Текст книги "Дело Зорге. Следствие и судебный процесс."
Автор книги: Сергей Будкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Тодзио. А как насчет китайских событий?
Мацуока. До конца прошлого года мы думали действовать сначала против юга, а потом – против севера. При этом полагали, что если двинуться на юг, то тем самым мы уладим дела с Китаем. Однако из этого ничего не получилось. Вот почему будет правильнее, если мы повернем сейчас на север и продвинемся хотя бы до Иркутска. Даже если мы выполним свой план лишь наполовину, то и тогда это окажет влияние на Чан Кай-ши и мы, возможно, добьемся даже полного мира (т. е. капитуляции Китая.– С. Б.).
Тодзио. Не думаете ли Вы, что следует двинуться на север, отвлекшись от китайских событий?
Мацуока. Да, возможно, будет правильнее, отвлекшись в какой-то степени от Китая, обратиться против севера... Нельзя отказываться от пакта трех держав. Что касается пакта о нейтралитете, то с самого начала имелось в виду, что от него можно отказаться... Мое мнение таково: мы должны сейчас решить ударить прежде всего на север и сообщить об этом Германии.
Сугияма (начальник генштаба). Как представитель верховного командования я считаю, что прежде следует подготовиться. Сейчас мы не можем решать– выступать или не выступать. Только для подготовки Квантунской армии потребуется 40—50 дней. Для того чтобы укомплектовать военные силы по штатам военного времени, а также для того чтобы подготовить их к наступательным действиям, потребуется время. За этот период обстановка германо-советской войны, я полагаю, прояснится. Если она будет благоприятна, мы выступим.
Мацуока. Я категорически против слова «особо» в формулировке «особо выгодно», имеющейся в проекте. 194
Мое пожелание – вынести здесь же решение о нападении на СССР»63.
Во второй половине дня 28 июня заседание координационного комитета было продолжено. После длительных дебатов проект армии и флота был одобрен с поправками, внесенными Мацуока, в которых более решительно формулировалось намерение Японии выступить против СССР (в частности, слово «особо» было исключено)64.
Но уже утром 30 июня Отт вручил Мацуока меморандум Риббентропа, призывавший японское правительство к немедленному вступлению в войну против СССР. Основные доводы Риббентропа были сформулированы в этом меморандуме следующим образом:
«1. Война между Германией и Советами не ограничивается локальными, отдельными проблемами. Она приведет к окончательному решению всей проблемы России в целом.
2. Разгром Советского Союза в результате военных действий Германии ожидается в сравнительно короткое время. В результате победа Германии и над Англией станет еще более непоколебимым фактом. Когда Германия захватит нефтяные поля и хлеб Советского Союза, то создастся гарантия полного обеспечения всей Европы. Этим самым блокада, организованная Англией, полностью утратит свое значение. Кроме того, восстановится прямая связь по материку с Восточной Азией.
3. Таким образом, возникнут все предпосылки для создания нового порядка в Европе, являющегося целью стран «оси».
4. Все это даст и для Японии единственный и бесподобный шанс, вытекающий из данной обстановки. Так же как это сделает Германия для Европы, Япония в результате открытия сейчас военных действий против Советов сможет создать все условия для планируемого ею нового порядка в Восточной Азии. Если уничтожить силы СССР в Восточной Азии, то Япония без каких-либо трудностей сможет разрешить китайскую проблему, согласно своему желанию.
5. С точки зрения интересов Японии ее идея продвижения на юг, включая район Сингапура, получает серьезное значение как в настоящее время, так и на будущее. Однако в соответствии с тем, что в отношении этого продвижения Япония еще не провела подготовку, а также ввиду того, что возможность для такого продвижения в условиях данного этапа войны еще не созрела, использование на Дальнем Востоке благоприятного случая полного решения русского вопроса, представившегося для Японии в настоящее время, является для нее чрезвычайно выгодным.
6. В соответствии с тем что ожидается быстрое завершение событий, Япония должна, не колеблясь, принять решение о начале военных действий против Советов. Если Япония предпримет действия уже после того, как СССР потерпит полное поражение, то это нанесет Японии и моральный и политический ущерб.
7. Быстрое поражение Советского Союза, и особенно его поражение в результате нанесения Японией удара с Востока, полностью изолирует Америку и сделает для нее совершенно бессмысленным выступление на стороне Англии»65.
На открывшемся в тот же день очередном заседании координационного комитета Мацуока, сославшись на полученный правительством меморандум Риббентропа, вновь призывал немедленно выступить против СССР. Заседание проходило в острых дебатах. Руководители флота были готовы согласиться с доводами Мацуока, но руководители армии, на плечи которой легла бы главная ответственность за ведение войны против СССР, предпочли занять более осторожную позицию и настаивали на сохранении уже одобренного проекта 66. В конце концов было принято решение сохранить проект 28 июня и передать его на обсуждение и утверждение конференции в присутствии императора.
Эта конференция, состоявшаяся 2 июля, утвердила проект без каких-либо поправок, и он вступил в силу как утвержденная императором официальная «Программа государственной политики империи в соответствии с изменениями в обстановке»67.
Как известно, японский генеральный штаб в предвидении войны против СССР заблаговременно начал срочную разработку плана военных действий, который был закодирован под названием «Каптокуэн» («Особые маневры Квантунской армии»). Содержание этого плана уже широко освещалось в литературе. Но в привлеченной нами в качестве источника монографии «Путь к Тихоокеанской войне» приводятся некоторые новые данные, в частности точно разработанные сроки осуществления плана «Кантокуэн». Вот эти данные: 28 июня – принятие решения о мобилизации; 5 июля – приказ о мобилизации; 20 июля – начало сосредоточения войск; 10 августа—принятие решения о начале военных действий; 24 августа – завершение мероприятий первой очереди; 29 августа – начало военных действий; 5 сентября – завершение мероприятий второй очереди; середина октября – завершение военных операций б8.
Мацуока посвятил Отта в существо решений, принятых на конференции 2 июля, а японское правительство официально информировало о них своего союзника по «оси»69.
Конечно, позиция, занятая Японией, не устраивала гитлеровцев – они настаивали на немедленном вступлении Японии в войну. В соответствии с этим германское посольство получало неоднократные указания усилить воздействие на правительственные и военные крути Японии. Кречмер постоянно сообщал в японский генштаб о «невиданных» успехах германских войск и неминуемом падении Москвы в ближайшее же время. Спустя полтора месяца после начала войны он заявил военному руководству Японии, что Красная Армия уже полностью разгромлена и что в распоряжении СССР осталось всего каких-нибудь 60 дивизий70.
Тогда же Отт и Кречмер, пригласив к себе руководителей японской военщины во главе с генералами Тодзио, Сутияма и Доихара, настойчиво требовали немедленного вступления Японии в войну. Однако как представители правительства, так и руководители военных
кругов Японии просили Отта и Кречмера «немного подождать», ссылаясь на то, что Япония еще не завершила своей подготовки к войне против СССР. В то же время они дали понять, что Япония вступит в войну, когда немецкие войска захватят Москву и продвинутся «хотя бы до Волги»71.
Подстегиваемые телеграммами из Берлина, Отт и Кречмср все больше и больше прибегали к явной фальсификации фактов и гиперболизации успехов гитлеровских войск. Отт, например, решив, что колебания Японии определяются боязнью воздушных налетов из Сибири, дал указание авиационному атташе Ниммицу изготовить документ, из которого явствовало бы, что Красная Армия располагает всего 50 самолетами, способными совершать налеты на территорию Японии. Когда документ был изготовлен, он вручил его Мацуока, на которого будто бы этот документ произвел большое впечатление.
Со своей стороны Кречмср прилагал большие усилия, стремясь убедить руководителей японской военщины, что большая часть советских войск, дислоцированных в Сибири, уже переброшена на западный фронт и что в силу этого японская армия не встретит серьезного сопротивления при вторжении на территорию Дальнего Востока72.
В правительственных и военных кругах Японии всю получаемую информацию (исходившую, понятно, не только от Отта или Кречмера) изучали весьма внимательно. Однако единства взглядов по вопросу о времени вступления Японии в войну против СССР не было, хотя и господствовало убеждение (особенно вначале) в конечной победе гитлеровской Германии. Представление о борьбе мнений по этому вопросу в правящем лагере Японии дают дебаты, развернувшиеся в «мозговом тресте» Коноэ.
Большинство членов «Асамэсикай» выражали мнение, что, «учитывая темп продвижения германской армии, военный разгром СССР последует примерно в течение двух месяцев»73. Однако среди участников «Асамэсикай» были и такие, которые стремились предостеречь от поспешных выводов об исходе войны между Германией и СССР. Например, Хироо Сасса, в то время главный редактор газеты «Асахи», высказывался следующим образом: «Если рассматривать вопрос о стратегической точке зрения, то станет ясно, что Советский Союз вряд ли так скоро потерпит поражение. В будущем, очевидно, и Германия столкнется с большими трудностями»74. Примерно такой же точки зрения придерживался и еще один член «Асамэсикай» – политический обозреватель Тэйдзо Тайра75.
Одзаки же в своих выступлениях на заседаниях «Асамэсикай» неоднократно обращал внимание участников «мозгового треста» на то, что Советский Союз силен и «что война против него потребует много жертв. Экономические же ресурсы, которые имеются сейчас в Сибири, не стоят этих жертв. Вот почему не следует воевать с Советским Союзом»76.
План «Кантокуэн» начал осуществляться точно в намеченные календарные сроки. В июле была проведена в три очереди мобилизация 850 тыс. резервистов. В мобилизационную готовность были приведены железнодорожная сеть Маньчжурии и морские суда общим тоннажем 800 тыс. В порты Кореи и Дайрен одно за другим начали прибывать суда, груженные войсками, оружием и снаряжением 77.
Все же «благоприятный случай» не наступал. Из материалов следствия по «делу Зорге» видно, что японские милитаристы считали необходимым для вторжения в пределы СССР резкое сокращение советских войск, дислоцированных на Дальнем Востоке. Они надеялись, что это произойдет за счет переброски войск на запад. Кроме того, они рассматривали в качестве необходимой предпосылки «появление в Сибири симптомов внутреннего краха СССР» в результате поражений советских войск в войне с Германией78. Начальник генерального штаба японской армии Сутияма на заседании координационного комитета 25 июня выражал мнение, что следует дождаться сокращения численности Красной Армии на Дальнем Востоке и в Сибири «по меньшей мере наполовину»79.
Но тс данные, которые японское командование черпало из собственных источников, резко расходились со сведениями Кречмера. Они свидетельствовали, что до появления «благоприятного случая» еще далеко. 12 июля начальник пятого (русского) отдела разведуправлс-ния японского генштаба Исомура представил доклад, в котором отмечалось, что переброска советских войск с Дальнего Востока на запад весьма незначительна. А из районов предстоящего вторжения японских войск – к востоку от р. Уссури и к северу от Амура – отправка советских войск не только не производилась, но, по данным Кваптунской армии, оборонительная мощь Красной Армии здесь даже усиливалась80.
Внимательное изучение японским командованием положения на советско-германском фронте также давало основания для того, чтобы относиться к победным реляциям своих союзников по «оси» с большой осторожностью. В дни сражения под Смоленском, когда войска Красной Армии сорвали первую попытку гитлеровских войск прорваться к Москве и заставили их перейти к обороне, в «Секретном дневнике войны» японского генштаба появились такие многозначительные записи: «22 июля. Ровно месяц после начала германо-советской войны. Хотя операции германской армии идут благоприятно, устойчивость правительства Сталина" вопреки ожиданиям сильна. Передвижений советских войск с Дальнего Востока не отмечается. Что касается наступления благоприятного случая для открытия военных действий против СССР, то вероятность окончания войны в результате операций только Германии по меньшей мере сократилась.
25 июля. В первом (оперативном) отделе точка зрения о том, чтобы выступить против севера в течение текущего года, постепенно ослабевает»81.
Смоленское сражение отдалось эхом в Японии и явилось серьезным предупреждением японским милитаристам о необходимости быть более осмотрительными в своих агрессивных действиях против Советского Союза. Если сначала многие японские «стратеги» высказывали убеждение, что сопротивление Красной Армии будет сломлено за шесть-семь недель, то, после того как наступление гитлеровских дивизий было приостановлено в районе Смоленска, прогнозы об исходе советско-германской войны стали даваться значительно осторожнее 82.
Обратимся к протоколу допроса свидетеля Томохико Усиба судьей Накамура:
«Судья. Когда летом 1941 г. германо-советский фронт застрял в районе Смоленска, велись ли в «Асамэсикай» разговоры о настроениях в высших правительственных сферах, среди армии и других военных кругах?
Свидетель. Такие разговоры имели место. Говорили, в частности, что в связи с тем, что победа Германии дается не так-то легко, как предполагалось, в военных кругах имеется мнение отложить пока вступление Японии в войну»83.
Готовность японских милитаристов выступить против СССР в течение 1941 г. лимитировалась не только ожиданием «решающих» побед гитлеровской армии и прежде всего захвата Москвы, но и климатическим фактором. Японский генеральный штаб исключал возможность ведения активных боевых действий с наступлением сибирских морозов. Предельным сроком начала операций против СССР считался конец августа – начало сентября84. В начале августа 1941 г. начальник генштаба Су-гияма затребовал от разведунравления оценки положения на фронтах. Увы, представленный доклад не внушал «оптимизма»! В нем прямо указывалось, что не только невозможно рассчитывать на поражение СССР в текущем году, но и что вовсе не следует считать, будто изменения в последующем ходе войны непременно произойдут в пользу Германии. Высказывалось также предположение о вероятности затяжной войны 85.
Итак, положение па советско-германском фронте и советском Дальнем Востоке, где вопреки надеждам японской военщины СССР не оголял своих рубежей, не предвещало в ближайшем будущем «благоприятного случая» для выступления Японии. 9 августа Сугияма известил военного министра о своем решении: «Независимо от будущих изменений в германо-советской войне в текущем году оружия против Советского Союза не применять»86.
Но это еще не было окончательным решением. Во второй половине августа этот вопрос обсуждался на специальном совещании центральных органов армии и флота, в котором принимали участие представители командования Квантунской и Корейской армий, а также экспедиционных сил в Китае. Совещание поддержало мнение Сугияма87. Вот что показал по этому поводу Кинкадзу Сайёндзи на допросе 30 марта 1942 г.: «В конце августа я встретился в официальной резиденции с Фу-дзин88. Мы были только вдвоем, и я спросил Фудзии: «Ну, как, вопрос о севере уже решен?» Он ответил: «Да, решен». Тогда я вновь спросил: «А как решен?» Я не помню сейчас точно слов, сказанных Фудзии, но смысл был таков, что выступление против СССР не состоится»89.
Однако и это решение практически не было еще окончательным. Как явствует из материалов следствия, в руководящих правительственных и военных сферах существовало мнение, что если в ходе советско-германской войны произойдут неожиданные перемены и появятся явные симптомы внутреннего краха СССР, а в Сибири возникнут волнения, то позицию о выступлении против Советского Союза придется вновь пересмотреть. Если же обстоятельства такого рода не возникнут по меньшей мере до середины сентября, то решение вопроса о войне против СССР переносилось на весну 1942 г.90.
Поскольку расчеты на «молниеносное» военное поражение СССР и его «внутренний крах» оказались полностью несостоятельными, японские милитаристы не решились в 1941 г. напасть на Советский Союз. 6 декабря министр иностранных дел Японии Того отправил послу Осима телеграмму, в которой говорилось: «Япония хотела бы избежать военного столкновения с Советским Союзом до тех пор, пока это не будет возможным со стратегической точки зрения. Это должно быть объяснено германскому правительству, чтобы оно в настоящее время не настаивало на обмене нотами по этому вопросу»91.
В дни героической московской эпопеи осенью 1941 г. Рихард Зорге оказал последнюю услугу своей Родине. Убедившись, что нападения Японии на Советский Союз в 1941 г. не последует, 14 сентября он сообщил в Москву: «Японское правительство решило не выступать против СССР. Однако вооруженные силы будут оставлены в Маньчжурии. Военные действия могут быть начаты весной будущего года, если состоится поражение СССР»92.
Это сообщение Зорге дало возможность Ставке Верховного Главнокомандования перебросить иод Москву часть сил с наших дальневосточных рубежей в наиболее ответственный момент битвы за советскую столицу 93.
Так, в тяжелые для нашей Родины дни Рихард Зорге с честью выполнил свой долг и этим внес существенный вклад в победу в этой исторической битве, в ходе которой Советский Союз нанес свой первый сокрушительный удар по гитлеровским полчищам—удар, положивший начало перелому в ходе Великой Отечественной войны и второй мировой войны в целом.
ДЕЛО ЗОРГЕ» НА ОРБИТЕ БОРЬБЫ ИДЕОЛОГИЙ
С того времени как в застенках японских милитаристов погиб Рихард Зорге и многие его соратники, прошло более четверти века, а их имена не сходят со страниц мировой печати. Документальные публикации материалов следствия и судебного процесса, исторические исследования, мемуары государственных и политических деятелей, воспоминания современников – таков характер литературы, посвященной деятельности Зорге и его группы.
В чем же заключается причина этого незатухающего интереса к жизни и деятельности легендарного советского разведчика?
Нередко авторы, особенно зарубежные, объясняют этот неиссякаемый интерес беспрецедентностью подвига Рихарда Зорге, сумевшего проникнуть в самое логово фашизма. Слов нет, нужно было обладать огромным мужеством, высокой идейностью, редкостным самообладанием, несгибаемой волей и преданностью своему долгу, чтобы долгие годы, не навлекая на себя и тени подозрения, завоевывать авторитет у мастеров политического сыска гитлеровского рейха и их полное доверие.
Однако ни яркая личность самого Зорге, ни масштабность его подвига еще не могут дать ключа к пониманию главной причины, побуждающей вновь и вновь возвращаться к деятельности Рихарда Зорге и его товарищей, давать ей свою интерпретацию. А причина заключается в том, что деятельность Рихарда Зорге и его соратников была частью того главного, чем знаменуется жизнь современного человеческого общества, – борьбой сил мира против сил войны, сил прогресса и демократии против сил реакции, разума и гуманизма против мракобесия и варварства. Зорге и его товарищи были активными участниками этой борьбы. 204
Именно поэтому едва лишь смолкли пушки и мир начал залечивать раны второй мировой войны, как трубадуры империализма ухватились за имя Зорге как за один из поводов для разжигания антикоммунистической истерии и шпиономании. Именно поэтому интерпретация деятельности Зорге и его группы стала объектом острой идеологической борьбы.
Закономерно, что ареной, где первоначально вспыхнула эта идеологическая борьба, была послевоенная Япония – страна, в которой протекала деятельность группы Зорге, а инициаторами кампании дезинформации, клеветы и антикоммунистической истерии явились оккупационные власти США, захватившие в свои руки почти неограниченное «право» распоряжаться судьбой побежденной Японии и ее многострадального народа.
Япония была разрушена и истощена. В развалинах лежали Хиросима и Нагасаки, превращенные американскими варварами в испытательный полигон атомного оружия и арену постановки первого акта спектакля политики «с позиции силы». Американские «летающие крепости» обратили в руины Токио, Осака и другие города Японии. Миллионами жизней своих сынов и доче* рей заплатил японский парод за преступную политику войн и агрессий международного империализма.
Япония пожинала горькие плоды многолетнего господства милитаристской клики. Но поражение японского империализма открывало путь к победе японского народа. Трудящиеся массы Японии бурлили. Они требовали подлинной демократизации страны и устранения опасности новой трагедии. Они требовали привлечения к строгой ответственности тех, кто повел страну по пути агрессии и войны. Народ узнавал все новые и новые имена тех, кто, не щадя своей жизни, боролся с фашизмом и войной. А их было немало – этих передовых людей Японии: одни действовали в глубоком подполье, другие были брошены в тюрьмы и сосланы па каторгу. Многие из этих борцов, заклейменные фашистской кликой как изменники и предатели, погибли в застенках. Но их имена усилиями прогрессивных людей Японии были возвращены человечеству как имена героев. Среди них были и имена погибших сподвижников Рихарда Зорге.
Даже Ч. Джонсон, написавший свою книгу с позиций антикоммунизма, был вынужден признать, что в сознакии всех тех, кто знал Хоцуми Одзаки, он «остался мыслящим человеком, патриотом... человеком, который нашел для себя ответ на мучительный вопрос, возникавший так часто после войны: почему никто ничего не сделал, чтобы остановить рост фашизма?»1.
Правда о деятельности Зорге и его товарищей начала становиться достоянием общественности буквально в первые же месяцы после капитуляции милитаристской Японии. Большую роль в этом сыграла японская пресса прогрессивного направления, и в частности журнал «Дзиммнн Хёрон». На страницах этого журнала впервые в феврале 1946 г. была опубликована часть писем Одзаки, написанных в тюрьме. Публикация получила большой резонанс в стране и привела к изданию писем Одзаки в том же году отдельной книгой под названием «Любовь подобна падающей звезде». На страницах того же журнала были затем опубликованы воспоминания Синъити Мацумото (декабрь 1946 г.), а также статьи и материалы ряда других авторов.
Эта деятельность прогрессивных людей Японии очень быстро принесла свои положительные результаты. Уже в послесловии к первому изданию книги Хоцуми Одзаки «Любовь подобна падающей звезде» Синъити Мацумото с большим удовлетворением писал: «С того времени, как была опубликована в журнале часть писем Одзаки, а также после того как мы сообщили в прессе о создании фонда добровольных пожертвований семьям погибших, сочувствие к ним распространилось по всей Японии. Ныне семьи погибших живут окруженные народной любовью»2.
Правда о жизни и деятельности Зорге, Одзаки и их мужественных соратников становится достоянием все более широких масс. Стремительно множится литература о группе Зорге и ее участниках. Среди ее создателей – бывшие заключенные по «делу Зорге», родственники и друзья погибших и многие представители прогрессивной общественности Японии.
Правду о Рихарде Зорге поведала людям его друг
Ханако Исии. Строки, написанные этой замечательной японской женщиной, воссоздают благородный облик Зорге, знакомят с атмосферой, царившей в домике Зорге на одной из улиц Токио, с тем, как жил и работал Зорге – журналист, ученый и борец.
С воспоминаниями о Хоцуми Одзаки уже не раз выступали его жена и дочь, а также младший брат – Хоцуки Одзаки. Его работы немало способствовали тому, чтобы деятельность Рихарда Зорге, Хоцуми Одзаки и других участников группы получила справедливую оценку. Свой положительный вклад в литературу о группе Зорге внесли и бывшие узники тюрьмы Сугамо – Тэн-кити Каваи и Токутаро Ясуда. Много сделали для восстановления правды о деятельности группы Зорге в Японии в своих выступлениях в печати ряд общественных и политических деятелей Японии.
Развернувшееся в первые же послевоенные годы рабочее и демократическое движение народных масс Японии создало благоприятные условия для утверждения правды о деятельности Зорге и его соратников-японцев. Японский народ во главе с рабочим классом развернул широкую борьбу за сохранение и упрочение мира, за подлинную демократизацию страны, против всевластия американских оккупантов и японской реакции. В такой политической обстановке простые люди Японии стали правильно понимать мотивы, побудившие их соотечественников прийти на помощь Рихарду Зорге.
Но вот мир вступил в новую фазу своего развития. В Фултоне произнес речь Черчилль, открыто призвавший к походу против «восточного коммунизма» и установлению господства «мира, говорящего по-английски». Появилась на свет пресловутая «доктрина Трумэна», направленная против сил демократии, и политические деятели Запада начали сколачивать агрессивный блок империалистических держав. Все сильнее бушевала в мире истерия антикоммунизма, не миновала она и Японию, ставшую «империей» Макартура.
Американские оккупанты сохранили у власти в Япо нии старые реакционные силы, убрав лишь наиболее одиозные фигуры. Сменяя друг друга, во главе правительства появлялись известные реакционеры: Сидэхара, Иосида, Асида и вновь Иосида. Основные положения Потсдамской декларации союзников, отражавшие цели свободолюбивых народов всего мира в войне против блока фашистских государств и полностью отвечавшие также интересам и чаяниям самого японского народа, стали открыто попираться некоронованным властителем Японии и его штабом. «Если бы теперь понадобилось снова написать Потсдамскую декларацию без нажима со стороны общественного мнения, страстей и волнений, она оказалась бы совершенно иной. К черту Потсдамскую декларацию!»3 – заявили вчерашние «сторонники» демократизации Японии из штаба оккупационных войск США.
В расчеты заокеанских политиков не входило лояльное и последовательное выполнение Потсдамской декларации. Менее всего они способствовали осуществлению в Японии коренных демократических преобразований и освобождению ее от господства реакционных сил. Для Макартура и его окружения Потсдамская декларация союзников превратилась в клочок бумаги, рассматривавшийся ими, употребляя циничное определение генерала Уиллоуби, как порождение «макиавеллизма»4.
Главной заботой американских оккупантов стало превращение Японии в сателлита США и «антикоммунистический бастион» Дальнего Востока. Деятельность Макартура по «демократизации» Японии была направлена на подавление демократического и рабочего движения. «Поборник» свободы стал ее душителем.
В 1948 г. американский журналист Марк Гейн – человек очень далекий от коммунистических убеждений – с горечью констатировал: «Полтора века Америка была символом свободы и прогрессивной мысли. В Азии этот символ никогда не был более ярким, чем во время последней войны. Однако мы растратили это сокровище меньше чем за три года. Новый облик Америки – это облик сильной, богатой и хищной страны, находящейся в союзе с реакцией и готовой подавить любое массовое движение, если оно левее центра, независимо от того, является ли оно коммунистическим, социалистическим или просто движением протеста против несправедливости, коррупции и угнетения»5.
Марк Гейн, проведший в Японии первые годы американской оккупации, пришел к убеждению, что «главным врагом генерал Макартур считает русских. Для него Япония-это прежде всего воздушная база, откуда наши бомбардировщики могут достигать любого пункта Сибири... Он разделяет убеждение генерала Феллсрса, что конфликт между «монголо-славянскими ордами Востока и цивилизованными народами Запада будет разрешен на поле боя»»6.
Агрессивные замыслы американских империалистов в отношении СССР находили отклик и в среде японских реакционеров. Как те, так и другие были готовы во имя устранения «угрозы коммунизма» поставить на карту самое существование японского народа. Все настойчивее проявлявшаяся решимость народных масс Японии противостоять «обратному курсу» —курсу на восстановление прежних реакционных порядков – и угрозе вовлечения страны в новые агрессивные авантюры вызывала серьезное беспокойство оккупантов и их пособников внутри страны. Спешно разрабатывались планы, могущие парализовать движение масс. Сделать это было тем более необходимо, что в Пентагоне уже был готов план, предусматривавший все детали первого этапа «похода против коммунизма». Центральное– место в этом плане заняла военная акция в Корее, Япония же должна была выполнить роль тыловой базы для американских войск и военного снаряжения.
Американские оккупанты и правящие круги японской реакции обратились к испытанному методу насильственного подавления демократических сил народа, сопровождавшегося разжиганием антикоммунистической истерии. Вновь был извлечен на свет миф о «коммунистической агрессии», якобы угрожавшей Японии, и в японском народе всячески разжигались чувства недоверия и враждебности к Советскому Союзу.
Именно в этот момент вдохновители «холодной войны» вспомнили о «деле Зорге». И пропагандистская машина завертелась...
О том, что в японских тюрьмах содержатся оставшпе-
6 Там же, стр. 502—503. Фсллерс – ближайший помощник Макартура, тесно связанный с наиболее реакционными кругами Вашингтона.
14 'Дело Sopio
209 ся в живых осужденные по «делу Зорге», американским оккупантам стало известно еще осенью 1945 г. Один из японских чиновников, стремясь выслужиться перед новыми господами, угодливо донес генералу Уиллоуби, что в списке политических заключенных, подлежащих освобождению, находятся «агенты иностранной разведки, и в частности Макс Клаузен – радист Рихарда Зорге»7. Оккупанты не сочли, видимо, удобным исключить имена этих людей из списка. По как только они были выпущены, служба Уиллоуби установила за каждым из них тщательное наблюдение8.
Одновременно «парни» Уиллоуби получили задание разыскать материалы следствия и суда по «делу Зорге». Японские власти заявили, что подлинники этих материалов погибли во время пожара в министерстве юстиции. Но это не охладило «парней», и после тщательных розысков в руках оккупантов оказались копии значительной части архива «дела Зорге». На основании разысканного оккупантами экземпляра секретного доклада по «делу Зорге», опубликованного министерством юстиции Японии в апреле 1942 г., подполковник Дэвис из «Сивил интеллидженс сэрвис» уже к началу 1946 г. состряпал сообщение, которое озаглавил «Шпионская группа Зорге. Расследование международного шпионажа на Дальнем Востоке», и представил его в штаб Макартура. Отдельные части этого сообщения были тотчас же направлены в Вашингтон9.
