Текст книги "РАМ-РАМ"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

4

Кудинов высадил нас с Машей у «Чанакайи», пообещав заехать за мной в десять утра. В кармане у него был предусмотрительно захваченный в его четырехзвездочном отеле проспект, где имелось и расписание поездов между Агрой и Джайпуром. Первый утренний поезд отходил в 10.50. Путешествовать мы решили первым классом, так что наличие билетов нас не беспокоило. Впрочем, заниматься этим сейчас все равно было поздно.

Маша же, по нашему плану, должна была вернуться в Дели с Барат Сыркаром. Лешка оставил ей адрес гостиницы, в которой ей предстояло расплатиться с водителем и позвонить по одному телефону. Тут же приедет специальный человек и отвезет ее на конспиративную виллу. Мы немного поспорили, что делать с контейнером. С одной стороны, микроточка представляла собой фактор риска. Но, с другой, кто же догадается, что она у Маши?

У нас с Ритой, когда мы еще жили в Москве, была одна знакомая бухгалтерша из комиссионного магазина. В таких местах дневная выручка могла быть приличной, и из некоторых комиссионных ее забирали инкассаторы. Так вот, даже в спокойные советские времена на них пару раз бывали нападения. Наша же знакомая – ее имя, отчество и фамилию я до сих пор помню: Саломея Ушеровна Мордыш – категорически отказывалась от услуг опасных, с ее точки зрения, людей. Она сама приносила деньги в банк, завернув две-три толстенные пачки в газету и сунув их в авоську рядом с пакетом кефира, кочаном капусты и двумя пачками макарон. Именно это соображение, как бы мне не хотелось подвергать Машу опасности, решило дело.

Странная вещь! Сегодня утром мы с моей напарницей были в плену у разбойников с большой дороги, сидели на пороге своей тюрьмы с любезного разрешения часового и ели чечевицу. Будущее наше было самым неопределенным, а сами мы, несмотря на возникшую в итоге симпатию, были друг другу чужими. А сейчас, через какие-нибудь часов тринадцать-четырнадцать, мы были в полной безопасности и вместе!

Про эту ночь с Машей мне почему-то не хочется говорить. Про Деби я мог, а про Машу не хочется. Может быть, потому что Деби на это было бы наплевать, а Маше – точно нет. Скажу только, что сейчас моя напарница была совсем другой, чем тогда, днем. Тогда она своими перепадами от нежности к ярости меня пугала. Пугала на самом деле – я не понимал, что она могла сделать в следующий момент. Теперь я уже знал. Эта, нормальная, Маша в постели смеялась. Не в тот самый момент, а задолго до него, с самых дальних подступов. Смех у нее тихий, журчащий, как шум воды на перекате. Она на меня не смотрела – чуть запрокидывала голову и смеялась.

– Я жалею только об одном, – сказала Маша, когда мы откинулись каждый на свою подушку, не помню, во второй или в третий раз. – Что мы потеряли столько времени!

Я счел неделикатным напоминать ее первые слова в самолете. Просто сел, оперевшись о спинку кровати, разлил остатки вина и протянул ей бокал.

– Я знаю, знаю! – продолжала Маша. – Ты здесь ни при чем! И, кстати, – она тоже села, устроившись плечом мне под мышку, – ты-то сам времени не терял!

Она тихонько засмеялась, чтобы я не принимал это за упрек. Я счел за благо сохранить благородное молчание.

– У нас эта ночь и еще, может быть, одна в Дели? – спросила моя напарница.

– Наверное! От этой осталось, – я вытянул шею и посмотрел на светящийся электронный циферблат на телефонном столике, – три часа.

Почему-то мы просили Барат Сыркара заехать за нами, как обычно, в семь.

– Хочешь поспать?

– А ты? – осторожно спросил я.

Маша покачала головой.

– Мне жалко!

Мы все равно заснули. Наверное, заснули, хотя, как нам показалось, будильник зазвонил, едва мы закрыли глаза.

Я выключил звонок, и мы опять провалились. Но где-то на периферии сознания начался отсчет времени, который, невзирая на нашу беспечность, учитывал скорый приезд водителя. Неслышно сработавший таймер в моей голове заставил меня оторваться от подушки и снова посмотреть на часы.

– Маша! – громко позвал я. – Барат Сыркар будет внизу через десять минут!

Маша потянулась, зацепила мою голову и притянула к себе.

– Ну, он же не поезд! – сказала она, целуя меня в губы.

Это не был один из тех поцелуев, которым люди желают друг другу доброго утра. Но к Барат Сыркару мы опоздали всего минут на сорок – от чая Маша отказалась. Мы объяснили нашему водителю, что я должен дождаться в Агре друзей, а Маше нужно днем оказаться в Дели. Тот отреагировал с учтивостью наемного шофера:

– Как скажете, сэр!

Маша была очень смешной в то утро: заспанная, как маленькая девочка. Мне нравится, когда во взрослом человеке вдруг удается увидеть ребенка, которым он был и которым часто в глубине души остается. Я тогда понимаю, что научился видеть в этом человеке лучшее.

Я забросил Машину сумку в багажник. Барат Сыркар открыл ей переднюю дверцу, но Маша, позевывая, заявила, что будет досыпать на заднем сидении.

Она посмотрела на меня, и я сказал, что думал:

– Мне хочется сделать для тебя что-нибудь очень хорошее! Только я не знаю, что.

Маша пригнула мою голову к себе и поцеловала в губы. Потом села на заднее сидение и открыла свое окно.

– Ты уже сделал! – сказала она. – Даже невозможное!

Я тогда этого еще не понял.

– Береги себя! Обещаешь? – крикнула она, когда машина уже отъезжала.

5

На часах в холле было около восьми – Кудинов, напоминаю, должен был заехать за мной в десять. На самом деле, у меня было время и позавтракать, и поспать еще часок. Мои раздумья, в каком порядке это сделать, решил портье:

– Завтрак на втором этаже, сэр.

Первым человеком, которого я увидел в ресторане, была Деби. Она вскочила, с размаху бросилась мне на шею и, царапая меня оправой очков, громко расцеловала в обе щеки:

– Мм! Мм! Мм! Мм! Я надеялась, что ты остановишься здесь же! Вас с Машей освободили? Или вы сбежали?

– Нас освобождали, и мы сбежали.

Деби внимательно посмотрела на меня.

– Ты все это придумал? Да ведь?

Я только пожал плечами. Деби поверила.

– Расскажешь?

– Расскажу потом.

Я усадил ее на место и сел рядом.

– Лучше скажи мне, что ты здесь делаешь.

Она была такой радостной, что мне даже жалко было взывать к голосу ее разума.

– А то ты не знаешь! Жду тебя!

Деби вдруг спохватилась и посмотрела на дверь.

– Она сейчас придет?

– Маша, – поправил я ее. – Нет, Маша не придет. Она только что уехала.

– Вы поссорились? – с надеждой спросила моя залетная радость.

– Тоже нет.

– Ну, ладно, мне-то что! Тем лучше! Значит, ты совсем свободен?

Я понял, что следующим вопросом будет: «Мы пойдем ко мне или к тебе?»

– Не совсем! Но я готов выслушать все, что ты так хотела мне сказать.

– Отлично, приступим! Ты закажешь завтрак?

Я заказал китайский острый суп. Это пробуждает! Деби принесли два румяных тоста, таких горячих, что масло мгновенно плавилось на них.

– Но ты хотя бы рад мне? – не могла угомониться Деби, пытаясь намазать на это болото джем.

Честно говоря, и да, и нет. Скажем, я был бы рад ей гораздо больше, если бы не случилась вся эта история с Машей.

Я протянул руку и растрепал ей челку.

– Конечно, я тебе рад!

– Тогда рассказывай все, как было!

Это был один из редких моментов моей жизни, когда я мог практически не говорить ни слова неправды.

– Кайф! – с чувством воскликнула Деби, когда я закончил свой рассказ. – Жалко, меня там с вами не было!

Деби была наполнена жизнью, как спелый плод, который вот-вот лопнет. Глаза светятся, щеки раскраснелись от горячего чая, на загорелой шее бьется жилка. На ней были бусы из тяжелых оранжевых камней. Что-то они мне напоминали!

Я протянул руку и приподнял бусины. Сердолик!

– Ах ты, обманщица! – засмеялся я. – А я думал, как же тебе удалось отковырять сердолик в Тадж-Махале, куда даже зубочистку не пронесешь!

Деби счастливо захохотала.

– А у меня перед тем бусы лопнули, и один камешек затерялся в сумке. Я заметила его и решила тебя разыграть, – она задумалась на секунду. – А-а, тебе Саша наверно проболтался!

– Нет, это я сейчас сообразил. Кстати, где он, Саша?

– Он звонил. Из Гоа, – последовал лаконичный ответ. – И Фима опять звонил, не знаю откуда. Тоже зовет меня в Гоа!

Значит, проблема с левой казной ашрама уладилась, порадовался поручитель.

– Только одному человеку я не нужна! – продолжила Деби, щелкнув языком.

– К делу! – прервал ненужное ответвление разговора я.

– К делу! – согласилась Деби и с хрустом вонзила зубы в тост. – Ну, начнем с того, что мы тебя раскусили!

– Кто это мы и что значит «раскусили»?

– Очень просто!

Деби попыталась запихать в рот отломившийся слишком крупно кусок тоста, не справилась и, придерживая свободную сторону куска рукой, откусила еще раз. Все это она проделывала без тени смущения, не переставая улыбаться. Ее движения были, формулировал я свои ощущения, наполнены грациозной невинностью молодого здорового животного, радующегося своей силе и своему аппетиту к жизни. Я вдруг понял, что именно я утратил со времен своей молодости.

Деби наклонилась над столом, чтобы оказаться ко мне поближе:

– Мы знаем, кто ты и зачем сюда приехал!

Она откинулась на стул и довольно засмеялась. Я тоже засмеялся. Вся эта ситуация меня почему-то не тревожила – а я доверяю своей интуиции.

– В последнем предложении три неизвестных. Начнем с первого! Кто «мы»!

– Мы? – Деби совершенно очевидно нравилось разговаривать на эзоповом языке. – Скажем так: ты играешь в нападении, а мы – в защите!

Ну, это, допустим, я про нее знал уже со вчерашнего вечера. Служба безопасности ядерного объекта, это, должно быть, подразделение Шин Бет, израильской контрразведки. Меня, получается, она принимает за разведчика. Только понимать бы еще, какой страны?

– Ну, я-то там пока самый маленький человек, так, ученик! – продолжала весело болтать Деби, борясь с тостом. – Но мой начальник разрешил мне провести с тобой один разговор.

– А где же он сам? Это ведь Гороховый Стручок, да? И по цвету, и по форме! – Деби засмеялась. – В самолете я его видел, в гостинице в Дели – тоже, а потом он куда-то пропал!

– Видишь, мы в тебе не ошиблись! – довольно заявила Деби. – Но мы знали, что, – она снова наклонилась ко мне, понижая голос, – соответствующие службы тоже обязательно пошлют кого-нибудь для расследования. Нам сразу показалось подозрительным, что ты едешь в ту же гостиницу, в которой… мм… останавливался ваш человек. А в тот вечер, когда полиция пришла за его вещами, мы тебя окончательно раскололи.

«Ваш» человек! Вопрос все еще был в силе: она думает, что мы с Ромкой вместе работали на израильскую разведку, или она догадывается, что мы оба из Конторы?

Официант принес мне суп, и я обжег свои внутренности первой ложкой.

– Знаешь, – выговорил я, с трудом переводя дыхание: я зря попросил «very spicy», меня поняли буквально. – Ты сейчас просто пересказываешь мои наблюдения. Мне в самолете показалось подозрительным, что вы едете в «Аджай Гест Хаус», а в тот вечер я окончательно убедился, что этот ваш Гороховый Стручок приехал за тем же, что и я.

– Видишь! – Деби опять придвинулась ко мне поближе. – Тебе не кажется, что нам пора объединить усилия?

– Возможно, – осторожно допустил я.

– Видишь! – повторила Деби, потрепывая и пощипывая мое плечо. Она действительно была рада меня видеть! – Мой начальник согласился со мной, что все это соперничество служб, которые делают одно и то же дело – полная глупость! Это у них там наверху междоусобная война. А в окопах солдаты должны действовать заодно!

– И что вы мне предлагаете со своим начальником?

Деби откинулась на спинку стула и захохотала. Потом приложила руку к губам и понизила голос.

– Нет! Нет, ты что, действительно не услышал тогда моего предложения?

– Клянусь! Было слишком шумно, и я, наверное, отвлекся!

– Хорошо! Тогда я повторяю его. Ты говоришь нам, что ты знаешь, а мы сообщаем тебе, до чего докопались мы! И это намного скорее приведет нас к разгадке. Но ни ты, ни мы никому о нашей сделке не докладываем. Просто каждый из нас оказывается вдвое более эффективным. Даже втрое – дополнительная информация позволит каждому из нас продвинуться еще дальше.

Потом ты пишешь свой отчет, а мы – свой, и каждый приписывает наши общие достижения себе. Ну, мы там договоримся, что мы напишем, а то получится один рассказ, слово в слово.

Значит, Деби все-таки считает меня за своего! Уф!

С волками жить – по-волчьи выть! Я вступил в торг.

– Хорошо, а как я узнаю, что вы говорите мне правду, всю правду и только правду?

– То же самое я могу спросить у тебя! – резонно заметила Деби. – Это вопрос доверия. Я же могу тебе доверять?

– Разумеется!

Разумеется, нет! В этой профессии доверие занимает такое же место, как в профессии палача – чувствительность и человеколюбие.

– Ну, так как тогда?

Обмен, подумал я, если бы я, конечно, захотел на него пойти, был бы неравным. Мы знаем, кто примерно убил Ромку и почему, и даже тот предмет, из-за которого он был убит, теперь был у нас. А ребята из Шин Бет, похоже, топчутся на месте. Но ведь и у нас оставались вопросы! Вдруг мы ответим на них с помощью израильтян?

– Ты согласовала это со своим начальником. Давай я тоже поговорю со своим! Не на самом верху, – успокоил я Деби, – только на одну ступеньку выше. Я тоже хочу прикрыть тылы.

Я действительно хотел сообщить об этом предложении Бородавочнику. Он на основе любого, самой банального, расклада может придумать сложнейшую комбинацию. А здесь пахнет серьезной разведигрой!

– А мы не упустим время? – спросила Деби.

Азартная! Думает, она нашла свое место в жизни!

– Вас устроит, если через пару дней вы будете знать, например, кто и почему?

Деби прямо подпрыгнула на стуле.

– А ты уже знаешь?

Я кивнул:

– И вы узнаете, если мне дадут добро:

Я почти не блефовал. Я не был уверен только, кто именно убил Ромку: сикхи или пакистанцы.

– Но ждать нужно два дня?

– Как минимум! Может быть, три.

Деби засмеялась, но не подленько, не хитро – обезоруживающе простодушно:

– А ты не можешь сейчас сказать мне? Я буду держать язык за зубами, пока ты не разрешишь!

От неожиданности я тоже расхохотался.

– Деби, ты – прелесть!

– Нет? Не можешь?

Знаете, что? Я допускаю, что, если бы я ей сейчас рассказал про Ромку и взял с нее слово никому ничего не говорить без моего разрешения, она за эту пару дней не проболталась бы. Дальше – если бы наша сделка не состоялась – не гарантирую, но на эти два дня я был почти уверен. У молодых романтиков свой кодекс чести, независимо от национальности. Так мне подсказывает моя интуиция.

Я перегнулся через стол и поцеловал Деби в щеку.

– Жениться на тебе я не могу – придется тебя удочерить!

– А мы можем эти два дня провести вместе?

Искусством плавных переходов шпионка-неофитка еще не овладела.

– Увы, нет! Мне тут нужно выяснить еще пару вещей!

– Но ты же уже знаешь, кто и почему?

– Есть еще куча вопросов! В частности, где эти люди сейчас.

Деби рассеянно кивнула – ее снова интересовало не это.

– А где мы встретимся?

– Скорее всего, в Дели. Я позвоню тебе. Но не раньше, чем через пару дней.

– Мы поднимемся ко мне? – снова без перехода спросила Деби.

Кожа, как абрикос – и по цвету, и наощупь, вспомнили мои руки. Несмотря на бурную ночь, подзарядка во мне уже произошла. Но внутренне я еще был с Машей.

– Сейчас не могу, – соврал я. – За мной вот-вот заедет машина.

– На десять минут!

– Прости! Не хочу вступать в долгие объяснения, но я действительно не могу.

Правда подействовала лучше – настаивать Деби не стала.

– Тогда мы должны принять решение по моему второму предложению.

Я, должно быть, вопросительно поднял брови. Деби схватила меня обеими руками за плечи и встряхнула.

– Ну, хватит придуриваться! С тобой и моим отцом.

– Деби, – устало сказал я. Это я, конечно же, помнил. – И как ты все себе представляешь?

– Ты же в Тель-Авиве живешь?

– И что?

– Ничего! Я сниму там квартиру. Каждый будет жить своей жизнью, но – часто, очень часто, иногда, время от времени, – как захотим, мы будем с тобой встречаться. Мне это, правда, нужно! И тебе ведь неплохо со мной было?

Я вспомнил, как это было.

– Мне с тобой было очень хорошо! – честно признал я.

– Так мы поднимемся ко мне? – логично продолжила Деби.

Не знаю, чем бы это закончилось. Правда, не знаю! Но тут в дверях появился Кудинов и махнул мне рукой.

– Прости! – сказал я Деби, вставая. – Мне пора!

Я поцеловал ее в щеку.

– Через два дня. Ты обещал! Обещал! – настойчиво глядя мне в глаза, повторила Деби и поцеловала меня в губы.

Лешка подождал, пока я подойду к нему.

– Меня в гостинице предупредили, что перед отходом поезда билетов может не быть даже в первый класс, – по-русски сказал он. – Так что двинули туда прямо сейчас! А это кто?

– Из конкурирующей фирмы, – уклончиво ответил я.

– Вижу, ты времени не терял – ни со своими, ни с чужими! – резюмировал мой проницательный друг.

Часть девятая

Снова Джайпур

1

На перроне народу было, как во время эвакуации, когда враг уже у ворог города. То же броуновское движение, что и на улицах и дорогах, только уже без страха врезаться, задеть, притереться. Взмыленные худые мужчины – носильщики? – лавирующие с чемоданами на плечах, поскольку в руках пронести их сквозь толпу немыслимо. Выводки чистых детей со смышлеными глазами-бусинами, держащихся за руки и увлекаемых вперед родителями. Стайки европейских туристов, одетых преимущественно в белое и теряющихся среди буйства разноцветных сари. В Индии вы быстро замечаете, что типажи индийских фильмов смотрятся здесь, как пришельцы с другого континента. Местное население в своей массе низкорослое – женщины едва доходят до груди даже мне – и очень темнокожее. Фактически индийцы в своей массе такие же черные, как африканцы, только черты лица у них другие.

Пробираясь среди суетящихся семейств с узлами и баулами, мы с Лешкой добрались до своего вагона. Первый класс был раскуплен для туристов, чудом оказалось два билета во второй. У двери был вывешен список пассажиров, но поскольку мы билеты купили только что, нас в нем быть не могло. Мы покрутили головами, сверили табличку на вагоне с указанием в билетах – СС2 – и, пропустив вперед семейство с детьми, расколотое нашими большими телами инопланетян, поднялись внутрь.

Это был купейный вагон со спальными полками – наверное, поезд шел куда-то дальше, чем Джайпур, может быть, в Бомбей. Нашими соседями оказалась супружеская пара лет тридцати пяти с двумя мальчиками – все чисто одетые, вежливые, довольно прилично говорящие по-английски.

Я боялся, что в вагоне будет душно. Напрасно – как только состав тронулся, с потолка на нас обрушился водопад ледяного воздуха. Он-то и выгнал нас с Лешкой в коридор.

– Какой он все-таки змей! – произнес Кудинов, завершая свой очередной диалог с самим собой. – Я про Эсквайра. И про Ромку.

Я тоже об этом думал. Меня за последние десять лет раз пять расспрашивали на эту тему. И когда я приезжал в Москву, и в Нью-Йорке, и даже когда в Вену ко мне на встречу приезжал лысый колючий генерал из внутренней контрразведки. Весь колючий – с колючими глазами, с колючей усмешкой, с колючими вопросами! Почему Ляхов решил перебраться в Израиль? Обсуждал ли он этот вопрос со мной? Допускаю ли я, что Ромку мог перевербовать Моссад?

– О, боже! – Я и вправду от всего этого устал. Я повысил голос, как бы для невидимого микрофона – а мы встречались в защищенной комнате на какой-то конспиративной вилле. – Записываю для архива свои реплики! В то, что Ляхова завербовал Моссад, я не верю! Иудей он никакой! Сионист еще меньший! За деньги его не купишь! На бабе его поймают – сейчас не 1983-й год, если понравится, попросит фотографию себе на память оставить, а то и просто пошлет. Вершить судьбы мира Ляхов не стремится. В Германии он не бедствовал. Что еще?

Этого всего яхлебнул, а со мной связаться Конторе не так просто! Что же тогда говорить про Кудинова, который каждый день ездит на работу в Лес?

– Гад! – резюмировал я. – Сколько крови нашей попил, и всего лишь для отвода глаз.

– Я надеюсь, что и нас Эсквайр так же прикрывает, – попытался найти в этом хорошую сторону Лешка. – Тебя в первую очередь!

– Надеюсь.

Меня сейчас волновало не это. Со вчерашнего вечера, с того самого момента, как мы решили продолжить расследование, я все время задавал себе один вопрос.

– Слушай, а что мы будем делать, если наткнемся на тех пакистанцев? У нас ни оружия, ничего!

– У нас есть мозги! А на другой случай… Ты же занимался каратэ? Какой самый действенный прием?

– Какой?

– Стометровка!

Я надеялся, что Лешка шутит. Вдвоем мы, конечно, чего-то стоили. Но против стволов?

Стоять в коридоре было неудобно – через нас постоянно проходили люди, – и мы вернулись в купе. Кудинов открыл местную газету на английском языке, а я приткнулся головой в дальний угол, до которого не долетал арктический циклон из вентиляционной трубы и заснул.

Мы с Лешкой пробирались по бесконечному лабиринту Амберской крепости. Дворики, заполненные туристами, давно остались позади. Мы, как тогда с Машей, ныряли с яркого солнца в густую тень плавно поднимающихся переходов. Весь наш путь был чередой контрастов: свет-мрак, свет-мрак.

Мужская фигура преградила нам путь при выходе в очередной двор. Солнце светило сзади, так что это был только силуэт с размытыми, призрачными контурами. Мы оглянулись – в противоположном, освещенном, конце, откуда мы только что пришли, тоже возникла фигура и встала, выжидающе сложив на груди руки. Мы оказались в ловушке.

Мы с Лешкой стояли гак, не зная, что делать – оружия у нас не было. А наши преследователи просто ждали: нам некуда было деться.

Я проснулся – Кудинов тряс меня за плечо.

– Товарищ, вы нам мешаете! – с улыбкой произнес он, указывая кивком на стол, за которым отец семейства играл в нарды со своими маленькими сыновьями.

Я помотал головой, стряхивая свой кошмар.

– Я кричал?

– Если ты хочешь точного определения, я бы выразился так: «стонал и скрежетал зубами», – уточнил мой друг, отрываясь от газеты.

Гладко выбритый, в белой выглаженной рубашке с короткими рукавами, ногти аккуратно подстрижены, пахнет дорогим одеколоном – но лишь чуть-чуть, одним намеком. Идеальный джентльмен! А тут рядом с ним мычит во сне испуганное животное!

– Простите, страшный сон! – по-английски сказал я соседям по купе.

– Ничего страшного, – вежливо отозвался мужчина.

Мальчики по очереди с боязливым интересом стрельнули в меня глазами. Женщина – она сидела прямо против меня – сохраняла совершенно беспристрастный вид. Молилась, медитировала?

У меня было странное, тягостное чувство. Такое же, наверное, испытывает двухлетний бычок, которого скоро повезут на бойню. Он не знает, что с ним будет – ничто в его недолгом опыте ему этого не подсказывает, – но предчувствует нечто ужасное. Я, по-моему, как-то говорил об этом: мы еще с Ритой наблюдали такую сцену на ранчо под городом Одесса в штате Техас. Я не ревел в предсмертной тоске, не бился боком о перекладину загона, не пытался залезть на спину товарища, но ощущение у меня было примерно такое же.

Те, кто интересуются психологией и что-то успели прочесть на эту тему у юнгианцев, знают, для чего в первую очередь служат сны. Наше индивидуальное бессознательное, которое связано с коллективным бессознательным, а через него подключено к общей информационной базе всего сущего, узнает об опасности намного раньше, чем ее просчитывает разум. Оно, индивидуальное бессознательное, не может включить сирену или хотя бы замигать сигнальной лампочкой. Его единственный инструмент – сон или другое пограничное состояние.

Это послание, в отличие от многих других, метафоричных, запутанных, которые нужно специально расшифровывать, было кристально ясным: «Парень, ты, должно быть, окончательно потерял голову, если с голыми руками лезешь в волчье логово!»