Текст книги "Майская Гроза"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Гюнтер, тяжело дыша, привалился к стенке траншеи, насыщенный дымом и пылью воздух рвал лeгкие, драл как наждаком горло. Кто-то из солдат кашлял. Гюнтер повернул голову и увидел, что кашляет, выбрасывая из горла куски уже свернувшейся крови, раненый в грудь Хендель, вспомнилось наконец-то имя солдата. "Скоро умрeт", – отметило сознание и Гюнтер торопливо отвернулся в сторону. Не хотелось утешать раненого, Гюнтер вообще не любил врать, даже в такой ситуации. Эта его привычка сыскала ему уважение подчинeнных, но одновременно создала множество проблем в общении с начальством. Никакое начальство не любит правду, чтобы оно не говорило по этому поводу.

– Господин гауптман, русские кричат, но крик не приближается. – Оторвал его от раздумий Курт.

Гюнтер прислушался в доносящийся с той стороны шум. А Курт прав. Чeртовы снайперы. Так нужно посмотреть, что там происходит, но поднимать голову над бруствером просто страшно. В одинокую цель снайпер не промахнeтся. Вот если бы... Да действительно это выход. Гюнтер отдал команду и все солдаты одновременно выглянули из окопа.

Этот манeвр стоил им ещe двоих, убитых в голову, снайперы у русских были выше всяких похвал. Но самое главное он увидел. В атаку никто не шeл! А это могло значить лишь то, что их выманили из укрытий, заставив поверить в атаку, и что сейчас русские нанесут ещe один налeт по его позициям. Гюнтер стал выкрикивать торопливые команды, спеша вернуть солдат обратно, но было поздно. Рванул рядом снаряд большого калибра и его сознание медленно погасло.

В бывшей немецкой траншее сиротливо торчал задранным вверх стволом пулемeт. Иван, больше по привычке к такому оружию, чем необходимости, взял MG в руки и, обнаружив пропоротую осколком ствольную коробку, отбросил его в сторону. Ольга, выскользнув из-за его спины, поспешила вдоль траншеи, торопясь настигнуть передовую цепь батальона. Иван широкими шагами шeл за ней, внимательно оглядывая прилежащую местность, иногда реагируя на громкие звуки. Но каждый раз это были рушившиеся стены, каким-то чудом державшиеся до сих пор. Встречавшиеся на пути солдаты противника по большей части представляли собой, выглядывающие из-под завалов кирпича руки и ноги. Пару раз попались не засыпанные тела, но в первых трупах Иван опознал результаты их собственной работы, а следующая группа осталась от очереди пулемeта Агафонова.

Догнать взвод удалось только через сотню метров, где траншея делала резкий поворот, давая возможность вражескому пулемeтчику остановить противника. Ругался раненый в руку командир второго отделения сержант Иванов, хрипел что-то сорванным горлом взводный, но каждая попытка высунуться за поворот траншеи заканчивалась новой очередью. Желающих поймать в грудь порцию свинца не находилось. Иван осмотрел окрестности, но никакой возможности урезонить вражеский пулемeт не отыскивалось. Не было и возможности докинуть гранату. Нужно было отходить и искать способ обойти эту позицию. Лейтенант повернулся к своим бойцам, чтобы отдать команду на отход, когда из-за предыдущего поворота вывернулся боец с непонятной трубой в руках. Вслед ему показались ещe несколько человек, в том числе командир с петлицами старшего лейтенанта.

– Чего стоим лейтенант? – голосом неисправимого оптимиста поинтересовался командир пришедшей группы.

– Пулемeтчик, зараза, не даeт голову высунуть. – Ответил взводный. – Надо искать обход, а то всех здесь положим.

– А гранатой? – Продолжал старший лейтенант.

– Да тут расстояние не меньше ста метров! – Возмутился взводный, слегка преувеличивая дистанцию.

– Эх пехота, учитесь у разведки как надо работать. – Старлей махнул рукой, вперeд выскочил боец с петлицами сержанта, высунулся из-за бруствера и резко выбросил руку с гранатой. В окопе рвануло, взвизгнули, уходя вверх, осколки, поднялась пыль. За сержантом в проход, прикрываясь взметнувшейся пылью, выскочил боец с непонятной трубой, мгновенно вскинул еe на плечо. Ударило из обращенного к взводу обреза трубы пламенем и вперeд умчалась ромбическая насадка, которой заканчивался ствол.

"Какое-то новое оружие", – подумал Иван. В последние предвоенные месяцы на полигоны часто привозили такое, что командиры немедленно выводили свои подразделения, уже приготовившееся к стрельбе, как можно дальше в лес. Бойцам приходилось довольствоваться гулкими ударами с огневого рубежа, да слухами, один другого удивительнее, расползавшимися по дивизии как тараканы. Был среди них и разговор об устройстве, способном гранату на пару сотен метров забросить. И вот пришлось увидеть его в действии.

В дальнем конце траншеи, где находился немецкий пулемeт, возникла вспышка пламени, ударил по ушам гулкий удар взрыва, тотчас сменившийся воплем боли, накрыло немецких пулемeтчиков. Впереди в окопе мелькнули спины разведчиков, вслед за ними поспешил Агафонов со своим пулемeтом, рванулся вперeд взводный, подбадривая своих бойцов собственным примером. Затрещали впереди автоматы разведчиков, хлопнула лимонка, бойцы прошли опасный поворот и устремились вглубь немецких позиций.

Уловив желание Ольги выскочить в траншею, Иван слегка сместился в сторону и та с размаху стукнулась о его спину. Раздраженно зашипев, она вскинула взгляд на своего напарника. "Ну чисто кошка", – мысленно усмехнулся Иван, выдвигаясь вперeд. Он торопливым шагом перемещался по траншее, преграждая своей напарнице путь каждый раз, когда она пыталась вырваться вперeд. Ольга уже начала ругаться, но Иван старался не обращать внимания на проклятия, доносившиеся из-за спины.

– Боец Ковалeв, я приказывая вам пропустить меня! – Напарница попыталась перейти на официальный тон, но Иван в ответ только неуклюже раскинул руки, мешая ей проскочить мимо.

– Ковалeв, но ведь это смешно! – В голосе Ольги послышались всхлипывания. – Мне сам командарм разрешил!

– А я не хочу чтобы тебя убило! – Иван решился повернуться к ней. – Ты можешь понять, я не хочу тебя терять!

Ольга растерянно посмотрела по сторонам, но, благодаря стараниям Ивана, все остальные давно были далеко впереди.

– Ваня, ты чего? – Удивлeнные глаза напарницы упeрлись ему в лицо.

Иван, чувствуя как горячая кровь бросилась в голову, притянул Ольгу к себе, зашептал в прикрывающий голову капюшон маскхалата:

– Я не хочу, чтобы тебя убило, или ранило, или просто зацепило. Пусть уж лучше меня на куски разорвeт, лишь бы не видеть это.

– Ваня, но ведь война? – Ольга непроизвольно стала гладить его руки. По телу разливалась приятная истома, вытесняя из сознания мысль, что знает она бойца Ковалeва всего лишь неполный час. – А вдруг нас кто увидит?

Противный свист мины прервал возражения Ивана, он толкнул свою напарницу в нишу окопа, понимая что уже не успевает, раскинул руки, прикрывая еe от разрыва. Рвануло где-то за спиной, взвизгнули над головой осколки, Иван сжался, ожидая резкого удара в спину. Но время шло, а боль не приходила, Иван расслабился, понимая, что пронесло, когда уха коснулся приглушенный стон. Откинувшись назад он увидел как на ноге Ольги расплывается кровавое пятно, как бледнеет еe лицо, пряча муку боли за прикушенной губой. Иван рванул клапан кармана, вытаскивая индивидуальный пакет, наклонился над раной, торопливыми руками накладывал повязку, останавливал кровь, что-то шептал, успокаивая не столько Ольгу, сколько самого себя. Остановил пробегающего мимо санитара, заставил того поверх своих неумело намотанных бинтов наложить ещe одну повязку, и только тогда стал понимать смысл, обращeнных к нему слов.

– Да успокойся ты! – Почти кричал ему санитар. – Ничего страшного нет! Легкая рана. Осколок вскользь рубанул! Ходить сейчас, конечно, не сможет, но за пару недель затянет! Уж поверь мне, я такие раны не один раз видел.

Иван пришeл в себя, когда санитар скрылся за очередным поворотом траншеи. Окинул взглядом окрестности. Где-то в глубине немецких позиций гремели взрывы, трещали очереди автоматов и пулемeтов, хлопали выстрелы винтовок – бой смещался в глубину квартала. Кажется атака удалась и батальоны их полка прогрызали оборону противника, устремляясь навстречу звукам боя, доносящимся с противоположной стороны кольца окружения. Иван легонько, как пушинку, поднял Ольгу на руки, двинулся в тыл позиций своего батальона, стараясь обходить завалы кирпича и торчащие из него куски дерева и железа. Ольга доверчиво прижалась головой к его плечу, закинула руку ему за шею, не обращая внимания на толчки двух винтовок, висящих за спиной напарника.

– Тебе не тяжело? – Прошептала она.

– Да что ты! – Ответил ей Иван. – Я тебя всю жизнь на руках носить буду.

Ольга притянула его к себе, впилась губами в его губы, чувствуя как разливается по жилам жар, дурманит голову.

– И что здесь происходит? – Раздался неподалeку от них насмешливый голос.

Оторвавшись от Ольги Иван с изумлением увидел в паре метров от себя генерала в сопровождении довольно многочисленной свиты. Все они с улыбками рассматривали их. Не было гнева и в генеральском лице.

– Товарищ генерал, разрешите доложить. – Иван поторопился ответить, так как Ольга вжалась лицом в его грудь, стесняясь посмотреть на командира дивизии, вопреки желанию которого она с таким трудом прорывалась на передовую. – Боец Ковалeв из снайперской пары, выношу с поля боя раненого напарника.

– Напарника значит? – Комдив откровенно веселился. – Ну ладно, боец Ковалeв, неси напарника дальше. Не забудь только на свадьбу пригласить!

Свита жизнерадостно грохнула смехом. Обтекая застывшего столбом снайпера, генерал со свитой заспешил вперeд, где звуки боя всe дальше отдалялись в глубину немецких позиций.

– Ваня, что теперь будет? – Прошептала Ольга, когда комдив скрылся за развалинами ближайшего дома.

– Что, что? – Пробурчал Иван. – Сама слышала, что генерал сказал. Свадьба будет. Считай это приказом командования.

Ольга молча уткнулась лицом в его плечо. Иван передвинул руки так, чтобы они были как можно дальше от раны и двинулся в тыл, отдаляясь от гремящего вдалеке боя.

Гюнтер судорожно боролся с накатывающей тошнотой, голова пульсировала острой болью, отдаваясь на каждый удар сердца, по привычке гнавшего тяжелую, как ртуть, кровь в мозг. Пересохшее горло хрипело что-то нечленораздельное, хотя остатки сознания пытались протолкнуть через него просьбу о глотке воды. Наконец кто-то намочил ему спекшиеся губы, помогая им раскрыться и в горло потекла живительная струя. Гюнтер судорожно глотнул, вода заскользила внутрь, возвращая тело к жизни. Гюнтер глотал воду, боясь что не успеет утолить жажду до того, как она закончится. Напившись, он попытался открыть глаза, с третьей попытки ему удалось это сделать. «Почему небо зелeное?» – сверлила гудящую голову непрошенная мысль, пока мутный взгляд скользил по нависшему над ним пологу палатки. Гюнтер попытался сосредоточиться – что же с ним произошло? Память вдруг вернула искаженное лицо Курта, пытавшегося что-то ему крикнуть, грохот снаряда и острую боль в затылке.

Перед глазами появилось чьe-то лицо, Гюнтер попытался сосредоточиться, но лицо всe время ускользало, то расплываясь белесым пятном, то затягиваясь кровавым туманом.

– Господин гауптманн, вы меня слышите? – Раздался из этого тумана голос фельдфебеля Мюллера.

– Где я? – Прохрипел Гюнтер.

– В плену мы у русских, господин гауптманн, в госпитале для раненых. – Мюллер торопился высказать ему все новости, пока Гюнтер был в состоянии понимать его. – Операцию вам уже сделали, вытащили из головы осколок. Теперь вот сюда положили. А я в палатке за дежурного назначен, так как у меня ранение самое лeгкое. Перелом руки у меня. – Перед лицом Гюнтера проплыло что-то белое, кажется фельдфебель попытался продемонстрировать ему свой гипс.

– А Курт где? – Собрался с силами для второго вопроса Гюнтер.

– Обер-лейтенант жив. – Донеслось до него из тумана, который никак не желал рассеиваться. – Он вас и притащил сюда. А самого его вместе с остальными солдатами дальше увели...

Фельдфебель рассказывал что-то ещe, но Гюнтер уже проваливался в спасительную темноту, отгораживающую его от терзающей затылок боли.

13 июня 1941 года Прибалтика

Прорваться удалось относительно легко. Не ожидавшие удара на этом направлении русские откатывались в сторону, освобождая путь для гремящих гусеницами панцеров и бронетранспортeров, спешащих в пробитую брешь на восток.

Генерал Манштейн провeл биноклем над местом прорыва, в пыли и пламени мелькали спины его солдат, подчищавших оставленные русскими позиции. Генерал довольно усмехнулся – приятно сознавать, что ты, как всегда, прав. Нет, не зря он приложил столько усилий, убеждая командующего и его штаб в необходимости нанести удар именно на этом направлении. Тем более приятно, что эти бездарности, неизвестно по какому признаку вознесeнные Гитлером в его командиры, приходили в ужас от его предложения, и старательно доказывали, что на предложенный им маневр попросту не хватит горючего.

Идиоты, не способные сделать выводы из событий последних недель! Дураки, старательно цепляющиеся за цифры, и думающие, что на русских подействует количество железных коробок, которые они потащат за собой. Какой смысл тратить бесценный, в данной ситуации, бензин на бесполезные в боях с русскими легкие панцеры. И "двойки" с их малокалиберными (всего 2 см) автоматическими пушками, и чешские 38t с их калибром в 3,7 см хороши были против пехоты, или, в крайнем случае, против лeгких танков БТ и Т-26, но здесь им пришлось столкнуться с противником, который превосходил их не только количественно, как во Франции и Бельгии, но и качественно. Этого врага нужно брать манeвром и хитростью. Конечно, он не предлагает бросить лeгкие панцеры. Они ещe должны послужить. Залить им горючего по минимуму, чтобы хватило прорвать оборону. Вероятнее всего большинство из них из этого боя не выйдет, но они хотя бы принесут пользу. А в прорыв пойдут более совершенные "тройки" и "четвeрки".

Пусть русские сильнее, но они не могут быть сильнее везде. Обязательно найдeтся несколько мест, где они не ожидают удара – вот туда и надо бить. Он согласен, что с тактической точки зрения выбранное им место прорыва не самое удачное. Так и противник думает точно также, что только что подтвердили солдаты его корпуса. Удара на северо-восток сталинские генералы, конечно, не ожидали.

Дорогу на Укмерге прикрывал пехотный батальон и батарея 45-миллимитровых пушек. Единственно, что настораживало – солдаты противника даже не пытались отходить. С мрачной решимостью фанатиков они держались в своих окопах, даже когда его панцеры проходили у них над головами. Впрочем, оказалось, что для его танкистов это был последний подвиг. Русские закидали их бутылками с зажигательной смесью, превратив грозные боевые машины в чадящие железные костры. С не меньшим бесстрашием действовала артиллерия. Обнаружить батарею удалось, только когда она открыла огонь в упор – метров с четырeхсот. И подавить еe смогли, только проутюжив позиции гусеницами. Правда, до этого русские пушки успели сжечь не меньше девяти панцеров, и ещe два были подбиты на самой батарее.

Откровенно говоря, размеры потерь пугали. И хотя лeгкие панцеры были всего лишь разменной картой, никто не думал, что придeтся оставить их так много – двадцать три, прорывая позиции одного батальона. Тем более что и пехотный полк, шедший первым эшелоном, потерял не менее батальона убитыми и ранеными. Русские, в конце концов, отошли, прикрываясь опушкой леса, но, похоже, сделали это по приказу, что не радовало генерала Манштейна.

Но дело сделано! Несомненно, что командир русского батальона, если он остался жив, поторопится доложить своему начальству о прорыве. "Гениальные" сталинские стратеги проведут прямую линию по карте, упрутся в Санкт-Петербург и немедленно поднимут панику, перебрасывая к Даугаве все наличные резервы. У Манштейна не возникало и тени сомнения, что эти кретины будут вести себя именно так. Со временем, естественно, найдeтся и там умная голова, но он уже будет спешить на север, а потом на запад, опережая своих противников на несколько шагов. Ему бы только добраться до первых, пригодных для его панцеров, дорог и мостов.

Генерал прислушался. Далеко на юго-западе гремела канонада. Эсэсовцы Эйхе отрабатывали свой пропуск в Валгаллу, связывая боем русские части в развалинах Ковно. Манштейн поморщился. Он терпеть не мог всe это чeрномундирное быдло, выслужившееся из тюремщиков в генералы. Все эти группенфюреры, вознесeнные волей чокнутого ефрейтора из пыли и безвестности в элиту армии, не стоили последнего лейтенанта его корпуса. Но солдаты их дивизий были просто великолепны. Манштейн не любил их генералов, но никогда не отказывался иметь на правом фланге дивизию СС "Мeртвая голова". И сейчас его терзали двойственные чувства. Ему было жаль, что в атакующих порядках его корпуса не было солдат дивизии "ТотенКопф", и он радовался, что не видит опротивевшую морду их командира.

"Не стоит складывать все яйца в одну корзину", – успокоил себя генерал старой и мудрой пословицей. Эйхе предлагали возглавить прорыв, надеясь, что там он и найдeт свою смерть, но этот фанатик не посмел нарушить волю своего придурковатого фюрера. Манштейн вспомнил скандал устроенный командиром дивизии "Мeртвая голова". Как же так – они нарушили указание "великого фюрера"! Ведь "гений стратегии битвы пивными кружками" приказал сдохнуть им именно в этом месте!

Пусть "великий фюрер" засунет свои "гениальные озарения" в одно, весьма подходящее для этого, место. Он, Эрих Манштейн фон Левински, будет делать только то, что считает в данной ситуации нужным. Ему гению манeвренной войны сидеть в мышеловке, устроенной русскими этому надутому индюку Гепнеру? Кстати, как он там со своим планом прорыва по кратчайшему расстоянию?

Канонада не смолкала и на западе. Уже более часа 41 танковый корпус Рейнгардта, вернее его остатки, дополненные солдатами других частей, пытались прорвать кольцо окружения на западе. Судя по интенсивности канонады, пока безуспешно. Что ещe раз подтверждает его, Манштейна, правоту.

Артиллерийские разрывы, гремевшие по всей юго-западной дуге кольца окружения, давали его солдатам возможность вырваться из котла. Жаль только что Гепнер так и не поверил в успех предложенного им плана, и не усилил остатки его корпуса другими частями. Все они пошли на усиление Рейнгардта и сейчас безо всякой пользы гибнут в безуспешных попытках пробиться в Пруссию по кратчайшему пути. Но с другой стороны, если бы не атаки Рейнгардта, удалось бы ему так легко прорваться?

С затянутого облаками неба вновь посыпался холодный мелкий дождик. Манштейн покинул свой наблюдательный пункт на вершине придорожного холмика и поспешил в машину. Водитель захлопнул за ним дверь и торопливо заскочил на своe место. На соседнем с водителем сиденье сонно заворочался обер-лейтенант Шпехт, наверстывавший бессонную ночь. Любимый адъютант генерала всe недолгое тeмное время собирал остатки частей, не так давно полнокровного, 56 танкового корпуса к месту прорыва. С рассветом сосредоточение было закончено. К великой радости Манштейна новый день встретил его нахмуренными облаками и мелким противным дождeм, лишившим противника одного из главных преимуществ – поддержки авиации.

Генерал горько усмехнулся – кто бы мог подумать три недели назад, что нелeтная погода будет так радовать немецких генералов. Где они герои люфтваффе? Ими гордилась и их любила вся Германия. Их ненавидели и боялись враги рейха. А теперь? Наблюдая, как давно устаревшие, тихоходные русские ТБ безнаказанно сбрасывают на головы его солдат тонны бомб, генерал поначалу злился и ругал нерасторопное командование люфтваффе, не успевающее перебросить истребители на его поддержку. Ругался первый раз, удивлялся второй, а на третий пришлось задуматься. И внимательно посмотреть не только на небо, но и по сторонам. И увиденное не понравилось ему ещe больше. Да, он уже второй день, встречая только лeгкое сопротивление разрозненных частей, двигался вперeд. Да он взял Айреголу к концу первого дня, как и собирался. Да он форсировал Дубиссу по неповреждeнному мосту, как и предполагал план операции. Но где тылы противостоящих частей, где сопутствующие им склады, где паника, сопровождающая неожиданный прорыв противника? Где, в конце концов, пленные?

Манштейн не зря считал себя лучшим полководцем вермахта. Он почувствовал неладное в то время, когда другие генералы бодро докладывали в Берлин об окончательной победе над лапотной армией большевиков. Почувствовал и начал оглядываться назад. Но уже было поздно. Страшный фланговый удар танкового корпуса русских смял его передовую 8 панцер-дивизию как картонную коробку. Перебросив резерв, он только смог спасти еe от окончательного разгрома, но не сумел остановить русские танки. Неповоротливые чудища КВ, пользуясь своим превосходством в броне теснили его панцеры лобовыми атаками, в то время как, лeгкие по русской квалификации, но аналогичные средним Pz-III вермахта, Т-50 терзали его фланги. Тогда ему впервые пришлось поступиться своей гордостью и попросить помощи у соседей. Но оказалось, что 41 танковый корпус Рейнгарда опрокинут другим танковым корпусом русских и стремительно откатывается на юг, теряя солдат и бросая технику. В результате, после тяжeлых шестидневных боeв все части их танковой группы оказались заперты в котле размером, примерно, в четыре сотни квадратных километров, где и варились всe это время.

К машине командира подбежал офицер штаба корпуса. Оборона противника прорвана, можно следовать дальше. Генерал отдал команду своему водителю Нагелю и машина двинулась вперeд, обходя препятствия, встречающиеся на пути. Манштейн вдруг почувствовал усталость. Да, предыдущие дни были нелeгкими, но большая часть того, что он считал необходимым, всe же произошло. Генерал понял, что он имеет право на отдых, откинулся на спинку сиденья и забылся тревожным сном.

Острая игла боли пронзила тело, когда санитары, прижав его к земле, дeрнули за ногу. Иван заскрипел зубами, с трудом сдерживая крик, выдохнул распирающий лeгкие воздух и сплюнул, скопившуюся во рту слюну.

– Командир, ты как? – Донeсся откуда-то сбоку голос фельдшера.

– Нормально, старшина, – ответил Иван, стараясь не обращать внимание на нарушение субординации, не та обстановка, чтобы разводить хай по пустякам.

– Товарищ майор, – поспешил исправиться санинструктор, неизвестно за какие грехи не получивший заслуженного звания военфельдшера, то есть лейтенанта по армейской "табели о рангах", – у вас вывих ступни, мы поставили суставы на место, но нужно некоторое время полежать.

Иван только молча кивнул. В повреждeнном суставе постоянно дeргало, отдавало вверх по ноге так, что хотелось только скрипеть зубами от боли. Угораздило же его провалиться в эту канаву. Иван прикрыл глаза, боль в ноге постепенно стихала, но на смену ей пришла боль душевная.

Всe-таки они не удержались. Хотя, надо признать, что шансов у них не было никаких. Остановить танковую дивизию с одной батареей сорокапяток и взводом противотанковых ружей невозможно. Он и так сделал невозможное, задержав их почти на час. Поначалу, конечно, была надежда устоять. Первый десяток танков пожгли весь, даже не допустив к окопам, положили и пехоту, не дошедшую до первой траншеи каких-то сто метров. Немцы упорно лезли вперeд, не обращая внимание на падающие тела, под секущим огнeм пулемeтов. Падали, поднимались, бежали вслед за танками. Но тех с каждой минутой становилось всe меньше. Первые из них застыли ещe в полукилометре, завертелись на месте, разматывая перебитые бронебойками гусеницы. Затем подключились ожидавшие своего часа артиллеристы. Вспыхнули ярким пламенем панцеры передовой цепи. Но немцы ещe не теряли надежды, безостановочно перебегая за ещe целыми танками. И только когда в метрах пятидесяти от траншеи остановились последние два, из тринадцати участвовавших в атаке, панцера немецкой танковой роты, оставшиеся в живых солдаты залегли и начали отход.

Вот только порадоваться этому его бойцам не удалось. Потому что немедленно начали атаку оставшиеся танки немецкого батальона, вслед за ними разворачивалась в цепь свежая пехота. Иван понял, что не устоять. Пересчитывая ползущие по полю железные коробки, он дошeл до двадцати шести.

– Танковый батальон. – Выдохнул стоящий рядом начальник штаба.

– И пехоты не меньше полка, – продолжил его слова командир первой роты, – считая тех что уже положили.

– Сомнут. – Начштаба сплюнул и добавил. – Надо отходить, а то всех здесь положим.

– Без приказа нельзя. – Иван ещe раз окинул взглядом надвигающегося неприятеля, повернулся к начальнику штаба. – Семeн на тебе связь, звони в полк и требуй приказа на отход. Хотя пока они там прочухаются, нам отводить уже некого будет.

Иван подхватил автомат и заспешил во вторую роту, командира которой убило осколком снаряда.

Следующие полчаса слились в непрерывный грохот разрывов, стрекот пулемeтов, гулкие хлопки противотанковых ружей. Но на этот раз немцы были осмотрительнее и открыли огонь издалека, торопясь вывести бронебойки до того, как те смогут пробить броню панцеров. К танковым пушкам добавились выстрелы гаубиц, которые немцы подтянули после первой неудачной атаки. Тяжeлые снаряды поднимали фонтаны земли, перепахивали окопы, взмeтывали брeвна блиндажей при удачном попадании. Несколько снарядов накрыли позицию противотанковой батареи, полетели вверх колeса орудия, ошмeтки человеческих тел.

Осмелевший противник устремился вперeд и получил ещe один урок. Со стороны русских позиций, из пыли и дыма, из хаоса, в котором как казалось не осталось ничего живого, ударили хлeсткие огненные струи пулемeтных трасс, захлопали винтовки, изредка огрызались, уцелевшие в огненном аду бронебойки. Мертвая, как виделось атакующим, батарея открыла огонь, подпустив танки на расстояние метров в двести, вызвав у немецких танкистов шок своим внезапным воскрешением. Два оставшихся орудия вели бешеный огонь, торопясь подороже продать свои жизни. Натыкаясь на железные болванки снарядов, замирали панцеры не дошедшие до своего противника двести..., сто..., пятьдесят метров... Последние из них вспыхнули уже на самой батарее.

Потратив последний патрон, отбросил бесполезное теперь ружьe бронебойщик в соседнем с Иваном окопе, пригнувшись схватил заготовленную связку гранат. Гремя гусеницами на его окоп накатывался танк. Немецкие танкисты спешили отомстить за свой страх, торопясь раздавить позицию противотанкового ружья. Зло ощерившись, немолодой уже, лет за тридцать – было в последнем пополнении несколько таких человек – мужик подпустил танк на десяток метров и, извернувшись всем телом, метнул тяжeлую связку прямо под гусеницу. Бросок был удачным, взрывом сорвало несколько траков гусеницы, панцер повернуло в сторону. Открылся люк и танкисты попытались покинуть подбитую машину. Иван короткими очередями снимал их с брони, стоило только им выскочить из железной коробки танка.

– Эй боец, живой? – Спросил Иван.

– Живой. – Отозвался тот. – А второй номер убит. – Добавил бронебойщик, вытаскивая тело своего напарника в ход сообщения.

– Оставь его, потом вернемся, похороним по человечески. – Иван дал короткую очередь в сторону танка, останавливая третьего немца, покинувшего свою машину. – Беги вдоль траншеи, говори всем, кого встретишь, что комбат приказал к лесу отходить.

– А вы, товарищ майор? – поинтересовался бронебойщик.

– Беги, я за тобой, прикрывать буду.

Ещe несколько минут огненного ада и хаоса, когда, перебегая по ходам сообщения, они прорывались к недалeкому лесу. Вначале вдвоeм, затем прихватив расчeт разбитого пулемeта, впятером, но постепенно обрастая бойцами, умудрившимися остаться в живых. Иван стрелял, пока в диске ППШ не закончились патроны, перекинул автомат в левую руку, вытащил ТТ и положил ещe одного немца, выскочившего из-за поворота траншеи. Но кто-то дернул его за ремень портупеи, отбрасывая в глубь группы. В арьергарде Ивана заменил сержант с "дегтярeм", длинной очередью вдоль траншеи отбросил противника. Немецкие солдаты предприняли ещe несколько вялых попыток преследования, но скоро отстали. Помирать, выиграв бой, не хотелось никому.

К опушке леса выскочили довольно большой группой, не менее тридцати человек. Осмотревшись Иван увидел, как одновременно с ними от окопов к лесу отходили, где беспрепятственно, а где отстреливаясь от преследующих немцев, ещe несколько групп бойцов его батальона. В этот самый момент он и оступился в эту проклятую канаву. Щелкнуло что-то в ноге, дeрнуло резкой болью, Иван, сгоряча, попытался на неe наступить и упал. Дальше его уже тащили, поддерживая под плечи, бронебойщик, с которым он начинал прорыв и фельдшер, исполнявший обязанности командира санвзвода.

– Товарищ майор, – позвали из темноты. Иван открыл глаза, отыскивая говорившего, узнал командира первой роты, обрадовался.

– Живой, капитан! – Иван радостно хлопнул по плечу присевшего рядом комроты. – Докладывай, как у нас дела?

– Дела... – Протянул капитан. – Дела, как сажа бела. В общем, на этой стороне на настоящий момент 104 человека личного состава батальона, считая нас с вами. Бойцы видели, как третья рота отходила к противоположному леску, но сколько их смогло уйти – неизвестно.

Иван насупился. Повоевали, твою мать. От батальона пятая часть осталась, ну третья, если Аникушин сумел увести своих вовремя.

– Из штаба батальона кто-нибудь есть? – Спросил он.

– Бойцы говорят что штабной блиндаж прямым попаданием накрыло, только брeвна в разные стороны полетели.

Иван сел, привалился спиной к дереву, устраивая повреждeнную ногу поудобнее. Окинул взглядом прислушивающихся бойцов. Зашелестели кусты подлеска, к командирскому дереву вышли два бойца, таща кого-то за шиворот.

– Товарищ командир, пленного взяли. – Отрапортовал боец с петлицами младшего сержанта. Иван признал в нeм пулемeтчика, заменившего его в прикрывающей группе. – Подбирался к нам со стороны дороги.

Иван мрачно окинул немца взглядом.

– Немецкий кто-нибудь знает? – Спросил окружающих его бойцов.

– Я Шнайдера из взвода связи видел. – Отозвался капитан, подозвал своего ординарца, дал приказание.

Пока искали связиста, Иван рассматривал пленного. Молодой, крепкий, большие крестьянские руки – мозоли ещe не сошли, значит призван недавно. Держится без вызова, не то что его собратья в первые дни войны, но трусости не показывает. Солдат явно хороший. На перебежчика не похож. Скорее всего разведчик.

Прибежал Шнайдер, бодро отрапортовался, увидев пленного уяснил свою задачу.

– Спроси у него – из какой он части? – Иван поменял позу, дeрнул повреждeнную ногу, поморщился от боли.