Текст книги "Метаморфозы (СИ)"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

С помощью этой лжи Барбар был обманут, больше того - утешен и снова полон доверия. Удалившись восвояси, он дома подозвал Мирмекса и, отдав ему сандалии, сказал, что прощает его и что украденную вещь надо вернуть владельцу.

Старушонка продолжала ещё болтать, как женщина её прервала:

- Счастье - той, у кого - такой крепкий и бесстрашный приятель, а мне, несчастной, на долю достался дружок, что всего боится, жёрнов ли зашумит, осёл ли этот морду покажет.

Старуха на это сказала:

- Уж доставлю я тебе такого любовника, надёжного, да отважного, да неутомимого! - И выходит из комнаты, сговорившись, что к вечеру придёт.

А супруга принялась готовить ужин, дорогие вина процеживать, свежими соусами колбасы приправлять. Наконец, уставив стол, начала ждать прихода любовника. Кстати, и муж отлучился из дома на ужин к соседу-сукновалу. Когда время приближалось к урочному сроку, я был, наконец, освобождён от лямки и получил возможность подкрепиться, но я радовался не столько освобождению от трудов, сколько тому, что теперь, без повязки, могу наблюдать за всеми проделками этой женщины. Солнце, уже погрузившись в океан, освещало подземные области мира, как является старуха с любовником, ещё не вышедшим почти из отроческого возраста. Его безбородое лицо было столь миловидно, что он бы мог ещё составить усладу любовникам. Женщина, встретив его поцелуями, пригласила сесть за накрытый стол.

Но не успел юноша пригубить первой чаши и узнать, какой вкус у вина, как пришёл муж. Тут супруга, послав мужу проклятия и пожелав ему ноги себе переломать, спрятала любовника под находившийся здесь деревянный чан, в котором очищали зерно. Затем, сделала спокойное лицо и спросила у мужа, почему и зачем он раньше времени ушёл с ужина от своего приятеля. Тот, не переставая вздыхать, сказал:

- Не мог я вынести преступления этой женщины и обратился в бегство! Боги! Какая почтенная матрона, какая верная, какая воздержанная - и каким срамом запятнала себя! Такая женщина!.. Нет, я даже теперь не верю своим глазам!

Заинтересовавшись словами мужа и желая узнать, в чём - дело, эта нахалка до тех пор не отставала, пока не добилась, чтобы ей рассказали историю с начала. Муж, уступая её желанию, так начал повесть о бедствиях чужой семьи:

- Жена моего приятеля, сукновала, женщина, как казалось до сих пор, безупречного целомудрия и, по общим отзывам, хранительница домашнего очага, предалась страсти с любовником. Свидания у них бывали постоянно, и даже в ту минуту, когда мы после бани явились к ужину, она с этим молодым человеком упражнялась в любострастии. Потревоженная нашим появлением, следуя первой пришедшей в голову мысли, она своего любовника сажает под корзину, сплетённую из прутьев, увешанную со всех сторон материей, которую отбеливал выходивший из-под корзины серный дым. Считая, что юноша спрятан надёжно, она села с нами за ужин. Меж тем молодой человек, нанюхавшись серы, запах которой окружал его, с трудом уже переводил дыхание и, по свойству этого вещества, принялся чихать.

Когда муж в первый раз услышал звук чихания, донёсшийся со стороны жены, из-за её спины, он подумал, что этот звук издала она, и сказал:

- Будь здорова! - но чихание повторилось и затем стало раздаваться всё чаще, пока такой насморк не показался ему подозрительным и он не стал догадываться, в чём - дело. Он оттолкнул стол, приподнял плетёнку и обнаружил мужчину, уже едва дышавшего. Воспламенившись негодованием, он потребовал меч, собираясь убить этого умирающего. Я насилу удержал его для предотвращения общей опасности от порыва, выставив на вид то обстоятельство, что его враг всё равно скоро погибнет от действия серы, не подвергая ни меня, ни его риску. Смягчившись в силу обстоятельств, он вынес полуживого любовника в переулок. Тут я стал убеждать и, наконец, убедил его жену на время удалиться и уйти из дома к знакомой женщине, чтобы остыл жар её мужа, так как не могло быть сомнения, что он, распалённый такой яростью, задумал зло себе и своей жене. Покинув с отвращением подобный дружеский ужин, я вернулся восвояси.

Слушая рассказ мельника, его жена, уже давно погрязшая в наглости и бесстыдстве, принялась ругать жену сукновала: и коварная-то - она, и бессовестная, поношение для всего женского пола! Забыв стыд и нарушив узы супружеского ложа, запятнала очаг своего мужа славой притона! Погубила достоинство законной жены, чтобы получить имя продажной твари!

- Таких женщин следует живьём сжигать! - прибавила она.

Но всё же муки совести не давали ей покоя, и, чтобы освободить из заточения своего соблазнителя, она несколько раз принималась уговаривать мужа пойти спать. Но тот, уйдя из гостей не поев и чувствуя голод, заявил ей, что он с охотой оказал бы честь ужину. Жена подала на стол, хоть и не охотно, так как кушанья были приготовлены для другого. Меня же возмущали и недавнее злодеяние, и теперешнее упорство этой женщины, и я ломал себе голову, как бы изловчиться и разоблачить обман, оказать помощь моему хозяину, и, опрокинув чан, выставить на всеобщее обозрение того, кто скрывался под ним.

На эти мои муки из-за хозяйской обиды Провидение, наконец, обратило внимание. Наступило урочное время, когда хромой старик, которому поручен был присмотр за всеми вьючными животными, повёл нас табуном на водопой к пруду. Это обстоятельство доставило мне случай к отмщению. Проходя мимо чана, я заметил, что концы пальцев у любовника высовываются из-под края. Шагнув в сторону, я наступил копытом на его пальцы и раздробил их. Издав от боли стон, он оттолкнул и сбросил с себя чан и, обнаружив себя, выдал козни женщины. Но мельник ласково, с доброжелательным выражением лица, обратился к дрожащему и бледному отроку:

- Не бойся, сынок, для себя зла с моей стороны. Я - не варвар и не такая уж деревенщина, чтобы изводить тебя, по примеру сукновала, дымом серы или обрушивать на голову такого мальчика кару закона о прелюбодеянии, нет, я произведу делёж с женой. Я прибегну не к разделу имущества, а к форме общего владения, чтобы без спора и препирательств, все втроём мы поместились в одной постели. Да я и всегда жил с женой в таком согласии, что у нас, как у благоразумных людей, вкусы постоянно сходились. Но справедливость не допускает, чтобы жена имела преимущества перед мужем.

С подобными шуточками он повёл отрока к ложу. Тот не охотно, но следовал за ним. Затем, заперев супругу, он лёг с молодым человеком и воспользовался наиболее приятным способом отмщения за попранные супружеские права. Но как только колесница солнца привела с собой рассвет, мельник позвал двух работников и, приказав им поднять отрока как можно выше, отстегал его розгой по ягодицам, приговаривая:

- Ах ты! Ещё мальчишка, нежный да молоденький, а любовников цвета своей юности лишаешь и за бабами бегаешь, да к тому же - за свободными гражданками, нарушая законы супружества и преждевременно стараясь присвоить себе звание прелюбодея.

Осрамив его такими речами, да и наказав побоями, он выбросил его за дверь. И этот образец бесстрашного любовника, выйдя из опасности невредимым, если не считать белоснежных ягодиц, пострадавших и ночью, и поутру, поспешил удалиться. Тем не менее, мельник сообщил своей жене о разводе и выгнал её из дома.

Она, раздосадованная обидой, принимается за старое и, прибегнув к женским козням, отыскивает старую ведьму, про которую шла молва, будто наговорами и чарами она может сделать, что - угодно. Осаждая её мольбами и осыпая подарками, она просит одного из двух: или чтобы муж, смягчившись, помирился с ней, или, если это - невозможно, причинить ему насильственную смерть, напустив на него выходца из преисподней или злого духа. Тогда эта колдунья сначала пускает в ход первые приёмы своей науки и старается смягчить дух оскорблённого мужа и направить его к любви. Но когда дело оборачивается не так, как она ожидала, она вознегодовала на богов и, не только рассчитывая на обещанную плату, но и в виде возмездия за пренебрежение к себе, замышляет уже гибель мужа и для этой цели насылает на него тень умершей насильственной смертью женщины.

Но, может быть, придирчивый читатель, ты прервёшь мой рассказ и возразишь:

- Откуда же, ослик, не выходя за пределы мельницы, ты мог проведать, что втайне, как ты утверждаешь, замышляли женщины?

Ну так послушай, каким образом, и под личиной животного оставаясь человеком, я узнал, чтo готовится на пагубу моему мельнику.

Почти в полдень на мельнице появилась женщина, полуприкрытая рубищем, с босыми ногами, изжелта-бледная, исхудалая, с лицом, почти закрытым распущенными, свисающими наперёд волосами, полуседыми, грязными от пепла, которым они были осыпаны. Её черты были искажены следами преступления и скорбью. Явившись в таком виде, она положила руку на плечо мельнику, увела его в спальню и, заперев дверь, осталась там долгое время. Между тем работники смололи всё зерно, что было у них под рукой, и, так как нужно было получить ещё, пошли к хозяйской комнате и стали его кликать, прося выдачи зерна. Не раз они его звали - хозяин ничего не ответил. Тогда принялись стучаться в двери - они заперты изнутри. Подозревая беду, они поднажали и, выломав дверь, проложили себе путь. Как ни искали, женщины там не оказалось, а на одной из балок висит хозяин с петлёй на шее, уже без дыхания. Они сняли его, вынув из петли, с плачем и рыданьями омыли тело и, исполнив погребальные обряды, в сопровождении толпы похоронили.

На следующий день прибыла его дочь из соседнего селения, куда она недавно была выдана замуж, вся в трауре, терзая распущенные волосы, от времени до времени ударяла себя кулаками в грудь. Ей было всё известно о домашнем несчастье, хоть никто её и не извещал. Но во время сна предстала ей тень её отца, всё ещё с петлёй на шее, и открыла все злодейства мачехи: рассказала и о прелюбодеянии, и о злых чарах, и о том, как, погубленный привидением, он низошёл в преисподнюю. Она рыдала и убивалась, пока домочадцы не уговорили её положить предел скорби. Исполнив у могилы на девятый день обряды, она пустила с молотка наследство: рабов, домашнюю утварь и вьючный скот. Таким-то образом случайность открытой продажи разбросала в разные стороны хозяйство. Меня купил огородник за пятьдесят нуммов. По его словам, для него это была большая сумма, но с моей помощью он надеялся добывать себе средства к жизни.

Ход рассказа, думается, требует, чтобы я сообщил, в чём состояли мои новые обязанности.

Каждое утро хозяин нагружал меня овощами и гнал в соседнее село, затем, оставив товар продавцам, садился мне на спину и возвращался в огород. Пока он, то копал, то поливал и гнул спину над остальной работой, я отдыхал и наслаждался покоем. Но вот, вместе с правильным течением светил, чередованием дней и месяцев, и год, свершая свой круг, после вином обильной, радостной осени склонялся к зимнему инею Козерога. Всё время дождь, по ночам росы, и, находясь под открытым небом в стойле без крыши, я мучился от холода, так как у моего хозяина не только для меня, для себя не было ни подстилки, ни покрышки, а обходился он защитой шалаша из веток. К тому же по утрам мне приходилось ногами месить холодную грязь, наступая на кусочки льда, да и свой желудок я не мог наполнять привычной ему пищей. И у меня, и у хозяина стол был один и тот же: старый и невкусный латук, что оставлен был на семена и из-за своего чрезмерного возраста стал похож на метлу, с горьким, грязным и гнилым соком.

Случилось однажды, что почтенный человек из соседнего селенья, застигнутый темнотой безлунной ночи и промокший от ливня, к тому же сбившийся с дороги, повернул усталую лошадь к нашему огороду. Будучи гостеприимно встречен и получив не слишком роскошный, но необходимый ему отдых, он пожелал отблагодарить хозяина, и обещал дать ему зерна, масла из своих угодий и даже два бочонка вина. Мой-то, не медля, забирает с собой мешок и пустые меха и, сев на меня без седла, пускается в путь за шестьдесят стадий. Проделав это расстояние, мы прибыли к указанному нам имению, где владелец приглашает моего хозяина к завтраку. Уже чаши переходили у них из рук в руки, как случилось чудо: по двору бегала курица, отбившись от остальных, и кудахтала, чтобы оповестить о том, что она сейчас снесёт яйцо. Посмотрев на неё, хозяин сказал:

- Верная ты - служанка, а какая плодовитая! Сколько времени уж ты каждодневными родами доставляешь нам продовольствие! И теперь, как видно, готовишь нам закусочку. Эй, малый, поставь в уголок корзинку для наседки.

Слуга исполнил приказание, но курица, пренебрёгши гнездом, у ног хозяина снесла цыплёнка с перьями, когтями, глазами, который уже умел пищать и принялся бегать за матерью.

Вслед за этим случается ещё большая диковинка, которая всех испугала: под столом, на котором стояли ещё остатки завтрака, разверзлась земля, и забила ключом кровь, так что брызги, летевших кверху, покрыли кровавыми пятнами стол. Когда все, остолбенев от ужаса, трепетали и дивились предзнаменованиям, прибежал кто-то из винного погреба и доложил, что всё вино, давно уже разлитое по бочкам, нагрелось, заклокотало и начало кипеть. Заметили также и ласочку, вышедшую на улицу, держащую в зубах издохшую уже змею. У сторожевой собаки изо рта выскочил лягушонок, а на собаку набросился стоявший поблизости баран и, вцепившись ей в глотку, задушил. Хозяина и его домашних повергли в замешательство столько знамений: что сначала делать, что потом? Кого из небожителей умилостивлять больше, кого меньше, чтобы отвратить их угрозы? Сколько жертв и какие надо приносить?

Пока все, скованные ужасом, находились в ожидании самого страшного несчастья, прибежал раб и доложил о бедствиях, обрушившихся на владельца имения.

Гордость его жизни составляли трое уже взрослых сыновей, получивших образование и украшенных скромностью. Эти юноши были связаны дружбой с бедным человеком, владельцем хижины. Эта хижина соприкасалась с владениями влиятельного и богатого молодого соседа, который, злоупотребляя древностью своего рода, имел множество сторонников и делал в городе всё, что хотел. К своему соседу он относился враждебно и разорял его усадьбу: мелкий скот избивал, быков угонял, травил хлеб, ещё не созревший. Когда же он лишил его всех достатков, то решил согнать бедняка с его участка и, затеяв тяжбу о межевании, потребовал всю землю себе. Крестьянин был человек скромный, но, видя, что алчность богача лишила его имущества, и, желая удержать за собой хотя бы место для могилы в родном поле, призвал многих из своих друзей в свидетели по этому делу о поземельных границах. В числе других пришли и эти три брата, чтобы хоть чем-нибудь помочь своему другу в его бедственном положении.

Но тот сумасброд не испугался и даже не смутился от присутствия стольких граждан и не то, что от намерений отказаться - языка своего обуздать не пожелал. Когда те изложили свои пожелания и ласковой речью старались смягчить его нрав, он, призывая всех богов, клялся своим спасением и жизнью дорогих ему людей и заявил, что ему дела нет до присутствия стольких посредников, а соседушку этого велит своим рабам взять за уши и вышвырнуть из его хижины, да подальше. Эти слова возмутили всех присутствующих. Тогда один из трёх братьев сказал, что напрасно тот, надеясь на свои богатства, угрожает с такой спесью, меж тем, как и бедняки от наглости богачей находят защиту в законах. Масло для пламени, сера для огня, бич для фурии - вот чем были для ярости этого человека подобные слова. Дойдя до крайней степени безумия, он закричал, что на виселицу пошлёт и всех собравшихся, и законы, и отдал приказание, чтобы спустили с цепи овчарок, питавшихся падалью, выбрасываемой на поля, даже нападавших иной раз на проходящих путников, и велел науськать их на собравшихся. Как только услышали псы улюлюканье пастухов, воспламенившись и разъярившись, впав в бешенство, с лаем кинулись на людей и, набросившись, терзали и рвали их на части, нанося раны, не щадя даже тех, кто искал спасения в бегстве, наоборот – тем яростнее их преследовали.

Тут, в гуще толпы, младший из трёх братьев, споткнувшись о камень и повредив себе пальцы ног, упал наземь, доставляя трапезу собакам: увидев лежащую перед ними добычу, они растерзали юношу. Когда остальные братья услышали его предсмертный вопль, они поспешили ему на помощь и, обернув левую руку полой плаща, пытались градом камней отбить брата у собак и разогнать их. Однако не удалось им ни смягчить ярость псов, ни отогнать их, и юноша, воскликнув напоследок, чтобы они отомстили этому злодею за смерть своего младшего брата, умер. Оставшиеся в живых братья бросились на богача и принялись осыпать его камнями. Но этот разбойник, и раньше совершавший немало подобных преступлений, ударив одного копьём в середину груди, пронзил его насквозь. Однако поражённый и испустивший Дух юноша не упал на землю, так как копьё, пронзив его и почти всё, выйдя из спины, впилось в землю и, зашатавшись, поддерживало тело в воздухе. Раб пришёл убийце на помощь и, размахнувшись, запустил в третьего юношу камнем, целясь в правую руку, но не рассчитал силы броска, и камень задел край пальцев и упал, не причинив вреда.

Но этот случай даровал молодому человеку надежду на мщение. Сделав вид, будто рука у него повреждена, он так обратился к тому юноше:

- Наслаждайся гибелью нашего семейства, насыщай свою жестокость кровью трёх братьев, покрывайся славой, убив стольких своих сограждан, - всё равно увидишь, что, сколько бы ни отбирал ты имений у бедняков, до каких бы пределов ни расширял своих владений, какой-нибудь сосед у тебя найдётся. О, если бы эта рука не выбыла из строя, уж она снесла бы тебе голову!

Разбойник, выведенный из себя этими словами, схватив меч, набросился на юношу, но попал на противника не слабее себя. Молодой человек оказал сопротивление, которого тот не мог предвидеть: стиснув его правую руку и с силой взмахивая его мечом, он быстрыми и частыми ударами заставил богача расстаться с жизнью, а сам, чтобы не попасться в руки подоспевшим уже слугам, перерезал себе горло ещё обагрённым вражеской кровью лезвием.

Вот что предзнаменовали чудеса, вот что объявлено было хозяину. Но старец, на которого обрушилось столько бедствий, не произнёс ни слова, не пролил даже слезы: схватив нож, которым разрезал для своих сотрапезников сыр и прочие кушанья за завтраком, он нанёс множество ран себе в шею, пока, упав ничком на стол, не смыл обагрявшие стол зловещие пятна потоком крови.

Расстроенный гибелью целого дома в одну минуту и вздыхая о своей неудаче, огородник, отблагодарив за завтрак слезами и всплёскивая руками, сел на меня и пустился в обратный путь по той же дороге, по которой мы прибыли. Но возвращение не обошлось без неприятностей. Нам встретился верзила, судя по платью и по внешности - солдат-легионер, и спросил:

- Куда ведёшь осла без поклажи?

А мой-то, ещё от горя не успокоившись, да и латинского языка не понимая, едет дальше, ничего не ответив. Тогда солдат, приняв его молчание за оскорбление и не сдержав солдатского нахальства, стукнул хозяина жезлом из лозы, что был у него в руках, и согнал с моей спины. Огородник оправдывался тем, что по незнанию языка не может понять, о чём тот говорит. Тогда солдат по-гречески повторил:

- Куда ведёшь этого осла?

Огородник сказал, что направляется в соседний город.

- А мне требуется его помощь. Нужно, чтобы он с прочим вьючным скотом перевёз из соседней крепости вещи нашего командира, - и схватывает меня за повод, на котором меня водили, и потащил за собой. Но огородник, утёрши с лица кровь из раны, оставшейся у него на голове после удара, стал упрашивать служивого быть поласковее и помягче, заклиная его при этом надеждами на счастливую судьбу.

- Ведь этот ослишко, еле ходит да к тому же от болезни падает то и дело и даже из соседнего огорода едва несколько охапок овощей дотаскивает, чуть не задохнувшись от усталости, а уж чтобы потяжелее что-нибудь свезти - и думать нечего.

Но, заметив, что ему грозит ещё большая опасность, потому что солдат рассвирепел и, повернув жезл толстым концом вперёд, того и гляди раскроит ему череп, огородник, сделав вид, что хочет коснуться его колен, присел, нагнулся, схватил его за ноги, поднял их вверх - и солдат шлёпнулся наземь. И мой хозяин принялся колотить его по лицу, по рукам, по бокам, работая кулаками, и локтями, и зубами да подхватив ещё камень с дороги. Тот, едва очутился на земле, не мог ни отбиваться, ни защищаться, но лишь, не переставая, грозился, что как только поднимется, то изрубит его мечом. Огородник не пропустил этого мимо ушей: отняв и отбросив его меч, напал на него и колотил ещё сильнее. Тот, лёжа на спине и уже обессилев от ран, не видит другого способа спастись, как прикинуться мёртвым, - одно это ему и оставалось. Тогда огородник, вскочив на меня и забрав с собой меч, направился в город, не заезжая даже проведать свой огород, и остановился у своего приятеля. Рассказав свою историю, он умолял, чтобы тот оказал ему помощь в столь опасных обстоятельствах и спрятал на некоторое время его и осла, чтобы пробыть в затворе дня два-три, пока не пройдёт опасность судебного преследования, угрожающего ему смертной казнью. Тот не забыл старой дружбы и согласился ему помочь. Мне подогнули ноги и втащили по лестнице на второй этаж, а огородник внизу, в лачужке, заполз в корзинку и спрятался там, закрыв её сверху крышкой.

Между тем солдат, как я потом узнал, поднялся и, пошатываясь и опираясь на палку, отправился в город. Стыдясь своей немощи и непредприимчивости, он никому в городе не рассказал о случившемся и, только встретив своих товарищей, сообщил им о постигшей его беде. Было решено, что некоторое время пострадавший будет скрываться в казармах, так как, кроме личного оскорбления, он боялся ещё, потеряв меч, ответственности за бесчестье, причинённое Гению, которому приносил воинскую присягу, а его товарищи, узнав наши приметы, прилагали все усилия, чтобы отыскать нас и расквитаться. Среди соседей нашёлся предатель, который нас выдал и указал, где мы скрываемся. Тогда товарищи солдата призвали властей и сделали заявление, будто в дороге они потеряли дорогой серебряный сосудец своего начальника, какой-то огородник его нашёл, и не хочет возвращать, а скрывается у одного своего знакомого. Чиновники, наведя справки об убытке и о том, как зовут начальника, пришли к воротам нашего убежища и стали требовать от хозяина, чтобы он нас, тех, что скрывает у себя, - и это вернее верного! - выдал, а в противном случае вина падёт на его голову. Но тот, не испугавшись и стараясь о спасении того, кто ему доверился, не признался и заявил, что вот уже сколько дней он этого огородника и в глаза-то не видывал. Солдаты, наоборот, утверждали, что виновный скрывается здесь. Наконец власти решили произвести у отпиравшегося человека обыск. Отправленным с этой целью ликторам и другим служителям был отдан приказ, чтобы они обшарили все уголки. Но те доложили после обыска, что ни одной живой души и даже осла в доме не обнаружено.

Тут спор с обеих сторон разгорелся ещё жарче: солдаты настаивали, что мы тут - это им известно, - и к имени Цезаря неоднократно взывали, а тот, призывая богов в свидетели, всё отрицал. Услышав этот спор, шум и крик, я, как осёл любопытный, беспокойный и назойливый, вытянув и склонив набок шею, стараюсь в окошечко посмотреть, что означает этот галдёж. Как один из солдат бросил взор в сторону моей тени и призвал всех взглянуть на неё. Поднялся крик, и, взобравшись по лестнице, какие-то люди взяли меня и потащили вниз. Тут, отложив проволочки, ещё тщательнее осмотрели каждую щелку, открыли ту корзину и обнаружили огородника. Его вывели, передали в руки властей и повели в тюрьму. Над моим же появлением в качестве наблюдателя не переставали хохотать и издеваться. Отсюда и пошла поговорка о взгляде и тени осла.

ГЛАВ А ДЕСЯТАЯ

Не знаю, что сталось с моим хозяином-огородником на следующий день, меня же этот солдат, поплатившийся за своё слабосилие, забрал из стойла и привёл к своей казарме (как мне, по крайней мере, казалось) и, нагрузив своими пожитками, вооружив меня и разукрасив, погнал в дорогу. Я нёс и шлем, блеском сияющий, и щит, сверкавший ещё ярче, и в довершение всего копьё с предлинным древком, бросавшимся в глаза, - всё это он выложил на видное место, поверх всей поклажи, для устрашения прохожих. Дорога шла полем, и, проделав не слишком трудный путь, мы добираемся до городка и останавливаемся в доме одного декуриона. Меня солдат сдал на руки слуге, а сам отправился к своему начальнику, у которого под командой находилась тысяча вооружённых воинов.

Через несколько дней в этой местности произошло злодеяние. Оно осталось у меня в памяти, и я заношу его в книгу, чтобы и вы могли прочитать о нём.

У домохозяина был сын, воспитанный, а потому почтительный и скромный. Его мать уже давно умерла, и отец вновь связал себя узами брака. Женившись на другой, он родил и другого сына, которому к этому времени шёл тринадцатый год. Мачеха главенствовала в доме скорее вследствие своей наружности, чем в силу своих добрых правил, и вот она обратила свои глаза на пасынка. Эта женщина, пока первой своей пищей питался ещё крошка Купидон, могла противостоять его слабым силам, подавляя в молчании лёгкий огонь. Когда же Амур начал сжигать её внутренности, наполнив их пламенем, она покорилась божеству и, чтобы скрыть душевную рану, сделала вид, будто занемогла. Всякому известно, что резкие перемены во внешности и состоянии здоровья у больных и влюблённых совпадают: бледность, усталые глаза, слабость в коленях, тревожный сон и вздохи, тем более мучительные, что они лишь с трудом вырываются из груди. Можно было подумать, что и этой женщине не даёт покоя только горячечный жар, - если бы не её слёзы. Как невежественны - врачи, не ведающие, что это значит, когда у человека учащённый пульс, цвет лица то и дело меняется, дыхание затруднено и больной ворочается с боку на бок, не находя себе места! Зачем быть искусным доктором? Достаточно иметь хоть некоторое представление о любви, чтобы понять, что происходит с человеком, который пылает, не будучи в жару.

Наконец, доведённая страстью до ужасного возбуждения, она нарушила молчание, что хранила до сих пор, и велела позвать к себе сына, как бы охотно она лишила его этого имени, чтобы не приходилось краснеть, вспоминая о позоре! Молодой человек, по-стариковски наморщив лоб, пошёл в её спальню, оказывая повиновение супруге своего отца и матери своего брата. Та же, измучившись от долгого молчания, и теперь медлит, как бы сев на мель сомнения, и не умолкшая ещё стыдливость не позволяет ей произнести ни слова из тех, которые она считала наиболее подходящими для начала этой речи. А юноша, не подозревающий ничего дурного, потупив взор, осведомился о причинах её болезни. Тогда, воспользовавшись случайностью, оставившей их с глазу на глаз, она набралась храбрости и, заливаясь слезами, закрыв лицо полой платья, сказала:

- Вся причина, весь источник моих страданий и в то же время лекарство и единственное моё спасение - это ты! Твои глаза проникли в мои глаза до глубины души и разожгли в моём сердце пожар. Сжалься над той, которая гибнет из-за тебя! Да не смущает тебя уважение к отцу - ты сохранишь ему жизнь супруги, решившейся умереть. В твоих чертах признав его образ, я по праву люблю тебя. Доверься! Мы - одни, и времени для необходимого действия достаточно. Ведь того, о чём никто не знает, почти и не существует.

Молодого человека привела в смятение беда, но, хоть в первую минуту он и пришёл в ужас от такого поступка, однако решил лучше не доводить мачеху до отчаянья отказом, а образумить её предложением отсрочки. И так, он даёт ей обещание, но уговаривает её собраться с духом, поправиться, окрепнуть, пока отлучка отца не предоставит им свободу для удовлетворения своей страсти. А сам удаляется. Считая, что такое семейное бедствие заслуживает обсуждения, он направляется к своему воспитателю, человеку испытанному и достойному. По долгом размышлении они пришли к выводу, что всего спасительнее будет для него бежать от грозы, воздвигнутой роком. Но женщина, не будучи в состоянии вынести даже малейшую отсрочку, выдумав повод, начала уговаривать мужа отправиться в свои отдалённые поместья. После этого, опьянённая близившейся к осуществлению надеждой, онапо требовала, чтобы юноша явился и дал доказательства своей страсти, как обещал. Молодой человек то под тем, то под другим предлогом уклонялся от этого свидания. Тогда она из его ответов увидела, что не получит обещанного, и сменила любовь ненавистью. Она взяла в сообщники раба, который когда-то был дан за ней в приданое, готового на всякое грязное дело, и сообщила ему свои планы. Они не нашли ничего лучшего, как извести юношу. И так, этот подлец был послан раздобыть сильно действующего яда и, подлив отраву в вино, готовил гибель пасынку.

Пока злодеи совещались, когда удобней поднести отраву, случилось, что младший мальчик, сын этой женщины, вернувшись домой после утренних занятий и, позавтракав уже, захотел пить. Он нашёл бокал с вином, в котором был заключён яд, и, не подозревая о таящейся там отраве, выпил его. Как только он выпил снадобья, приготовленного для брата, упал бездыханным наземь, а дядька, поражённый смертью мальчика, принялся вопить, сзывая мать и домочадцев. И вот сообразили уже, что мальчик умер от яда, и каждый из присутствующих принялся строить догадки, кто бы мог совершить это преступление. Но эта женщина не тронулась ни смертью сына, ни своей нечистой совестью, ни несчастьем всего дома, ни скорбью супруга, ни хотя бы горестью похорон, а воспользовалась семейной бедой, как удобным случаем для мести. Она послала вестника вдогонку за мужем, который был в дороге, чтобы сообщить ему о беде, ворвавшейся в их дом, и не поспел он вернуться, как она, вооружившись наглостью, принялась обвинять пасынка в том, что он отравил её сына. В этом утверждении была доля правды, так как мальчик предупредил своей гибелью ту смерть, на которую был уже обречён молодой человек, но она-то уверяла, будто пасынок потому пошёл на преступление и погубил младшего брата, что она не согласилась на сожительство, к которому он хотел её принудить. Не довольствуясь такой ложью, она добавила, что он и ей угрожал мечом за то, что она раскрыла его преступления. Муж, удручённый гибелью обоих сыновей, был подавлен тяжестью обрушившихся на него бедствий. Он видел на погребальном одре тело младшего сына и, наверное, знал, что смертная казнь угрожает старшему за кровосмешение и убийство. К тому же вопли любимой супруги возбуждали в нём ненависть к собственному детищу.