Текст книги "Небо в алмазах"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

2

Удивительно, но в трамвайном вагоне я не только постепенно согрелся, но даже и задремал. Впрочем, счастье было недолгим – Шумов бесцеремонно растолкал меня, чтобы, лучась счастьем, сообщить:

– Я понял.

Я тупо моргал, глядя ему в лицо и соображая, а где это я вообще нахожусь. Потом я вспомнил Пушкинскую улицу, вспомнил томительное ожидание трамвая, вспомнил бдительную кондукторшу... Я только не понял, что же понял Шумов. Я ему прямо так и сказал.

– Насчет Треугольного, – пояснил Шумов. – Он тоже ищет тело Мухина. Вопрос: откуда он знает про алмазы и про деньги, ведь он же не участвовал в сделке, как Тыквин? Ответ: Треугольный – это человек, у которого Мухин спер алмазы.

– Иди ты, – сказал я, чтобы хоть что-то сказать.

– Смотри сам, – предложил Шумов. – Мухин сказал тебе сначала, что пахал на алмазных рудниках. Но сейчас мы выяснили, что ни на каких рудниках он не был, а освободился полтора месяца назад из лагерей. И вот он появляется через полтора месяца весь упакованный с ног до головы, в позолоченных очечках, а в руках у него два чемодана алмазов, которые он торопится толкнуть. Откуда на него свалилось такое счастье?

– Нашел? – предположил я.

– Это еще Ильф и Петров писали: все крупные современные состояния нажиты нечестным путем. Твой Мухин спер алмазы у Треугольного. А Треугольный, который Хруст, сел Мухину на хвост и теперь носится по городу, чтобы вернуть алмазы. Они ждали его в гостинице, но он туда уже не вернулся, зато туда приперся ты. И оставил администраторше свой адрес. Как последний кретин.

– Иначе бы она меня не пустила в мухинский номер, – виновато сказал я. – Да и адрес я оставил не свой, а лимонадовский.

– Тем не менее они узнали, кто ты такой, и сели на хвост. Но, – Шумов горестно вздохнул, – по твоему внешнему виду было понятно, что ты не тянешь на организатора кражи алмазов. А им был нужен именно главный человек. Тогда они следят за тобой, а ты приезжаешь ко мне...

– Да, – я горестно вздохнул, – но и ты не показался им настолько умным, чтобы умыкнуть два чемодана алмазов...

– Ты забыл – они вломились ко мне ночью. Они не успели разглядеть моего лица. Они выяснили, чья это дача, и решили, что Орлова – это как раз тот самый заказчик ограбления. Директор крупной коммерческой фирмы. Они не подумали, что алмазы попытается толкнуть тот же самый прыщ, что и умыкнул их...

Тут я окончательно проснулся и вспомнил про мухинский «Форд». И про мобильный телефон, что валялся в машине.

– Знаешь, – сказал я Шумову. – Если он мелкий прыщ, то он не потянул бы такое дело. Я имею в виду – в одиночку. Чтобы забрать алмазы у Хруста-Треугольного, нужно сильно напрячься. Ты же видишь – людей у него навалом. Наверняка при алмазах была неслабая охрана...

– Ух ты, – оценил мои соображения Шумов. – У тебя активизировались клетки мозга! Значит, ты еще не совсем потерян для общества. А что до охраны, то Мухин, наверное, пригласил на дело каких-нибудь знакомых по зоне, способных на мокрое дело. Потом расплатился с ними и даже не сказал, что же именно они взяли...

– Он с ними не расплатился, – уточнил я.

– Откуда ты знаешь?

– Они мне звонили.

Я думал, что Шумов сейчас снова схватит меня за горло и начнет орать про подробный пересказ, но ничего подобного не случилось. Он просто сидел рядом со мной и слегка раскачивался взад-вперед, беззвучно шевеля губами.

– ...сорок девять, пятьдесят. Все, я совершенно спокоен, – сказал он, прежде чем снова посмотреть на меня. – Значит, те люди, с которыми Мухин взял у Хруста алмазы, звонили тебе. Приглашали на чашку чая?

– Они спрашивали, где Мухин. Они сидят в Москве и ждут его. И ждут денег за какую-то новую работу. Он подписал их на какое-то новое дело, пообещал заплатить, но потом исчез. Они очень расстроились, когда узнали, что Мухина убили. Наверное, они до сих пор его поминают.

– Будем надеяться, что поминают и не просыхают, – кивнул Шумов. – Будет хуже, если они приедут и потребуют с тебя неустойку за нарушение контракта.

– Почему с меня?

– Потому что у тебя мухинская машина, мухинский телефон. И на тебе мухинские долги. Этот парень обеспечил тебя проблемами на сто лет вперед.

– Это меня Тамара с ним познакомила, – пробормотал я.

– Чудесная девушка! Она умеет выбирать себе друзей – сначала Мухин, потом Тыква! Бывают у нее, правда, досадные сбои вроде тебя, но она быстро ускользает в сторону от таких сбоев.

– Она не ускользает от меня, ее силой заставили...

– Ага, они все так говорят. Это из серии: «Невиноватая я, он сам пришел».

– Это ты мне просто завидуешь, – сказал я Шумову. Если он и был неискренен в этот момент, то он умело маскировался.

– Между прочим, трамвай уже едет в обратную сторону, и скоро мы снова окажемся на Пушкинской. Ты, кажется, хотел еще раз поговорить с Мухиной насчет удостоверения?

– Нет! – Я вскочил с нагретого сиденья. – Туда я больше не ездок...

Спрыгнув с подножки, я угодил прямо в лужу. Видок, наверное, у меня был еще тот, потому что Шумов сочувственно заметил:

– Ничего, могло быть и хуже...

– Это как?! – яростно прошипел я.

– Это если бы сейчас с одной стороны к тебе подъехал Хруст, а с другой – тот поцарапанный тип, который пытался засунуть тебя в джип возле «Белого Кролика».

Мне нечего было на это сказать.

3

Под фонарным столбом мы с Шумовым провели краткий военный совет и решили, что нам нужно срочно попасть в место, которое было бы: а) безопасным, б) теплым, в) укромным, г) чтобы там было чего пожрать, д) и выпить тоже.

– Ну, это явно не моя квартира, – сказал я в конце обсуждения.

– И не моя тоже, – ответил Шумов. Мы некоторое время смотрели друг на друга, чувствуя, что военный совет зашел в тупик, а потом меня вдруг осенило.

– "Золотая Антилопа", – сказал я с гордостью.

– О господи, – сказал Шумов и поморщился. – Заносило меня как-то в этот гадюшник... Впрочем, – он тут же сменил тон, – других вариантов ведь нет?

Мы двинулись в сторону «Антилопы», Шумов свистел про странников в ночи, а я вдруг вспомнил, что Карабас меня вроде как выгнал. А еще вроде как в «Антилопе» случилось убийство, да не какого-нибудь сутенера, а подполковника милиции. И все это славное заведение может быть до сих пор опечатанным. Или же там до сих пор шастают милиционеры, производя следственные действия. Кажется, я погорячился со своим предложением.

– А что тебе не понравилось в «Золотой Антилопе», когда ты был там в последний раз? – осторожно спросил я у Шумова.

– Все, – просто сказал Шумов. – А в первую очередь люди, которые там были.

– Ну, прошло много времени, – заметил я. – Все меняется. Может, этих людей там уже нет...

– Я знаю, что их нет, – сказал Шумов, весело пиная камушек. – Их убили.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. И я лично при этом присутствовал.

У меня как-то сразу отпала охота к дальнейшим расспросам. Я не стал интересоваться, что именно делал Константин Сергеевич Шумов при гибели неприятных ему людей из «Золотой Антилопы»: то ли просто наблюдал, то ли принимал непосредственное участие...

Я поспешил перевести разговор на более безопасную тему.

– Тех гавриков, что сидят в Москве и ждут мухинских бабок, – сказал я, – зовут Циркач и Пистон. Один из них был вместе с Мухиным на зоне. Но кто именно – не помню, хоть убей...

– Я-то не убью, но других желающих будет навалом, – жизнерадостно уточнил Шумов. – Значит, Циркач и Пистон? Не, таких не знаю. Не местные, должно быть, ребята. Хотя можно узнать наверняка – позвонить Гиви Хромому. Или в милицию, у меня там тоже знакомые ребята есть, если их еще Гиви не переманил к себе. Так эти двое тебе сказали, что они взяли с Мухиным алмазы?

– Ну они же не идиоты, – обиделся я за Циркача и Пистона, которые в это время наверняка пьянствовали в каком-нибудь из московских кабаков. – Они так не говорили. Они сказали, что Леха обещал им деньги за новую работу. Ну а я подумал: где новая работа, там и старая. То есть – алмазы. Ты же сам сказал – Мухин взял на это дело кого-то из друзей по зоне...

– Ладно, все сходится, – признал Шумов. – Поговорить бы с этими ребятами по душам, порасспросить бы их про ту, старую работу... Ну да это подождет. Главное, что мы знаем, – Треугольный гоняется за своими алмазами и подозревает в этом Орлову.

– И тебя, – напомнил я.

– И тебя, – напомнил Шумов. – А Мухина он не подозревает, он его просто замочил. Но алмазов не нашел и теперь гоняется за телом. Нам бы тоже неплохо отыскать это самое тело... Кстати, это еще один повод позвонить моим старым приятелям в милиции. Представляешь, твой Мухин лежит в ментовском морге. Мы приезжаем, спокойно заходим, спокойно снимаем с шеи ключик... Допустим, на ключике написано, какую ячейку какой камеры хранения он отпирает... Мы культурно едем туда и забираем все три чемодана.

– Это научная фантастика, – уныло сказал я.

– Особенно если это ячейка в банке, – согласился Шумов. – Тут мы ничего не получим без санкции прокурора. У тебя есть знакомые в прокуратуре?

Я хотел было гордо заявить о своем прокурорском происхождении, но потом решил не портить с Шумовым отношения и отрицательно помотал головой.

– Значит, придется идти к Гиви, – сделал неожиданный вывод Шумов. – У него половина банков под колпаком, а если банк государственный, то у Гиви есть специалисты, которые нарисуют нам ордер. И это не фантастика.

Тут за деревьями засверкала вывеска «Антилопы», и я облегченно вздохнул – если вывеска зажигается, значит, кому-то дали на лапу, и бар работает как ни в чем не бывало, несмотря на убийства и прочие мелкие неприятности.

Мы пересекли автомобильную стоянку, которая была почти пустой, и тут перед нами возник Фарид. Он упер руки в бедра, смерил меня высокомерным взглядом и заявил:

– Карабас не велел тебя пускать. Карабас тебя больше не любит.

– У меня тоже никогда не было к нему большого светлого чувства, – сказал я, пытаясь обойти Фарида и понимая, что сделать это невозможно. – Тем не менее... Да уйди ты с дороги!

– А вот этого не хочешь? – с восточным коварством Фарид двинул меня животом, а потом еще и показал согнутую в локте руку. Я с горечью подумал, что сильнее нелюбви подчиненного к начальнику может быть только нелюбовь подчиненного к только что уволенному начальнику, Фарид злорадно скалился в подтверждение моих мыслей. Я сжал кулак, чтобы заехать им в жирную морду, но тут во мне заговорил бывший начальник службы безопасности «Золотой Антилопы» – негоже устраивать свалку на входе, нужно отвести Фарида за угол и уже там отметелить от всей души...

– Минутку, – это был Шумов. Он встал вплотную к Фариду и негромко проговорил, что называется, с выражением: – Я очень хочу есть. И еще я хочу пить. И еще снаружи холодно. А это значит, что мне нужно войти внутрь. Не мешай мне, пожалуйста.

И тут случилось чудо. Гора сдвинулась с места и пошла к Магомеду. В смысле, Фарид мелкими шажками отошел от дверного прохода.

– Спасибо, – сказал Шумов, проходя внутрь «Золотой Антилопы».

– Ты его загипнотизировал? – потрясенно прошептал я, догоняя сыщика.

– Дешевыми фокусами не занимаюсь, – ответил Шумов, расстегивая пальто. – Просто самые простые слова приобретают особое значение, если при этом приставить человеку пистолет к пузу. К большому пузу, в которое невозможно не попасть.

– Ах вот оно что... – понимающе закивал я.

– Я на самом деле очень хочу есть, – виновато сказал Шумов, усаживаясь за столик. Я сел рядом, и первое, что бросилось мне в глаза, был сверлящий взгляд Карабаса. Кажется, он действительно меня больше не любил.

Только что же мне теперь – плакать, что ли?

4

Основной контингент посетителей «Антилопы» еще не пришел в себя после милицейского шмона, устроенного по поводу скоропостижной кончины подполковника Лисицына. Поэтому людей было немного, а свободного времени у Карабаса, наоборот, навалом. Первую же свободную минуту он использовал для того, чтобы подойти к нашему с Шумовым столику и выплюнуть изо рта изжеванную зубочистку, целясь мне на плечо.

– Мимо, – сказал я. – Обломись, Карабас.

– У меня таких зубочисток два ящика, – угрожающе сообщил Карабас.

– Зачем мучиться? Просто пристрели меня, – предложил я. – Это тебя утешит.

– Вот именно, – поддержат меня Шумов. – Проше застрелить человека, чем накормить его. Как тут была дыра при прежнем хозяине, так и осталась...

Карабас в бешенстве переводил взгляд с Шумова на меня и обратно, не в силах решить, кого он ненавидит больше.

– А кто из вас, козлов, явился сюда со стволом? – гневно просопел он. – У кого хватило наглости...

– У меня, – сказал Шумов и поднес к самому носу Карабаса очередную красную книжечку из своей коллекции. На этот раз он не стал затягивать демонстрацию удостоверения и тут же убрал его в карман, добавив для изумленного Карабаса: – Отдел общественного питания при ГУВД. Проводим рейд-проверку эффективности служб безопасности на предприятиях общественного питания. Оценка вашей службе безопасности – «ноль». Я пронес в обеденный зал пистолет, а ваш жиртрест на входе не смог меня остановить. У второго вашего охранника, кажется, начался брачный сезон, и он вообще ничего не замечает...

Карабас покосился в сторону Антона и тихо выматерился.

– Это что еще за отдел у вас там завелся? – запоздало отреагировал он на удостоверение Шумова. – Я ничего такого не знаю...

– Может, вы не знаете и то, что сейчас в городе проходит месячник «За безопасное питание»?

– Э-э...

– По лицу вижу, что не знаете, – заявил Шумов. – Боюсь, что с вашей лицензией придется что-то решать... А вы, Александр, – Шумов серьезно посмотрел на меня, – начинайте составлять акт.

Слово «акт» Карабаса добило окончательно. Он тихо присел на соседний с Шумовым стул и, заискивающе поглядывая то на меня, то на Шумова, проговорил:

– Неужели все так серьезно?.. И неужели нельзя ничего решить по-хорошему? Я вот с Александром в очень хороших отношениях был... То есть – и сейчас тоже. Я, наверное, зря предложил ему покинуть пост начальника нашей службы безопасности...

– Это даже не вопрос, – сухим официальным тоном объявил Шумов, приглядываясь к стройной шатенке за соседним столиком.

– Саша, ты не хотел бы вернуться? – быстро сориентировался в обстановке Карабас. – Об окладе потом переговорим...

– Хм-м, – мстительно ухмыльнулся я, чувствуя соблазн расквитаться с Карабасом за вчерашнее его предательство: иначе я не мог это назвать. – Я подумаю...

– А пока он будет думать, я буду есть, – деловито сказал Шумов. – И пить. И говорить по телефону. Мне нужно срочно отчитаться перед начальством о проведенном рейде.

Я еще никогда не видел в «Золотой Антилопе» такой скорости обслуживания.

5

После яичницы с беконом и салата Шумов снова вспомнил о своей теории позитивного пьянства и так заактивизировал красным вином свои клетки мозга, что идеи из него поперли со страшной силой.

– Карабас разбавляет вино, – предупредил я Шумова.

– Ну и что? С этим борются так – во сколько раз его разбавили, во столько раз больше его нужно выпить.

По мере усиления борьбы с разбавленным вином Шумов становился все болтливее, но болтал он не со мной, а со своими телефонными собеседниками. Одного он громко именовал «товарищ подполковник», и Карабас, слыша это, морщился, как при звуке зубоврачебного сверла. Вторым шумовским собеседником, насколько я понял, был некто из окружения Гиви Хромого. Про третьего собеседника Шумов рассказал мне сам:

– Это секретарь Орловой. Она назначила нам аудиенцию на одиннадцать вечера. И она настроена очень свирепо – в больнице умер ее шофер. Двое других тоже вряд ли вы карабкаются.

– А что мы будем делать до одиннадцати? – спросил я, взглянув на часы.

– Сами будем принимать посетителей, – весело сообщил Шумов и подмигнул шатенке за соседним столиком. – Они скоро появятся...

Вот насчет этого Шумов не соврал, и минут через сорок в «Антилопе» появился первый из запланированных гостей. Это был высокий мужчина с короткой стрижкой и – это я заметил уже позже – с непроходящей печалью в карих глазах. Мужчина чувствовал себя не очень уверенно среди антилоповской публики, но и публика сразу испытала некоторый дискомфорт, памятуя о вчерашнем печальном происшествии и о последовавшем налете милиции. Самые нервные немедленно потянулись к выходу, а самые умные отправили делегата пошептаться с Карабасом. Кара-бас проследил путь мужчины от входа до нашего столика, облегченно вздохнул и успокоил делегата. Вечернее веселье продолжилось в прежнем ключе, и все старались не обращать внимания на мужчину с короткой стрижкой, который сел напротив меня. Он ничем бы не отличался от остальных, если бы не эта грусть в глазах. И если бы не форма подполковника милиции.

– Я не пойму, зачем ты меня заставил вырядиться в форму, – проворчал мужчина, тиская ладонь Шумова в своей. – Чувствую себя полным идиотом...

Я мог бы объяснить вновь прибывшему суть просьбы Шумова, но не был уверен, что Шумов одобрит мою откровенность. Тем не менее форма сделала свое дело, и у Карабаса, видимо, исчезли последние сомнения насчет сотрудника отдела общественного питания при ГУВД. Шумовского приятеля обслужили еще быстрее, чем нас, и в довершение всего официантка поставила на столик вазочку с тремя красными гвоздичками. На моей памяти такое последний раз случилось, когда в «Антилопу» неизвестно каким ветром занесло Ирину Салтыкову.

Подполковник тем временем тряс шумовскую ладонь, а потом вдруг, не сдержавшись, обнял сыщика за плечи и стиснул их, шепча Шумову на ухо какие-то слова. Карабас внимательно следил за этой сценой, и по выражению его лица я понял, что сейчас нам пришлют бутылку неразбавленного вина. На моей памяти такую честь оказывали лишь одному Гиви Хромому, потому что в мозгу Карабаса твердо засела истина: грузины знают толк в вине.

– Это Гарик, – представил Шумов подполковника. – А это Саша... Саша здесь как бы начальник службы безопасности. Поэтому нас тут так душевно принимают.

При этих словах Шумова на столе появилась бутылка французского красного вина.

– Действительно душевно, – согласился подполковник по имени Гарик и снова уставился на Шумова. – Так ты все-таки вылез на белый свет? А я уж думал, ты там до старости просидишь...

– И просидел бы, – сказал Шумов, пристально разглядывая наклейку на бутылке. – Там хорошо: свежий воздух, полный пансион, работка непыльная... Вот этот товарищ испортил мне всю малину, – Шумов кивнул в мою сторону. – Втравил меня в какую-то жуткую историю, да не только меня, а еще и Орлову. Слышал небось, как ее лимузин подорвали?

– Слышал, – Гарик откинулся на спинку стула и внимательно оглядел интерьер бара. – А это что, та самая «Золотая Антилопа»?

– Какая – та самая? – не понял Шумов. – О чем это ты?

– В которой вчера ночью подполковника милиции убили, – пояснил Гарик. – Причем не просто убили, а с фантазией, с выпендрежем – отравленным шипом в плечо. Я такое только в кино видел, честное слово...

Шумов поставил бутылку и посмотрел на меня тем нехорошим взглядом, который обычно предшествовал крикам о «подробном пересказе» и попыткам удушения.

– Действительно, – заторопился я, пока Шумов не принялся меня душить. – Прошлой ночью здесь умер подполковник Лисицын. Но это не имеет никакого отношения к нашему делу, никакого отношения к Мухину и алмазам...

– Ого! – присвистнул Гарик. – А у вас, значит, дела с алмазами. Ты, Костя, в своем репертуаре – только выбрался из своего санатория, а уже увяз по самые помидоры.

– Нигде я не увяз. И не увязну, если ты мне поможешь. Гарик работает в отделе по борьбе с организованной преступностью, – пояснил мне Шумов. – Потому что он лентяй. С организованной преступностью бороться куда проще, чем с неорганизованной. Организованная сама организуется, сама составляет на себя списки, сама ведет учет преступлениям, потом сама организованно собирается в каком-нибудь кабаке, и нужно только подогнать «воронок», чтобы все поместились. То ли дело неорганизованные подонки – это же за каждым нужно индивидуально бегать!

– Мне это в лом, – признался Гарик. – Я уже старый и медленно бегаю. И вообще, подполковникам бегать не положено, подполковникам положено проводить совещания и отращивать животы. Хочешь, Костик, я проведу с тобой совещание? У меня это получается все лучше и лучше.

– Нет, лучше проконсультируй меня по другому вопросу, – предложил Шумов. – В последнее время не случалось ли где кражи алмазов? Не было такой информации? Может, это проходило не в официальных ориентировках, а через информаторов? У какого-нибудь авторитета не уводили два чемодана алмазов?

– Авторитеты к нам за помощью в таких случаях не обращаются. И по официальным каналам тоже такой информации не было.

– А такого авторитета по кличке Хруст ты случайно не знаешь? У него еще такая рожа треугольная... Я ведь на своей даче от жизни отстал, многих новых деятелей не знаю...

– Хруст? – Гарик задумался. – Авторитета такого я не знаю, это точно. Кидала такой был лет пять назад, но его зарезали в Питере, когда он там гастролировал.

– Этот живой и здоровый, бегает только, ну, и не карты у него в кармане, а кое-что совсем другое. И народу у него хватает.

– Думаешь, орловский лимузин – его работа?

– Думаю, да. По крайней мере есть мотив. У Хруста пропали алмазы, и он думает, что это организовала Орлова. Только это между нами, ладно?

– Между нами столько всякого уже было, – усмехнулся Гарик, – что еще два чемодана алмазов и взорванный лимузин там тоже уместятся. Я только не знал, что Орлова занялась криминалом и ворует алмазы...

– Она не ворует алмазы, – пояснил Шумов. – У нее чистый бизнес, насколько бизнес в этой стране может быть чистым. На нее думают, что она украла алмазы, понимаешь? Вот этот Хруст думает.

– Ты что, в башку ему залез? Откуда ты знаешь, что он думает про Орлову? И откуда такая уверенность, что у нее чистый бизнес? Ты же полтора года на даче просидел, ты же не следил за Орловой – А она баба умная и шустрая, насколько я знаю. Впрочем, ты моего мнения о ней не спрашивал, ты спросил про Хруста, а я сказал, что такого не знаю. Что там еще тебя интересовало? Ах да, ты спрашивал по телефону про труп в районе Пушкинской улицы...

– И что? – напряженно подался вперед Шумов.

– А ничего. Я посмотрел сводки за последние пять дней – не было никакого трупа на Пушкинской. Все тихо и мирно.

– Вот ведь гадство! – Шумов слегка пристукнул кулаком по столу. Карабас, неотрывно следивший за дорогими гостями, вздрогнул и стал усиленно чесать щетину на щеке, видимо, соображая, чем еще порадовать нашу компанию.

– Как это так, – встрял я в беседу старых знакомых. – На Пушкинской за пять дней – никаких трупов? Нам говорили, что там каждую неделю кого-нибудь да пристукнут...

– Вообще-то, район еще тот, – согласился Гарик. – Труп там был шесть дней назад...

– Ну-ка, – насторожился Шумов, – поподробнее...

– Бомж умер от переохлаждения. Ночи сейчас холодные. А тебе, кажется, был нужен труп с огнестрельными ранениями? Извини, но в ассортименте отсутствует. Еще какие будут вопросы?

– Циркач и Пистон, – снова влез я.

– Впервые слышу, – коротко ответил Гарик.

– Барыня, – внезапно вырвалось у меня, и первым удивился даже не Гарик, а Шумов:

– Это еще что за... А, это в записке было, да?

Я кивнул. И еще я подумал, что если Орлова – умная и шустрая баба, то почему бы ей не иметь в узком кругу кликуху Барыня. И Мухин был с ней как-то связан. И сделал что-то по ее просьбе. Причем он знал – «что-то» направлено против Хруста. И в гостинице он оставил предупреждение для Хруста: мол, не рыпайся, а то Барыня будет сердиться. Хруст не послушался, сел мне на хвост и совершенно случайно попал к стене орловской дачи. Это окончательно убедило его в том, что за всеми пакостями стоит Орлова. И он начал войну со взрыва орловского лимузина...

Черт, все это пронеслось у меня в голове за какие-то несколько секунд, и я даже испугался, что сейчас все это забуду. Я схватился за салфетку и защелкал пальцами. Гарик и Шумов меня не поняли, а заботливый Карабас принесся с ручкой. Я принялся царапать на салфетке основные тезисы своей версии, а Гарик задумчиво смотрел на куриный шашлык и говорил:

– Барыня? Это что-то новенькое. Я что-то не припомню ничего похожего. Судя по кличке, это женщина. Но женщина, которая стоит наверху. Которая рулит кем-то. Она – заправила, она – хозяйка... Нет, у нас такого не водилось. Женщина-авторитет – до этого мы еще не доросли. Это будет уже следующая стадия эмансипации. Женщина за рулем, женщина-космонавт, женщина-футболист... Может, когда-нибудь появится и женщина-авторитет. И то сначала не у нас, а в Москве.

Я только хотел ляпнуть о своей сумасшедшей, но очень логичной версии насчет Орловой, как Шумов, регулярно прикладывавшийся к французскому вину, вылез из-за стола и решительно направился в туалет. Я зажал салфетку с тезисами в кулаке и приготовился вывалить на сыщика свое озарение, когда тот вернется.

– Эй, служба безопасности, – негромко позвал меня Гарик. – Говоришь, на Пушкинской каждую неделю труп находят? А у вас не каждый ли день подполковников милиции убивают? А то я сижу тут, как дурак в форме, действую людям на нервы...

– Первое убийство за все время, что я здесь работаю, – немедленно среагировал я, не отрывая глаз от звездочек на Гариковых погонах. – И потом, Лисицын был в штатском.

– Ладно, расслабься, – махнул шампуром Гарик. – Это я так, неудачная шутка... Ха-ха. Меня на самом деле другое волнует. Ты давно Костика знаешь?

Я посчитал на пальцах и честно признался:

– Два дня.

– Шумов сказал, что это ты втравил его в эту историю.

Я признался и в этом, но в подробности вдаваться не стал. Все-таки этот подполковник под началом у моего отца не ходил, а значит, мог и не проявить такой терпимости к моим прегрешениям, как покойный Лисицын.

– Как он? – спросил Гарик, и глаза его при этом были грустными, как у побитого дворового пса. – Ну, вообще?

– Что значит – вообще? – не понял я. – И что значит – как он? Вот так же, как пять минут назад за этим столом. Нормально.

– Ты, наверное, не в курсе, – проговорил Гарик, глядя мимо меня. Я потом сообразил, куда он таращился своими печальными глазами. Он смотрел, не идет ли Шумов из туалета. – Ты думаешь, чего он засел на этой даче на полтора года?

– У него был запой, – повторил я слова Гиви Хромого.

– Запой – это уже следствие. А причина-то в другом... Костик как-то упек одного козла на зону. Ну, не сам упек, естественно. Помог упечь. И за дело. А тот субчик с зоны переправил послание своим корешам на воле и велел им Костика убрать. Те, как положено, наняли киллера. Денег не пожалели, наняли самого лучшего. Но у киллера ничего не вышло...

– Я понял, – сказал я, гордясь своей сообразительностью: если Шумов только что хлестал французское красное, то ежу понятно, что киллер тогда облажался.

– Ничего ты не понял! – с внезапной резкостью сказал Гарик. – Костик-то выкарабкался, а вот девушку его тот киллер убил. Девушка-то тут ни при чем была, понимаешь?

Ее убили просто потому, что она была Костиной девушкой...

Я хотел сказать «понятно», однако, наученный горьким опытом, удержал язык за зубами. И продолжал слушать.

– Костик, как из больницы вышел, немного не в себе был, – неторопливо говорил Гарик, прищурившись и глядя словно и сквозь меня, и сквозь стены – в прошлое. – Но вроде бы потом пришел в себя. Так тогда казалось. Только это было не так. И в один прекрасный день он сел на поезд и поехал в колонию, где мотал срок тот козел, заказчик. Костя взял с собой кучу разных удостоверений и справок из милиции – ума не приложу, как он сумел все это стащить, – поэтому в колонии ему дали возможность встретиться с заключенным. Костя сказал тамошнему начальству, что нужно провести допрос и выяснить какие-то дополнительные подробности старых дел... А в комнате для допроса Костя вынул из кармана нож, ну и...

– Понятно, – сказал я.

– Да что тебе понятно?! Тоже мне, понятливый нашелся... – Гарика аж передернуло. – Тот тип не слепой был, он Костика еще в дверях признал, понял, что ему сейчас кишки выпускать будут, да конвоирам на шеи полез... У Костика времени почти и не было, – с сожалением заметил Гарик. – Успел пару раз в ляжку ткнуть. Тот сначала обделался со страху, потом отрубился. Костика скрутили, но потом все выяснилось... И что, спрашивается, делать? Судить человека за то, что тот подонку ляжку порезал? Начальству лагеря тоже не в лом раздувать дело, они же пустили Костика по липовым документам да еще с ножом. Короче, замяли скандал, но Костика отправили лечиться. Нервы успокаивать. А Орлова, у которой сына убили, а Костик этих убийц нашел, предложила ему пожить в ее коттедже. Вроде как сторожем работать, а в то же время подальше от людей, поближе к природе. И он там застрял. Я уж думал, так он там до пенсии и проторчит. Нет, – Гарик вздохнул, то ли радостно, то ли с тревогой. – Вернулся. Будем надеяться, что нервы у него успокоились. И что он больше не рванет в колонию, добивать того козла. А если заметишь что подозрительное в смысле поведения или разговоров – звони мне. Запиши телефон...

Я послушно нацарапал Гариков телефон на обратной стороне салфетки.

– Все, – скомандовал Гарик. – Кончаем этот базар. Объект возвращается из сортира. Имитируем разговор о футболе. Начинай.

– "Спартак", – выпалил я и замолк, потому что Шумов до нашего столика не дошел, а внезапно приземлился за столик соседний, где до его появления мило общались три молодые девушки и один краснорожий лысоватый дядька, живо напомнивший мне Тыквина. Прежде чем кто-то успел что-либо сказать или сделать, Шумов достал из кармана красную книжечку и жизнерадостно заявил:

– Отдел общественного питания при ГУВД. Жалобы на обслуживание есть?

Девушки переглянулись, похихикали и сказали, что жалоб нет. Дядька оказался не таким снисходительным к Карабасу и стал что-то говорить насчет недожаренного бифштекса.

– Есть претензии? – обрадовался Шумов. – Пойдемте, составим акт.

– Какой акт? – замахал руками дядька. – У нас тут совсем другие акты...

– Не хотим акт составлять? – Шумов нахмурился. – А что так, собственно? Составления актов боится только тот, у кого совесть нечиста, это наша милицейская народная мудрость... У вас что, совесть нечиста?

Дядька поспешно заявил, что совесть у него чиста до невозможности, что он честный труженик и вместе с сотрудниками своего планово-финансового отдела отмечает сдачу квартального отчета.

В ответ на это Шумов подозвал Карабаса и поинтересовался, на какую сумму нагулял в «Антилопе» планово-финансовый отдел. Карабас немедленно ответил:

– На данный момент – восемьсот сорок три рубля.

– Ничего себе! – сказал Шумов, сурово сводя брови на переносице. – Это сколько же тут минимальных зарплат пропито? – Он, видимо, попытался посчитать в уме, но не пришел к конкретному результату и сказал просто: – Много. Придется все же составить акт, только не про бифштекс, а про то, на какие доходы вы тут гуляли... Девушки, расслабьтесь, это не вас касается, только этого гражданина. Ведь это он инициатор загула?