Текст книги "Небо в алмазах"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

6

Генрих снимал помещение под офис в гостинице «Родные просторы». Это заведение не смогло так лихо вписаться в новые времена, как «Интурист», и потому гостиницей являлось лишь по вывеске. Первыми из «Родных просторов» свалили проститутки, и это было верным признаком того, что дела плохи. Это вроде бегства крыс с корабля. С тех пор из «Родных просторов» исчезла вся обычная в таких местах публика – карточные шулеры, кидалы, валютчики и даже ресторанный ансамбль. В конце концов перевелись и постояльцы, а на конторке администратора появилась табличка: «Сдаются помещения под офисы и склады». Судя по убожеству гостиничного вестибюля, клевали на это помещение немногие. Впрочем, клюнуть тут можно было и не только на предложение аренды. Шумова, например, аренда совсем не интересовала. А вот сохранившийся в вестибюле гостиницы бар привлек его самое пристальное внимание.

– Я тебе говорил, что нам понадобятся деньги? – задумчиво произнес он, глядя в сторону бара.

– Да, – сказал я, переживая нехорошие предчувствия и на всякий случай дотрагиваясь до пачки «зеленых», приятно отягчавшей мой карман. Деньги были на месте. Нехорошие предчувствия тоже.

– Так вот, они нам понадобились, – сказал Шумов и протянул руку. Если бы он сделал это в другой обстановке и в другой одежде, то это, наверное, походило бы на жест попрошайки. Но сейчас, в кашемировом пальто, с белым шарфом вокруг шеи, на фоне слегка обшарпанных, но все же мраморных колонн, Шумов выглядел потрепанным жизнью аристократом, который требует свое, законное.

– Что, все? – мрачно спросил я.

– Жадность не украшает мужчину, – сказал Шумов.

– Ну раз так... – Я вытащил деньги, отсчитал тысячу, которую обещал выдать Лимонадовой жене в качестве моральной компенсации, и переложил ее в другой карман. Остальные мухинские деньги я также убрал, потом вытащил из куртки пятьдесят рублей и вручил их Шумову.

– Это что? – оскорбился Шумов.

– Жадность не украшает мужчину, – ответил я. Шумов подумал, взял деньги и решительно направился к бару, пробормотав на ходу что-то вроде: «Парень схватывает на лету...»

Я неторопливо двинулся за Шумовым, а когда добрался до бара, Шумов уже сидел там с рюмкой коньяка. Бармен сонно поглядывал на него из-за стойки, и Шумов не подкачал – в секунду опрокинув рюмку в рот, он тут же уставился на батарею бутылок за стойкой.

– Кто-то утверждал, что вышел из запоя, – напомнил я.

– А где ты видишь запой? – поднял брови Шумов. – Здесь идет активизация мыслительного процесса. Чтобы мысли сдвинулись с места и забегали, их нужно подтолкнуть. Один из способов – алкоголь. Есть даже такая теория – теория позитивного пьянства.

– Ха, – сказал я с недоверием. Я еще хотел сослаться на собственный опыт и заявить, что от пьянки мысли у меня не то чтобы начинали бегать, они у меня... ну как бы слипаются в такую небольшую кучку... И больше не шевелятся.

– Впрочем, ты же вышибала, – с оттенком снисходительности произнес Шумов. – Тебе, наверное, нужно кому-нибудь шарахнуть по кумполу, чтобы активизировать мыслительный процесс...

– У меня нет времени слушать всякую хреноту, – раздраженно отозвался я. – У меня вообще нет времени. Если можешь помочь, помогай. А нет – так хоть до смерти тут упейся. А я пойду отсюда...

– Сядь, – сказал Шумов. И я сел, потому что слова насчет «нет времени» были неправдой. Потому что в первую очередь у меня не было плана действий. У меня не было никаких мыслей. И если нужно было напоить Шумова для того, чтобы такие мысли появились, я был готов это сделать.

Однако обошлось. Наверное, сработала теория позитивного пьянства, и в голове Шумова забегали-таки мысли.

– Расскажи мне еще раз все с самого начала, – попросил Шумов, сосредоточенно разглядывая пустую рюмку. – Как вы пошли на ту встречу с Тыквой, ну и все прочее...

– Я уже рассказывал...

– Когда ты рассказывал в прошлый раз, это все не имело ко мне отношения. Теперь у меня болит бок, который мне порезали люди Треугольного, теперь я не знаю, жива ли женщина, у которой я жил последние полтора года. Ее тоже могли покалечить люди Треугольного. И чтобы понять, откуда взялась вся эта напасть и на фига им понадобилось тело Мухина, я должен знать все про Мухина, про алмазы, про Тыкву, про тебя и про твою подругу.

– Ладно, – пожал я плечами и стал рассказывать. Где-то на второй минуте моего рассказа у Шумова изумленно поднялись брови, и на этой же высоте они и оставались, пока я не произнес последнего слова.

Потом я спросил:

– Что? Что-то не так?

– Саня, а ты мне вот это все уже рассказывал? Вот прямо как сейчас?

– Конечно, рассказывал. Вчера утром, на даче...

– Да? – Шумов качнул головой, поднялся и поставил перед барменом пустую рюмку. Тот немедленно ее наполнил, а Шумов тут же ее осушил, после чего вернулся ко мне. – Значит, я тебя тогда невнимательно слушал, – сделал он вывод. – Очень невнимательно слушал.

– А что такое?

– Что такое? – Шумов поправил шарф. – Раньше я думал, что ты просто туго соображающий парень... У тебя, кстати, сотрясения мозга не было?

– Было, – признался я.

– Оно и видно. Вот это... – Шумов хотел постучать мне пальцем по лбу, но я вовремя увернулся. – Это служит не только для нанесения ударов «лоб в лоб». И не только для ношения головных уборов. Этим еще и думают. Хотя бы иногда.

– А еще я туда ем, – огрызнулся я.

– Оно и видно, – сказал Шумов. – Короче говоря, вывод простой: у тебя все лежит под ногами.

– Не понял...

– А ты постарайся, – Шумов посмотрел на меня, и ему, видимо, не понравилось напряженное выражение моего лица, поэтому он махнул рукой и сказал: – Нет, лучше не старайся. Я как-нибудь попроще тебе объясню.

– Ну, – мрачно сказал я. – Кому нравится, когда его держат за идиота? Мне вот, например, не нравится.

– Представь, что ты находишься в лесу, – сказал Шумов. – И тебе нужно составить как можно более полное представление об этом лесе – что там где расположено и так далее... Представил?

– Ближе к делу, – сказал я.

– Сможешь ли ты составить представление о лесе, если будешь идти по нему все время вперед и вперед, пока не выйдешь из него? Это тебе вопрос, Саня.

– Я не в школе, – сказал я. – Не надо мне контрольных тут устраивать...

– Не сможешь, – сам ответил Шумов. – Нужно ходить не только вперед, нужно ходить влево и вправо, нужно ходить зигзагами. Нужно иногда возвращаться.

– Теория позитивного пьянства – полная фигня, – сказал я в ответ на все эти лесные сказки.

– Сам ты полная фигня, – бросил в ответ Шумов. – И твоя проблема, Саня, состоит в том, что ты не возвращаешься. Ты все время идешь вперед. Сначала в «Белый Кролик», потом в риелторскую контору, потом на Пушкинскую, потом к Гиви, потом ко мне... Ты идешь вперед, не оглядываясь, а потом начинаешь удивляться, почему все так запутано и непонятно.

– Ну а что же я должен был, по-твоему, делать?

– Я уже сказал. Ты должен возвращаться. Чтобы понять, ты должен возвращаться. В «Белый Кролик», на Пушкинскую... И пытаться понять то, чего не понял в первый раз.

– Это получится замкнутый круг, – сказал я без всякого энтузиазма.

– Это получится спираль, – возразил Шумов. – Спираль по восходящей. И в самом верху будет правда.

– На кой черт мне правда? – сказал я. – Мне нужно вернуть Тамару. И чтобы развязаться с Тыквой, чтобы у него не было к ней никаких претензий. И чтобы у Треугольного тоже не было никаких претензий к нам. Чтобы была нормальная жизнь, как раньше.

– Нормальная жизнь? – тяжко вздохнул Шумов. – Чтобы как раньше... Знаешь, Саня, выяснить правду будет полегче. А жизнь никогда уже не будет как прежде. Это как фарш, который невозможно провернуть назад...

– Не надо мне про фарш! – вздрогнул я и посмотрел на часы. Время продолжало бежать, и до сих пор не удалось сделать ничего, чтобы его остановить.

Глава 9
Золотой ключик

1

И тут, как назло, пошел дождь. Тучи шустро собрались над моей головой, как дрессированные собачки на свисток хозяина. Я еще поначалу надеялся, что обойдется, но не обошлось, и как только Шумов отправился в славное заведение под ласковым названием «Белый Кролик», меня обдало сверху холодным душем. Я взвыл и заметался взад-вперед по улице, отыскивая место, где можно укрыться от дождя, не теряя при этом из виду клуб. Куда сейчас должен был подъехать Тыква.

Отправляясь на рандеву, Шумов был слегка пьян, но мыслил довольно здраво:

– Учитывая, что ты два раза саданул пистолетом того парня...

– Олега, – подсказал я.

– ...я бы на твоем месте не светился, – продолжил Шумов. – То, что Гиви Хромой за тебя слово замолвил, еще ничего не решает. Если ты попадешься Тыкве под горячую руку, он тебя в бетон закатает, а потом будет на каждом углу тебя оплакивать. Тыква – это паршивый овощ.

– Какой бетон? – попытался улыбнуться я. – Он ждет, что я ему деньги Мухина принесу...

– Тыква паршивый овощ, но он не кретин. Он понимает, что твои шансы – один из тысячи. И если у него в башке желание мести перевесит желание вернуть бабки – тогда можно подумать и о бетоне. Так что ты притаись где-нибудь по соседству, но не светись... – Шумов засунул руки в карманы кашемирового пальто и зашагал было к «Белому Кролику», но потом спохватился и обернулся ко мне. – И еще... Я давно с Тыквой не виделся, так что, кто его знает, поумнел он или поглупел. На всякий случай запомни – в девяносто шестом году Тыква просил меня убить Гиви Хромого.

– Чего? – обалдело спросил я.

– Чего-чего... Обычная вещь – один бизнесмен попросил специалиста убрать другого бизнесмена. Такое случается сплошь и рядом. Березовский же просил Коржакова, чтобы тот убрал Гусинского. Так и тут. Я Тыкву, конечно, послал подальше. Не потому, что я очень люблю Гиви, а потому, что Тыква нравится мне еще меньше. Да и вообще я людей не убиваю. За деньги.

Шумов не стал объяснять, за что он убивает людей – из идейных соображений или просто когда у него плохое настроение. А я не стал спрашивать. Слишком уж скользкая тема. Я спросил о другом:

– А при чем здесь все это? Сейчас-то не девяносто шестой год.

– Правильно, – ласково улыбнулся мне Шумов. – Время прошло. Но Гиви все еще крут. И он не знает про тот случай. Так что, если Тыкве сегодня моча ударит в голову и он решит меня заколоть вилкой, расскажи Гиви про девяносто шестой год.

– Так мне Гиви и поверит...

– У меня дома, – с прежней милой улыбкой серийного убийцы сказал Шумов, – в ящике стола лежит коробка с аудиокассетами. Та, которая тебе нужна, подписана – «Грузинское вино». Пусть Гиви послушает. Там Тыква сам обо всем рассказывает...

– Ух ты, – у меня вдруг в голове выстрелила мысль, и я чуть не подпрыгнул на месте. – Если есть такая кассета... то можно Тыкве сказать: «Верни нам Тамару, а не то Гиви Хромой получит эту кассету...»

– Юноша, – Шумов перестал улыбаться, – это не твоя страховка, это моя страховка. Свою коробочку кассет я собирал долго и упорно. Заимел на этом даже парк седых волос. Под мышками. Так что этими записями я буду распоряжаться лично. Собери свою коллекцию и торгуйся хоть с Тыквой, хоть с Гиви...

– Но это было бы так просто, – сказал я, тоскливо глядя на Шумова. – И быстро.

– Тут, Саня, как в сексе, – нравоучительно сказал Шумов, – быстро не значит хорошо. Я зачем сюда Тыкву вызывал? Чтобы понять, насколько он зол, и чтобы понять, чего он на самом деле хочет. Отсюда и будем танцевать. Кстати, на танцы мне нужны бабки. И не те пятьдесят рублей, которые ты мне дал в гостинице, а что-нибудь посущественнее. Я иду на переговоры и не могу там выглядеть голодранцем...

С тремястами долларами в кармане кашемирового пальто Шумов удалился в сторону «Белого Кролика», воинственно насвистывая арию тореадора из оперы «Кармен». А я остался мокнуть под дождем.

Минут через десять показалась та же самая кавалькада иномарок, что и ночью на Пушкинской. Тыквин мокнуть под дождем не собирался, он вылез под заботливо раскрытый охранником зонтик и проследовал внутрь клуба. За ним подтянулось еще три парня, но Олега среди них не было. Мне вдруг подумалось, что мои удары по Олеговой голове могли оказаться чересчур сильными. А если еще я, не дай бог, задел Олега «Фордом», когда сматывался с Пушкинской... Короче говоря, если Олег не пережил той ночи, то мне не пережить этой недели. И Гиви Хромой не поможет, не говоря уже о Шумове. Закатают в бетон или пустят на фарш – за ними не заржавеет. Своих людей они неотмщенными не оставляют.

От таких мыслей мне сразу же захотелось оказаться как можно дальше от «Белого Кролика».

Я попятился, чтобы, исполнив замысловатый маневр, вписаться в переулок, зайти в булочную и оттуда через витринное стекло следить за «Белым Кроликом». Только до переулка я не дошел, где-то на середине пути я почувствовал спиной какое-то препятствие. По ощущениям это очень напоминало прошлую ночь и лестничную площадку перед дверью моей квартиры. Только вместо «Руки в гору» мне на этот раз сказали:

– А, старый знакомый!

И еще Олег добавил, тыча мне пистолетом в спину:

– Ну, сука, ты сейчас пожалеешь, что на свет уродился!

– Уже жалею, – обреченно брякнул я.

2

Утешиться можно было только тем, что Олегова физиономия после ночи на Пушкинской представляла нечто распухшее, поцарапанное и кое-где заклеенное пластырем. Это было бы даже забавно, если бы не пистолет в его руке.

Олег, видимо, соображал, что рожа у него довольно смешная, поэтому, наверное, и настаивал, чтобы я не оборачивался. Пошел такой бандит, который имеет понятие об имидже. Это вам не старое поколение, для которого имидж был – тьфу, ничто, а ствол – все. Эти же всей кодлой ходят к стилисту, как к врачу на прием. Стилист разрабатывает имидж банды, чтобы та отличалась от других, и не дай бог отступить от принятого образа. Разбитая и поцарапанная физиономия явно не вписывалась в имидж тыквинской компании, поэтому Олег сегодня пасся вокруг да около тыквинской кавалькады, а близко не подходил. Там работали другие – солидно упакованные лбы, которых хоть сейчас помещай на обложку журнала «Российский бандит». Если бы такой существовал. Олегу же светила разве что городская газета, раздел уголовной хроники под рубрикой «Звериный оскал криминала».

– Двигай вон к той машине, – проворчал Олег, пихая меня пистолетом в спину.

– Что ты там дулом елозишь? – ответил я. – Дыру протрешь на куртке...

– Дыра у тебя будет в другом месте, – пообещал Олег.

– Интересно, в каком?

– Где коллектив решит, там и будет.

Я не спешил к машине – не будет же Олег убивать меня прямо на улице! Хотя прохожих заботил прежде всего дождь, и никто не обращал внимания на двух странно топчущихся вплотную друг к другу мужиков.

– Двигай к машине! – уже в третий или в четвертый раз повторил Олег.

– К какой именно? Там их много стоит...

– Вон к тому джипу.

– А ты уверен? Тыква приехал на другой машине, он приехал вон на той...

– Пусть тебя это не волнует. Тебя повезут на джипе.

– Ладно. – Я сделал маленький шажок вперед. Олег толкал меня плечом и яростно матерился. – Если ты еще злишься на меня за ту ночь, – обратился я через плечо, – то я прошу прощения. Это вышло совершенно случайно. Рефлекс...

– Сейчас тебе будет рефлекс! – пообещал Олег. – Сейчас тебе будет много разных рефлексов!!!

Какой-то он был злой. Мои извинения на него не подействовали. Я забросил удочки по-другому:

– А ты в курсе, что Гиви Хромой договорился с Тыквой и мне дали еще четыре дня? И что сейчас Тыква как раз договаривается с моим человеком? Ты в курсе, а?

– Меня и курс доллара не всегда волнует, а уж все остальные курсы – и подавно. Лезь в машину, сука! Или я тебя прямо тут грохну, пусть Гиви потом хоронит за свой счет!

Что-то в его голосе подсказывало мне, что Олег не шутит. Что-то подсказывало, что он и вправду взбешен. То ли он слишком сильно уперся стволом в мой позвоночник, то ли от его озверелого шепота слюни летели мне на шею и на щеку...

Медленным похоронным шагом я двинулся к джипу.

– Залезай, урод! – скомандовал Олег. На урода, честно говоря, он сам смахивал больше, но я не стал ухудшать наши и без того напряженные отношения. Я лишь грустно посмотрел на двери клуба «Белый Кролик». Шумов оттуда не вылетел с ручным пулеметом наперевес и не скосил Олега длинной очередью. Бэтмен также не появился. А больше надеяться было не на кого. Подполковник милиции Лисицын теперь уже не мог случайно проезжать мимо на служебном автобусе, случайно забитом бойцами СОБРа. Если он теперь и ездил, то совсем в других сферах, в своем милицейском раю, где у всех есть генеральские погоны, персональные мигалки и прочие признаки вечного счастья... ДК же вообще растворился непонятно где, а потому не мог – или не хотел – использовать свои навыки отставного спецслужбиста для спасения племянника. Короче говоря, наступила ОХС. Очень хреновая ситуация. Можно было утешиться лишь тем, что в моем послужном списке это была не первая, а сто первая ОХС. Все предыдущие я каким-то образом пережил. Дай бог, что и тут...

– А у тебя тут закрыто, – сказал я, честно попытавшись попасть в джип.

– Не ври! – рявкнул Олег, но, лично подергав за ручку, убедился, что я честен, как юный пионер. – Вот идиоты, – гнев Олега переключился на товарищей по работе. – Знают же, что я подойду, и закрывают...

– На улицах неспокойно, – сообщил я. – Участились угоны иномарок. Так что все сделано верно.

– Да пошел ты! – в сердцах заметил Олег.

– Как хочешь...

– Стой на месте, сволочь! – Ствол Олега вновь ударил меня в позвоночник.

– Я что-то не пойму: то иди, то не иди...

Слов у Олега уже не осталось, и он просто треснул меня кулаком по шее. В кулаке был пистолет. Таким образом, ствол пару секунд был направлен не в мою спину, а в серое небо. Туда как раз стоило бы пальнуть, чтобы выразить мое отношение к дождю. Получалось, что поводов двинуть Олега плечом под мышку у меня было предостаточно. Олег отлетел на пару шагов, но на ногах устоял. И что самое печальное – пистолет он не выронил. Теперь я мог разглядеть его оружие. Так себе – видавший виды «Макаров». У Тыквы-то, наверное, и пистолет от «Версаче», а этот...

Однако, пусть и не очень стильный, этот пистолет теперь был направлен мне в лицо.

– На нас люди смотрят, – напомнил я Олегу. – Мы в общественном месте находимся. Стрельба здесь запрещена.

– Плевать, – сказал тот, но руку с пистолетом опустил на уровень пояса.

– Плевать тут тоже запрещено.

Это уже сказал не я. Это сказал Шумов. Вероятно, разговор с Тыквой происходил под коньячок или под что-то подобное, так что Шумов вылез из «Белого Кролика» совсем уже раскрепощенным. Выразилось это в том, что в правой руке у него был пистолет, и этим пистолетом Шумов целился в голову Олегу. Я не стал обдумывать вопрос о том, где мог Шумов раздобыть оружие. Я задался другим, более актуальным вопросом: чем все это кончится?

Капли дождя стекали по растерянному лицу Олега, а ствол его пистолета стал медленно, но верно клониться книзу, пока не уставился в асфальт.

– Так-то оно лучше, – сказал Шумов, подмигивая мне. От этого подмигивания мне стало как-то нехорошо. Из «Белого Кролика» вышел Шумов с пистолетом, а Тыква не вышел, так что...

– Успокойся, он жив и здоров, – бросил мне на ходу Шумов, когда мы галопом уносились от клуба. – Он, правда, на меня слегка обиделся, но это ерунда...

– Обиделся?

– Я напомнил ему сказку про Золушку.

– Это как?

– Я сказал, что тыква может стать золоченой каретой, но, когда наступает полночь, карета снова становится тыквой. Он принял это на свой счет.

– А ты кого имел в виду?

– Я? Его я и имел.

– Значит, он правильно обиделся?

– Я не думал, что он обидится, – проговорил Шумов, поднимая ворот пальто. – Он не должен был обижаться. Оказалось, что он слегка поумнел за последнее время. Это мне в нем не понравилось. С идиотами всегда проще.

– Так что насчет Тамары?

– Все очень плохо...

– Как это?! – опешил я.

– Она ему нравится.

– Чего?!

– Как женщина, я имею в виду, – пояснил Шумов и ухмыльнулся.

3

Пытаясь осмыслить это неожиданное сообщение, я некоторое время бежал молча, тупо глядя перед собой. Потом меня схватили за воротник куртки, потащили назад и затолкали в такси.

– Ты что, не в себе? – спросил Шумов, вытирая краем тонкого белого шарфа мокрое лицо. – Как-то выглядишь ты...

– Я не понял, – сказал я, нервно почесывая спину. Кажется, Олег так часто тыкал мне стволом в позвоночник, что натер мозоль. – Я не понял про Тамару. Что это значит: «Она ему нравится»?

– То и значит. Она ему симпатична. Он испытывает к ней, как бы это сказать, чтобы ты мне в рожу не вцепился...

– Я не вцеплюсь, я врежу.

– ...испытывает влечение, – сказал Шумов и выжидательно посмотрел на меня. – Ну что, вцепишься? Или я был достаточно вежлив?

– Вежлив? – Я фыркнул. – Кто это тебе когда говорил, что ты вежлив?

– Были люди, – ответил Шумов. – Правда, давно. Я был молод, наивен и вежлив. Теперь все эти недостатки самоликвидировались.

– Мои поздравления. Так с чего ты взял, что Тыква неровно дышит к Тамаре?

– Он сам мне это сказал, – спокойно ответил Шумов, закидывая ногу на ногу. – Я выразил обеспокоенность судьбой Тамары. Ну, не только от своего имени, но еще и от имени Гиви Хромого... Припомнил слова насчет фарша и все такое. А Тыква мило улыбнулся и сказал, что все это бред, что у него никогда рука бы не поднялась на такую очаровательную женщину, как Тамара. «Такая очаровательная женщина» – это дословная цитата.

– Тыква был пьян, да? – с подозрением поинтересовался я.

– Не больше, чем обычно. Если ты хотел узнать, был ли это бред, то мой ответ будет: «Нет». Это не бред, он говорил совершенно серьезно.

– Она же хотела сбежать от него, она уже почти запрыгнула ко мне в машину...

– Это его и сразило. Ему впервые в жизни попалась смелая, решительная баба, которая может прыгнуть в машину на ходу. Пусть и не совсем удачно. Ну, еще она, видимо, не совсем дура...

– Не совсем, – согласился я.

– Ну так для Тыквы это большая экзотика. Он имеет дурную привычку жениться на семнадцатилетних манекенщицах, а там, сам понимаешь, умом не пахнет...

– То есть ей ничего теперь не угрожает, – сделал я слегка запоздалый вывод из слов Шумова. – Кроме тыквинской любви. На фарш ее не пустят. А значит, можно больше не считать часы и минуты, можно не искать мухинские деньги... Можно расслабиться? – Я произнес эти неожиданные слова и изумленно уставился на Шумова: неужели все? Неужели все это безумие кончилось? И кончилось только потому, что Тыкве раньше фатально не везло на баб? И Тамара, как действительно неглупая женщина, попудрит Тыкве мозги, а потом улизнет от него, чтобы больше никогда не встречаться...

– Ямщик, не гони лошадей, – сказал Шумов. Таксист удивленно обернулся, и Шумов добавил: – Это не тебе. Ты, Саша, большой оптимист, – это уже было явно сказано мне. Я только не понял, почему я и ямщик, и большой оптимист – в одном флаконе. Шумов мне объяснил: – С Тамарой все в порядке. Она живет в каком-то из тыквинских коттеджей, ей привозят еду из ресторана, а послезавтра они с Тыквой поедут на охоту. Если погода будет приличная. Так что у Тамары приличная культурная программа. С тобой, Саня, все немного сложнее.

– Со мной?

– С тобой, с тобой, – подтвердил Шумов. – Тамара интересует Тыкву, его к ней влечет. А к тебе его не влечет. К тебе у него нет больше пламенного чувства.

– Ну и слава богу, – с облегчением вздохнул я.

– С одной стороны, слава богу, – согласился Шумов. – А с другой стороны – многие лета дьяволу. Потому что про чемодан с деньгами и про чемодан с алмазами Тыква не забыл. Он по-прежнему хочет их получить назад. Тамару с крючка сняли за красивые глазки, ей повезло. Твои глаза, – Шумов внимательно посмотрел мне в лицо, – нет, они произведением искусства не являются. Тыква переложил на тебя всю ответственность за мухинскую аферу.

– Но я же... – у меня перехватило дыхание. – Я же тут никаким боком! Это Тамара меня с ним познакомила! Это у нее был интерес в Мухине, потому что он у нее квартиру хотел купить! А я?! А мне?! У меня-то никакого интереса в этом не было! Пятьсот баксов мне Мухин обещал! Всего-навсего!

– А в чемодане было двести пятьдесят тысяч, – зевнув, сообщил Шумов. – Что называется, ощутите разницу.

Таксист бросил на меня через плечо сочувственный взгляд. А я сидел и пытался осознать тот факт, что угроза быть пущенным на фарш плавно перешла с Тамары, черт бы ее побрал с ее глазами, умом и прочими достоинствами, на меня.

– Тыква умно сделал, – продолжал вещать Шумов. – У Гиви теперь нет никаких оснований лезть в тыквинские дела. А у тебя, Саня, есть три дня, чтобы вернуть тыквинские бабки.

Таксист то ли зарыдал, то ли злорадно захихикал. Я с ненавистью посмотрел на него.

– Я нашел им Мухина, – сказал я. – Пусть мертвого, но других в тот вечер не продавали. Все, больше я ничего сделать не смогу. Пусть хоть четвертуют меня, пусть распинают...

– Я передам Тыкве твои пожелания, – сочувственно кивнул Шумов. – Кстати о теле Мухина. Если помнишь, банда Треугольного упорно ищет это самое тело. Зачем?

– Понятия не имею, – буркнул я. Напоминание о том, что, кроме бандитов Тыквы, существуют еще и бандиты Треугольного, не добавило мне радости.

– Если они его ищут, значит, в нем есть какая-то ценность, – пояснил Шумов. С логикой у этого мужика все было в порядке, но только где тут практическая выгода для меня, несчастного? – И у меня была такая мысль, – сказал Шумов. – Узнать, куда Тыква девал мухинское тело, и предложить это тело Треугольному. За двести пятьдесят тысяч долларов. Только не надо смотреть на меня, как на психа!

– А как еще на тебя смотреть?

– Проблема не в сумме, мы бы сторговались по ходу дела. Проблема в том, что мухинского тела у Тыквы нет.

– Еще бы, – сказал я, слегка удивившись шумовской наивности. – На хрена ему труп? Да еще без красивых глазок? Он его уже давно где-нибудь закопал. Или просто сбросил в реку.

– Он утверждает, что вообще без понятия насчет трупа. Он помнит, что ты привез труп на «Форде», а потом вроде как вывалил его на асфальт. Но что куда делось потом – и Тыква, и его люди признавать отказываются...

– Сделка с Треугольным накрылась, – прокомментировал я.

– Выходит, что так. А Треугольный меня беспокоит побольше, чем Тыква. С Тыквой все понятно – ему нужны его бабки. Или алмазы. И еще Тамара. А вот что нужно этой треугольной твари? С чего она взбесилась и кидается на совершенно незнакомых людей вроде меня? На кой черт ей взрывать «Линкольн» Орловой? А все ведь с тебя началось, – Шумов ткнул в меня пальцем. – Ты столкнулся с ним в гостинице, когда искал Мухина. Что ты там такого сделал, что начался весь этот беспредел? Может, ты ему на ногу наступил? Может, ты его толкнул? Или косо посмотрел?

– Я в него кинул бумажкой, – признался я.

– Да тебя убить за это мало! – рассвирепел Шумов. – Ты думай, что ты делаешь! Ты видишь, сколько неприятностей из-за тебя! В бумажке что, булыжник был завернут?

– Не было там булыжника. Это просто записка была. Я ее в мухинском номере нашел. Она явно не мне предназначалась, так что я ее скомкал и кинул в Треугольного.

– Записка? Мухину? – Шумов стал как-то странно дышать. Я даже испугался – как бы не сердечный приступ.

– Совсем непонятная записка, – сказал я. – Чего-то там про какую-то Барыню. Типа, передавайте привет. Или нет – типа, пошла она к черту... Ой!

Шумов схватил меня обеими руками за горло и стал трясти, приговаривая:

– Тебя, дурака, учили в школе рассказывать ПОДРОБНО?! Тебя учили?! Или нет?! Или мне тебя научить?!

На заднем сиденье было тесновато, я не мог развернуться и нанести свой излюбленный удар в грызло. Так что я прослушал всю его краткую лекцию о важности подробного пересказа, а потом машина остановилась, и таксист объявил:

– Все, ребята, приехали, хватит там обниматься...

– Куда приехали? – прохрипел я.

– На Пушкинскую, – сказал Шумов, вытирая ладони об мою куртку. – Преступника всегда тянет на место преступления. Даже такого мелкого преступника, как ты.