пустили стрелы, но произошло кое‑что непредвиденное: стоило зазвенеть тетиве, как зверь отпрыгнул в сторону, затем – в другую, увернувшись от опасности. Тогда азиаты выстрелили по очереди с небольшим интервалом, но так же безуспешно – пес метался от одного края прохода к другому, постепенно приближаясь. Паладиг приготовил кинжал, а сам подсказал товарищам выход. Оба приготовили луки и принялись по очереди звенеть тетивами вхолостую – пес прыгал в одну сторону, в другую и, наконец, сбитый с толку, лихорадочно припал к склону и не успел увернуться от настоящей стрелы. Раненный в бок зверь вскочил и тут же был поражен вторично. Визг и тоскливый вой наполнили ущелье. Не спуская глаз с извивающегося животного, Паладиг велел товарищам бежать к уступу. И вот в поле зрения появились египтяне со щитами и копьями. Вид раненого пса заставил их остановиться, рассыпаться и медленно двигаться вперед. Ассириец издал боевой клич и стал высовывать голову то в одном, то в другом месте, создавая видимость множества защитников. Тогда египтяне подозвали своих лучников. Тем временем последние азиаты влезали по веревкам. Паладиг крикнул на врагов последний раз и побежал к спасительной осыпи. Здесь он ухватился за веревку и приказал товарищам поднимать. И как раз в эту минуту египетские лучники вступили в проход. Увидев пустую котловину и спасающегося последнего азиата, они испустили крик ярости и кинулись к обрыву с луками наготове. Уже издалека полетели стрелы в ассирийца, но самая бойкая вонзилась в стену пятью локтями ниже его ног. Зато сами египтяне, увлекшись погоней, подскочили к стене слишком близко и попали под ответную стрельбу. Один лучник был ранен, двое других подхватили упавшего и поспешно отступили.
Тем временем шум из ущелья становился все звучнее, наконец, в проходе показался весь отряд. Азиаты насчитали около сорока человек, в том числе четырех всадников. Один из лучников доложил что‑то их начальнику, тот внимательно осмотрел позицию азиатов и дал команду располагаться. По всему чувствовалось, что египтяне преследовали беглецов на пределе возможностей, а вид ускользнувшей добычи вызвал в них полное бессилие. Животных разгрузили, принялись готовить обед, натянули парусиновые пологи от солнца. При виде этого азиаты стали безвольно опускаться на камни. Паладиг велел всем отдыхать, а сам принялся осматривать уступ. На самом деле, ему хотелось побыть одному для беспрепятственного обдумывания положения.
Опасность отодвинулась, но не исчезла; прежняя позиция была неприступной, но и бесплодной, то же относилось к уступу. Значит, нужно уходить в ближайшие часы. В южной части уступа был косой крутой подъем‑распадок длиной около пяти стадий, скрытый от глаз египтян. А дальше гора уже была не такой крутой и вполне преодолимой, там открывался путь между ее двумя вершинами. Но, едва азиаты покинут уступ, египтяне поднимутся (у них наверняка есть для этого средства) и бросятся в погоню, они любой ценой попытаются перехватить беглецов по эту сторону гор. Непонятно только, неужели одна лишь жажда мести гонит слуг фараона в утомительную погоню или есть другая, более важная причина? А возможно, они верят, что их товарищи в плену, и надеются их освободить? Это достойно уважения. Пожалуй. Можно, конечно, дождаться ночи и попытаться скрыться в темноте, но египтяне опять пойдут с огнем, а азиаты – без, и оторваться не удастся. Пытаться пересидеть преследователей бесполезно – нет воды. Сколько ни думал вожак, выход оставался единственный и крайне жестокий. И надо спешить, чтобы использовать хотя бы его.
Солнце передвинулось к западу, противоположный конец котловины с египтянами находился уже в тени. Египтяне наслаждались отдыхом под охраной двух часовых. Азиаты, наоборот, спали на самом солнцепеке, и вскоре жажда разбудила всех. Паладиг тут же посвятил всех в свой план: азиаты с животными скрытно уходят распадком и переваливают гору через седловину, а здесь остаются три человека, чтобы воспрепятствовать подъему египтян на уступ. Трех бойцов вполне достаточно, ведь преследователям придется по одному повторять фокус Вальтиа. И ждать остающимся героям придется не до ночи, а лишь до момента, когда другие беглецы достигнут седловины. После этого – бегом вдогонку. Остановка за малым: кто сам согласится быть защитником уступа?
До сих пор речь вожака подкреплялась одобрительными репликами, но тут наступила мертвая тишина. Азиаты были мужественными людьми, готовыми к кровавой схватке, но мысль об уходе товарищей наводила тоску – а удастся ли потом найти их во мраке, в лабиринте гор? Ассириец переводил взгляд с одного лица на другое, но все отводили глаза.
– Если никто не вызовется, я останусь здесь сам и назначу двух других.
Это произвело впечатление. Идти без вожака никто не решался, дальнейший путь был всем неведом (азиаты не сомневались, что Паладиг знает его досконально). Гато, все еще испытывающий угрызения совести, вызвался первым.
– Кто еще?
Вальтиа уловил просьбу во взгляде вожака. Конечно, он мог отказаться с полным правом: сегодня он уже спас всех, теперь очередь других. Но ясно, что провести двоих товарищей ночью по незнакомой горе сможет он один. И горец кивнул. Третьим вызвался сириец Кеш, друг раненого Оя, считавший своим долгом прикрыть спасение товарища. Паладиг велел оставить защитникам любое оружие, какое они попросят, кувшин, на три четверти пустой, и по ломтю вяленого мяса. Уже мягче он велел не рисковать понапрасну и немедленно уходить, если опасность станет непредотвратимой. И еще обещал ночью развести костер, который поможет найти друзей за горой. Затем азиаты принялись скрытно собираться. Чтобы отвлечь внимание часовых, троица отправилась к северному краю уступа и принялась там перебирать камни. Косым глазом горец видел, что египтяне пристально следят за его действиями. А тем временем Паладиг со спутниками ползком добрались до распадка и нагрузили животных, затем помахали руками и мужественно двинулись в неизвестный путь. Выждав около получаса, Вальтиа велел товарищам лечь в разных местах на краю уступа, отдыхать и посматривать за противниками.
Азиаты не заметили, сколько прошло времени. Тень уже наполовину закрыла котловину, когда дремлющий горец уловил смутный шум, доносившийся из ущелья. Шум нарастал, присоединился лай собаки, и через проход начал вливаться новый отряд египтян, еще около сорока человек (зрение не обмануло Паладига ночью). Впереди шел еще один начальник, видимо самый главный. При его появлении спящие воины повскакали и поклонились, а предыдущий начальник начал что‑то объяснять, указывая на уступ. И вдруг Вальтиа увидел, как на предводителя обрушились удары плетью – главный начальник с гневным криком указал на склон двуглавой горы, на котором уже были видны поднимающиеся беглецы. Внизу началась страшная суета: вновь прибывшие располагались на отдых, а люди первого отряда построились цепью и, держа луки наготове, стали приближаться. Горец оставался спокойным, уверенный в своей недоступности. Египтяне скрылись за краем и исчезли из вида, доносились их возбужденные голоса, но разобрать слова не удавалось. Вдруг недалеко от Вальтиа что‑то мелькнуло в воздухе, звякнуло о каменную стену и исчезло. Горец весь обратился в слух, и через минуту это «что‑то» опять ударилось и осталось лежать на самом краю. Это был небольшой бронзовый якорь с четырьмя зубцами, сейчас его назвали бы «кошкой». Пока изумленный азиат рассматривал этот подарок, тот несколько раз подергался, словно живой, и замер. Затем, по легкому скрипу веревки и вздрагиванию якоря, Вальтиа понял, что на уступ кто‑то карабкается. Сначала горец хотел столкнуть якорь, но затем появилась более интересная мысль. Постепенно к прежним звукам прибавилось тяжелое дыхание человека. Вот теперь рукояткой меча (того самого, которым был убит Петье) Вальтиа сдвинул зубцы «кошки», раздался отчаянный крик, затем глухой удар снизу. Азиат замер в ожидании града стрел, однако все обошлось. Египтяне явно приняли все за несчастный случай. Минут через пять сквозь щели в камнях стало видно, как воины уносят неподвижное тело.
Затем история повторилась, и в том же месте, так как внизу находилась каменная осыпь, использованная еще горцем. Вальтиа ухмыльнулся над глупостью врагов; да, роковой меч еще прольет кровь египтян! Он опять стал прислушиваться, как вдруг уловил шорох рядом. Это подползал Гато, делая отрицающий знак рукой. Шумер прошептал, что египтяне внизу растянули парусину и новое падение не приведет к гибели врага. Тогда горец велел товарищу ожидать рядом, а сам приготовил лук со стрелой. Опять донеслось шумное дыхание, две черных руки ухватились за край уступа, и высокий худой негр перекинул тело на площадку. Невозможно описать ужас, исказивший лицо при виде двух бородатых врагов прямо перед собой. Вальтиа выстрелил в упор, и негр ткнулся лицом в камень. Тут же Гато дотянулся до меча за поясом противника, выдернул и попятился на четвереньках, а горец схватил якорь и побежал к стене, увлекая за собой прочную витую веревку. Ошеломленные египтяне не сразу поняли, что произошло. Затем раздались крики проклятий, в воздух полетели стрелы. Египтяне посылали их навесом, наугад через край, но двое друзей успели лечь в самом безопасном месте, в «мертвом пространстве» по современной терминологии, возле самого края. Не менее четырех десятков стрел упали на площадку, но лишь одна легко ранила шумера в правую лопатку. Когда все стихло, Вальтиа помог товарищу остановить кровотечение и велел возвращаться на место, а сам уставился на убитого. Но как ни старался азиат вызвать в себе чувство торжества, оно не приходило. Ах, если бы это был не негр, а сын Черной земли!
В лагере врагов произошла какая‑то заминка; как оказалось, единственная оставшаяся у них «кошка» требовала починки. До уступа донеслись удары молотка, было видно нетерпение главного начальника. Наконец, египтяне решили еще раз попытать удачи. Скоро Вальтиа увидел, как призывно машет руками Кеш. Пригибаясь, словно летя над самой землей, горец поспешил на выручку, стремглав промчался одну секунду по самому краю, за что был вознагражден залпом из десятка луков. Стрелы упали позади, но гораздо больше их горца испугало мимолетное зрелище. В этой части уступ повышался и поэтому не привлек внимания Вальтиа перед выбором места подъема. А из отвесной стены, в трех локтях ниже края, выпирал валун, на котором плечом к плечу могли стоять четыре человека; враги набросили на валун «кошку», а один воин уже начал боязливо карабкаться по веревке. Итак, египтяне перехитрили азиатов. Чтобы столкнуть якорь с края, нужно было подставить себя под стрелы. Пройдет еще десять минут, и на валуне уже будут стоять четверо вооруженных врагов. Затем они или начнут стрелами отгонять защитников к южному краю уступа, или бросятся в рукопашную схватку превосходящими силами. Вальтиа сразу оценил опасность и вспомнил требование Паладига не подвергать себя ненужному риску. Но успеет ли троица убежать или египтяне кинутся вслед и все равно придется сражаться?
И тут сириец дал совет. Недалеко от места подъема врагов лежал большой камень, продолговатый, как огурец. Тут же вся троица отчаянно навалилась на камень и покатила его к краю. Только горец мог вслепую точно указать, где торчит из стены валун. Последний локоть пути преодолевали ползком, ощущая удары стрел о противоположную поверхность камня. На мгновение камень завис, затем качнулся и упал сначала на валун, а затем на землю; взвилась туча пыли. Пользуясь замешательством врагов, Вальтиа опять на мгновение выглянул, немного в стороне от суматохи. Камень сбросил «кошку» вместе с египтянином, но маршруты падения человека и камня не совпали. Было видно, как оставшийся живым египтянин отчаянно отползает на спине от стены, волоча по земле неподвижную правую ногу, – видимо сломанную. На этот раз в горца никто не выстрелил. Вскоре пострадавшего понесли к лагерю, а затем Вальтиа, глазам своим не веря, увидел весь отряд позорно отступающим. Воины шли медленно, опустив плечи и не оборачиваясь. Как хотелось горцу вскочить и поливать врагов проклятиями, но он вдруг ощутил смертельную усталость и остался сидеть, тупо глядя на людей Черной земли. Двое его друзей тоже уселись отдохнуть.
Время шло, уже вся котловина оказалась в тени, солнечный свет слепил глаза, но сын гор не боялся яркого сияния. Египтяне зачем‑то смотрели на него, словно чего‑то ожидая. Наконец, один воин без оружия стал приближаться, размахивая руками и крича:
– Не стреляй, я иду с миром!
Азиат, как завороженный, глядел и ничего не отвечал. Приблизившись и оказавшись уже в пределах полета стрелы, египтянин снова крикнул:
– Скажи, где наши люди?
– Мы их убили в бою, – просто ответил горец.
– И Нана тоже?
Вальтиа воспринимал его слова, как через вату. Кажется, так звали начальника египтян.
– Его я сам убил, – сказал Вальтиа с оттенком гордости, мол, знай наших.
– А у него были папирусы, где они?
Горец задумался. Словно сквозь сон, он припомнил, как Паладиг бросал свитки в костер. О сохраненных картах не вспомнил, а ведь именно они так интересовали египтян.
– Мы их сожгли.
Воина просто перекосило. Он немного отбежал назад и принялся осыпать азиата отборной бранью. Тот воспринимал это с каким‑то пассивным удивлением, не двигаясь. Затем египтянин отвернулся, побрел к лагерю и как‑то странно махнул рукой. Через минуту горец увидел, как от стены уходят еще три воина, вооруженных тяжелыми луками. Так вот в чем состояло коварство! Эти трое оставались в засаде, ожидая появления неосторожного противника, чтобы хоть одного убитого вписать в свой актив. Если бы Вальтиа предпринял какие‑то враждебные действия, он бы уже был покойником. Опять удивившись, горец осознал, что иногда отказ от мести приносит больше пользы.
Чуть отдохнув, Вальтиа сбегал к распадку и увидел, что товарищи, ярко освещенные солнцем, уже приблизились к седловине. Пора было уходить, чтобы успеть до темноты пройти большую часть пути. Азиаты увеличили свои трофеи шестью десятками стрел, поели без особого желания, запивая по очереди теплой водой. Бросив прощальный взгляд на свое временное убежище, они спешно двинулись вверх по распадку. К седловине подошли уже в полной темноте. Сколько ни оглядывались, рассмотреть котловину не удавалось. И вдруг горец двинулся не в промежуток между горными вершинами, отчетливо видимыми на фоне звездного неба, а куда‑то в сторону. И позвал товарищей за собой.
Здесь земля была сплошь усеяна слоем камней, над которым господствовала настоящая глыба. Вальтиа ощупал ее у основания и остался доволен; после этого он велел всем вместе навалиться на камень сверху. Глыба качнулась с неожиданной легкостью и покатилась, азиаты еле успели отскочить и отбежать в сторону седловины. Сначала слышался только шум катящейся глыбы, затем шорох сдвинувшихся с места камней, а затем все нарастающий шум грандиозного обвала. Так отдельный камешек, сдвинутый горным козлом, вызывает целую лавину. Почва стала содрогаться под ногами. Огромная туча пыли закрыла всю западную часть панорамы.
Азиаты не знали, докатился ли камнепад до уступа, забрались ли египтяне на него, остались ли ночевать в котловине или же еще до темноты ушли обратно в ущелье. Ясно было только одно; с погоней покончено раз и навсегда.
Однако наступившее душевное успокоение превратилось в настоящее смятение, когда троица перевалила седловину и заглянула по другую сторону горы. Там стоял непроглядный мрак, никаких признаков костра. Дрогнули даже мужественные сердца трех храбрецов. Дальнейшее они вспомнить не могли. Они метались по склону с риском сорваться в пропасть, кричали, а затем, совсем обессиленные, буквально прижались друг к другу, как к последней надежде. Не могли же товарищи бросить своих защитников или забыть о своем обещании – разжечь костер. Неужели египтяне успели опередить азиатов и устроили засаду по эту сторону гор? И теперь товарищи в плену, в новом рабстве? Тогда лучше не кричать и не выдавать своего присутствия, а с наступлением утра попытаться отбить друзей – ведь здесь египтян не может быть много. А если не удастся, то гибель неизбежна, втроем нечего и пытаться преодолеть оставшийся путь и переплыть море! Сразу сломленные, они уселись рядом, тяжело дыша. И вдруг Кеш поднял палец: слушайте!
Азиаты обратились в слух. Прошла целая вечность, когда до них долетел какой‑то протяжный звук вроде удара в гонг, затем снова, снова. Словно подброшенные пружиной, они вскочили и устремились навстречу протяжному звуку, боясь наступления тишины. Горец уверенно шел в непроглядной тьме. И вот звук раздался уже рядом, донеслись даже знакомые голоса. Троица отчаянно закричала, и уже через минуту из темноты выскочили и принялись их обнимать друзья, казалось, навсегда утраченные.
– Почему же ты не развел костер? – набросился на Паладига Вальтиа.
– Из чего? – насмешливо ответил тот вопросом на вопрос. Только тут до троицы дошло, что они не встретили на всем пути какого‑нибудь сносного топлива. Нафо объяснил, что он повесил египетский котел на треноге из копий и принялся бить в его бок молотком. И они были готовы так всю ночь…
Дальше храбрецы не слушали. Они повалились на приготовленную для них циновку и погрузились в глубокий сон.
Однако рассвет застал всех уже на ногах. Напряженными взглядами обшаривали они восточный склон двуглавой горы – нет ли погони? И лишь успокоившись, стали осматривать и другие стороны света. Паладиг рассказал горцу, что успел осмотреть из седловины окрестности, пока еще не стемнело; на восток, насколько хватало глаз, простиралась горная страна. У подножья, куда все спустились уже в темноте, местность была бесплодная, редкая сухая трава, даже без кустарника. Ни указателей направления, ни проводника. И опять все взгляды остановились на вожаке. А он кое‑что знал благодаря карте. Хрипло, словно отдирая присохший язык, ассириец произнес:
– Хочется, конечно, на восток или север, но сейчас, в первую очередь, нужно думать о воде. А она на юге. Нужно вернуться к реке или к ее притокам, сейчас там египтян нет. Пока же помолимся богам, спасшим нас вчера от страшной опасности.
При иных обстоятельствах товарищи могли возразить, но жажда гнала их к воде. Сегодня утром всем досталось по последнему глотку. Местность к югу как будто немного понижалась, а кое‑где были видны промоины от давних ручьев. И азиаты, повернув направо, упрямо зашагали навстречу неизвестности. Хуже чувствовали себя животные, которым ни сегодня, ни вчера вечером воды не досталось. Вальтиа шел уверенно, лишь со злостью смотрел на одинокого орла, парящего над ущельем. Нет, мы для тебя – не добыча.
Ущелье оказалось извилистым, крутые края были настолько однообразными, что людям казалось, будто они кружат на одном месте. И везде живая природа притаилась в ожидании дождей. Час проходил за часом, в азиатах поднимались отчаяние и протест. Это было несправедливо: преодолеть опасность от беспощадного врага, вырваться у него буквально из лап, уже сомкнувшихся на горле, только для того, чтобы погибнуть здесь от голода и жажды. Ущелье уже расширилось, высота склонов немного уменьшилась, легкий ветерок слегка охлаждал разгоряченные тела. И вдруг горец издал торжествующий крик, указав налево. Там, среди выгоревшей травы и сухих деревьев, ярко выделялась сочное пятно зелени на фоне глубокой расщелины в склоне. Животные, издавая гортанные звуки, сами повернули туда же. У людей – откуда и силы взялись, все готовы были бежать к спасительной расщелине. Вблизи почва была еще влажной и трава – густой; здесь Вальтиа остановил всех предостерегающим криком, а сам вытащил нож и на каждом шагу лезвием шарил в траве. Осторожность оказалась нелишней, горец разрубил двух затаившихся змей и одну – пытавшуюся ускользнуть.
И вот – вода. Благодаря тени утеса она сохранилась и даже осталась прохладной. Люди упивались без конца, и никто не останавливал этого проявления жадности. Животных приходилось удерживать какое‑то время, потом и им дали волю. Затем животные начали пастись, а Паладиг принялся осматривать окрестности озерца. Кое‑где остались отпечатки копыт, но старые, давно засохшие, а возле воды их не было. Горец указал вожаку на исчезновение орла‑стервятника, потерявшего надежду на гибель людей. Значит, поблизости другой «дичи» не было. Не было и съедобных растений. А нужно было кормиться, путь к реке мог занять несколько дней. Как ни ломал голову ассириец, но выход был только один. Вспомнившие про еду товарищи посылали ему многозначительные взгляды. Желание было общим, но брать грех на себя приходилось ему, Паладигу. Было до слез жаль благородное животное, к тому же выручившее раненого сирийца в тяжелую минуту. Вожак махнул рукой, но сам участвовать в экзекуции не стал. И вскоре горел костер, варился обильный суп из конской требухи, нарезанная пластами конина вялилась на солнце, лошадиная шкура была растянута на копьях для просушки. Интересно, что исчезнувший было орел тут же появился вновь и даже снизился, ожидая отходов. А через час таких кружило в небе уже четверо.
Вода и конина помогли продержаться ровно столько, чтобы азиаты успели добраться до крупного ручья, впадавшего в реку.
Тут пришлось задержаться на пару дней для восстановления сил и для охоты. Здесь опять были леса и дичь. Неутомимый горец сбегал на разведку и быстро добрался до реки. Весть об этом буквально оживила людей, еще недавно смотревших очень мрачно на перспективы поисков пути, и все заторопились. Уже издалека они приветствовали грохот, а вблизи реки кое‑кто даже заплакал. Но потом сквозь радость прорезалось недоумение: река ведь прежде текла справа налево, а эта речка – слева направо. Паладиг успел подготовиться к подобным вопросам и начал врать. Это, мол, приток той реки, куда возвращаться нельзя, там их якобы подстерегает ушедший на перехват отряд египтян. Нужно идти вверх по этому притоку на восток, обойти опасный участок, а потом вернуться к «реке». Простодушные спутники легко поверили своему законному вожаку; Нафо подметил легкое смущение и заподозрил истину, но переспрашивать не стал.
