Текст книги "Иллюзия реальности (СИ)"

Автор книги: Сергей Григоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Поясните, пожалуйста.

– Обнаруженное нами исключение части квантовых кластеров без изменения всех прочих физических параметров означает, что материальные предметы внутри «ядра» становятся… менее реальными на ту долю квантовых состояний, которая схлопнулась. В боро-углеродном мире, благодаря нашей бурной деятельности в нем, мы уже наблюдаем множество проявлений сего явления: замедлились многие физико-химические реакции, снизилась прочность местных материалов… Макуайр дал образную и точную общую характеристику: внутренняя материя первого из вскрытых нами «ядер» состарилась.

– Гм… состарилась… это нам чем-то угрожает?

– Физически – вряд ли. В духовном смысле – грозит очередным научным кризисом.

– Ну, такие кризисы мы переживем.

– Вы давеча приводили пример маятника Фуко, правильное объяснение поведения которого приводит к тому, что та незыблемая, казалась бы, твердь под ногами – родная матушка-земля – начинает вращаться. Можно «забыть» про этот казус и продолжать жить как ни в чем не бывало. Голова не кружится – и ладно. Но когда вы будете знать, что каждый выпитый вами стакан воды материален, скажем, всего процентов на десять, вы также сохраните олимпийское спокойствие?

После длинной паузы Рональд Грей сказал:

– В закрытом докладе Яшарского института упомянуто, что в порядке эксперимента мозг Алексея Сковородникова был модифицирован. В пределах разумного, конечно.

– Как это – в пределах разумного? В нарушение Билля человека? И ваша служба промолчала?

– Проведенная юридическая экспертиза не выявила нарушений действующего законодательства. Установленные запреты на апгрейд, на искусственное повышение физических и интеллектуальных способностей касаются наших современников. Сковородников же тогда представлял собой… ну, несколько живых клеток более чем двухтысячелетнего возраста.

– Что конкретно с ним было сделано?

– Ну… мне трудно сказать. Ничего особенного. Монстра из него не сотворили. Улучшили память, устранили возрастные деградационные изменения, добавили кластеры свободных нейронов в некоторые участки мозга… Работами руководил лично маг Марий. Были использованы результаты исследований, полученные при выполнении какого-то сверхзакрытого проекта магов, касающегося ремитцев.

– С огнем играют товарищи. А вы им потворствуете.

Рональд Грей горестно вздохнул:

– В любом случае его нельзя было оживлять без основательных исправлений исходного материала.

– Не понял.

– Он продукт своей эпохи. Тело сильно изношено, с варварски залеченными повреждениями, набитое всякой отравой. На уровне психологии – тьма вредных привычек. Никотиновая и в какой-то степени алкогольная зависимости…

– В дурных наклонностях он не замечен.

– Потому что организм очищен от вредных веществ, чтобы не возникало влечения, и повышены психологические барьеры. Вы ему, пожалуйста, не напоминайте о былом, нездоровом образе жизни.

– Хорошо, не буду.

– В общем, при его воскрешении все равно требовались некие исправления. Так почему бы не совместить необходимое с полезным?

– Полезное – это искусственное наращивание раздела мозга, ответственного за паранормальные способности?

– Ну… не знаю.

Чувствовалось, что Рональд Грей опять что-то скрывает. Ник Улин выказал свое неодобрение долгим разглядыванием носков его ботинок.

Поежившись, Рональд Грей задал свой главный вопрос:

– Алексей Федорович Сковородников подал заявку на агентурную работу среди консов. Как вы думаете, справится он с такой задачей? Прежде чем ответить, подумайте. Вопрос официальный. Я обращаюсь к вам не только как к его старшему товарищу, но и как к ответственному общественному деятелю Галактического Содружества. Ваше мнение, возможно, будет решающим.

Долгих раздумий Нику Улину не понадобилось:

– Я считаю, что кандидатура Алексея на засылку в общество консов наилучшая среди всех членов экспедиции.

– Во как? Даже лучше вашей?

Была ли крупица ехидства в словах Рональда Грея, Ник Улин не уловил.

– Никогда не давать себе никаких характеристик – одно из общих правил квартарского общежития. Про себя трудно судить объективно и непредвзято.

– Понятно. Ваш ответ принят и запротоколирован должным образом.

– Все, я могу идти?

– Да-да, не смею вас больше задерживать.

Ник Улин встал, намереваясь выйти. Поднявшись вслед за ним, Рональд Грей, легко придержав квартарца за рукав, сказал:

– Пользуясь представившемся мне случаем, хочу удовлетворить личное любопытство. Скажите, пожалуйста, почему вы здесь? Вы же сами предостерегали от любых новых контактов с Перворожденными, и вдруг – ходатайство о включении вас в состав экспедиции. Почему вы, народный трибун Квартара, добровольно решили подвергнуть свою жизнь опасности? Чем важно для вас исследование Шара? Что вы пытаетесь в нем найти?

– В нескольких словах не объяснишь, – со вздохом ответил Ник Улин. – Считайте, что я немного сошел с ума в поисках субстанции разума.

– Субстанции? Разума?

– Да, той таинственной субстанции, которая позволяет нам, человекам, относить себя к разумным существам. Качественно отличаться от механизмов любой мощности и сложности. Издревле думающих людей гложет вопрос, каким образом и за счет чего мы творим новые мысли. За все время существования нашей цивилизации в решении его мы не продвинулись ни на йоту. Даже появление хол не внесло ясности.

– Так уж важно знать, за счет чего? Можем придумывать что-то новое, и хорошо.

– Очень важно! Хотя бы для того, чтобы отсечь множество спекуляций и домыслов на эту тему. Некие горячие головы, например, додумались до утверждения, что люди рождаются двух сортов. Одни – творцы, другие – пустышки, марионетки каких-то надмировых сил. Всю жизнь они управляются кем-то извне, но при этом, как правило, внешне вполне успешны, мудрые в быту, умеющие строить долгосрочные планы… по подсказанным лекалам. Общество холов, кстати, жестко разделено на две неравноправные касты.

Рональд Грей то ли недоуменно, то ли осуждающе покачал головой и молча проводил Ника Улина до выхода из каюты.

Не спеша возвращаясь к себе, Ник Улин размышлял о состоявшемся разговоре. Все-таки удивительно неприметный человек Рональд Грей. Действительно – Серый. И, наверное, не зря установил в своей каюте такую необычную иллюзию. Представление себя на вершине горы постоянно напоминает ему об одиночестве. О том, что он один несет всю ответственность за принимаемые им решения. Не каждый согласится нести подобный крест.

Свободное время выпало только на поздний вечер следующего дня, и Ник Улин смог заняться решением предложенной ему загадки.

Первым делом он тщательно проверил слова Рональда Грея.

Убедился, что физические данные всех астронавтов за исключением Яфета не позволяли преодолеть порог упругости обшивки жилых помещений. Вычислил, какой рост должен был быть у человекоподобного существа, чтобы оставить такие следы от ударов кулаками.

Максимально сузил период времени, когда появились загадочные следы. Проверил, что Яфет действительно ни разу не появлялся в том коридоре.

Вывод следовал один: некто или нечто извне проникло в жилой отсек звездолета. Однако надзорные автоматизированные системы не выдали обязательного в подобных случаях сообщения.

С особым тщанием проверил, что никто из руководства экспедиции не контактировал ни с одним посетителем, не зарегистрированным компьютерными системами управления.

Произошедшее было вопиющим нарушением одного из самых незыблемых правил Межзвездного Флота.

Все ключевые компьютерные программы, используемые системами управления звездолета, были квартарского изготовления. Как ответственный общественный деятель Квартара, Ник Улин знал некоторые рабочие коды, позволяющие снимать пароли, преодолевать прочие искусственно воздвигнутые административные преграды и добираться до исходных, скрытых от человека машинных файлов. Воспользовавшись своими знаниями, он потратил ночь, просматривая миллионы непонятных непосвященному последовательностей чисел. Удостоверился: неизвестный посетитель тщательно затер данные о своем пребывании на звездолете. Остались только косвенные следы, устранить которые, вероятно, можно только в случае физического уничтожения главного компьютера «Элеоноры».

Утром, когда начал просыпаться исследовательский состав экспедиции и оживились общие информационные экраны звездолета, он предался тяжелым размышлениям.

Кем мог быть загадочный посетитель?

Кем-то совсем чужим, никому не известным?

В Содружестве на всех, пожалуй, уровнях, от бытового до высшего руководящего, существовало много страшилок о невидимой длани инородного Разума, вмешивающегося в человеческие дела. Ник Улин отмел эту гипотезу как несерьезную. Чтобы так мастерски заметать следы, требовалось отличное знание человеческой психологии, малейших нюансов жизни звездолета. Чужому это не под силу.

Может, посетителем был программист высочайшей квалификации, изучивший квартарские программы вдоль и поперек? Ник Улин вспомнил, сколько усилий ему стоил просмотр архивных файлов и решил: одних знаний мало, нужна еще и дьявольская быстрота работы с компьютерными терминалами. Никакому человеку это не под силу.

Следовательно, на звездолете побывал маг. Им, магам, говорят, все под силу. Наверное, могут они обращаться с компьютерными базами данных быстрее, чем сам компьютер. Могут брать под непосредственный контроль цифровую систему управления любой сложности, кто их знает… Вспомнилось старое предположение Вэра Корева о том, что в трудные для меритской общины времена маг Моар будто бы захватил один из колонизационных звездолетов Содружества.

Пожалуй, решил Ник Улин, можно даже сказать, кто именно посетил «Элеонору»: герцогиня Лусонская – ее изображение угадывалось на одном испорченном видеофайле… Впрочем, это могло быть и обыкновенным компьютерным мусором, случайно оставшимся с давних времен.

Долг астронавта требовал немедленно доложить Рональду Грею о результатах ночных бдений. Ник Улин, однако, не стал делать этого. Несовершенство управляющих программ звездолета бросало тень на престиж их разработчиков. То есть на Квартар.

Он решил, что перед тем, как сообщить сделанные выводы КЗЧ, он еще раз проверит свои выкладки по завершению экспедиции. Сначала надо обсудить случившееся с Высоким трибуналом Квартара, и только после этого можно будет выходить с сенсационным заявлением о необходимости доработки программного обеспечения систем управления кораблей Межзвездного Флота.

Доклад Ника Улина так и не дошел до Комитета Защиты Человечества.

Амад

С трудом прорвав черную мембрану выходного люка, обдавшую его колючей волной озона, Алексей Сковородников ступил на поверхность Консервы. Отошел на пару шагов и глубоко вдохнул, пробуя воздух. Можно дышать. Еле заметно пахнет прелостью и хвоей. Вроде бы так и положено пахнуть старому земному лесу. Птички гомонят, насекомые жужжат. Температура, как и показывали бортовые датчики лита, вполне комфортная – двадцать четыре градуса. Еле заметный ветерок. Лепота, одним словом.

Направление, куда следовало идти, он запомнил ориентируясь по бортовым приборам лита. Свет от местного небесного светильника должен бить ему чуть-чуть в сторону левого глаза. Впрочем, если приглядеться к местности, заплутать невозможно – иди в низину, и рано или поздно придешь в Урем.

Что, в путь? Как бы половчее идти-то, минуя буреломы и непролазные овраги?

Всюду, где живет человек, появляются тропинки. Алексей проследил взглядом еле приметную стежку, вздохнул и пошел по ней. Обогнул высоченное дерево, проломился через кустарник. Обернувшись через несколько шагов, за разлапистыми еловыми ветками не увидел лита, доставившего его на поверхность Консервы.

Наконец-то он один.

Бурные многочасовые споры о снаряжении завершились выдачей ему ножа из витасплавов в специальных ножнах, снабженных анализатором-аптечкой с многоразовым шприцем, за щекой закрепили миниатюрный приемо-передатчик. Все остальное было имитацией примитивных местных изделий – плащ с капюшоном из толстой грязно-серой, вероятно льняной ткани, нижняя сорочка до колен и грубые сандалии. Плащ опоясывался длинной грубой веревкой, на ней болтался, закрепленный через отверстие в ручке, вместительный деревянный ковш. Все, более ничего паломнику не положено было иметь.

Нож был также не обязательным элементом местной экипировки. Тем более нож из витасплавов. Поэтому кнопочка, при нажатии на которую он переводился в рабочий режим, имела дополнительный ход – при дальнейшем нажатии нож вместе с ножнами превращался в труху. Данное техническое решение вызвало большие споры: если нож будет обнаружен консами и признан неуместным, да еще на их глазах рассыплется в прах – не вызовет ли это вполне обоснованные подозрения?

Впрочем, почти у каждого исследованного паломника было с собой что-то лишнее, не подобающее ему или даже запрещенное. Данное обстоятельство было признано еще одним свидетельством того, что человек, где бы он ни находился и что бы ни делал, – слабое духом и сентиментальное существо.

Приемо-передатчик закреплен был надежно, но все ж при необходимости его можно было сковырнуть языком и выплюнуть. То страховка на случай, если микроэлектроника перегреется от квантово-когерентного отталкивания.

Понять, достаточно ли имущества ему дали, можно будет только опытным путем.

Да, еще одно важное обстоятельство: он накормлен на несколько дней. В первое время, пока будет осваиваться в непривычной обстановке и добираться до Кащеевки, чувство голода не будет ему досаждать.

Кащеевка – это большое поселение на берегу реки, промежуточная цель его похода. Происхождение, этимология этого названия была не ясна. Со всей очевидностью родилось оно не от земного сказочного персонажа «Кащей» и, вероятно, не от худобы первых жителей поселка. Слов с корнем «кащ», «кас» или «каш» в составленном на «Элеоноре» словаре языка консов вообще не было. Слабая зависимость топонимики от ландшафтных особенностей, по мнению дипломированных лингвистов экспедиции, являлась весомым возражением гипотезы Яфета об искусственности языка консов.

Тропинку перегородило упавшее сухое дерево. Ствол повис на крепких еще ветвях на уровне живота – неудобно ни перелезать, ни подлезать. Обходя его, Алексей внимательно изучил корневище, образовавшуюся яму и мусор на ее дне. Растер в руках комок земли, понюхал. Пахнуло чем-то до боли знакомым. Мелькнуло шальное: а не вернули ли его в прошлое, в родные края?

Дернулся передатчик, и в голове возник голос Лидочки:

– Леша, как дела?

Алексей сконфузился. По инструкции, которую его заставили выучить наизусть, требовались периодические доклады диспетчеру. Первый из них должен был последовать в течение пяти минут после высадки. Он нарушил предписания. Плохая примета начинать миссию таким вот образом. Вспомнив отработанные в нудных тренировках навыки, послал мысленную скороговорку:

– Все в порядке. По первым впечатлениям – обычный земной лес. Конец связи.

Ресурс аппаратуры ограничен. Следовало минимизировать и продолжительность разговоров, и количество включений передатчика.

Так, что еще он забыл сделать? Надо вырезать себе посох! Все паломники ходили с увесистыми палками примерно со свой рост.

Подобрав подходящее дерево – по всей видимости, местной разновидности дуба – Алексей вырезал посох. Для удобства на нужной высоте оставил опору для руки. Нож резал дерево практически без сопротивления. Хорошее подспорье в его путешествии.

Как типичный городской житель, Алексей Сковородников мало что видел вокруг, а запоминал и того меньше. Все ему было на один лад. Растительность – она растительность и есть, что с нее возьмешь? Порывшись в памяти, мог бы, наверное, с большим трудом назвать породу некоторых деревьев. На ходу же все они сливались в нечто усредненное, неопределенное. Трава, кустарник? – ничего интересного, лишь досадные препятствия.

Если б спросили его, мог бы сказать, что лес не ухожен. Тропинка петляла между пятнами густо растущих деревьев, прикрытых прущим вверх мелколесьем, и пройти меж них не было никакой возможности. То тут, то там путь перегораживали мертвые деревья, для обхода которых приходилось продираться через колючий кустарник. Травинки, обламываясь, застревали в сандалиях, и периодически приходилось их выдергивать.

Мог бы сказать, что живности всякой в лесу хватало. Ни на минуту не смолкало навязчивое жужжание насекомых, раздавались птичьи трели. Иногда слышался стук дятла. Несколько раз прямо из-под ног проявлялись зайцы, улепетывающие со всех сил. Шарахнулась в сторону стайка забавных зверушек, напоминавших миниатюрных земных свиней. Или, скорее, тапиров. Треск и качание ветвей деревьев на удалении выдавали присутствие более представительных животных.

Постепенно он втянулся в ходьбу. Ощущение времени исчезло, и Алексей Сковородников не понял, через сколько часов после высадки увидел человека. Тот ничком лежал в густой высокой траве, раскинув руки. Тощий самодельный рюкзак – мешок, перевязанный тесемкой, образующей лямки, – придавил ему голову.

Подойдя вплотную, Алексей Сковородников присел на корточки, разглядывая находку. Такой же, как у него, плащ с капюшоном. Деревянные сандалии, одна из которых привязана к лодыжке веревкой, вторая – пучком травы. Плащ задран до колен, оголенные места рук и ног покрыты густым слоем грязи и чем-то темно красным. Длинные черные волосы свалялись в клобуки.

Поначалу показалось, что абориген мертв – ну кто ж будет спать в такой неудобной позе да посреди дня? – потом Алексей уловил дыхание. Не все, значит, потеряно. Осторожно выпростав руки незнакомца из лямок рюкзака, перевернул.

Вот в чем дело! Спереди плащ был истерзан чуть ли не до пояса. Ноги покрыты многочисленными порезами, на правом бедре, вспухшем и почерневшем, зияла жуткая рваная рана. Алексея Сковородникова передернуло от представления, какую боль испытывал несчастный. Как это его угораздило? Губы посинели, лицо и шея в подозрительных пятнах. Заражение крови?

Отодвинувшись в сторону, Алексей Сковородников вызвал Лиду. Сообщил о находке и предупредил, что намерен выручить аборигена из беды. Его решение получило всеобщее одобрение. Рональд Грей, вмешавшись, принялся объяснять, какая это удача – получить благодарного за помощь местного жителя. К тому ж, судя по одеянию, обнаруженный человек паломник. Нежданный товарищ. Общение с ним один на один даст бесценный опыт, который позволит смягчить вхождение в чужую общественную среду. У него можно будет выведать… Алексей Сковородников прервал поток банальностей.

Воспользовавшись тем, что пострадавший находился без сознания, сбегал к ручью, струившемуся в нескольких шагах. Набрал в ковш воды. Отрезал кусок плаща и, смачивая его, обтер бедро аборигена, отворачивая глаза, когда невмоготу становилось смотреть на рану. Обкорнал нижний край своей нижней сорочки и получившимся бинтом с грехом пополам перетянул бедро. Активировал аптечку в ножнах и сделал два укола. Чуть выше раны и в шею, общеукрепляющий. Последний штришок – подложил под голову аборигена рюкзак. Лежи, голубчик, выздоравливай.

Несколько раз его вызывали на связь – Алексей Сковородников без лицемерных ахов отключал передатчик. Что делать, он знал и без указаний сверху.

Будем надеяться, что земное лекарство подействует и абориген оклемается. Однако с такой ногой он не ходок. Ожидать, когда рана перестанет его беспокоить, бесперспективно – не ясно, сколько дней это займет. А очередной караван паломников вроде бы должен выступить на днях. Сидя на месте, они не успеют примкнуть к нему. Не далее, чем в километре отсюда, должна быть река, ниже по течению которой стоит Кащеевка. Вот и выход: сделать лодку, дотащить раненого до нее и доплыть до места сбора каравана. В любом случае плыть лучше, чем продираться по лесу. Остается реализовать принятое решение правильной последовательностью действий.

Для облегчения знакомства желательно быть рядом, когда абориген очнется. Поэтому сейчас надолго отлучаться нельзя. Разведывательный поход к реке придется отложить. Ладно, займемся приготовлением пищи насущной для укрепления сил выздоравливающего. Надо напоить его чем-нибудь горячим. Жаль, что нет котелка, не в чем вскипятить воду. Придется испытать на практике вычитанный в далеком детстве способ – подогревание воды горячими камнями.

Алексей Сковородников обследовал каменистый участок русла ручья. Нашел подходящий валун у самого среза воды. Вырезал в нем впадину литров на десять – нож резал твердый камень с такой же легкостью, как и дерево. Набрал камней для ложа костра и для нагрева. Стаскивая в одно место сушняк, пригляделся к окружающей растительности с точки зрения потребителя. Новый взгляд открыл неисчерпаемые лесные богатства – дикую смородину и малину, орешник, яблони и груши, приятно пахнущие травы. Одна из них очень напоминала земной иван-чай.

Он не знал, сколько потребуется нагревать камни, и потому расстарался от души, накромсал гору заготовок для костра. Сложил из самых сухих веточек пирамидку. Разжег, надавив на них плашмя лезвием ножа. Под слабым ветерком костер быстро набрал силу. Между подбрасыванием в него новых порций сушняка Алексей Сковородников срезал здоровое деревце и смастерил необходимые орудия – длинную кочергу и ухваты для камней. На три четверти залил водой сделанную в валуне емкость.

Периодически интересовался состоянием больного. Тот все не приходил в сознание. Однако прежнее лихорадочное состояние его вроде бы сменилось здоровым сном. Раны подсыхали прямо на глазах. Щеки порозовели. Изредка слышалось похрапывание.

Скрашивая томительное ожидание, Алексей Сковородников принялся мастерить лук, используя для тетивы несколько нитей, вытянутых из веревки. Непростую задачу поставило изготовление стрел – не было под рукой ни наконечников, ни чего-либо подходящего для оперения. Он исхитрился вырезать стрелы в виде двух конусов: короткого, имитирующего острие, и длинного, с прямой серединой и расширяющегося в конце. Опробовать не стал. Решил, что приноровится, когда придет время применить оружие по назначению.

Очнулся абориген, когда терпение у Алексея Сковородникова почти исчерпалось. Рывком сел. Вскрикнул, схватившись за больную ногу, и изошелся в кашле. Затем его вытошнило. Алексей Сковородников принес ему холодной воды из ручья, напоил. Отдышавшись, абориген произнес необходимое:

– Слава Создателю!

– Вечная слава!

Интересные ощущения, подумал Алексей Сковородников. Его, конечно, заставили выучить язык консов в совершенстве. Точнее, в той степени, в которой его восприняли корабельные лингвисты. Однако Рональд Грей настоял, чтобы «во избежание» поставили еще и стойкий пси-блок. И сейчас у него в голове промелькнуло положенное «слава», а выговорилось нечто вроде «осанёво», причем с ударением не на ё, а на первое о. Да, не будет, видать, у него проблем с разговорной речью. Главное – знать, что сказать. Подсознание само заменит привычные слова на местные.

Абориген долго с подозрением разглядывал свои раны. Попробовал пошевелить ногой и страдальчески скривился. Но невольные стоны сдержать сумел.

– Кто ты, – спросил Алексей Сковородников и по наитию добавил: – путник?

– До того, как я встал на Путь к Создателю, меня звали Амад и был я поэтом в Хрусте. А ты? Кем был ты, путник?

Правильно, стало быть, я прилепил обращение, подумал Алексей Сковородников.

– Смотрителем вершин в Магоре. Звали меня Алек.

– Магоре… Магоре… это у самого края мира?

– Да, за Перевалом Абара. В ясную погоду из нашего села видна Граница. Мы крайние. За нами никто не живет.

– Смотритель, значит… Воистину наступают последние дни, коли даже смотрителей отправляют в Путь… Правда, если имя смотрителя начинается на «а», и он вполне взрослый человек, то, может быть, последние дни уже прошли, а мы и не заметили…

Так, где-то допущена неточность. Что-то экспедиционные умники не учли. Профессию ему подобрали по принципу минимума обязанностей. Смотрители вершин в Магоре по сути были своеобразными метеорологами и, по мнению большинства астронавтов, вообще ничего не делали – единственной их заботой было смотреть по сторонам и предупреждать односельчан об изменении погоды. Может, этих смотрителей редко отбирали в паломники? Надо бы уточнить. А имя… хотел он назваться Олеком, да в последний момент решил все же приблизить звучание вымышленного имени к своему собственному. Зря, видать. Скорее всего, буква, с которой начинается имя, означает еще и общественный статус обладателя. Ладно, будем считать, что погрешность допустимая. Все возможно в этом мире. Откуда Амаду знать, как ранжируются по важности профессии в Магоре? Или все же переиначить свое имя? Не ясно, правда, как это сейчас сделать.

– Как ты дошел до жизни такой? – спросил Алексей. Главным образом для того, чтобы направить мысли Амада в другое русло. – Еле живой ведь. Я думал: все, не жилец ты.

– Ах, по глупости своей, – абориген невольно махнул рукой и принялся сбивчиво рассказывать.

Оказывается, он решил спрямить путь и пошел вдоль Змеиного ручья – запомним, подумал Алексей Сковородников: ручей называют Змеиным. Торопился, так как подзадержался с выходом – перед этим в Лоскаве, в котором останавливался, играли свадьбу. Он пел свои баллады и пил пиво. На следующий день спал почти до полудня. Чтобы наверстать время, шел всю ночь. Под утро наступил на гадюку. Она укусила его два раза в правую ногу. Пока отбивался от нее, потерял посох. Побежал и, как назло, влетел в шакалье логово. Обычно эти сумеречные животные, поджав хвост, убегают от человека. Но тут особый случай – шакалиха заподозрила, что покусились на ее детенышей. А зубы у нее оказались острыми, злобы – хоть отбавляй. Она нанесла ему несколько тяжелых ран. Вновь пострадала в основном правая нога. Еле живой, истекающий кровью, с сильной болью в многострадальной ноге, задыхающийся, Амад, оставшись один, потерял сознание.

– Я полагал, что уже не очнусь, и путь мой закончится, едва начавшись, – сказал он. – Что ты сделал с моими ранами?

– Обтер.

– Чем? Что за чудодейственное средство?

– Да так… – замялся Алексей Сковородников. Не рассказывать же аборигену про свою аптечку. – Я знаю некоторые лечебные травы.

– Травы… Не зря говорят, что вы, жители окраин мира, сплошь колдуны. Гадючий яд ты тоже выдавил своими травами? Он причиняет не только боль, но и удушает. Я же дышу сейчас вполне свободно.

– И яд тоже, – твердо ответил Алексей Сковородников, преодолевая сильное внутренне сопротивление. Врать – так до конца.

– Не покажешь, что за травы? Я бы записал рецепт. Моим односельчанам, я думаю, эти знания были бы полезны.

– Не могу. Мне в дорогу дали только одну порцию. Всю использовал.

– Ну что ж… Не судьба, видно. Да и с какой это стати я в теперешнем своем положении буду заботиться о людях? Пусть живут, как их ведет Создатель. А для меня остался только Путь.

– Тебе надо подкрепиться. Выпить что-нибудь горячее, чтобы быстрее очистить организм от яда.

– Надо, да не судьба ведь…

– Что ты все заладил про судьбу? Я нашел тут удобный камень, разжег костер, насобирал всякой всячины. Сейчас приготовлю тебе напиток богов.

Алексей Сковородников спохватился, что перевод на язык консов слова «богов» какой-то кривой, но было поздно. Вылетевшее не воротишь. Амад, дернувшись, пробормотал что-то вроде «нельзя так еретически» и замолк. Повело его, видимо. Последних сил лишился.

Да, надо следить за языком. Не надеяться на надежность установленных психических барьеров. Сказать можно понятно, но больно задеть аборигенов. Для них упоминание Создателя во множественном лице – злостная ересь.

Горячие камни, брошенные в вырезанную в камне впадину, вызвали бурные выбросы перегретой воды и пара. Пока Алексей Сковородников смог добиться спокойного кипения в сделанной емкости, несколько раз пришлось подливать в нее новые порции воды, менять раскаленные камни. Надежно проварил собранную смесь листьев, плодов и трав. Зачерпнув полный ковш ароматного напитка, поохлаждал несколько минут и поднес Амаду. Аборигена пришлось буквально расталкивать, побуждая к жизни. С трудом выпив первый ковш, он, однако, попросил второй. А потом вновь завалился набок, мгновенно заснув чуть ли не в сидячем положении.

Близилась ночь, и Алексей Сковородников не стал предпринимать решительных действий. Напился сам. Пособирал еще хворосту для костра. Обстоятельно, чуть ли не целый час, пообщался с диспетчерами. На далекой «Элеоноре» порадовались его успехам, одобрили план на завтра. Можно было бы еще обсуждать особенности миропонимания консов – он уже не чувствовал за спиной надежного тыла. Не знал, где в очередной раз споткнется. Однако передатчик начал нагреваться. Пришлось прервать связь.

Стемнело решительно, буквально за полчаса. Только что на противоположной стороне ручья можно было разглядеть у деревьев все веточки, а сейчас они слились в единую колышущуюся стену. Сгладились и неровности на почве. Тишина опустилась пронзительная, мертвая, что пеленает человека получше любых пут.

Алексей Сковородников знал, что ночные температуры в Консерве мало отличаются от дневных, и потому не беспокоился за Амада – не замерзнет. Поверхность земли фактически не охлаждается, можно лежать на ней сколько угодно, не рискуя простудиться.

В тишине почувствовалось внутреннее возбуждение. Спать не хотелось. Пристроившись невдалеке от костра, Алексей Сковородников приготовился переждать темные часы в полудреме.

Ему было о чем подумать. Опять перебрал в памяти короткий разговор с Амадом, пытаясь вжиться в его мысли, прочувствовать эмоции. Кропотливое это дело. Потом мысли его настроились на грустный лад – на то, что без изделий, порожденных цивилизацией, человеку не сделать ни шагу. Разве мог бы он помочь Амаду, не имея мощных лекарств? Мог бы разжечь костер, нагреть воды? Да и как ни крути, без одежды они все равно подмерзли бы ночью… Ник Улин как-то сказал, что носитель человеческого разума только один – все общество в целом, а каждый отдельный человечек – что муравей в муравейнике. Ничего не может, ничего не знает, ничего не стоит. Нуль без палочки.

Незаметно для себя он, вероятно, вздремнул, ибо ночные звуки пришли к нему неожиданно. Шуршание, топанье, треск, хлопанье, колыхание, уханье, дальние пронзительные крики – все это родилось внезапно и уже не распадалось на отдельные составляющие.

И так же внезапно ночные звуки исчезли перед рассветом.

Как бы то ни было, но встал Алексей отдохнувшим. Ополоснул в ручье руки, пару пригоршней воды бросил в лицо – вот и все умывание. Зарядку, сколько себя помнил, он всю жизнь делал только по принуждению. Поэтому обошелся без нее. Бодро принялся хозяйничать и переделал массу дел, пока не проснулся Амад.