Текст книги "Проект-Z"

Автор книги: Сергей Галихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Лоун Салис, мальчик на побегушках, – ответил инспектор, снизу вверх глядя на Калатунса.

– Не понял.

– Шутка. Мы из имперского сыска.

– Дело по нашей части. На лицо – терроризм. Я не знаю, зачем тебя прислали, – продолжал давить Калатунс.

– Ну… раз прислали – значит есть необходимость, – спокойно ответил Салис.

– Если преступление совершено у стен императорского дворца, то конечно же теракт, но поскольку на лицо все признаки самоубийства, значит делу место в имперском сыске.

– Да? А что ты знаешь о терроризме? Давай так, мы будем это дерьмо разгребать, а ты займешься психиатрическим прошлым этого придурка. Раз ты имперский сыщик.

– Откуда такая уверенность про психиатра?

Монлис незаметно отошел в сторону сгоревшей машины.

– Да только идиот пойдет на такой поступок. Я и так знаю, как все было.

Дед старый, на пенсии. В империи дела не очень хорошо идут, пенсия небольшая.

Да еще эти ублюдки с Земли так и норовят кусок послаще оттяпать. Вот и решил выразить протест.

– Достойная версия, – сказал Салис.

– Слушай, инспектор. Мой тебе совет – не путайся под ногами. Я ведь если наступлю, то не замечу как раздавлю.

– Серьезное заявление, – спокойно ответил Салис. – Спасибо за заботу.

– Я рад, что ты меня понял.

– Ну, теперь чтоб понял ты. – Салис выдержал небольшую паузу. – Если ты хоть раз мне поперек дороги встанешь, я тебя запишу в соучастники и обвиню в препятствии следствию. До конца дней будешь объяснительные писать.

Кодекс законников, параграф 16. Любое преступление попадающее под юрисдикцию имперского сыска должно быть расследовано. Параграф 21. Все граждане империи обязаны оказывать содействие следствию. Параграф 34. Каждый случай противодействия следствию, независимо от положения и должности в империи его фигурантов подлежит тщательному расследованию службой надзора. Отстранить ты меня сможешь не раньше, чем через два дня. Бюрократия.

Калатунс не ожидал что ему, перед одним видом которого, почти все испуганно замирали, ответят в подобном тоне. Он не сразу нашелся что сказать.

– Смотри, не надорвись.

– Так вот, – продолжил Салис. – Пока я не надорвался, ты мне к вечеру подготовишь всю информацию по этому делу. Все, что вы уже успели узнать.

Исключая, естественно, имперскую тайну. И не дай Бог хоть одну справку забудешь предоставить.

Калатунс, словно Зевс молнию, метнул в сторону Салиса недобрый взгляд.

Инспектор остался наигранно спокоен.

– Поживем – увидим, – ответил Калатунс и пошел к взорванному автомобилю.

Салис проводил его взглядом и сдавленно захихикал. Он неоднократно сталкивался с самомнением имперской безопасности и почему-то раз от раза это самомнение росло. Конечно же у них больше прав, чем у законников. Но инспектор не сам пришел на площадь. Его отправил полковник. И отозвать его сможет тоже только полковник. Говорят, что бюрократия мешает жить. Иногда она сильно выручает. Да и у имперской безопасности не намного больше прав, чем у имперского сыска. Какие на Фербисе могли быть враги? Только внутренние.

Вот на Земле другое дело. Там у службы госбезопасности прав не в пример больше.

Когда Калатунс затерялся среди муравейника, копошащегося вокруг обгоревшего «Фаэтона», инспектор перевел взгляд на панораму оцепления. Зевак все прибывало, но оцепление без труда сдерживало натиск. От желающих увидеть подробности происшествия своими глазами отделился Шальшок и засеменил к Салису.

– Значит так, – начал Монлис. – Свидетелей двое. Безопасность с ними работает достаточно плотно. Они в один голос говорят что «Фаэтон» на большой скорости вылетел из Лилового переулка и по дуге направился к воротам.

А теперь самое интересное. По набережной имперского дворца шла пара влюбленных.

Они видели как вниз, сразу же после взрыва ехало белое «Пежо».

– Вот как?.. – сказал Салис щуря глаза. – Две случайности – это уже закономерность.

– Мне пришли те же мысли, – сказал Монлис.

– Значит так. Вдову, если она есть, сейчас в оборот возьмет Безопасность и мы сегодня до нее уже не дотянемся. Так что оставим ее на вторую попытку, а ты давай-ка разыщи детей этого террориста вытяни из них все что можно.

Все, что было за последние десять лет. И дави на то, что имперская безопасность добивается одного: признать их отца сумасшедшим, а нам, имперским сыщикам, надо разобраться и найти истинных организаторов происшествия.

– То есть папаша вовсе и не причем… Понял. – Именно. Он не преступник, а жертва. А я займусь межведомственной борьбой.

Встретимся вечером в управлении.

Монлис взял у имперской безопасности исходные данные террориста, через базу данных нашел его детей и поехал по адресам.

А Салис тем временем вступил в неравную схватку с имперской безопасностью.

После недолгих пререканий Калатунс дал распоряжение предоставить Салису некоторую информацию по делу, но обещал этого так просто не оставить.

К вечеру, по версии имперской безопасности, вырисовывалась следующая картина.

Шайкес Велатус, девять тысяч шестьсот семьдесят девятого года рождения.

Работал на Электромеханическом заводе. В тридцать втором году ушел на пенсию. Не был. Не состоял. Не привлекался. Характер вспыльчивый, но отходчивый.

Замечен в пристрастии к алкоголю, но от алкоголизма никогда не лечился.

Женат. Двое детей. Сын, капитан рыболовецкого судна, рыбачит на недалеко от Шальскара. Дочь, художник – оформитель. Не замужем, живет отдельно, снимает квартиру.

Перед своим поступком Шайкес написал записку, которую нашла жена. В записке он просил прощение у родственников и обвинял во всем правительство и президента лично, требовал вернуться к старой системе, когда правил император. Его пенсия была крайне мала. Терпение лопнуло и этим взрывом он хочет выразить протест против правящего режима. По заключению графологов записка написана Шайкесом. Взрывчатку, со слов собутыльников, он выменял у неизвестных, возле винной лавки, за четыре бутылки дешевого бренди. Меры к розыску последних приняты.

Как говорится всем все ясно, дело можно сдавать в архив. Единственное, что бросалось в глаза, так это почерк. По предоставленным женой образцам счетов оплаты за квартиру было видно, что почерк Шайкеса к старости сильно изменился. Стал более корявым и менее разборчивым. Предсмертная записка написана Шайкесом, но как будто двадцать лет назад. Он в то время отдыхал в пансионате «Весенние зори» и писал жене письма. Специалист объясняет этот факт тем, что в момент написания записки, Шайкес сильно нервничал и поэтому выводил каждую букву.

Железные ворота с лязгом и скрежетом распахнулись и на территорию психиатрической клиники въехал автофургон с надписью «продукты» на двух бортах. Охранник-землянин в камуфляжной форме, с резиновой дубинкой на поясе подошел к распахнутой водительской дверце. Из нее выпрыгнул фербиец лет сорока. Он протянул охраннику руку, они поздоровались. Водитель достал пачку сигарет, предложил охраннику. Тот взял одну сигарету, достал из кармана зажигалку. Они прикурили, с чувством затянулись и вдруг резко повернули головы к лестнице, ведущей во второй корпус. Главврач, тоже фербиец, что-то крикнул, махнул рукой и шофер, хлопнув по плечу охранника, прыгнул в кабину.

Фербиец, стоящий на спинке кровати и выглядывавший в маленькое окно под потолком, – размером чуть больше метра, на улице оно начинается почти от асфальта и с двух сторон забрано массивной решеткой, – не мог разобрать, что именно сказал главврач. Он лишь слышал отдельные звуки доносившиеся с улицы и видел, как фургон вздрогнул и тронулся с места. Пациент взглядом проводил фургон до угла четвертого корпуса, за которым тот скрылся, и, продолжая держаться руками за решетку окна цокольного этажа, уронил голову вниз. Каждый раз, когда раздавался звук открывающихся ворот пациент, подскакивал к окну и смотрел за происходящим. Уже второй месяц он сидел под замком в подвале клиники.

Каждый день его выводили на прогулку, каждый день он ходил на процедуры.

Три раза в день, утром, в обед и вечером, ходил в столовую. В столовой всегда было много народа, можно было посмотреть в живые лица, перекинуться парой слов. Пусть собеседники были полоумными, но все же лучше, чем сидеть одному в комнате, в двенадцать квадратных метров.

Фербиец отнял руки от решетки и медленно сошел со спинки кровати. Он босыми ногами прошелся по комнате до двери из толстого, стального прута, и обратно.

Сел на железную кровать, та, прогнувшись, скрипнула пружинной сеткой, и обхватил свои бока. Одет фербиец был в халат грязно-серого цвета, под ним салатовый балахон и старые штаны «за альвер сорок». Под кроватью лежали его шлепанцы.

Чувство безысходности снова взяло верх и он, чтобы начавшие проступать слезы не потекли ручьем, с силой зажмурил глаза. Через несколько минут он поднялся с кровати, надел шлепанцы и принялся расхаживать по комнате от окна к двери. Шлепанцы шаркали по линолеуму, шепотом объявляя каждый новый шаг. Так продолжалось уже не первый день.

Гудок автомобильного клаксона заставляет фербийца вздрогнуть. Он поднимает взгляд на окно, на секунду замирает, затем бросается к нему и, не снимая шлепанцев, забирается на спинку кровати. Перед воротами стоит мусоровоз, на закорках которого покоятся шесть мусорных контейнеров. К машине не торопясь, подходит охранник и принимает протянутый водителем пропуск, проверяет разрешение на выезд, Другой охранник осматривает машину со всех сторон.

После проверки, водителю возвращают пропуск. Массивные ворота вздрагивают и, с лязгом и скрежетом, медленно отползают в сторону. Пациент начинает считать:

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, – шепчет он.

Машина выезжает, ворота закрываются с теми же звуками. Пациент спускается со спинки и садится на кровать. Он продолжает свой монотонный счет.

– Семьдесят восемь, семьдесят девять, восемьдесят, – бормочет фербиец, отрывает от половинки тетрадного листа в клеточку маленький кусочек и кладет его себе в карман. – Двадцать один, двадцать два, двадцать три, – по новой начинает он свой монотонный шепот.

Так продолжается до тех пор, пока в глубине коридора не раздается лязг открываемой решетки. Фербиец в халате настораживается и прячет лист под подушку. Позвякивая связкой ключей к его двери подходит санитар.

– Господин Найтилус, пожалуйте отобедать, – проговорил санитар, с фальшивой улыбкой на устах открывая решетку.

Найтилус еще несколько секунд смотрел на санитара, затем опустил взгляд, поднялся, и запахивая на ходу халат зашаркал в сторону двери.

– Позвольте полюбопытствовать, – говорит санитар и ловкими движениями обыскивает пациента, скользя пальцами сверху вниз. Ничего постороннего он не обнаружил.

– Все в порядке. Сами понимаете, пустая формальность.

После обыска Найтилус вышел в коридор, дождался, когда санитар закроет дверь, и в его сопровождении направился в столовую. К людям.

В начале десятого, не дождавшись напарника, Салис выключил в своем кабинете свет, закрыл дверь, вышел на улицу. Черно-синее небо, густо усыпанное маленькими и яркими звездами, большими заплатками закрывали облака непонятного цвета. Салис постоял несколько секунд с головой задранной к небу и направился к своему автомобилю. Он уже открыл дверь, когда, всхлипнув тормозами, возле него остановилось старенькое такси. Инспектор обернулся.

– А вот и я, – сказал Монлис, виновато улыбаясь.

Он расплатился с таксистом и тот сразу же уехал.

– Где тебя носило?

– За мной был хвост. Как только я ушел с площади…

– Ну и?..

– Я поехал в имперскую оружейную корпорацию. Начал задавать там кучу вопросов по поводу взрывчатки и взрывателей, договорился о привлечении их спецов в качестве консультантов. От туда меня вывезли на служебном авто, подбросили до подземки. Дочь Шайкеса нашел не сразу, она снимает квартиру в «высоком» Альвероне. Три года назад Шайкес кодировался от алкоголизма.

– Калатунс сказал, что Шайкес был алкоголиком, но не сказал, что он лечился.

– В клинике не лечился. Но откуда им знать про колдунов и экстрасенсов?

Про лечебницы при миссиях. Их же в Альвероне больше чем муравьев в муравейнике.

– Тебе не кажется, что мы чего-то не замечаем? Есть какая-то маленькая, но очень важная деталь. Важная такая закавыка, которая если не все, то многое объясняет.

– Возможно, – согласился Монлис. – Только знаешь, мне сейчас уже ничего не кажется. Я столько за день набегался, что сейчас бы миску похлебки и баиньки.

– Согласен. На сегодня хватит. Садись, подвезу.

«Фаэтон-комета» заурчал и плавно тронулся с места.

Ехали молча. Монлис прислонился лбом к холодному стеклу в дверце машины и отрешенно наблюдал за мелькающими фонарными столбами, яркими пестрыми витринами магазинов.

– Голова болит? – спросил Салис.

– Еще нет, но уже скоро, – обреченно ответил Шальшок.

К светофору на перекрестке «Фаэтон-комета» подъезжал в момент переключения красного глаза на желтый. Инспектор немного притормозил в ожидании зеленого сигнала и оставшиеся пятнадцать метров прокатился на нейтралке. Светофор моргнул, зажегся зеленым светом. Салис включил вторую передачу и придавил педаль газа. В этот момент на очень большой скорости с правой стороны перекрестка выскочил похожий на каплю «Форд-мустанг» и с лёту ударил в левое переднее крыло старенький «Фиат-Леонардо», шедший во встречном Салису потоке. Инспектор вдавил педаль тормоза в пол. Фаэтон взвизгнул шинами и клюнул носом. Монлис был не пристегнут и его бросило к лобовому стеклу.

От удара «Фиат-Леонардо» отшвырнуло вправо. Форд по инерции пролетел метров десять, два раза развернувшись вокруг своей оси.

– Вот урод! – выругался инспектор, дергая рычаг ручного тормоза, одновременно открывая дверь, в навязчивом желании разбить чью-нибудь тупую морду. Монлис испытывал те же чувства.

В следующую секунду что-то хлопнуло и из-под капота «Фиата» выбилось пламя.

Водитель «Форда», молодой землянин в белых штанах, выбрался из разбитой машины, держась правой рукой за лоб, с которого, сочась между пальцами, стекала кровь. В две секунды оценив обстановку землянин бросился наутек, пересекая перекресток в сторону Салиса. Заметив двух фербийцев, бегущих навстречу, землянин остановился, и тут же метнулся в противоположную сторону.

– Я к машине! – крикнул Монлис.

– Стой! Стрелять буду! – окрикнул беглеца инспектор и достал пистолет.

Землянин не реагировал на предупреждение. Инспектор дважды выстрелил в воздух. Землянин втянул голову в плечи и прибавил скорости, дергаясь из стороны в сторону, очевидно пытаясь уклониться от пуль.

– Турдур (8), – со злой усмешкой пробормотал Салис и, подложив левую руку под рукоятку «Грома»(9), совместил мушку и цель.

От удара в «Фиате» перекосило кузов и заклинило все четыре двери. Пламя набирало силу. Проезжавшие мимо машины останавливались, со всех сторон к горящему «Фиату» бежали фербийцы и земляне с огнетушителями в руках.

Монлис подбежал первым, дернул ручку двери. Дверь не отреагировала. Монлис дважды повторил попытку, фербиец на водительском сиденье пытался открыть дверь изнутри. Результат тот же. Монлис метнулся к задней двери, но и она не поддалась натиску. На заднем сиденье сидела молоденькая фербийка и отчаянно шлепала ладошками по стеклу.

Раздался выстрел. Землянин вскрикнул и упал на асфальт. Кровь, из простреленной голени быстро расползалась по белой материи.

– Уйди от окна! – крикнул Монлис, дублируя команду выразительным махом руки. – Уйди!

Фербийка на мгновенье замерла в испуге, затем повалилась на сиденье, закрывая лицо ладошками. Сдавленный взрыв, больше похожий на звук лопнувшего воздушного шарика, вывернул пол капота и выбросил вверх столб огня и дыма. Монлис кулаком разбил стекло задней двери и на пол корпуса нырнул в салон. Фербийка визжала и отбивалась от протянутых сильных рук. Водитель поливальной машины, кажется монгол, с монтировкой в руках подбежал к «Фиату» и разбил стекло правой передней двери. Водитель «Фиата» перебирался на пассажирское сиденье.

Монлис, наконец, отбился от беспорядочного движения рук фербийки и, больно сдавив хрупкие плечи, буквально выдернул ее из салона. Второй взрыв был гораздо сильнее. Шальшок упал на асфальт, увлекая за собой фербийку. За секунду до взрыва успели вытащить водителя…

«Фиат-Леонардо» мирно догорал, не дождавшись приезда пожарных. Погорельцы сидели в машине Салиса. Неподалеку, с простреленной ногой, на асфальте лежал виновник аварии. Фербийка время от времени всхлипывала, все еще оставаясь во власти страшного происшествия. Подъехавший патруль законников, выслушав объяснения инспектора, вместе с ним подошел к грязно матерящемуся землянину. Послышался вой сирены пожарных, подъехала машина медицинской службы.

– Однако, неприятность… – вздохнул Монлис, сидя на асфальте возле открытой двери, облокотившись о заднее колесо «Фаэтона».

– Зато хоть погрелись, – ответил погорелец, доставая трясущимися руками сигарету.

– Да уж, не холодно, – согласился Монлис.

Салис неторопливо подошел к своей машине. Он переговорил с законниками, они записали номер его ромба, выслушали свидетелей. Подстреленного землянина в сопровождении двух законников отправили в больницу.

– Он пьяный был, – вернувшись рассказывал Салис. – Документов на машину нет, прав нет.

– А ведь, наверное, думал, что он Шумахер, – как будто в пустоту сказал Шальшок.

– Спасибо, – дрожащим голосом сказала фербийка, кутаясь в плед предложенный Салисом.

– Вы нам жизнь спасли, – подтвердил погорелец.

– Я бы сейчас с удовольствием отнял бы ее у кого-нибудь, – заметил Шальшок.

– Вот так Монлис… Улыбнулся твой супчик, – сказал Салис еле заметно подмигнув напарнику и так же осторожно кивнул в сторону прелестницы.

– Послушайте, – вдруг оживился погорелец. – Мы живем на соседней улице и как только нас отпустят законники поедемте к нам…

– Неудобно… Поздно уже, – насупил брови Монлис, а про Лоуна подумал: с меня пиво, инспектор.

– Никаких «нет». И это даже не банкет, а так, закусить. Банкет будет в выходные. И потом вам же надо умыться… И даже не спорьте!

Отказываться было бесполезно. Да и зачем, подумал Монлис, глядя в сторону очаровательной барышни, которую звали Найкула.

Утром следующего дня Салис написал рапорт о ночном инциденте. Большого скандала Шайер снова не закатил, а всего лишь высказал пожелание о более обоснованном применение оружия. Пьяного можно было просто догнать. Ну не стрелять же, в самом деле, по каждому убегающему подвыпившему юнцу.

В глубине души Салис был с ним согласен. Он вообще стрелял только в крайних случаях. Но вчера инспектор пошел на поводу у своих эмоций. Он был уверен, что папашка парнишки откупится от законников и дело до суда не дойдет.

А пуля в голени будет неплохим напоминанием, что неприкасаемых на Фербисе нет.

После разговора с полковником Салис исчез из поля зрения Монлиса. Попытка поработать не увенчалась успехом. Перед глазами настойчиво всплывало чудное личико Найкулы. Той самой фербийки, которую он вчера геройски спас из горящего автомобиля. Чего лукавить, Монлис был горд своим поступком. Тем более что завтра вечером они со Найкулой встречаются возле имперского цирка уродцев.

Погруженный в мечтания Монлис не заметил как в комнату вошел Салис, на ходу посмотрел на напарника и подошел к видеоблоку.

– Вставай, она уже ушла, – сказал Лоун, вставляя в приемное гнездо модуль памяти.

Монлис обернулся и только сейчас заметил инспектора. Он так же отметил, что на столе появились восемь модулей памяти.

– Что это? – спросил Монлис.

– Видеозапись из аэропорта.

– Откуда? Вартонус же все забрал, – вставая неуверенно сказал Монлис.

На экране задвигались фигурки. Лоун развалился на диване, Монлис сел рядом с ним.

– Запись дублируется, – ответил инспектор. – Главное знать у кого ее спросить.

Камеры наблюдения стояли достаточно удачно, все лица поддавались идентификации, через имперскую базу данных. И хотя запись велась в режиме три секунды – один кадр, общая картина происходящего была ясна. Вскоре на экране появился Пентолос.

– Вот он выходит из коридора, – комментировал Монлис. – Звонок по телефону.

Смотри, мы тоже попали в кадр.

На экране Пентолос достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон.

Разговор был недолгим, не более одной минуты. После разговора Пентолос как будто в нерешительности постоял несколько секунд, что-то высматривая в толпе.

– Ищет жертву, – продолжал Монлис. – Вот он ее заметил.

Пентолос переложил кейс из правой руки в левую.

– Подходит к телефону-автомату.

Пентолос поставил кейс на пол, забрал пистолет, лежавший на полке телефона автомата под сложенной в несколько раз толстой газетой «Вестник Альверона».

– Выстрел.

Пентолос сделал два выстрела, после чего опустил руку и выронил пистолет.

– Патруль шел навстречу. После того как он зашел ему за спину, прошло секунд десять, не больше, – рассуждал Лоун.

– Он прав, – сказал Монлис. – Только сумасшедший будет стрелять, имея за спиной патруль законников.

– Вставь модуль с номером 39, – сказал Лоун. – С этой камеры его снимали в упор.

Монлис поднялся с диванчика и сменил модуль памяти. До места, где в кадр попал Пентолос, запись пришлось немного перемотать. С этой камеры Пентолос снимался крупным планом. Сюжет оставался тем же самым. Пентолос достал сотовый телефон и ответил на звонок.

– Смотри как меняется выражение его лица, – сказал Монлис.

– Это могло произойти и оттого, что он просто получил команду на убийство.

Ну не хотелось ему стрелять. До последнего надеялся, что обойдется, ан нет. Позвонили, сказали где пистолет и кого нужно убить. Ты бы тоже в лице переменился.

Салис с пульта выключил видеоблок.

– Вот результаты проверки пальчиков ночных стрелков, – сказал инспектор и передал напарнику бумагу.

Монлис принял лист и монотонно прочел вслух.

– Из шести комплектов отпечатков пальцев в картотеке есть только одни.

Принадлежат они Патешеву Евгению Александровичу. Землянин, русский, кличка Шустряк. Двадцать девять лет. Судимостей не имел. Занимался охранной деятельностью.

Торговал оружием. Принимал заказы на убийство. Трижды проходил по уголовным делам и трижды ничего не было доказано.

– Вот такой вот получается коктейль, – сказал Салис. – Телохранитель и наемный убийца в одном флаконе.

– Хотел бы я знать, на кого последнего работал Шустряк, – сказал Монлис.

– Все шестеро нападавших были в одинаковой одежде, с одинаковым оружием.

То есть можно предположить, что одна команда, а не случайно собравшиеся на вечеринку…

– «Сочими – 10–29». Итальянский девятимиллиметровый пистолет-пулемет, – сказал Лоун. – На Фербисе выпускается двумя заводами. Полгода назад Шустряк купил шестьдесят четыре ствола. Продал сорок. Судьба двадцати четырех стволов неизвестна. Мог оставить для своих нужд.

– То есть, – заключил Монлис, – его команда составляет не менее двадцати четырех бойцов.

– Уже восемнадцать, – уточнил Лоун.

На столе Салиса зазвонил телефон. Он нехотя поднялся с дивана и снял трубку.

– Алло. Привет. Что?! Спасибо, – сказал Салис и, положив трубку, тяжело вздохнул.

Монлис понял, что случилась еще одна непредвиденная пакость. И скорее всего снова как будто случайно.

– Я тут попросил знакомых… – начал Салис. – В общем Пентолос в первую же ночь в одиночке перегрыз себе вены. Его нашли только утром.

– Ну, теперь расскажи мне, что он просто не хотел убивать, а его принудили, – сказал Монлис. – Только уж как-то странно он потом из жизни ушел. Неужто, совесть замучила? И смотри как все выстраивается. Звонок по телефону.

Кодовое слово приводит в действие программу. Стрелок берет пистолет, находит подходящего под определение объект и выполняет программу. В тюрьме к нему заходит надзиратель и говорит кодовое слово для другой программы. Утром Пентолоса находят остывшим.

Салис сел на край стола.

– Итак, давай обозначим направление наших следующих действий. Первое.

Надо опросить всех родственников наших самоубийц, не обращались ли покойные за помощью к земным целителям и экстрасенсам. Курение, алкоголь или может болезни какие. Не посещали ли проповедников или миссионеров. Второе это Шустряк. Надо выяснить, где мы ему перешли дорогу. Третье. Выбирай, что возьмешь на себя. Родственников или Шустряка?

– Хорошо. Я пойду по родным и близким, – выбрал Монлис.

– Тогда за мной уголовники.

Работу имперским сыщикам предстояло проделать огромную. И ситуация осложнялась тем, что на них уже началась охота. Этой ночью инспектор Салис очень долго не мог уснуть, пытаясь понять, где же именно они перешли черту, за которой стали опасны. И кому они стали опасны? Шустряк наемник? Инспектор был просто уверен, что причина покушения в их нынешнем следствии, а не в старых делах.

В небольшом зале заводского присутственного дома(10) не было пустого места.

Один раз в неделю, каждое воскресение, сюда приходили фербийцы с окрестных улиц и близлежащих кварталов. И старые и малые, с образованием и без.

Кто-то шел от безысходности собственного бытия, кто-то от падкости на все инородное. Кому-то казалось, что проповедники с другой планеты, достигшей большего в развитии своей цивилизации, знают истину и готовы поделиться ею с каждым…

Независимо от причин рабочие и служащие, пенсионеры и студенты раз в неделю приходили на проповедь и отплясывали в непонятном танце, повторяя слова за инопланетным миссионером. Миссионер по-английски говорил в микрофон, который держал в руках, а симпатичная девушка, с небольшим акцентом переводила его слова на фербийский язык.

– И услышал я глас Божий с небес глаголющий! – надрывался тучный землянин, перебегая от одного края сцены к другому, закидывая вверх голову и рукою закрывая глаза.

На проповеднике была белоснежная рубашка, черные брюки, черные лакированные ботинки. На шее строгий галстук. Почему-то как и большинство земных проповедников он был в очках, позолоченной оправы, а на руке у него болтался золотой «Ролекс». Паства сидела в удобных креслах и в нужный момент проповеди вскидывала вверх обе руки и кричали «аллилуйя».

– Кто лжец если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? – с чувством декламировал проповедник. – Это антихрист, отвергающий Отца и Сына. Всякий отвергающий Сына не имеет и Отца, а исповедующий Сына Отца имеет. Итак, что вы слышали от начала, то и прибывает в вас. Если прибудет в вас, что вы слышали от начала, то и вы прибудете в Сыне и Отце. Обетование, которое он обещал нам, есть жизнь вечная. Аллилуйя!

– Аллилуйя! – хором подхватила толпа, вскинув обе руки вверх.

– Аллилуйя! – еще раз крикнул проповедник.

– Аллилуйя! – вновь ответила толпа.

После окончания проповеди паства расходилась по домам. Из зала было два выхода и у каждого стояли пожилые фербийки в монашеском одеянии, собирая в железные кружки пожертвования. Твердой таксы не было, каждый давал, кто сколько может. Проповедник дождался пока последний фербиец уйдет из зала и зашел за сцену.

– Хорошо работаешь, Джон, – сказал проповеднику землянин сорока лет, в черном, дорогом костюме, сидящий в кожаном кресле, и потягивающий из тонкостенного стакана апельсиновый сок.

– Может тогда прибавите мне жалование? – спросил Джон.

– Всему свое время, Джон. Всему свое время.

Сидевшего в кресле землянина звали Джордж. В голосе его отчетливо звучали повелительные нотки.

– Ты уже нашел кандидата? – спросил Джордж.

– Да, – ответил Джон. – Очень хороший экземпляр. Я думаю, все пройдет гладко.

– Ну что же. У тебя есть всего лишь неделя. Что будет если ты не справишься ты знаешь.

– Знаю, – подтвердил Джон.

Джордж Ремингтон поставил стакан на столик, попрощался с проповедником и вышел на улицу. Горячее солнце не успело обжечь его своими лучами. Джордж юркнул во чрево «Линкольна», охранник закрыл за ним дверцу и сел на переднее сиденье. «Линкольн» с американским флажком на правом крыле, сорвался с места и сопровождаемый «Шевроле – Бейзер» на большой скорости понесся по улицам Альверона.

Загородный дом Темного был великолепен. Не очень приметное с наружи здание голубого камня внутри было отделано с душой и любовью. Излишней роскоши не было, но в то же время было ясно, что ты попал в дом не к разжиревшему коммерсанту, а к серьезному фербийцу. Первый этаж скорее был больше похож на офис, нежели на жилище. В этих целях он чаще всего и использовался.

Второй этаж был отведен для жизни и отдыха. Бильярдная, гостиная, две спальни, тренажерный зал… на улицу выходила огромная веранда. Он полностью был отделан мадагайрой(11).

Темный плавал в бассейне. Он пытался успокоиться обычным для себя способом, всю энергию направлял в руки, которые с остервенением врезались в прохладную воду и, разбрасывая тысячи брызг, тащили за собой мускулистое, темно-бронзовое тело.

Его верный помощник и правая рука Хорек сидел под акацией в плетеном кресле и потягивал через соломинку из длинного стакана сок земного манго. Повод для гнева босса, несомненно, был серьезным и кончиться это могло чем угодно, но только не для него. Сегодня утром Хорек вернулся с Земли где договориться с русскими и итальянскими коллегами о совместном бизнесе. Уже при нем босс узнал подробности случившейся три дня назад перестрелки.

Наконец Темный немного успокоился и подплыл к лестнице. Как только он выбрался из воды, телохранитель тут же подал ему широкое полотенце. Темный на ходу кое-как обтерся и, бросив мокрую тряпку на стоящий рядом стул, упал в плетеное кресло. Горничная китаянка принесла кружку настоящего «Туборга» (Темный не любил фербийское пиво) с огромной шапкой пены. Темный дунул на пену и принялся жадно глотать янтарный напиток. Осушив кружку наполовину, он поставил ее на столик и с наслаждением выдохнул. Хорек отметил, что шеф почти спокоен.

– Надо же быть таким придурком, – сказал Темный и залпом допил пиво.

Горничная поставила на стол новую кружку и забрала пустую.

– Да, – согласился Хорек, – Поступок наиглупейший.

– Что законники?

– Я только что звонил. Все нормально. Сыскарь решил, что это его старые «дружки» мстят за прошлые дела. В клетку-то он посадил немало. Парнишку своего послал в центральный архив, чтобы проверить кто на свободе из посаженных им раньше.

– Хорошо если все обойдется, – сказал Темный. – А если нет?

– По нашим делам прямых концов от Шустряка к нам нет. А вот… по совместным проектам… Все что официально, то чисто, а что…

– У тебя от перелета мозги закипели?! Если они выйдут на «ясли» нас после этого из любой щели выковыряют.

– Да никуда они не выйдут! Шустряк ни о чем не знал. Его близко не подпускали.

Ну, взяли мы его под свое крыло, когда замочили папу казанского. У законников таких разборок сотни по шкафам лежат. В папочках.

– Зачем он это сделал?! – крикнул Темный.