Текст книги "Майская Гроза"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Шнайдер обменялся с немцем несколькими репликами, что-то резко отчитал ему.

– Он говорит, что он – рядовой саперного батальона 8 танковой дивизии 56 танкового корпуса.

– Так что, через нас весь корпус прошeл? – Удивился командир первой роты. – А я думал не больше дивизии.

– После таких боeв от него вряд ли больше дивизии осталось. – Ответил ему Иван.

– А то что – сапeр – врeт. – Уточнил сержант, притащивший пленного. – Нож у него десантный был, сапeры такими не балуются. Разведчик он.

– Уточни у него про корпус, точно ли весь здесь прорывался? – Обратился Иван к переводчику.

Тот опять задал вопрос, выслушал ответ, что-то уточнил.

– Так точно, в прорыв пошeл весь корпус, он сам лично видел командира корпуса генерала Манштейна.

– Слушай Шнайдер, а что ты ему отчитывал? – Поинтересовался Иван.

– Да он, товарищ майор, начал возмущаться тем, что немец против немецкой армии воюет. – Ответил переводчик, после секундной заминки. – Ну а я ему ответил, что мои предки в России двести лет живут и другой родины не знают. И я свою родину от любого врага защищать буду, кто бы он не был.

Иван только хмыкнул, похоже, не зря он спорил с парторгом батальона по поводу этого немца. Хотя главной причиной его желания оставить немца в батальоне было не знание языка, а то что Шнайдер был великолепным связистом, разбирающимся не только в проводной связи, но и умеющим работать с рацией. Вот и ответ парторгу. Мог бы Шнайдер остаться в траншее и сдаться в плен? Мог! А прорывался вместе со всеми.

– Командир, куда будем отходить? – Спросил командир первой роты.

– Никуда! – Ответил Иван. – Сейчас организованные части немцев пройдут и будем занимать свои окопы. Нельзя пропустить тех, кто за ними попытается прорваться.

– Командир, стоит ли так рисковать! А вдруг немцы к Западной Двине рванут, переправы захватывать?

– Ну и на кой хрен они им нужны? – Весело сощурился Иван, глядя на своего ротного. – Докладывать Гитлеру об очередной победе! После чего геройски подохнуть на этой переправе. Слушай, Костя, ты что бы стал делать, выйдя из окружения?

– К своим стал бы прорываться, – ответил ротный.

– А почему ты решил, что немецкие генералы станут вести себя по-другому? Да и горючего у них может хватить только на прорыв в Пруссию. – Иван подумал и добавил. – Или же на захват переправ на Даугаве. Но я твeрдо убеждeн, что делать им там нечего.

Иван взмахом руки пресeк возражения своего ротного и стал отдавать приказания, оставшимся в живых после прорыва бойцам. Нужно было выйти к дороге и занять свои траншеи до того, как немцы окончательно выйдут из котла. Надо, пока цела рация, вытащил которую тот же самый Шнайдер, доложить командиру полка о прорыве. Надо сообщить командиру третьей роты старшему лейтенанту Аникушину, что нужно занять брошенные позиции. Отдав все приказания, Иван приподнялся, скользя спиной по стволу дерева, подтянул повреждeнную ногу, отсоединил диск ППШ и начал набивать его патронами.

Манштейн мрачно смотрел на последствия встречи его передового батальона с зенитной батареей русских. Эта чертова батарея прикрывала мост через Нярис, который так был нужен его панцерам. Не обнаруженная вовремя, она открыла огонь по голове колонны, за несколько залпов уполовинив личный состав передового батальона моторизованного полка.

Вот такие бывают последствия пренебрежения разведкой. Командир батальона, допустивший это, заслуживает самого строгого наказания, впрочем, его извиняет то, что первым же снарядом русские сожгли его бронетранспортeр вместе с ним. Вполне заслуженная кара для дурака! Плохо, что его головотяпство стоило корпусу потери двух бронетранспортeров и пяти машин. Да ещe задержки по времени. Пока спешенная пехота обходила эту батарею, пока подошедшие панцеры отвлекали внимание зенитчиков, прошло не менее получаса. А эти чeртовы зенитки за это время подбили ещe два панцера.

Генерал обошeл оторванную от танка башню. Кажется на русской батарее не было бронебойных снарядов, стреляли фугасными. Но от прямого попадания калибром 8,5 сантиметров броня, даже у Pz-IV, защита не очень надeжная. Разведка утверждает, что такую же пушку русские умудрились поставить на самоходное орудие. Какое счастье, что его корпусу не встретилась ни одна батарея таких самоходок.

Манштейн размышлял. Эта война с самого начала пошла не так, как должна была. Упорство противника удивляет. Ни французы, ни англичане никогда бы не пошли на подобный риск – встретить одной батареей такую колонну войск. А то, что русским было прекрасно видно, какая сила на них накатывается, он не сомневался. На западе в таких ситуациях или сдавались, или уходили, взорвав пушки, а то и бросив их на позициях неповреждeнными. Эти же фанатики предпочитают умереть.

Солдаты его дивизий начинают бояться идти в атаку на русские позиции. Рациональным немецким умом трудно понять такое упорство. Можно, конечно, вспомнить разглагольствования Геббельса о страшных еврейских комиссарах, которые своими любимыми маузерами толкают в спину красноармейцев и расстреливают всех, кто пытается отступить. Но ни один из этих злодеев, за более чем двадцать дней войны, ему так и не встретился. Он уверен, что и на этой батарее их не было.

Генерал прошeл по разгромленной позиции русских зенитчиков. Как он и ожидал, ни одного комиссара на батарее не было. Ни в красных галифе с балалайкой в руках, как рисуют их пропагандисты Геббельса. Ни в военной форме со знаками различия политработников, как выглядят они на самом деле. Не было среди погибших красноармейцев и ни одного курчавого брюнета с выпуклыми глазами и вывернутыми еврейскими губами, которого можно было бы объявить переодетым комиссаром. Все солдаты противника были светловолосыми с правильными европейскими чертами лица. Брюнет был только один, но явного монгольского типа.

Манштейн раздраженно дeрнул плечом и поспешил покинуть позицию уничтоженной батареи. Он увидел всe, что хотел.

Батарея вступила в бой с ходу, как только обнаружила накатывающиеся на их позиции транспортeры передового батальона его колонны. Русским даже не пришла в голову мысль сбежать или сдаться. Чeртовы фанатики стреляли даже тогда, когда большая часть расчeтов была убита осколками от разрывов снарядов, выпущенных его панцерами. Больше всего его поразил труп офицера, явно командира батареи, повисшего на маховиках наводки орудия. Невероятно, но он стрелял, даже оставшись единственным живым человеком на всей батарее!

Если ему каждый мост придeтся брать с такими потерями, то лучше было бы вообще не выходить из котла. Там, хотя бы, соотношение потерь могло быть обратным.

Генерал сел в свою машину, дал команду своему шофeру Нагелю двигаться вперeд. Обер-лейтенант Шпехт, пользуясь своими правами любимого адъютанта, попытался вставить замечание, но, отрезвлeнный холодным тоном командира корпуса, счeл за лучшее замолчать. В полном молчании генеральский "Опель", вместе с остальными машинами колонны, втягивался в очередной островок леса. Генерал понемногу успокаивался. Пока ничего непоправимого не произошло. Потери в пределах допустимой нормы. Правда, планом операции предусматривалось, что погибнут они намного позже – уже при смене северного направления движения корпуса на западное. Ну что же, придeтся увеличить процент потерь, но русские его всe равно не остановят. Манштейн вновь откинулся на спинку сиденья и попытался забыться тревожным сном, столь нелепо прерванным этой батареей противника.

Подминая подлесок КВ выходил на позицию. Высунувшись из своего люка, механик-водитель вглядывался в землю, определяя самый лучший путь. Зиновий боковым зрением фиксировал далeкое движение ещe одного КВ, позицию которого он назначил в паре километров от себя.

Пока всe шло согласно разработанному плану. Получив сигнал о прорыве противника, старший лейтенант Колобанов выдвинул свою группу к развилке дорог, стараясь перекрыть все возможные пути прорыва. Пять КВ его роты, вытянувшись широкой дугой, надeжно блокировали все три расходящиеся в разные стороны дороги. Торопились врыться в землю бойцы стрелковой роты, приданной его группе. Где-то на флангах, неслышимые из-за дальности расстояния, должны были занимать позиции самоходки CУ-76, пришедшие под его командование в самый последний момент.

Молодой комбат самоходчиков, узнав о прорыве, немедленно предложил ударить в лоб немецкой группировке. Горячился, кричал о превосходстве классовой теории, а значит и техники над противником.

– Комбат, ты в настоящем бою когда-нибудь был? – Спросил Зиновий, охолаживая не в меру разошедшегося лейтенанта.

– Нет, – немного замешкавшись ответил тот, – а разве это имеет значение?

– Твою, героя, мать. – Скривился от его слов капитан, командир стрелковой роты. – Слышь, лейтенант, у твоей самоходки лобовая броня какая?

– Двадцать миллиметров. – Ответил растерянный комбат. – А что?

– А у немцев не меньше тридцати. – Ответил капитан. – А теперь посчитай с какого расстояния ты их сумеешь пробить? А с какого они тебя? – И разгораясь злостью на сосунка, из которого война ещe не выбила геройскую дурь, он продолжил. – А ещe, посчитай количество похоронок, которые тебе писать придeтся после этого геройского удара. Если, конечно, останешься живым. А ещe, заранее напиши похоронку своей матери, чтобы старлей не мучился, сочиняя еe.

Далее капитан перешeл на откровенный мат, высказывая всe, что он думает о припадочных героях, способных положить своих бойцов ради желания покрасоваться орденами. Зиновий не прерывал его. Капитан был прав. И если бы он не сказал это, пришлось бы это делать самому старшему лейтенанту Колобанову.

Растерянный лейтенант, совсем ещe пацан, получивший под командование батарею всего месяц назад, был лучшим по подготовке в училище, из которого их досрочно выпустили в конце апреля. Боевого опыта у него, конечно, не было. Их самоходный полк перебрасывали с одного участка фронта на другой, сохраняли, как последний резерв на крайний случай. И вот он настал. Полк раздeргали по батареям, разбросали по всем мало-мальски пригодным для движения танков дорогам в усиление ротам сороковой танковой бригады седьмого танкового корпуса.

Лейтенант не знал, что ему делать – то ли краснеть, то ли возмущаться. Умом он понимал, что капитан прав и сморозил он несусветную глупость, но ведь их в училище так воспитывали. Танковый бой должен быть наступательным, только в атаке можно победить врага. Не сдержавшись, он высказал всe это одним духом, обращаясь не столько к капитану-пехотинцу, сколько к молчавшему до сих пор танкисту.

– Можно, конечно, и так. Прямо в лоб! – Ответил ему командир танковой роты. – Но только если другого выхода не останется. Запомни, лейтенант, мы сюда не геройски помирать пришли, а нанести противнику как можно больше вреда. И делать это лучше из засады. Поэтому ты свои самоходки получше спрячешь, а если время будет, то и в землю закопаешь.

Лейтенант только кивал головой, мял руками шлемофон. Наконец, четко повернулся и пошел исполнять приказанное ему командиром.

– Что ты так на него набросился? – Спросил Зиновий пехотинца, когда они остались одни.

– Да был у меня на Финской такой вот герой. Поднял взвод в штыковую прямо на пулемeт. – Капитан поморщился от воспоминаний и даже сплюнул. – Ну, их, естественно, всех сразу и положили в снег, кого уже мeртвым, а кого только раненым. А пулемeт поливает так, что не подползти. Пока орудие подтащили и законопатили ему амбразуру, взвода считай уже нет. Одного этого героя живым и невредимым вытащили. Я его сгоряча пристрелить хотел, мол погиб вместе со всеми. Да тут, на беду, журналист какой-то в окопы припeрся. Ты же знаешь, они шпалами пообвешаются, а сами в военном деле ни черта не соображают.

Колобанов в свою очередь поморщился, приходилось и ему в похожей ситуации быть.

– Вот и этот ко мне сразу с вопросами: "Что этому герою за такой подвиг полагается?" – Продолжил свой рассказ капитан. – Ну, а я и ответил, что неплохо бы расстрелять перед строем за дурость.

Зиновий даже рассмеялся от такого поворота.

– Ну, хай, конечно, до небес. Меня из капитанов в лейтенанты, из ротного в взводные. Этому герою медаль за "подвиг". Правда, потом, когда военкор убрался, командир батальона заставил этого деятеля на каждого погибшего похоронку лично писать. А потом убрали его из полка куда-то.

– Как обычно с повышением. – Съязвил танкист. – Глядишь ещe нами командовать будет?

– Всe может быть. – Пожал плечами капитан. – А я, после того случая, таких вот героев не выношу.

– Ты присмотри за ним на всякий случай. – Попросил пехотинца Зиновий. – Держи его около своего КП, вдруг опять на геройство потянет.

– Ладно танкист, присмотрю. – Капитан пожал ему руку и поспешил распределять позиции своим взводам.

Выйдя к месту засады, танкисты взялись за лопаты, торопясь закопать КВ в землю. Это, пожалуй, единственная ситуация, когда жалеешь, что танк такой большой. Но земля на этот раз попалась мягкая, песчаная, работа спорилась и к моменту, когда на дороге появились мотоциклисты немецкой разведки, танк уже стоял, врытый в землю по самую башню.

Немецкая разведка проскочила по дороге дальше. Зиновий отдал своим танкистам, а капитан продублировал для пехоты, строжайший приказ стрелять только по основной колонне, пропуская мотоциклы и прочую разведывательную мелочь. Дорогу предстояло прочно закупорить, а не устраивать показательные стрельбы. Тем более, что данный участок грейдера позволял устроить немцам полноценную засаду. Высокая насыпь, проходящая по болотистой низине, полого поднималась вверх, чтобы развернуться на небольшом холме с северного направления почти строго на запад. Со своей позиции КВ контролировал всю насыпь. Только бы немецкая колонна не выбрала другую дорогу, хотя, и там их тоже ждут.

– Приготовиться. – Отдал команду Зиновий, уловив в свой перископ движение на далeкой развилке.

Потянулись минуты ожидания. Немецкая колонна притормозила на перекрeстке. Протарахтел обратно мотоцикл разведки, не обнаруживший ничего опасного. Наконец передовой танк повернул на правую дорогу, как самую удобную для движения бронетехники.

– Бронебойным. – Отдал команду Зиновий. Клацнул затвор, принимая снаряд. Наводчик приник к окуляру, слегка дорабатывая маховики наводки.

Немецкая колонна шла плотно, на сокращeнных дистанциях, торопясь проскочить неудобный участок. Передовой танк, выкрашенный в грязно-серый цвет, вздымая гусеницами лeгкую пыль, которая к подходу хвоста колонны превратится в непроницаемое облако, выползал на холм, закрывая берeзу, назначенную первым ориентиром.

– Огонь. – Скомандовал Зиновий. Старший сержант Усов нажал на спуск, и почти сразу в борту передовой "тройки" расцвел огненный цветок разрыва.

Заражающий кинул в казeнник второй снаряд. Довернув пушку, Усов всадил болванку в борт второго танка. Уловив команду командира, развернул орудие и, промахнувшись третьим, четвeртым снарядом подбил танк, шедший замыкающим в колонне.

– Командир, двадцать два танка. – Раздался голос радиста Киселькова. – Хороший улов.

"Больше похоже на охоту, на стаю волков", – подумал Зиновий, отдавая команду вести огонь по хвосту колонны, – "и пока не ясно, чем эта охота закончится". А на шоссе попаданием накрыло пятый танк. От трeх тянулся дым, два других пока не горели, но накрытие не оставляло никаких сомнений. Немцы пытались маневрировать, но высокая насыпь не давала им сойти с дороги. Пока ещe не определив откуда по ним стреляют, немецкие танкисты открыли огонь по стоящему левее на поле стогу сена, неизвестно почему оставшемуся с зимы. Вскоре от стога ничего не осталось. Наконец, кто-то из немцев засeк их положение и первая болванка гулко ударила по башне.

"Метко стреляют сволочи", – Зиновий потряс головой, освобождая уши от пробок, возникших после удара, – "но попасть, господа Гансы, мало, надо ещe пробить".

– Семь – один в нашу пользу, – кричал радостный Кисельков.

Кто-то сумел организовать, попавшие в засаду немецкие танки, на КВ обрушился целый град бронебойных снарядов. Один за другим они долбили по 25-миллиметровой броне дополнительных экранов, установленных на башне КВ. От маскировки, над которой так старательно работал экипаж, уже не осталось и следа. В пороховом дыму трудно было дышать, бойцы оглохли от непрекращающихся ударов бронебойных болванок о броню танка. Заряжающий работал в бешеном темпе, загоняя в казенник пушки снаряд за снарядом. Усов, не отрываясь от прицела, продолжал вести огонь по вражеской колонне, выцеливая тех, кто ещe вeл ответный огонь.

Перекрикивая грохот выстрелов и удары попаданий, Зиновий доложил о начавшемся столкновении комбату. Связался с остальными танками роты. Все вели бой.

Командир сводного танкового полка 56 танкового корпуса оберст-лейтенант Мюллер устало откинулся на жeсткое сиденье бронетранспортeра. Голос командира первого батальона майора Хофмана, доносящийся из наушников рации, только что перечеркнул радостные мечты командира полка о будущей карьере. Вместо лeгкого прорыва через тылы русских армий, он предрекал тяжeлые бои и грядущее поражение.

– Вайс, они точно натолкнулись на танковую засаду, или ему показалось со страху?

– Никак нет, господин оберст-лейтенант, они действительно натолкнулись на засаду. Майор Хофман сообщает, что их батальон блокирован на шоссе русскими, и они не могут прорваться ни вперeд, ни назад.

– Сколько танков их блокировало? – Спросил Мюллер, составляя в уме рапорт командиру корпуса. Генерал Манштейн не отличался терпимостью к чужому мнению и, составляя доклад, нужно было предугадать его настроение, и постараться найти формулировки, устраивающие командира корпуса, не только сейчас, но и в будущем, когда ему придeтся составлять доклад вышестоящему командованию.

– Они говорят, что ведeт огонь только один танк! – После небольшой паузы сообщил радист.

– Как один? – Удивился командир полка.

– Это КВ! – Ответил Вайс.

Оберст-лейтенант в раздражении отбросил наушники рации. Опять эти КВ! Кто мог предугадать наличие у русских такого количества этих монстров. Когда в нескольких километрах от границы им впервые пришлось столкнуться с этим чудом русской танковой техники, ему, тогда командиру танкового батальона, пришлось позорно бежать, чтобы спасти свои панцеры от тотального уничтожения. И только обстрел батареей крупнокалиберных гаубиц смог вывести из строя тяжeлый танк русских. И то, понадобилось три прямых попадания снарядов калибром 10,5 см, чтобы вывести его из строя.

С тех пор, любое присутствие тяжелых танков большевиков принуждало его немедленно отходить и искать другие пути продвижения вперeд. Наверное, поэтому он и сумел остаться в живых до настоящего времени. Но сейчас отходить было некуда! И тогда он отдал приказ прорываться по соседним дорогам.

Несколько минут томительного ожидания закончились паническими воплями командиров второго и третьего танковых батальонов. На других дорогах их тоже ждали. На этот раз в бой вступили уже по два русских тяжeлых танка. Оберст-лейтенант Мюллер дал приказ на немедленный отход.

Как ни старался оттянуть командир танкового полка этот момент, но всe же пришло время докладывать командиру корпуса, которому он непосредственно был подчинeн, согласно новому штатному расписанию.

Подполковник тоскливо посмотрел на небо. Надeжно прикрывавшая их большую часть дня, низкая облачность стала рассеиваться. В плотном пологе туч стали появляться всe увеличивающиеся разрывы. А это значит, что скоро пожалует авиация противника. И тогда на планах организованного прорыва можно ставить крест.

Оберст-лейтенант ещe раз вздохнул и потянулся к микрофону рации.

Оставшиеся четыре танка Зиновию пришлось расстреливать маневрируя всем корпусом. Всe-таки, один из немецких снарядов попал в башенный погон и заклинил башню. Выбравшись из укрытия, КВ подмял под себя окружающие кусты, сминая последнюю маскировку. Усов, давая команды водителю, торопился подбить ещe сопротивляющиеся немецкие панцеры, пока кто-нибудь более удачливый не перебил им гусеницы. Но то ли немцам не везло, то ли они не додумались до столь очевидного шага, но последней бронебойной болванкой ему удалось успокоить до сих пор уцелевшую «тройку». Впрочем, им тут же пришлось удирать во все гусеницы. На позиции их танка стали рваться снаряды тяжелых гаубиц, а с этим противником стоило быть поосторожнее.

Петляя между воронками, КВ отходил к близлежащему лесу. И только оказавшись в относительной безопасности, Зиновий взял ракетницу и выстрелил в светлеющее небо две красные ракеты – сигнал общего отхода. Свою задачу они выполнили. Потрепали немецкую колонну насколько это было возможно. Теперь нужно было дать немцам возможность прорваться до следующей засады, которая их непременно ждала через несколько относительно безопасных километров.

На очистку дороги ушло более получаса. Генерал Манштейн тихо злился в своей машине. Эта непредвиденная засада ломала весь график продвижения. Жаль, конечно, тридцать панцеров, оставшихся на этих дорогах, но их гибель ничто по сравнению с потерей внезапности.

ЕГО ждали! Невероятно, но ЕГО ждали! Для организации такой засады нужно несколько часов. А это значит, что ЕГО ждали!

Неужели русские генералы сумели предугадать ЕГО манeвр! Генерал сразу отмeл это предположение, как невероятное. Кто из этих недоучившихся лейтенантов, только волею случая вознесeнных в нынешние чины, может понять ЕГО логику. Как можно сравнивать ЕГО – гения манeвренной войны, показавшего свою гениальность в польской и французской компаниях – и этих диких, толком не научившихся наматывать портянки на свои лапти, "командиров"!

После непродолжительного размышления генерал нашeл вполне логичное объяснение этому событию. У русских попросту очень много войск! Настолько много, что они могут прикрывать не только переправы через Даугаву, но и выделить часть батальонов, для организации засад. Это всe объясняло! Конечно, только многократным превосходством можно объяснить появление танков на пути следования его корпуса. Ему ещe неизвестно насколько противник превосходит его численно, но это превосходство не вызывает никакого сомнения. Генерал начал формулировать тезисы своего доклада Гитлеру, делая основной упор именно на численное превосходство противника.

Очень скоро разведка подтвердила его предположения. Встретившие его колонну танки принадлежали сороковой танковой бригаде седьмого танкового корпуса русских. Ну, конечно, русские бросили против него целый танковый корпус! Это всe объясняет! Манштейн успокоился, даже если он потерпит поражение, хотя это событие настолько невероятно, что и рассматривать его не стоит, то у него есть объяснение. Громадное численное превосходство противника! Тем более, что передовые батальоны, отходящие под давлением танков русских, подтвердили – противник превосходит их в несколько раз.

Тем более приятно, что русские вскоре отошли. Генерал Манштейн удовлетворился докладом подчинeнных о громадных потерях противника. Иначе и быть не могло! Как могли эти "недочеловеки" – генерал не слишком поддерживал рассовую теорию Розенберга, но был уверен, что немцы, всe же намного выше этих "диких славян" – противостоять его войскам "на равных". Генерал дал команду на дальнейшее продвижение, посмотрел на часы – времени было более, чем достаточно, согласно его собственного плана, предусматривающего прорыв в Рейх самого генерала Манштейна в любом случае, даже если сопровождающие его дивизии понесут стопроцентные потери. Впрочем такие мелочи главного стратега Вермахта остановить не могли.

18 июня 1941 года Берлин

На танковом полигоне в Куммерсдорфе было непривычно много высших офицеров. Они перемещались между приготовленными к сегодняшнему показу панцерами, разговаривали между собой, терпеливо ожидая приезда главного лица – участие в совещании должен был принять сам фюрер. Большинство из них осматривало недавно доставленный из Польши новый русский танк. Посечeнный осколками снарядов, с несколькими отметинами прямых попаданий, выглядел он довольно грозно. Генералы осматривали его корпус с сильно наклонeнной лобовой броневой плитой, широкие гусеницы, уменьшающие давление на почву, длинноствольную пушку большого для танка калибра, отмечали другие новшества. Некоторые даже залезали внутрь, стараясь как можно полнее ознакомиться с этим русским чудом, мгновенно завоевавшим почитателей в виде танковых генералов вермахта. Самым ярым поклонником конечно же являлся «быстроходный Гейнц», сбежавший из России от этих самых танков, но прощeнный Гитлером за былые заслуги. Расхаживая вокруг танка Гудериан что-то объяснял Порше и Адерсу, двум самым главным конструкторам бронетехники рейха, то демонстрируя ширину гусениц, то залезая на корпус, то показывая калибр и длину орудия. Подошедший поближе Паулюс услышал, как тот с жаром доказывает Порше преимущества этого русского танка перед немецкими панцерами. Конструкторы в большинстве случаев соглашались с ним, но по некоторым вопросам начинали спорить.

– Генерал, вы не представляете себе трудность копирования чужой техники. – Убеждал Гудериана Порше. – Для этого придeтся переделывать весь производственный цикл. К тому же мы не знакомы со способами отливки цельнолитых башен, наши заводы не выпускают подобных дизелей.

– Намного проще создать новый танк, используя похожие элементы конструкции. – Поддержал Порше Адерс. – К тому же наша компоновка с передним расположением трансмиссии позволит сделать боевое отделение просторнее и сдвинуть башню в центр. А то в этом русском шедевре, на мой взгляд, очень тесно.

– Если по боевым качествам, прежде всего по скорости и бронированию, ваш новый панцер не будет отличаться от этого, то я не возражаю. – Сделал вывод Гудериан. – Хотя я по-прежнему убеждeн, что лучше этого танка сделать вряд ли возможно.

– В какой-то степени можно модернизировать наши панцеры. – Продолжил свою мысль Адерс. – Наварить дополнительные броневые плиты, поставить более длинноствольные орудия, сделать шире гусеницы.

– Это всего лишь полумеры. – Возразил Гудериан.

– Согласен, но всe это можно сделать очень быстро, а разработка нового танка затянется, как минимум, на несколько месяцев. – Добавил Порше.

– Надеюсь русские не успели поставить их на поток. – Высказал предположение Адерс.

– Могу вам сообщить только то, что против моей танковой группы их действовало более сотни. – Ответил ему Гудериан. – А всего, по данным разведки, на Восточном фронте зафиксированы действия восьми танковых корпусов русских, и в каждом около двух сотен таких вот "подарков" нашим панцер-ваффе.

Паулюс поморщился. С такой лeгкостью сообщать секретные пока сведения. Хотя какие они секретные? Главный радиоразведчик вермахта генерал Фелльгибель уже сообщил ему "под страшным секретом", что радиостанции Каира с садистским наслаждением цитируют этот документ, с многочисленными комментариями, уже в течение трeх суток. Это означало, что Роммелю удалось его передать англичанам, а также то, что английские генералы оказались ещe большими болванами, чем предполагал Паулюс, хотя надо признать, что Эрвин его предупреждал. Нужно быть совершенным идиотом, чтобы разнести в эфире такие данные. Интересно, как в данной ситуации отреагирует Черчилль? Да и реакция Гитлера интересна, хотя еe они увидят и очень скоро.

Из-за плеча Паулюса совершенно бесшумно возник фельдмаршал Витцлебен.

– О чeм задумались генерал? – Фельдмаршал смахнул со своего рукава неизвестно откуда прилетевшую пушинку. И тут же продолжил, не дожидаясь ответа. – Как вы думаете, успеют наши гении создать достойного противника этому русскому чуду?

– Не хочу ничего предрекать, господин фельдмаршал, роль Кассандры всегда была неблагодарной и бесполезной. – Паулюс невольно посмотрел по сторонам, но в опасной близости от них никого не было. – Но если наступление русских будет продолжаться в таком же темпе, то новый панцер нам попросту не понадобится.

– Я только что узнал, что русские сегодня ночью взяли Краков. – Сказал Витцлебен. – Кстати у них новый командующий на Центральном фронте. – Поймав заинтересованный взгляд Паулюса, он продолжил. – Некий генерал Рокоссовский, нам совершенно неизвестный до этого.

– Надо спросить Хойзингера, он прекрасно знает большинство русских генералов. – Посоветовал Паулюс.

Они посмотрели по сторонам в поисках "ходячей энциклопедии" генерального штаба. Оказалось, что Хойзингер неподалeку о чeм-то увлечeнно разговаривает с Кeстрингом.

– А вот и второй знаток. – Констатировал Витцлебен и, слегка повысив голос, сказал. – Полковник и вы, генерал, подойдите к нам.

Хойзингер с Кeстрингом поспешили на зов фельдмаршала.

– Скажите полковник, кто такой генерал Рокоссовский? – Спросил Витцлебен.

– Не могу сказать ничего конкретного. – Смутился Хойзингер. – До начала войны всего лишь один из командиров мехкорпусов, которых у русских столько, что уследить за всеми попросту невозможно.

– Участвовал в Гражданской войне, имеет несколько орденов, сидел в тюрьме по подозрению в поддержке Троцкого, но выпущен Сталиным за год до начала войны. – Продолжил Кeстринг. – Ничем не прославился, если не считать разгром Первой танковой группы Клейста. – Уточнил бывший военный атташе в России и желчно добавил. – Причeм всего за две недели.

– Можно ещe добавить, что по нормам вермахта он слишком молод для такой должности. – Уточнил Хойзингер. – Ему ещe нет и пятидесяти. К тому же, он по национальности поляк, но вряд ли нам это поможет в данной ситуации.

– Если он будет воевать как польские генералы в тридцать девятом, то не доставит нам больших проблем. – Попробовал сгладить напряжeнность Паулюс.

– Не забывайте Паулюс, что это советский генерал, а не польский, – охладил его Кeстринг.

– Сталин назначил ещe, по крайней мере, троих новых командующих фронтами. – После непродолжительного раздумья продолжил Витцлебен. – И все такие же как этот Рокоссовский – одно большое неизвестное. Мы столько лет изучали достоинства, недостатки и привычки его маршалов, искали что им противопоставить, а он взял и в одночасье назначил на такие должности никому не известных генералов. Рокоссовский, Конев, Ватутин, Ерeменко. Вам что-нибудь говорят эти фамилии? – Генералы покачали головами. – А командовать танковыми и механизированными корпусами он вообще назначил полковников, о которых мы даже не слышали. – Он повернулся к Кeстрингу. – Вам что-нибудь говорит фамилия Катуков?

Бывший атташе только удивлeнно пожал плечами.

– Вот видите, – сделал вывод Витцлебен, – а ведь он командовал танковым корпусом, который был основной ударной силой русских при разгроме Клейста.