Текст книги "Копельвер. Часть ІІ (СИ)"

Автор книги: Сергей Карабалаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7. Высь

От тряски, голода и чужих незнакомых голосов найденыш то и дело заливался таким горьким отчаянным плачем, что у Карамера сжималось от жалости сердце. Кадон лишь молча скрипел зубами, стараясь не показать Яху своего великого раздражения.

– Ях! – проскулил Васпир, оставляя всякие попытки успокоить младенца песенками и потешками. – До Опелейха нам не дойти.

– Не дойти, – согласился старик и остановился. – Но и бросить этот визгливый комок мы не можем.

Он почесал голову и едва слышно произнес:

– Где же ты, брат? Неужто не подсобишь?

И тут же, словно устыдившись своей слабости, бодро добавил:

– Идемте же быстрее! Нам нужно поспеть до ночи!

Куда поспеть Ях не сказал, но все послушно припустили за ним.

Очень скоро они заметили огни. Чуть вдали от дороги стоял небольшой каменный дом с добротной новой крышей. Маленькие оконца были вымыты, порог чисто выметен выметен, на ступеньках стояли глиняные горшки с цветами, а вокруг мирно щипали травку жирные важные утки.

– Вот нам стол и вот нам дом! – обрадовал своих попутчиков Ях, постучав в дверь. – Переночуем здесь.

– А мы не убьем хозяина как в тот раз? – нерешительно спросил Карамер, вспомнив, чем закончилось для Эрбидея его гостеприимство.

– Что? – рассердился Ях. – Конечно, не убьем! Аль я по-твоему убивец?

Дверь отворилась и высокая баба с усталым лицом выглянула наружу.

– Мир тебе, хозяюшка! – поприветствовал ее старик, растягивая губы в улыбке. – Не найдется ли у тебя куска хлеба для несчастных скитальцев?

– Мы тут с ребеночком! – жалобно добавил Васпир, указывая на вконец обессилевшего от плача найденыша. – Не будет ли глотка молочка?

Женщина окинула взглядом незваных гостей и кивнула.

– Заходите, – сказала она, пропуская их внутрь. – Муж сейчас будет.

Ях опустился на скамью и вытянул ноги.

– Вот ведь судьба у старика! – с деланной горечью пожаловался он. – Цельный день ногами идти да милости у чужих людей выпрашивать.

Хозяйка молча налила в миску молока, покрошила туда хлебного мякиша и подозвала Карамера, который так и держал младенца на руках.

– Дай его мне, – попросила она, садясь у печи.

Карамер осторожно передал ей ребенка, а сам примостился рядом с Яхом.

– Хороший дом, – снова подал голос старик, оглядывая убранство. – Век простоит!

– Муж строил, – ответила женщина, кормя младенца.

– Для детей поди старался? – предположил Ях.

Ответить ему не успели – дверь отворилась и в дом вошел сам хозяин.

– Господин! – первым, как и всегда в таких случаях, поздоровался Ях. – Мир дому твоему! Жинка твоя согласилась нас приютить.

Хозяин тоже не отличался многословностью – он, как и жена, лишь молча кивнул своим неожиданным постояльцам.

Младенец, насытившись и отогревшись, выпростал из тряпья крошечный розовый кулачок и крепко ухватил свою кормилицу за палец.

– Откуда он у вас? – спросил хозяин, внимательно разглядывая старика.

– Нашли на дороге! – опередил своего предводителя Васпир, за что тут же получил кулаком в спину от Кадона.

– Ай! – взвизгнул Васпир. – Не надо было говорить?

– Замолчи, дурак! – прошипел Кадон, рассерженный болтливостью своего друга.

– Так и есть, – вдруг поддержал болтуна Ях. – Нашли на дороге. Несем в Опелейх. Там, коль боги помогут, сдадим на поруки моей родной сестре. Она, что называется, баба кормящая, с голоду помереть не даст!

Карамер мог поклясться, что Ях только что выдумал себе сестру, но зачем он это сделал, ответить не мог.

– Переночуйте здесь, – предложил хозяин. – Двое на полу поспят, двоих в сарай положу. А пока я вам постели ищу, жена вас накормит.

Но женщина, казалось, не слышала его: она качала ребенка, напевая ему колыбельную.

– Я с тобой, хозяин! – забыв прикинуться немощным и слабым, вскочил на ноги Ях. – Пойду помогу. Эй, остолопы, – обратился он уже к своей троице, – а ну вышли на свет божий! Неча воздух в дому портить!

Карамер с висельниками остались ждать на крыльце, а старик вместе с хозяином обошли дом кругом.

– Чой-то я детишек у тебя не вижу, – снова начал разговор Ях, озираясь по сторонам. – Загуляли где?

– И не увидишь, – буркнул хозяин. – Не нажили их.

– Ой, какая беда! – запричитал Ях. – Какой же дом без детей-то?

Хозяин сжал кулаки.

– Будто это моя воля!

– Тоже правда.

И они вернулись в дом. Хозяйка уложила ребенка в большую корзину и теперь собирала на стол, чутко прислушиваясь и то и дело оглядываясь.

– Вкусно! – похвалил ее Ях, полной ложкой зачерпывая горячую похлебку. – Давно так сытно не ел.

А боров Кадон даже попросил добавки.

– Я на полу посплю! – заявил старик, когда все поели. – Карамер, ты тоже. А вы, дурни, идите в хлев. А то своим храпом добрым людям покою не дадите!

Женщина вытащила ребенка из корзины и унесла с собой в ложницу. Ее супруг, убедившись, что надоедливый старик наконец-то угомонился, погасил свечу и пошел за ней.

– Прикипишь ведь! – услыхал Карамер его голос из-за закрытой двери.

– Ну и пусть! – ответила ему жена.

– Как знаешь… – устало сказал хозяин.

Не успел мальчик задремать, как его разбудил тычок в бок.

– Хватит спать, лежебока! – зашипел ему на ухо Ях. – Идти надо!

Ничего не понимая, Карамер сел на полу.

– Люди они, кажись, добрые, – больше себя, чем мальчика, уговаривал старик. – Да бездетные. Им ребенок нужнее.

Он достал из кармана драгоценную находку и положил на стол.

– Вставай, дурень! – шепотом прикрикнул он на Карамера. – Только дверью не скрипи!

И они тихонько вышли из дома. А снаружи их уже ждали двое висельников – Васпир, отчаянно зевая, переминался с ноги на ногу, а Кадон, казалось, сумел уснуть стоя.

– Что я вам скажу, дуралеи? – обратился к своей свите Ях, когда гостеприимный дом остался далеко позади. – Должок мы отдали. Думаю, что того камня хватит, чтобы заплатить за наш постой.

– Кадон! – услышал Карамер радостный голос Васпира. – Теперь мы не расстанемся вовек!

И Васпир бросился на шею здоровяку.

– Теперь у нас снова свищет в карманах ветер! – откуда-то издалека выкрикнул Ях.

***

Хараслат проведал Виду только ночью.

– Слыхал, ты раскололся, словно орех, – пошутил он, входя в шатер к оградителям.

Вида лишь поморщился в ответ. Он даже не смог приподняться, чтобы поприветствовать Хараслата, как и подобало любому хардмарину.

– Такое здесь случается. Кто от клинка, кто от стрелы, кто от пращи. Коли к утру не помрешь, так выживешь. Да и нянька у тебя хороша – Ширалам многих выходил. Пусть и не лекарь, но руки у него целебнее всяких трав.

– Конь мой словно взбесился, – начал оправдываться Вида, корчась от боли.

– Да и люди тут иногда ума лишаются. И не мудрено. Развлечениями мы не балованы. Тут и поесть досыта за удачу считается. А уж если есть вина хоть на глоток, то и вовсе славный денек. У меня разговор к тебе был, да только не то, вижу, время, – заметил он, глядя на искаженное мукой лицо нового хардмара. – Как оправишься, так я тебя жду у себя. Потолкуем о том да о сем. Гляди, так и подружимся.

Вида кивнул еще раз.

– Я не завтра, так через день уже как новый буду, – пообещал он, сдерживая стоны.

– А я тебя не тороплю. Тут, коли спешить, можно раньше времени к предкам отправиться. А ежели ты того не желаешь, так и выздоравливай да силу крепи. Здесь без нее ох как непросто.

Хараслат не стал более занимать Виду разговорами, и, шепнув что-то Шираламу, оставил их одних.

– Золотой хардмар, – протянул Ширалам, укрывая Виду драным одеялом. – Лучше, чем отец родной.

После ухода Хараслата Виде долго не спалось. Грудина болела так, что каждый вздох был сущей мукой. Он старался беречь койсойскую водку, что оставил ему Ракадар, но не мог не прикладываться к бутыли губами, пытаясь унять эту страшную боль.

– Ширалам! – то и дело звал он. – Когда вернутся Ракадар с Умудем?

И Ширалам, который неизменно был рядом с ним, лишь пожимал плечами:

– Это как опасность-то минет, друг.

Но Виду это совсем не утешало. Он уже успел раскаяться в своих обидных словах, бездумно брошенных в лицо Ракадару. Койсоец проявил куда большее милосердие и благородство, чем он, сын Мелесгарда! И эта мысль грызла Виду изнутри. Не мог он позволить уступить в великодушии бывшему рабу!

– Ширалам! – снова звал он. – Расскажи мне о жизни здесь.

Оградитель садился подле Виды и начинал рассказывать о том, что видел своими глазами и слышал своими ушами.

Все его рассказы начинались одинаково – как в один день в Опелейхе, когда он бродил средь торговых прилавков, желая незаметно стянуть приглянувшуюся безделку, к нему подошел Лимар. В тот день Ширалам так ничего и не украл, но зато узнал о том, что в Северном Оннаре, на самой границе с Рийнадрёком есть оградительный отряд, куда нужны воины.

– Я над Лимаром-то и посмеялся тогда, – поделился Ширалам. – Дескать, а разве мы воины? Мы воришки и бродяги, а я меча сроду в руках не держал. А он мне ответил, что этот отряд не простой, и берут туда всех.

Вида сначала с ужасом слушал, как походя вспоминает Ширалам о своем прошлом – о том, как воровал и разбойничал. Но потом понял, что сам Ширалам вовсе не считает, что делал что-то плохое – все, кого он знавал, жили вот точно так же, как и он.

– Мы тогда недолго думали, ибо кто не имеет корней, тот легко собирается в путь-дорогу. В одном трактире нашли северянина, который тоже слышал о чудо-отряде, куда и впрямь принимают даже тех, кто премудростям боя не обучен. Мы вот и решились тогда. У Лимара заплечный мешок, у меня – так и пошли. По дороге нас чуть не искромсали ножами, но боги в тот раз помиловали. Так и пришли. Хараслат нас встретил. Посмеялся над нами, как же без того, да только не обижал да не испытывал. Пришли, говорит, так и оставайтесь тут, коли пожелаете. Гнать не буду, но и силой не держу. Он нас-то мечом владеть и обучил. А мы, как платье-то оградителей надели, так сразу грешки наши нам простились. Пока я здесь, так я воин, а не вор, и никто с меня за прошлое не спросит. Жаль, что Лимар так скоро преставился.

Обычно на этих словах Ширалам замолкал, а Вида старался прогнать воспоминания о мертвом юноше.

– Лимар хороший был парень, – подытоживал свою речь Ширалам. – Хороший.

***

Лишь к вечеру второго дня Виде удалось задремать, хоть ненадолго забыв в болящих костях и своей горькой доле. Проснулся он, когда услыхал снаружи шум – все оградители, побросав дела, стали седлать коней. Ржание перемешивалось с криками Хараслата и Валёна, с ругательствами простых воинов, с топотом ног по сухой земле да с оглушительным неистовым лаем собак.

– Ширалам! – закричал Вида и тотчас же оградитель вбежал к нему.

– Что это за шум?

Ширалам, едва переведя дыхание, сказал:

– Умудь приехал. Рийнадрёкских три харда на тысячу шагов ниже их дозорного места. Хараслат воинов собирает на подмогу.

Вида хотел было рывком встать на ноги, да Ширалам его опередил – костлявая, но крепкая рука оградителя сомкнулась у него на горле, а угрожающий шепот приказал:

– А ты лежи. Хараслат мне голову снимет, коли я за тобой не услежу.

– Так ехать же нужно, – прохрипел Вида.

– Здесь остается хард, – сказал Ширалам, отпуская его. – Все воины никогда не бросают становище. А ты хардмар. Это приказ Хараслата.

Ширалам схватил свой плащ и вышел из шатра, оставив Виду одного.

“Хардмар?” – повторил про себя Вида. Он совсем позабыл, что Хараслат назначил его хардмаром.

Вида, уже не стыдясь, застонал и с трудом сел на своей перине, а потом, стараясь не дышать и не тревожить ребра, выполз из шатра.

Остальные оградители провожали харды Хараслата и Валёна, которые во весь опор скакали навстречу свой погибели.

– Слушайте меня! – хотел было зычно крикнуть Вида, но вместо этого лишь закашлялся и снова согнулся пополам.

Кое-кто обернулся.

– Я – ваш новый хардмар, – просипел Вида, оперевшись на свой меч, как на клюку. – Подседлать коней! Приготовить оружие! И никому не спать этой ночью! Никому не покидать становища!

– Зачем это? – раздался голос из толпы.

– Чтобы не просмотреть тревожный огонь, – ответил Вида.

Толпа захохотала, схватившись за животы и щербато улыбаясь. Вот уж чудак этот их новый хардмар. Дурень как есть!

– Чего смешного? – возмутился Вида. – Или вам непонятен приказ?

Вперед вышел какой-то оградитель с рыжей клочковатой бородой и рябым нечистым лицом. Даже издалека Вида учуял запах гниющей плоти и чуть не отскочил от омерзения.

– Какие это тревожные огни? У нас такого сроду не было. Али ты позабыл, где очутился, хардмар? – и он сплюнул тому под ноги.

Вида побагровел от ярости.

– Я вспорю тебе твое вонючее брюхо, – зарычал он, делая шаг вперед, – если ты нарушишь приказ! Если оставишь Хараслата без помощи!

Он и сам не понял, зачем помянул главного хардмара, но один звук его имени тотчас же запечатал рот грубому оградителю.

– Никому не спать! И не пить! – повторил Вида. – И всем быть наготове.

Оградитель отступил. А остальные, пораженные той силой, которая загорелась в глазах их нового хардмара, смолчали.

А сам Вида сел у шатра и стал глядеть на черное бледное небо и ледяные звезды. Ширалам подошел к нему и сел рядом.

– Зачем ты это сделал? – спросил он.

– Хараслату потребуется подмога, – предположил Вида, закусывая губу.

– А если нет? Ведь тогда они убьют тебя! – воскликнул Ширалам, хватаясь за голову.

– Я не знаю, – признался Вида. – Не знаю, зачем отдал приказ.

– Они убьют тебя, – мрачно повторил Ширалам. – Убьют, не дождавшись тревожного огня.

Но, к великому удивлению и Виды и остальных хардмаринов, уже под утро один из оградителей увидел чудное марево, словно кто-то нарочно зажег большой костер.

– Тревожный огонь! – заорал он, вскакивая на ноги. – Хараслат зовет нас!

И все бросились к заранее подседланным лошадям. Вида же не верил сам себе – он оказался прав! И, отпив из бутылки, вместе со всеми побежал к своему коню.

– Ширалам! – закричал он, но голос его угас.

Однако Ширалам был рядом.

– Подсоби мне! – попросил Вида, чуть не теряя сознание от боли.

Вида с трудом влез на коня – Ширалам поддержал его – и крепко перехватил поводья. Вот и первый бой подоспел… Да и за кого он должен биться! За рабов и отступников, за преступников и беглых каторжников. Да будь висельниками они все, а не дело ему – Виде Мелесгардову – отсиживаться в своем шатре. Он умрет, но не замарает себя такой грязью – хуже рабов презирал он трусов.

– Подай мне меч, – приказал он Шираламу, сморщившись от боли.

Ширалам исполнил и этот приказ.

– Не отставай от меня, будешь кричать остальным, – сказал Вида и Ширалам тотчас же вскочил в седло.

– Все на бой! – решился крикнуть он, но из груди вырвался только слабый сип. Но Шираламу было и того довольно – громом разнесся по становищу крик оградителя:

– Все на бой!

– На помощь Хараслату на бой! – выдохнул Вида и вот уже все воины закричали с ним вместе.

– Стоять насмерть! Стоять до конца да с честью поглядеть смерти в глаза!

– Насмерть! – кричали все вокруг. – До конца!

– Да не глядеть назад!

И Виде показалось, что боль куда-то ушла, а силы наоборот пришли. Его первый настоящий бой, который он встретит с оружием в руках!

Ширалам держался рядом с ним, готовый в любой миг подоспеть на помощь, но Виде это было не нужно, ибо он знал, что боги ему помогут. Будто хмельной, засмеялся он диким смехом.

– За мной, мой хард! – закричал он. – За то, чего у нас нет!

Что было силы он ударил Ветерка под бока и стрелой рванул на юг – туда, где отчаянно ждал помощи Хараслат, где были Умудь и Ракадар.

– За то, чего нет! – оглушительно грянули его воины и устремились вслед за своим хардмаром. Собаки лаяли, пытаясь догнать скачущих лошадей, а потом помалу отстали. Вида на полном скаку отпил из бутыли и покрепче перехватил поводья. Ширалам ехал рядом, с восторгом глядя на своего предводителя.

– Я умру за тебя, Вида! – закричал он в спину хардмара. – Это честь умереть рядом с тобой.

– Не умрешь. Не сейчас, – не оглядываясь назад, пообещал Вида.

Оградители неслись во весь опор туда, где уже затухал тревожный огонь.

“Только бы поспеть. Только бы не опоздать”. – и больше Вида ни о чем не думал.

Еще издали отряд увидел оградителей, которых теснили рийнадрёкские воины, мало-помалу беря в кольцо.

– Скорее! – закричал Вида сам себе.

И за миг до того, как кольцо рийнадрекцев сомкнулось, хард Виды пробился к оградителям.

– Хараслат! Хараслат! – кричал Вида, стараясь протиснуться в середину боя, где, как ему казалось, должен был Хараслат. – Умудь! Ракадар!

Воины оборачивались на его крик и тотчас же отворачивались вновь. Рийнадрёкцы отступили, не ожидав подкрепления, но не испугались, а лишь собирались с силами для нового удара.

Вида, не спрыгивая с коня, схватил какого-то оградителя и спросил:

– Где Хараслат?

– Он там, – махнул рукой оградитель, указывая на самые дальние ряды. – Хараслат бьется первый.

– За то, чего у нас нет! За Хараслата! Вперед! В бой!

И в неистовстве и ярости Вида ринулся вперед, туда, где был Хараслат, даже не обернувшись посмотреть, бросится ли кто за ним. Однако, к его удивлению, остальные оградители подхватили его крик:

– За Хараслата!

Впервые Вида попробовал настоящий бой, и этот вкус опьянил его.

– Хараслат! – закричал он, увидя Хараслата.

– Вот уж не ждал! – задыхаясь сказал ему хардмар, не оборачиваясь. – Как ты пришел?

Но Вида не успел ответить – бой кипел нешуточный. Он взмок и тяжело дышал, в голове помутилось, а перебитые ребра снова отозвались мучительной болью.

Оградители вдруг страшно заревели, и Вида, уже кренясь в седле, понял, что рийнадрёкцы дрогнули и побежали.

– Заграждения! – прокричал Хараслат.

Больше Вида ничего не помнил.

***

Вида лежал в своем шатре на том же тюфяке, что и раньше, а рядом с ним был Ширалам.

– Где Хараслат? – только и вымолвил юноша.

– Он в своем шатре. Все ждал, когда ты очнешься, дабы спросить с тебя за то, что ты самовольно оставил становище.

Вида нахмурился, а Ширалам захохотал:

– Шучу я, друг. Хараслат тебя благодарит. Если бы не ты, так все бы два харда погибли.

Хардмар закрыл глаза.

– Я сбегаю к Хараслату да обрадую его. Скажу, что ты в себя-то пришел.

Он убежал, а очень скоро к Виде пожаловал и Хараслат.

– Что ж, друг, значит и не зря я сделал тебя хардмаром. Вот как знал, что ты нам поможешь! – радостно сказал он, похлопывая Виду по плечу.

– Что было потом? – сглотнул Вида, напугавшись внезапного предчувствия. Он не видел подле себя ни Ракадара, ни Умудя.

– Мы их отбросили! – ответил Хараслат. – Тебя кто-то из твоих подхватил да вынес. Ох и умеешь ты зажечь в сердцах людей огонь! Твой хард бился как в последний раз. Я думал, что они кинутся вслед за рийнадрекцами и смолотят их в муку. Да те, поди, и сами это уразумели и задерживаться-то не решились. Мы, вестимо, своих тоже не досчитались, но ведь когда война была доброй матерью?

– А где Умудь? – спросил Вида, боясь, что Умудь был среди павших.

Но Хараслат будто не слышал его и продолжал:

– Твои хардмарины сказали, что видели тревожный огонь, хотя его и не было. Но я и не спрашиваю – мало ли чего померещится в ночи-то. Чудно другое – почему не спал-то никто?

– Это я приказал, – сказал Вида. – Приказал, напугав твоим именем. Я знал, что такое бывает – когда очень уж срочно нужна подмога, а она то спит, то ест, то пьянствует.

– Ты рожден быть хардмаром! – похвалил его Хараслат. – Я тут тебе гостинец принес.

Он поставил возле Виды бутыль с вином.

– Это нордарское. Мой личный подарок. Выздоравливай!

И он оставил Виду с Шираламом.

– Где Умудь? – повторил свой вопрос Вида.

– В дозоре, чай, – ответил ему Ширалам. – Пока Хараслат не уверится, что вражий отряд убрался с нашей земли, так Ракадар с Умудем и будут в дозоре.

Вида облегченно вздохнул – они были живы!

Теперь он уже не думал плохо о своих воинах, ибо те, с кем ты бился бок о бок, перестают быть просто знакомцами.

В тот вечер к Виде стали заходить и другие оградители – и из его харда, и из сотен Валёна и Хараслата. Все они грубовато и натужно желали ему скорейшего выздоровления и благодарили за спасение.

– Чудеса в мире есть, – заметил Асда – телохранитель Валёна, который прошмыгнул к нему уже заполночь. – Ты нас спас.

Но Вида понимал, что это совсем не конец, а лишь начало. Он все еще был чужаком среди этих людей, уважения которых добиться было куда сложнее, чем любви Перстовой дочки.

– Он, видать, считает, что я поклонюсь ему в ноги, – услышал он шепот снаружи и по голосу да говору узнал второго хардмара – Валёна.

– Не слушай его, Вида, – сказал ему Ширалам, выметая из их шатра всякий сор. – Хардмарины не любят быть у кого в долгу.

***

Прибыв в Гарду, Иль без труда нашла извозчика, согласившегося отвезти ее в Южный Оннар. Хотя так получалось гораздо дольше, чем прямиком ехать на север, но куда как безопаснее. Помня по рассказам Хлея о том, что может случиться на дороге, Иль решила прислушаться к совету бывалого возницы и поехать на юг.

– До Опелейха быстро доберемся, – говорил возница.

– В добрый же путь! – сказала Иль на нордарском. И, спохватившись, повторила эти слова на оннарском – на чужой земле свои боги бессильны.

Возница попался ей словоохотливый. Он ни о чем не спрашивал Иль, больше говорил о себе. Говорил, что сам он из Рийнадрёка, но живет в Радаринках, ибо там ему сытнее. Жена его тоже из местных, а он и не жалуется – бабы здесь крепкие и до работы охочие. В Северный Оннар он не ездит – далеко и опасно. Легче доехать до Опелейха, а оттуда уже в Стрелавицу. Говорил он на оннарском – как и большинство жителей приграничья, возница знал оба языка. И Иль с удивлением обнаружила, что не только понимает оннарскую речь, но и говорит на наречии, которое еще совсем недавно было для нее чужим.

Через три дня Иль прибыла в Опелейх. Ей не терпелось вновь пуститься в путь, поскорее добраться до Северного Оннара и до Низинного Края. Оставив поклажу в ближайшем трактире, она отправилась на главную площадь искать извозчика.

За время своего путешествия Иль воочию убедилась в том, что Уульме ей не солгал: и в Радаринках и в Рийнадрёке женщина, странствующая одна, не вызвала ни удивления, ни вопросов. В трактирах, на постоялых дворах, на рынках – кругом были женщины. Да и какие! Не забитые нордарки, боящиеяся поднять глаза, а боевитые и смелые северянки. Многие имели при себе оружие – не для защиты, а для устрашения.

– Чудеса! – восхищалась Иль, пораженная в самое сердце такой разницей.

Следуя за одетыми в дорожное платье людьми, Иль быстро добралась до Главной площади.

Площадь была забита: одни отчаянно торговались, другие – лишь глазели, третьи – степенно прогуливались меж рядов, ведя долгие беседы и не глядя на выложенные товары, а четвертыми были мальчишки, которые с громкими криками шныряли в толпе.

У больших столбов, вбитых в землю, стояли извозчики и выкрикивали названия городов и деревень, куда готовы были отвезти седоков.

– Рух! – кричал один. – Рух и тотчас же едем!

– Гарда! – перекрикивал его другой. – В Гарду для двух господ места!

– Васка! – грохотал третий.

Заметив Иль, прислушивающуюся к их речи, заголосили по-новому:

– Куда, госпожа? Мигом домчим!

– В Северный Оннар! – ответила Иль. – В Низинный Край.

– Извозчики в Стрелавицу дальше стоят, – ответили ей. – Наискось через площадь.

И продолжили зазывать путешественников.

Пройдя площадь, как ей и сказали, Иль оказалась на улице, где лавки сменялись мастерскими. Хотя над лавками и висели вывески с выбитыми над них надписями “Кожа и кошельки”, “Платки из шерсти и шелка”, “Ковры и подушки”, “Сбруя, седла и уздечки”, “Бусы, серьги, каменья”, торговцы для верности рисовали на них свой товар, чтобы даже тот покупатель, что не был обучен грамоте, не прошел мимо них.

Вывеска, на которой румяный стеклодув раздувал меха, привлекла внимание Иль, и она, чуть помедлив, вошла внутрь.

Стеклянные бутыли, чаши и тарелки стояли на полках. На столах были разложены бусы, напястья и кольца, фигурки животных и птиц стояли отдельно – так, чтобы их было не достать и не попортить простому зеваке. А в глубине лавки сидел старик и что-то записывал в толстую книгу. Увидев Иль, он встал.

– Госпожа найдет здесь лучшие стеклянные изделия во всем Южном Оннаре!

Хотя Иль и не собиралась ничего покупать, но, услышав такую высокую оценку разложенным безделкам, решила поглядеть не некоторые изделия поближе.

– Вон ту собачку, – указала она на стоящую на отдельной полке фигурку.

Старик достал собачку и протянул на вытянутой ладони. Иль осторожно взяла ее и стала рассматривать. Фигурка была неплоха, но не так хороша, как те, которые делал в своей мастерской Уульме.

Старик, заметив ее разочарование, усмехнулся.

– Лучшие в Южном Оннаре, – повторил он, – но не во всем мире.

– Я вижу, – вырвалось у Иль. – Мой муж плавил стекло и делал изделия куда как лучше!

– Вот как? – удивился старик. – И где же живет такой чудо-мастер?

– В Нордаре, – ответила Иль. – В Даиркарде.

– Мастер Уульме?

Иль так и села. Вот уж не думала она, что слава о ее муже пойдет так далеко. На другом конце света знали его имя!

– Уульме.

– Наслышаны. Мастер Уульме, способный оживлять стекло, – коротко пояснил старик.

Иль загордилась.

– Где же он сейчас? Неужто пожаловал на ярмарку со своим товаром?

– Нет, – опомнилась Иль. – Он не приехал. Он остался в Нордаре.

И покраснела.

– Значит, в Нордаре. А я бы не прочь с ним повидаться. Чай, не чужие друг другу люди. Это у меня Уульме научился плавить стекло.

И снова Иль так и ахнула. Неужто она случайно попала туда, где ее муж служил подмастерьем?

– Уульме должен был обо мне рассказать, – добавил старик.

Иль наморщила лоб, пытаясь вспомнить мудреное имя.

– Дарамат? – неуверенно произнесла она.

– Это мастер, – сердито сверкнул глазами Забен. – Учитель.

Он позвонил в колокольчик, и в лавку вошел Оглобля.

– Принеси чаю, – приказал Забен. – И сахару наколи. И поживей, бездельник!

Имя, которое назвал Забен, тоже показалось ей смутно знакомым, но поручиться за то она не могла.

– Садись, – пригласил Забен, указывая на стоящий в углу стул. – Расскажи про Уульме.

За дверью, ведущей во внутренний двор, раздался шум и Оглобля, ойкая и отбрыкиваясь, ввалился в лавку. За ним вошел большой серый волк.

– Забен! – жалобно захныкал Оглобля. – Прогони его прочь! Совсем работать не дает – за лодыжки так и норовит тяпнуть! Штаны в двух местах прокусил!

Уульме фыркнул. Увидев, как разгильдяй Оглобля спустя рукава исполняет приказы Забена, он решил проучить нерадивого работника и слегка прихватил того зубами за ногу.

– А ты и не торопился! – одернул его Забен. – Вечность где-то околачивался.

Войдя в лавку, Уульме почуял знакомый запах, но не сразу понял, какой. Лишь оглядевшись по сторонам, он увидел скучающую Иль и чуть не подскочил от неожиданности.

"Видно, мерещится." – сам себя успокоил Уульме. Иль, которую он оставил в далеком Даиркарде, никак не могла оказаться здесь, в Опелейхе. Но если глазам своим он не верил, то вот чутью поверить пришлось – запахи его никогда не обманывали.

Уульме обошел Иль кругом, чутко принюхиваясь, а потом сел и требовательно посмотрел на Забена, ожидая разъяснений такому чуду.

– Значит, ты из Даиркарда? – возобновил прерванную беседу старик.

– Да, – кивнула Иль.

– Жена мастера Уульме?

Иль помедлила, но тоже кивнула.

“Ох, плут! – подумал Уульме, поглядев на Забена, который разливал чай по чашкам. – На живца взял!”

Но обиды на старика он не держал. Наоборот, когда первое потрясение прошло, Уульме даже обрадовался и, осмелев, сунул голову Иль под руку.

– Как его зовут? – спросила девушка, наклоняясь к волку и гладя его большую голову.

– Серый, – отозвался Забен. – По масти величаю.

– Умный пес! Верный пес! – приговаривала Иль, водя пальцами по густой шерсти.

– Это волк!

– Ай! – взвизгнула Иль, которая никогда прежде не видела ни одного живого волка, но слышала, что были они зверями дикими и для людей опасными.

– Не бойся! Не укусит.

Уульме сердито засопел, глядя на Забена, который невозмутимо продолжал пить чай.

– Кстати! – спохватилась Иль. – Я должна найти извозчика!

– Куда?

– В Низинный Край. К родителям моего мужа, – просияла Иль. Совсем скоро ее путешествие через весь свет закончится.

У Уульме оборвалось сердце. Только этого еще не хватало! Узнай Зора о его смерти, она и сама сойдет в могилу. Нужно отговорить Иль ехать в Угомлик, но как?

– К Мелесгардовым? – уточнил Забен, шумно втягивая чай. – Хорошо. Они обрадуются, узнав, что сын их жив да здоров.

Улыбка сползла с лица Иль.

– Они его давно не видели, уже, поди, и не чают свидеться. А тут – ты. Вести им несешь добрые. Только вот опечалятся они, что сын их сам не приехал…

Иль отодвинула от себя чашку с чаем. О том, что едет она вовсе не обрадовать Мелесгардовых, Иль как-то не подумала.

"Ай, молодец!" – похвалил Уульме старика за находчивость, а Забен продолжил:

– Коль ты из Нордара в Северный Оннар добралась, то и они из Северного Оннара в Нордар попасть смогут – какая ж мать откажется сына проведать?

– Вы знаете, – нерешительно начала Иль. – Я…я передумала. Не нужно мне в Угомлик.

– Отчего ж? – удивился Забен.

Иль оглянулась кругом и, удостоверившись, что их никто не подслушивает, кроме навострившего уши волка, сказала:

– Потому что Уульме умер.

– Да-а-а-а… – протянул Забен. – С такими вестями я бы поостерегся ехать в Угомлик. Такими вестями и убить можно.

И Иль заплакала.

– Что же мне делать? – всхлипывала она. – Я не хочу возвращаться обратно в Нордар!

Уульме хотелось утешить Иль, успокоить, но все, что ему было по силам, так это сидеть и смотреть, как кера роняет слезы на дощатый пол.

– А знаешь! – будто бы осенило Забена. – Коли все так вышло, то оставайся здесь. Уульме был работящим, значит, и ты к работе привыкшая. Будешь мне помощницей. Силы у меня уже не те, чтобы в лавке торчать день-деньской, а какую дуру, что ни показать, ни рассказать не сможет, нанимать не хочу.

Иль отняла руки от мокрого лица.

– Правда? – с надеждой переспросила она.

– Эй, Серый! – обратился к Уульме Забен. – Сыщи мне Коромысло. Пусть сходит с Иль Уульмовой за вещами.

И если бы Иль не была такой взволнованной, то обязательно удивилась бы тому, что старик Забен знает ее имя.

– Что, Мелесгардов? – спросил Забен, когда Иль, сопровождаемая Коромыслом, покинула лавку. – Не ждал?