Текст книги "Иллюзия реальности (СИ)"

Автор книги: Сергей Григоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– А черные шары…

– Не шары, а эллипсоиды вращения, – уточнил Яфет. – Таково название этой геометрической фигуры. Это примерно шар, только вытянутый по одной оси. Здесь все они растянуты примерно на десять процентов. Оболочка их состоит из какой-то разновидности квантита, а что под ней – неизвестно.

– Каков их возраст?

– Да тоже неизвестно. Квантит же – что можно сказать!?

– Косвенно оценить их возраст можно по прилегающим породам, – сказал Ник Улин.

– И какой самый старый?

– Компьютер их всех перенумеровал. Судя по полученным, пока еще неполным данным – седьмой. Он, кстати, уже выбран как первый кандидат на проникновение внутрь. Второй на очереди – под номером четыре. Он среднего возраста.

– Понятно. Самый молодой, как я вижу, – с номером два. Так? – и, поддаваясь внутреннему импульсу, Алексей Сковородников произнес: – Если обещание Макуайра остается в силе, и нам дадут право организовывать исследования внутри одного «ядрышка», то предлагаю выбрать то, что имеет номер два. Пусть оно будет третьим на очереди.

Ник Улин пожал плечами.

– Поскольку критерий выбора произволен, можно вписать в план работ экспедиции вскрытие «ядра» под номером два. Но, если честно, я не верю, что очередь дойдет до него. Сейчас же начнутся обсуждения чисто технических проблем – как проложить входной туннель, какой принять план исследований внутреннего объема и так далее.

Как обычно, квартарец оказался прав.

Вечером, на званом обеде разговор продолжил общекорабельные обсуждения, что может находиться внутри загадочных эллипсоидов. Поймав себя на мысли, что они гадают на кофейной гуще, Сковородников замкнулся в себе, отдавшись очередному приступу депрессии. Он даже не поддержал слабое оживление, внесенное красочными рассказами Лидочки о ее мытарствах при сдаче зачетов по практическим занятиям.

Герцог тоже сидел чернее тучи.

Приглашен был Рональд Грей, заместитель Благова, начальник службы психологической безопасности экспедиции. В Галактическом Содружестве он был известен как один из высших руководителей Комитета Защиты Человечества. Удивительно блеклая личность, ни одной запоминающейся детали. Тихий голос, вкрадчивые манеры… В общем, встретишь где – пройдешь мимо и никогда не будешь мучиться вопросом, кто это, и знаком ли ты с этим человеком. А комитет его… лучше, в самом деле, держаться от него подальше.

К сожалению Сковородникова, Рональд Грей сел рядом с ним. Вначале вел себя подчеркнуто правильно: не молчал, но и не брал на себя инициативу, сосредоточив внимание на герцоге Лусонскому и шумном Яфете. В меру и к месту посмеявшись вместе со всеми над рассказами Лиды, счел нужным прокомментировать, наклонившись поближе к Алексею:

– В Межзвездном Флоте поддерживается стариннейшая традиция. Астронавты, относящиеся к штатному составу, все время учатся и постоянно сдают всевозможные зачеты и экзамены. Пока они идут по всему реестру специальностей, оставляют за собой возможность вертикальной карьеры, вплоть до командира звездолета, а далее – командующего эскадрой, адмирала и, наконец, Главкома Флота. Но как только начинают специализироваться, максимум, на что могут претендовать в будущем, – стать начальником соответствующей службы, в самом невероятном случае – руководителем тылового главка. Ваша Лида, насколько я могу судить, начала свою службу просто блестяще. Не удивлюсь, если по окончании полета она будет повышена в звании не на одну, а на две или даже три ступени.

Алексей Сковородников лишь меланхолично кивнул головой, что со стороны, возможно, выглядело не совсем вежливо.

– Вас что-то беспокоит? – участливо спросил Рональд Грей.

– Не обращайте внимания. Опять меня любимая хандра одолела… письссимизьм название ее.

– Странно. Вроде бы по характеру вы жизнелюбивы и оптимистичны.

Промелькнувшая искорка сочувствия (не показалось ли?) толкнула Сковородникова на запредельно откровенный ответ.

– Да с чего мне радоваться, коли здесь, на «Элеоноре» я играю роль тупого балласта? Ничего не понимаю, ничего не могу – кому такой фрукт нужен?!

– Подбор экипажа – большая и чрезвычайно сложная наука, скрывающая свои тайны от непосвященных за семью печатями. Как я помню, наиболее весомый аргумент зачисления вас в состав экспедиции – уникальный жизненный опыт. Потенциально вы можете сыграть решающую роль там, где все другие уткнутся в тупик. Важный нюанс.

– Да неправда это! Ничего я не могу и ни на что не способен – разве не понятно?!

Рональд Грей дипломатично промолчал, но через некоторое время вновь обратился с Сковородникову.

– Скажите-ка, Алексей Федорович, что вас больше всего удивило во время полета? Или насторожило, показалось странным.

– Да все! Будто бы не летим за десятки световых лет, а просто собрались вместе, чтоб мило провести время – ни перегрузок, ни авралов. Никакого напряжения!

– Есть такое. Это свидетельство достижений нашей технической мысли.

Алексею Сковородникову показалось, что его собеседник ждал от него чего-то большего и разочарован его словами.

– Ну, еще… сильно удивило меня пребывание в надпространстве. Какие-то сказочные ощущения, не передаваемые словами. Ну и… удивлен, конечно, что при таких скоростях, при такой мощи вы обращаете внимание на крайние мелочи. Я имею в виду всю ту шумиху по поводу снижения ли завышения мощности двигателей. Всего-то доли процента!

– М-да. Бывает, что мельчайшие детали много значит. В моей службе я как раз занимаюсь самыми, казалось бы, незначительными мелочами. Однако именно из них часто вырастают очень важные последствия. И таково положение не только в сфере моей профессиональной деятельности. Например, не располагая никаким научным реквизитом, можно ли было в свое время догадаться, что человечество пребывает на достаточно большой планете, вращающейся вокруг своей оси? Вероятно, можно было только по одному маленькому обстоятельству: из необходимости объяснить, почему плоскость колебания маятника со свободной подвеской вращается.

– Такой маятник называется маятником Фуко! – встрял Яфет, ревниво прислушивающийся к их разговору.

– Вы абсолютно правы: маятник Фуко, – с удовольствием поддакнул Рональд Грей. – Фактически единственное устройство, дающее странный и непонятный факт. Маловажный для повседневной жизни и посему не достойный внимания. Однако если все же попытаться понять, почему этот маятник ведет себя необычно, – следуют очень сильные выводы.

– Ну, тогда почему вы не обращаете внимания на то, как Яфет нахваливает корабельную пищу? Нигде, мол, он не встречал такой хорошей кухни.

– Да, хороша. Я переписал все здешние рецепты, – важно поведал хола, – поскольку, боюсь, уже утратил привычку ежедневно давать себе необходимую физическую нагрузку.

Алексею Сковородникову показалось, что Рональд Грей напрягся, словно сел на иголку, и лишь правила приличия мешают ему сорваться с места и бежать куда-то.

– Между прочим, спортзал открыт, – сказал Ван Лусонский, и разговор за столом продолжился с прежней неторопливостью.

Удар

Перед тем, как направить к Шару многофункциональный модуль, начиненный аппаратурой для проникания в намеченное «ядро», Благов назначил новый сеанс связи.

На сей раз капитанское послание предназначалось не только диспетчерской службе Ремиты, но и Главному штабу Межзвездного Флота. Были переданы все записи участников экспедиции в корабельном журнале. Вообще все, что могло представлять хоть какую-нибудь научную ценность. В том числе подробные описания выявленных квантовых аномалий при подлете к Шару и полученные данные о его строении. И, конечно же, сетования о его зловещем молчании.

После Благова связной отсек единолично занял Рональд Грей. Что он передавал, осталось тайной, – таковы уж методы работы его комитета, не преминул скривиться Яфет, – но, судя по потраченному времени, сообщение ответственного за психологическую безопасность экспедиции было довольно кратким. Вслед за ним все члены экспедиции за исключением Алексея Сковородникова отправили видеописьма. Ника Улина прервали на полуслове – он мог, наверное, сутками общаться со своими подопечными квартарцами.

То на экранах в своей каюте, то глазами фантома, висевшего над Ником Улиным рядышком с холовским, Алексей наблюдал, как собранная из разнородных модулей многотонная махина «Проникателя» – более трехсот метров длиной – медленно отплывала от звездолета, уменьшаясь на глазах. Вели его, отбрасывая мертвенно фиолетовые факелы реактивных струй, три буксирных катера, прилепившиеся к бокам.

На месте запланированной посадки «Проникателя» завершались подготовительные работы. Преодолевать квантитную оболочку «ядра» решили не в точке максимального приближения ее к поверхности – на глубине метр с небольшим – а в нескольких десятках километров в стороне. Там была выжжена специальная шахта, приповерхностный слой залили клеевым составом синевато белого цвета.

Связывающие «ядра» силикатные породы Шара за миллиардолетия превратились в плотную пыль мельчайшей зернистости. За счет плотности породы силы сцепления были достаточны сильны, но стоянку для «Проникателя» все же решили укрепить основательно. С этой целью заблаговременно были пробурены скважины, в которые вставили якорные жгуты и под высоким давлением закачали быстро твердеющий полимерный раствор.

Буксиры подвели сложную конструкцию к поверхности планетоида и зависли, ожидая пока четыре выдвинувшиеся штанги «Проникателя» не коснутся своих опор. Рванулись во все стороны разноцветные блики от образовавшихся газовых потоков – то под действием реактивных струй испарялись залежи конденсата. По поверхности Шара покатились волны и скатки, словно кто-то невидимый тер огромным ластиком по наждачной бумаге. «Есть контакт», прошло сообщение, и буксиры взмыли вверх, чтобы не тратить понапрасну ракетное топливо.

«Проникатель» несколько минут покачался на штангах-ножках и затих. Затем ощетинился стволами, из которых далеко ударили газовые струи, прорубающие широкие просветы в окутавшем его облаке, пока последние пылинки, сцепившись с себе подобными, не легли вновь на поверхность Шара. Все, осталось дождаться, когда спадет образовавшийся мелкодисперсный туман.

Район приземления «Проникателя» – Яфет с готовностью заменил это слово сковородниковским «пришарения» – был ярко освещен многочисленными светильниками, равномерно посеянными на всей поверхности планетоида, куда падал глаз. Трудно было назвать преобладающий цвет расстилающейся местности. Напрашивалось лишь одно: грязь – она грязь и есть. Человек без защитной оболочки не мог существовать в том мире, и цветовая гамма определялась используемыми оптическими фильтрами.

Организаторы работ не поскупились, и наблюдать за происходящим можно было чуть ли не с сотни различных ракурсов – таково было количество задействованных телекамер. Главный сигнал поступал сверху, со спутника, неподвижно висевшего в нескольких километрах чуть сбоку, чтобы детали конструкции «Проникателя» не загораживали дна шахты. Оптика была изумительной: Алексей Сковородников, увеличив масштаб изображения, разглядел даже случайную царапинку длиной меньше сантиметра на одной из штанг-ножек.

На бескрайней равнине посреди маленького белесого плевка неуклюже застыло хрупкое творение человеческих рук. Словно собранное из неподходящих друг к другу, разнородных деталей детского конструктора, неказистое, несимметрично выставившее опорные штанги, стояло оно кособоко. Казалось, еще чуть-чуть, и завалится. Алексей Сковородников понимал, чем это вызвано: главная ось «Проникателя» была выставлена строго перпендикулярно к поверхности «ядра», а не к линии горизонта.

Не всегда, оказывается, технически целесообразное решение красиво. Любой сказал бы: «Проникатель» уродлив.

Из днища его выдвинулся бур и углубился на несколько сантиметров в «ядро». Алексей Сковородников наблюдал, как черные капли разрушенной квантитной оболочки, поднимаясь по желобкам бура, падают вниз и медленно, словно сгустки киселя, растекаются – геометрическая форма поверхности «ядра» выдерживалась безукоризненно. Малая часть квантита попала в лоток, который утонул в специальном контейнере. Проба была взята. Вскоре от «Проникателя» отделился «ангелок» – автоматический реактивный аппарат, предназначавшийся для связи между космическими объектами, и весело помчался к звездолету. Космические расстояния велики, и лететь ему предназначалось много часов.

– Ну, завтра узнаем, что за черноту нам привезли, – сказал Яфет.

– Не узнаем, – возразил Ник Улин.

– Почему? В первый раз действительно промашка вышла. Не учли эффекты квантового испарения. Но сейчас-то такой контейнер отгрохали! Лучше любого сейфа. Напомню кое-кому, хотя сие и не очень скромно, что даже пару моих рацпредложений учли.

Сковородников знал, что только что на его глазах была совершена вторая попытка взятия пробы квантитной оболочки «ядра». В первый раз отобранный образец поместили в обычный сосуд, при вскрытии которого в лаборатории «Элеоноры» выяснилось, что он пуст. Объясняя казус, большинство членов экспедиции склонилось к гипотезе, что добытый квантит просто-напросто превратился в пространство – «испарился». Ник Улин с немногими последователями отстаивал другую теорию, однако на сей раз остался в меньшинстве. Оказывается, он и не думал менять свою точку зрения.

Яфет по обыкновению начал методичный обстрел хитрыми вопросами. Ник Улин пустился в разъяснения. Алексей Сковородников слушал-слушал, потом пожелал им спокойной ночи и отключил фантомный канал связи. Все равно экспедиционный план работ на текущие сутки был исчерпан, и ничего не должно было произойти.

Разбудило Сковородникова чувство какого-то невнятного беспокойства. Включив информэкраны, увидел: «Элеонора» гудела. Контейнер, специально сконструированный для доставки образца квантита, вновь оказался пустым. Руководство экспедиции занималось уточнением плана дальнейших действий. Группа теоретиков с Ником Улиным во главе вела бурный семинар по общим вопросам квантовой физики. Конструкторы обсуждали, каким образом доставить лабораторное оборудование в вырытую шахту для исследования квантитной оболочки «ядра» на месте.

Понемногу страсти утихли несмотря на то, что ясности по решению ни одной возникшей проблемы на возникло. Рожденные в жарких дебатах теории требовали экспериментального подтверждения. Конструкция же «Проникателя», по мнению корабельных инженеров, не позволяла установить необходимое лабораторное оборудование. В конце концов решили действовать вслепую – бурить оболочку «ядра», а там будь что будет. Для полевых исследований квантита принялись конструировать специальный аппарат, снабженный жилым отсеком для многосуточного пребывания персонала.

Алексей Сковородников вновь установил свой фантом рядом с холовским в каюте Ника Улина, чтобы вместе наблюдать за процессом проникновения в неведомое. Пытаясь вырвать квартарца из-под нескончаемого потока вопросов Яфета, спросил:

– Почему так много шума вокруг каких-то несчастных проб? Что за важность такая? Ведь сделали уже много внешних замеров физико-химических параметров квантита. Неужели нельзя обойтись без лабораторных исследований вещества оболочки?

– Квантит – это не вещество, – мгновенно среагировал Яфет.

– А что это? – изумился Сковородников.

– Это квантит.

– Яфка, не нервируй меня.

– Можно сказать, что квантит – это один из видов существования материи наряду с веществом и полем, – серьезно сказал Ник Улин. – А можно сказать иначе: это качественно следующая ступень материалов, которые мы называем живыми.

– Витасплавами, – встрял Яфет.

– Что, на мой взгляд, не совсем точно, – поправил Ник Улин. – Термин «сплав» я бы относил только к металлическим смесям со слабыми атомно-кристаллическими связями.

– Ну, взяли, и решили назвать «витасплавами». Что здесь плохого?

– Неточно. В обыденной жизни без метафор и гипербол не обойтись. И ни к чему запрещать устойчивые словосочетания наподобие «увидел сон», «заболел идеей», «столкнулся с неожиданными трудностями» и им подобные. Всем ясно, что сны, например, переживают, а не разглядывают глазами, как и не болеют идеями. Но язык науки и техники, я считаю, должен быть более точным. Более адекватно описывать явления.

Яфет неопределенно махнул рукой, то ли соглашаясь, то ли в знак пренебрежения.

– Кстати, недавно я вычитал, – сказал он, – что в незапамятные времена способы изготовления витаматериалов называли нанотехнологиями. Однако первоначальный термин не прижился. Почему?

– Слова – слова и есть. Думаю, потому, что «нано» – это что-то очень малюсенькое и плохо ассоциируется с окружающими нас изделиями. Ныне все они за малым исключением имеют сложную структуру, кирпичики которой – соединения одно – или двухатомных слоев. Этим конструкциям научились придавать массу всевозможных полезных свойств. А создавая внутри них сильные электромагнитные потенциалы, смогли в тысячи раз повысить прочностные характеристики. Есть, например, изделия, предназначенные для работы при температурах в десятки тысяч градусов, а с отводом тепла – выдерживающие воздействия среды, нагретой до миллионов градусов.

– Хорошо. Но причем здесь квантит? – Алексей Сковородников вернул разговор в прежнее русло.

– Это, как я уже сказал, можно назвать качественно новой ступенью витаматериалов. – ответил Ник Улин. – Пропитывание вещества не электромагнитными, а квантовыми полями. В результате материальные частицы связываются ког-взаимодействием до такой степени, что полностью теряют свою индивидуальность. Исчезает информация, из чего квантит создавался – из каких атомов, каких элементарных частиц. Все они становятся неотличимыми друг от друга. Да и вся квантитная оболочка «ядра» по сути представляет собой единую сущность.

– Откуда вам это известно? – удивился Алексей Сковородников. – Как вы можете столь определенно утверждать что-то о незнакомом прежде материале, ни одного образца которого не смогли заполучить?

– Теория, мой друг. Если нельзя нечто подержать в руках, попробовать на зуб, остается одна сухая теория. На острие пера получены химеры и похлеще квантита.

– В теории… а в жизни?

– На практике сложнее. Пока еще ни одна из предложенных технологий изготовления квантита не дала результата. Не получается.

– Так, может, теория неверна?

– Скорее, неполна. Человек много знает, еще больше предполагает, но в обыденной жизни пользуется жалкими крохами знаний. Скажем, сразу при появлении квантовой механики были предложены правдоподобные физические механизмы образования некоторых «чудес», включая левитацию, телекинез, мгновенную связь на большие расстояния, возможность воздействия на прошлое. Ну и что? С тех пор научились воспроизводить совсем ничего из того, что вроде бы стало понятным.

Из днища «Проникателя» высунулся щуп и с силой уперся в черную матовую поверхность «ядра».

– Глядите! – воскликнул Яфет. – Снимают физико-технические параметры.

– К сожалению, только для успокоения совести. Квантит порождает свою внутреннюю среду. Что нас ждет за поверхностным слоем, неизвестно.

– Да, пока действуют по первоначальному плану. Готовятся начать самое обыкновенное, без дополнительных искусов механическое бурение – даже ультразвуковые предвестники убрали. Заготовлен шахтерский щит стандартной конструкции. Номинальная скорость прохода любых скальных пород на планетах земной группы – десять километров в час. В два раза больше скорости обычного пешехода. Из людей, разумеется. Мы, холы, редко когда ходим. Либо бежим, либо используем какое-либо транспортное средство.

Алексей Сковородников видел, как размытые – из-за огромной скорости вращения, выпадающей за пределы возможностей человеческого глаза, – массивные режущие головки соприкоснулись с идеально ровной поверхностью «ядра». Углубились сантиметров на двадцать и… застыли, нервно дрожа.

Что произошло?

Скорость вращения и сила давления буров остались прежними. Изменились параметры среды – квантит вдруг резко повысил прочность.

– Так, не режется. Перешли в другой режим – с перфоратором.

Проходческий щит углубился еще на несколько сантиметров и вновь застыл. Шахта вдруг окуталась паром.

– Подали жидкий гелий для охлаждения, – не преминул пояснить Яфет. – Усиливают давление на буры и скорость их вращения.

И без его комментариев информации, выдаваемой на экраны, было достаточно, чтобы понять что к чему. «Проникатель», покосившись чуть более первоначального, вибрировал от перенапряжения. Шум, до этого едва слышимый, усилился. Один из якорей немного поддался вверх.

– Кончен бал и спеты песни, – ввернул хола сковородниковское выражение. – Все режущие головки стерты в пыль. Сейчас будут поднимать щит.

Ник Улин, не обращая внимания на висевшие у него над головой фантомы, лихорадочно работал. Анализаторы, установленные на проходческом щите, выдали длинные колонки цифр о параметрах оболочки «ядра». Теоретики развязали очередную дискуссию, творя колонны формул и редкие непонятные слова-междометия. Судя по одобрительным возгласам, они приходили к единодушию. Реагируя на десятое, наверное, требование Яфета пояснить происходящее, квартарец сказал:

– На глубине двадцать-двадцать пять сантиметров квантит приобрел немыслимые прочностные характеристики. Ни сверлить, ни даже отколотить кусочек не удавалось. Но нельзя всюду быть несокрушимым. Теплопроводность участка поверхности «ядра», что в нашей шахте, позволяет с успехом применить плазменный резак. Сейчас сменят рабочую головку, и прожгут эти несчастные пять метров.

– Почему пять, а, например, не десять? – недоуменно спросил Сковородников.

– Ну… потому, что зона адаптации мала… В общем, так следует из общетеоретических соображений. Квантит мы делать не умеем, но физика есть физика. Глубинные взаимосвязи, вскрытые ею, еще никто не отменял.

– Чудно!

– Да, чудно, – согласился Яфет. Чтобы не мешать Нику Улину поддерживать высокоученый разговор со своими оппонентами, он использовал двухсторонний канал связи между их каютами. – До получения права на имя я перерешал тучу странных задач. Одна из самых первых, как сейчас помню, была из раздела «общая физика» и формулировалась следующим образом: найти массу Вселенной, если известен ее возраст. Потом, помнится, стали попадаться задачки потруднее, вроде такой: доказать существование неделимой порции электрического заряда, если обнаружена магнитная монополь.

Алексей Сковородников готов был поклясться, что ни в былой жизни, ни ныне он не сталкивался с таким словосочетанием – магнитная монополь. Давным-давно, в школе он, как и большинство его друзей-сверстников, по основным предметам стойко перебивался между тройкой и четверкой. Однако в последнее время он, чтобы не выглядеть в глазах Ника Улина полным профаном, стал усиленно читать рекомендованные ему учебные материалы по естественнонаучным дисциплинам. Слова Яфета задели его.

– Ну и как ты решил задачку о массе Вселенной?

– Проще простого, Лешик. Надо лишь воспользоваться условием, что ни одно материальное тело не может покинуть нашу Вселенную. Точнее – Метагалактику. Из этого следует, что полная энергия тела произвольной массы примерно равна его потенциальной гравитационной энергии. Иными словами, наша Метагалактика – это огромная «черная дыра», из которой ничего не может вылететь. Радиус ее равен скорости света, умноженной на время ее существования. Получается простейшее уравнение.

Голова в самом деле стала работать лучше, чем в детстве и юности, констатировал Алексей Сковородников, мысленно повторяя предложенное Яфетом решение. В молодости он не способен был на такие подвиги. К тому ж нашелся вопрос с закавыкой:

– Слушай, Яфка. У тебя получается, что со временем масса Вселенной растет прямо пропорционально времени ее существования. Как же так? Откуда берется вещество?

Яфет застыл с открытым ртом. После тяжких раздумий ответил:

– А кто ж ее знает! Это же грубая оценка. Я проверял – ответ правильный. Гляди, снова щуп высунули. Будут прожигать плазмой.

Они вернулись в свои фантомы, висевшие над головой Ника Улина.

– Поверхность словно предназначена для прожигания, – пробормотал квартарец. – Но прочность как стала, так и осталась фантастической.

– И все же я не понимаю, – сказал Алексей Сковородников, обращаясь к Яфету, – по твоему выходит, что и масса Вселенной постоянно растет, и размеры увеличиваются со скоростью света. А ежели это так, то и при любой другой гравитационной энергии связи ни одна частичка обычным способом не может вылететь за пределы… Не понимаю…

Хола перевел сковородниковский вопрос на Ника Улина, вкратце рассказав предысторию. Логические нестыковки, уловленные Алексеем, беспокоили и его.

– Подобных цепочек рассуждений в науке полно, – рассеянно прокомментировал Ник Улин. – Некорректное решение некорректно поставленных задач. Как говорил Илвин Ли, это высшая ступень научного анализа, иногда называемая логикой парадоксов. Из этой же области утверждение о том, что ценность и важность любой новой теории прямо пропорциональны количеству порождаемых ею вопросов, не имеющих однозначного ответа. Представьте себе такую картинку: познавая природу, с каждой новой открытой закономерностью мы словно поднимаемся на один шажочек вверх на гору, с которой открывается лучший вид. Пока еще поднимаемся… а вот когда начнем опускаться в долину, что тогда? И начнем ли когда опускаться… Все, начали прожиг.

Из сопла хищно выросло жало факела раскаленной до миллионов градусов плазмы и коснулось матово черной поверхности «ядра». Легко двинулось на пять, десять… двадцать сантиметров… И остановилось, внезапно обессилев. Истечение плазмы прекратилось. Сбоку высунулись штанги анализаторов, коснулись поверхности «ядра» и застыли, недоумевая.

– Вот это да! – воскликнул Яфет. – Никогда не думал, что могут быть материалы с такой огромной теплопроводностью.

– Новая метаморфоза. Квантит опять резко изменил свои свойства. Сейчас тепло, что мы подводим к поверхности, практически мгновенно растекается по всей массе оболочки. Греть ее придется очень долго. Только вряд ли когда согреем… Скорее поджарим сперва «Проникатель», затем весь Шар. Мала скорость частиц плазмы: они мешают самим себе. Пора заканчивать неудачный эксперимент.

Словно ожидая слов Ника Улина, шахта вновь окуталась облаком гелия, охлаждаясь. Ученая общественность экспедиции открыла новые дебаты в поисках выхода из создавшегося тупика. Надо же: преодолеть невообразимо огромное расстояние и споткнуться о пятиметровую преграду! Положение экспедиции было столь унизительным, что раздались даже предложения взломать оболочку «ядра» гипергравитационным взрывом. Горячие головы немного охладили расчеты, показавшие, что в таком случае мало что сохранится внутри «ядра». Да и весь Шар, вероятно, распадется.

С учетом последних данных анализаторов построили новые математические модели, показавшие, что квантит поддастся лазерному излучению.

Смена рабочей головки и аккумулирование энергии заняло несколько часов. «Проникатель» включил лазер, когда по внутрикорабельному времени было за полночь. Прожиг длился всего несколько секунд, за которые квантитная оболочка из темно матовой превратилась в зеркальную, полностью отражающую бьющий в нее поток лучистой энергии.

Лазер также оказался бессильным.

На «Элеоноре» воцарилась растерянность. Никто не мог предложить плана дальнейших действий. Отправили к Шару лабораторный модуль для исследований квантита на месте с пятью астронавтами на борту. А пока, до получения новых данных, решили поставить громкую точку в неудачной эпопее проникания внутрь «ядра» – прострелить оболочку пенетратором, разогнанным до высокой скорости с помощью электромагнитного ускорителя.

– Возможно, снаряд и успеет преодолеть эти жалкие метры оболочки, пока квантит в очередной раз не изменит свои свойства, – сказал Ник Улин тоном, будто бы заранее оправдывающим будущую неудачу. – Никогда нельзя терять надежды. Вдруг нас ждет неожиданный успех? На всякий случай я бы подстраховался, объявил бы чрезвычайное состояние: после пробития изменится топология квантитной сферы – могут возникнуть эффекты, предсказать которые невозможно.

«Проникатель» максимально удлинил свои ножки-штанги и опустил в шахту направляющую шину. Температура окружающей среды была низкой, и получение огромного тока для разгона снаряда не вызывало технических трудностей – в обмотке использовали сверхпроводящие материалы. Требовалось лишь накопить достаточную энергию.

После нескольких часов зарядки мощных конденсаторов прозвучал сигнал готовности к выстрелу. Весь состав экспедиции прильнул к экранам. В звенящей тишине черной змеей прошелестел по всем, наверное, отсекам «Элеоноры» шепот Ника Улина:

– Я бы вернул лаборантов на корабль. Мало ли что может случиться при прорыве оболочки…

И словно в ответ прозвучал выстрел. Алексей Сковородников заметил лишь мгновенную тень, ударившую в одну из штанг-ножек «Проникателя» и почти переломившую ее.

– Рикошет! – вскричал Яфет. – Отскочив, снаряд задел опору. Но вроде бы не перерубил ее. Повезло.

– Как посмотреть, – пробурчал Ник Улин. – Главная-то задача – прорвать квантитную оболочку – не выполнена. Ну, да ладно, за сутки-двое, пока будем решать, что делать дальше, опора успеет восстановиться. Что ж, перерыв.

На следующий день, когда они завтракали, Ник Улин озвучил Яфету основной вывод длившейся почти сутки научной дискуссии:

– Квантитная оболочка Шара, как я и утверждал с самого начала, представляет собой единое целое. Создатели ее реализовали довольно простой, но действенный механизм обратной связи, делающей их детище неприступным. При преодолении некоей пространственно-временной ячейки определяется природа сил, за счет которых внешнее тело проникает в квантитную оболочку, и соответствующим образом изменяются внешние физические параметры квантита. Светим на него лазером – он становится зеркальным, отражая падающий лучистый поток. Начинаем бурить – становится сверхпрочным. Подводим тепло – оно мгновенно растекается по всему объему оболочки. Поскольку квантовые силы первичнее, наши витаматериалы принципиально не могут достичь сравнимых ни прочностных, ни теплопроводных характеристик.

– Размеры этой ячейки вычислили? – важно спросил Яфет.

– Да, и довольно точно. Двадцать пять сантиметров на три секунды.

– Какие-то странные цифры.

– Объяснений, почему они должны быть именно такими и никакими иначе, высказано много. Посмотри материалы группы теоретиков.

– Значит, никакой возможности прорубиться внутрь «ядра» нет?

– Не видно. Вероятно, придется идти на крайние меры – взрывать. По обломкам, однако, мало что можно будет сказать, что было там внутри. Проблема – как при этом сохранить целостность всего Шара…