Текст книги "РАМ-РАМ"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

8

Хотя теперь мы были среди людей, снова повстречаться с нашими преследователями лицом к лицу нам с Машей все же не хотелось. Мы быстро спустились по лестнице, потом по мощеной дороге к стоянке, где нас ждала белая Tata Барат Сыркара. Мы разбудили его и попросили немедленно отвезти нас в гостиницу.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Ничего страшного, – отмахнулся я. Я уже продумал, что ему сказать. – Нас просто попытались ограбить.

– Кто это был? – угрожающе расправил плечи бывший борец.

– Они убежали.

– Надо сообщить в полицию!

– И что, их сразу найдут?

Барат Сыркар покачал головой – сомнительно!

– И мы так думаем.

– Я хочу уехать отсюда, – заявила Маша. – Мы можем отправиться в Агру прямо сейчас?

Барат Сыркар посмотрел на часы – мы уже выворачивали на дорогу в город. Я тоже взглянул на свои: начало третьего.

– Засветло мы уже не доедем, но по этой дороге ехать не так опасно.

– Опасно, в каком смысле?

– В смысле бандитизма. Где-нибудь в штате Бихар я бы ни за какие деньги не поехал ночью.

– Мы можем найти какой-нибудь отель по пути в Агру и там переночевать? – спросила Маша. – Тем более, что мы хотели заехать в заповедник. Как там он называется? Кеоладео.

– Как скажете, – согласился Барат Сыркар. – Хотите ехать – поедем, захотите остановиться – остановимся. Я в вашем распоряжении!

– Спасибо, – сказала Маша.

Но это она так думала. Я был другого мнения.

– Я думал, что мы договорились, – возразил я по-русски. – Ты возвращаешься в Дели. Тем более, учитывая последние события.

– Нет, теперь как раз это невозможно, – отрезала моя напарница.

Я больше не был человеком, который единолично принимал решения и отдавал приказы.

– Это почему же?

– Потому что все может зависеть от одного слова. Которое ты не поймешь, а я – пойму!

– Но эти же говорили не на хинди!

– Эти – нет! А других, может быть, я пойму.

– Хм.

Во-первых, я уже говорил, я ненавижу, когда решают за меня. Во-вторых, дальше туристическая прогулка превращалась в экстрим. Мое агентство занимается экстремальным туризмом, но клиенты приходят к нам не по долгу службы, а из-за недостатка адреналина в крови. В-третьих, теперь я хотел отправить Машу совсем не из-за того, что она действовала мне на нервы. Дело действительно принимало опасный оборот.

– Ничего, Маша, я уже взрослый.

– Я, представь себе, тоже!

Я на это ничего не ответил. Начальники не препираются с подчиненными. И Маша тоже замолчала.

Кем же были эти двое? Простыми грабителями? Точно нет! Не потому что в Индии национальная идея – это ахимса, которая означает не только ненанесение зла, но даже непротивление ему. Конечно, преступники есть и здесь, но они вряд ли угрожают своим жертвам не ножом, а пистолетом, да еще с глушителем.

Индийская контрразведка? Утром в Городском дворце за нами слежки точно не было, хотя вчерашний разговор в ресторане мог быть неслучайным. Странные люди появились лишь после нашего визита к ювелиру. Дальше возможны два варианта. Первый – сикх работает на контрразведку и после нашего ухода поспешил доложить, что в паутину залетела еще одна муха. Второй – его лавка под наблюдением, и нас начали пасти, как только мы оттуда вышли. Я, конечно, постоянно проверяюсь, но организовать наружное наблюдение в городе, кишащем людьми, совсем не сложно.

Ну, и главный вопрос: зачем нашим преследователям понадобилось стрелять? Да еще в непосредственной близости от скопления народа. Если те двое усачей были из контрразведки, они, скорее всего, стреляли с одной целью: хорошенько нас припугнуть. Тогда тот парень не случайно в меня не попал – он целился в стену!

Да, версию преследования, чтобы побудить нас поскорее вернуться домой, отметать было нельзя. Хотя зачем тогда тот парень бежал с пистолетом наготове там, в каменном мешке, из которого мы с Машей едва ускользнули?

На кого еще могли работать те двое ребят? Да на кого угодно! Мы же не знаем, кто убил Ромку?

Кстати, было бы интересно рассмотреть этот вопрос именно под таким углом зрения. Параллельно: кто убрал Ляхова и кто только что стрелял в нас с Машей?

Вряд ли это были наши. Ну, Ромку-то у них могли быть причины убрать, но в этом случае, зачем было посылать нас? А уж, тем более, сначала послать, а потом организовать на нас покушение. Конечно, комбинации бывают самые сложные, но Контору практически можно было исключить. По крайней мере, пока там служит Эсквайр, я не жду, что мне выстрелят в спину.

Индийцы, индийская контрразведка? Могли они убрать Ляхова? Могли, запросто! Он у них что-то украл – не сам, через других людей, через того же ювелира, – и у них не было другого способа вернуть эту вещь себе. А потом по Ромкиным следам появились мы. Нет, в конечном счете, если Ляхова убрали индийцы, нас тоже могли не просто попугать, а попытаться устранить. Возможно, и до сих пор хотят.

Могли ли это быть израильтяне? Тоже нельзя исключать. Ляхов работал на них, что-то не так сделал – или изменились обстоятельства, или он уже сделал свое дело и дальше становился нежелательным свидетелем, или еще сто других причин – и его убрали.

Кто еще? Дальше список разведок, которые могли убить Ромку, чтобы завладеть тем, что он раздобыл, был бесконечным. Все враги Израиля – в первую очередь, сирийцы, иранцы, палестинцы. Все враги Индии – пакистанцы, пенджабские и кашмирские сепаратисты, тамильские тигры. И просто любые спецслужбы, для которых вещь, раздобытая Ромкой, представляла не меньшую ценность – американцы, англичане, немцы, ливийцы, саудиты… И, раз мы с Ляховым шли в одном комплекте, автоматически они начинали охотиться и на нас. Мы с Машей согласились выступить в роли живца? Замечательно, теперь мы уже плескались в чьей-то разинутой пасти!

Ну, хорошо, сейчас мы от тех двух головорезов оторвались. Даст бог, успеем раньше них забрать свои вещи в гостинице и, возможно, даже беспрепятственно уехать из города. Допустим, я сумею посадить Машу на самолет. Хотя, если здесь замешаны израильтяне, проще передать ее нашим людям в российском посольстве, а они потом отправят ее прямо в Москву с чужим паспортом. Но кто меня будет поджидать, когда через неделю я должен снова появиться у почтенного негоцианта по имени Баба?

– Кстати, Маша, – прервал я затянувшееся молчание, – ты не думаешь, что это наш недавний знакомый мог послать нам вслед своих друзей?

Маша задумалась на секунду, потом покачала головой:

– Нет. Он же хотел мне это кольцо подарить! Нет, он точно предполагал, что мы вернемся.

9

Мы с Машей метались по номеру, лихорадочно собирая вещи. Одной охапкой сгребали висящую в шкафу одежду и, сложив пополам, бросали в сумки, не заботясь, помнутся они или нет. Прямо на блузки и рубашки укладывали подметками вверх обувь, скидывали с полочки в ванной туалетные принадлежности.

Я уже застегнул свою сумку и ждал, пока то же сделает моя напарница, как вдруг она остановилась. Она села на постель и нажала на кнопку пульта, включая телевизор. Гостиница маленькая, но вдруг и здесь есть прослушка?

– Я не могу возвращаться домой. Пожалуйста, не отправляй меня!

– Маша, машина ждет. Давай поговорим в дороге!

– Нет, я никуда не поеду, пока мы не поговорим! – лицо Маши опять стало мальчишеским, упрямым, только теперь еще и несчастным. – Пожалуйста!

– Нам нужно убраться, пока они не успели организовать посты на выездах из города. Если это контрразведка.

– Сядь, прошу тебя.

В этой гостинице у нас были две кровати, разделенные проходом. Я сел напротив. По телевизору, почему-то отметил я, пел молитвенное песнопение человек с марлевой повязкой, закрывающей рот. Джайн – они боятся, что им в рот залетит какая-нибудь букашка, и они ее ненароком убьют.

– Можно только я тебе ничего не буду объяснять? – сказала Маша.

Хорошее начало для разговора начистоту.

– Просто поверь мне, – продолжала она. – Я в жутком кризисе. Не с тобой здесь, в Индии – по жизни! У тебя никогда не было так, что ты – отдельно, и весь остальной мир – отдельно?

Я молчал. Я только позавчера ночью об этом вспоминал.

– Поверь мне: я не могу вот так уехать отсюда.

Я, и вправду, был бы готов терпеть ее скачки настроения. Если бы нас не пытались убить.

– Маша, ну, никто же не ожидал, что все так закрутится. Игры кончились! Ты должна уехать. Я не могу взять на себя такую ответственность!

– А если бы я была мужчиной?

– Тогда другое дело! Нет, на эту тему даже бессмысленно говорить. Нет! Разговор закончен.

– Точно?

– Я уверен.

Маша встала.

– Ну, как знаешь! Только, если ты боишься ответственности, ты берешь ее на себя, отправляя меня домой.

– Это шантаж?

– Нет. Просто эта поездка была для меня шансом вернуться в нормальную жизнь. И ты у меня этот шанс забираешь.

Странные у нее понятия о нормальной жизни!

– Пошли! – сказала Маша.

Она уже стояла со своей сумкой у двери. И во всем ее виде – в потухшем взгляде, в понуром наклоне головы, в сутулой спине, в этой худой руке, держащей слишком большую сумку – была такая обреченность, что у меня сжалось сердце.

Мы вышли из номера, и я попытался забрать у нее сумку. Маша зло выдернула ее из моей руки, а вчера и позавчера не сопротивлялась.

Мы прошли по коридору и спустились в холл. Я сообщил портье, что мы уезжаем сегодня – у нас был ваучер с открытой датой. Я подписал какую-то бумагу, даже пошутил с ним. Один из мальчиков, постоянно дежуривших в холле, отнял у нас наш багаж. А во мне все это время продолжалась внутренняя работа.

Я не думал, не размышлял. Вообще, мы зря передаем всю работу по подготовке решений своей голове. Что-то, конечно, нужно просчитывать. Но есть вещи, которые необходимо просто чувствовать. С одной стороны, каждая особь, как нам объяснил это доктор Юнг, связана с целым через коллективное бессознательное. Но мне кажется, со всеми другими людьми нас объединяет и то, что все мы испытываем одинаковые эмоции: радость и боль, надежду и страх. У меня эмпатия, то есть способность чувствовать то, что чувствует другой человек, развита – надо признать то, что есть, – намного сильнее, чем разум. В целом, такая особенность наверно мешает. В этой жизни – кто знает, что для нас будет хорошо в той?

Барат Сыркар уже уложил наши сумки в багажник и теперь открывал заднюю дверцу, чтобы усадить Машу. Она на меня не смотрела.

– Маша! – позвал я.

Наверное, меня выдал уже тон моего голоса. Во всяком случае, она тут же впилась в меня глазами.

– Ты будешь меня слушаться? – спросил я.

Маша замерла.

– Буду!

– И никакой самодеятельности.

– Никакой!

– Никаких капризов, никаких женских прихотей.

– Нет!

– И еще одно. Перестань меня задирать все время, хорошо!

– Не буду!

В течение этих нескольких секунд произошло вот что: Маша вдруг расправилась, как пожухшее растение после полива. Спина выпрямилась, голова поднялась кверху, в глазах зажегся свет, и я увидел, какие они голубые. Сейчас она была почти красивой.

– Тогда поехали!

Рука Маши как-то дернулась, как если бы она хотела дотронуться до меня в знак признательности, но она себя остановила.

10

Наш скоропалительный отъезд из Джайпура имел смысл в двух случаях.

Во-первых, если люди, стрелявшие в нас в Амбере, относились к какой-то разведке. Как я уже говорил, это могли быть все враги Индии, все враги Израиля, а также все спецслужбы, стремящиеся завладеть чем-то ценным, за чем охотился Ляхов. То есть буквально все, исключая, пожалуй, нашу Контору. Исчезая из их поля зрения, мы получали шанс не только уцелеть физически, но и продолжить выполнение задания.

Во-вторых, если нас пытались задержать индийские контрразведчики. Стреляя, они не целились в нас, надеясь, что мы испугаемся и остановимся. Потом потеряли нас в толпе, а сейчас начнут прочесывать город и проверять повально все гостиницы. Безусловно, они поручат полиции перекрыть выезды из города, но на это нужно время – это вам не Кашмир, где силовые структуры постоянно в боевой готовности. Чем раньше мы постараемся покинуть Джайпур, тем больше шансов, что блок-посты еще не будут установлены.

Джайпур стоит на перекрестке пяти дорог. Северо-восточная, по которой мы приехали, соединяет город со столицей, северо-западная, западная и южная продолжают путь по Раджастану, а восточная ведет в Агру. С момента нападения на нас в Амберской крепости прошло чуть больше часа, а организация заслонов на всех пяти трассах все-таки требовала времени. Если люди, которые нас пасли, решили, что их акт устрашения удался, или, наоборот, попытаются довести дело до конца, приоритетным направлением становилась дорога на Дели. Если наши преследователи напрямую связаны с ювелиром, который советовал нам покататься недельку по Раджастану, перекрывать стоило скорее запад и юг. И только дорога на Агру теоретически должна была представлять для нас наименьший интерес. Так что, если из города был еще свободный выезд, это было именно там. Как иногда бывает, самое простое решение устраивало больше всего и нас: следы Ромки вели в Кеоладео и Тадж-Махал. Да и нашему водителю Маша уже говорила про Агру.

Барат Сыркар смело рассекал поток, в последнюю секунду тормозя перед рикшами, буйволами и мотоциклистами. Под видом разговора я все время оборачивался к Маше, но на самом деле смотрел в заднее стекло. Следовавший за нами белый амбассадор остался в розовом центре города. Потом целый поток машин отрезал разворачивавшийся грузовик – мы проскочили перед ним под аккомпанемент миролюбивого ворчания нашего водителя. Мотоциклов и мопедов за нами ехало десятка два, но в них я еще не сориентировался.

– Там впереди, на выезде из города, в ущелье есть несколько очень красивых храмов. Мы называем это место Галта. Там хозяева – обезьяны. Ну, и брахманы есть, конечно, но из-за Ханумана место это посвящено обезьянам.

Хануман – это божество в виде большой обезьяны, типа Кинг-Конга. Мы уже знали, что наш водитель почитает его больше всех остальных богов.

– Хануман – это сила, храбрость, мужественность, – продолжал Барат Сыркар. – Но и воздержанность. Хануман никогда не брал в рот спиртного, он не знал женщины. Хануман живет, как должны жить все мужчины.

– Если бы все мужчины жили, как Хануман, род людской должен был давно иссякнуть, – заметил я.

Чем терзаться, ждет нас впереди пост или нет, я был рад поддержать разговор.

Барат Сыркар понял не сразу, но, когда до него дошло, довольно расхохотался, снова блеснув белыми, как на рекламе зубной пасты, зубами.

– Но мы же не можем жить, как боги! На то мы и люди, – философски обошел он сложную дилемму.

Мы теперь ехали по дороге, зажатой между двух бесконечных стен. Но в них были окна – и слева, и справа. Это были два дома, растянувшиеся на сотни метров.

– Вот здесь слева храм Ханумана, – сообщил наш водитель. – Хотите, заедем?

Он явно хотел поклониться своему кумиру.

– В другой раз, – мягко отказался я. – Давайте попробуем до темноты добраться до Агры.

– Мы выехали из Джайпура? – спросила Маша.

– Почти. За этими домами уже начнутся поля.

Из прилегающих к дороге холмов мы выбрались на чистое место. По веренице скопившихся на дороге машин, я сразу понял, что впереди был полицейский пост.

Мы уткнулись в грузовик, на брызговике которого была изображена большая синяя башка с рогами, клыками и вываленным языком.

– Зачем он нарисовал над колесом черта? – спросила Маша.

Умница! Мы не должны были выдавать своего волнения.

– Это не черт, это такой демон, Кал. Он охраняет от плохих людей, – пояснил Барат Сыркар.

– А почему на другом брызговике глаз?

– Где глаз?

Барат Сыркар явно тянул время – он просто не знал ответа.

– Ну, вон он – глаз!

– А, это! Это так, для красоты.

В исполнении нашего водителя это звучало так: «Форрда бьюти!» Но мы уже привыкли.

Мы обсуждали художественные достоинства рисунков и текстов этого передвижного музея, но мысли у меня блуждали в другом месте. Что могли сделать полицейские? Убедившись, что мы – те, кого они ищут, они под каким-либо предлогом задержат машину и вызовут людей в штатском. Официально предпринять что-либо против нас было невозможно. Документы у нас в порядке, законов мы не нарушали. Они, скорее всего, придерутся к нашему водителю и попросят подъехать ненадолго в участок. А дальше что? Ну, побеседуют с нами по душам, задавая каверзные вопросы. А потом?

Но это официальная линия поведения. Если бы контрразведчики собирались придерживаться ее, они вряд ли стали бы стрелять в нас с Машей среди бела дня. Нет, похоже, эти люди настроены решительно! И как тогда они поступят с нами? Похитят? Ну, для начала?

Однако дальше произошло следующее. Мы черепашьим шагом доехали до поста. Он представлял собой полицейскую машину, стоящую на грязной обочине перпендикулярно к дороге. Грамотно, – чтобы можно было мгновенно броситься в погоню в любом направлении. Один из троих полицейских в темно-синей форме обошел нашу Tata и нагнулся к водителю. Из их короткого обмена репликами я понял лишь слово «Агра». Потом Барат Сыркар показал свои права.

Полицейский наклонился еще ниже и сквозь открытое водительское стекло внимательно посмотрел на нас с Машей. Он что-то сказал, явно для передачи нам – возможно, он хотел взглянуть и на наши паспорта тоже. Барат Сыркар что-то ответил полицейскому. Тот вгляделся в нас, кивнул и вернул его права.

Мы тронулись.

– Что произошло? – спросил я Барат Сыркара.

– Из Городского дворца украли серебряную чашу, украшенную драгоценными камнями. Подозревают европейских туристов.

Нормальная версия!

– Он хотел посмотреть наши паспорта?

– Да, но я ему сказал, что мы совсем недавно здесь проезжали. Он посмотрел на вас и сказал: «Да, я помню!»

Я расхохотался. Это была психологическая разрядка.

– Но он же не мог нас помнить!

Я обернулся к Маше – она тоже улыбалась с облегчением.

– И зачем вы сказали, что мы там уже проезжали? – продолжил я.

– Он не мог вас помнить, мы там еще не проезжали, но ведь вы и чашу не воровали! – наставительно произнес Барат Сыркар. – Я всем нам сэкономил время.

Он был доволен собой: между губами снова открылось два ряда ослепительно белых зубов, темная, почти негритянская кожа собралась у глаз пучками мелких морщинок.

– Так советует поступать Хануман? – уточнил я.

– Хануман – это еще и военная хитрость, – заговорщицки подмигивая мне, подтвердил наш водитель.

Часть четвертая

Агра

1

Едва мы с Машей прошли через металлоискатели перед территорией Тадж-Махала, как услышали сбоку:

– Юра! Маша!

Мы оглянулись: нам энергично махали руками мои молодые израильские друзья – Саша и Деби. Пока я целовал Деби, а Саша целомудренно пожимал руку Маше, я искал глазами Фиму.

– А Фима уехал, – сказала Деби и засмеялась.

Саша крепко пожал мне руку и хлопнул по плечу. Вид у него с нашей последней встречи был заметно повеселевшим.

– Я вижу, дела у тебя наладились, – заметил я, когда мы парами – Маша с Деби, а мы с Сашей – двинулись по направлению к восьмому чуду света.

Саша покачал головой – ему до сих пор не верилось в свое счастье.

– Короче, все произошло ровно так, как вы говорили, – с места в карьер начал он. – Деби опять легла между нами, но лицом ко мне. Мы в ту ночь уже не были такими… Ну, мы выпили, конечно… Короче, мы с Деби поболтали шепотом, а как только решили, что Фима заснул, она перелезла ко мне под простыню.

Очень обстоятельный молодой человек! По-моему, ни одного движения не упустил.

– Но Фима не спал, – предположил я.

– Фима не спал. А потом – у нас даже еще ничего не было, мы просто целовались – вдруг вскочил и ушел.

– А вы за ним не побежали, – снова предположил я.

– Нет! Ну, мы звали его, говорили, чтобы он не валял дурака, но он все равно ушел. А утром появился, забрал свои вещи и буркнул нам, что уезжает в Бенарес. Туда знакомые ребята собирались на поезде.

Саша с признательностью посмотрел на меня и хлопнул по спине:

– А ведь если бы вы со мной тогда не поговорили, я был готов в тот же день уехать в Гоа. Все благодаря вам!

– Ерунда! Так постепенно и ты наберешься жизненного опыта и однажды сам поможешь какому-нибудь юному страдальцу.

– Юра, сфотографируешь нас с Деби? – обернулась ко мне Маша.

Неплохая мысль! Раз уж эта Деби участвует в операции против нас…

Тем более, в одном из самых фотографируемых мест в мире.

Вы видели Тадж-Махал? Только на фотографиях? Это совсем не то! И дело вовсе не в неповторимой ауре этого места, не в необычайной гармонии архитектурных форм, не в тонко подобранном колорите и не в изящном и строгом мозаичном декоре стен, как вы прочтете в любом путеводителе. Все, что вы найдете в книгах, имеет под собой основу, но сюрприз, который вас ожидает, заключается в другом. Дело в том, что фотографии общего вида Тадж-Махала – все без исключения – сделаны широкоугольным объективом. В результате, у вас создается ощущение, что этот мавзолей царит над необъятной равниной, вдали от жилья и других назойливых проявлений земной жизни. Это не так! Тадж-Махал был сооружен на берегу реки, слева и справа его территория зажата городом, а от ворот до небольшого возвышения, на котором построен мавзолей, от силы пара сотен метров. Так что он, в отличие от холодной оптической отстраненности фотографий, обладает необычайным эффектом присутствия и это присутствие теплое, живое.

Все это, оказавшись снова в Агре, я мигом вспомнил, а Саша, оказавшийся здесь впервые, на окружающие его красоты смотрел рассеянно. Он гипнотизировал девушку своей мечты, которая чудесным образом досталась такому простому парню, как он. И проводником этого чуда он считал меня.

Я же, пока мы фотографировались, вовсе не умилялся на иллюзии молодости. Была ли наша сегодняшняя встреча случайной? Вполне возможно, но это не исключает, что найти нас израильтяне стремились всеми силами. На самом деле, множество сомнений мог бы разрешить тот усатый израильтянин с оливковым цветом кожи, который летел с нами в самолете и жил в «Аджае» – Гороховый Стручок. Если мы его здесь увидим, можно будет уже на сто процентов утверждать, что Деби – девушка не простая.

А если не увидим?

Мы с Сашей присоединились к женщинам. Сняв обувь и доверив ее попечению старичка, выдавшего нам бумажные ярлычки, мы поднялись по ступенькам, ведущим к мавзолею.

Здесь нужно уточнить одну вещь. В Тадж-Махал так просто не попасть. Автомобили, которые теоретически могут быть начинены взрывчаткой, отгоняются на паркинг, устроенный чуть ли не в километре от мавзолея. Барат Сыркар провез нас через него, чтобы показать, где он будет ждать, прежде чем отвезти нас к входу в парк. Оттуда мы уже шли пешком. Дальше. В каждом из трех входов в комплекс стоят металлоискатели, но, кроме этого, вас еще и обыскивают. Вас заставляют сдать в камеру хранения практически все, что вы носите с собой. Запрещены любые пищевые продукты, кроме бутылки с водой – это, чтобы не сорили. Запрещены алкоголь, табак в любом виде и зажигалки, чтобы не осквернять покой усопших. Запрещены калькуляторы и компьютеры: они нарушают неповторимую ауру этого места. И запрещены любые колющие и режущие предметы.

Этим отчасти объясняется совершенно невероятная вещь: мраморные стены украшены инкрустациями из самоцветов, но они нигде не выковыряны туристами. Однако объяснение это действует только отчасти. Я запомнил по предыдущему посещению восьмого чуда света и теперь объяснил молодежи, что камни для инкрустации толщиной почти в сантиметр обтачивались вручную, подгонялись точно по отверстию и вколачивались заподлицо. Моголы действительно были великими, если за три с лишним века сумели предвидеть нравы будущих поколений!

– Хотите, я выковыряю? – вдруг спросила Деби.

Реакция у слушателей была разная.

Саша (недоумение): У тебя мало своих побрякушек?

Маша (недоверие):Что, вот так, при всех?

Я (здравый смысл): А зачем?

Деби ответила мне одному:

– Просто так! Потому что это невозможно.

Это действительно было невозможно. Мы ходили среди сотен других посетителей, наполовину индийцев, наполовину иностранцев. Вокруг самих усыпальниц люди стояли в три-четыре ряда, хотя смотреть особенно было не на что. А пока вы любовались инкрустациями стен, перед вашими глазами постоянно шныряли люди. В общем, как могли, мы Деби от этой безумной затеи отговорили.

– Ну, хорошо, – сказала она, пожимая плечами, и ее умные серо-зеленые глазки за стеклами очков прошлись по нам троим. – Раз вы все такие скучные!

Деби подхватила меня под руку и потащила наружу. Саша не протестовал: со мной он был готов поделиться всем. Зато Маша как-то дернулась; впрочем, со стороны жены это смотрелось натурально.

– И куда вы собираетесь дальше? – спросила меня Деби.

Что для людей нормальных, а не с кривым дымоходом, как у меня, звучало совершенно естественно. Но у меня разом замигали на табло все сигнальные лампочки.

– Не знаю. Мы же на отдыхе! – уклончиво ответил я. – Наша жизнь в Израиле такая размеренная, поэтому во время отпуска мы жестко ничего не планируем.

– Вы на поезде сюда приехали?

– Нет, мы наняли машину с водителем. Местным. Я за рулем проехал по Дели с километр – с меня хватило!

Когда вам часто приходится врать, не упускайте случая сказать правду.

– Не хотите дальше путешествовать вместе? – посмеявшись, вдруг предложила Деби и прижалась ко мне плечом. – И дешевле будет – расходы пополам!

Так, приземлились! Я посмотрел Деби в глаза – в них плясали бесенята, по одному на каждый глаз. Мне показалось или она все-таки начала со мной заигрывать?

– Что скажешь? Саша, если тебя этот момент смущает, возражать не станет.

– Саша, может, и нет, но я знаю человека, кому эта идея точно не понравится.

Деби засмеялась.

– Ну, смотри! Как знаешь.

А дальше она проделала такой балет. Сначала, не отпуская меня, она ухватила под руку и Сашу. А потом отпустила мою руку и осталась с ним. Красиво получилось.

Знаете, что произошло дальше? Оставшаяся в одиночестве Маша догнала меня и взяла под руку, заняв место Деби. Так она впервые – после того, как мы пожали друг другу руки при знакомстве в Тель-Авиве, – до меня дотронулась. Точно, впервые!

– Что вдруг? – не удержался я.

– Ну, мы же с тобой муж и жена.

– Супруги иногда ссорятся.

Это было с моей стороны некое философское замечание, объясняющее для окружающих, почему мы не ходим за ручку и не целуемся на каждом шагу. Но Маша имела в виду другое.

– Уже нет.

Мы с ней присели на каменный край фонтана. Ребята пошли на берег реки фотографироваться.

– Ты только тоже не подначивай меня, хорошо? – попросила Маша.

– Хорошо.

Вчера в машине Маша все время молчала. Мы ехали среди разделенной на клочки огромной равнины, над которой уже в километре от дороги нависала дымка от прогретой солнцем влажной земли. Высокие побеги чечевицы, ярко-зеленые рисовые чеки, редкие манговые деревья и здесь и там обелиски кустарных кирпичных заводов.

– Чем возделывать землю, – пояснял Барат Сыркар, – проще лепить из нее кирпичи, тут же обжигать их в печах и продавать. С землей ведь столько хлопот! Вспахать, разрыхлить, купить семян, посеять их, потом полоть сорняки, потом убирать, потом еще надо суметь продать себе не в убыток.

– Зато земли не убывает! – возражал я. – Она родит и родит, раза по три в год, наверное. А так ты снял слой глины на кирпичи – и все!

Я обернулся к Маше, ища у нее поддержки – она спала.

Потом дорогу перебежал мангуст. Я опять обернулся – Маша проснулась, но думала о чем-то своем.

Потом впереди на нашей полосе – прямо на проезжей части – оказался спящий в тени баньяна крестьянин с посохом. Объехать его мы не могли – навстречу летел грузовик, обвешанный со всех сторон огромными тюками. Ба-рат Сыркару пришлось резко затормозить и съехать на обочину. Я снова обернулся назад – Маша посмотрела на спящего, но никак не отреагировала. Похоже, в ней шла какая-то внутренняя работа.

Ночь опустилась, когда мы въезжали в Агру. Гостиницу «Чанакайя», визитка которой была у Ромки, Барат Сыркар не знал, и мы немного поплутали по городу. Ужинали мы с Машей в отеле. За весь вечер она едва ли произнесла с десяток слов. Правда, ее молчание не имело ничего общего с той презрительной холодностью, к которой я успел привыкнуть за последние четыре дня. Холодность – еще ладно! Больше всего напрягает постоянное раздражение, которое вот-вот сорвется в сарказм. А тут… Что-то с ней происходило эти несколько часов в машине.

Перед сном она долго плескалась в душе – в этой гостинице у нас даже была настоящая ванная. Потом вышла, завернувшись в большое, практически белое, полотенце и шмыгнула под простыню. В нашем номере снова были две кровати, разделенные проходом.

Когда я зашел в ванную, на трубе с горячей водой висели постиранные Машей кружевные трусики и бюстгальтер. Это был знак дружеского доверия. До вчерашнего дня единственными следами ее пребывания в местах общего пользования были зубная щетка, паста, мыло и флакон с шампунем.

– Кстати, – сказал я. Напоминаю, мы с Машей сидели на мраморном парапете фонтана перед Тадж-Махалом. – Знаешь, что мне предложила Деби? Поехать дальше путешествовать вместе.

– Да? Хм. И что ты ответил?

– Ничего определенного. Я хотел сначала обсудить это с тобой. Ну, с женой!

– А как тебе самому кажется?

– Я пока не понял, что для дела окажется продуктивнее. Держать Деби в поле зрения или держаться от нее подальше.

– Ты допускаешь, что это могли сделать израильтяне? Ну, с твоим другом?

Я не делился с Машей своими соображениями – она сама делала такое предположение.

– Почему бы и нет?

– Да, в общем…

– А тебе не попадался на глаза тот дядька? – вспомнил я. – Ну, который вышел на солнечный свет, лет двадцать просидев в подвале?

Про Горохового Стручка, возможного куратора Деби, я ей рассказывал.

– Нет, здесь не попадался.

– Это тоже многое бы прояснило. Может, это все паранойя с моей стороны, и ребята действительно приехали просто покурить травы.

– Не знаю. Вон они!

Саша с Деби в обнимку подходили к нам. Деби разжала ладошку – в ней был кусочек самоцвета оранжевого цвета. Саша сиял.

– Это сердолик, самый дорогой здесь камень, – чуть улыбаясь уголками губ, сказала Деби. – Я сначала навела справки у местного гида.