Текст книги "Иллюзия реальности (СИ)"

Автор книги: Сергей Григоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Это, поди, исключение…

– Отнюдь. Давно подмечено: чем важнее и универсальнее закон, тем больше независимых формулировок он имеет. Теорема Пифагора, например, имеет с десяток различных доказательств. Второй закон термодинамики – неисчислимое множество изложений.

Алексей Сковородников в растерянности уткнулся в тарелку. Сказанное Ником Улиным не укладывалось у него в голове.

– Ну, и что молчим? – не унимался хола.

– Я задавал тебе простой вопрос: что я буду чувствовать, когда наша «Элеонора» будет находиться в надпространстве? А ты мне о теориях, об измерениях, о Мюнхгаузенах. Неужели трудно ответить просто и внятно? По-человечески.

– Успокойся, ничего с тобой не произойдет, если не будешь плохо думать. Все цвета как бы выгорят, станут блеклыми. Словно смотришь через белесое стекло. А материальные предметы размоются, расплывутся.

– Это как – размоются?

– Ну, тебе будет казаться, что потеряли четкую границу. Особенно те, что вдалеке от тебя. Это потому, что в надпространстве увеличивается масштаб чисто квантовых эффектов. Обобщенная постоянная Планка становится больше на несколько порядков.

– И что мне до этой планки?

– Планк – это не предмет. Это фамилия.

– Хорошо, учту. Что дальше?

– Окружающие тебя предметы смогут проникать друг в друга. Потому как будет размыта грань между маленькими частичками, невидимыми невооруженным взглядом, и большими, которые мы видим. В микромире ж совсем другие законы. Там каждая частица – волна, обладающая довольно большими размерами, и, одновременно, что-то вроде малюсенького камушка, о котором говорят: корпускула.

– Волна? Это такая вещь, что на воде бывает?

– Да, на поверхности воды возникают волны.

– Ну и что дальше?

– Боюсь, я тебя еще больше огорчу. Каждая микрочастица не только волна и корпускула, но также может одновременно находиться в нескольких состояниях и в различных точках пространства. Проявляется это в том, например, что если на ее пути окажется два отверстия, то она будет пролетать как бы сразу через оба. Понимаешь? Слышал что-нибудь об интерференции электронов в кристаллах?

– Может, что и слышал. Слух у меня хороший.

– И это еще не все! Все микрочастицы взаимодействуют между собой, и видов этих взаимодействий – тьма! Спиновое, зарядное, странное, глюонное, очарованное, хромо… в общем, если при появлении квантовой механики множили количество элементарных частиц, то потом увеличивали перечень квантоводинамических взаимодействий. Скорости передачи всех этих взаимодействий во много раз выше скорости света в вакууме – максимальной скорости движения материальных тел. Это и понятно: обычные в нашем понимании материальные тела могут существовать только тогда, когда уравновешены квантовые потенциалы.

Поскольку Сковородников молчал, хола, откинувшись на стуле, повысил голос:

– Не понимаю твоей реакции. Я же говорю известные вещи. Всесторонне обоснованные теоретически и надежно проверенные экспериментально. С ними давно все свыклись.

– Может, кто и свыкся. Но только не я – удобной оказии не было.

– Так привыкай. Я читал, что давным-давно, когда только-только начали изучать микромир, было модным разрабатывать так называемую единую теорию поля, объединяющую все известные тогда виды фундаментальных сил. При этом полагалось, что квантоводинамические взаимодействия устанавливаются мгновенно, нашего времени у очень маленьких объектов вообще не существует. Считалось, что все микрочастицы находятся в «спутанных» состояниях – на любом расстоянии, каким бы большим оно ни было, сколько бы миллионолетий ни проходило с момента их начального взаимодействия, они все равно «чувствуют» друг друга. Этот эффект назвали квантовой когерентностью. И только во времена Илина смогли измерить некоторые скорости распространения различных когерентностей.

Хола задумался на мгновение.

– Однако до сих пор еще строят проекты воздействия на прошлое. Логика проста. Есть фотоны, странствующие в космосе миллиарды лет. Если соответствующим образом «поработать» с ними, то можно изменить квантовые состояния когерентных им частиц, провзаимодействующих много-много лет назад. А тогда и результаты давным-давно произошедших взаимодействий изменятся. Красивая идея, не так ли?

Алексей Сковородников продолжал молчать.

– Насчет времени… Ну конечно, разве можно считать, что в микромире имеется привычное нам время?! Вот, скажем, атомные часы, в которых мгновения отсчитываются по скорости распада какого-то радиоактивного элемента, относятся к одним из самых точных. Во многих технических устройствах служат в качестве тестовых. Но если взять всего два-три атома того же радиоактивного элемента – когда они распадутся? Да когда угодно! Могут и через секунду, и через тысячу лет. Нет для них времени в нашем понимании!

Ник Улин поморщился и встал, собираясь выйти.

– Я что-то не так говорю? – забеспокоился хола.

– И так, и не так. Но я не буду мешать тебе учительствовать.

– В чем я не прав?

– Ты неточен.

– Я пересказываю азы. То, что положено знать любому холе, кем бы он ни стал в будущем, будет у него имя или нет.

– Устарели ваши азы. С момента их появления прошла, вероятно, не одна сотня лет. Коренным образом изменились представления о физической картине мира – как говорится, сменилась научная парадигма. И не один, кстати, раз. Изменился даже сам язык изложения законов квантовой динамики.

– Хорошо, я освежу свои знания, – важно пробурчал хола. – Но скажи, что именно я перевираю сильнее всего.

– Трудно сказать. Про квантовую когеренцию ты говоришь более-менее правильно, как и о факте «размытости» материальных в традиционном понимании объектов по пространству, времени и своим внутренним состояниям. Это истины, открытые в незапамятные времена, вроде всемирного закона тяготения, сохранения массы-энергии при однородном течении времени и так далее. А вот твое понимание перемещения в надпространстве некорректно, как и общий тон изложения. Скажем, желание построить единую теорию квантовых взаимодействий никуда не исчезло. Сейчас обкатывается много теоретических моделей, эксплуатирующих идею флуктуаций энергии внутри бесконечномерного гильбертова пространства. В них все материальные частицы описываются энергетическими сгустками…

– Ну, это, насколько я понимаю, касается одних только слабо взаимодействующих друг с другом частичек. На микроуровне.

– Микро или макроуровень – вещь относительная. Вокруг нас довольно много протяженных объектов, для описания поведения которых необходимо привлекать математический аппарат квантовой динамики. Скажем, если ты приоткроешь обычный водопроводный кран, то вначале потечет ламинарная струйка воды – такая, что траектория каждой капельки будет представлять собой плавную линию и не пересекаться с траекторией другой капельки. Но если откроешь кран посильнее, струя воды превратится в турбулентный поток, в котором будут образовываться завихрения – не очень устойчивые, но все же целостные объекты. Аналогично – большинство атмосферных явлений вроде циклонов и антициклонов и прочее. Все они подчиняются математическим закономерностям, используемым для описания микромира и принципиально не дающим однозначный ответ. Не зря же во все времена подтрунивали над метеорологами, осмеливающимися предсказывать погоду более чем на три дня.

– Понятненько, – протянул хола.

– Общее для всех подобных объектов, для предсказания поведения которых приходится применять математический аппарат квантовой динамики, – наличие переходных областей с существенно разной энергонасыщенностью. Говоря иначе, сильных градиентов энергии. А пространственный перенос энергетических сгустков возможен благодаря эффекту квантовой телепортации, также открытому в незапамятные времена. Именно эта физика и используется в звездолетных И-двигателях. Кроме того, в машинах искусственной гравитации, да и во множестве других технических устройств… В общем, изучайте квантовую динамику, дорогой Яфет. В старые добрые времена физики шутили, что человек, знающий квантовую механику, отличается от человека, не знающего ее, сильнее, чем последний отличается от человекообразной обезьяны.

– Знаем мы таких шутников яйцеголовых, – возмутился Сковородников. – Навидались в своей жизни ботаников, у которых руки не из того места растут.

– Пойду я, – сказал Ник Улин. – Вы бы тоже здесь не засиживались. Займитесь лучше самоподготовкой. Да, сегодня наш герцог опять будет давать званый обед. Приглашен эмиссар Содружества Макуайр. Тот, кого злые языки величают заместителем в квадрате – и капитана, и научного руководителя экспедиции. В настоящее время уточняется план исследований Шара, и Ван стремится заручиться поддержкой Макуайра в том, чтобы за нашей командой был закреплен важный участок работ. Есть резон в его действиях, не так ли? Так что подумайте, как подыграть герцогу. Ну, пока!

Алексей Сковородников уже не испытывал внутренних переживаний при упоминании запланированных светских мероприятий Вана Лусонского. Более-менее научился «светским» манерам и умению не топить в частностях генеральную линию беседы за столом. Генеральную – это ту, которую Ван Лусонский наметил для достижения какой-то своей цели. Под ней могло прятаться и тривиальное желание познакомиться ближе, и привлечение приглашенного на свою сторону при подготовке какого-либо решения, и разузнавание важной информации, которую трудно было выловить в общем потоке внутрикорабельных новостей – всего, что может понадобиться знать и уметь герцогу, не перечислишь.

Тем не менее, при появлении Макуайра и в первые минуты начавшейся за трапезой беседы Сковородников чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то шло не так, не по правилам, не по-людски.

Во-первых, неестественным было поведение Макуайра. Ведущий ксенолог Галактического Содружества и заместитель научного руководителя экспедиции неприкрыто стелился перед герцогом, ел его восторженным взглядом и подобострастно подхихикивал, поддакивая на любую фразу своего кумира. Казалось, прикажи ему Ван съесть вилку – он тут же с радостью начнет грызть ее.

Что-то неуловимо необычное, настораживающее сквозило и в поведении Лиды. То, что она всегда с обожанием, как ныне Макуайр, смотрела на Вана Лусонского, Сковородникова уже не удивляло. Но сейчас она держалась как-то не так, как ранее. В чем дело?

Вот Ван передал ей розетку с соусом, и ее рука будто бы невзначай скользнула по его запястью… Все понятно, пронзила догадка Сковородникова: они стали любовниками. Посторонние друг другу мужчина и женщина чисто инстинктивно соблюдают дистанцию, и случайное соприкосновение их, бывает, словно электрическую искру высекает. Для близких же людей касание подсознательно воспринимается как вполне обычное, естественное состояние. Супруги, много лет счастливо прожившие бок о бок, по одному-двум движениям и взглядам определяются в любой толпе.

«А на слова печального матроса сказала леди нет, потупя взор»… Ну конечно, разве может он, Алексей Сковородников, кошмарное порождение архаичного прошлого, по милости слепого случая оказавшийся рядом, в чем-то тягаться с магом, герцогом, ее непосредственным начальником в конце концов?!

Надо же, Лидуся ты наша! Ай-да проказница! А вот что касается Вана Лусонского… не утерпел, воспользовался восторженностью юности. Всплыло в памяти «под чинарой густой мы лежали вдвоем и скользила рука по груди молодой…» и тут же – давно забытое скабрезное словцо: полавался. Но, может, не стоит так сурово судить герцога? Надо бы поспрашивать Ника Улина, насколько этичным ныне оценивается поступок начальника, закрутившего роман со своей подчиненной.

Хотя, зачем спрашивать квартарца о чем-либо? Все равно ведь он, Алексей Сковородников, ничего не понимает в теперешней жизни, в технике, в науке.

Лишний он. Чужой.

Ремитский герцог, купаясь волнах обожания, умело вел неторопливую застольную беседу в намеченном направлении. Мол, его двадцать вторая команда – сплошь уникумы, способные справиться с любой проблемой, которая более никому не по зубам. Навигаторы сумели оценить высочайший профессионализм жемчужины их маленького коллектива – Лидочки. О нечеловеческой глубине мышления Ника Улина, квартарского трибуна, Макуайр уже имел счастье удостовериться лично. Яфет и Алексей также обладают исключительными способностями. Однако до сих пор за командой-22 не закреплена ответственность за выполнение какого-либо пункта исследовательской программы экспедиции. Безобразие.

Макуайр оправдывался, как нашкодившая малолетка. Да-да, как всегда Их Высочество абсолютно правы. Разбрасываться талантами – последнее дело. Но, к сожалению, решения о назначении конкретных исполнителей работ принимаются коллегиально, заместитель научного руководителя экспедиции – всего лишь заместитель, не начальник. Будь его воля – людям герцога было бы поручено выполнение ключевых работ экспедиции…

Когда обсуждение возможной роли команды-22 в работах экспедиции зашло в тупик, Ник Улин сказал:

– В первом, разведывательном обследовании Шара было обнаружено, что он слеплен из неких зерен. Я полагаю, что нашей экспедиции придется проникнуть по крайней мере в одно из этих образований. Может, застолбить это проникновение за нами?

– В плане уже расписано, кто отвечает за организацию исследовательских работ по первым двум эллипсоидам… – потеряно сказал Макуайр.

– Прекрасно, – прервал его Ван Лусонский, – значит, за нами – третий по списку.

Макуайр поперхнулся, но промолчал. Тем самым, понял Алексей Сковородников, заместитель научного руководителя экспедиции взял на себя обязательство всеми силами отстаивать предложение герцога.

– А кто формирует список? – спросил Ник Улин.

– Конкретный выбор объектов будет сделан по результатам зондирования Шара.

– Значит, наш объект выберет… – герцог сделал паузу – Лидочка.

– Ой, я не смогу. Это такая ответственность. Вдруг я выберу плохой? Пусть это сделает Алеша, хорошо?

– Хорошо, – величественно согласился Ван Лусонский и потерял интерес к дальнейшему разговору.

По окончанию мероприятия Алексей Сковородников, уподобляясь холе, не удержался от вопроса Нику Улину:

– Мне показалось, что Макуайр вел себя, мягко говоря, не совсем естественно. Как вы думаете, почему?

Ник Улин пренебрежительно махнул рукой:

– Макуайр – магик. Что тут скажешь! Я всегда поражался, как это люди с подобными отягощениями вообще способны заниматься наукой. А в случае с Макуайром, надо признать, – довольно успешно заниматься.

– Что это значит – магик?

– Так называют фанатиков религиозного течения, обожествляющих магов. Всех магов – и меритских, и ремитских.

– Довольно жалкое зрелище представляет он со стороны.

– Все фанатики жалки.

– Почему? – встрял Яфет.

– У любого человека мышление рваное…

– Как это – рваное? – удивился Яфет.

– Я имею в виду, что у каждого из людей, каким бы гением мысли он ни был, всегда найдутся червоточинки в психике – какие-либо суждения, принимаемые им за одинаково истинные, но противоречащие друг другу. Чтобы мы не сходили с ума, метаясь между взаимоисключающими умозаключениями, матушка-природа наградила нас большим набором средств, предохраняющих нашу психику от перегрева. Почитайте, если желаете, что в психологии понимается под алиенацией, репрессией, супрессией и прочими процессами подавления нежелательной психической деятельности. Благодаря этим качествам в психике человека образуются некие области, не подвергающиеся сознательному осмыслению. А ежели добавляются еще и религиозные догмы, запретные для критического анализа, эти области разрастаются до неприличия. В результате мышление вообще становится иррациональным, фрагментарным. С фанатиками просто невозможно найти общий язык. Для них не существуют ни здравый смысл, ни логика. По сути, они теряют разум.

– Понятненько, – протянул хола.

Алексей Сковородников промолчал. Не до того ему было – он готовился с максимальной отдачей использовать время пребывания «Элеоноры» в надпространстве. Ник Улин потратил много усилий, растолковывая ему, что пребывание в надпространстве – лучшее время для самосовершенствования, приобретения полезных навыков и талантов. Мозговые структуры, мол, становятся лабильными, легко перестраиваются. Надо лишь не лениться делать соответствующие целевые упражнения, которые детально отработаны и собраны в одной инструкции, являющейся настольной книгой для каждого астронавта…

Ник Улин советовал заняться упражнениями для углубления ассоциативности мышления. Яфет рекомендовал подумать о повышении скорости реакции. Алексей Сковородников слушал товарищей, согласно кивал, но думал о своем. Он давно принял единственно верное, как ему казалось, решение.

И настало мгновение, когда зазвучал сигнал о включении н-генераторов звездолета.

Смотровая панель в его каюте озарилась сиреневой вспышкой – примерно такой же, какие приходилось видеть ему в кабинке нуль-транспортировки. В следующий миг звезды пропали, «Элеонору» окружила чернота.

У Алексея Сковородникова не было слов, чтобы описать свои ощущения. Казалось, что все, что окружало его, превратилось в мираж и в любую минуту могло растаять как хрупкий фантом. Он слышал какие-то неясные гулкие звуки, кружилась голова… Стряхнув наваждение, он приступил к работе над собой.

Желал он одного: вспомнить, как и где он существовал, если существовал, что чувствовал, если чувствовал, что и как думал, если думал, когда был мертв.

Башня

Какой там Аратрон?! Как его вообще занесло в Замок Размышлений? Он же собирался разобраться с Воргами!

Олмир в растерянности плюхнулся на диван, восстанавливая в памяти последние события. Так оно и есть: он направлялся в Башню Воргов… или не направлялся? А почему оказался на Перекрестке? Внезапно передумал… или не передумывал?

По его настоянию малейшие подробности задействования виерных сил каждым членом Совета магов с предельной тщательностью отражались в особом виртуальном протоколе. Олмир раскрыл его и прочитал последние записи. Так и есть: его провели, как мальчишку. В самый последний момент подменили желание оказаться внутри ворговской башни на устремление в Аратрон. Надо же! Ну, покажет же он этому шутнику!

Однако не так прост Ворг, как можно было ожидать. Ой, как не прост…

На протяжении всей истории человечество сопровождали удивительные чудеса и необъяснимые явления, черные и белые маги, колдуны, шаманы и прочие адепты всевозможных сакральных культов и оккультных течений. В незапамятные времена парапсихология оформилась в самостоятельный раздел науки. Под эгидой Галактического Содружества на Центральной-3, этой планете-артефакте таинственной цивилизации, исчезнувшей задолго до появления разумной жизни на Земле, возник грандиозный Институт психодинамики, пестовавший людей с повышенными паранормальными способностями – нуситов. То, что раньше относили к волшебству, стало привычным вычитывать в авторитетных научных журналах. Но при сопоставлении с магией Мериты все прежние великие открытия предстали детским лепетом. Все равно что древний алхимик, имеющий фантастические представления о строении вещества, в сравнении с современным химиком, синтезирующим наноматериалы с заранее заданными свойствами. Еще минуту назад Олмир от души посмеялся б, если кто стал утверждать, что какой-нибудь нусит или последователь старых школ колдовства мог бы причинить даже малейшее неудобство любому меритскому магу. Они, обладатели высокого Совершенства, постигли магию Мериты в королевском колледже, и ничем не уступают тому же Месенну в искусстве управления виерными силами. Так что, признать свое поражение после первой же встречи с троглодитами, с кустарями, практикующими прадедовские приемы волшебства? Никогда!

Однако глупо вновь бросаться в омут, не подготовившись, как следует. Надо подстраховаться от новой неожиданности. И, пунцовый от негодования, Олмир начал облекаться в кокон Абсолютных сил – в нем не страшны никакие внешние воздействия.

Уже готовый снова отправиться к подножию Башни Воргов, он получил вызов Барбары. Постоянно фонтанирующая сногсшибательными идеями и грандиозными планами, герцогиня Лусонская была неудобным человеком и в неподходящий, как всегда, момент пожелала пообщаться с императором. Скрипя сердцем, Олмир отправил ей свое согласие.

Материализовавшись посреди кабинета, Барбара тяжело вздохнула. Одета она была как всегда непритязательно – свободная сорочка с откидным воротом, такие же свободные брюки и туфли на босу ногу, все в темно-серых тонах. Никаких украшений. Из излишеств можно было бы упомянуть лишь беспорядочно заплетенные косички, что позволяло Вану временами бормотать что-то о материализации ядовитых мыслей.

Скромность в одежде – не только ее визитная карточка. Среди магов резонно господствовала точка зрения, что мощная виерная аура – лучшее украшение.

Губы ее были сжаты, глаза устремлены куда-то вдаль. Руки висели как плети.

– Варька, что с тобой? – вырвалось у Олмира.

– Со мной? Как обычно: лучше не бывает, – глухо ответила она. – Хочу показать тебе один интересный фильм.

Обычно при встрече она, по обыкновению торопясь, вначале вставляла риторические вопросы «как дела?», «как здоровье?», «как Зойка?», в последнее время – «как Олми твой ненаглядный?» и, не дожидаясь ответов, приступала к делу. Сейчас ей было явно не до дежурных вопросов вежливости, даже просто «привет» упустила. Но – смотреть какой-то фильм?! В такое-то время?!

– Ручаюсь, что получишь бездну удовольствия, – добавила Барбара, – не отказывайся.

Олмир хотел было возразить, предложить встретиться как-нибудь в другой раз: сейчас, мол, ему не до развлечений. Но какое-то внутреннее чувство помешало. Неожиданно наплыла картинка-воспоминание, как в далеком-далеке они, интернатовские подопечные Кокроши, играют в пятнашки. И как ни старается он увернуться, Варя, коварно перегнувшись через качели, касается его кончиками пальцев и победно смеется…

– Давай, показывай.

На возникшем по мановению ее руки проекционном экране перед Олмиром замелькали кадры любовной игры Вана с молоденькой девушкой. Магическое зрение подсказало: Лидия Ивановна Гиреева, выпускник астронавигаторской школы этого года, активист фан-клуба Вана Лусонского, ныне – инженер-исследователь экспедиции Благова, команда 22.

– Во-во, гляди. Сейчас начнется самое интересное, – сухо сказала Барбара.

Олмир в смущении отвернулся. Освоив магическое искусство, он много чего повидал. Когда из любопытства, когда ненароком. Видел невзначай много и любовных сцен, и откровенных извращений. Но то касалось обычных людей – не их, магов.

– Зачем ты мне это показываешь?

– А ты стесняешься? Какая цаца полосатее матраца! Гляди – может, что позаимствуешь. Переймешь боевой опыт товарища. Он и в самом деле, видимо, большой дока в большом сексе. Со мной, его законной женой, ничего подобного он себе не позволял… так и осталась я… неученой.

Олмир почувствовал, что взбешен, и потому задал двусмысленный вопрос, особенно если произнести его невнятно и вполголоса:

– Переживаешь?

– Да как сказать… – Барбара не повелась на провокацию. – Вроде бы наука в этом деле не особо нужна. Но не буду скрывать: обидно… немного все ж. Как ты, наверное, знаешь, Ван лишил меня девственности… гм… задолго до нашей свадьбы. Мы начали жить… ну, не совсем регулярно, конечно, почти на три года раньше, чем ты с Зойкой. Про Ленку с Юрком я уж и не говорю. Так что сексуальный опыт у меня многолетний. И я не полная дура, чтоб в конце концов не понять, что у Вана я была далеко не первой.

Не принято было меж ними говорить столь цинично! Ну не принято, и все тут! Что с ней произошло?

– Все никак не насмотришься на меня, Олег? Ты не на меня, ты на экран смотри, – учительским тоном посоветовала Барбара.

Любовные приключения Вана были притчей во языцех всех учащихся королевского лицея. За исключением, разумеется, Барбары. Она, по общему мнению, пребывала в полном неведении о походах мужа налево, и никто не решался открыть ей глаза. Маг не может проследить за поведением мага – возникают резонансные режимы, так пугающие Мария. Возможно, иногда у Барбары возникали смутные подозрения, но получить прямых доказательств неверности мужа она не могла. Вану всегда удавалось оправдаться, объясниться, а после этого еще и обиженного из себя строить. Кое-что о его подвигах проникало и в общепланетную компьютерную сеть. Тогда безотказно срабатывал самый простой аргумент: происки политических врагов. Но сейчас Ван лишился виерной защиты, по сути превратился в обычного человека, все поступки которого для мага как на ладони – стоит лишь оказаться рядом и бросить познавательный посыл. Неужто Барбара побывала на «Элеоноре»?

– Ты была на звездолете?

– Смоталась. Решила, дура, узнать, как проходит у моего реабилитация. Да кое-что посоветовать. В архиве у Мария оказалось много полезного на сей случай.

– Сама, или?

– Или. Воспользовалась Месенновским репером.

– Я же просил! – с укором воскликнул Олмир. Повинуясь мгновенному импульсу, он передал копии подарка Месенна, врученного в связи с рождением Олми, Вану и Благову с помощником. Однако предполагал, поразмыслив, что воспользоваться ими следует в самом крайнем случае, о чем и предупредил всех, владеющих магическим искусством. Барбара без особой нужды задействовала его аварийный канал связи со звездолетом.

Нещадно битый жизнью, Олмир давно исключил из своего лексикона слова «приказываю», «запрещаю» и иже с ними. Ограничивался мягкими формулировками вроде «прошу», «надеюсь», «хотел бы», «считаю целесообразным» и так далее. Однако привык, что все его невнятные пожелания воспринимались меритскими магами и лицейскими друзьями как обязательное руководство к действию. Меритцы же и большинство ремитцев, обожествляющих императора Олмира, их не только неукоснительно выполняли, но зачастую необоснованно расширяли сферу их действия. Императорские службы прилагали много усилий, убеждая граждан не проявлять излишнего рвения.

– Ну, просил. Ну и что? – с вызовом отмахнулась Барбара.

Сказанное следовало понимать так: твои запреты действуют, но до определенной степени, решения по жизненно важным для меня вопросам я принимаю сама, без оглядки на кого бы то ни было. Даже на тебя.

– Не надоело еще меня глазами есть? – продолжила Барбара. – Успокойся. Никто меня там не видел. Я накинула Вуаль.

На какой-то миг Олмир утратил над собой контроль, забыл, с кем разговаривает, и его мысли потекли как положено у императора. Придется эти слова Барбары, решил он, принять за извинения. И следует подумать, как в будущем все же добиться от нее большего внимания к его указаниям. Негоже, если непослушание войдет у нее в привычку… Встряхнувшись, возразил:

– Компьютерные системы управления звездолетом никакая вуаль не проведет.

– Ах, – пренебрежительно махнула Барбара рукой, – не опускайся до мелочей. В главном компьютере «Элеоноры» записи о моем посещении остались, но сбросились в системный архив. Никакого доклада не прошло ни капитану, ни еще кому. И тревоги, естественно, никакой не было.

Ничего себе – мелочи! Внезапное появление чужака, не входящего в состав экспедиции, в святая святых звездолета – жилом модуле – должно было немедленно вызвать общую тревогу. Это азбучная истина Межзвездного Флота, незыблемый постулат Комитета Защиты Человечества. То, что им по силам было брать под контроль такие сложные компьютерные системы, какими оснащены звездолеты человечества, было одной из глубоких тайн магов. Сильным козырем, раскрывать который КЗЧ, по мнению Мария, было бы крайне неосмотрительно. Легкомыслие Барбары перешло разумные пределы!

– Значит, ни доклада капитану, ни общей тревоги, но записи все же есть.

– Да ладно тебе. Я все их поуничтожала несмотря на то, что они множились, как кролики, при каждом упоминании. Пришлось пропустить малую часть сигналов о моем появлении в разделе случайных сбоев аппаратуры. Никто их не выковыряет оттуда даже при сильном желании.

– Эх, Варька, с огнем играешь…

– Ну-ну. У меня-то все схвачено. А вот вы с моим доигрались. До ручки.

Давно она вертелась, словно уж на сковородке, готовясь задать очень важный с ее точки зрения вопрос. И, наконец, выпалила:

– Почему ты мне ничего не говорил про моего?

– Что – не говорил?

– Ну, про то, что он мне изменял.

Олмир промолчал, с укоризной глядя на нее.

– Этот вопрос я задам и Ленке, и твоей. Юрка, этого чурбана недоделанного, я тоже попытаю – не волнуйся. Все вы у меня там будете. Но вначале я спрашиваю у тебя: почему? Почему даже не намекнул?

– Я отвечу за всех, – тихо сказал Олмир, усаживаясь на краешек дивана. – Садись, нечего маячить. У меня такое ощущение, что ты вот-вот упадешь.

– Наконец-то дождалась приглашения, – привычно проворчала Барбара, прилаживаясь на противоположный край огромного дивана. В королевском дворце вся мебель была больших размеров. – Ну, давай, я жду.

– Ты обижаешься, почему мы не раскрывали тебе глаза на поведение Вана? Но представь себе, как бы выглядел, например, я, если б стал рассказывать тебе про своего друга подобные вещи. Представила?

Барбара раскрыла рот, но промолчала. Навернулись слезы на глаза и мгновенно высохли. Успела уже отжалеть себя?

– По той же причине все наши тебе ничего не говорили. Понятно? Можешь выговаривать нам все, что хочешь. По-иному мы не могли поступить. Поверь: я много раз вразумлял Серого. Жора как-то даже силу грозил применить. Но тебе сказать мы не могли.

– Неужто никогда не хихикали по моему адресу? Ни в жисть не поверю!

Промолчав, Олмир продолжил:

– Я не помню, чтобы кто-нибудь из наших когда-нибудь начал бы перемывать тебе с Ваном косточки. И сам я старался как можно меньше говорить о ваших отношениях. Но иногда размышлял, почему я веду себя таким образом.

– Ну, и почему?

– У нас не было тайн друг от друга, пока мы тихо-мирно жили в Кокрошевском интернате. Помнишь? Однако после того как взорвали нашу школу и мы оказались в сельве, наши отношения стали иными. Не такими открытыми, не такими доверительными. Постоянно кружили вокруг нас чужие люди. Да еще эти нескончаемые политические хороводы… В общем, мы удалились друг от друга и приобрели много того, что желательно скрывать.

– Ольк, в интернате мы же были совсем маленькими…

Они долго сидели, нахохлившись, прижавшись каждый к своей боковушке, и бездумно разглядывали узоры диванной обивки.

Однако ж сильно оскорбила Барбару неверность Вана, рассуждал Олмир. Обидела до глубины души. Принимая во внимание ее взрывной характер и всегдашнюю нацеленность на «быть лучше всех» вкупе с теперешним подавленным состоянием, надо сделать вывод, что не сразу рванулась она сюда выкладывать свое негодование. Вероятно, сидела в своем Дуате, пока не привела чувства и мысли в порядок. Наревелась, поди, вдосталь. Набуянилась. А потом по обыкновению составила план действий, сдвинуть с выполнения которого ее будет почти невозможно.