Текст книги "Метаморфозы (СИ)"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Чего же вы дивитесь коршуны в тогах, что теперь судьи торгуют своими решениями, когда в начале мира, в деле, возникшем между людьми и богами, замешано было лицеприятие, и самое первое решение судья, выбранный по совету Юпитера, пастух, прельстившись наслаждениями, продал, обрекая свой род на гибель? Не иначе и впоследствии бывало: возьмите хоть судилище ахейских вождей - тогда ли, когда они по наветам обвинили в измене Паламеда, или когда в вопросе о воинской доблести Аяксу предпочли Улисса. А что вы скажете о том решении, принятом афинянами, людьми тонкими, наставниками в знании? Разве старец, которого дельфийский бог провозгласил мудрейшим из смертных, по наветам шайки не подвергался преследованию как развратитель того юношества, которое он удерживал от излишеств? Разве не был он погублен соком ядовитой травы, оставив несмываемое пятно на своих согражданах? А ведь теперь даже самые выдающиеся философы приняли его учение и клянутся его именем в своём стремлении к Блаженству. Но чтобы кто-нибудь не упрекнул меня за порыв негодования, подумав: вот теперь ещё философствующего осла мы должны выслушать, вернусь к тому месту рассказа, на котором мы остановились.

После того как окончился суд Париса, Юнона с Минервой, печальные и разгневанные, уходят со сцены, выражая жестами негодование за то, что их отвергли. Венера же, в радости и веселье, Своё ликование изображает пляской с хороводом. Тут через потаённую трубку с вершины горы в воздух ударяет струя вина, смешанного с шафраном, и, разлившись, орошает пасущихся коз, пока, окропив их, не превращает белую от природы шерсть в золотисто-жёлтую. Когда театр наполнился сладким ароматом, деревянная гора провалилась сквозь землю.

Но вот солдат выбегает на улицу и направляется к городской тюрьме, чтобы от имени народа потребовать привести в театр ту женщину, о которой я уже рассказывал, - за многочисленные преступления осужденную на съедение зверям и предназначенную к бракосочетанию со мной. Уже начали готовить для нас брачное ложе, блистающее черепахой, вздымающее груды пуховиков, расцветающее шёлковыми покрывалами. Мне же было не только стыдно при всех совершить соитие, не только мне было противно прикасаться к этой женщине, но и страх смерти мучил меня. "А что если, - рассуждал я с собой, - во время наших любовных объятий выпущен будет зверь, из тех, на съедение которым осуждена эта преступница? Ведь нельзя рассчитывать, что зверь будет так от природы сообразителен, или так искусно выучен, или отличается такой воздержанностью и умеренностью, чтобы женщину, лежавшую рядом со мной, растерзать, а меня, как неосужденного и невинного, оставить нетронутым".

Я заботился уже не столько о своей стыдливости, сколько о спасении жизни. Между тем мой наставник погрузился в хлопоты о том, чтобы должным образом устроить ложе, прочая челядь - кто занялся приготовлениями к охоте, кто глазел на зрелище. Мне были предоставлены все возможности осуществить свои планы: ведь никому и в голову не приходило, что за таким ручным ослом требуется присмотр. Тогда я крадусь к ближайшей двери, достигнув которой, пускаюсь во весь опор и, так промчавшись шесть миль, достигаю Кенхрея, который считается лучшей коринфской колонией и омывается Эгейским и Сароническим морями. Его гавань - одно из надёжнейших пристанищ для кораблей и всегда - полна народа. Но я избегаю многолюдства и, выбрав уединённое место на берегу у воды, распростёрши своё тело на лоне песка, подкрепляю свои силы. Колесница солнца уже обогнула последний столб на ипподроме дня, и в тишине вечера меня охватил сон.

ГЛАВ А ОДИННАДЦАТАЯ

Пробудившись около первой ночной стражи, я вижу полный диск луны, поднимающийся из волн моря. Посвящённый в тайны ночи, зная, что владычество Верховной Богини простирается далеко и нашим миром правит Её промысел, что веления этого светила приводят в движение всё и на земле, и на небе, и на море, то, сообразно Её возрастанию, увеличиваются, то, Её убыванию, уменьшаются, полагая, что судьба, уже насытившись моими бедствиями, даёт мне надежду на спасение, хоть и запоздалое, я решил обратиться с молитвой к лику Богини, стоявшему перед моими глазами. Я вскакиваю и, желая подвергнуться очищению, семикратно погружаю свою голову в море, так как это число было признано ещё Пифагором наиболее подходящим для религиозных обрядов. Затем, обратив к Богине орошённое слезами лицо, начинаю так:

- Владычица Н ебес, будь Ты Церерой , Матерью злаков, Ко то рая , вновь обретя дочь, на радо стях упразднила жёлуди - древний корм,  - указав людям нежну и , приятную пищу, ныне Т ы обитаешь в земле Элевсина . Будь Ты Венерой, Которая рождением Амура в начале веков соединила два пола и, вечным плодородием род человеческий умножая, ныне на Пафосе, морем омываемом, получаешь почёт. Б удь Сестрой Феба, Ко то рая приходит с помощью во время родов и, столько племё н взрастившая, ныне чтишься в святилище Эфеса . Будь Прозерпиной , ночными завываниями ужас на вод я щей , Ко то рая своим триликим образом натиск злых духов смиряешь и над подземными темницами властвуешь, по рощам бродишь, поклонения пр и нимая. О, Прозерпина, Своим сиянием каждый дом освещающая, влажн ы ми лучами питающая посевы и, когда скрывается солнце, Свой свет нам проливаю щая. Как бы Т ы ни именовалась, каким бы обрядом, в ка ком бы о б личье ни надлежало Тебя чтить ,  - ныне приди мне на помощь в моих н е взгодах , шаткую судьбу поддержи, прекрати беды, пошли мне отдохновение и по кой. Д остаточно было страданий, достаточно было скитаний! Совл е ки с меня образ четвероногого животного, верни меня взорам моих близких, возврати меня моему Луцию! Если же гон ит меня какое-нибудь божество, оскорб лё н ное мной , пусть мне хоть смерть будет дана, если жить не дано.

Излив душу в молитве, сопровождаемой воплями, я опускаюсь на прежнее место, и мою душу обнимает сон. Но не успел я сомкнуть глаза, как из средины моря поднимается лик Богини, внушающий почтение богам. А затем, выйдя из пучины, изображение всего тела предстало моим взорам. Густые длинные волосы, на пряди разобранные, рассыпались по шее. Макушку окружает венок из пёстрых цветов, а посередине, надо лбом, круглая пластинка излучает свет - признак богини Луны. Слева и справа круг завершают извивающиеся, тянущиеся вверх змеи, а также хлебные колосья, надо всем приподнимавшиеся, многоцветные, из виссона, то белизной сверкающая, то золотисто-жёлтая, то пылающая. Но что больше всего поразило моё зрение, так это чёрный плащ, отливавший тёмным блеском. Обвившись вокруг тела и переходя на спине с правого бедра на левое плечо, он свешивается складками, а края обшиты бахромой.

Вдоль каймы и по всей поверхности плаща здесь и там вытканы мерцающие звёзды, а среди них полная луна излучает сияние. Там же, где волнами ниспадало это покрывало, со всех сторон вышита гирлянда из всех цветов и плодов, какие существуют. И в руках у Неё - предметы, один с другим несхожие. В правой Она держит медный погремок, основа которого, выгнутая в кольцо, пересекалась тремя палочками, и они при встряхивании издают звон. На левой же руке висит золотая чаша в виде лодочки, на ручке которой, с лицевой стороны, поднимает голову аспид со вздутой шеей. Стопы обуты в сандалии, сделанные из пальмовых листьев. В таком-то виде, в таком убранстве, дыша ароматами Аравии, Она удостоила меня вещанием:

- Вот Я - перед тобой, Луций, тронутая твоими мольбами, Мать Природы, Госпожа стихий, Порождение времён, Высшее из божеств, Владычица душ усопших, Первая среди небожителей, Единый Образ всех богов и богинь, мановению Которой - подвластны свод небес, дуновения моря, безмолвие преисподней. Единую Владычицу, чтит Меня под многообразными видами, различными обрядами, под разными именами Вселенная. Там фригийцы, первенцы человечества, зовут Меня Пессинунтской Матерью богов, тут обитатели Аттики - Кекропической Минервой, здесь кипряне, морем омываемые, - Пафийской Венерой, критские стрелки - Диктинской Дианой, трёхъязычные сицилийцы - Стигийской Прозерпиной, элевсинцы - Церерой, одни - Юноной, другие - Беллоной, те - Гекатой, эти - Рамнузией, а эфиопы, которых озаряют первые лучи восходящего солнца, арии и египтяне почитают меня так, как должно, называя Моим настоящим именем, - Изидой. Вот Я - перед тобой, твоим бедам сострадая, вот Я, благожелательная и милосердная. Оставь плач и жалобы, гони прочь тоску - по Моему промыслу уже занимается для тебя день спасения. Слушай же Мои наказы. День, что родится из этой ночи, издавна Мне посвящается. Зимние непогоды успокаиваются, волны стихают, море делается доступным для плаванья, и Мои жрецы, спуская на воду судно, ещё не знавшее влаги, посвящают его Мне, как первину мореходства. Этого обряда ожидай спокойно и благочестиво.

По Моему наставлению, во время шествия у жреца в правой руке будет вместе с систром венок из роз. И так, не медли ни минуты, но, раздвинув толпу, присоединяйся к процессии, полагаясь на Моё соизволение, и, подойдя близко, осторожно, будто ты хочешь поцеловать руку у жреца, сорви розы и сбрось с себя эту звериную шкуру. Мои наставления исполнить будет нетрудно. Ведь в эту же минуту, что Я явилась к тебе, Я нахожусь и в другом месте, подле Моего жреца, во сне предупреждаю его о том, что случится, и указываю, как нужно действовать. По Моему повелению толпа расступится и даст тебе дорогу, твоя внешность никого не смутит во время шествия и праздничных зрелищ, а твоё превращение не внушит никому подозрения и неприязни. Но запомни и навсегда сохрани в своём сердце: весь остаток своей жизни, вплоть до последнего вздоха, ты посвятишь Мне. Справедливость требует, чтобы Той, Чьё благодеяние снова вернёт тебя людям, принадлежала и твоя жизнь. Ты будешь жить счастливо и со славой под Моим покровительством. И когда, совершив свой жизненный путь, ты сойдёшь в царство мёртвых, то, как видишь Меня сегодня здесь, так и там, в этом подземном полукружии, ты найдёшь Меня просветляющей мрак Ахеронта, царствующей над стигийскими тайниками и, обитая в Елисейских полях, будешь поклоняться Мне, милостивой к тебе. Если же послушанием, исполнением обрядов, целомудрием ты угодишь нашей Божественной воле, знай, что только в Моей власти продлить твою жизнь сверх установленного судьбой срока.

Доведя до конца Своё предсказание, Богиня исчезла. Вместе со сном меня покинул и страх, и я вскакиваю в такой радости, что даже пот ручьями льётся по мне. Потрясённый присутствием Богини, я погружаюсь в морскую влагу и, чтобы не забыть Её повелений, возобновляю по порядку в памяти всё, что Она мне внушала. Вскоре исчез туман ночи, вышло солнце, и вот уже улицы наполнили толпы, ликующие, как во время триумфального шествия. Не говоря уже о приподнятости моего духа, мне казалось, что и всё вокруг как-то особенно весело. Животные, каждый дом и день мне кажутся исполненным радости. После вчерашнего холода настала солнечная погода, зазвучали хоры прельщённых весенним теплом птичек, трелями прославляющих Мать звёзд, Родительницу времён года, Владычицу мира. Даже деревья, и плодоносные, приносящие обильный урожай, и бесплодные, довольствующиеся тем, что дают тень, под дыханием южного ветра поблёскивают листочками, качают ветками, издавая шелест. Утих шум бурь, улеглись волны, море набегает на берег, разошлись тучи, и небо, безоблачное и ясное, сияет лазурью.

Вот появились первые участники процессии, каждый разодетый по своему вкусу и выбору. Тот с военным поясом изображает солдата. Этого подобранный кверху плащ, сандалии и рогатина превратили в охотника. Другой в позолоченных туфлях, в шёлковом платье, драгоценных уборах, с заплетёнными в косы волосами походкой подражает женщине. Дальше в поножах, в шлеме, со щитом и мечом кто-то выступает, будто пришёл с состязания гладиаторов. Был и такой, что, в пурпурной одежде, с ликторскими связками, играет роль должностного лица, и такой, что корчит из себя философа в широком плаще, плетёных сандалиях, с посохом и козлиной бородкой. Были здесь и птицелов и рыбак - оба с тростинками: у одного они смазаны клеем, у другого с крючками на конце. Тут же и медведицу, на носилках сидевшую, несут, как матрону, и обезьяна в матерчатом колпаке и фригийском платье шафранового цвета, протягивая золотой кубок, изображает пастуха Ганимеда. Идёт и осёл с приклеенными крыльями рядом с дряхлым стариком: сразу скажешь - вот Беллерофонт, а вот - Пегас, впрочем, оба возбуждали хохот.

В то время как эти маски переходили с места на место, развлекая народ, уже двинулось и шествие Богини-Спасительницы. Женщины, блистая белоснежными одеждами, радуя взгляд уборами, украшенные венками, одни из подола цветочками усыпали путь, по которому шествовала процессия, у других за спинами повешены зеркала, чтобы подвигающейся Богине был виден весь поезд позади Неё. Некоторые, держа гребни из слоновой кости, движением рук и сгибанием пальцев делали вид, будто расчёсывают и прибирают волосы Владычице. Были и такие, что бальзамом и другими благовониями окропляли улицы. Тут же толпа людей обоего пола с фонарями, факелами, свечами и всякого рода светильниками в руках прославляла Источник сияния звёзд. Свирели и флейты, звуча, создавали очаровательную музыку. За музыкантами - хор избранных юношей в сверкающих белизной одеждах повторял строфы прекрасной песни, слова и мелодию которой сочинил Камен. Это песнопение заключало в себе зачин более величественного гимна с молитвами и обетами. Шли и флейтисты, посвящённые Серапису, и на своих изогнутых трубах, поднимавшихся вверх, к правому уху, исполняли по нескольку раз напевы, принятые в храме их бога. Затем шло множество прислужников, возвещавших, что надо очистить путь для шествия.

Тут движется толпа посвящённых в таинства - мужчины и женщины всякого положения и возраста, одетые в сверкающие льняные одежды белого цвета. У женщин умащённые волосы покрыты прозрачными покрывалами, у мужчин блестят выбритые головы. Земные светила религии, они потрясают медными, серебряными и даже золотыми систрами, извлекая из них звон. Наконец - высшие служители таинств. В своих узких белых льняных одеждах, подпоясанных у груди и ниспадающих до пят, они несут знаки достоинства божеств. Первый держал лампу, горевшую ярким светом и не похожую на наши лампы, что зажигают на вечерних трапезах. Это была золотая лодка с отверстием посередине, через которое выходил широкий язык пламени. Второй был одет так же, как первый, но в каждой руке он нёс по алтарю, называемому «помощником», - это имя дал им быстро приходящий на помощь промысел Верховной Богини. За ним шёл третий, неся пальмовую ветвь с тонко сделанными из золота листьями, а также кадуцей Меркурия. Четвёртый показывал символ справедливости в виде левой руки с протянутой ладонью, - она слаба от природы, ни хитростью, ни ловкостью не одарена и потому скорее, чем правая, может олицетворять справедливость: он же нёс и закруглявшийся, наподобие сосца, золотой сосудик, из которого совершал возлияние молоком. У пятого - золотая веялка, наполненная лавровыми веточками. Последний нёс амфору.

Показалась и процессия богов, соблаговоливших воспользоваться человеческими ногами для передвижения. Вот наводящий ужас посредник между небесным и подземным миром, с величественным ликом, то тёмным, то золотым, высоко возносит свою пёсью голову Анубис, в левой руке держа кадуцей, правой потрясая зелёной пальмовой ветвью. Сразу же вслед за ним - корова, ставшая на дыбы, воплощённое плодородие Всеродительницы Богини. Неся её на плечах, один из священнослужителей легко и красиво выступал под ношей. Другой нёс закрытый ларец, заключающий в себе тайну учения. Третий на своё лоно принял изображение Верховного Божества. Оно было сделано из золота следующим образом: это была искусно выгнутая урна с круглым дном, снаружи украшенная египетскими изображениями. Над её отверстием поднималось не очень высокое горлышко с длинным, далеко выступавшим носиком, а с другой стороны была приделана широкая ручка, на которой свернулась в клубок змея, раздувая поднятую вверх чешуйчатую шею, покрытую морщинами.

И вот подходит миг свершения обещанных мне Богиней благодеяний, приближается жрец, несущий мне назначенное судьбой спасение, держа в правой руке, как гласило обещание Богини, систр для Богини и для меня венок - венок заслуженный. Ведь, вытерпев столько страданий, подвергнувшись стольким опасностям, я теперь, с соизволения Великой Богини, в борьбе с судьбой выходил победителем. Но, несмотря на охватившую меня радость, я не бросаюсь со всех ног, но тихо, медленно, подражая человеческой походке, бочком пробираюсь через расступившуюся толпу.

Жрец же, предупреждённый, как мог я убедиться на деле, ночным откровением и удивлённый, как всё совпадает с поручением, которое он получил, остановился и, протянув правую руку, к моему рту поднёс венок. Тут я, трепеща, с сильно бьющимся сердцем, венок, сверкающий вплетёнными в него розами, хватаю губами и пожираю. С меня спадает личина животного: прежде всего исчезает шерсть, шкура становится тоньше, живот уменьшается, на ступнях ног копыта разделяются на пальцы, руки перестают быть ногами, но поднимаются для исполнения своих обязанностей, шея укорачивается, пасть и голова округляются, уши принимают прежние размеры, зубы делаются небольшими, как у людей, и хвост, который доставлял мне больше всего мучений, исчезает! Народ удивляется, люди преклоняются при столь очевидном доказательстве могущества Верховной Богини, подобном чудесному сновидению, и при виде быстрого превращения, воздев руки к небу, свидетельствуют об этой милости Богини.

А я, остолбенев от изумления, стоял неподвижно и молча, не зная, от переполнившей мою душу радости, с чего лучше начать, откуда подступить к звукам, сделавшимся мне непривычными, как удачнее всего воспользоваться первинами возвращённого мне дара речи, какими словами и выражениями возблагодарить Богиню за Её благодеяние. Но жрец, очевидно, извещённый Свыше обо всех моих несчастьях с начала, хоть и был потрясён чудом, знаком приказывает, чтобы мне дали льняную одежду для прикрытия, потому что, как спала с меня оболочка осла, так я и стоял, сжав бёдра и сплетёнными руками скрывая, насколько мог, свою наготу. Один из почитателей святыни снял с себя верхнюю тунику и набросил на меня. Тогда жрец, глядя на меня и проникнутый изумлением, начал так:

- Вот, Луций, после стольких страданий, после гроз, воздвигнутых Судьбой, пережив бури, ты, наконец, достиг пристани Отдохновения, алтарей Милосердия. Не впрок пошло тебе ни происхождение, ни положение, ни даже образованность, которая тебя отличает, потому что, сделавшись по страстности своего молодого возраста рабом сластолюбия, ты получил возмездие за своё любопытство. Но всё же Судьба, терзая тебя и подвергая опасностям, привела тебя к блаженству. Пусть же она идёт и пышет яростью, ей придётся искать для своей жестокости другой жертвы. Ведь над теми, кого величие нашей Богини призвало посвятить жизнь служению Ей, не имеет власти случайность. Разбойники, звери, рабство, пути и скитания без конца, ежедневное ожидание смерти - чего достигла всем этим незрячая Судьба? Вот тебя приняла под своё покровительство другая Судьба, но уже зрячая, свет сияния Которой озаряет даже остальных богов. Пусть же радость отразится на твоём лице в соответствии с этой праздничной одеждой. Ликуя, присоедини свой шаг к шествию Богини-Спасительницы. Пусть видят безбожники, пусть видят и сознают своё заблуждение: вот избавленный от прежних невзгод, радующийся промыслу Изиды Луций празднует победу над своей судьбой! Но чтобы защититься ещё надёжнее и крепче, запишись в это воинство (веление принять такую присягу и прозвучало для тебя недавно), посвяти себя уже отныне нашему служению и наложи на себя ярмо добровольного подчинения. Начав служить Богине, ты насладишься в полной мере плодом своей свободы.

 Провещав, жрец, с трудом переводя дыхание, умолк. Я же, присоединившись к рядам, двинулся вслед за святыней. Я стал известен всем гражданам, сделался предметом всеобщего внимания, на меня указывали пальцами, кивали головой, и народ переговаривался:

- Вон тот, кого воля Всемогущей Богини сегодня вернула к человеческому образу. Он - счастлив и трижды блажен: незапятнанностью предшествовавшей жизни и верой он заслужил такое покровительство Свыше, так после второго рождения он вступает на путь служения.

Среди подобных восклицаний, среди праздничных пожеланий и молитв толпы подвигаясь, мы приближаемся к берегу моря и доходим до того места, где накануне я лежал в виде осла. Там расставили в должном порядке изображения богов, и верховный жрец, произнеся молитвы, горящим факелом, яйцом и серой очистил корабль, искусно сделанный и со всех сторон расписанный рисунками на египетский лад, и посвятил этот дар Богине. На сверкающем парусе судна были вытканы золотом буквы, которые складывались в пожелание удачных плаваний в пору новых выходов в море. Мачтой была сосна, блестящая, с превосходным топом, так что смотреть было приятно. Корма, выгнутая в виде гусиной шеи и покрытая листовым золотом, блестела, и корпус, весь из светлой, полированной туи, радовал взор. Тут толпа, как посвящённые, так и непосвящённые, поднесли корзины с ароматными травами и другими дарами в таком же роде, над водами совершили возлияния молочной похлёбкой. Наконец, когда корабль был наполнен щедрыми приношениями и сулящими счастье пожертвованиями, обрезали канаты и, предоставив судно ветру, пустили в море. Когда оно было уже на таком расстоянии, что почти скрылось из глаз, носильщики взяли священные предметы, которые они принесли, и, по-прежнему образуя процессию, все возвратились к храму.

Когда мы уже приблизились к храму, великий жрец, носильщики священных изображений и те, которые ранее уже были посвящены в таинства, войдя в святилище Богини, расположили там, в должном порядке изображения. Тут один из них, которого все называли писцом, стоя против дверей, созвал пастофоров - так именовалась эта коллегия - как бы на собрание. И, взойдя на возвышение подле тех же дверей, стал читать по книге написанные в ней молитвы о благоденствии императора, сената, всадников и всего римского народа, о кораблях и корабельщиках, обо всём, что – подвластно нашей державе, закончив чтение возгласом. В ответ раздались крики народа, выражавшие пожелание, чтобы эти слова всем принесли удачу. Исполненные радости граждане, держа в руках ветви священных деревьев и веночки, поцеловав ступни серебряной статуи Богини, стоявшей на храмовой лестнице, отправились по домам. Я же не мог решиться отойти от этого места и, не спуская глаз с изображения Богини, перебирал в памяти испытанные мной бедствия.

Молва меж тем не ленилась и не давала отдыха своим крыльям, и у меня на родине пошли разговоры о милости ко мне Промысла и о моей судьбе. И мои друзья, рабы и те, кто был связан со мной узами родства, отложив скорбь, в которую их погрузило известие о моей смерти, во власти радости поспешили ко мне с подарками, чтобы взглянуть на вернувшегося к свету дня из преисподней. Я уже потерял надежду их увидеть, а потому очень обрадовался им и с удовольствием принимал их подношения: ведь мои близкие позаботились снабдить меня всем необходимым для безбедного существования.

Поговорив с каждым из них и рассказав всё о прежних моих бедствиях и теперешней радости, я всё своё внимание устремляю на Богиню. Наняв внутри храмовой ограды помещение, устраиваю себе временное жилище, посещаю богослужения, пока ещё - низшего разряда, не разлучаюсь со жрецами, почитатель Великой Богини. Ни одна ночь, ни один сон у меня не проходил без того, чтобы я не лицезрел Богини и не получал от Неё наставлений. Частыми повелениями Она убеждала меня принять, наконец, посвящение в Её таинства, к которым я давно уже был предназначен. Хоть я и пылал желанием подчиниться этим приказам, но меня удерживал трепет, так как я находил трудным делом беспрекословное подчинение святыне, и нелёгкой казалось мне задачей соблюдение обета целомудрия и воздержания - ведь жизнь исполнена случайностей, она требует осторожности и осмотрительности. Обдумывая всё это вновь и вновь, я, хоть и стремился поскорее принять посвящение, всё как-то откладывал исполнение своего решения.

Однажды ночью мне приснилось, что приходит ко мне верховный жрец, неся что-то в полном до краёв подоле, и на мой вопрос, что - это и откуда, отвечает, что это - моя доля из Фессалии, а также что оттуда вернулся мой раб Кандид. Проснувшись, я долго думал об этом сновидении, размышляя, что у меня не было раба с таким именем. Но всё-таки я полагал, что присланная доля, во всяком случае, обозначает прибыль. Обеспокоенный и встревоженный надеждой на удачу и доход, я ожидал утреннего открытия храма. Когда раздвинулись белоснежные завесы, мы обратились с мольбами к изображению Богини. Жрец обошёл все алтари, совершая богослужение и произнося молитвы, наконец, зачерпнув из сокровенного источника воды, совершил возлияние из чаши. Исполнив всё по обряду, служители Богини, приветствуя восходящее солнце, криком возвестили о первом часе дня. И в этот момент явились узнавшие о моих приключениях слуги - из Гипаты, где я их оставил, ещё когда Фотида уловила меня в сети, и привели с собой даже мою лошадь, которая неоднократно уже переходила из рук в руки и была наконец отыскана по отметине на спине. Вещему смыслу моего сновидения я тем более дивился, что, кроме в точности выполненного обещания касательно прибыли, рабу Кандиду соответствовал возвращённый мне конь, который был белой масти.

После этого случая я ещё усерднее принялся за исполнение религиозных обязанностей, так как надежда на будущее поддерживалась во мне сегодняшними благодеяниями. Со дня на день всё более проникало в меня желание принять посвящение, и я не отставал от верховного жреца со своими просьбами, чтобы он посвятил меня, наконец, в таинства священной ночи. Он же, муж степенный и известный строгим соблюдением религиозных обрядов, кротко и ласково отклонял мою настойчивость, утешая и успокаивая меня в моём смятении надеждами.

- Ведь и день, в который данное лицо можно посвящать, указывается знамением, и жрец, которому придётся совершать таинство, избирается Промыслом, даже необходимые издержки на церемонию устанавливаются таким же образом. - Ввиду всего этого он полагал, что мне нужно вооружиться терпением, остерегаясь жадности и заносчивости, и стараться избегать обеих крайностей: будучи призванным – медлить и без зова - торопиться. Да и едва ли найдётся из числа жрецов человек, столь лишённый рассудка и, больше того, готовый себя обречь на погибель, который осмелился бы без приказания Богини совершить столь дерзостное и святотатственное дело и подвергнуть себя смертельной опасности: ведь и ключи от преисподней, и оплот спасения - в руках у Богини. Да и этот обычай установлен в уподобление добровольной смерти и дарованного из милости спасения, так как Богиня имеет обыкновение намечать Своих избранников из тех, которые, уже окончив путь жизни и стоя на пороге последнего дыхания, тем лучше могут хранить в молчании тайну учения: Её промыслом вторично рождённые обретают возможность ещё раз начать путь к спасению. Вот так же и мне следует ждать знамения, хоть и ясно, что суждением Великой Богиния давно уже призван и предназначен к служению. Тем не менее, я должен уже теперь наряду с остальными служителями храма воздерживаться от недозволенной и нечистой пищи, чтобы тем скорее достигнуть тайн веры.

Таковы были слова жреца, и моё послушание уже не нарушалось нетерпением, но, погружённый в покой и молчаливость, ежедневными поклонениями я воздавал почитание святыне. И мои ожидания не обманула благость Богини: в одну из ночей Она открыла мне, что для меня настаёт долгожданный день, когда Она осуществит величайшее из моих желаний. И сколько я должен потратить на искупительное молебствие, и что для исполнения обрядов назначается тот Митра, Её верховный жрец, которого связывает со мной сродство светил.

Возрадовавшись от этих сообщений Верховной Богини, я при первом свете зари, стряхнув с себя сон, направляюсь к жилищу жреца и, встретив его на пороге, - он уже выходил из дома, - приветствую и следую за ним. Я уже намеревался настойчивее, чем все прошлые разы, требовать у него посвящения, но он, едва увидел меня, воскликнул:

- Луций, счастлив - ты и блажен, - какой милости удостоила тебя Владычица Небес! Что же ты теперь стоишь праздно, что же теперь ты медлишь? Вот наступает для тебя давно желанный день, в который, по повелению многоимённой Богини, я своими руками введу тебя в тайны служения!

Тут старец, положив правую руку мне на плечо, ведёт меня к зданию. Там, по совершении обряда открытия дверей, исполнив утреннее богослужение, он вынес из недр святилища книги, написанные непонятными буквами. Эти знаки, то изображением животных сокращённо передавая слова текстов, то узлами переплетаясь и наподобие колеса изгибаясь, смысл чтения скрывали от любопытства. Из этих книг он прочёл мне о приготовлениях, необходимых для посвящения.

Закупается всё, что требовалось для обряда,  частью мной, частью моими друзьями. Наконец жрец объявляет, что час настал, и ведёт меня, окружённого священным воинством, в ближайшие бани. Там после омовения, призвав милость богов, он очищает меня окроплением и приводит к храму. Две трети дня были уже позади, когда он, поставив меня у ног Богини и прошептав мне на ухо наставления, значение которых нельзя выразить словами, перед свидетелями наказал мне воздержаться от чревоугодия, десять дней подряд не вкушать животной пищи, а также не прикасаться к вину. Исполняю этот наказ о воздержании, а между тем наступил уже и день посвящения, и солнце, склоняясь к закату, привело на землю вечер. Тут со всех сторон стеклись толпы народа, и каждый принёс мне в знак почтения подарок. Но вот жрец, удалив непосвящённых, облачил меня в плащ из грубого холста и, взяв за руку, ввёл в сокровенные недра храма.

Я достиг рубежей смерти, переступил порог Прозерпины и вспять вернулся, пройдя через все стихии. В полночь я видел солнце в сияющем блеске, предстал перед богами подземными и небесными и вблизи поклонился им.