Текст книги "Иллюзия реальности (СИ)"

Автор книги: Сергей Григоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Поехали!

Легко оттолкнувшись от шершавых поручней наблюдательной площадки, Ник Улин полетел в бездну. Дал максимальное увеличение оптике скафандра. То ли обман зрения, то ли разрешающая способность датчиков действительно была очень высока, но перед его взором застыли манящие немерцающие звезды, заструились разноцветные газовые облака вокруг сгустков далеких светил. Сердце замерло в восхищении.

Рядом мощной торпедой промчался Яфет. Притормозил локтевыми движками, отстал, затем медленно приблизился, уравняв скорость.

– Красота-то какая!

Ну не может хола молча любоваться громадой мира! Подавив досадливую гримасу – наверняка Яфет видит его лицо – Ник Улин молча кивнул.

– Здесь звездная плотность на десять процентов выше, чем у Блезира, – сообщил Яфет учительским тоном. Подумав, добавил: – И почти в полтора раза выше, чем в окрестностях Земли. Потому что ближе к главной плоскости Галактики. Я прав?

Наученный горьким опытом, что любой вопрос холы требует ответа, Ник Улин поспешно сказал:

– Ну конечно.

Яфет застыл рядом, но молчал недолго.

– У меня не выходит из головы тот наш первый разговор, – сказал он. – Где вы рассказывали о личностном статусе и ценностных ориентирах. Вы говорили, что эти ориентиры нельзя или очень трудно описать словами. Но как тогда про них рассказывать, чтобы привить? Не понимаю…

– Посредством эмпатии.

– Как это?

– Путем сопереживания одинаковых эмоций. Это происходит – в социологии давно придуман специальный термин – в так называемой первичной общественной группе. То есть в том кругу общения, в котором возможно зарождение и существование единомыслия: мать и ребенок, ближайшие родственники, наиболее близкие знакомые и так далее. Поскольку эмоциональные переживания особенно сильны в ранней юности, именно тогда заводятся «настоящие» друзья, от которых нет тайн.

– А в более зрелом возрасте?

– В любом. Хорошего друга можно обрести даже в глубокой старости. Главное – оказаться в новой первичной общественной группе. В компании, созданной на основе симпатии, мысленного распространения себя на другого, близкого и понятного тебе человека. В любом коллективе, вынужденном преодолевать непреодолимые трудности величайшим напряжением физических и душевных сил, на основе взаимопомощи и взаимовыручки.

– Вы хотите сказать, что мы на «Элеоноре» тоже сможем создать эту первичную группу?

– Ну, если эти группы и появятся, то их будет много. В каждой – не более восьми-десяти членов.

– Так мало? А, понятно. Предельное количество одновременных собеседников…

Яфет надолго замолчал, обдумывая услышанное.

Кто-то приближался к ним. Ник Улин вывел на мультиэкран лица двух людей, ближайших к нему в данный момент. Вторым после Яфета оказался Алексей Сковородников, их товарищ по команде-22.

– Куда, куда вы удалились, друзья мои грядущих дней? – пропел Сковородников. Потом ворчливо добавил: – Не слишком ли далеко вы забрались? Может, решили домчаться до канадской границы?

– Докуда? – удивился Яфет.

– Ну, это я так, к слову пришлось. Вон, наша «Элеонорка» как далеко.

Ник Улин развернулся, чтобы вместить звездолет в прямое поле зрения, и порадовался точности и экономности своего управления реактивными движками. Не пропали навыки астронавта, оттачиваемые много лет назад. Яфет, чрезмерно резкий в движениях, забултыхался в разные стороны и застыл только после того, как значительно облегчил запас топлива в скафандре.

Они и в самом деле отдалились неоправданно далеко, где-то на край разрешенной для индивидуальных прогулок зоны. Четырехкилометровая громада «Элеоноры» казалась детской игрушкой, подвешенной в безбрежном пространстве. Других звездолетов у причалов в это время не было, и их корабль загораживал всю осьминогоподобную конструкцию ремитского космопорта.

– Словно ружейный ствол с патронташем на поясе, – пробормотал Сковородников.

Ну откуда у ружейного ствола пояс? И почему ствол обязательно ружейный? И почему именно ствол, а не гвоздь? – не принял неуклюжего сравнения Ник Улин, но промолчал.

– Главный корпус «Элеоноры» имеет цилиндрическую форму с максимальным линейным размером четыре тысячи двести двадцать один метр, радиус округлых оснований около четырехсот восьмидесяти шести с половиной метров, – медленно произнес Яфет, почти дословно цитируя по памяти официальную инструкцию. – А в середине главного корпуса по цилиндрической оси в два ряда крепятся батареи двигательных устройств. Нам отсюда видны только реактивные движки.

Поскольку никакой реакции на его слова не последовало, хола после непродолжительной паузы продолжил:

– Я вчера изучал эти реактивные движители. Ужасно сложная конструкция, должен заметить. Зато необычайно надежная и многорежимная, а также долговечная.

– Насчет надежности и долговечности ты прав, – счел нужным прокомментировать Ник Улин. – Звездолеты практически не стареют. Используемые витаматериалы самовосстанавливаемые. Трущиеся конструкции и детали либо саморемонтирующиеся, либо легко заменяемые на изготовленные в корабельных мастерских. Энергетические запасы почти неограниченны. В общем, исчезни в один прекрасный миг все человечество – его звездолеты еще долго будут блуждать в космических просторах.

– Но почему так? Разве оправданна подобная долговечность? Я читал, например, что все применяемые в быту приборы специально делают из непрочных материалов. А здесь – да на тысячи лет!

– Ну, разработана целая философия. Как говорится, предусмотрено все, что можно было, и что нельзя. В двух-трех словах не перескажешь, так что тебе придется самому копать. Долговечность конструкции звездолетов проявляется как побочный кумулятивный эффект от обеспечения высочайшей надежности всех корабельных подсистем. А насчет хрупкости бытовых приборов – неужели кому-то хочется рисковать жизнью, случайно задев какой-нибудь шкаф или приняв на голову любимую вазу своей тетушки?

– Да, но утверждается, что не всякая подсистема звездолета сконструирована наилучшим образом.

– Согласен. Оптимальность в целом далеко не всегда предполагает оптимальность в частном. Из высших соображений, например, принято решение: основная расходуемая масса – обыкновенная вода. Более рациональным казалось бы использовать, скажем, свинец: и плотность повыше, и дополнительная защита от жесткого космического излучения, и еще кой-какие полезные качества, включая устойчивость к постоянно возникающим конструкционным автоколебаниям. Допущена явная глупость? Как посмотреть. Свинец нельзя пить, и трансмутация его в другие химические элементы довольна сложна. А вот если рабочее тело – вода, то хотя бы ее на борту всегда будет в избытке. Если мне не изменяет память, сейчас на «Элеонору» загружено чуть более двух миллиардов тонн чистейшей воды.

– Совершенно правильно – два миллиарда тонн. Не считая запасенной для внутреннего потребления экипажем и используемой для поддержания корабельных систем в рабочем состоянии. А почему именно вода? – нет вопросов. Она позволяет добиться коэффициента полезного действия – кэпэдэ – реактивных движков почти в сто процентов. Девяносто девять и еще три девятки после запятой.

– Надо же, – с деланным удивлением протянул Сковородников и пропел: – Какая мощь, какая мощь – пять девяток в кармане, и я не прочь…

Яфет принял игривый тон.

– Ваш сарказм неуместен! Пока вы блуждали в загробных снах, люди старались изо всех сил и далеко продвинулись по лестнице научно-технического прогресса.

– Да, славно я поспал. Более двух тысяч лет. Вам того же желаю.

– Я бы не советовал принимать на веру любые цифры, не разобравшись в существе, – поспешил сгладить скользкий момент Ник Улин. – Кэпэдэ под единицу какого-то реактивного движка? – ну, брат, это из области фантастики.

– Но я же своими глазами читал вчера!

– Упустили из виду прилагаемое мелким тестом разъяснение, что подразумевается под этим кэпэдэ. Реактивные движители основаны на отбрасывании вещества и потому просто не могут иметь высокий коэффициент полезного действия. Вам знакомо выражение «сохранение центра масс изолированной механической системы»? В первом приближении это означает следующее. Пусть наш Леша будет представлять собой точку отсчета, – Ник Улин подлетел к Яфету и коснулся его плеча. – Прошу для чистоты представления не пользоваться двигателями скафандров. Чтобы набрать скорость за счет реактивной силы, я должен отбросить в противоположную сторону некую массу. В данном случае вас, милейший.

Оттолкнувшись от холы, Ник Улин чинно поплыл в сторону от «Элеоноры». Яфету не так повезло: толчок заставил его медленно вращаться, но он мужественно терпел неудобство наглядного пособия.

– Так вот, дорогой Яфет, мы с вами составляли единую механическую систему. Центр масс ее будет всегда находиться рядом с Алексеем, если пренебречь действием внешних сил. Я за счет отталкивания вашей массы приобрел скорость движения во-он к той звездочке. Когда я подлечу к ней, вы – чтобы наш общий центр масс все время оставался на прежнем месте – окажетесь далеко в противоположном направлении. Так и любая ракета: кончик хвоста ее реактивной струи оказывается, как правило, гораздо дальше от точки старта, чем она сама. Если под полезным действием понимать перенос звездолета на определенное расстояние, ваши девятки надо делить по крайней мере пополам.

– Но что тогда там понимали под кэпэдэ?

– Возможно, всего лишь рабочий коэффициент для расчета относительного количества тепловой энергии, которую необходимо отводить от дюз при работе двигателей.

– Ладно, посмотрю.

– Я получил напоминание о необходимости возвращения на «Элеонору», – сказал Сковородников. – Чтоб не опоздать на общее экспедиционное собрание.

– Ну и возвращайся, – ответил Яфет, замедляя вращение. – А я ничего не получал.

Ник Улин заглянул в свой полетный журнал. О нем тоже никто не побеспокоился. М-да, интересно… Социальный статус каждого члена человеческого общества не виден глазом, но отражается во множестве мелких деталей. В частности, в опеке со стороны окружающих компьютерных систем. О Сковородникове позаботились, а о личном телохранителе самого императора и трибуне Квартара – ни-ни. Что это за глыба такая, что за сверхважная шишка – Алексей Сковородников? Обычный человек, погибший в далеком двадцать первом веке, то есть более двух тысяч лет назад, и только сейчас вместе со многими другими людьми возвращенный к жизни.

– Понравилось в открытом космосе? Но, к сожалению, нам в самом деле пора возвращаться, – сказал он примирительно, обращаясь к холе. – Успеете еще нагуляться, когда будем кружить у Шара.

– Ладно, поехали, – буркнул Яфет.

Включив двигатели скафандров, они, увеличивая скорость, помчались к звездолету. Ник Улин успел затормозить у поручней, ограждающей входной люк, Яфет неуклюже ударился головой. Ни вскрика, ни сетований, но несколько раз хола все же дернул головой, как отряхивающаяся от воды собака. Сковородников спланировал неумело, но без неприятных последствий.

В первом тамбуре, под леденящим светом асептических ламп, они сбросили в утиль-аппараты навешиваемую амуницию – плечевые и поясные каркасы с реактивными двигательными установками – и разошлись по кабинам плазменного душа. Предстояло избавиться от внешней многослойной оболочки скафандров из витаматериалов. Отработанные в веках технологии лепки конструкций из атомарных составляющих и «пропитки» их электромагнитными полями позволяли изготавливать броню, не затрудняющую движений, но надежно защищающую не только от жестких космических излучений, но и от опасных для жизни быстропротекающих механических воздействий, даже от ударов микрометеоритов.

Ухватившись за специальные скобы и широко расставив ноги, Ник Улин с закрытыми глазами терпеливо переждал, пока с него не сползли последние капли тошнотворной пузырящейся массы в приемное отверстие под ногами. Уши заложило от сопровождающего пронзительного звука, и он несколько раз открыл и закрыл рот, восстанавливая слух. Довольно неприятная процедура. Зато гарантирующая полную хаотизацию всех химических структур и, тем самым, исключающая любую гипотетическую возможность заноса внутрь звездолета не то что чужеродной жизни, но даже простейших упорядоченных образований, создающих разве что сугубо теоретическую опасность заражения корабельных материалов коррозией.

Во втором тамбуре Ник Улин освободился от «бриджей» – нижней части скафандра, оснащенной системой сбора отходов жизнедеятельности астронавта, затем отстегнул «безрукавку», содержащую дыхательную систему. В ней были предусмотрены также карманы для термосов с питательной смесью, но поскольку они подавали заявку на выход в открытый космос на непродолжительное время, эти емкости на сей раз были пусты. После этого настал черед избавления от шлема с встроенным микрокомпьютером, гармонизирующим функционирование всех систем скафандра и работу распределенных датчиков. Управление было комбинированным – посредством команд, снимаемых с глазных мышц, и мысленное. В обиходе ходило «мультиэкран», «дневник», «полетный журнал», но все это были надуманные сущности. Необходимая астронавту информация проецировалась непосредственно на сетчатку глаза.

Сняв шлем, Ник Улин подсоединил его главный разъем к считывающему устройству, чтобы запись о пребывании их в космосе осела в корабельных архивах. На нем осталась лишь внутренняя оболочка скафандра, плотно облегающая тело, словно вторая кожа. Тоже из витаматериалов, но предназначенная не защищать, а лелеять человека. Она мгновенно устраняла все неприятные ощущения, в том числе нервный зуд и блуждающие боли неясной этиологии, впитывала потовые выделения. Содрав ее с себя, Ник Улин запихал все в утиль-аппарат. Вслед, когда загорелся зеленый огонек, оповещающий о завершении процесса считывания данных, отправил шлем.

Когда-то простейшие рукотворные изделия – топор, нож, шуба и так далее – служили и сделавшему их, и его детям, внукам, правнукам. Сейчас Ник Улин уничтожил сложнейшие устройства, само появление которых было вызвано его минутной прихотью. Образ жизни на Квартаре подразумевал строжайшую экономию природных ресурсов для обеспечения сносного существования многомиллиардного населения. Дома он бы еще подумал о нерациональности изготовления подобных вещей для разового пользования. Но здесь, на звездолете, его совесть даже не екнула: что поделаешь, таков порядок. Корабельные производственные линии наштампуют таких поделок сколько хочешь – зачем скаредничать? Астронавты находятся на острие человечества, и глупо экономить за их счет.

Совершенно голый, он прошел в медицинскую кабинку. Водный душ, ионный массаж, осмотр каждого миллиметра тела, просвечивание, взятие анализов, затем обсушка мощными потоками горячего воздуха – и наконец-то открылась комната для одевания. Процедура возвращения на звездолет завершена.

У лифта его догнал Яфет.

– Может, заглянем в столовую? Она вот-вот закроется. Часа на три или четыре. Пока не закончится общее собрание, а затем – пока не отцепят буксиры. На всякий случай надо бы подкрепиться. И, кстати, я упустил один вопрос.

Ник Улин не ощущал голода, но решил составить холе компанию. В столовой взял себе стакан первого попавшего сока. Яфет, притащив на стол горшочек с жарким, с вожделением разглядывал его, ожидая когда тот остынет. Подошел Алексей Сковородников и пропел нечто вроде «спрашиваю Яфку, че он будет пить, а он мне отвечает, мол, голова болит». Хола не мог не ответить какой-нибудь колкостью – и начался разговор ни о чем.

Только при расставании Яфет, спохватившись, спросил:

– Когда вы говорили о сохранении положения центра масс изолированной механической системы, произнесли слова «в первом приближении». Что вы имели в виду и каково тогда ваше второе приближение?

Времени для разговора уже не осталось, и Ник Улин ответил коротко:

– В первом потому, что то пустое пространство, которое мы видим собственными глазами и представляем себе продолжающимся куда-то очень далеко, – обман чувств и заблуждение разума. «Чистое» пространство, в котором справедливы изучаемые в начальной школе законы сохранения импульса, центра масс и прочих механических величин, – это абстракция, не имеющая никакого отношения к реальности. Выдумка, возникшая в незапамятные времена и используемая до сих пор только по причине экономии мыслительной энергии. Примерно то же, что и представление электрического тока в проводнике как направленного движения электронов.

– А что же тогда это такое – пространство? – растерялся хола.

– В сущности то же самое, что и время, – функция гравитирующих масс. И не существует в их отсутствие. Если б было иначе, то люди не смогли бы создать звездолеты, совершающие надпространственные прыжки, и поныне жили бы все на Земле.

Яфет замер в задумчивости. Ник Улин, махнув ему рукой, вошел в свою каюту.

Как он и запрашивал, ему было предоставлено самое маленькое из помещений, предназначавшихся для проживания членов экспедиции, – всего-то шесть на шесть метров. Личный санитарный блок, примыкающий к ней, был больше.

В полном соответствии с корабельным уставом в каюте не было свободно лежащих, незакрепленных предметов. Никаких острых углов, вся мебель выдвижная. Каждая вещь знала свой закуток. Поддержку такого порядка в личном пространстве многие называли самой мучительной из тягот космических полетов, но для любого квартарца это казалось слабым подражанием их привычной среде обитания.

Посреди каюты выросло кресло, и Ник Улин уселся в него, мановением руки уничтожив фантомный тропический лес, до того заполняющий все помещение. Тут же зажглись конференц-экраны. На среднем из главных высвечивалась командная рубка, где вокруг ситуационного стола не спеша рассаживалось руководство экспедиции. На правом боковом экране в обычном мультипрограммном режиме мелькала новостная лента, на левом – справочные данные по техническим характеристикам различных корабельных систем. Нижний ряд экранов, снабженных аудиосистемой, допускающей разговор собеседников без выхода в общее информационное пространство, высвечивал ближайших коллег Ника Улина – членов команды-22.

Лидия Гиреева сидела неестественно прямо и неподвижно – лишь умненькие глазки шустро бегали по экранам. С последней их встречи она коротко постриглась и походила на проказливого мальчишку, готовящего новую каверзу. Щеки ее пылали от волнения.

Яфету мало было конференц-экранов – он открыл перед собой еще и маленький рабочий дисплей. Интересно, чем так увлечен хола. Изучает физику пространства? Прорехи в образовании у него действительно огромны. Впрочем, это не удивительно, учитывая его возраст и тот факт, что систематической учебы у него не было, до всего он вынужден доходить самостоятельно.

Алексей Сковородников по-барски развалился в кресле, лениво помаргивая. Компьютерная программа, режиссирующая трансляцию видеоизображений, была, конечно же, квартарской, но не последней модификации – заостряла внимание на важных деталях, выхватывала необычности, но как-то лениво, без должной прыти. Ник Улин не сразу заметил на мочке уха Сковородникова прилепленную мушку активированного, разогретого от долгой работы аудиплеера. Вот оно что: их товарищ постоянно слушает какие-то звуковые записи – песни? – и посчитал возможным не прерывать сие занятие даже на общем собрании экспедиции. Еще один интересный факт, дополняющий пока еще эклектичную мозаику, характеризующую нетривиальность личности человека, тысячелетия проведшего в небытии.

Отсутствие в нижнем ряду изображения Вана Мерсье, Ник Улин вначале упустил. Только увидев руководителя их группы на главном экране, понял: их начальника, вероятно, ввели в высший руководящий состав экспедиции. Кстати, какова его официальная фамилия? Родовая – Мерсье, но Ван стал консортом Лусонским, получил герцогский титул, и его прежняя фамилия по местным обычаям вроде бы должна быть заменена… На справочном экране услужливо высветилось: Ван Лусонский, шестой заместитель начальника экспедиции, начальник двадцать второй команды особого назначения. А также: ремитский герцог, Главный императорский прокурор, временно оставивший эту должность из-за проблем со здоровьем, и так далее.

– Здравствуйте, товарищи, – Антон Благов, капитан «Элеоноры» и начальник экспедиции, появился в командной рубке и на несколько мгновений заполнил собой весь экран. Внимательно изучил доступные только ему справки, предоставленные главным компьютером звездолета. – Все в сборе, здоровы и полны сил. Больных нет. Нет даже задерживающихся по какой бы то ни было уважительной причине. Разрешите открыть общее предстартовое собрание экспедиции. Устраивайтесь поудобнее.

Изображение на главном экране, изменив масштаб, охватило все руководство экспедиции, собравшееся вокруг ситуационного стола. Восемь человек в стандартных комбинезонах, но с золотыми нашивками сидели в первом ряду. За ними в высоких противоперегрузочных креслах привольно расположились их ближайшие помощники. На миг блеснул ярко синий медальон размером с голубиное яйцо, висевший на груди капитана, – украшение, сильно диссонирующее с общим его мужественным обликом. Затем компьютерный режиссер позаботился показать, что точно такие же украшения носят Ван Лусонский и старпом.

– Согласно многолетней флотской традиции, я объявлю цели предстоящего исследовательского полета. Позвольте в этой связи сделать небольшое историческое отступление. Как вы должно быть знаете, одними из самых загадочных и опасных космических образований считаются так называемые Медузы, создание которых приписывается мифическим Перворожденным – разумной расе, предположительно значительно старше человечества. Медузы представляют собой гигантские – протяженностью в тысячи астрономических единиц – куполообразные с длинной бахромой образования из квазибелковых молекул, проявляющих слабую электромагнитную активность. Длительное время полагали, что локализация этих объектов ограничивается окрестностями Сумеречных Созвездий. Однако сенсационное открытие уважаемого Анатолия Страута, научного руководителя нашей экспедиции и моего второго заместителя – Благов жестом представил аудитории сжавшегося в комочек человечка, сидевшего справа, – перевернуло прежние взгляды на пространственное распространение следов деятельности Перворожденных. Примерно десять лет назад…

На справочном экране Ника Улина высветилась уточняющая запись: такого-то числа, то есть девять лет два месяца назад… Квартарские программы обеспечивали в реальном масштабе времени сопровождение практически любой человеческой речи справочной информацией. К сожалению, большинство людей в Содружестве не умело правильно пользоваться этим удобством, и Антон Благов несомненно относился к их числу. Пытаясь быть точным, он зачитывал отдельные фрагменты справок, видимые всем. Спохватываясь – разрывал логику доклада, вынуждая компьютер давать и чисто образные разъяснения. Бездушное программное обеспечение мастерски справлялось с трудностями. Касательно восторженного описания Антоном Благовым открытия Страута компьютерный комментарий, как показалось Нику Улину, содержал даже легкую иронию.

Известно, что давным-давно все наблюдения за звездным небом осуществляются в автоматическом режиме. Компьютеры ежедневно выдают «на гора» массу данных, требующих особого внимания и человеческой оценки. Все астрономические обсерватории завалены материалами наблюдений. Кто что интересное вытащит из накопленного – тому и честь соответствующего открытия. Анатолию Страуту случайно выпал джокер. Ученый мир сильно удивлялся, почему за несколько столетий никто из тысяч астрономов не обратил внимания на Медузу, пребывающую на расстоянии всего-то тридцати световых лет от давно колонизированных планет, в зоне космоса, считающейся полностью изученной.

– Первоначальные расчеты показали, что Медуза Страута движется строго в направлении звездной системы Ремиты. Именно это обстоятельство определило цель первого полета строящегося в то время исследовательского звездолета: считается, что создания Перворожденных опасны для населенных планет. Однако систематические наблюдения позволили снять опасения. Медуза в самом деле приближается к нам, но ее спролонгированная траектория проходит все же на значительном расстоянии, каковое по мнению всего научного сообщества Галактического Содружества признано абсолютно безопасным для Ремиты.

Справочные экраны затопил шквал информации. Антон Благов, также просматривающий мелькающие графики и диаграммы, неумело дополнил компьютерную справку в общем-то ненужными, второстепенными деталями.

– В этих условиях администрация Ремиты сочла возможным удовлетворить просьбу Илвина Ли, командующего Пятой эскадрой Межзвездного Флота, и временно передать «Элеонору» в его распоряжение. Примерно год назад – на справочном экране появилось: тринадцать месяцев двадцать суток – звездолет был возвращен. При перегоне «Элеоноры» с Ценодва временный экипаж, чтобы извлечь хоть какую-нибудь пользу от порожнего рейса, решил проложить трассу от Медузы Страута к Ремите.

Астронавигационные данные компьютер дополнил справкой о комплектации «Элеоноры» при перелете с Центральной-2. Во флоте Илвина Ли ее использовали как передвижной госпиталь, базу для релаксации астронавтов. Поэтому она была предельно облегчена, все исследовательское оборудование снято. Никакого вооружения. После передачи корабля ремитскому экипажу в трюмы была заложена сотня-другая тонн наноэлектронных изделий, до изготовления которых на Ремите руки не доходили, и все.

– При выходе из надпространства в окрестностях Медузы было проведено зондирование по Эйве – на экранах высветилось разъяснение, что подразумевается под этой, довольно тонкой и трудоемкой процедурой исследования пространства, – в результате которой был обнаружен планетоидный шатун с остатками атмосферы преимущественно из благородных газов. Размеры его сравнимы с земными – радиус почти шесть тысяч километров, сила тяжести на поверхности около трех четвертых единицы. Впоследствии он был назван Шаром.

Антон Благов подождал, пока на экранах не пройдет бурный поток пояснений, и медленно продолжил, давая компьютеру время на прогон обильного справочного материала:

– Результаты физико-химических и радиоизотопных анализов приповерхностного слоя показали, что возраст Шара сравним с возрастом видимой нам части Метагалактики и составляет более десяти миллиардов лет.

Ника Улина удивили последовавшие жидкие комментарии. В этой части Галактики не должны попадаться тела, возраст которых был бы выше семи-восьми миллиардов лет. Само существование Шара дико противоречило современной космогонии. И, как не раз бывало в истории, этот факт старательно замалчивался ученой общественностью. Семь раз проверь – один раз отрежь? Чтоб не оказаться смешным в глазах коллег, помолчать до выяснения всех обстоятельств? Если им удастся найти ответ на эту загадку, экспедицию уже можно будет считать успешной.

– Точнее определить временные параметры, – продолжал капитан, – не представляется возможным из-за отсутствия отработанной методики: человечество еще не встречалось со столь древними объектами. В то же время прямые измерения температуры пород Шара и, соответственно, расчетные потери тепла за счет инфракрасного излучения в космос не позволяли свести энергетический баланс. За столь долгое существование никакое обычное планетоидное тело не может не остыть до абсолютного нуля. Исходя из данного несоответствия был сделан вывод об искусственном происхождении Шара и наличия внутри него чрезвычайно долгоживущих энергетических источников.

Необходимую паузу капитан заполнил, со вкусом выпив стакан воды.

– Подчиняясь приказу диспетчерской службы Межзвездного Флота, дальнейшие исследования осуществлялись с предельной осторожностью и только дистанционно. Не было никакого просвечивания Шара. Внутренняя структура определялась по его собственному излучению и измерениям магнитных полей. Было определено, что Шар представляет собой как бы слепок отдельных, четко выделяемых эллипсоидов вращения, поверхность которых обладает фактически единичным показателем отражения во всем электромагнитном спектре. Размеры этих «ядрышек» – около полутора тысяч километров. Скрепление их осуществляется породами высокой гомогенности, состоящими в основном из силикатов. Словно какой великан скатал горсть гальки в глине и забросил в космос…

Антон Благов помолчал, оценивая, согласился ли компьютер с его сравнением.

– Данный факт признан как второе неопровержимое доказательство искусственного происхождения Шара…

А Лидочка-то неотрывно смотрит только на Вана Лусонского, дошло вдруг до Ника Улина. Ни до кого и ни до чего другого ей нет дела.

– На двадцатые сутки барражирования около Шара стало понятно, что последующее наблюдение за ним малопродуктивно. Изделие Перворожденных словно впало в спячку, не проявляло никакой активности. Поведение Медузы Страута – аналогичное. В сложившейся ситуации, учитывая исключительную сложность изучения чужих артефактов и налаживания контактов с носителями иного разума, в соответствии с рекомендациями верховного командования Межзвездного Флота и Галактической академии наук экипаж принял решение прекратить дальнейшее исследование Шара.

Яфет оторвался от своего рабочего экрана, предчувствуя завершение затянувшегося капитанского экскурса в прошлое. Лида по-прежнему ест глазами Вана Лусонского. А Сковородников… изо всех сил изображает безразличие, временами даже сладко зевает, но… бросает обволакивающие взгляды на Лиду и явно смущается. М-да…

– В свете отмеченных мною обстоятельств, нашей экспедиции поставлены следующие главные задачи. Первая – всестороннее исследование космического объекта с условным названием «Шар», отталкиваясь от гипотезы о его искусственном происхождении. Вторая задача – изучение Медузы Страута, то есть максимально полное описание ее пространственной и молекулярной структур, физико-химического состава, электромагнитной активности и так далее и тому подобное. Нам дана санкция Галактического Содружества осуществлять при решении этих задач любые действия исходя из конкретно складывающихся обстоятельств. Поскольку не исключается возможность прямого выхода на представителей иного разума, научный потенциал нашей экспедиции усилен специальной группой Академии наук Содружества под руководством…

Ба, внутренне взвился Ник Улин, а ведь третий справа от капитана – его давний знакомый по Четвертой, Илвиновской экспедиции к Сумеречным Созвездиям! Имя всплыло в памяти чуть раньше, чем его назвал Антон Благов: Макуайр. Да, действительно один из самых известных ксенологов Содружества. Что-то сильно похудел он за последние годы.