Текст книги "Иллюзия реальности (СИ)"

Автор книги: Сергей Григоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Почему?

– Человеку свойственно цепляться за испытанные, привычные образы и прятаться от дурных мыслей. Вот, например, никто из экспедиции до сих пор не произнес правды: того, что до нашего вторжения внутри «ядра» был мир не просто живых существ с иным метаболизмом, на основе иной химии, а мир разумных существ. Разумных! Строивших не только дворцы и жилища, но и очень высокие башни из сверхтвердых материалов, не встречающихся в их Ойкумене. Наверное, пытались добраться до небес. До своих небес.

– Разумных?! Так это они убили наших десантников?

– Не думаю. Все боро-углеродные обитатели «ядра» мертвы. И убили их мы.

Друзья

Не всем положены каникулы или отпуск. Обязанности короля или, тем паче, императора, не сложишь ни на минуту. Олмир отказался присутствовать на публичных мероприятиях, чтобы как можно больше времени проводить в кругу семьи на Аратроне, но периодически появлялся во дворце в своем кабинете. Никто не вправе был подписывать за него указы, визировать законы и постановления Коронного Совета.

Документы обычно оставляли на большом рабочем столе, стоящем у дальней стены кабинета, шагах в пяти от окна. Царедворцы не знали, когда император в очередной раз улучит время и появится на Ремите, чтобы просмотреть бумаги и подписать их. Бывало, заглянув через пару часов с новой порцией документов, они могли забрать отработанные. Бывало, что стопка бумаг росла на столе чуть ли не неделю.

В тот день Шоанар, оценив важность документа, касающегося графа Леверье, решил лично положить его на самое видное место на императорском столе. Удача сопутствовала ему. Когда они вместе с Ламарком вошли в кабинет – по одному входить в пустующие апартаменты высших должностных лиц империи было строжайше запрещено, – увидели Олмира, склонившегося над столом.

– Здравия желаем, Ваше Императорское Величество, – привычно вырвалось у них.

– Добрый день, коллеги. Отставьте церемонии. У меня очень мало времени. Что-то важное принесли?

– Да, Ваше Императорское Величество. Предписание на арест графа Леверье.

– Позвольте, он же не дал вам никакого повода! Аппаратура, где только не установленная по приказу отца, не зафиксировала ничего предосудительного. Или я еще не прочитал последние сводки? – Олмир озадаченно принялся перебирать стопку бумаг перед собой. – Что-то не нахожу. Может, обрисуете в нескольких словах? Только суть.

– Граф Леверье – организатор диверсии против экспедиции Благова, непосредственным исполнителем которой был Александр Ней, – скороговоркой выдохнул Шоанар.

– Во как! Доказательства?

– Так утверждает Дикий Маг после изучение личности Александра Нея. Маг Марат также прислал в императорскую канцелярию подтверждение.

Главное было сказано, и Шоанар продолжил говорить в обычной своей манере, обстоятельно и неторопливо:

– Как Вам ранее докладывалось, после запроса Комитета Защиты Человечества мы провели тщательную проверку качества продовольствия, которым была снабжена экспедиция Благова. Выявлено – чего греха таить, с определенными трудностями, – что аквакультура, поставленная на «Элеонору», содержит опасный для жизни человека белок. Опасный при накапливании в организме, при длительном употреблении пищи, приготовленной на ее основе. Причем вне зависимости от степени температурной обработки блюд. Поставка аквакультуры была осуществлена со Второго биологического завода. Ответственным за сертификацию аквакультуры был начальник смены кандидат биологических наук Александр Петрович Ней. По королевскому приказу он был задержан, но поскольку психическое состояние его оказалось крайне неустойчивым…

– Помню я то дело. Психический срыв, не поддающийся даже сильному медикаментозному лечению. Врачи опасались за его жизнь, и потому я велел переправить его на Колар, Дикому Магу. Вслед за Воргом. Не вдавайтесь, пожалуйста, в несущественные детали.

– Извините, Ваше Императорское Величие: боюсь сбиться с мысли. Так вот… э… Дикий Маг сообщил нам, что Александр Ней сознался в том, что это он на основе своих теоретических моделей вывел патогенную культуру, не поддающуюся стандартным тестам на безопасность потребления человеком. И по указанию графа Леверье передал ее на «Элеонору». Запрос по данному вопросу от Рональда Грея, функционера КЗЧ в экспедиции Благова, поступил весьма вовремя – по оценочным расчетам, за две-три недели до образования в организмах астронавтов опасной для жизни концентрации ядовитого вещества. Мы успели остановить процесс отравления личного состава экспедиции.

– Что же вам не хватает, чтобы самим принять решение об аресте Леверье?

– Видите ли, ни Дикий Маг, ни маг Марат пока не переслали нам соответственно оформленный протокол допроса Александра Нея.

Олмир усмехнулся про себя. На всех меритских планетах слово мага – закон природы. Опускаться до таких мелочей, чтоб протоколировать свои действия… нет, Марат на такое не способен. А Дикому, вероятно, недосуг.

Шоанар, видимо, уловил что-то свое в мимике императора и добавил к сказанному:

– Кроме того, король отказался визировать ордер на арест графа.

– Почему?

– Он не стал комментировать свое решение.

– Добреньким хочет быть, – невольно пробормотал Олмир и прикусил язык. Отношения с отцом складываются ой-как непросто. Не стоит подкладывать дровишки в костер.

– Кстати, – Ламарк попытался сгладить неловкость, – приблизительно в то время, когда пропал Джон Акоста, граф имел контакт с экс-герцогом Александром Кунтуэским.

Олмир почувствовал невнятную угрозу.

– Зачем? О чем был разговор?

– Навскидку – ничего интересного. Леверье спрашивал про своего пропавшего спутника. Внутрь помещения заходить отказался, ссылаясь на правила состязаний. Однако отвел Кунтуэского подальше от нашей следящей аппаратуры и задал пару вопросов. О чем – неизвестно. Промелькнуло имя Анн. Или Мари.

– Анн-Мари Ло, один из ведущих психоаналитиков Содружества. Некоторое время работала у Кунтуэского.

– Мы не имеем уверенности, Ваше Императорское Величие, шла ли речь именно об этой даме. Очень плохое качество записи.

– Кунтуэского допрашивали?

– Плотно поработали с ним. Непрямыми методами, разумеется, ибо признаков его нелояльности общественному порядку не выявлено. Наши специалисты утверждают, что он совершенно не помнит, о чем был разговор. Что само по себе удивительно.

– Да, удивительно, – согласился император. – Так чего вы от меня сейчас хотите? Давайте, быстрее определяйтесь. У меня крайне мало времени.

– Санкцию на арест графа Германа Васильевича Леверье, – твердо сказал Ламарк.

Олмир откинулся в кресле и прикрыл глаза. Шоанар и Ламарк застыли, боясь помешать императору думать.

– Тесен мир. Встречался я с этим Александром Неем, что называется, вживую. Видел его в компании с двумя инопланетянами. С неким… – Олмир сделал паузу, заглядывая глубже внутрь себя, – Сокрошем. С Мирры. И с Ником Улиным, квартарцем.

– Сокрош был у нас, на Ремите, в командировке. Сейчас вернулся на Мирру. Он крупный специалист в биологии. Первым выявил механизм патогенности водорослей, видоизмененных Александром Неем. А Ник Улин сейчас на «Элеоноре», в подразделении герцога Лусонского. Отзывы о нем самые восторженные.

Неожиданно прозвучавший вопрос заставил их вздрогнуть:

– Что нового у Благова?

– Последний отчет у Вас на столе, Ваше Императорское Величие.

Шоанар подошел ближе, намереваясь найти нужный документ.

– Не надо, я пока еще сам в состоянии разобраться с бумагами, – сказал Олмир, доставая из стопки пухлый документ в бумажном переплете. – Ох, какой объем.

– Эксперты расписались. Мы весьма удачно начали космическую исследовательскую деятельность. Наша первая экспедиция, руководимая вице-командором Ордена Дракона графом Антоном Благовым, внесла значительный вклад во многие разделы знаний. К ней сейчас приковано внимание всего научного сообщества Содружества. Но событий за последнее время там произошло немного. Исследуют второе вскрытое «ядро». Силикоидное.

– Новые жертвы есть?

– Никак нет, Ваше Императорское Величие. Пять астронавтов погибло при вскрытии первого «ядра», два – при проникновении внутрь него. Итого семь человек. При вскрытии второго «ядра» потерь нет. Учли печальный опыт.

– Боро-водородный разум, сейчас силикоидный… Что-то мне это напоминает… – пробормотал Олмир, считывая последний лист отчета. Шоанар превратился в слух. Каждое слово императора, произнесенное в контексте, – повод для специальных размышлений. – Ладно, оставим это. Всего членов экспедиции Благова более четырехсот. Замыслить убийство такого количества человек – страшное преступление. Это ж каким монстром надо быть?! Вы интересовались, какие мотивы были у Нея?

– Так точно, Ваше Императорское Величие. Я лично занимался этим вопросом. Поскольку прямой разговор с Неем представлялся малопродуктивным в силу его лихорадочного состояния, пришлось ограничиться косвенными методами. Я пришел к выводу, что его преступление не имеет мотивировки.

– Как так?

– Его заставили. Отчасти даже вопреки его желанию. Воспользовались нездоровым, перевозбужденным состоянием его психики. Если б он работал на Ремите, его подлечили бы, а так как он пребывал в основном вдали от густонаселенных мест, то просто выпал из поля зрения надзирающих медицинских органов. Манипулятор – им, очевидно, был граф Леверье – воспользовался негативным отношением Нея к обожествлению Вашего Императорского Величия. Одним словом, сработала древняя формула «враг религии – враг общества».

– Громкое обобщение.

– Зато проверенное веками. Неприятие общества всегда начинается с критики доминирующей идеологии. Отверг религию – сделал первый шаг на пути превращения во врага народа.

Распахнулись двери, и в кабинет торжественно въехал сервировочный столик, заставленный блюдами и кувшинчиками всевозможного вида и объема. Руководил им робот-официант, принявшийся порхать над своим хозяйством, украшая.

– Ко мне сейчас прибудет Месенн, – пояснил Олмир. – Давайте не будем терять время. Вернемся к Леверье. Я готов подписать предписание на его арест. Но, боюсь, вам с ним не справиться. Не вашего полета он птица. Если Ней оказался вам не по зубам, то что уж говорить про предположительного резидента Перворожденных.

Шоанар, признавая правоту императора, внутренне метался между выполнением непрямого указания Олмира покинуть кабинет и желанием пуститься в долгие заверения о высокой квалификации психоаналитиков Ремиты, чтобы присутствовать на первых минутах разговора императора с самым известным в Галактическом Содружестве магом. Меж тем про себя отметил, что Месенн был частым гостем в апартаментах Олмира, коли выбраны они как место встречи. Что ни говорили про нечеловеческие возможности магов, но даже им межзвездные нуль-переходы давались непросто, и ходить по ранее проложенным, знакомым маршрутам было сподручнее.

– Действительно состояние Нея вызывало у нас большую тревогу, – согласился Шоанар. – Не представляю, как с ним работали меритцы.

– Дикий погрузил его в глубокий гипнотический сон, парализовав не только волю, но и подсознание. А потом применил методику, отработанную на Аркадии Ворге.

– А-а… вот оно что… Значит, и старые дедовские знания полезны бывают.

– Знания всегда полезны. Я не вдавался в детали – я не Дикий и не Марат, чтение мыслей и слепка личности не по моей специализации. Но вы правы: Ворг невольно оказал нам большую услугу.

Шлепок вытесненного телом воздуха, и в кабинете появился маг Месенн. Шоанар с Ламарком, как положено по этикету, степенно отвесили прибывшему поклоны, искусно сохраняя при этом достоинство важных персон. Олмир выскочил из-за стола, держа в руке кипу бумаг, обнял друга и повернулся к царедворцам.

– В общем, сделаем так. Вы немедленно занимаетесь всеми необходимыми приготовлениями. Я прошу Дикого поработать над Леверье. Он, вероятно, пошлет за графом Марата. По прибытию сюда Марат свяжется с вами, и вы подскажете ему удобный момент, когда можно будет спеленать Леверье. Все, идите. Мне некогда.

– Ваше Императорское Величество… – Шоанар встал глыбой.

– Что такое?

– Прошу разрешения присутствовать на допросах графа Леверье. Во-первых, я смогу готовить вам доклады, как говорится, из первых уст. Во-вторых, мой опыт психоаналитика, уверен, тоже будет полезен. В третьих…

Олмир махнул рукой:

– Хорошо. Можете отправляться на Колар вместе с Маратом, если у него не возникнет возражений. Обговорите с Жаном Мерсье, кто будет временно исполнять ваши обязанности здесь. Идите!

Робот-официант исчез незаметно, но дверь за царедворцами долго не зарывалась. Еле дождавшись характерного щелчка, Олмир увлек Месенна к сервировочному столику.

– Поешь, пожалуйста. Знаю, что голоден. Я пока дочитаю один документ.

– О чем?

– Не бери в голову. О нашей экспедиции к объектам Перворожденных. Помнишь, я рассказывал тебе о Шаре?

– Припоминаю. Смутно. Вы все-таки отправили туда звездолет? Напрасно.

– Ну, как сказать. Всегда надо подчищать место около себя прежде чем браться за следующее дело.

– Ладно, читай. Любишь ты заниматься пустяками. Я пока в самом деле поем.

Месенн покрутился вокруг столика, выбирая на чем сосредоточиться, вооружился ложкой и со здоровым аппетитом начал есть галантин. Периодически подхватывал горстку квашеной капусты, заедая протертое мясо. Олмир, перелистывая толстый отчет, исподволь разглядывал товарища.

Изменился, однако, Месенн. Прежний свой наряд, вызывающий желание дать ему какую-нибудь обноску, сменил на костюм, недавно вошедший в моду, с претензией. К чему бы это? Что-то с магом происходит необычное. А вот сандалии прежние – их Олмир одолжил ему невесть сколько лет назад. В отдельных местах подошвы, вероятно, истерлись до дыр.

– Проверил я твои изыскания, – с трудом сказал Месенн, не переставая усиленно жевать. – Молодец! Можно фиксировать виерные конструкции из одного источника. В магии началась новая эра. С чем тебя и поздравляю. Огромное достижение! Теперь мы, меритцы, не нуждаемся в вас, а вы, ремитцы, – в нас. Ты совершил фундаментальное открытие. Стал вровень с Моаром. Считай, что вошел в историю. Легенды о тебе начнут слагать.

– Да ладно, – засмущался Олмир. – Благодаря твоим идеям. Ты мне много наговорил об особенностях симметрии в природе. Я только придумал, как отразить виерную волну от себя самой. Механизм для этого взял готовый – петли времени Мария.

– Уж не хочешь ли сказать, что ты ни при чем? Метод расчета, мол, взял тот, который разработан этим… как его… Арандом Готом, и применил знания, накопленные другими магами, – да? Всегда так: с мира по нитке – имеешь вещь. Я серьезно говорю: переоценить важность твоего достижения невозможно. Сколько себя помню, маги все время бились над проблемой, как фиксировать свои виртуальные конструкции. Столько усилий потратили на поиски! А сейчас каждый маг может творить все, что ему вздумается, не только для себя, но и для всех. Ты отправил описание в Энциклопедию?

– Нет еще. Дописываю.

– Поторопись. Это очень важно.

– Стараюсь, – рассеянно произнес Олмир, уткнувшись в отчет. Хмыкнул и небрежно бросил скрепленные бумаги на стол.

– Разочарован?

– Отчасти. Перворожденные создали в своем Шаре изолированные островки жизни. Мне это напомнило то, чем занимаемся мы. Но аналогия оказалась ложной. У нас – метагалактики со своей стрелой времени, у них – маленький объем обычного пространства помещается в квантитную оболочку. Это ж сколько забот им доставляет выправление экологических циклов! Помнишь, как мы мучились, когда создавали Подарок, которым порадовали Зою перед свадьбой? – Олмир помолчал, отмахнулся от воспоминаний и добавил: – А в целом у экспедиции дела идут не блестяще.

– Что так?

– Я пока не понял, в чем дело. То ли чересчур медлят, то ли торопятся. А может, и то, и другое. Запущенные ими астрозонты были уничтожены, поэтому они не смогли провести точные физические измерения в окрестностях Шара. В результате не выяснили, что умеют делать Перворожденные на квантовом уровне. А исследования Медузы после выхода из строя одного космолета вообще прекратили. Побоялись послать к ней второй аппарат.

– Марк, кстати, уже проникся вопросом сделать квантит.

– Очень хорошо. Значит, скоро нас ожидает революция в материаловедении.

Месенн присел на диванчик у журнального столика, прихватив вазу с фруктами. Неспешно отрывая от грозди виноградинки по одной, с видимым удовольствием ел. Олмир устроился поудобнее в кресле напротив.

– Между прочим, эти свертки Гота – хитрая штука. Я голову сломал, прежде чем разобрался с ними. Вам, ремитцам, Лоркас дал хорошее образование. Все области знаний для вас как родные. А для меня математика – сказочная страна, полная чудес. Я ассоциирую ее с детским конструктором. Придумывают досужие мыслители – надо, не надо ли – разнообразные детальки на все возможные случаи. А кто строит какое-нибудь приспособление, тот подходит к заготовленной ими огромной куче добра, роется и роется, пока не найдет что-нибудь подходящее. Я всегда трачу на это дело уйму времени.

– Хорошее сравнение. Запомню.

Не ясно, кто получал большее наслаждение: Месенн, смакуя виноград, или Олмир, наблюдая за другом.

– Внутри каждой квантитной оболочки Перворожденных, судя по всему, обитали разумные. Что они сейчас, после того, как мы до них добрались, делать будут… – задумчиво произнес Олмир и неожиданно перешел на деловой тон: – Давно хочу тебя спросить, какова судьба тех сотворенных нами разумных существ, когда мы скручиваем их стрелу времени? Ведь не могут же они просто пропасть.

– Я много раз задавал себе этот вопрос, – беспечно поведал Месенн, – и каждый раз отвечал себе: не знаю. Исчезают, и все.

– Сколько ты за свою жизнь уже сотворил виртуальных миров? Тысячу, две, десять тысяч? И все они просто пропали? Не могли они исчезнуть бесследно! Как ни замедлялся у них научно-технический прогресс, но все равно знания постепенно накапливались. Рано или поздно, но добирались они до того, о чем мы даже не догадываемся. Виерными силами, конечно, им пользоваться было несподручно – мы впрыскиваем им ограниченный потенциал. Но чем-то другим, возможно, еще более изощренным – что мешало? Через миллиард лет, десять ли миллиардов или еще больший промежуток своего времени, но добирались же они с горем пополам до абсолютной истины.

– А что такое истина?

– В отместку твоему конструктору нарисую тебе такую картинку. Представь, что мы находимся в большой темной комнате. У каждого в руке маломощный фонарик. Один забился в угол и со ссылкой на труды древних философов заявляет, что истина – это синтез однородно-несовместимого. Второй бегает от одной стены к другой и кричит, что истина – это единство противоположностей. Третий обнаружил внутри комнаты какую-то мебель и утверждает, что истина спрятана в ней. И никто из них не видит главного – того, что находятся они в одном большом помещении. Так и мы в своем поиске истины. Не видим стержня, вокруг которого можно нанизать единственно правильные представления об истине.

– Приму к сведению твой образ, – задумчиво ответил Месенн. Помолчав, добавил: – Откровенно говоря, я полагал, что мои виртуальные творения, пройдя путь познания до конца, сливаются со всем Мирозданием. Но это так, личные ощущения. Сказать, как они это делают, во что конкретно превращаются, почему становятся ненаблюдаемыми, я не могу. По моему мнению, подобные взгляды относятся к сугубо личным. Примерно то же, что и религиозные верования. Их нельзя ни доказать, ни опровергнуть.

Месенн вновь замолчал, разглядывая оторванную виноградинку. Кинув ее в рот, прожевал и решительно произнес:

– Чем больше власти приобретаешь над материей, тем меньшим материалистом становишься. Мы можем делать с веществом почти все, что захотим. Но что с того? Умнее мы не стали. Счастливее – тоже. Разве что прочнее утвердились в мысли, что дух выше плоти. Но и ранее в этом мог убедиться каждый: достаточно было представить, что перекрыты все сенсорные каналы, связывающие твой мозг с телом и окружающим миром. Ты ничего не будешь чувствовать, но способность мыслить ведь сохранишь. Правильно?

– Я думаю примерно так же. Чем фундаментальнее причина того или иного явления Мироздания, тем она неуловимее. Тем слабее мы ее чувствуем. Вот, скажем, рост энтропии. Проявляется он через множество явно не связанных, но прекрасно согласованных меж собой процессов. В давние времена состояния квантовых систем описывались так называемыми волновыми функциями. То или иное событие в микромире могло наступить, а могло и не наступить. Полагали, однако, что волновые функции существуют независимо от этого. Сейчас мы пытаемся понять потаенную природу виерных сил, с помощью которых мы управляем материей. Они неизмеримы, но являются причиной вполне реальных явлений.

– Все было бы ясно, если б кто доказал, что волновые функции – единственно правильное описание квантовых взаимодействий. Тем более что ныне математика, применяемая в квантовой динамике, совсем другая. А по поводу виерных сил – я же говорил тебе, что…

– Не будем отвлекаться, – сказал Олмир, – коли начали говорить про те миры, что мы научились создавать, так давай продолжать. Замечу, что все они имели принципиальные ограничения. Хотя бы по размерам в нашем понимании. Так?

– Ну, Ирий вряд ли ограничен в пространстве.

– Ирий мы сделали для себя, а не для наших помощников в деле познания законов природы. Он ограничен, стало быть, примерно так же, как и вся исходная наша Вселенная. Так же, как и мы.

– Это как? В чем мы ограничены?

– Сейчас расскажу. Чисто физических запретов мы не видим. Легко представим мир с любым иным набором физических констант. Так?

– Если их точно не подогнать друг к другу, очень быстро он схлопнется.

– Правильно, нужна тонкая балансировка фундаментальных физических постоянных, чтобы соответствующая им реальность могла существовать более-менее продолжительное время. Однако можно устроить, скажем, грандиозный фейерверк – запустить рождение вселенной, элементарные кирпичики которой нестабильны. Правильно?

– Не представляю, зачем. Но можно.

– А можно ли сотворить вселенную с иными, чем у нас, законами логики?

– Да какие это законы! Одно линейное правило вывода, и все. Если из А следует Б, а из Б – В, то из А следует В. Это по сути ни что иное, как просто разрешение опускать промежуточные стадии умозаключений, следующих в линейке друг за другом. А закон исключенного третьего – каждое утверждение либо верно, либо неверно, и третьего не дано – это фикция. Благое пожелание. Действует он только в строго ограниченных областях. А в квантовом мире, очевидно, уже буксует. Да и не только в нем. Все наши общие высказывания, обладающие хоть какой-то практической ценностью, имеют неопределенную область действия. Где-то они верны, где-то нет. Пока обговоришь все условия, все исключения…

– Хорошо, приведи нелинейное правило вывода, допускающее материальную реализацию. Или какое-нибудь рефлексивное. Например, если из А следует Б, а из Б – В, то из В следует А. Что будет, если начнет действовать такое правило?

– Плохо будет.

– Даже в твоей Протемпории, в которой время являлось такой же координатой пространства, как все прочие, и то действовала наша логика, если судить по твоим рассказам. А придуманные математиками трехзначные, модальные и прочие логики, допускающие материальную интерпретацию, сидят на старой доброй последовательной линейности – не вороши их, чтоб не тратить время зря.

– Я как-то не думал над вопросом изменения логики.

– А я думал.

– И что?

– Ничего интересного, что мог бы тебе сказать, не нашел. Сплошная абракадабра. Но идем дальше. Будем убеждаться, что обладая практически безграничной свободой в материальности, мы повязаны по рукам и ногам в области мышления. Это может служить обоснованием твоей интуитивной веры в то, что царство духа властвует над плотью, а не наоборот. Числа, которыми мы оперируем, – они ведь нематериальны?

Месенн помолчал минуту.

– В то же время называть их чистой придумкой я бы поостерегся. Уж больно хорошо с их помощью описывается мир. Универсальный инструмент познания. Все наши количественные меры стоят на числе.

– Согласен, число универсально. Среди них есть очень интересные особи. Иррациональные, то есть не представимые в виде дроби, в числителе и знаменателе которой натуральные числа. Иррационально, например, основание натурального логарифма. Или отношение длины окружности к радиусу. Ты можешь представить себе вселенную, в которой квадратный корень из двух равнялся бы, скажем, полутора? А основанием натурального логарифма была бы тройка? Какие должны быть физические законы такого мира?

– И чтобы дважды два в нем равнялось бы пяти?

– Ну, примерно так.

– Нет, не могу… пока.

– Возможно, что никогда не сможешь. Это принципиальное ограничение для человеческого мышления. Мы, маги, способны на многое. Сделать пространство каких угодно измерений? – пожалуйста. Разрешить путешествия по стреле времени в произвольном направлении? – как хотите. Ослабить ядерные силы, чтобы свинец стал таким же радиоактивным элементом, как ныне плутоний? – сию минуту. А вот добиться рациональности квадратного корня из двух – извините. Даже не замахивайтесь. Каждый сверчок знай свой шесток.

В ответ Месенн лишь неопределенно пожал плечами.

– Как ты понимаешь, масштаб здесь совершенно ни при чем, – продолжил Олмир. – Не нравится теперешняя шкала натуральных чисел, возьми за новую единицу, скажем, корень кубический из двух. Но на новой шкале появится свое единственное иррациональное число со свойствами основания натурального логарифма. Ну, и так далее.

– На что ты намекаешь своими основаниями?

– Не знаю. Пока только задаю вопросы.

– А мне показалось, что мечтаешь познакомиться с неведомым строителем. С тем, кто воздвиг здание, в котором находится описанная тобой темная комната.

– Ты подозрительно глубоко копнул.

– Что, напомнил тебе о детских страхах?

– Напомнил. Когда-то, еще в Кокрошевском интернате, окружающий мир представлялся мне большой компьютерной симуляцией. Наподобие нашей любимой игры… не вспомню сразу, как она называлась.

– Многие в детстве думают примерно так же, – заверил Месенн. – А устами младенца, как известно, глаголет истина.

– Пора бы избавиться от детских страхов и фантазий.

– Или вновь вернуться к ним. Если мы не видим принципиальных, потенциально не снимаемых даже в самом отдаленном будущем ограничений на нашу деятельность, вопрос о том, созданы мы кем-то или появились естественным путем, имеет чисто теоретический интерес. Но коли что-то мы объявляем качественно недостижимым, резонно спросить себя: как мы оказались в этой клетке? Почему нам не позволено думать иначе? Кто он такой, который ограничил нашу свободу? Где находится? Как живет? И вообще, зачем ему было утруждать себя созданием мира с такими непутевыми и сварливыми существами, как мы?

– Это древний вопрос, ответ на который рациональным путем получить нельзя.

– Ты вводишь новое ограничение? – широко улыбнулся Месенн. – Еще одно? Как прикажешь понимать это твое «нельзя»? Рационально – нельзя, а как можно?

– Не топи. Сгоряча у меня вырвалось.

Месенн рывком поднялся. Удовлетворенно потянулся. Стряхнул с груди воображаемые крошки.

– Да, почему ты вдруг так вырядился? – не смог не спросить Олмир.

– Я не только одежку сменил. Еще я снял прежние запреты на старение моего человеческого тела. Не вечно же мне оставаться четырнадцатилетним пареньком.

– Кто тебя надоумил на сей подвиг?

Олмир заметил, что Месенн смутился. Тут же последовала догадка: конечно же, это Варька принялась его обрабатывать!

– Ладно, покумекаю о твоих словах на досуге, – задумчиво сказал Месенн, игнорируя последний вопрос Олмира. – Может, и найду возражение. Ключевой вопрос: допустимо ли вообще перечисленные тобой ограничения принимать за исходные. Возможно, они лишь следствие чего-то. Мне представляется, что наша способность «взять» единицу – более фундаментальное качество, чем перечисленные тобой умствования с иррациональностями. Единица – это ведь некая целостность. А кто нам вбил в голову, что можно выделять какую-то частную целостность из целостного мира? А потом еще приплюсовывать к ней вторую единицу и объявлять полученный результат двойкой?

– Ну, думай, думай.

– Думать, между прочим, всегда очень трудно. А в этой области – особенно. Так и возникает ощущение, что где-то над нами в нематериальности нависло нечто невидимое и абсолютно неосязаемое, управляющее всем, что с нами происходит, контролирующее все наши мыслительные процессы…

Они еще долго сидели, разговаривая на понятные только им темы. Потом в кабинет Олмира стала прорываться Варвара Миркова, герцогиня Лусонская, желавшая лично передать какой-то подарок Олми, сыну императора. У нее были веские причины лишний раз продемонстрировать Олмиру свою почтительность.

Прорвалась, несмотря на все препоны, выставленные перед ней императорской охраной. И через некоторое время три мага, взявшись за руки, отправились пить чай на Аратрон. Рассчитать, на каком удалении от Ремиты находилась теперешняя резиденция императора, наука Галактического Содружества не могла. Но для магов не существовало расстояний.