Текст книги "Майская Гроза"

Автор книги: Сергей Чекоданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

– Что это было, Вили? – спросил наконец командир батальона.

– Не знаю, господин гауптман, – ответил обер-лейтенант, – ничего подобного не видел. Похоже на противотанковое ружьe, но такого калибра?!

– Если нас каждая застава так встречать будет, то лучше повернуть назад, пока нас всех не перебили, – проворчал гауптман, предварительно убедившись, что его никто кроме Вилли не слышит.

Командир роты только кивнул в ответ. Высказывать подобные мысли было небезопасно и в немецкой армии. Одного агента гестапо среди своих солдат они знали точно, а сколько ещe неизвестных. Обер-лейтенант с запоздалым сожалением подумал, что надо было этого доносчика отправить в атаку с первым взводом, от которого практически ничего не осталось.

Заметив горящие танки, с дороги свернула машина с каким-то генералом. Гауптман побежал докладывать, командир роты постарался убраться от начальства подальше, ушел к солдатам своей потрeпанной роты. Ещe недавно гордые своим превосходством немцы, теперь выглядели неуверенно, убедившись в эффективности русской обороны. Офицер их понимал, погибать в начале победоносной войны обидно и глупо. То что, в конце концов, русских они разобьют, он не сомневался, как и его солдаты. Вот только цена победы сегодня сильно выросла в его представлении. Подошло время обеда, появилась кухня, солдаты получили свои порции и разбрелись по группкам, ели, что-то негромко говорили, оглядываясь на офицеров. Обер-лейтенант понимал, что, если он не получит помощь, взять русскую заставу с солдатами только своей роты не сможет. К счастью отдавать приказ о новой атаке пока не спешили. Прибежал связной от командира батальона, передал приказ обойти заставу, блокировать все подступы к ней и ждать подхода артиллерии. Услышав о пушках повеселели солдаты. Фельдфебели начали разводить солдат по постам, огибая заставу на максимально возможном расстоянии. Русские молчали, наверное, экономили патроны. А может, поняли, что сопротивляться бесполезно, с заставы очень хорошо видны войска нескончаемым потоком текущие на восток.

Капитан Гуляев осматривал из бойницы дота, как немцы охватывали его заставу. Беспокойства по этому поводу он не испытывал. Бежать с заставы пограничники не собирались, ждать помощи, согласно полученному приказу, раньше ночи нечего. К тому же застава ещe не показала противнику всей своей огневой мощи. Капитан до сих пор не применил ДШК, хотя пулемeтчики и смотрели на него умоляющими взглядами. «Рано ещe», – неизменно отвечал он, – «дойдeт и до вас очередь». Применение ПТРД потрясло своей эффективностью и его. Когда первый номер расчета сержант Рахимов, из казанских татар, с первого же выстрела остановил танк, он не поверил. Но вторым выстрелом был подбит ещe один, одновременно расчeт второй бронебойки из третьего дота остановил третий. Выскакивающих танкистов успокоили снайперы, танки уже горели. Оставшиеся немецкие Т-2 начали бежать. Расчeт третьего дота перебил гусеницу у четвертого танка, а когда тот повернулся, Рахимов всадил ему в борт бронебойно-зажигательный, попав в бак с топливом. Взрыв танка впечатлил всех, даже самих бронебойщиков. Пехота немцев, увидев столь эффектную расправу, дала драпа, даже не подойдя на дальность огня из автоматов. Только снайперы успокоили нескольких.

Пограничники были довольны. Они уже положили фашистов едва ли не больше, чем их самих на заставе, не потеряв при этом ни одного человека. И только командиры не спешили радоваться, понимая, что оставить их заставу у себя в тылу немцы не смогут, значит будут наращивать силы пока не возьмут заставу или, что вернее, не сравняют еe с землeй подтянув артиллерию. Понимали они и то, что в ближайшее время фашисты активных действий предпринять не смогут, поэтому часть бойцов отправили отдыхать. Прикорнул на кровати в блиндаже и командир, оставив вместо себя политрука Федина. Проснулся он оттого, что его трясли за плечо. "Началось", – было первой мыслью. Он побежал по крытым переходам за вестовым в первый дот. Политрук уступил ему место у амбразуры. Метрах в семистах немцы устанавливали на прямую наводку две противотанковые пушки калибром в 37 миллиметров.

– И что они хотят этими пукалками сделать? – пошутил политрук.

– Против наших дотов ничего не смогут, – ответил капитан, – а вот пулемeтчики на вышке в опасности. – Он повернулся к расчeту ДШК. – Пришло ваше время, сержант.

Те уже устанавливали свой пулемeт у амбразуры. Без суеты и спешки первый номер сержант Иванов, этот владимирский, выставил прицельную планку, расстояния давно измерены, а некоторые точки даже пристреляны. Немцы начали наводить пушку, но гулко ударила бронебойка, и немецкий наводчик отлетел от орудия с развороченной грудью. Командир орудия кинулся на его место, но тут заработал ДШК. Крупнокалиберные пули прошивали орудийный щит, отбрасывая людей назад, вернее то, что остается от человека после попадания такого боеприпаса. Вторая пушка успела сделать один выстрел, но и с ней было покончено совместными усилиями ДШК и бронебоек.

– Вот это да! – восхитился политрук. Капитан только довольно кивнул. Ещe некоторое время они выиграли, пока немцы не подтянут что-нибудь посолиднее. Он глянул на часы – три часа дня. До темноты ещe много, значит по крайней мере ещe одна атака сегодня обязательно будет.

Показательный расстрел орудийных расчетов изумил всех наблюдавших за ним немецких офицеров. А их на наблюдательном пункте, за последним уцелевшим танком, было уже более десяти. Командир батальона потрясенно смотрел на своих командиров рот и командира дивизии, решившего увидеть уничтожение упрямых русских. Генерал молчал, кажется, впервые за всю свою боевую карьеру он растерялся и не хотел показать это своим подчиненным. «Да это не Франция», – думал гауптман, потирая рукой старый шрам на шее, полученный ещe под Варшавой, – «и даже не Польша». Польские солдаты храбро сопротивлялись, несмотря на предательство своих генералов, сбежавших подальше от фронта после первых же ударов вермахта, пока ещe надеялись на помощь англичан и французов, но, поняв, что и союзники их предали, сложили оружие. Он, тогда ещe обер-лейтенант, получил ранение осколком польского снаряда за два дня до окончания боев. А во Франции для их полка вообще была прогулка, а не война. За всю французскую компанию его батальон не потерял столько людей, сколько здесь за половину дня, а ведь русскую заставу всe равно придется брать, и брать его батальону. Нужно будет перебросить сюда вторую роту, Вилли один не справится. Краем глаза он наблюдал за командиром дивизии, растерянность у генерала прошла, и он начинал искать виноватого, осматривая стоящих вблизи офицеров. Гауптман тихо вздохнул, виноватым быть только ему, впрочем, нужно признать, что вина действительно есть. Он не принял всерьeз это осиное гнездо с его просто игрушечными домиками, и дурацкой деревянной вышкой. Хотя теперь ясно, что это искусная маскировка. Не оставляло сомнений, что по углам стены оборудованы доты, а наличие у русских крупнокалиберных пулемeтов, которые они только что очень эффективно применили, осложняло задачу по взятию заставы. Были, несомненно, и противотанковые ружья «чудовищного» калибра, значит лeгкие танки, приданные их дивизии, помочь ничем не смогут, разве что прибавить железных костров перед заставой.

– Кто командир роты, которой поставлена задача взять заставу? – Решился всe-таки генерал.

Вилли отрапортовал:

– Обер-лейтенант Енеке, господин генерал.

– К закату взять и доложить, обер-лейтенант. – Жестко заявил генерал, посмотрел на горящие танки и тела солдат лежащих перед русскими дотами и добавил. – Пленных можете не брать.

– Что-то не видно желающих сдаваться. – Проворчал Вилли. На его беду генерал слышал эту фразу, вздрогнул как от удара, медленно повернулся к нему. Лицо побелело от бешенства.

– Что вы себе позволяете, обер-лейтенант! – Взъярился командир дивизии. – Офицерские погоны мешают? Приказываю лично возглавить атаку. Если не возьмeте русскую заставу к вечеру, можете спарывать погоны.

Генерал развернулся и пошел к своей машине, за ним поспешили сопровождающие, оставив командира батальона с ротными решать поставленную задачу.

– Зря ты так, Вилли, – сказал гауптман.

– Извините, господин гауптман, не выдержал, готов понести наказание.

– Наказание ты уже получил. Как думаешь задачу выполнять?

– Если меня поддержат орудиями, то нанесу удар с противоположной стороны, пока вы будете обрабатывать эту, отвлекая русских. Не может быть, чтобы и с той стороны у них столько же стволов было. Только надо не только обстрелять, но и атаку имитировать, поэтому мне помощь нужна, хотя бы одним взводом.

Командир батальона согласно кивнул, вряд ли в такой патовой ситуации можно придумать что-либо ещe. К тому же Енеке был хорошим командиром, не раз показывал и ум и храбрость. Он отдал приказ о перегруппировке двух взводов второй роты к заставе, предназначенные им для проверки окрестных селений – деревни русских никуда не денутся. Спустя ещe минут сорок подошла батарея 75-миллимитровых пушек, которые он разместил подальше от русских дотов, резонно полагая, что пусть лучше пострадает меткость, чем потерять ещe несколько расчeтов. Расстрелянные русскими пушки сиротливо стояли на позициях, желающих вытащить их оттуда не находилось. Не было там и раненых, от таких пуль чаще всего умирают сразу, если не повезло получить еe в грудь или живот. Да и оторванные руки и ноги не продляют жизнь, поэтому не стоило терять людей в попытке выносить погибших.

Обер-лейтенант собрал своих солдат с обратной стороны заставы, распределил их по двум атакующим группам, выделил группу огневой поддержки и внимательно осматривал заставу, пытаясь определить огневые точки русских. Стена казалась монолитной, теплилась робкая надежда, что доты русские оборудовали только со стороны шоссе, но проверить это можно было только атакой. В ожидании артподготовки он отдал приказ снайперам прощупать пулеметную вышку заставы. Трассеры, как он видел в бинокль, впивались в доски ограждения, но что с ними происходило дальше, видно не было. То ли они пробивали их насквозь, то ли застревали в них. Русские пулемeтчики признаков жизни не подавали, то ли действительно были убиты в предыдущих атаках, то ли ждали, когда его солдаты поднимутся. Наконец ударили пушки, и первые разрывы поднялись за противоположной от него стеной. Второй залп лег точнее, вверх полетели осколки кирпича, взлетели и опали железные листы крыши. Третий залп поднял в воздух казарму заставы.

Обер-лейтенант снял фуражку, заменив еe на каску, и оттянул затвор автомата. Атаки он не боялся, генерал решил его наказать тем, что ему приходилось делать по собственной воле и не один раз. Вилли Енеке свои кресты, первый в Польше, а второй во Франции, заработал не задницей в штабе. Пусть командир дивизии своих штабных крыс пугает атаками, а не боевого офицера, прошедшего всю Европу.

После пятого залпа наступила тишина и командир роты поднял своих солдат в атаку. Первую сотню метров они бежали в тревожной тишине, надеясь что русские все погибли, что они не успеют перегруппироваться, что с этой стороны стены нет дотов. А вдруг! Надежда росла, солдаты увеличивали скорость, когда, сначала, с вышки заработал пулемeт, а затем у нижнего обреза стены расцвели многочисленные огненные цветы и из строя с криками боли стали выпадать те, кому не повезло получить первую пулю. Но солдаты ещe бежали, надеясь, что они успеют, что пуля пролетит мимо, что не могут они умереть в первый день. Но когда по их цепи открыли огонь крупнокалиберные пулемeты (сразу два!), атака захлебнулась. Они попытались залечь, но несколько мин, легших среди них, и как только русские миномeтчики уцелели при обстреле, заставили их вначале отдельными группками, а затем и всем остальным оттянуться на первоначальный рубеж, потеряв при отходе ещe несколько человек. Последний получил крупнокалиберную пулю в спину, когда обер-лейтенант спрыгивал в овражек, из которого они начинали атаку. Его тело отлетело вниз и ударило офицера в спину, опрокинув на дно овражка. Солдаты немедленно вытащили Вилли из-под трупа, но сам вид изломанного окровавленного тела вызвал у него приступ животного страха, впервые за день и второй раз за всю войну. Он вдруг понял, что он Вилли Енеке, двадцати четырeх лет от роду, обер-лейтенант и командир роты, кавалер двух железных крестов, может навсегда остаться под стенами этой заставы. Его начала бить дрожь, кто-то из солдат протянул ему флягу, Вилли отхлебнул воду отдающую металлом. Понемногу он успокоился, но глядя на солдата, прикрывшего его от русской пули, вдруг понял, что уцелел только по чистой случайности. Впрочем, обер-лейтенант Енеке не зря пользовался в своeм батальоне славой "храброго дурака". Вилли решительно отбросил все страхи и начал готовить солдат к очередной атаке, у него, вдруг, появилась уверенность, что эта компания для него последняя. Или его убьют, или он подаст в отставку, как только они войдут в Москву.

После второго обстрела, длящегося уже полчаса, Вилли опять повeл свою роту в атаку. Рывком преодолев первые двести метров, солдаты залегли и перебежками начали выдвигаться к русским дотам, надеясь дойти на бросок гранаты. Русские вначале нерешительно постреливали в их сторону, но стоило роте подняться для последнего рывка, как начался ад. Воздух наполнился свинцом, каждый преодолeнный метр стоил им нескольких человек, но они продвигались вперeд. Солдаты начали готовить гранаты, когда первые вырвавшиеся вперeд выскочили на минное поле. Это было всe. Глядя как подлетают в воздух солдаты первой шеренги, обер-лейтенант дал команду на отход.

Когда перед заставой у дороги замаячили немецкие солдаты, капитан Гуляев оторвался от бинокля и сказал политруку:

– А ведь это другие!

– Почему ты так решил? – спросил Федин, в свою очередь поднося бинокль к глазам.

– Непуганые! Те, которые здесь были, в полный рост уже не ходят. Симоняк, – обратился он к снайперу, – сумеешь кого-нибудь снять?

Снайпер посмотрел в амбразуру, сверился со своей книжкой, и ответил:

– Далековато, товарищ капитан, но попробовать можно.

Он долго прицеливался, наконец, нашел цель и плавно нажал спуск. В толпе немцев упал один, они с удивлением оглядывались по сторонам, ничего не понимая, но когда упал второй, все дружно попадали на землю.

– Вот так и надо, – сказал командир заставы, – привыкайте сволочи ползать, ходить господами по нашей земле мы вам не позволим. Политрук, бери бойцов и переходи к тыловой стороне, атака будет оттуда.

– Почему ты так решил?

– Потому что непуганых баранов, наверняка, отправят в отвлекающую атаку. По крайней мере, я бы поступил так, а почему немцы должны думать по-другому. И убери минометчиков со двора, сейчас обстрел начнется.

Политрук кивнул, и, забрав большую часть пограничников, по переходам отправился в доты тыловой стены. Сразу же после их ухода перед дотами поднялись первые султаны разрывов, открыли огонь немецкие батареи. Следующие залпы накрыли территорию заставы. Капитан, кусая губу, считал залпы, на вышке оставались пулемeтчики, конечно, можно было их оттуда отозвать, но подняться обратно после обстрела они не сумеют. Приходилось жертвовать ими, так как из дота хорошо оборонятся, но из него очень мало видно. После пятого залпа немцы пошли в атаку, но напуганные снайперским обстрелом, а также видом горящих танков и телами своих однополчан перед русскими дотами, продвигались нерешительно. Нескольких очередей из "максима" было достаточно чтобы остановить их, а затем заставить оттянутся на линию начала атаки. Впрочем, капитан другого от отвлекающей атаки не ожидал, он прислушивался к звукам боя у тыловой стены. Но и там немцы не ожидавшие такого отпора, не выдержали и отошли. Очередная, третья уже, атака была отбита.

Следующие часы слились в непрерывные обстрелы, перемежающиеся атаками со всех направлений. Немцы раз за разом поднимались на штурм, но наткнувшись на всe ещe плотный огонь, отходили, чтобы в следующий раз попробовать в другом месте. Появились убитые и раненые. Накрыло минометчиков, когда они обстреливали, обнаруженную наблюдателями с вышки, немецкую батарею. Два расчeта погибли сразу, оставшиеся два, перевязав раны и переждав артналeт, всe-таки накрыли немецкие пушки, судя по уменьшившейся интенсивности огня. Снарядом снесло основание вышки и она упала на землю, оба пулеметчика получили ранения. Во время четвeртого обстрела снаряд попал в амбразуру третьего дота, разворотив стену, из восьми человек, находившихся в этот момент в нeм, уцелело трое. Были потери и в других дотах, от влетающих внутрь осколков и от обстрела вражеских снайперов. Два снаряда попали в центральных крытый ход, образовав на его месте большую воронку, перебегать из фронтальных в тыловые доты, можно было только по боковым траншеям, но и их наполовину засыпало землeй и битым кирпичом. Перебрасывать людей для отражения атак стало труднее. После пятой артподготовки гарнизоны дотов изолировало окончательно, перебегать можно было только по воронкам, которые покрывали всю территорию заставы, под непрерывным огнeм вражеских пулемeтов. Впрочем, смысла в этих рокировках уже не было, немцы непрерывно атаковали заставу со всех сторон. Два раза через развалины третьего дота группы немецких солдат прорывались внутрь двора, вернее того, что от него осталось, но для этого случая были предусмотрены амбразуры, выходящие внутрь. Смертельно уставшие люди вповалку падали на пол, как только захлeбывалась очередная атака. Заканчивалась вода, большая часть которой уходила на охлаждение пулемeтов. Перебило телефонные провода и состояние других дотов можно было определять только по пулеметному огню из них.

Капитан Гуляев привалился к прохладной стене дота, пытаясь хоть немного охладиться в духоте бетонной коробки. Отбили седьмую атаку. Телами в серой полевой форме были устланы все подходы к доту, догорал последний танк, который немцы все же решились бросить в атаку. Рахимов успокоил его двумя последними патронами и отбросил бесполезное теперь ружье. "Надо бы его к награде представить", – думал командир заставы, глядя на невысокого крепыша татарина, – "если живые останемся". Сожаления по поводу возможной гибели он не испытывал, тупая усталость вытравила все чувства, в том числе и страх смерти. Жалел он только об одном, что так и не сказал своим бойцам о второй части приказа, где ему сообщалось, что его застава прикрывает сосредоточение наших войск для контратаки. Держаться им осталось часа полтора, вот только доживут ли они до этой минуты. Капитан со стоном поменял позу, болело все тело, ныло натруженное прикладом пулемeта плечо.

– Капитан, последняя лента осталась, – сообщил первый номер ДШК сержант Иванов, – на одну атаку, а потом. – Он махнул рукой.

– Не зря хоть помираем? – спросил ефрейтор Сидорчук первый номер последнего оставшегося "максима", у другого распороло осколком рубашку ствола и его заклинило от перегрева, хорошо хоть к концу атаки.

– Не зря. – Решился наконец-то капитан. – Через полтора часа наши начнут атаку на мост. В лесу за нами две дивизии стоят. Вот мы и держали тут немцев, чтобы у них желания проверить лес не возникло.

– А чего же тогда столько фашистов к нам пропустили? – удивился Рахимов. – Да двумя дивизиями мы бы их тут неделю держали.

– А потом? – вопросом ответил ему Иванов. – В лоб их штурмовать? Правильно сделали. Сейчас подпустят эти танки к подготовленным позициям и раскатают в железный блин. Пусть потом Гитлер без танков повоюет. Жаль только мы не увидим.

– Не спеши ты нас хоронить, – ответил ему капитан, – немцы тоже не железные. Сам видел в последнюю атаку еле шли, и залегли сразу, даже на автоматный огонь не подошли.

Гауптман Мильке, привалившись спиной к дереву, раздраженно смотрел на Солнце, которое чертовски медленно опускалось к горизонту. Гауптман устал от непрерывных атак, беготни и криков. С каждым разом солдат всe труднее было поднимать на русские пулемeты, в глазах у них плескался страх, и то, что они могли его пересиливать и вновь бежать на упрямые русские доты, было просто чудом. Но всему есть предел, и их пределом стала последняя, седьмая, атака. На этот раз они даже не дошли до дальности огня русских автоматов, которых у тех оказалось невероятно много. Ударили пулемeты, упали первые убитые и раненые, и солдаты, прихватив тех кто ещe подавал признаки жизни, оттянулись назад. Атака захлебнулась и на этот раз.

Батальон, уже к пятой атаке втянутый в бой почти полностью, за несколько часов боя потерял половину наличного состава убитыми и ранеными. Таких потерь они не несли никогда. Выбыли почти все офицеры, русские снайперы целенаправленно охотились на них, стоило только в цепи появиться офицерской фуражке. Тяжело ранен Вилли, которого удача хранила почти до конца, но и он получил свою долю свинца в грудь. Солдаты не оставили в поле командира, которого они уважали и любили, хотя нужно сказать, что русские не стреляли по раненым и тем, кто их вытаскивал. Они были честным противником, и самое главное – очень грозным противником. Сегодняшний бой окончательно убедил его в том, что нужно оттягиваться назад в Польшу, пока не поздно. Пока они только пощекотали русского медведя за шерстку и он сердито отмахнулся от них лапой. А что будет, когда он всерьeз разозлится? Гауптман поменял позу и посмотрел на своих солдат. Никто не рисковал встречаться с ним взглядом, каждый находил какое-либо срочное дело в стороне. Мильке понимал, что поднять их в ещe одну безнадeжную атаку он не сможет, да и не хочет, признался он сам себе. Генералам легко отдавать приказы, а ему теперь подписывать больше сотни сообщений о смерти за один день!

На шоссе показалась машина командира дивизии, гауптман встал, отряхнул и оправил форму и приготовился рапортовать. Генерал вышел из машины, окинул взглядом солдат, командира батальона, приготовившегося докладывать, и пошел сквозь придорожную лесополосу к заставе. Картина, которую он там увидел, потрясла его. Поле устланное телами солдат его дивизии, лениво чадящие танки и груда развалин на месте русской заставы.

– Вы взяли еe, гауптман? – спросил он.

– Никак нет, господин генерал, – хриплым голосом отрапортовал тот.

– Но почему, – удивился генерал, – там же уже ничего нет, только груда кирпича?

– Доты ещe целые, – ответил Мильке, и увидев удивлeнный взгляд генерала, добавил, – три из четырeх.

– Вы хотите сказать, что наши орудия не смогли пробить стены дотов?

– Так точно, господин генерал, разрушен только один, потому что удалось попасть в амбразуру. Попадания в стены и крыши разрушить их не смогли. Как докладывали солдаты побывавшие около разрушенного дота, стены в нем толщиной более полуметра. Наши солдаты пытались в него проникнуть и закрепиться, но остававшиеся внутри русские взорвали его вместе с собой и нашими солдатами.

– Гауптман, я не поверю пока не увижу это собственными глазами, поднимайте солдат в атаку.

– Господин генерал, солдаты устали, они уже предприняли семь атак, мы потеряли половину батальона. У меня не осталось офицеров, погибли почти все унтер-офицеры. Я не смогу поднять их ещe раз.

– Что значит не сможете? – Начал распаляться генерал. – Не можете поднять солдат, значит не можете быть командиром батальона. Я найду вам замену! – Он начал осматриваться по сторонам, но не обнаружил ни одного офицера среди солдат батальона, наконец он перевeл взгляд на свою свиту, толпящуюся около машин. – Майор Гюпсо, ко мне.

К генералу подбежал подтянутый адъютант, отдал честь.

– Майор, вы должны взять эти развалины, – поставил ему задачу генерал, – ибо некоторые бывшие офицеры, заявляют, что это невозможно.

Адъютант посмотрел на развалины, на генерала, перевeл удивленный взгляд на Мильке, опять на развалины и кивнул. Он развернулся к солдатам и начал энергично формировать их в цепь. Теперь бывший, командир батальона отошел в сторону на несколько метров и прислонился спиной к дереву. Ему было жалко солдат, несколько из них опять погибнет. Жалеть штабного дурака он не собирался, хотя приговор ему уже подписан, такую мишень русские не упустят. Энергичными выкриками подбадривая солдат, майор заставил цепь подняться и ленивым шагом двинуться к заставе. Русские молчали, ожидая когда цепь немецкой пехоты сократит расстояние. Мильке закурил сигарету и впервые за день окинул взглядом окрестности. Отстоящий от дороги метров на восемьсот лес уже начал темнеть, солнце почти касалось далeкого горизонта. Темнели вдали крыши ближайшей деревни, которую он так и не успел проверить. По дороге по-прежнему двигалась техника, хотя танков уже не было, только автомобили, двигались тыловые службы ушедших вперeд танковых дивизий. Хотя появилось и что-то новое – навстречу бензовозам и машинам со снарядами двигалась длинная колонна санитарных машин и наскоро приспособленных для перевозки раненых грузовиков. В них были раненые, много раненых! Мильке даже забыл про сигарету, считая проходящие мимо автомобили со страшным грузом. Если раненых столько, значит досталось не только ему. Где-то там впереди идeт тяжелый бой, русские перемалывают их корпус, ведь судя по длине колонны, здесь более батальона. А убитые! Их вряд ли намного меньше. Потрясенный Мильке вдруг понял причины нервозности генерала – ему нужен был успех, хоть какой-нибудь но успех.

Он перевeл взгляд на цепь своих солдат. Они уже перешли ту грань, когда ещe можно просто оттянуться назад. Теперь русские непременно начнут огонь. Так и произошло. Мелькнула в амбразуре русского дота еле различимая вспышка и красавец адъютант ухватился руками за грудь, заваливаясь вбок. Мильке закрыл глаза, чтобы не видеть, как русские пулемeты будут выкашивать его солдат, он уже достаточно насмотрелся на это зрелище за сегодняшний день. Застрочил пулемeт, но достаточно быстро умолк. Мильке открыл глаза, солдаты, не дожидаясь, когда пули начнут их прореживать, упали на землю, раздумывая стоит ли отползать назад под гнев командира дивизии, или лучше полежать здесь, пока он не передумает брать упрямые русские доты.

Мильке перевел взгляд на генерала, окруженного несколькими штабными офицерами, и тут русские решили напоследок показать все, на что они способны. В доте засверкало большое пламя и Мильке немедленно упал на землю, понимая, что для русского ДШК, так кажется они его называют, осталась только одна достойная цель – генерал со свитой, прекрасно освещенный заходящим солнцем. Когда очередь замолкла, он поднял голову и обомлел. От генерала и его свиты осталась груда изломанных трупов, горела одна из машин, остальные превратились в груду металлолома продырявленные крупнокалиберными пулями. До потрясенного Мильке дошло, что он весь день ходил в пределах досягаемости русских ДШК, но по нему почему-то не стреляли! Если русские решились показать все свои возможности, значит что-то произошло. Он посмотрел на недалeкую границу леса и похолодел – из леса длинной цепью выезжали русские танки, за ними выбегали густые цепи пехоты. Танки открыли огонь из пушек и пулемeтов, на дороге начали взрываться машины. Мильке вскочил и побежал к своим солдатам, собираясь разворачивать их против русских, но из-за кромки леса выскочили русские самолeты, которых не было видно целый день, только свои четким строем проходили на восток, и на дороге начался ад. Русские штурмовики поливали огнeм из своих пулемeтов всe, что могло двигаться в пределах их досягаемости. Мильке упал на землю, стараясь полностью вжаться в неe, надеясь что солдаты додумаются поступить также. Огненный ад на дороге, казалось, продолжался целую вечность. Оглохший гауптман потерял всякое ощущение времени, когда стрельба вдруг затихла и наступила тишина, прерываемая только рeвом русских танков, которые, разбросав автомобили, въезжали на мост.

Вставать не хотелось, навалилась усталость за весь бесконечный и бессмысленный, как оказалось, день. Весь день они, как глупые мыши, грызли такой заманчивый и вкусный сыр, не догадываясь, что рядом облизывается довольная кошка, ожидающая, когда они поглубже вонзят свои мелкие зубки в приманку. Но вставать всe равно пришлось, ибо требовательный пинок в бок других вариантов действий не оставлял. Встав, гауптман увидел русского солдата в светло-зелeной форме с карабином наперевес. Тот весело кивнул ему в сторону дороги, там уже толпились оставшиеся в живых солдаты его батальона и уцелевшие после налеты водители. Русские торопливо сформировали из них колонну, выделили конвой и погнали в сторону леса. Шагая по лесной дороге, Мильке видел многочисленные колонны русских солдат, выдвигающихся к захваченному их танками мосту. "Кажется, для меня война закончилась, может так и лучше", – подумал он, – "интересно, русские позволять написать матери, что я остался жив".

Пограничники в доте по очереди забывались коротким и тревожным сном. Пытался задремать и капитан, но провалиться в спасительную темноту сна не давала запредельная усталость. Капитан прикрывал на минуту глаза, но тут же вскидывался, ибо ему начинала сниться атака немецкой пехоты. Повторная попытка заканчивалась также. Тогда Гуляев бросил попытки задремать и устроился наблюдателем у амбразуры. Немцы укрылись в кустарниковом предполье лесополосы и тоже не подавали признаков активности. Так продолжалось почти час, давая надежду на то, что на сегодня бой закончился. Но вмешалось начальство немецкой пехоты, подъехали машины, из первой выбрался какой-то крупный чин, судя по числу сопровождающих. Он вышел за пределы кустарника и начал осматривать поле, представляя из себя отличную мишень, но всe же далековато для прицельной стрельбы из винтовки, а тратить последнюю ленту ДШК не хотелось. К тому же оставалась надежда, что немцы на очередную атаку не решаться. Но когда один, из сопровождающих начальство, офицеров начал готовить немецких солдат к очередной атаке, капитан понял, что придется принимать ещe один бой. Он поднял своих бойцов, они заняли места у амбразур и застыли в тревожном ожидании. Наконец, немецкая пехота, не торопясь, двинулась вперeд и по еe поведению пограничники поняли, что и эту атаку удастся отбить. Так и получилось. Симоняк из своей снайперской винтовки сделал только один выстрел по офицеру, да Сидорчук недлинной очередью прошелся по немцам, как они сразу залегли, не высказывая желания продолжать атаку. Капитан посмотрел на часы и решился показать этому напыщенному болвану у дороги, что значит воевать с советскими пограничниками.