Текст книги "Покушение на Россию"

Автор книги: Сергей Кара-Мурза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Еще один корень России

Сегодня большинством овладело предчувствие, что уход Ельцина означает конец большого разрушительного этапа реформ. Мы не знаем, куда смогут толкнуть страну с этого распутья теневые силы, которые борются во власти. Мы пока что не собрались с мыслями и духом, чтобы решительно влиять на их борьбу. Может быть, новый, начавшийся этап будет еще более разрушительным. А может, что-то начнут восстанавливать и строить.

Увидим. Но уповать на «добрые теневые силы» нельзя. Наше дело – несмотря ни на что, самим собираться с мыслями и с духом. Давайте обдумаем одну вещь – наше отношение к науке. К науке вообще и особенно к той науке, которую мы имели – советской науке.

Почему этот вопрос для нас важен? Прежде всего потому, что есть, на мой взгляд, в нашем нынешнем патриотическом (и поневоле антизападническом) умонастроении фальшивая нота – принижать, а то и отвергать науку, как разновидность «чужебесия», которое пришло к нам с Запада. И нота эта не просто фальшива, она действенна, из нее вырастают сначала установки массового сознания, а потом и политические позиции.

Путь этот для нас гибельный по той простой причине, что весь мир современной техники, без которого уже не может прокормиться и выжить ни человечество, ни русский народ, вырос и вырастает из науки. Когда слышишь от православного патриота, что, мол, русский танк Т-34, «Катюша» или полет Юрия Гагарина – это хорошо, а всякие там Эйнштейны или Дарвин с его теорией происхождения человека – бесовщина, то это прискорбно. Это значит, что в уме его «прервалась цепь времен». Ведь и «Катюша», и ракета Гагарина – желуди на дубе науки. Если корней не станет видеть наш коллективный разум, то с нами можно делать все, что захотят.

Тут надо сказать, что антинаучная позиция – вовсе не православная. Скорее, она проистекает из «религиозного невежества», часто простодушного. Как раз наше счастье в том, что Православие, заложившее основы нашей культуры, не было ни мрачным, ни темным. Оно никогда не вступало в бой с наукой, как это было у католиков, да и на первых порах у протестантов. Я сам малосведущ в вопросах религии, но «с другой стороны», от истории науки, знаю, что западные церкви, слишком занявшись земным политическим и общественным обустройством, поневоле втянулись в борьбу с наукой из-за ее чисто земного идеологического влияния. У нас как-то лучше умели разделять и примирять духовное и земное. Потому и не возникало у нас религиозных течений вроде алхимии, но и не было нужды Церкви запрещать чисто научные книги (того же Дарвина).

Возможно, потому и наука – совершенно необычный, особый способ познания мира – зародилась не у нас, а на Западе. Но это неважно. В этом смысле человечество едино, и считаться глупо – кто изобрел колесо, кто паровоз, а кто приручил лошадь. Великие достижения быстро осваивались разумным человеком, а наука – одно из таких достижений.

Другое дело, что западная наука, укореняясь в других самобытных цивилизациях, становилась частью их собственной культуры. Не теряя, конечно, при этом своего корня – научного метода, особенного научного взгляда на мир и на объект познания. Тут наши западники, которые преувеличивают интернациональный характер науки, ошибаются. Русская наука (как и японская или китайская) питается соками родной культуры, и в то же время питает культуру.

Так что сегодня наша наука уже является силой, «образующей народ». Лишившись ее, обув лапти и запалив лучину, мы бы перестали быть русскими (даже если предположить, что нас при этом кто-нибудь не сожрал). А с наукой мы останемся русскими даже в лаптях – если придется собирать по крохам на новые лаборатории и заводы.

В чем же влияние культуры на науку и почему наша наука была не «чужебесием», а порождением нашей родной земли – как Пушкин, какие бы там капельки крови у него ни находили?

Суть научного метода в том, что человек отделяет себя от мира. Он – субъект, исследователь, а мир – объект. И, как объект изучения, он лишен души и святости. Мир – холодное бесконечное пространство, в котором движутся песчинки-планеты. Недавно видный ученый Жак Моно писал, что человек «подобно цыгану, живет на краю чуждого ему мира. Мира, глухого к его музыке, безразличного к его чаяниям, равно как и к его страданиям или преступлениям».

Такое разделение давало ученому силу («свободу познания»). Но на Западе получилось так, что этот научный метод «победил культуру», и такое отношение к миру («вещам») из науки перешло в мировоззрение, в массовое сознание. Отсюда, кстати, выросло и новое представление о свободах, о собственности – многие стороны «рыночной экономики». Человек стал «господином вещей».

У нас так не случилось. Даже в языке владение вещью выражается в категории не собственности («иметь»), а совместного бытия: «у меня есть книга». Главное, что русские ученые, вполне используя инструменты научного метода (например, понятие пространства), не изменили мировоззрения и продолжали видеть мир как Космос – упорядоченную, полную очарования Вселенную, дом, в который вселен и за который отвечает человек. И земля – не песчинка, а колыбельная человечества.

Кажется, мелочь, но как она многозначительна. Было в мире две технически сходные программы – у США и СССР. Но в американской ни разу, даже в прессе, не найдешь слова космос. Только space – пространство. У нас же программа космическая. Даже космонавты там так не называются – астронавты. Вот – разница культур.

Столь же по-разному формулировала наука образ человека, подспудно воспринятый из культуры. Дарвин взял из культуры Англии времен «дикого капитализма» идею борьбы за существование – в мире людей! В этом была суть великой идеи Запада – конкуренции. Философ гражданского общества Гоббс сказал, что общество это «война всех против всех», но это – не наука, а чистая идеология. Это был выбор уникальной, нигде более в мире не встречавшейся культуры. Сам же Гоббс отмечал, что это – один из вариантов жизни общества, другой вариант – сотрудничество, но он выбрал конкуренцию. Он писал: «хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаря взаимной помощи, они достигаются гораздо успешнее подавляя других, чем объединяясь с ними». Дарвин перенес эту идею в животный мир и, как это часто бывает в науке, даже неверная идея помогает ставить вопросы и дает толчок открытиям. И Дарвин очень многое открыл в жизни животных.

Другое дело, что потом, как пишет видный историк дарвинизма, уже культура Англии и особенно Америки взяла у Дарвина из его эволюционной теории идею борьбы за существование и уже с авторитетом науки включила ее в идеологию «как особенно зверскую форму оправдания социального порядка – социал-дарвинизм – под лозунгом «выживание наиболее способных». В России дарвинизм был быстро освоен как научная теория, но социал-дарвинизм был отвергнут, культура его не приняла. Более того, и в науке у нас была развита особая линия дарвинизма – с упором не на борьбу за существование, а на взаимопомощь среди животных. Ее лучше всех выразил П.А.Кропоткин, который потом стал идеологом анархизма. Он писал: «Взаимопомощь, справедливость, мораль – таковы последовательные этапы, которые мы наблюдаем при изучении мира животных и человека. Они составляют органическую необходимость, которая содержит в самой себе свое оправдание и подтверждается всем тем, что мы видим в животном мире… Чувства взаимопомощи, справедливости и нравственности глубоко укоренены в человеке всей силой инстинктов. Первейший из этих инстинктов – инстинкт Взаимопомощи – является наиболее сильным».

Так что наука вовсе не подрывает культуру и мораль, а взаимодействует с ними, черпая в них идеи, а затем возвращая в обновленном и усиленном виде. Наука, родившись на Западе, объявила знание свободным от морали, от проблемы Добра и зла. Это, конечно, дало ученому силу. «Знание – сила!» (имелось в виду: сила – и больше ничего). Но затем эта идея уложилась в культуре Запада как идеологическая догма. Как выразился Ницше, «сострадание в человеке познания почти так же смешно, как нежные руки у циклопа». А у нас академик И.П.Павлов считал, что наукой движет сострадание к людям, что наука – инструмент Добра. И это не мешало ему быть великим ученым.

Когда человек в душе клянет науку как силу, разрушающую мораль и религию, он, сам того не зная, наносит удар по всей русской культуре. Пусть удар духовный, своим настроем. Но этот настрой очень полезен тем, кто тихо, без шума сегодня нашу науку уничтожает. Как много мы говорим о разрушении нашей промышленности, нашей армии, флота. Сердце болит, мы пытаемся собраться вместе, чтобы их защитить. О науке мы говорим дежурные фразы: ах, мало финансируют. Не мало финансируют, а именно устраняют с лица земли. А ведь возродить промышленность несравненно легче, чем науку. Это – вещь хрупкая и непонятная. Многие страны вкладывают огромные деньги, чтобы вырастить свою национальную науку – не получается. Почему-то ни за какие деньги ее не купишь. В России наука прижилась и расцвела замечательно. А может погибнуть. Будут потом турецкие строители отстраивать новые лаборатории, как храмы, будут давать звания новых академиков и нанимать лаборантов с хорошим окладом – а дух не вернется.

Некоторые наши патриоты в своем отрицании науки делают упор на том, что наука была советской – мол, порождение ненавистного строя, коммунисты нам ее навязали вместе с марксизмом. О советском строе в целом спорить не хочу, а что касается науки, то тут эти судари проявляют незнание и нелюбознательность. Советская наука была не просто продолжением русской науки, а ее расцветом. Трудно назвать что-либо советское, в чем русский дух раскрылся бы так полно, как в советской науке (пожалуй, еще в армии). Здесь созрели и дали плоды те семена, что были посеяны за двести лет до этого. Именно в наше время на всем фронте науки сложился и показал себя то, что называется русский научный стиль – тот необычный взгляд и подход, что с блеском проявился у Д.И.Менделеева, В.И.Вернадского, Н.И.Вавилова. В советское время он стал всеобщим, был воспринят массой рядовых ученых. Как жаль, что мы мало об этом знаем. Спросите студента: в чем суть русского стиля? Вряд ли ответит. Как же так? Как же наши ученые, имея в сотни раз меньше средств, чем их американские коллеги, своим трудом позволили обеспечить военный паритет с Западом? Боялись репрессий, и потому оригинальные находки из них сыпались, как из рога изобилия? Ведь как-то надо это себе объяснить. Поняв это, мы, кстати, многое поймем и в советском строе, и в нашей нынешней разрухе.

Об этом надо говорить отдельно, а под конец напомню только, что И.П.Павлов был непримиримым антикоммунистом, при виде каждой церкви снимал шапку и молил Бога, чтобы «унес большевиков». Но увидев, как расцвела наука, он наполнился таким оптимизмом, что на склоне дней обратился к молодежи с письмом, полным счастья и веры в будущее. Примерно таков же был путь другого нашего великого ученого и мыслителя В.И.Вернадского. Один из руководителей партии кадетов, член Временного правительства, он вернулся из эмиграции именно потому, что увидел, какая наука строится в СССР.

Что бы сказали сегодня эти люди, увидев злобную радость одних и равнодушие других?

Май 2000 г.

Слышу трели соловья

Опять подходят выборы в Госдуму – время покатилось стремительно, как перед смертью. Надежд сегодня меньше, угрозы тяжелее. Народ устал.

Утомить народ – древняя хитрость подлых правителей. Сегодня она отработана, как научная технология. Ленин летом 1917 г. высказал важную мысль: нельзя откладывать революцию, потому что Керенский со своей масонской командой взяли курс на то, чтобы утомить трудящихся. Утомить нуждой, словоблудием, пошлостью и ничтожеством фигляров-политиков. Измученный всем этим человек уже ни от чего не приходит в ярость, его охватывает тупая тоска – лечь и помереть. Или напиться, что почти одно и то же.

И появился в нашей тоске соблазн – вообще не ходить на выборы. Уйти из этого «мира политики», не сотрудничать с ним, не иметь ничего общего. Так гордо, с презрением, умирали в США индейцы, согнанные с земли.

Думаю, этот соблазн надо преодолеть. Те упыри, что присосались сегодня к России, только и мечтают о том, чтобы мы «померли для политики» – ведь никакие другие формы борьбы у нас еще не созрели. Идея «не ходить на выборы» была бы уместна в СССР, но строй-то изменился. В СССР у нас был так называемый «плебисцитарный» тип выборов: пришел к урне – значит, сказал «да». Одобрил власть – в целом, в главном. Не пришел – сказал «нет». В советское время поднималась суматоха, даже если на участке отказывался голосовать хоть один человек Сразу бежали выяснять: почему, в чем дело, какие проблемы.

Западный тип выборов («конкурентный») совсем иной. Ни одобрения, ни любви власть от народа не ищет. Тут рынок. Вот вам продавцы-политики со своим товаром, выбирайте. Не пришел на рынок – твое дело. Тайком власть все делает для того, чтобы основная часть народа на выборы не ходила. В Европе отсекают примерно половину избирателей. У нас – три четверти. Социальная база режима – процентов 10-12, все они на выборы бегом бегут, о шкуре своей заботятся. Если всего придет к урнам 25 процентов избирателей, то они свою безопасность гарантируют, для серьезных дел в Госдуме надо иметь 2/3 голосов.

В США в некоторых штатах дошли до того, что никакого нижнего предела явки избирателей нет. Если, например, выдвинут всего один кандидат, то он проходит автоматически, без выборов – один-то голос он наверняка получил бы. То-то для наших демократов США – свет в окошке.

Раз уж мы приняли «конкурентный» тип выборов, бойкот потерял смысл, он на руку режиму. Другое дело – бойкот в момент подъема стачечной борьбы, но этого пока ждать не приходится. Утомили нас, да и некому вести. Так что надо идти на выборы.

За кого же голосовать? Или хотя бы вопрос попроще: за кого не голосовать? Я по натуре не агитатор, у меня язык не поворачивается сказать человеку: «Голосуй за Сидорова!». Я бы сказал: «Голосуй за того, кто будет вести дело так, как того требует твой разум и твоя совесть». Но вопрос-то в том, как это предвидеть. По каким признакам? Ведь перед выборами все разливаются соловьем.

Я думаю, есть такие признаки, и за последние десять лет они выявились вполне надежно. Надо только напрячь память и привлечь здравый смысл. Потому-то все это время власть с помощью телевидения старается разрушить нашу память и отключить здравый смысл. Ну уж тут кто кого. Что толку обращаться к разуму зомби – он опять проголосует за Борового. Ведь не мог же Боровой пройти в депутаты только голосами своих сознательных сторонников: он публично приветствует бомбардировки Сербии, а 95% избирателей эти бомбардировки проклинают. Значит, та старушка, которая голосовала за Борового, чем-то была очарована, плохо соображала, что делает.

Какой же главный признак, главная мерка? Тут – гвоздь вопроса. Удивительно, но пока что нас соблазняют ничтожными, третьестепенными достоинствами. Вот, Березовский хвастает: если выберусь в Думу, буду требовать снять с депутатов неприкосновенность. Мол, никакого я суда не боюсь, никакой легавый не подкопается. Да чего же ему бояться, когда любого генерального прокурора, что на него замахнется, вышибут моментально, в 2 часа ночи в Кремль вызовут надежных людей.

Или вот, многие наши умные и честные интеллигенты восхищены Явлинским: компетентный! Допустим, хотя по мне, так никаких признаков компетентности Явлинский никогда не проявил; о его главном достижении, программе «500 дней» он и сам старается не вспоминать (попробуйте-ка прочесть ее сегодня, когда прошел рыночный угар, ведь это просто бред). Но если демократы называют Явлинского образованным, профессионалом и т.д., а мой интеллигент демократам обещал верить до гроба, то примем – компетентный. Но ведь из этого никак не следует, что надо его выбирать депутатом, позволить писать для нас законы. Компетентность это способность хорошо делать порученное дело, а уж какое это дело, в чьих оно интересах – совсем другой вопрос.

Больше скажу: если дело нам во вред, то желательно, чтобы исполнитель его был некомпетентный, неумеха. Если, например, меня преследует убийца, я бы предпочел, чтобы это был косорукий балбес, а не профессионал. Так что признак компетентности надо брать со знаком «плюс» только после того, как мы убедились, что кандидат будет действовать на пользу именно нам, а не тем, кто потрошит наши карманы и высасывает кровь. Какое дело делает и будет делать Явлинский – прекрасно видно из той же сказки «500 дней». Ведь он критикует Ельцина и Черномырдина не за то, что они ломают все жизнеустройство России, а за то, что они это делают слишком медленно. Мол, этим они лишь продлевают наши страдания.

Что лучше, – сразу умереть или помучиться, – дело вкуса. Я лично согласен с Суховым: «желательно было бы помучиться». Все-таки остается какой-то шанс вывернуться из-под мучителя и даже повязать его.

Вообще, на вопрос о том, кому можно вверять власть, я не встречал лучшего ответа, чем дал Сталин: «Тому, кто очень сильно любит свой народ». Все остальное – вторично, менее важно, будет дополнено помощниками.

Конечно, Сталину было сказать это легче, чем нам. Тогда было жестокое время, и был наш, советский народ, который сильно сплотился. Те, в ком подозревали отщепенца, становились «врагами народа», их изгоняли из жизни, резали по здоровому месту. Повторять это мы не желаем, и это не нужно и невозможно. Резать теперь хотят как раз отщепенцы.

Но все же мысль Сталина верна и сегодня. Просто народ разделился, отщепенцы образовали какие-то маленькие народцы (например, «новые русские»). И задача каждого из нас на выборах – понять, к какому народу ты принадлежишь сам и любит ли кандидат именно этот «твой» народ. Вот тут и требуется и память, и здравый смысл.

Трудность в том, что в моменты таких разломов жизни, как сегодня, «свои» и «чужие» разделяются не всегда по границам национальностей и социальных групп. Да, мне близок любой труженик – и русский, и татарин, и чеченец. Но если чеченский колхозник или студент надышался националистического дурману, вообразил себя «серым волком» и поехал с Басаевым расстреливать заложников, то он для меня – враг. Пока не одумается, а там посмотрим. А директор завода, которому при дележе нашей собственности навязали пакет акций, и он вдруг стал «капиталистом» – для меня не враг. Если он умело, а часто и тайком, почти подпольно, делает все, чтобы сохранить производство и кадры, обеспечить теплом рабочие кварталы и детский сад. Я ему прощу и дачу, и «мерседес».

Так что понять, кто любит «наш» народ, а кто его не любит, можно только взвесив слова и дела, шуточки и ухмылки, объятия и проклятия. Тут надо прислушаться к своему разуму и чувству. Слава богу, кадров у наших ненавистников мало, все они «засвечены», заменить большую их часть на свежих они не могут.

Если мы почувствуем, что Боровой со своей подружкой Новодворской «нашего» народа не любят, то пусть за них голосует «их» народ. Тут и спорить не о чем. Может быть даже, они докажут как дважды два, что нас любить не за что – мы холопы, люмпены, пьяницы и т.д. Что ж, насильно мил не будешь, да и плевать мы хотели, честно говоря, на вашу любовь. Мы только голосовать за вас не будем и своим близким не посоветуем.

Думаю, должны мы во время выборов отложить в сторону нашу наивную жалость. Думать надо только о судьбе наших детей и внуков, а наше поколение как-нибудь дотянет, проедая последние остатки советских запасов. Выбирать надо только тех, кто, судя по их делам и словам, готовы тянуть лямку ради восстановления России. А недавно мы многих выбирали по принципу: «Ах он, бедненький, пострадал от советской власти». Да, Глеб Якунин сидел в тюрьме, но зачем же его за это выбирать в парламент? Если невинно сидел – извиниться и дать пенсию побольше, но не надо к власти. Конечно, многие невинно пострадавшие были выше обид, честно служили Родине. Сотни тысяч в 1941 г. прямо из ГУЛАГа пошли на фронт. Но ведь были и такие, кто озлобился, и таких к власти никак нельзя подпускать.

Еще более странно было видеть, как начали целыми косяками избирать тех, кто при советском строе как сыр в масле катался – а тут вдруг оказался самым ярым антисоветчиком. Я не хочу сказать, что все эти буничи и гайдары – перевертыши и предатели. Возможно, они в советское время ради карьеры наступали на горло собственной песне, а сейчас говорят искренне. Возможно, им вообще безразлично, какому богу молиться и каким господам служить. Все это неважно. Главное, им не место в парламенте, не могут они быть нашими представителями. Они – двурушники, люди морально исковерканные. Ничего хорошего нам от них ждать не приходится, они сейчас не нам будут служить.

Удивлюсь, если молодежь, «то поколенье, что выбрало пепси», опять проголосует за людей типа Немцова и Кириенко. Мало того, что они блестяще срезали кошельки даже у благополучной части наших сограждан (и при этом люди из их компании так нагрели руки, что пришлось разгромить прокуратуру, иначе никак нельзя было замазать уголовные дела). Ведь это они продавливали людоедскую «жилищно-коммунальную реформу». Может быть, для наших молодых челноков и бизнесменов это уже мелочь – заплатить за квартиру полную цену. Но подумали бы о большинстве своего народа. Ведь за редким исключением в городах России средняя зарплата сегодня меньше реальной себестоимости жилищно-коммунальных услуг. Кем надо быть, чтобы взяться выполнить это требование МВФ – содрать с людей полную квартплату! Ничего себе «правое дело».

Но все это, на мой взгляд, случаи довольно простые. Трудно решить, когда сильный и энергичный человек, прирожденный лидер, который очень много сделал для укрепления режима Ельцина, вдруг идет на выборы под патриотическим знаменем, с лозунгами критики этого режима. Кто он? Талантливый демагог, провокатор «второго эшелона» – или человек, который выстрадал свой разрыв с кликой чубайсов и березовских?

Решить непросто. Ведь мало таких открытых людей, как Сергей Глазьев – был министром у Ельцина, увидел его «рать» и ее замыслы изнутри и порвал с ними решительно и бесповоротно. Это – редкое свойство, такой поступок – проверка надежная. Другие служат подолгу, про себя проклиная режим разрушителей. Бросить в них камень – рука не поднимается. Ведь страна должна жить, и эти люди делают важное дело (хотя и себя не забывают). Но как к ним отнестись, когда они хотят из хозяйственников и управленцев превратиться в политиков – организуют партии и движения, выдвигают программы?

Я думаю, начать доверять таким людям можно только после того, как они искренне, не приукрашивая себя, объяснятся с народом. Не доверять, а только начать доверять. Особенно если на совести этих людей черные дела. Ведь это не мальчики, это тертые номенклатурные волки. Одно дело – мятущийся казак Григорий Мелехов, который рубил красных, каялся и шел в Красную армию. Другое дело – доктор наук, много лет тершийся в коридорах власти. Если он посылает 1 Мая ОМОН измочалить дубинками демонстрацию ветеранов, а потом по телевизору показывает куски арматуры, которые ветераны якобы несли за пазухой, то это – хладнокровная акция. Если он приказывает диспетчерам отключить свет, воду и телефоны в здании Дома Советов, полном людей, то это не приступ ярости, как у Ивана Грозного, убившего сына. Это – постыдное решение высшего чиновника.

Теперь Ю.М.Лужков – патриот, ругает Кучму и Чубайса. По мне, так это недорого стоит. И Доренко ругал Чубайса, раз Березовский велел. Милые бранятся – только тешатся. Я не слышу искренних и понятных слов. Да, приватизация по Чубайсу – грабительская. Ограбили народ, но есть обиженные и среди волков, кому-то не досталось, они тоже ненавидят Чубайса и могут даже искать сочувствия у народа. Так что проклятия в адрес Чубайса мало о чем говорят. А во всем остальном – туман. Никакого объяснения по поводу старых дел – ни словом, ни делом, ни жестом – не было.

Выдвинул Ю.М.Лужков лозунг: «Работать по-капиталистически, а распределять по-социалистически». Этим он себя уронил в моих глазах, ведь примитивная демагогия, неуважение к публике. С какой стати капиталист позволит «распределять по-социалистически»? Ведь он тогда сразу перестанет быть капиталистом (а значит, не сможет никого заставить «работать по-капиталистически»). А то, что москвичи едят сытнее всех прочих жителей России, так в этом никакого лужковского социализма нет. Давайте, дорогие москвичи, не будем лукавить, Москва сегодня, как огромный клещ, сосет всю Россию. При той финансовой системе, что создал режим Чубайса-Березовского, все скудные деньги страны вынуждены стекаться в Москву, что-то из этого перепадает и москвичам. Приятно, конечно, попользоваться, но и совесть забывать не надо. Хотя бы в день выборов.

Июль 1999 г.