Текст книги "Небо в алмазах"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

3

Потом мы с Шумовым наскоро обсудили вопрос, чьи трупы имел в виду Карабас – наши или вломившейся в «Антилопу» тыквинской компании? Мы решили, что Карабас опасался за здоровье тыквинских ребят. За наше не было смысла беспокоиться – бегали мы быстро.

Но прежде чем рвануть через черный ход, Шумов рискованно высунулся из-за угла и окинул взглядом зал.

– Тыквинские ребята, точно, – сообщил он мне на бегу минуту спустя. – И злые такие... Между прочим, с ними тот самый тип, которого ты недавно случайно пристрелил. Неплохо выглядит. Рожа, правда, покорябанная, в пластырях, но ходит, разговаривает... На зомби не похож.

Я выматерился на ходу. То меня мучила совесть, что я убил человека, теперь же грыз очередной приступ неполноценности – надо же, человека убить нормально не смог! А этот человек собрал всех своих и примчался с ответным визитом! Вот козел!

– Ты же говорил, – прохрипел на бегу Шумов, – что дядя тебя отмажет от Тыквы... И вообще от всех неприятностей...

– Не успел! – выкрикнул я, не сбавляя ходу. – Он только поехал договариваться с Тыквой...

– Будет обидно, если тебя прикончат по недоразумению...

– А если тебя прикончат?

– А меня не прикончат! – самоуверенно заявил Шумов и устроил чемпионский спринт метров на двести. Потом он остановился, сложился пополам и рухнул наземь. Когда я подбежал поближе к неподвижному телу, Шумов открыл глаза и сообщил: – Будем считать, что оторвались...

– Клевый получился отрыв, – согласился я и присел на корточки рядом с сыщиком. – И все же, где ты нашел записку?

– А, проняло? – Шумов легко вскочил на ноги и отряхнул полы пальто. – Я ходил в «Белый Кролик». Я вернулся на место твоего преступления, Саша. Причем неоднократно. Я сначала ходил туда беседовать с Тыквой, а потом еще один раз ходил специально в тот кабинет. И нашел там записку.

– Где?

– Где-где. В трубе.

– В какой еще трубе?

– В вентиляционной. Большая такая труба. Разве ты ее не замечал?

– Стоп, – схватился я за голову. – Труба. В трубе – записка. Мухин? В трубе?!

– Объясняю на пальцах, – сказал Шумов, настороженно поглядывая по сторонам. – Ты знаешь, кто из тех двоих оболтусов был с Мухиным на зоне? Циркач или Пистон? Циркач. А ты знаешь, почему у него такая кличка? Да потому, что он в цирковом училище был, пока не сел. А учился он там на гимнаста. Я Гарику дал поручение выяснить, он и выяснил.

– Но это же Циркач... – растерянно возразил я. – А тут был Мухин...

– Объясняю. На зоне Циркач и Мухин вместе участвовали в самодеятельности. Показывали гимнастические этюды. А ростом Мухин меньше и Циркача, и меня, и тебя. И он гибкий, сволочь! Гибкий, маленький, умный – жуткое сочетание. Он заранее присмотрел место для своей аферы, заранее выкрутил шурупы из решетки в вентиляционной трубе... Ему оставалось вынуть решетку, залезть в трубу и снова вставить за собой решетку. Вы заходите – его нет. Времени на поиски у вас нет, потому что Мухин только что по мобильнику вызвал милицию в «Белый Кролик». Вы убегаете, прибегает ОМОН, но эти просто проходят мимо. Мухин выбирает момент – может, он даже дождался ночи, – вылезает из трубы, берет свои бабки и уходит. Но перед этим он оставляет в трубе записку: «Барыне будет плохо». Он знает, что его ищут, но он над преследователями прикалывается. Вот фрукт, а?!

– Фрукт, – потрясенно согласился я. – Он мог положить чемодан с алмазами в диван, а сам залезть в трубу... Или сам залезть в диван, а чемодан запихнуть в трубу.

– Это уже неважно, – махнул рукой Шумов. – Как все было на самом деле, знает только сам Мухин. Важно, что это хитрый, умный и расчетливый тип. Который целенаправленно к чему-то лезет. Знает, что за ним по пятам идут – причем не шушера типа Тыквы, а кто-то пострашнее, – и все равно делает свое дело. И записочки оставляет, мерзавец...

– Одно уточнение, – сказал я. – Не «оставляет», а «оставлял». Не «делает свое дело», а «делал свое дело». Он мертв, Костя, и это была не массовая галлюцинация.

– Где труп? Где ключик на шее? На что мне приманить Треугольного?

– Ключик... – Я вдруг вспомнил про телефонный звонок из Тамариной конторы. – Он еще и ключи от квартиры утащил.

– От какой еще квартиры?

– Тамара сторговала ему квартиру... Пятикомнатную. Он же вроде бы и алмазы пошел продавать, чтобы наличные раздобыть...

– И он ключи не вернул?

– То ли он не вернул, то ли они у Тамары остались...

– У нас нет трупа, – загнул Шумов большой палец. – У нас нет чемодана с деньгами, – он загнул указательный палец. – И у нас нет ключа от пятикомнатной квартиры, – он загнул средний палец. – И не идиоты ли мы после этого?

– В каком смысле?

Вместо ответа Шумов стремительно сорвался с места. Полы мухинского пальто развевались, и могло показаться, что сыщик летит над черным асфальтом в неярком свете уличных фонарей. На коротких крыльях из темно-серого кашемира.

4

Шумов не успокоился до самой улицы Чайковского. Он поносил меня всякими нехорошими словами, наиболее приличными из которых были «тормоз на пути прогресса». Прогрессом, разумеется, был сам Константин Сергеевич.

– Раньше ты мне не мог про эти ключи рассказать? Или у тебя профессиональная болезнь всех вышибал – идиотизм с осложнениями на мочеполовую систему?!

Я пропустил мимо ушей мочеполовую систему и ответил:

– Я не знал раньше про ключ.

– А откуда же ты вдруг узнал? Как это тебя вдруг осенило?

– Мне позвонили.

– Кто тебе позвонил? Благотворительная организация помощи жертвам сотрясений мозга? Фонд опеки вышибал-профессионалов? – презрительно пыхтел Шумов. – Позвонил... Позвонил?

Его будто парализовало. Прямо под светящейся цифрами табличкой «Ул. Чайковского, 42».

Я подумал, что Шумову полегчает, если все же отвечу на его оскорбительные вопросы:

– С Тамариной работы мне позвонили. А не из какого не из фонда...

– Когда тебе позвонили?

– Ну, часа два назад. Или три.

– Если тебе звонили из офиса, то это было еще до конца рабочего дня, – рассудил Шумов. – Самое позднее – семь часов. Сейчас... – он посмотрел на часы. – Одиннадцать. Четыре часа разницы. Это называется – финиш.

– Какой еще финиш? – не понял я. – При чем здесь четыре часа?

– Хотя, – Шумов разговаривал сам с собой, очевидно, не наблюдая рядом собеседников. – Пока они передадут информацию, пока все это дойдет до верха... И они не будут пороть горячку, они постараются сделать все как можно аккуратнее. А на это нужно время...

– Мне можно идти домой? – спросил я.

– Ты мне еще пригодишься, – был ответ.

– Вот спасибо!

– Из-за тебя мы опоздали, – прокурорским тоном объявил мне Шумов. – Мы могли быть здесь первыми. И мы должны были оказаться здесь первыми. Если бы не твоя дурацкая память!

– А что нам здесь делать? – недоуменно пожал я плечами. – Хоть первыми, хоть сто первыми...

– Во-первых, не орать, – Шумов заткнул мне рот ладонью. – Во-вторых, быть незаметными...

Быть незаметными по шумовской методике означало согнуться в три погибели и продираться по кустам параллельно дому. А дом был длинный, поэтому пробираться пришлось долго, и я старался не думать о таких прозаических вещах, как собачье дерьмо. Судя по всему, оно служило ориентиром Шумову в его секретном путешествии по улице Чайковского.

– Номер квартиры? – прошипел Шумов. – Какой там номер квартиры?

– Я не знаю, – ответил я, подозревая, что сейчас меня снова объявят идиотом. – Эта женщина мне не сказала...

– Если она не сказала номер квартиры, то они тоже не знают номер. Значит, им пришлось проверять все пятикомнатные квартиры в доме, – шипел свои непонятные расклады Шумов. – Вот на этом они еще потеряли время... То есть не все так плохо... Но все и не так хорошо, как могло быть. Если бы не всякие...

Я привычно согласился со всеми обвинениями в свой адрес. Вот еще кто бы объяснил мне, кто такие «они» и какого черта мы играем в партизан в этих дебрях, вместо того чтобы культурно подойти к подъезду. Правда, я не знал, к какому именно подъезду нам нужно подойти.

– Вот они, – как-то особенно злобно прошипел Шумов. – Видишь? Вон там?

– А что там?

– Не слишком ли много машин у одного подъезда в двенадцатом часу ночи?

– Может, свадьба у кого? – предположил я.

– Дурак ты, Саша, – в сердцах заметил Шумов и пополз дальше.

Машин и вправду было многовато. И людей тоже. Причем ничего особенного они не делали, просто стояли возле подъезда, облепив его со всех сторон. Стояли и даже не переговаривались друг с другом.

– Странно все это, – прошептал я.

– Твой головной мозг наконец-то включился! – съязвил Шумов. – А я уже было потерял надежду... А странного тут ничего нет. Так и бывает, когда слишком упорно тормозишь.

– Что бывает?

– Сейчас увидишь, – пообещал Шумов. Я ему поверил, но «сейчас» растянулось минут на пятнадцать. Потом люди у подъезда пришли в движение, образовав что-то вроде коридора от подъезда к машинам. Такое обычно делают, когда какая-нибудь поп-звезда типа Майкла Джексона перемещается по нашей грешной земле в опасной близости от простых смертных. Я стал ждать появления звезды.

И она явилась. Только была она какая-то уж очень маленькая, щуплая и неказистая. Сопровождавшие звезду мужики были выше ее на голову.

– Это что такое? – прошептал я.

– Это не «что», это «кто». Разве ты не узнал?

Я пригляделся. Маленький, щуплый и неказистый, к машине медленно волочил ноги Алексей Мухин. Собственной персоной. И хотя он был маленький и неказистый, у него было одно важное достоинство – он был живой. И он совсем не походил на зомби.

5

– Честное слово, – сказал я, чуть не плача, – он был мертв. У него все лицо было в крови... И очки разбиты. Честное слово! – Я хотел было поклясться чем-нибудь солидным, однако в голову ничего не пришло.

– Это уже неважно. – Шумов внимательно следил за происходящим возле подъезда. – Важно, что они его нашли раньше нас. И это значит, что золотой ключик сейчас уплывет от тебя, Саша, к другим людям.

– Что за «они»? – яростно прошипел я. – Кто это такие? Это тыквинские козлы? Или это Хруст? Или это твоя Орлова все же оказалась Барыней и нашла Мухина? Кто это?!

– Есть только один способ узнать, – решительно сказал Шумов, чуть привстав и перебежав метров на пять-шесть поближе к машинам. Я сделал то же самое и поинтересовался у сыщика:

– Какой способ?

– Рискованный, – сообщил Шумов. – У тебя пистолет есть?

– Ага, – сказал я. В горле у меня почему-то сразу пересохло.

– Стрелять умеешь?

– Нет! – решительно заявил я.

– А придется, – сказал Шумов. – У меня нет времени тебя уговаривать, поэтому просто доставай пистолет и стреляй.

– Куда? – ошарашенно вытаращился я на сыщика, медленно вытягивая Олегов «ПМ» из кармана. – В кого мне стрелять?

– Ни в кого. Просто стреляй. А потом очень быстро убегай в ту сторону. – И Шумов показал, куда именно мне сматываться.

– Долго бежать?

– Пока не поймешь, что за тобой уже никто не гонится.

– А когда стрелять?

– Сейчас! – Шумов напутственно толкнул меня в плечо, а сам, пригибаясь к земле, понесся по кустам к темному микроавтобусу, возле которого в окружении нескольких здоровяков стоял маленький несчастный Мухин. Они кого-то ждали, а потом этот кто-то вышел, только я не успел рассмотреть данного человека, потому что в соответствии с указаниями Шумова я поднял пистолет вверх и нажал на курок.

У меня было тайное желание попасть в фонарь, который нависал как раз над Мухиным и его свитой, но после моих двух выстрелов я решил никому про это желание не рассказывать. Шумову скажу, что палил просто в небо.

А дальше во мне снова сработала интуиция, причем со страшной силой. Шумов мог бы и не говорить, что после стрельбы нужно бежать – я и сам просек, что оставаться в кустах равносильно смерти. Вся эта толпа, что паслась у подъезда, мигом сорвалась с места, сыпанула в разные стороны, но большая часть кинулась ко мне. И я чесанул что было силы!

Шумов говорил, что придется долго и упорно бежать, но он не предупредил, что мне вслед будут стрелять! Это оказалось неприятным сюрпризом, причем какой-то идиот засадил очередь из автомата, что совершенно недопустимо в жилых районах в позднее время суток! Люди же спят!

Стрельба придала мне сил, тем более что дальше я бежал по склону, бежал, с трудом удерживаясь от превращения в настоящий колобок. Позади орали, стреляли, ревели моторы, но я не оглядывался, потому что знал: ничего приятного я там не увижу.

Когда склон кончился, я выскочил на дорогу, и тут сверху по мне снова начали палить, но без успеха. А я юркнул в кусты по другую сторону дороги, ломанулся наугад и выбрался уже в конце какого-то сквера. Было холодно, темно и одиноко. А раз одиноко, стало быть, я оторвался от преследования. Можно было себя поздравить с наступившим праздником.

Пистолет я убрал в карман куртки, посетовав про себя, что стрелок из меня хреновый. Вот и в фонарь не попал, и с Олегом как-то нехорошо вышло. Правда, я же не собирался его убивать. Значит, и жалеть не о чем.

Я прогулялся туда-сюда по скверу и понял, что сыт одиночеством по уши. Какой там план был у Шумова и как он его осуществил, можно было только догадываться. Но если моя роль в его плане состояла лишь в пальбе в небо и сумасшедшем беге по склону холма... Было немного обидно. Я знал, что способен на большее. Я знал, что...

Я тут бегаю, как заяц, отвлекая внимание. А Шумов в это время забирает у Мухина ключ. И спокойно сваливает. За ним никто не гонится, потому что все убежали за мной. И теперь я могу шляться по этому гребаному скверу хоть до утра! Тьфу!

В этот момент я услышал звук приближающегося автомобиля. Машина шла медленно, водитель высунулся в окно, будто высматривал кого-то. У водителя было лицо Шумова.

– Эй! – осторожно позвал я из кустов. – Эй, это я...

– Давай быстро в машину! – заорал Шумов в ответ. Никакой благодарности за блестяще выполненный отвлекающий маневр...

Микроавтобус тормознул, и я запрыгнул внутрь.

– Только не сядьте мне на голову, – проскрипел кто-то.

– Да, не сядь ему на голову, – присоединился к скрипучей просьбе Шумов, нажимая на газ. – А чего ты лежишь, вообще-то? Все, подымайся...

– Думаете, стрелять больше не будут? – неуверенно проскрипел голос. – Ну ладно...

Медленно и страшно, словно покойник из могилы, – а в каком-то смысле так оно и было, – с сидений поднялся Мухин. Какой-то он был весь измочаленный, бледный и совсем непредставительный. Очки были уже другие, в простой металлической оправе. И все равно я вздрогнул, увидев это лицо перед собой. Я уже свыкся с мыслью, что это лицо принадлежит покойнику. И, возможно, лежит где-то в пруду в Молодежном парке. Жизнь опровергла мои предположения. Мухин повертел головой направо-налево и медленно произнес:

– Ну что ж, знакомые все лица. За рулем – мое пальто. А тут – моя личная охрана. Кстати, шерстяной носок не сохранился? Ноги дико мерзнут в последнее время.

– Нет у меня шерстяного носка, – ответил я, еще не совсем сообразив, как же следует вести себя с человеком, восставшим из мертвых. – Забрали у меня тогда носок. Когда ты меня подставил в «Белом Кролике»... сволочь! – По мере того, как я вспоминал все свои страдания, я стал понимать, как нужно с Мухиным обращаться. Нужно взять его за грудки и бить о стену, пока он не вернет тыквинские бабки, пока не объяснит всю эту кошмарную историю, весь этот цирк, весь этот дурдом...

– Ключ давай сюда!!! – Я цапнул Мухина за горло. Тот не сопротивлялся, он просто неуверенно махнул рукой, но это не могло меня остановить. Я дорвался до того, что искал! – Где ключ?! – В микроавтобусе было не слишком светло, а на ощупь никакого ключа на шее у Мухина не болталось. – Где ключ?! – Я вдруг дико испугался и повернулся к Шумову, чтобы поделиться своим испугом. – Там нет ключа! Костя, там нет ключа!!!

– Какой еще ключ? – тихо и устало проговорил Мухин. – И что ты меня лапаешь за шею? Если тебе что-то нужно, спроси, а не лапай.

– Где твой ключ? – рявкнул я. – Где ключ от ячейки?

– От какой ячейки? – непонимающе переспросил Мухин. – Ты о чем, парень?

– Нам Марина рассказала про ключ и про ячейку, где ты хранишь свои... Что? Чего ты?.. – я снова обернулся к Шумову. – Костя, что это с ним? Он спятил? Чего он смеется?

– Потому что Марина нас кинула, – мрачно проговорил Шумов. – Нет никакой ячейки в камере хранения, и в банке нет никакой ячейки, да, Муха?

– Абсолютно точно, – сказал Мухин. Его издевательский смех перешел в кашель, Мухина затрясло, и лицо его исказилось гримасой боли.

– Марина просекла, что мы не из милиции, и скормила нам сказочку про золотой ключик... Чтобы мы кинулись искать мертвое тело. А тела никакого не было. То есть было тело живое, которое сидело себе тихонечко в пятикомнатной квартире и зализывало раны.

– Да вот не зализал, – проскрипел Мухин. – Вы куда меня, вообще-то, везете? Мне бы врача...

– А нам бы чемодан алмазов да чемодан денег, которые ты спер у Тыквина, – зло рявкнул я. – Ты знаешь, как я намучился из-за тебя?! Ты знаешь, что Тамару до сих пор Тыква у себя держит?! Я у него «на счетчике» из-за тебя!

– Козел ваш Тыква, – сказал Мухин. – Ничего такого не должно было случиться. Только милиция. Вас бы забрали в отделение, а поскольку оружия у тебя с собой нет – только шерстяной носок, – тебя бы с Тамарой выпустили. А Тыкву с компанией загребли. Жалко, что вышло все по-другому.

– Классный план! – Я едва не подпрыгивал на сиденье от злости. Меня так и подмывало треснуть Мухина по роже, но вот эти очки... Как-то неприлично, мне казалось, бить человека в очках. А попросить его снять очки я стеснялся. – Классный план – подставить двух незнакомых людей, срубить на этом кучу бабок и свалить...

– Ну куда я свалил? – проскрипел унылый Мухин. – Ты же видишь, что никуда я не свалил, сижу рядом с тобой. И честное слово, мне сейчас хуже, чем тебе. Это же ты меня башкой на асфальт вывалил, а не я тебя. А поскольку пальто мое само по себе теперь живет, то я той ночью продрог как собака...

– Я думал, ты труп. Поэтому и выталкивал.

– Почти труп. Я же не прикидывался, я на самом деле в отключке был. Эти козлы меня подловили, когда я к Маринке приехал, ну да я их тоже продырявил... Мне лицо оцарапало да еще в плечо угодило. Я заполз в этот шкаф, спрятался... И все – отключился. Потом уже очухался – меня кто-то куда-то тащит. Я снова отключился. А потом уже в машине пришел в себя. Какой-то там бардак заварился, меня из машины вывалили, ну а я быстренько перекатился в сторону... Затаился. Слава богу, никто меня не искал. Все попрыгали по машинам. Ну а я кое-как потащился... Ключи у меня были, что Тамара выдала, когда ездили квартиру смотреть...

– Кто тогда подловил тебя на Пушкинской? – спросил Шумов. – И кто сейчас накрыл?

– Известно кто, – горько усмехнулся Мухин. – Это мне привет от Барыни...

– Черт с ней, с Барыней, – перебил я. – Где тыквинские деньги? Где алмазы? Куда ты их дел?!

– Они были в квартире на Чайковского, – ответил за Мухина Шумов. – И сейчас их взяли эти люди...

– Да что я, идиот, что ли? – внезапно повысил голос Мухин. – Не было на Чайковского никаких денег. И никаких алмазов. И эти ребята, которых Барыня послала, ничего они там не получили. Я их предупреждал – Барыня будет крепко сердиться...

– У нас проблемы, – перебил его Шумов. Мухин вытянул шею, посмотрел Шумову через плечо и хладнокровно согласился:

– Это точно...

Дорогу впереди перегородили две иномарки.

– Не объедем, – проскрежетал Шумов. – Будем разворачиваться...

Он так и сделал, только в самом разгаре разворота по стенке микроавтобуса что-то застучало, Шумов завопил что-то свирепо-матерное, выворачивая руль влево, Мухин повалился на сиденья, я упал на него сверху, а потом низ машины стал боком, все куда-то провалилось, Мухин исчез...

Что-то металлическое треснуло мне по ребрам, а затем еще что-то металлическое свалилось мне на голову. Одновременно с этим машина перестала двигаться, и я обнаружил себя лежащим вниз головой и кверху ногами. Голова у меня вдобавок была разбита.

И еще у меня было очень хреновое настроение. От того, что мне сунули в нос автоматный ствол и велели в темпе вальса выбираться наружу, мое настроение не улучшилось.

Глава 14
Слова напоследок

1

И вот что было странно: оба мы находились примерно в одинаково хреновой ситуации. Мы оба перевернулись на машине, нам обоим потом слегка настучали по головам, нам обоим надели наручники, потом привезли в какой-то длинный холодный зал со сквозняками и усадили на стулья. Нам обоим было примерно понятно, к чему идет дело. В таких вот помещениях дела ни к чему хорошему обычно не идут. Мухина вдобавок терзали старые болячки. Но в итоге он был совершенно спокоен и даже где-то самоуверен (если в такой ситуации можно быть самоуверенным), а у меня настроение было просто похоронное.

Когда я сказал об этом Мухину, тот понимающе кивнул и проговорил простуженным голосом:

– Знаешь, это отчего? Оттого, что ты не знаешь, что происходит. А я знаю. Поэтому для меня все это... – он пренебрежительно поморщился. – Ерунда. Я всегда знал, что этим кончится. И я давно уже к этому готов.

– Всегда?

– Ну не всегда. Лет двенадцать назад я это понял. Одним прекрасным майским вечером. И с тех пор я настраивался. Сейчас я полностью готов.

– Двенадцать лет назад? – недоверчиво спросил я. – Это ж сколько лет тебе тогда было?

– Шестнадцать. Я же говорю – у меня было время приготовиться.

Мухин был прав, я действительно не совсем понимал, что тут творится. После его слов непонятного не стало меньше.

Длинное помещение, в котором мы сидели, напоминало склад. В одном его конце была составлена старая канцелярская мебель, в другом почти до потолка высились какие-то картонные коробки. Мы сидели рядом с мебелью, а кроме нас, в помещении находилось еще человек десять. Их явно не интересовали ни коробки, ни тем более мебель. Они о чем-то интенсивно переговаривались, куда-то звонили по мобильным телефонам, а трое неотрывно наблюдали за нами. Такое внимание было мне даже немного приятно.

– Раз ты все знаешь, – повернулся я к Мухину, – объясни, что они там решают...

– Они ничего не решают, – охотно объяснил Мухин. – Они же пешки, мелочь... Решают другие. Сейчас эти другие приедут сюда, чтобы лично со мной пообщаться, – он самодовольно улыбнулся. Маленькому человечку льстило, что из-за него поднялся такой переполох и что еще какие-то люди сейчас бросают все свои дела и несутся сюда... Чтобы взглянуть в эти наглые мухинские глазки.

– Они приедут, чтобы со мной поговорить... Чтобы все узнать у меня. Меня же нельзя просто так убить, я им нужен живой, чтобы задавать мне вопросы. Это с тобой все просто, тебя можно шлепнуть без разговоров.

– Нет-нет, спасибо, – сказал я. – Уж лучше я посижу, послушаю где-нибудь в сторонке... А кто это такие? Это люди Хруста?

– Я их кличек не запоминаю, – презрительно сказал Мухин. – Много им чести. А вообще, как я уже говорил, это люди Барыни. Кто еще может отправить кучу народа на машинах и с оружием искать одного-единственного человека – меня? Только Барыня способна на такой размах – гулять так гулять!

– А что ты ей сделал?

– Я – пока ничего. Вопрос в другом – что она мне сделала?

– И что она тебе сделала?

– Эта сука, – прочувствованно произнес Мухин, – сломала мою жизнь. И ладно бы только мою. Маринкину она тоже поломала.

– Совершенно случайно, – сказал я осторожно, – это не связано с убийством, из-за которого ты и Марина попали в тюрьму? Кажется, это было лет десять или двенадцать назад.

– Хм, – Мухин насторожился. – Ты откуда взялся такой умный? Откуда ты все это вынюхал? И дурачком тут сидит прикидывается...

Я задумался – а откуда же я в самом деле это узнал? Получалось, что самые разные люди в разное время говорили мне какие-то вещи, из которых в конце концов сложилось нечто целое...

– Карабас, – сказал я. – Он знал Марину еще тогда, давно.

– Мы звали его Жиртрест, – меланхолично заметил Мухин.

– Еще был такой подполковник Лисицын... Точнее, в те времена он еще не был подполковником. Тогда он был, наверное, лейтенантом... Он тогда искал подсвечник. И так его и не нашел.

– Ты и про подсвечник знаешь? – удивился Мухин. – Ну надо же...

– И, наконец, городским прокурором в то время был мой отец.

– Иди ты, – сказал Мухин и даже попытался отодвинуться, однако с прикованной к ножке стула лодыжкой это было сделать непросто. – Этого не может быть. Ты? Ни черта себе!

Через некоторое время он успокоился и уточнил:

– Это ты про какого прокурора? Который нам с Мариной срок впаял? Или который...

– Который погиб в аварии, пока шло доследование.

– Ага, – Мухин вдруг закрыл глаза и некоторое время сидел так, не проронив ни единого слова. – Ну что ж... Могу только сказать, что он погиб очень не вовремя. Черт! – Мухин поежился. – Они меня уморят этими сквозняками! Где, мать их, мое пальто?! Ах да... – вспомнил он. – Пальто было за рулем. Интересно, куда оно делось?

У меня на этот счет было два предположения, и оба пессимистичные:

– Или его придавило при аварии... Или он рыпнулся, когда его вытаскивали...

– Жалко, – сказал Мухин. – Хорошее было пальто. Да и парень, который в нем, тоже ничего. Шустрый. Возле подъезда он двоим лбам накостылял в хорошем темпе. Только все это было зря... Для тебя и для него. Вы ничего не добились, вы просто нарвались на смерть.

– А для тебя не зря?

– Со мной все немножко сложнее, – загадочно улыбнулся Мухин. – Я эту игру начал, и я знал, чем она кончится.

– Да ты заколебал уже со своими загадками! – не выдержал я. – Куда ты алмазы дел вместе с тыквинскими деньгами?

– И об этом они меня тоже спросят, – спокойно ответил Мухин. Я проследил его равнодушный холодный взгляд и увидел, что в помещении появились новые люди.

– Вон тот, с треугольной рожей, это Хруст, – сообщил я Мухину, как опытный специалист по геометрии. – Он у них за главного. Тут как-то на меня налетел с воплем: «Отдай мне тело Мухина!» Забавно, да? Кстати, а зачем ему твое тело? Ключика-то на шее нет...

– Тело ему нужно для отчетности. Он же не может сказать Барыне просто: «Мухина мы замочили... Все, отбой». Нет, она потребует доказательств. Лучше всего представить тело. Или его часть. Этот Хруст, наверное, прослышал, что меня пристрелили на Пушкинской, и стал метаться по городу в поисках доказательств. Тела ему моего захотелось... Ублюдок, – презрительно произнес Мухин. Причем сам Хруст в это время стоял уже в паре шагов от нас и довольно скалился. – Ублюдок, – повторил Мухин погромче, на случай, если до адресата не дошло с первого раза. – Это я про тебя, Хруст... Барыня будет тобой очень недовольна.

– Почему же? – ухмыльнулся Хруст. – По-моему, совсем наоборот...

– Ты не въехал в ситуацию, – сочувственно произнес Мухин. – Ты провалил все дело.

– Я так не думаю, – уверенно сказал Хруст. – Может, хочешь что-нибудь передать Барыне? Напоследок?

– Барыня! – с каким-то диким весельем выкрикнул Мухин. – Гнойная сука! Барыня – это жопа с ушами! Барыня – рвот...

Хруст ударил его ногой в лицо, и Мухин вместе со стулом рухнул на цементный пол. Очки каким-то чудом удержались на его окровавленном лице, но что было еще более странным – это мухинская улыбка. Она была для меня не менее загадочной, чем улыбка Джоконды.

Мухин сплюнул на пол сгусток крови, отыскал меня сумасшедшими глазами и проговорил с тоской и отчаянием:

– Двенадцать лет... Можешь себе представить – двенадцать лет... Гнойная сука! – рявкнул он, нарываясь на новый удар ботинком в лицо.

И на новый удар. И еще. И снова.