Текст книги "РАМ-РАМ"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

2

Тогда с Машей и Барат Сыркаром мы пилили по шоссе Джайпур-Агра часов шесть. На поезде это расстояние мы покрыли за три с половиной.

Моя главная причина для беспокойства была снята уже где-то на середине пути. Хотя, когда у меня в кармане зашевелился мой серебристый, израильский, Сименс, я не был уверен, кто именно это звонит. Чтобы не кричать в купе, я вышел в коридор и закрыл дверь.

– Юра! – Это была Маша. – Я на месте.

Я облегченно вздохнул.

– Ну, замечательно!

– Вилла большая, просторная, во дворе гамак в тени. Просто рай!

– Я рад!

Я почему-то не знал теперь, как мне с Машей разговаривать. Она это почувствовала или, может быть, сейчас, когда визуальный контакт был заменен на поток электричества в эфире, характер наших отношений перестал быть понятен и для нее.

– Ты когда приедешь? – спросила она.

– Наверное, завтра.

– Сегодня не получится?

– Вряд ли. Скорее всего, завтра.

– Ты позвони мне сразу, чтобы я не волновалась.

Сразу после чего, интересно?

– Конечно! – впустую пообещал я.

Ее этот ответ удовлетворил.

– Если что, я, наверное, все равно долго не лягу спать. Сейчас хочу прилечь, так что потом не засну.

Если что? Если я, несмотря ни на что, приеду сегодня?

– В гамаке?

– Что?

– В гамаке ляжешь?

– А, не знаю! Хотя это идея!

Маша помолчала, молчал и я. Это был странный разговор. Я почему-то вспомнил свой сон.

– Ну, ладно, take care! – сказала Маша.

Я сразу понял, почему последние слова она произнесла по-английски. Сказать по-русски «береги себя» было бы, если бы нас кто-то подслушивал, странным. А по-английски это значит ровно то же самое, только это – обычная фраза при расставании.

– Которая из двух? – полюбопытствовал, отгибая газетный лист, Кудинов. – Или из трех, четырех, пяти – не знаю!

– Это была Маша. С ней все в порядке!

Кудинов внова уткнулся в газету.

– Приедем, сразу зайдем в интернет-кафе!

Я понял, что он имеет в виду: нужно было срочно сообщить Эсквайру о предложении Деби.

Мы оставили вещи в камере хранения на вокзале. Интернет-кафе, как и везде в центре индийских городов, нашлось в двух шагах. В моем македонском почтовом ящике новых сообщений не было. Я с благодарностью вспомнил благородных лесных разбойников – наладонник с программой для криптования снова лежал в кармашке моей брезентовой сумки через плечо. Послать сообщение для Эсквайра заняло минут двадцать. Надеюсь, это не было пустой тратой времени.

Чтобы исключить слежку, мы с Лешкой разделились. Он на «тук-туке» укатил к роскошному индуистскому храму из белого мрамора, который подарил этому, в сущности, преимущественно мусульманско-сикхскому городу промышленник-миллиардер Бирла. Там Кудинов проверится и наймет для дальнейшего передвижения кого-нибудь другого. А я взял велорикшу и приказал доставить себя к Городскому дворцу. Мы договорились, что Лешка в соломенной шляпе и темных очках, с фотоаппаратом на плече и с путеводителем в руке – таков, по нашему мнению, был типовой портрет западного туриста – подстрахует меня с улицы.

Лешка посмотрел на часы. Он купил себе такой же пластмассовый Ка-сио, какой подарил мне, а я, в свою очередь, – правда, без формального подтверждения о своем намерении – одному из народных мстителей.

– Четыре семнадцать мне кажется хорошим временем для начала операции, – сказал на прощание Кудинов. Он обожал такие вещи.

– Конечно! – согласился я. – Главное – легко запомнить! Квадрат от двойки, а потом квадрат квадрата плюс единица.

К Городскому дворцу меня доставили в пятнадцать пятьдесят пять. Заходить внутрь я не стал. Дождавшись, пока мой рикша, довольный чаевыми, весело закрутил педалями дальше, я прошел по паре узких проходов. Не сумел увернуться от продавца открыток и, чтобы отвязаться, купил у него какой-то набор. Потом обогнул Дворец ветров и оказался напротив ювелирной лавки почтенного коточеловека Баба. Вон его вывеска – на втором этаже розового дома среди, куда ни посмотришь, зданий того же цвета. Джайпур, розовый город, столица магарадж Раджастана, сказочный сон Индии! Почему-то я не ощущал себя в центре сказки. А вот остаток недавнего сна до сих пор сидел у меня где-то в затылке.

Четыре пятнадцать. Я с удовлетворением увидел Кудинова. Он сидел на плетеном стульчике в дверях лавки под магазинчиком ювелира, пил с хозяином масала-ти и перебирал деревянные изваяния каких-то, на наш христианский взгляд, демонов. Хозяин – худой, с морщинистым лицом, в рубашке с закатанными рукавами – сделал робкую попытку затащить и меня в свою паутину, но я решительно прошел мимо. Кудинов едва поднял на меня глаза.

По лестнице бросился навстречу замешкавшийся мальчик-зазывала. Я узнал его – с большими взрослыми зубами на улыбающемся детском лице. Видимо, и мальчик меня узнал, так как он немедля развернулся и бодро припустил вверх по ступенькам, призывно оглядываясь. Он довел меня до двери ювелирной лавки и широким жестом распахнул ее.

Из-за стойки, сладко улыбаясь и придерживая спавшего у него на коленях серого кота, вставал честнейший ювелирных дел мастер по имени Баба. Даже если это и он направил по нашим следам убийц, удивления по поводу того, что я все еще на этом свете, он не проявил никакого.

– А вы точны! – приветствовал он меня, протягивая пухлую руку. – Приятно иметь дело с такими людьми. Масала-ти?

– Спасибо, нет! Мне бы хотелось поскорее покончить с делами.

– Дела! Что такое дела? За делами не надо забывать жить! – наставительно произнес этот последователь восточной ветви гедонизма, отсылая мальчика на улицу.

– А где же ваша восхитительная супруга?

– Ей пришлось вернуться домой, – соврал я. – Этот климат ей не подходит.

Если убрать нас все же пытался он, пусть думает, что Маша уже далеко.

– Как жаль! Как жаль! Бедняжка! А я хотел предложить ей браслет к тому кольцу. Она же носит его?

Что он привязался к кольцу? Я вдруг замер. Мог в нем быть маячок, который наводил на нас его подельников? Да нет, глупость! Это были три переплетенные полоски разноцветного золота с разными камнями. Спрятать туда что-то было невозможно.

– Конечно, ей это кольцо очень нравится, – сказал я. – А мне вы ничего не хотите предложить?

Спустив кота на витрину, Баба уже зашел за прилавок. Он нагнулся и достал из-под прилавка растрепанную толстую папку с копиями могольских миниатюр. Ее-то я, помнится, и листал в прошлый приход.

– Вам тогда понравилась вот эта.

Сикх выложил передо мной миниатюру. Я вспомнил: ночное небо, слон и раджа с наложницей на коленях. Только теперь картинка была вложена в рамку из паспарту с петелькой сверху, чтобы ее можно было повесить на стенку.

– Вот я вам ее уже приготовил, – промурлыкал ювелир.

Я почесал кота за ухом. Тот с готовностью подпружинил шею и изогнул спину, мурлыча в тон хозяину.

– Это все, что вы мне приготовили? – уточнил я.

– А вы?

Я молча выложил перехваченный резинкой толстый конверт, переданный мне Кудиновым.

– Одну минуточку!

Сладко улыбаясь, сикх легко смахнул конверт с витрины и, слегка вихляя бедрами, скрылся за дверью в глубине лавки. Точно, «голубой»! Кот зацепил мою руку когтями – впрочем, достаточно деликатно, – чтобы я не переставал его чесать. Увидев, что я снова принялся за дело, он развалился на стеклянной витрине и подставил мне брюшко. Сначала хозяин оставил меня без присмотра в ювелирной лавке, а теперь кот подставил мне самые незащищенные части своего тела! Я становился своим!

– Вы уже подружились! – с удовлетворением констатировал возвращающийся сикх.

В руках у него была моя пачка приятных на ощупь зеленых бумажек, похоже, слегка похудевшая. Ювелир положил ее в другой конверт, заклеил его и шариковой ручкой изобразил на месте склейки какую-то закорючку.

– Теперь их можно больше не пересчитывать, – сказал он, возвращая мне пачку.

– Простите, не понял!

Баба одарил меня одной из своих самых сладких улыбок.

– Эти деньги предназначаются не мне, а продавцу. Я же – только посредник! Я договорюсь для вас о встрече сегодня вечером, вы отдадите это и получите свой товар.

Я понял, почему ювелир выходил в заднюю комнату. Он не только пересчитал банкноты, но и забрал свои комиссионные.

– А почему бы не проделать это здесь, у вас в лавке?

– Это невозможно! Если эту штуковину здесь обнаружат, сами понимаете, что потом будет!

– И что вы предлагаете?

Ювелир обнял меня и подвел к большой цветной фотографии в рамке, висящей на стене среди прочих сувениров на продажу.

– Продавец очень осторожен, вы понимаете, почему. Он хочет максимум гарантий безопасности. Ему не понравилось, как мы проделали это с вашим другом, прямо здесь. Поэтому сейчас… Вы знаете это место?

Это была сделанная с низко летящего самолета фотография джайпур-ского Водного дворца. Я говорил о нем: дворец, построенный магараджами на берегу реки, которая потом разлилась в настоящее озеро. Поэтому теперь он – заброшенный, необитаемый – был доступен только на лодке или вплавь. Я вспомнил еще, что, по словам Барат Сыркара, дворец был закрыт для посещения из-за стаи поселившихся там злобных обезьян.

– Знаю, – кивнул я. – Но как же туда добраться? Насколько мне известно, экскурсии туда не водят?

– Нет, и именно в этом преимущество этого места! – подхватил сикх. – На берегу вас будет ждать лодка. Ее хозяин отвезет вас к Водному дворцу. Там вы встретитесь с продавцом и совершите свою сделку. Потом и он, и вы на лодках вернетесь в город. На воде вы оба будете хорошо заметны, так что никто из вас не сможет как-то нарушить условия джентльменского соглашения.

Нет, такая схема мне совсем не нравилась! Я опять вспомнил утренний сон в поезде.

– Зачем так сложно? – возразил я. – Если вы никак не хотите быть замешанным в передаче товара, давайте мы встретимся где-нибудь в городе! Мало ли здесь укромных мест! Все эти дворцы, форты, храмы, кладбища…

– Это условие продавца, – непреклонно заявил ювелир. – Он согласен произвести сделку только на открытом месте, в условиях абсолютной видимости.

– Вы понимаете, что Водный дворец, куда никто никогда не ездит – идеальное место для ловушки!

– У каждой профессии свои риски, – заметил почтенный Баба, забирая кота на руки.

– Но если риски не устранять, эта профессия уже давно исчезла бы за неимением людей, которые ею занимаются!

– Вам решать, как поступить!

Если в результате я должен был получить ровно ту же микроточку, какая уже с утра лежала в безопасном месте на нашей конспиративной вилле в Дели, стоила ли игра свеч? Но если это что-то другое?

– А это ровно тот же товар, какой увез мой друг? – спросил я.

– Я не могу ручаться за это головой, – отрезал ювелир.

Я почему-то понял, что он не уступит. Может, это и вправду было условием продавца?

– Хорошо, – сказал я. – Только я поеду на эту встречу с другом. Предупредите вашего партнера. Если он не согласен, сделка не состоится.

Я надеялся, что теперь и сикх почувствует в моем голосе непреклонность.

– Я сообщу ему ваше условие, – заверил он.

– И как я узнаю, будет ли оно принято? Мне снова придется прийти сюда?

– Нет-нет, сюда вам лучше не возвращаться!

Ювелир поднес голову кота к губам и, раздумывая, подул ему в затылок, распушивая длинную тонкую шерсть. У меня опять возникло это чувство нереальности происходящего: одна голова дует на свою копию.

– Я могу договориться о встрече сегодня на закате, часов в семь вечера, – просчитав варианты, сообщил он. – Подъезжайте к тому месту, где шоссе проходит у самого берега. Если там будет стоять человек с лодкой, значит, вас ждут. Если в семь никого не будет, значит, ваше условие принято не было.

– И что тогда?

– Тогда, – ювелир вздохнул. – Тогда нам, видимо, придется все-таки встретиться вновь.

3

Кудинов уже начал нервничать. Я понял это по целой куче сувениров, которые он успел купить – в каждой руке у него было по пластиковому пакету. Он еще был в магазинчике внизу, когда я выходил от ювелира, и нагнал меня через пару кварталов, убедившись, что за мной не было хвоста.

– Хозяин лавки уговорил тебя открыть филиал в Москве? – пошутил я.

– Это все тебе достанется, – ответил Лешка. – Нам в Лесу запрещено привозить домой или коллегам сувениры. Ну, они выдают страну, в которой ты был на задании.

– Знаешь, – я вспомнил, что на самом деле я должен быть на Святой земле, – эта проблема не у тебя одного.

Мы избавились от пакетов, доложив их к нашим вещам в камере хранения вокзала. Оставим на нашей конспиративной вилле – кому-нибудь пригодятся. Часы показывали начало шестого – у нас еще было время поужинать.

От индийской кухни я начинал уставать. Мы приземлились в ресторане ближайшего приличного отеля, и Лешка заказал себе бифштекс, а я – речную форель.

– Что пьем? – поинтересовался мой друг, намекая на наши традиции.

– Я – минеральную воду.

– Ты серьезно?

– И ты тоже! – отрезал я.

Мне пришлось рассказать Кудинову не только про наш разговор с ювелиром, но и про свой сон в поезде. Но на него демоны низшего ряда, наводяшие страх из пограничных зон, впечатления не произвели. Лешка – таких людей после перестройки вообще остались единицы – по-прежнему был атеистом, агностиком, материалистом и последователем Эпикура. Напомню, что Эпикур, который сам ничего не написал, а предоставил это скучное занятие Лукрецию, проповедовал не только немедленное вкушение всех радостей жизни. Это было лишь следствием его глобального заключения о том, что за этой жизнью ничего не будет. Именно поэтому те, кто рассчитывают, что лучшее еще впереди, просто глупо теряют время. Так вот, Кудинов, которого при этом никак нельзя было исключить из числа думающих людей, почему-то присоединился к этой античной школе.

– Ты веришь, что это не твой ювелир посылал вам вслед громил? – задал он главный вопрос. – У него может хватить времени предупредить и продавца, и тех ребят. Может, нам действительно сообщить в Контору, куда мы направляемся и почему?

Конечно! Приятно осознавать, что наша смерть не останется неотомщенной.

– Мы это уже сделали, – сообразил я. – Маша!

– Правильно! – кивнул Лешка. – Хорошо, что я тоже пью минералку. Ты бы иначе упрекнул меня в том, что я перестаю соображать. А я, на самом деле, всегда плохо это делаю!

Кудинов помолчал, отпил воды, посмотрел на меня, как если бы хотел о чем-то спросить, но не знал, стоит ли.

– Ну! – помог я ему.

– Ну, хорошо! Только это вопрос по работе, не подумай, что я лезу в твои дела. С Машей все нормально было?

– То есть?

– Ну, я же говорю, по работе! Всегда начеку, эффективна, не знала усталости, хорошо соображала, не капризничала, не создавала проблем, надежно прикрывала. Сам знаешь! Как напарница?

Я вспомнил Машин внимательный взгляд без тени испуга, когда за нами носились по дороге смертоносные сикхские фуры, как она легко лезла вверх по почти отвесной скале, и снова ощутил в своей руке ее маленькую сильную ладонь, когда она поймала меня там. Только однажды за все эти дни я увидел страх на ее отчаянном мальчишеском лице – это когда нас пытались разлучить разбойники с большой дороги. Однако именно благодаря этому нам удалось остаться вместе и вместе бежать.

– По работе выше всяких похвал. А что?

Лешка закатил глаза, затянулся сигаретой и маленькими облачками стал выпускать дым вверх.

– Короче, – продолжил он, наконец, когда дыма больше не осталось, – я тут рискнул. Сейчас поймешь, почему. Маша со своим мужем, Олегом, работала в моем отделе. Два года назад им пришлось поехать с заданием в Сомали. Можно, я не буду тебе говорить, зачем именно?

Я кивнул. Мог и не спрашивать.

– Там же абсолютный хаос! Не знаю, есть ли в мире другое такое же место. Их с Олегом захватила одна из банд. Олега пристрелили на ее глазах, а Машу насиловали всем скопом. Потом бросили в какую-то нору. Она хотела покончить с собой, чтобы не пришлось выдержать это еще раз.

О, господи! Бедная Маша! И рядом – я со своим уязвленным мужским самолюбием!

– Но ночью, – продолжал Лешка, – на их лагерь напала другая банда, и Маше удалось бежать. Она пробралась на рыбацкое судно, потом, по ее подсчетам, у берегов Джибути спрыгнула с него и доплыла до берега. Это действительно был Джибути, и там мы ее уже нашли. Я опускаю детали. Ее приключения – это «Граф Монте-Кристо» или, скорее, «Мотылек». Я не это тебе пытаюсь сказать. В Москве Маша больше года была на реабилитации: врачи, психологи, все это. Потом, когда она вернулась в норму, ее хотели перевести в более спокойное подразделение. Но она пришла ко мне… А что у нее в жизни осталось? Детей у них не было! В общем, я убедил Эсквайра оставить ее в отделе.

– Но просто занимать место она не хотела, – продолжил за Кудинова я.

Лешка вздохнул.

– Она клевала мне печень несколько месяцев. Конечно, это был риск – и для нее, и для напарника. Ну, и для меня в какой-то степени. Я все ждал… ну, какого-то максимального.стечения благоприятных обстоятельств. А с кем еще я мог ее послать?

– Ты, единственно, мог бы меня предупредить.

Кудинов снова затянулся и не спеша выпустил дым.

– Я сначала так и хотел сделать. Тогда, в Тель-Авиве. Но, с одной стороны, я в Маше был уверен. А тебе это могло бы помешать строить отношения. Я же тебя знаю – ты бы ведь все время об этом думал.

В этом Лешка был прав. Знай, я про Машу, наши отношения так, возможно, и не выстроились бы! Как она сказала: «Ты сделал невозможное»?

Я вспомнил еще, как Маша воспротивилась, когда я хотел отослать ее в Дели после покушения в Амбере. Для нее это означало бы проваленный экзамен на профессиональную пригодность.

– Я должен расписаться в зачетной книжке? – спросил я.

– И в медицинской карте. Под завершением психологической реабилитации.

Кудинов закатил глаза, как он всегда делает, когда результаты его дедукций носят личный характер, и закончил:

– Если, конечно, мои наблюдения верны.

4

Свет быстро угасал. Когда мы с Кудиновым вышли из ресторана, небо над нами уже не слепило. Оно было как на акварели: нежно-голубое, с перышками розовых облачков, медленно скользивших в сторону горы. И опять у меня в голове пронеслась мысль: вот так идущий на казнь замечает каждую мелочь и восхищается ею. Я посмотрел на часы: было четверть седьмого.

– Он сказал, в семь, но, я боюсь, в это время будет уже темно! – сказал я.

– Так поспешим! – невозмутимо откликнулся Кудинов.

Водитель «тук-тука» – черный, как негр, болезненно худой и, экзотическая деталь для профессионального участника движения, с бельмом на правом глазу – нашему желанию посмотреть на закрытый для посещения Водный дворец не удивился.

– А-а! Фото! Фото! – понимающе закричал он, показывая на Лешкин фотоаппарат. – Мое сделай фото!

Он вылез из своего железного коня и, подбоченился: одна рука на невидимом руле, вторая поднесена к глазам козырьком. Где-нибудь в Египте с нас тут же потребовали бы денег. Но индиец только удостоверился по монитору на задней стенке фотоаппарата, что его изображение действительно сделано и уедет с нами в далекую страну, и наградил нас еще одной широкой улыбкой.

– Мы спешим! – уточнил я.

Таксист сделал успокаивающий жест рукой – ладошка у него, как у африканцев, тоже была светлой.

– Один минут! Один минут!

Так я перевожу. Он сказал: «Уан минут!»

Отчаянно сигналя и поскрипывая пружинами на каждой выбоине, наш «тук-тук» понесся по запруженной всеми видами транспорта улице. Всеми, которые ездили здесь последние несколько тысяч лет и по-прежнему были вместе. Мы выбрались из центра, пронеслись по пыльному проспекту, застроенному уже не розовыми, а серыми двухэтажными коробками, и вырвались на простор. Когда справа открылась волнующая громада Водного дворца посреди озера, я снова посмотрел на часы. Конечно, не за пять минут, за пятнадцать, но доехали мы засветло!

В какой-то момент дорога подходит вплотную к воде, поворачивая вместе с ней вправо. Здесь вдоль берега сооружена широкая мощеная плитами эспланада с перилами, с которой можно любоваться видом дворца. У самого ее начала, там, где в озеро впадает арык, на полоске травы сидел человек с лодкой, наполовину вытащенной из воды. Я бы, на месте этого человека, сел на лодку и смотрел на дорогу: кто там должен за ней явиться? Лодочника же этот вопрос, похоже, волновал мало. Он сидел на корточках, задумчиво – а, может, наоборот, бездумно, – глядя на отражающуюся в спокойных водах массу дворца, над которой аккуратными зелеными шарами возвышались кроны деревьев.

– Остановитесь здесь! Стоп! Стоп! – увеличивая децибелы, прокричал Лешка.

Я полез в карман за деньгами.

– Я подожду вас! – предложил водитель.

Мы с Кудиновым переглянулись. Может, было бы неглупо, чтобы с берега за нами следил кто-то нейтральный! Но как объяснить, зачем мы поплыли на лодке к дворцу? И если ситуация там осложнится, лишний свидетель нам может как раз помешать. Мы одновременно отрицательно покачали головами.

– Я могу хоть час ждать! – заверил таксист, щуря на солнце здоровый глаз. Тот, с бельмом оставался широко открытым. Он что, им вообще не видит?

– Нет-нет! Нас заберут отсюда друзья на машине! – легко сымпровизировал я.

Я добавил еще одну банкноту, чтобы водителю не было обидно. «Тук-тук» пыхнул густым черным облачком, отличающим в Индии все виды транспорта, изобретенные за последние сто лет, и укатил в мотоциклетном треске. А мы с Кудиновым пошли к лодочнику. Я не говорил еще? Это был сикх: лет сорока, худой, бородатый, с голубовато-серым тюрбаном на голове.

При нашем приближении он встал и расправил ладонью складки своего балахона. Он не улыбнулся нам, не протянул руки, только коротко бросил:

– Добрый вечер!

– Добрый вечер!

Сикх уперся в нос лодки и столкнул ее в воду:

– Вас уже ждут! – буркнул он, придерживая лодку, чтобы мы могли сесть.

Это была плоскодонка, когда-то выкрашенная зеленой краской, которая кое-где еще цеплялась за побелевшие от времени и дождей доски. Скамеек было две. На задней, узкой, уже устраивался Кудинов, а через широкую среднюю, по бокам которой болтались в деревянных уключинах такие же облупленные, белесые, с проступившими древесными волокнами весла, как раз переступал я. На дне лодки плескалось немного воды, и на случай долгого путешествия под заднее сидение был положен черпак из куска мотоциклетной покрышки, прибитой к палке. И еще там лежала картонная коробка, из которой упрямыми кольцами вылезала леска. Какие-то рыболовные снасти.

– Садитесь! – крикнул сзади сикх.

Мне пришлось это сделать – он отталкивал лодку от берега.

– А вы? – спросил я.

– Я буду ждать здесь!

Мы с Лешкой снова переглянулись.

– Вас ждут, – повторил сикх. – Вы же умеете грести?

Вопрос был не в этом: мы становились плавающей мишенью. Кудинову тоже это нравилось все меньше, однако, виду он не подавал. Он щелкнул своим фотоаппаратом лодочника и сладко улыбнулся ему:

– Фотография на память!

Сикх нахмурился, но ничего не сказал.

– Ну же! – Кудинов перевел взгляд на меня и по-английски передразнил сикха. – Вы же умеете грести?

Конечно! Не барину же брать на себя черную работу!

Я взял в руки весла, развернул лодку и поплыл к Водному дворцу. Сикх подобрал полы балахона и снова уселся на корточки. Глаза его смотрели в нашу сторону, но он нас не видел. Медитировал? Обкурился? И то, и другое было непохоже на правду.

Кудинов достал сигарету и золотую зажигалку, которую я ему подарил на день рождения пару лет назад, когда мы пересеклись в Вене. Он снова, глядя на меня, покрутил ее в руке, как бы говоря: «Видишь, не расстаюсь с твоим подарком!», и прикурил.

Лодка была небольшой, и мы сидели слишком близко друг к друге Поэтому Лешка задрал голову и выпустил облачко дыма в небо. Он так и остался с поднятой головой, подставляя щеки последним лучам солнца, блаженно улыбаясь и всем своим видом подчеркивая, как он наслаждается своей спокойной и полной неги и удовольствий жизнью. Он в минуты опасности всегда становился таким.

Замершая на корточках фигурка сикха все удалялась. Поскольку Кудинов даже закрыл глаза, впитывая гармонию этого момента, я оглянулся – убедиться, что не сбился с курса. Нет, вот он, Водный дворец! Легкие ажурные башни с куполами по углам здания и в центре каждого крыла, арки наполовину затопленных крытых галерей, кроны деревьев, над которыми стайками носились птицы. Оттуда, тесня шум дороги, уже доносился их предзакатный гомон. Я присмотрелся – людей видно не было.

– Мне казалось, мы хотели покончить с этим засветло, – не открывая глаз, заметил Кудинов. – Я, конечно, никого не тороплю!

Сибарит чертов!

– Хотите погрести вместо меня?

– На обратном пути, друг мой! Когда вы окончательно выбьетесь из сил! – пообещал Лешка, выпуская очередное облачко дыма.

Он открыл глаза, лишь, когда мы подплыли к самым стенам дворца. Издали он казался во вполне приличном состоянии, но сейчас мы видели облупленные колонны арок, побеги растений из каждой щели и кое-где черные пятна плесени на розовых камнях. Без видимых признаков ссоры гомон птиц во внутреннем дворе стал оглушительным.

Галереи под арками, как я уже говорил, были наполовину затоплены. Однако по фасаду как бы двумя сторонами треугольника к крыше вели две лестницы. На ступеньках ближайшей к нам лестницы сидело двое сикхов, одетых в грязные хламиды, из-под которых торчали подштанники неопределенного цвета. Волосы под тюрбанами у них были спутаны, вид диковатый, ноги босые. Похоже, они здесь жили постоянно.

Я развернул лодку так, чтобы она причалила к ступенькам. Один из голодранцев, нагнувшись, протянул мне руку. Он даже не кивнул нам. Так вел бы себя матрос на причале, с утра до вечера помогающий сходить пассажирам парома.

Я ухватил сикха за руку, едва не стащив его вниз. Плохое питание? Отсутствие физических нагрузок? Держась за стену, мы с Кудиновым сами выбрались на ступени. Второй островитянин ловко, как обезьяна, пробрался в лодку и выбросил наружу веревку, которую его товарищ принялся привязывать к каменным перилам. Покончив с этим, он сделал нам знак подниматься за ним.

Лестница заканчивалась не на крыше дворца, как я предполагал, а на вершине стены. Дворца, как такового, и не было. Было четыре высокие стены по сторонам квадрата, которые с земли казались фасадами, но, на самом деле, на них едва могли разминуться две пары гуляющих придворных. Внутри квадрата был разбит парк. Сейчас он был затоплен водой, но из нее торчали тонкие стволы дюжины деревьев с компактными круглыми кронами. Обезьян, о которых говорил Барат Сыркар, видно не было, – только множество ярких птиц, порхающих над деревьями, как пчелы над цветами.

Помещениями по-настоящему могли служить только башни по углам квадрата и в центре каждой стороны. В одну из центральных башен мы сейчас и входили. Здесь тоже была лестница, которая теперь вела вниз. Мы вступили на почерневшие, с серой дорожкой посередине, ступени. Пахло затхлой водой, стены кое-где были покрыты плесенью, на потолках чернели круги от протекшей воды. Снизу доносился мерный стук камня о камень.

Мы спустились на второй этаж, откуда сквозь широкое окно было видно озеро и дорога в Джайпур. Следуя за нашим провожатым, мы повернули налево и вступили в анфиладу узких комнат, скорее даже, в разделенный перегородками коридор. В первой комнатке обнаружился еще один абориген. Он клал в углубление в каменном полу орехи и колол их небольшим булыжником. Он едва поднял на нас голову.

– Всюду жизнь! – констатировал по-русски мой друг.

Мы дошли до угловой башни, в оконных проемах которой снова увидели берег. Здесь мы снова повернули налево, в коридор, ведущий к следующей центральной башне. Запах сырости постепенно вытеснялся тяжелой волной дымящихся благовоний. Темнота помещений разрезалась последними лучами заходящего солнца: свет-мрак, свет-мрак. Я замер: сцена была как две капли воды похожа на ту, которую я видел во сне. Я-то думал, что она происходила в Амберской крепости, но это вполне мог быть и Водный дворец.

Центральная башня была утоплена вглубь двора. В ней даже уместился небольшой, но достойный магараджи зал для аудиенций. Окна были забраны резными каменными решетками. Потолок был расписан, и даже сегодня по нему, несмотря на черно-зеленые язвы плесени, мерно шагали слоны, покачивая беседками на широких спинах, сквозь пальмовые рощи скакали всадники на горячих конях, под журчание фонтанов танцевали женщины в ярких одеждах и со столь же ярко расписанными лицами.

Меблировки только среди этого великолепия не хватало! На возвышении, где раньше, должно быть, стоял трон магараджи, теперь был расстелен полосатый матрас. На матрасе, покрытом разводами от былых луж, восседал пожилой мужчина. Это был сикх с заросшим седеющими волосами лицом и с голубым тюрбаном на голове. Из прочей одежды на нем были только короткие кожаные шаровары. Под гнусавое пение гимнов он что-то помешивал кинжалом в бронзовом ритуальном сосуде.

Я думаю, и сам магараджа не восседал здесь с видом, столь наполненным осознания собственного величия. И поза, и каждый жест сидевшего на грязном матрасе человека были исполнены достоинства и значительности. Это был владыка. В нем было что-то от Марлона Брандо из «Апокалипсиса сегодня», только весил этот человек раза в три меньше.

Все то время, пока мы шли к нему, спустившееся на землю божество продолжало свой обряд. Когда же, наконец, наш провожатый сделал нам знак остановиться метрах в двух от матраса, оно с трудом, как если бы веки его были покрыты слоем золота, подняло на нас взгляд. Я был готов зажмуриться – как от встречи с сияющими глазами Его Святейшего Преподобия Свами Махасайя Сарасвати. Но нет – глаза владыки были тяжелыми, смурными, как два замшелых камушка.

За моей спиной раздался смех. Кудинов, в отличие от меня, всегда умел увернуться, когда его хотели подмять.

– Фото! – воскликнул он. – Вы же позволите вас сфотографировать?

Я всегда ему завидовал.

Человек угрожающе перекосил лицо.

– Конечно, не стоит, – с такой же шутливой легкостью согласился Кудинов. И добавил по-русски. – Я же не в кунсткамере работаю!

Повелитель здешних мест молча протянул руку. Возможно, он и не говорил по-английски?

Я залез в сумку и протянул ему пачку, заклеенную ювелиром. Божество едва взглянуло на подпись и небрежным жестом бросило деньги на поднос, на котором стояло блюдо с какой-то массой, по виду напоминающей холодец. Потом его указательный палец сделал нетерпеливое движение, и провожатый подскочил к нему, взял с подноса такую же фигурку пляшущего Шивы, какую я получил от Барбары, и протянул мне. Я, нажав на нижние руки божества, раскрутил ее – в углублении лежала микроточка, похожая на пистон для игрушесного пистолета.

Владыка судеб снова погрузился в свои песнопения. Отвлекать его словами благодарности или прощания мы с Кудиновым сочли неуместным.