Текст книги "Проект-Z"

Автор книги: Сергей Галихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Мамаша встала со скамейки, взяла карапуза за руку и, толкая перед собой коляску, пошла по аллее, удаляясь от храма.

Имперские сыщики и православный священник сели на скамейку. Шальшок развернулся вполоборота и смотрел на отца Федора более внимательно. На вид ему было около пятидесяти лет, спокойные, добрые глаза, высокий лоб изрезанный морщинами, окладистая борода тронутая сединой, манера говорить, некоторая медлительность в движениях… Казалось отец Федор знал что-то такое, что вселяло в него уверенность и спокойствие. Зачем куда-то спешить, если впереди вечность…

– Наверное, лучше начать немножко издали, – без долгих придесловий начал отец Федор. – На Фербисе не знали, что такое секта, пока сюда не переселились земляне. Слово «секта» имеет латинское происхождение. Есть несколько версий этимологии этого термина: Secta, – путь, правило, образ действия, мыслей или жизни. Sequi sectam alicujus – идти по чьим-либо стопам, быть чьим-либо приверженцем. Большинство тоталитарных сект Земли имеют общие характерные особенности.

Первое чего добивается наставник или учитель, это установления жесткого контроля над волей, сознанием и чувствами последователей. Отсюда железная дисциплина, требование обязательного штудирования и зубрежки печатных пособий секты. Необходимость этого часто объясняется тем, что нельзя достигнуть спасения, не зная основ учения. Отсюда следует отчетность о проделанном.

Внушение ученикам чувства вины перед организацией, психологическое давление на тех, кто хочет порвать с сектой.

Дальше формируется психологическая зависимость от лидера и организации, подавление любой критики, требование разрыва отношений со всеми, кто недоброжелательно отзывается о секте. Ограничение круга общения послушника только членами секты, отсутствие свободного времени, отсутствие личной жизни вне организации.

Самое распространенное занятие свободного времени – проповеди на улицах, так сказать «спасение заблудших». Создание атмосферы опасности и страха.

Страх перед скорым концом света, маниакальное отыскивание врагов. И как следствие – многочисленные случаи психических расстройств сектантов, нередко с элементами суицида.

Насаждение невежества, откровенного обмана, негативное отношение к науке и образованию, негативное отношение к медицине. Равнодушно-презрительное отношение к родной истории и культуре.

– С культурой понятно, – сказал Шальшок, – серого и необразованного проще обмануть. Но история…

– Причины те же, – ответил священник. – Сужение духовного и интеллектуального кругозора, неполноценное духовное развитие, нетерпимость некоторых сект в отношении к традиционным конфессиям. Так «Свидетели Иеговы» утверждают, что Православная Церковь изменила Богу. Служители «Церкви Христа» верят в то, что только они спасутся, остальные христиане, в том числе святые, нет. Активно используется плагиат в повторении древних ересей, быстрая смена догм. Кстати это вообще один из ярких признаков тоталитаризма. Как правило в сектах присутствует атмосфера великой тайны. Недоговаривание всей правды, неполное и постепенное раскрытие информации перед новичками.

Методы воздействия у сект весьма разнообразны. Но главное это простота, доступность и привлекательность. Примитивизм, если хотите.

– Чем проще – тем понятней, – сказал Салис. – Ведь на Фербисе никогда не было сект.

– Вы правы, Лоун. Следующий шаг выработка так называемого новояза, специальной сектантской лексики и терминологии. Главная цель новояза – сузить диапазон мышления адепта. Большую роль секты отводят агитации, рекламе. Полиграфия всегда яркая, качественная.

– На что секты существуют? – спросил Салис. – Их деятельность требует больших расходов.

– Источники доходов самые различные. Начальная финансовая поддержка всегда идет с Земли, постепенно сменяемая переходом на самоокупаемость. То есть налаживание процесса выкачивания денежных и материальных средств из последователей на Фербисе, аккумулирование этих средств.

Далее следует создание сознательной или бессознательной финансовой зависимости последователей, использование их труда и энергии на все сто процентов, что тоже нередко приводит к нервному и физическому истощению. Укрепление собственных позиций Учителей. Стремление заручиться поддержкой власти, подчас с подкупом должностных лиц. Попытки внедрить своих адептов в высшие эшелоны власти, в средства массовой информации, учебные и медицинские заведения, правоохранительные органы и коммерческие организации. Стремление заручиться поддержкой ангажированных «специалистов», юристов, врачей.

Борьба с критически настроенными специалистами, медиками, Богословами.

Быстрое реагирование на критику в газетах, на радио и телевидении, давление на журналистов, запугивание штрафами и судебными процессами. Разбор и проработка критических публикаций на общих собраниях сектантов.

Многие тоталитарные секты в основе своего построения имеют пирамидальную структуру. Во главе стоит основатель или лидер. Президент, Гуру и тому подобное. Ему непосредственно подчинен определенный круг приближенных помощников, у которых есть, в свою очередь, другие, более мелкие, помощники – ученики. А те, соответственно, являются лидерами для еще более мелких учеников – и так до самого основания пирамиды – рядовых членов секты.

Подобная система лидерства – наставничества особенно характерна для молодежной секты «Церковь Христа».

– Невольно хочется провести параллель между строением секты и структурой обычной банды, – сказал Монлис. – Главарь – пахан. Близкие дружки – братва, ниже шестерки.

– В отличие от мафиозной структуры, – продолжил священник, – где низшие не знают высших, в сектах все обстоит наоборот. Все знают своего лидера, основателя, президента, Гуру. А вот регламентированные отношения людей в мафиозной структуре весьма схожи с сектантскими. Жесткое подчинение крестному отцу, служение общим интересам и целям организации. Выйти из секты, как и из банды или мафиозной организации, крайне сложно. Часто, попытки вырваться кончаются трагедией.

– Не так уж и многие, пришедшие в секты хотят вырваться, – сказал Монлис.

– А насильно ничего не сделаешь. Да и немудрено поддаться обману. Ведь они не говорят, что Бога нет. Напротив. Они утверждают что говорят от имени Бога – К каждому проповеднику, как правило, прилагается своя христианская рок– или поп– группа, создававшая необходимую атмосферу всеобщего счастья, чтобы приятнее было «славить Господа» – добавил священник. – При этом на лице проповедника должно было быть нарисовано, по замечанию одного писателя, «выражение полного оптимизма». И земляне и фербийцы бывают чрезвычайно легковерны, а жаль. «Он сказал: берегитесь, чтобы вас не ввели в заблуждение; ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я; и это время близко.

Не ходите вслед их». Евангелие от Луки. Глава двадцать первая, стих восьмой.

– И много сект развернули свою деятельность на Фербисе? – спросил Салис.

– Не по всем сектам мы можем что-то доказать, но тем не менее, список у нас длинный.

– Почему на ваш взгляд секты так успешны в своих действиях? – спросил Монлис.

– Причин много, – сказал отец Федор. – Важную роль здесь играют средства массовой информации: телевидение, радио, газеты, через которые происходит агитация и вербовка. В сектах работают профессиональные психологи. Они очень активно работают с журналистами.

Одна из «церквей» успешно внедрилась в систему Имперского образования.

Шестнадцать лет назад в 12О тысячах школ Империи велось преподавание по разработанному учебнику «Вселенная и я», что является нарушением имперского «свода правил об образовании». Существует целый ряд организаций, по названиям которых никак нельзя догадаться, что они управляются новоявленным посланником Божьим. На Фербисе подобных организаций около трехсот. Сейчас ситуация несколько лучше чем семь лет назад. Но не настолько, чтобы можно было вздохнуть спокойно. С ужесточением имперского закона «О свободе совести и религиозных организаций» ряд культов просто сменил вывеску. Существует большая опасность дальнейшего перехода тоталитарных культов из религиозной сферы в сферу медицинскую, педагогическую, культурно-просветительскую, в область оказания психологических услуг.

– Как вы думаете, какова настоящая цель организаторов сект в Империи? – спросил Салис.

– Ответов здесь может быть много. Я, например, заметил, что большой процент сект напоминает обычную коммерческую структуру. Только прибыль приносит не торговля или оказание услуг, а пожертвования.

– На Земле был такой писатель Хабборт, – вставил Монлис, – который сказал однажды: «Лучший способ заработать – это придумать религию».

– Кто-то зарабатывает сектантством на жизнь, кто-то просто нездоров психически и живет в выдуманном мире, считая себя посланником Бога и мессией. Другие надеются услужить дьяволу. Большой популярностью, особенно среди молодежи, пользуются сатанинские секты. Не редко секты являются откровенным прикрытием для разведок государств Земли. Заставить гражданина предать свою страну гораздо сложнее, чем объяснить свою деятельность спасением вселенной от новой войны.

– У вас есть конкретные факты вербовки граждан империи разведками Землян? – спросил Салис.

– Мне очень жаль, Лоун… тайна исповеди священна. Но я уверен, что если вы через свое ведомство обратитесь в имперскую безопасность, вам подтвердят факты вербовки через секты. Извините, мне пора идти.

– Спасибо за помощь, – вставая, сказал Салис. – Вы нам о многом рассказали, чем сильно помогли в очень важном расследовании.

– Вам спасибо, – сказал отец Федор. – Не много найдется фербийцев, готовых встать на пути у сект. Вы занимаетесь очень опасным делом.

– Работа у нас такая, – сказал Лоун.

Отец Федор пожелал удачи, перекрестил сначала Монлиса, потом Лоуна, попрощался и пошел в сторону храма. Сыщики смотрели ему в след, до тех пор, пока священник не скрылся из вида за огромными, дубовыми дверьми.

Труп фербийца раскинувшего руки лежал на узкой асфальтовой дорожке лицом вверх, рядом с забором из сетки рабицы, огораживавшем трансформаторную подстанцию. Легкий ветерок шевелил светло-коричневые, чуть тронутые сединой волосы. В метре от трупа лежал черный кожаный портфель.

«Фаэтон» Салиса подъехала минут через сорок после трагедии. Инспектор еще не успел заглушить двигатель как Монлис уже вышел из машины и растворился среди зевак. Он очень любил этот способ сбора информации. Затерявшись в толпе, Монлис прислушивался к пересудам и сплетням о только что происшедшей трагедии. И практически всегда ему удавалось выбрать из десятков небылиц одну две ниточки, которые впоследствии помогали в расследовании.

Салис подошел к капитану законников. Это он позвонил инспектору выполнив его просьбу. Они поздоровались.

Капитан подвел инспектора к телу.

– В общем-то, почти все… – начал рассказывать капитан, но запнулся. – Короче ничего я не понимаю. Убитого звали Улис Сорол. Он был директором радио электронного института. Месяц назад я обходил территорию и встретился с ним. Он сказал мне, что ему угрожают. Ему и его семье.

– Кто угрожает?

– Сейчас модно на фирме или на заводе иметь комнату для релаксации, психолога, который ковыряется в мозгах сотрудников. Улис был в отпуске и его заместитель сдал две комнаты какому-то «центру психологической помощи». У меня записано, в участке лежит его заявление. Когда Улис вернулся из отпуска, то понял, что эти ребята никакой психологической помощью не занимаются, а представляют из себя обычную секту. Естественно Он устроил своему заму нагоняй, за то, что пустил сектантов в институт, разорвал договор аренды. Миссионеры начали ему угрожать. Сначала осторожно. Мол, а стоит ли эту кашу заваривать?

Потом откровенно. Начались ночные звонки по телефону.

– Бред какой-то, – не верил в услышанное Салис. – Директор института…

Он что не мог в службу безопасности обратиться? В конце концов позвонить в имперскую безопасность.

– Он говорил что ходил. Там сказали, что разберутся, а вечером кто-то позвонил домой и рассказал как выглядит его дочь и какой дорогой она ходит в школу…

– Что от него хотели?

– Вернуть аренду. Я сказал Улису, чтобы он зашел в участок и написал заявление. А теперь вот видишь… Ты просил сообщать все новости, которые будут касаться экстрасенсов, миссионеров, сект…

К капитану и инспектору подошел Монлис.

– Очевидцы говорят что, когда Улис проходил возле высоковольтных трансформаторов, – сказал Монлис, – он оступился, схватился рукой за сетку. Вот тут-то его и тряхануло.

– Проверили, сетка под напряжением?

– Только что уехала аварийная бригада электриков. Они сказали что в их хозяйстве все в порядке.

– Может быть разовый пробой? – предположил Салис.

– Нет, – сказал капитан. – Исключено. Эксперт отверг версию электрического удара. Но… Есть тут одна удивительная вещь… – капитан явно не решался сказать. – Врач сказал, что у трупа переломаны шесть ребер. А на теле нет ни одного синяка.

Из микроавтобуса вышел эксперт, за ним два санитара с носилками.

– Мы забираем тело? – спросил один из санитаров.

Капитан, взглянул на Салиса и сказал:

– Да. Уже можно.

Санитары положили труп на носилки, накрыли его простыней и понесли к труповозу.

– Что скажете? – спросил медэксперта Салис.

– М-м-м… – промычал эксперт, – это первый случай в моей двадцатилетней практике. По характеру травм можно однозначно говорить, что потерпевшего расстреляли из автомата. Но вот что я совсем не понимаю, так это то, что на теле нет ни одного пулевого отверстия.

Салис задумался. Услышанное не умещалось ни в какие рамки.

– Хотите еще что-то добавить?

– Пока больше ничего, – ответил эксперт. – Вскрытие покажет.

Салис поблагодарил эксперта и тот тут же ушел. Инспектор посмотрел на место, где только что лежал труп Улиса, повернулся к капитану.

– Интересно. Как же так получается? – вслух рассуждал, Салис. – По характеру повреждений можно утверждать, что человека расстреляли из автомата, но на его теле нет ни одного пулевого отверстия. Можно предположить, что на покойном был бронежилет, но жилета не нашли. Опять же Улиса трясло, как будто его током шибануло, но электрики подобную возможность отрицают на все сто процентов.

– Может, просто пытаются свою задницу прикрыть? – предположил Шальшок.

– Непохоже, – сказал Салис и спросил капитана. – Что думаешь делать?

– Проверим центр, тот, что пытался вернуть аренду. Постараемся узнать, не угрожал ли Улису еще кто-нибудь. Кроме всего прочего от него могли требовать доступа к разработкам. Банальный промышленный шпионаж. Поговорю с имперской безопасностью.

– Спасибо, что позвонил, – сказал Салис, протягивая капитану руку.

– Как у тебя на службе? – спросил капитан. – Я слышал Шайер на тебя зуб точит.

– Восемь лет уже точит.

Шальшок попрощался с капитаном и пошел следом за Салисом к машине.

– Что узнал? – спросил инспектор, вставил ключ в замок зажигания и пустил двигатель.

– Четверо видели белое «Пежо», которое сразу же после происшествия уехало со двора.

– Снова «Пежо», – сказал Салис, надавил на педаль газа и направил машину в сторону шоссе.

Минут десять ехали молча, после чего инспектор вильнул к обочине и резко затормозил.

– А что мешает внушить фербийцу, что в него стреляют из автомата? – спросил Салис.

– Да, в общем-то, ничего, – принял идею Монлис. – Просто гипноз – вряд ли. Как бомба с часовым замедлителем. Возможно внушение на расстоянии, скажем из белого «Пежо». Только расстояние от машины и до Улиса было метров в сорок. А вот стационарную установку, скажем какой-нибудь генератор направленного излучения, где-нибудь в доме напротив, поставить могли запросто.

– Надо попросить капитана проверить не сдавал ли кто квартиру в близстоящих домах. Хотя… я сомневаюсь, что он что-то найдет. Серьезные ребята работают.

Найтилус сидел на своей кровати, застеленной темно-синим синтетическим одеялом, и ждал когда за ним придет санитар. Каждый день, после завтрака, его водили на процедуры. Называть так то, что происходило в небольшой комнате, Найтилус не мог. Ему очень не нравились эти процедуры. Каждый раз, возвращаясь в свою палату, а точнее будет сказать камеру, он чувствовал сильное отвращение к себе. Как будто всего минуту назад он сидел посреди площади Императорского дворца и усердно гадил. Гадил не потому, что ему так сильно приспичило, а потому что ему это кто-то приказал и он не смог противиться этому приказу. Каждая клетка Найтилуса чувствовала стыд. Стыд и унижение. Ему ласково говорили, что он должен будет сейчас делать и Найтилус делал это, хотя всякий раз ему становилось нестерпимо противно.

Но чувство вины и отвращения с каждым разом слабело. С каждым днем Найтилус все быстрее забывал о произошедшем. Если случившееся две недели назад он помнил вполне сносно, то, что было позавчера припоминал уже с трудом.

Железная решетка лязгнула и распахнулась. Найтилус обернулся на звук.

На пороге стоял санитар, что приходил за ним каждый день. Только теперь он почему-то не улыбался. Скорее его лицо было полностью безразличным ко всему, нежели выражало какие либо эмоции вообще.

– Выходи, – безразлично сказал санитар и качнул головой в сторону.

Найтилус поднялся с кровати, надел шлепанцы и, закутавшись в халат, вышел из камеры. Санитар закрыл за пациентом решетку.

– Вперед, – сказал санитар, звякнув связкой ключей.

Найтилус повиновался. Мерно шаркая по кафельной плитке, он шел по ярко освещенному коридору. Санитар шел следом.

– Направо, – сказал санитар, когда они подошли к двери, ведущей на лестницу.

Поднявшись на третий этаж санитар открыл перед Найтилусом дверь и из-за нее в ту же секунду вырос второй санитар. Роста он был, как первый, огромного.

Высокие, крепкие ребята одним своим видом вмиг отбивали охоту перечить.

В столовой рассказывали, что один из пациентов пытался уйти из пансионата.

Так его скрутили, надели смирительную рубашку, и на следующий день он был тише воды ниже травы. Только смотреть он стал всегда прямо перед собой, куда-то вдаль. Даже когда ел, не опускал головы.

Первый санитар передал второму медицинскую карту пациента и присел на диванчик, стоящий в двух шагах от двери. Второй санитар принял карту и взял Найтилуса за руку выше локтя.

– Пошли, – сказал новый конвоир и повел пациента дальше по коридору.

Шли они не долго. Возле четвертой двери в правой стене медбрат остановился и нажал кнопку звонка. Дверь открылась. Санитар ввел Найтилуса в кабинет, усадил его на стул возле стола, за которым сидел доктор, молча положил перед ним на стол карту и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. В правой стене была еще одна дверь. Ее лишь прикрыли и за ней просматривалась светлая комната. Найтилус посмотрел на доктора. Раньше он его не видел.

Собственно раньше он и не поднимался на третий этаж. Столовая, душевая, процедурная… находились на втором.

Из соседней комнаты вышли два санитара и взяли Найтилуса под руки. Они усадили его в кресло, сильно похожее на стоматологическое. Точно в такое кресло он садился каждый день. Возможно, именно эта ассоциация в первый день вызвала у Найтилуса неприятный привкус опасности. Тогда он еще не понимал, чего именно испугался, просто чувствовал себя очень неуютно.

Санитары ловкими, отработанными до автоматизма, движениями положили руки Найтилуса на подлокотники и закрепили их ремнями, потом ноги, после чего зафиксировали на подголовнике голову и пока один из них, отойдя к загадочного вида аппаратуре, щелкал тумблерами, второй нацепил Найтилусу на голову резиновую шапочку-сетку и принялся крепить к ней провода.

– Ну-с, голубчик, – сказал доктор и улыбнулся. – Приступим.

Найтилус немного успокоился. Подобное обследование случалось с ним и раньше, когда он раз в год ходил в клинику. При помощи такой шапочки снимались импульсы головного мозга.

– Тэк-с… – сказал землянин, придирчиво осматривая пациента и слегка подергивая проводочки.

Санитары сели на стулья стоявшие вдоль противоположной стены. Доктор зашел за стойку с электронной аппаратурой, и пару раз щелкнул переключателем.

– Ну что же, – сказал доктор, вдумчиво разглядывая стойку. – Сегодня уже можно увеличить до двадцати восьми.

После этих слов доктор надел Найтилусу очки, закрепил на голове наушники и нажал зеленую кнопку. Все что произошло в следующую секунду напоминало аттракцион. В очках забегали пульсирующие разноцветные огни, в ушах послышался мелодичный треск, затем неприятный писк. Найтилус непроизвольно зажмурил глаза. Доктор повернул ручку регулятора, и тон треска повысился. В следующую секунду Найтилус как будто провалился в бездну. Он завертелся в неведомом вихре, чередования слепой темноты и разноцветных огней, который постепенно сменился удивительной палитрой волшебных оттенков.

Очнувшись, Найтилус не сразу понял, где находится. Он попытался подняться и у него это получилось. Осмотревшись Найтилус осознал, что сидит на кровати в своей камере. Его немного подташнивало. Как он сюда попал, Найтилус не помнил. Он повернул голову взглянул на окно под потолком, – оно было темным, – встал, залез на спинку кровати и выглянул на улицу. От четвертого корпуса в сторону ворот, освещенных двумя прожекторами, прошли два человека в камуфляжной форме, с резиновыми дубинками на поясе. Рядом с ними шла собака. Найтилус смутно помнил, что вышел из своей камеры еще до обеда.

Но сейчас была ночь… сколько же прошло времени?

Монлис шел по коридору управления имперского сыска в растерянных чувствах.

Шел быстро, резко отмахивая правой рукой, в которой был конверт заказного письма, полученный им сегодня утром. В коридоре стоял легкий галдеж. Сослуживцы обсуждали какую-то новость.

– Монлис, иди сюда, – пригласил принять участие в обсуждении Хейлок.

– Некогда. Потом, – отмахнулся Монлис.

Открыв дверь кабинета, он увидел Лоуна, сидевшего за своим столом. Инспектор что-то вдумчиво писал в толстой тетради.

– Ты только посмотри, что мне сегодня утром принесли! – с порога сказал Монлис.

Монлис подошел к столу, бросил письмо и с разворота плюхнулся на диванчик.

Лоун косо взглянул на продолговатый голубой конверт и вернулся к своему, очевидно увлекательному, занятию.

– Приглашение из Американского посольства на фуршет, который состоится в шесть часов вечера, – не поднимая глаз сказал Салис.

Он написал еще несколько слов, остановился и бесцельно посмотрел на тетрадь.

Шальшок несколько опешил от такой информированности инспектора. Салис отложил ручку и откинувшись на спинку кресла со слабой улыбкой на устах посмотрел на Шальшока. Монлис продолжал хлопать глазами.

– Тебе такое же прислали? – спросил он.

Салис открыл ящик стола, убрал туда тетрадь и встал со стула. Сладко потянувшись, инспектор сел рядом с Монлисом на диванчик, из внутреннего кармана тофраги достал точно такой же конверт, извлек из него пригласительный билет и прочел:

Уважаемый господин Салис. Завтра, в восемнадцать ноль-ноль на территории посольства Соединенных Штатов Америки в рамках культурного обмена состоится встреча посла Соединенных Штатов и представителей Имперской интеллигенции.

Мы будем рады видеть Вас среди гостей вечера. После небольшого концерта фуршет в лучших традициях Фербиса и беседа в неформальной обстановке.

С уважением, секретарь посольства… …и так далее, – сказал Салис. – Да вот еще дописано от руки. Постскриптум.

Форма одежды свободная. Смокинг желателен, но необязателен. …дата. Подпись.

– Круто. У тебя точно такое же… – промычал Монлис. – Ну и что господин инспектор ты по этому поводу думаешь?

– По поводу приглашения? Ничего особенного. Будут склонять к сожительству.

– Чи-иво-о?

– Ну… расскажут какая Земля хорошая, как хорошо там живут люди. А особенно будут нахваливать Америку. Какая у них грандиозная демократия. Волки сыты и овцы целы. А мы с тобой, мягко говоря, два засранца, мешаем их миссионерам фербийцам слово Божие. Которые, между прочим, к нам сюда прилетели по культурному обмену. У тебя смокинг есть?

– Есть, – ответил Монлис и улыбнулся.

Салис повернулся и посмотрел на Монлиса не зная, что и сказать на его наглую ухмылку.

– Зато я майор, а ты лейтенант, – наконец нашелся Салис. – И вообще я здесь главный. И нефига сидеть на диване. Опознали прыгуна с платформы.

Поехали с вдовой побеседуем.

– Хоть ты меня постоянно третируешь, – сказал Монлис, вставая с диванчика, – я тобой все равно горжусь, господин старший имперский сыщик. Смотри как мы удачно, под твоим чутким руководством, наступили им на хвост. Уже на культурный обмен приглашают. Если со мной культурно меняться, то я могу что хош отдать. Вот, например, хоть фербийское национальное корыто.

Деревянное. Настоящее. От пробабушки осталось. Ну а взамен… ну… скажем «БМВ», двухдверное… салон кожаный… цвет можно любой, коробка тоже… необязательно чтоб автомат…

– «БМВ» это в Германии, – вставая сказал Салис. – А в Америке «Кадиллак».

– Ну… я могу и альверами взять. По весу…

Дверь в квартиру Пенсалусов открыла старшая дочь, упитанная фербийка лет тридцати пяти. Сыщики представились, их провели в просторную комнату.

Ингала Пенталус сидела за столом и разбирала старые фотографии. Кусочки бумаги, с лицами из прожитой жизни, беспорядочно покрывали половину поверхности стола. На Фербисе многие так и не приняли голографическое изображение и по привычке делали фотографические отпечатки на бумаге.

Ингала брала в руки очередную фотографию, пару минут рассматривала ее и откладывала в сторону.

– Мама, к тебе пришли из имперского сыска, – сказала дочь и пригласила сыщиков пройти в комнату.

Ингала оторвалась отфоголографий, подняла глаза на гостей.

– Здравствуйте, – сказал Салис. Шальшок коротко кивнул головой.

– Здравствуйте, – тихо сказала Ингала, жестом руки предложила гостям присесть.

– Инспектор имперского сыска Лоун Салис. Мы хотели задать вам несколько вопросов.

Ингала молчала.

– Ваш муж не одинок в своем поступке, – сказал Салис. – Таких случаев десятки. Нам поручено более детально изучить все подобные эпизоды. Возможно, этому найдется какое-то объяснение.

– Какое тут может быть объяснение, – сказала Ингала и тяжело вздохнула.

– Всю жизнь вместе прожили, а теперь вот… все что осталось.

Она показала глазами на фотографии на столе.

– Все что осталось… Хорошо хоть это есть. Здесь – вся жизнь. Вся судьба.

– Расскажите пожалуйста поподробней, что произошло в тот вечер, когда вашь муж ушел из дома.

Ингала оперлась о стол локтями, положив руки перед собой сплела пальцы в замок и с силой сдавила их. Несколько секунд она сидела молча, опустив глаза.

– Мы были на даче. Альтак ремонтировал швейную машинку, смотрел телевизор.

В девять вечера я принесла ему миску похлебку.

– Девять часов… Вы точно запомнили время? – спросил Монлис.

– Да, – ответила Ингала. – Было почти девять. По телевизору как раз рекламу показывали перед программой новостей.

Ингала немного улыбнулась своим воспоминаниям. В краешках ее глаз появились маленькие слезинки. Они быстро увеличились и скользнули вниз по серебряной щеке. Улыбка постепенно перетекала в гримасу боли.

– Альтак съел пару ложек и вдруг замер. Я смотрела на него и не понимала что случилось, а он положил ложку в тарелку, встал из-за стола, и вышел из комнаты. Даже плащ не взял. Я спросила ты куда? – он ответил я скоро.

И все. До сегодняшнего дня я про него ничего не знала.

– Когда это случилось? – спросил Салис.

– Две недели назад, – Ингала шмыгнула носом. – День в день. Ума не приложу, что могло случиться?… Чтобы ужинать и вот так, ни с того ни с сего, подняться и уйти.

– Какое у него в тот вечер было настроение? – спросил Монлис.

– Как всегда, хорошее. Альтак вообще оптимист был.

– А вредные привычки у него были?

– Он курил. Но год назад бросил.

– Сам?

– Нет. В каком-то центре при христианской миссии лечился.

– А после лечения в его настроении вы не заметили никаких изменений? – спросил Салис.

– Нет. А почему вы спросили?

– Бросить курить непросто. В редких случаях отвыкание проходит без последствий.

Бывшие курильщики, например, часто начинают прибавлять в весе.

– Нет, – вздохнула Ингала, – не заметила.

Ингала еще двадцать минут рассказывала о последнем годе жизни мужа, о его знакомых, привычках. Имперские сыщики тщетно пытались найти зацепку.

Единственное, что объединяло Альтака с остальными жертвами – лечение при христианской миссии.

– Спасибо что поговорили с нами, – сказал Лоун. – Извините что побеспокоили.

– Примите наши соболезнования, – сказал Монлис.

Имперские сыщики вышли из комнаты, а Ингала продолжила медленно перебирать фотографии, останавливаясь на каждом снимке, маленьком кусочке своей жизни.

– Твари! – сквозь зубы процедил Шальшок, когда они вышли из подъезда.

– Я им устрою культурный обмен.

– Только попробуй! – Салис дернул Монлиса за рукав. – Я тебя самолично пристрелю.

– Не бойся. Я же сказал, все будет культурно. Как же все-таки гадко на душе, – сказал Монлис, открывая дверь «Фаэтона». – Жила семья и в один миг от жизни остались только фотографии. И дело здесь не просто в несчастной судьбе, а в том, что кто-то так захотел. Дернул за веревочку – дверца и открылась.

– Был на Земле такой писатель, Шекспир… Пьесы для театра писал, – сказал Салис, вставляя ключ в замок зажигания. – Так он говаривал: Весь мир театр, а люди в нем актеры.

– За долго до него это сказал Петроний, – уточнил Монлис. – Но я уверен, что они и не подозревали насколько окажутся правы.

В посольстве Соединенных Шатов Америки на планете Фербис принимали гостей.

Как и было обещано в пригласительном билете публика присутствовала сплошь интеллигентная. Театральные и кинорежиссеры, художники, писатели, артисты, политики, отцы города, члены правительства. Фербийцы и земляне. Дамы, разодетые в вечерние наряды посверкивали камешками на серебряных и белых, изящных и не очень шейках, пальчиках и в ушках. Кавалеры, одетые в смокинги и тофраги, фланировали в ожидании официальной части фуршета, то бишь концерта.

Но вот гостей пригласили в овальный зал. Два солиста и солистка имперского оперного театра спели по паре арий, актер прочел что-то из фербийской поэзии. После концерта художнику Цертелису вручили небольшую денежную премию за чистоту помыслов в искусстве, а журналисту Киселису премию чуть побольше, за мужество и честность, проявленные при выполнении профессионального долга.

После официальной части гостей пригласили к столу. По дорогому ригейскому фарфору застучали серебряные вилки, зал наполнился тихом звоном, шорохом и бульканьем.

– Господин Пельренис, рекомендую вот эту рыбку. В вашем сенате, в буфете, такую не дают.