Текст книги "Копельвер. Часть I (СИ)"

Автор книги: Сергей Карабалаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 12. Деревянный горб

Цей стоял позади Иркуля и вместе с ним слушал доклад очередного соглядатая, посланного следить за Иль и Уульме.

– Оннарец нанял охранителя для керы. – тусклым голосом сообщил соглядатай, одетый в платье торговца.

– Разумно, – похвалил Уульме Иркуль.

Со стороны могло показаться, что Иркулю все равно, но Цей, знавший господаря даже лучше, чем самого себя, чувствовал, что гордый кет скрывает за личиной безразличия глухую тоску по преступной беглянке.

– Кера Иль сдружилась с женой торговца шелком, Шалаим. Вчера их видели в чайной лавке.

Иркуль поморщился. Его дурная сестрица, видать, совсем ополоумела – водить дружбу с простой торговкой!

– Что еще? – нетерпеливо спросил он.

– Больше ничего. Уульме ночует в мастерской, а кера Иль, коль мне дозволено так сказать, ничуть не округлилась в тех местах, где обычно округляются замужние женщины.

Иркуль сделал знак рукой и соглядатай покорно вышел из палаты.

– Что держит Иль подле оннарца? – будто бы про себя спросил кет, вставая с места. – Что не пускает назад? Скажи, Цей, разве я был плохим братом?

Цей поправил остро наточенный меч и ответил, не глядя государю в глаза:

– Лучшего и пожелать нельзя!

– Тогда почему она не возвращается? – процедил Иркуль, расхаживая взад и вперед по толстому ковру.

– Вы можете отправить за ней, – предложил Цей, всем сердцем желая унять боль господаря. – Я сей же миг разыщу ее и приведу во дворец!

– Такой ценой она мне не нужна, – отрезал Иркуль. – Она сбежала по доброй воле, по доброй воле должна и вернуться.

Иркуль долго молчал, глядя на позолоченный потолок, а потом добавил:

– Я любил Иль, любил, как мог. И даже сейчас я не причиню ей вреда.

– Она вернется, государь, – пообещал Цей, преклоняя пред гордым правителем Нордара колено. – Я клянусь в этом.

В тот миг он больше жизни ненавидел Иль, которая заставила страдать горделивого кета.

В натопленной лавке было так жарко, что платок, которым дородный Архен вытирал пот со лба и заплывшей шеи, промок насквозь. Он только что закрыл лавку и теперь сидел, вытянув ноги и развязав пояс халата, и пил остывший чай. Торговля в последнее время шла ни шатко ни валко, и всему виной была языкастая своенравная Иль, которая прилюдно назвала его золотые украшения побрякушками. Другие нордарки, во всем бравшие с Иль пример, тоже перестали даже заходить в его лавку, предпочитая покупать стеклянные бусы и ожерелья у пришлого мастера Уульме, которого кера называла мужем, но который, как Архен знал от Беркаим, Иль даже и пальцем не тронул.

Архен злился на Иль, но не за то, что она отвадила от него почти всех покупателей, а за то, что юная прелестница даже не глядела в его сторону. Он не понимал такого равнодушия, ибо знал, что среди нордарцев он считался мужчиной видным, пусть и не таким красивым как Уульме, да и денежки у него водились.

– Чем я ей не по нраву? – всякий раз вопрошал он, когда Иль проходила мимо, пожалев для него даже мимолетной улыбки.

Злился он и на Уульме, который так несправедливо заполучил себе прекраснейшую из нордарок за так. Слишком много чести выпало безродному чужаку! Даже старая ведьма Беркаим и то отказалась ему подсобить и поговорить о нем с Иль!

Архен плеснул себе еще чая и уже приготовился начать считать дневную выручку, как в лавку постучали.

– Приказ государя! – раздался снаружи приглушенный голос.

Торговец подскочил на месте, испуганный такими нежданными гостями и поспешил отпереть засов. Цей, как и давеча, одетый в простое платье, а не в блестящие латы, скользнул в лавку.

– Кет Иркуль послал меня к тебе, – сказал Цей, когда Архен, дрожа от страха, снова запер дверь.

– Кет желает, чтобы я служил ему? – выдавил торговец, не веря своим ушам.

– Я слыхал, что ты влюбился в его сестру, керу Иль.

Архен, поняв, чем грозит ему такое обвинение, замотал головой:

– Я и помыслить о таком не осмелюсь! Я и глядеть на нее не глядел!

Торговец снова вспотел, но не от жары, а от страха перед Цеем, который, не мигая, глядел на него.

– Наш доблестный и справедливый кет Иркуль дозволяет своим подданным любить того, кто полюбится. – прервал его причитания телохранитель. – На тебе нет вины.

Архен выдохнул и грузно рухнул на мягкие подушки.

– А вот на Уульме есть. Нордарец может любить нордарку, ибо так заведено самими богами, такая любовь истинная и правильная, а вот может ли оннарец делать это?

Архен замотал головой.

– У одной жены не может быть двух мужей, поэтому коли ты хочешь, чтобы Иль досталась тебе, ты должен помочь мне избавиться от Уульме.

– Убить Уульме? – воскликнул Архен, напуганный таким предложением гораздо сильнее, чем всем остальным. – Я в темницу не хочу!

– Убивать и не нужно! Только разозлить. Заставить схватиться за оружие. С тобой пойдут свидетели, которые пред очами Иркуля подтвердят, что пришлак Уульме напал на мирного нордарца. По закону его ждет казнь, а ты будешь здесь совсем не причем.

Даже такой расклад не показался Архену безопасным и выгодным.

– Как я нападу на него? Он ведь здоровее меня. Да и рука, говорят, у него тяжелая. Одного удара хватит, чтобы повалить меня наземь.

Телохранителю захотелось задушить нерешительного торговца голыми руками, так жалко тот трясся за свою никчемную жизнь. Сам Цей не ведал страха и, если б не запрет государя, то он, не раздумывая бы ни мгновенья, вступил в схватку с десятком таких Уульме. Но ему пришлось сдержаться.

– Иди к нему вечером, чтобы без лишнего шума. Толкни ненароком. Оскорби его народ. Или опрокинь стеклянные бутылки. Стоит Уульме тронуть тебя даже пальцем, в лавку ворвутся стражники, повяжут его по рукам и ногам и отправят в темницу. А ты получишь Иль и награду из рук государя. А иначе, – Цей положил ладонь на внушительную рукоять своего меча, – я доложу кету, что ты отказываешься служить ему, как тебе велено законом.

– Нет! – застонал Архен. – Я сделаю все, что прикажет мой государь!

– Тогда жди от меня вестей. – усмехнулся Цей, глядя на сверху вниз на до смерти перепуганного торговца.

Спустя луну после того, как всем стало известно о свадьбе, Вида пригласил Бьираллу в гости. Два дня он ходил и покрикивал на слуг, которые чистили, мыли и скребли Угомлик.

– Все должно блестеть! – грохотал он. – Все должно сверкать!

Арма ходила за ним, ворча и хмурясь:

– Будто и так не блестит, – бормотала она.

– Бьираллу все должно здесь радовать! – отвечал ей Вида, восторженно улыбаясь своим мыслям.

Зора старалась не покидать Круглой залы, делая вид, что чрезвычайно занята предсвадебными хлопотами. Она просила богов образумить ее сына, но все было тщетно – словно околдованный ходил Вида по Угомлику, мечтательно вздыхая и охая.

– Едва весны дождусь, – как-то сказал он.

– Пусть подольше она не приходит, – пробормотала Зора.

Когда в Угомлик прибыла Бьиралла на санях, запряженных четверкой резвых рысаков, счастью Виды не было предела. Взяв ее за руку, он гордо повел в замок, попутно рассказывая о всяких глупостях.

– Тут все тебе рады! – выдохнул он.

– Скоро я стану здесь хозяйкой, – сладко ответила ему Бьиралла, и сердце ее жениха замерло от восторга.

– Я считаю дни, – заверил он ее.

– Проходи, Бьиралла, – поприветствовал ее Мелесгард, – долго же мы с твоим отцом ждали этого дня!

Бьиралла благосклонно улыбалась всем вокруг.

– Пожалуйте за стол, – сердито пробурчала Арма, которая не считала нужным скрывать свое отношение к этой свадьбе.

Бьиралла сделала вид, что не заметила ни недовольного взгляда Армы, ни тревожных глаз Зоры, ни заплаканного лица Ойки, и, мило щебеча, заняла свое место за столом.

– Отец мой пообещал устроить такую свадьбу, – заливисто щебетала Бьиралла, светясь от счастья, – какой еще не было во всем Низинном Крае. Приедут Персты всех округов. Да что там Персты! Сам господарь Северного Оннара пожалует. Свадебный пир будет длиться три дня и три ночи. Уже начался подвоз вина и мёда для торжества.

Ойка громко всхлипнула и уставилась в тарелку.

– Наша свадьба будет поистине великой, – согласился Вида.

– Мы породнимся с Перстом, – благодушно добавил Мелесгард и осушил свой кубок. – Я со своей стороны тоже не сижу сложа руки – чай, женю родного сына.

Бьиралла переливчато засмеялась. Ей нравилось обсуждать с родными Виды их скорую свадьбу.

– Лишь луна осталась, и я назову тебя своей женой, – мечтательно протянул Вида, улыбаясь и оглядывая своих родителей. – Совсем чуть. Правда, перед свадьбой придется мне сходить в обход в лес. Но то и не страшно. Обернусь за два дня.

Бьиралла надула алые губки.

– Эти обходы вовсе не для перстова зятя, – притопнула она каблучком. – Ты теперь не обходчий, Вида, а мой жених!

Вида лишь влюблено кивнул. Он не слышал ничего из ее слов, а просто любовался красотой своей невесты.

– А как одно мешает другому? – вдруг выдавила из себя Ойка, и Трикке, что сидел по левую руку от нее, подпрыгнул от неожиданности.

Вида при звуках ее сиплого голоса словно очнулся от чар Бьираллы.

– Что ты говоришь, дитя? – покровительственно спросила Бьиралла, пожимая плечами.

Зора улыбнулась и ответила вместо Ойки, которая сразу смолкла и вновь опустила глаза:

– Что же будет делать Вида, когда женится на тебе, если ты хочешь запретить ему уходить в лес на обход? Или, став тебе мужем, он перестанет быть мужчиной?

Бьиралла лишь улыбнулась, ослепляя Зору своей красотой.

– Сейчас это совсем и неважно, – вставил Вида, удивляясь тому, что с его невестой спорят. – Я люблю обходы, но не люблю говорить о них так много да за таким обильным столом.

– Это верно, – поддержал сына Мелесгард. – Есть темы и веселее.

– Отцу прислали парчовые занавеси из столицы, – сказала Бьиралла, не желая спорить с Зорой. – Редкой красоты. А еще мои швеи, не смыкая глаз, обшивают моё платье кружевом, бисером и жемчугом.

– Видино все готово, – сказал Трикке, желая показаться Бьиралле находчивым и умным. – Все стоит да ждет.

Бьиралла склонила чудесную голову набок и умильно вздохнула.

– Знатная будет свадьба, тут и говорить не о чем. Мы с Перстом чуть не с рожденья не расстаемся. Куда он, туда и я, Куда я – и, глядь! – он за мной. Мы с ним словно братья друг другу да друзья, каких не рассоришь вовек. – сказал Мелесгард.

Блюда пустели, вино наливалось и тотчас же выпивалось, а ложки весело стучали по тарелкам.

Свадьба совсем скоро, с ужасом думала Зора, прося богов уберечь ее сына. Она знала, что Вида будет несчастен с Бьираллой, такой красивой и такой холодной. Материнское сердце не лжет, повторяла она себе. Бьиралле пришелся по нраву ее сын, но любви в ней он не зажег.

Ойка же, не таясь, роняла слезы в тарелку, но и Вида, и Трикке были так пленены Бьираллой, что не замечали этого.

– Что ж, – заключил Мелесгард, поднимаясь со своего места. – Время уже позднее.

Зора поднялась за ним и, взяв Бьираллу под руку, повела ее в опочивальню, нарочно приготовленную для дорогой гостьи.

– До утра, Бьиралла! – сказал Вида и поцеловал ее в лоб.

– До утра, Вида! – изящно поклонилась его невеста и последовала за Зорой.

– Ты не ошибся с невестой, – похвалил сына Мелесгард.

Вида в тот миг был так счастлив, что почувствовал, как за спиной его выросли крылья, а тело стало таким легким, что он мог взлететь.

– Опорожню бочонок того винца из погреба! – пообещал отец сыну. – Сам выпью за здравие твое и счастье.

– Благодарю, отец. – сказал он и тоже поднялся в свою опочивальню.

Он долго не мог заснуть, ворочаясь под толстым одеялом и в красках представляя себе день, когда он станет Бьиралле законным мужем.

– Милая Бьиралла! – сладко подумал Вида, закрывая глаза.

И едва он провалился в сон, как увидел вокруг себя тьму людей с замотанными кровавыми платками лицами.

– Вида! Вида! – неслось к нему со всех сторон. – Спаси нас, Вида!

И даже во сне он понимал, что что-то страшное грозит всем этим людям, что сама смерть расправила над ними свои крылья и что лишь он один может им помочь.

– Вида! – уже кричали просители. – Заслони нас от бед. Заступись за нас!

Вида проснулся, в ужасе подскочив на постели.

– Это только сон, – прошептал он и начал одеваться.

Но едва он вновь увидел Бьираллу, так сразу же позабыл о терзавших его давеча ужасах.

– Я хочу прокатиться на санях, Вида, – требовательно сказала Бьиралла и топнула каблучком.

– Я распоряжусь запрячь лошадей! – сразу же согласился со своей возлюбленной Вида.

– Мы можем взять и твоего брата и названную сестру, – предложила Бьиралла. И здесь Вида не стал с ней спорить.

Бьиралла не могла не заметить, как смотрела на Виду бедная Ойка, и решила проучить маленькую уродицу, вздумавшую влюбиться в ее жениха.

Когда Ойка и Трикке спустились вниз, Бьиралла уже сидела в санях.

– Быстрее! – поторопил их Вида. Он с ужасом думал о том, что его невеста, ожидая их, может замерзнуть и устать.

Он помог сесть Ойке и залез в сани сам.

– Поехали! – приказал он кучеру и они покатили по заснеженному холму вниз.

– Поцелуй меня, Вида! – вдруг попросила Бьиралла, украдкой посмотрев на Ойку.

Вида, не помня себя от счастья, впился своими губами в сладкие губы своей невесты. Ойка, едва сдерживая слезы, отвернулась от счастливых нареченных.

Добившись своего, Бьиралла быстро заскучала и приказала Виде вести ее в Аильгорд.

– Но как же обед! – воскликнул Вида, для которого даже мысль о том, чтобы расстаться с невестой, была подобна смерти. – Отец с матерью ждут нас.

– Я устала, Вида, – холодно ответила ему Бьиралла. – И хочу домой.

Вздохнув, юноша согласился.

– Мы только заедем в Угомлик, – сказал он. – Оставим там Трикке с Ойкой. А потом я домчу тебя до Аильгорда! Сам буду править лошадьми!

Бьиралла надула алый рот. Почему ее жених не догадался высадить Ойку в сугроб и дать ей самой добраться до замка? Угомлик был недалеко, его вершины виднелись над черной кроной леса, так что к обеду бы Ойка точно доковыляла.

– Я хочу домой сей же миг! – топнула Бьиралла ногой.

И Вида повиновался ей.

– Вези нас в Аильгорд. – приказал он вознице. – И скорей!

Всю дорогу Бьиралла холодно глядела то на своего жениха, то на его брата, который все пытался завести с ней разговор, то на бледную Ойку, сидевшую в санях, словно истукан.

Уже на подъезде к Аильгорду она чуть оттаяла и одарила Виду улыбкой.

– Славно покатались! – сказала она на прощанье и подставила щеку для поцелуя.

– Я люблю тебя, Бьиралла! – выпалил Вида, прижимая ее к своей груди. – Ни дня без тебя не проживу!

Бьиралла, засмеявшись, скрылась в замке, даже не взглянув на сидевших в санях Ойку и Трикке.

– Я счастлив! – выдохнул Вида, когда возница поворотил обратно в Угомлик. – И как я раньше жил без нее?

За год жизни с пришлым оннарцем Иль наловчилась понимать его язык. Она часто расспрашивала его, что было раньше, охая и ахая каждый раз, когда Уульме рассказывал о том, что пришлось ему пережить. Больше всего ей нравилась та часть, в которой совсем еще юный Уульме попал в мастерскую стеклодува, и она раз за разом просила повторить историю его знакомства с Забеном:

Уульме был уверен, что его убьют. И за куда меньшие провинности государи всех стран и народов любили рубить головы своим подданным. А он же – чужак, да еще и посягнул на жизнь владыки! Изруби телохранители его на куски, никто бы и слова им не сказал. Но его почему-то не тронули.

Очнулся он на каменном полу, голый и безоружный. Дышать было больно, а на груди, как он сумел разглядеть, был огромный синяк. Спину тоже немилосердно драло – при каждом вздохе из едва затянувшейся раны начинала сочиться кровь.

Поглядев по сторонам, Уульме понял, что находится в темнице. Из крохотного оконца под самым потолком едва пробивался свет, однако его хватило, чтобы увидеть в углу щербатую миску с водой и большое ведро для справления нужды.

Уульме выпил воду и лег на бок, поджав под себя ноги и стараясь не тревожить спину. Только когда свет совсем погас, до него донеслись незнакомые голоса:

– Этот малец может рассказать нам, куда направился Сталливан. Так что не спускайте с него глаз, но пока убивать обождите – слишком уж слаб. Того и гляди, кончится раньше срока.

Дверь в его тюрьму отворилась, и туда, держа перед собой факелы, вошли трое стражников.

– Ты смотри! – удивился один из них, поддевая Уульме носком сапога. – Не сдох еще.

Уульме огрызнулся.

– Надо бы с него спесь сбить, – предложил второй и со всей силы пнул его в живот.

– Оставь! – подал голос третий. – Господарь ясно сказал, что бить нельзя. Пока не расскажет, где Сталливан.

Он сбросил на каменный пол мешок и ногой толкнул его к Уульме.

– Срам прикрой, – бросил он.

Потолкавшись еще немного, все трое вышли вон, оставив Уульме одного. Снова оказавшись в кромешной тьме, он наощупь развязал тесемки мешка и вытащил рубаху и штаны. Оделся. Выпил остатки воды и снова лег, стараясь не думать о терзавшей его боли.

Крепкое здоровье позволило ему быстро поправиться – раны затягивались на нем, как на собаке. Тюремщики его и вправду не били, надеясь на сговорчивость юного пленника. Однако Уульме было нелегко подкупить – всякий раз, когда его спрашивали о Сталливане, он либо притворялся глухим, либо говорил, что и сам не знает. Даже несколько дней голода и жажды не смогли развязать ему язык. Стражники считали, что он издевается над ними, не желая выдавать заговорщика и преступника Сталливана.

Такой упрямый пленник был не нужен, и начальник стражи, тот самый, который дал Уульме одежду, вдруг решил, что казна понесла убытки и чтобы хоть как-то возместить господарю его потери, несговорчивого мальчишку нужно продать в рабство, а вырученные денежки вернуть туда, откуда их взяли.

– Быть может, плеть надсмотрщика выбьет из него его спесь, – предположил он.

Уульме было все равно. Он был совсем не рад, что остался жив, ибо в тот день он был готов к смерти. Он ждал ее. Ждал встречи с Лусмидуром! И вот теперь у него отняли эту встречу, заставив жить и мучиться дальше. Одно его утешало – Сталливана не поймали, а значит, что хоть тут его жертва не была напрасной.

– Малец, видать, не слыхал о Койсойских торгах, – посмеивались промеж собой его стражники. – Уже через день он будет пить свою собственную кровь!

Любой другой пленник, едва услышав о том, что его хотят продать в рабство в Койсое, запросился бы на рудники, каменоломни, на отвалы, тотчас бы рассказал все, что знал, и вспомнил бы все, что уже успел позабыть. Только не Уульме. Он ничего не знал и не слышал о Койсое – страшном городе рабов и тех, кто ими владеет, но был уверен, что умрет всяко раньше, чем его туда привезут.

Но в тот день, когда его и впрямь должны были отправить вместе с другими несчастными в Койсой, в темницу пришел человек и сказал, что желает забрать юношу. Это был невысокий, но и не низкий человек, с гладким безбородым лицом и густыми короткими волосами. Все в городе видели его и не по разу, но никто не мог сказать ни его имени, ни чем он занимается.

– Я заплачу ровно столько, сколько вы получили бы за него на торгах в Койсое, но избавлю вас от надобности увозить его из Опелейха.

Он не стал торговаться и высыпал на стол пригоршню монет.

– Зачем он тебе? – спросил начальник.

Покупатель прищурился:

– Имен своих заказчиков я выдавать не вправе.

– Ну, раз он тебе и впрямь так нужен, забирай.

И он приказал вывести Уульме. Юноша даже не поглядел в сторону чудного спасителя, словно и не видел его.

– Меня зовут Мавиор, – представился покупатель, подходя к Уульме.

Но тот лишь отвернулся.

– Этот малец словно необученный волчонок, – злорадно сказал начальник, потирая руки.

– Мой господин приручал и не таких, – отрезал Мавиор и толкнул Уульме в спину. Для надежности руки юноши были туго связаны за спиной, а на ногах висели колодки.

Вместе они покинули городскую темницу и пошли по широким, но кривым улочкам Опелейха. На Уульме все глядели так, будто Мавиор вел на привязи медведя, перешептываясь и показывая на него пальцами.

В любой другой день он бы сгорел со стыда от одной мысли, что его ведут на веревке, словно барана, а толпа пялится на него и шепчется. Но сейчас ему было все равно.

– Мы пришли, – сказал Мавиор, когда они подошли к совсем крошечной лавке, и втолкнул Уульме вовнутрь. В лавке никого не было, а сама она была освещена так скудно, что юноша даже не сразу разглядел, какой товар был разложен и расставлен на полках и поставцах. И только потом, когда глаза его привыкли к полутьме, он увидел не только стеклянные фигурки и бусы, но и человека, одетого в цветастые одежды, какие обычно носили нордарцы. Тот сидел, обложившись подушками и поставив ноги на низкую скамейку.

– Приветствую тебя, Забен, – обратился к нему Мавиор, не кланяясь и не понижая голоса.

Тот кивнул.

– Вот тот мальчишка, о котором ты спрашивал.

Тот, к кому обращался Мавиор, сощурил подслеповатые глаза и повернулся к Уульме:

– Я о тебе наслышан. Значит, дрался со стражниками?

Уульме молчал.

– Экий непокорный малец, – про себя пробормотал Мавиор. Он не понимал, почему из всех тех, кто по доброй воле и с радостью бы пошел на службу к Забену, старик выбрал этого злобного волчонка. По его, Уульме нужно было продать на каменоломни, где его быстро приохотили бы к труду, а вот дурь и злобу выбили бы плетьми.

Забен, кряхтя и охая, сполз со своих подушек и сам подошел к Уульме.

– И как приходилось тебе у Сталливана? Твой хозяин обижал тебя? – спросил он, пытаясь заглянуть в глаза юноше.

Уульме обуял гнев. Глаза его налились кровью, а руки по привычке сжались в кулаки.

– Сталливан не был мне хозяином! – воскликнул он, багровея от злости. – Он был мне другом, и я клянусь, что убью всякого, кто скажет о нем дурное слово!

Забен расхохотался, дергая большим носом и тряся седыми жесткими волосами.

– Другом, говоришь? – отсмеявшись, спросил он. – У Сталливана сызмальства не было друзей. Только слуги.

– Я не был слугой! – снова пылко отозвался Уульме. Он сам не понимал, почему так покорно отвечает на все вопросы этого странного старика. Будто его дергали за нитки, и рот его послушно открывался, а слова сами складывались в ответы. – Я – Уульме, сын…

И юноша осекся.

– Чей же ты сын? – спросил Забен.

– Благородного отца, – презрительно докончил Уульме. – И я не был слугой Сталливану.

– Запомни, отрок, Сталливан пользовал людей не за деньги, а за страх аль благодарность. Вот тебе и показалось, что одарил он тебя своеей дружбой. Никак нет, ты прислуживал ему и сам о том не ведал. Ведь ты дрался за него с этими олухами-городскими стражниками, коли Мавиор не врет.

– Я дрался бы так за любого, кого считал бы другом, – сказал Уульме.

– За любого? Это похвально. А что же сам Сталливан не дрался сам за себя? Или он струсил? Или, может быть, решил не марать своих белых рук, а оставить это тебе? И ведь кто ты? Откуда ты взялся? Да кому ты и нужен? Где твои отец с матерью, которые бы искали тебя да защитили от всякого, кто решит учинить тебе вред? – он выжидательно посмотрел на Уульме, надеясь, что тот опровергнет его слова, но юноша молчал. Тогда Забен закончил, дергая носом:

– Вот то-то и оно, что лишь ради выгоды был он с тобой ласков и добр.

Уульме глядел на него с истовой яростью, не желая опускать глаз.

– Сталливан был мне другом, и я убью всякого, кто решится опорочить его имя! – повторил он, зло проговаривая слова.

Забен прошелся по лавке и со скрипом опустился на свои подушки:

– Я предлагаю тебе сделку, сынок, – сказал он, разглядывая юношу. – Ты останешься у меня работать и поклянешься делать это на совесть, а я, в свою очередь, пообещаю тебе, что твои родители никогда о тебе ничего не узнают.

– Они далеко, – фыркнул Уульме. – Да и имени тебе я своего не скажу.

– Это уж как посмотреть, – ухмыльнулся Забен. – Далеко ли, близко ли, а до Северного Оннара дорога еще не заросла.

Уульме чуть не рассмеялся. Этот старик брал его на испуг, хотя ничегошеньки о нем не знал.

– А что ты еще про меня скажешь? – с вызовом спросил он. – То, что я с севера, и так ясно, мы, северяне, всяко отличаемся от этих недомерков-южан!

Забен покосился на Мавиора и продолжил, глядя в потолок:

– А низинцы тоже отличаются?

Уульме вдруг стало не до смеха – конечно, странный старик мог с первого раза угадать, откуда он родом, но почему он назвал Низинный Край? Разве мало было в Северном Оннаре окрестов?

Забен прочитал смятение на лице юноши.

– Что еще ты хочешь услышать от меня, Уульме, сын Мелес…?

– Хватит! – перебил его Уульме, холодея от страха.

Никто здесь, кроме Сталливана, не знал имени его отца, а Сталливан бы ни за что не выдал бы его тайну. Как же старик узнал о нем? А что, если он и впрямь напишет его отцу в Угомлик? От одной мысли, что Мелесгард приедет за ним в Опелейх, Уульме делалось плохо. Он не выдержит этой встречи. Он умрет от стыда.

– Я согласен, – сказал Уульме после недолгого молчания. – Я остаюсь у тебя по доброй воле и клянусь делать то, что мне прикажешь. Держать меня цепями и веревками не нужно – я даю тебе слово. И я его не нарушу.

– Развяжи его, – приказал Забен. – Поглядим.

И Мавиор стал распутывать узлы. Освободившись от пут, Уульме лишь повел плечами, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, да начал разминать руки.

– Ступай, – услышал новый приказ Мавиор.

Когда они остались одни, Уульме осмелился спросить своего нового господина:

– Как ты узнал про меня? Кто тебе сказал?

– Я прочел это у тебя в голове, – ответил Забен. – Мне соглядатаи не нужны.

Услышав знакомый ответ, Уульме вздрогнул и уставился на Забена.

– Верно думаешь, – согласился старик. – Я его брат.