Текст книги "Коломяги и Комендантский аэродром. Прошлое и настоящее"

Автор книги: Сергей Глезеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

СОСЕДИ-ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ

С восточной стороны к Коломягам примыкали владения Удельного земледельческого училища, появившегося здесь в 30-х годах XIX века. Впрочем, есть сведения, что еще в конце XVIII века эти территории передали в ведение Департамента уделов. В 1797 году Павел I в день коронования подписал «Закон об императорской фамилии», в котором определялось, что отныне император, его мать, императрица и наследник находятся на постоянном содержании казны. Прочих же детей с момента совершеннолетия или выхода замуж обеспечивает «удельный капитал», собираемый в виде оброка с крестьян «удельных» имений, то есть выделенных из государственных владений в собственность императорской фамилии.

В 1827 году оброк заменили доходом от общественных запашек, обрабатываемых крестьянами сообща. За работами на этих полях следовало наблюдать специальным смотрителям, и для их подготовки учредили Удельное земледельческое училище. Его строительство началось в 1832 году на пустоши сельца Никольского, на шестой версте от Петербурга, по левой стороне от Выборгской дороги (потом – шоссе, ныне – проспект Энгельса). Учебное заведение торжественно открыли 1 октября 1833 года. От него и пошло название местности– Удельная.

Проектирование и наблюдение за строительством училища осуществлял академик архитектуры Х.Ф. Мейер, с 1819 года в течение тридцати лет состоявший на службе в Удельном ведомстве. По проекту в первую очередь возводились 23 здания – главный корпус, спальни воспитанников, дома для персонала, столовая, больница, две мастерские, а по периметру двора – службы. Через два-три года на соседних участках появились ферма, еще восемь мастерских и другие хозяйственные постройки.

Постепенно училище увеличивало свои владения: в 1839 году приобрели 39 десятин от почетного гражданина Лихачева, в 1843 году – 252 десятины пустоши от сенатора С. Ланского. Таким образом, владения училища протянулись по левой стороне Выборгской дороги на пространстве между нынешними Поклонногорской улицей и Ланским шоссе, а с запада границей служили земли коломяжского имения. На вновь приобретенных землях находились пустоши и еловый лес, местами заболоченный. На расчистку, осушение, планировку приходилось затрачивать много труда и средств.

На участке, купленном у Ланского, существовали просеки-аллеи, которые сохранились в основном и до нашего времени (на территории нынешнего Удельного парка). В сырых заболоченных местах для осушения прорыли каналы, причем они сходились к магистральному Комендантскому каналу, располагавшемуся на покосах. Через всю территорию участка по нижней террасе нынешнего парка проходила дорога в Коломяги – впоследствии, с середины XIX века, Фермское шоссе (с 1896 года до 1920-х годов существовал также вариант – Фермерское шоссе).

От Фермского шоссе отходило ответвление на верхнюю террасу к располагавшемуся там «караульному дому». В 1850 году вблизи него на реке устроили запруду, а невдалеке пруд. Около пруда вскоре выстроили новые дома для сельскохозяйственной фермы училища – Новую ферму. На ней организовали учебные усадьбы, соответствовавшие типам хозяйств различных губерний Российской империи.

Молодой литератор В.П. Бурнашев, более известный под псевдонимом Бурьянов, посвятил училищу ряд публикаций в популярной петербургской газете «Северная пчела», а затем выпустил книгу «Описание Удельного земледельческого училища». Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона называет Бурьянова еще и «дилетантом-агрономом». В 1843– 1844 годах вышел составленный им первый русский сельскохозяйственный словарь – «Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного», высоко оцененный В.И. Далем.

Подробное описание училища есть и в путеводителе Бурьянова «Прогулка с детьми по С.-Петербургу и его окрестностям», изданном в 1838 году. Согласно его описанию, по левой стороне от Выборгской дороги простирались «превосходно возделанные поля, покрытые такой рожью и таким овсом, каких, конечно, трудно где-нибудь найти; нивы на большом пространстве обнесены канавою с высоким балюстрадом».

Налево от Выборгской дороги вел «планированный, как садовая дорога, проспект, ведущий к множеству красивых, хотя несколько однообразных деревянных строений, белых со светлозелеными крышами». Он был проложен первыми воспитанниками училища в 1830-х годах и впоследствии, при планировке местности Удельная в 1870-х годах, получил название Скобелевского – в честь генерала Михаила Дмитриевича Скобелева, участника Русско-турецкой войны 1877—1878 годов и завоевания Хивы и Коканда в 1873– 1876 годах.

Следуя за Бурьяновым, мы оказываемся во дворе Удельного училища. «Боже мой! Как чист, как хорошо содержан этот двор, обширный, окруженный разными училищными зданиями и хозяйственными заведениями; ни соринки нигде. Посередине двора устроены качели и превысокий шест, на который мастерски умеют лазить здешние воспитанники». В главном корпусе – церковь, квартиры директора и его помощника, музеум и прочие заведения. Музеум разделен на две части: «Направо разные иностранные усовершенствованные орудия: культиваторы, экстирпаторы, веялки, молотильни, маслобойни, сеяльницы и пр., и пр. Налево собственно русские орудия в том виде, в каком они употребляются крестьянами в разных губерниях: тут соха, плуг, орало, косуля, межеумок, кривуша и пр.».

Среди хозяйственных заведений – водяная мельница, хлебник, рига, коровник со швейцарскими, штейермаркскими, тирольскими и нашими холмогорскими быками и коровами, свинарня с огромными ютландскими и китайскими свиньями, птичник, молочня, а также анатомический театр. В последнем «воспитанники упражняются в искусстве снимать кожу с убитого животного и в рассматривании его внутренностей для узнания внутреннего состава; это необходимо всякому хозяину, который хочет сам лечить свою скотину».

Таким образом, Удельное земледельческое училище представляло собой попытку обучения юношей в условиях образцового крестьянского хозяйства. Как писал все тот же Бурьянов, воспитанники училища – «добрые сельские юноши, готовящиеся скоро сделаться полезными сынами отечества распространением правил сельского хозяйства в Русском Царстве».

Удельное земледельческое училище было учреждено для образования 250 крестьянских мальчиков из разных имений в возрасте не моложе 16 и не старше 19 лет, «здоровых, одаренных умом и способностями и отличающихся хорошей нравственностью». Обучение строилось таким образом, чтобы будущие «смотрители общественной запашки» обладали основами наук (преподавались грамота, арифметика), а также знали ремесла, необходимые для устройства земледельческих орудий и вообще для семейного крестьянского быта. Как писал В. Бурьянов, «здесь воспитанник знает и покрыть кровлю, и выконопатить дом, и поставить печку, и стачать сапог, и содержать скотину, и доить корову и пр.». Во многом это достигалось путем того, что в Удельном училище не предусматривалась прислуга, и воспитанники сами поочередно выполняли обязанности пекарей, кашеваров, истопников, прачек и т. д. Сами доили коров, откармливали телят и поросят, готовили молочные продукты («Что за сливки, что за творог, что за простокваша, что за варенцы, и все это делают сами воспитанники, которые сверх того мастерски приготовляют французский сыр», – восторгался В. Бурьянов), занимались пчеловодством, делали мебель.

Среди построек училища имелась «образцовая изба», в которой попеременно жили воспитанники и «учились на практике тому умению жить, которое преподавалось им в теории». Персонал же училища составляли директор, его помощник, священник, медик, четыре учителя, садовод, фермер, скотник, шесть надзирателей из отставных унтер-офицеров, десять удельных крестьян-наставников по сельскому хозяйству и мастера по обучению ремеслам. Отметим, что директором училища в течение 17 лет был профессор агрономии и математики М.А. Байков, приглашенный из Харьковского университета.

В течение первых четырех лет занятия сельским хозяйством чередовались с обучением грамоте и арифметике по ланкастерской методе взаимного обучения, а последние два года отводились исключительно работе – на ферме, в поле, в мастерских. На полях выращивались разные сорта зерновых и трав, картофель, турнепс и другие культуры, в то время почти неизвестные русскому крестьянину, причем семена, главным образом, выписывались из-за границы. Росли на полях училища даже арбузы и дыни.

Уклад училища составляла строгая дисциплина, привычные для крестьянского обихода одежда, пища, ежедневные общие молитвы, пение в церковном хоре, соблюдение постов и обрядов. В. Бурьянов описывал торжественную церемонию водоосвящения и крестного хода по полям училища, связанную с началом жатвы.

Училище привлекало общественный интерес, ознакомиться с его устройством приезжали и русские помещики, и иностранцы. Среди гостей были Николай I, министры М.М. Сперанский и Е.Ф. Канкрин, писатели В.А. Жуковский, Н.И. Греч, О.И. Сенковский, генерал И.Н. Скобелев (А.И. Куприн посвятил ему повесть «Однорукий комендант») и любимец воспитанников – И.А. Крылов. В музеуме училища, как писал В. Бурьянов, хранился цеп, которым молотила рожь великая княгиня Елена Павловна, «удостоившая заведение своим посещением и подробным осмотром по всем частям, 3-го сентября 1836 г.».

Во время Крымской войны Удельное училище стало местом размещения образцовой роты Стрелкового полка Императорской фамилии, сформированного из удельных крестьян, «занимающихся звериным промыслом». Несколько зданий училища приспособили под казармы, квартиры офицеров, хозяйственные службы, построили манеж, тир и «ретирадные места». Рота прославила эту местность еще несколькими знаменитыми именами, ибо в числе ее 22 офицеров были подполковник А.К. Толстой, поручик Владимир и прапорщик Алексей Жемчужниковы, будущий искусствовед Лев Даль. Первые трое – соавторы знаменитых сочинений «директора Пробирной палатки» Козьмы Пруткова.

Пребывание роты нарушило установившийся годами распорядок жизни Удельного училища, и его деятельность стала клониться к упадку. А реформа 1861 года, сделавшая удельных крестьян, как и других крепостных, свободными сельскими обывателями, окончательно определила судьбу училища – спустя четыре года его упразднили. Часть его бывшей территории отошла под полотно сооружавшейся Финляндской железной дороги. В 1870 году появилась станция Удельная.

Юго-западный участок земель бывшего Удельного училища отводился Царскосельскому скаковому обществу под ипподром, каковой и был построен, но только гораздо позже – в 1892 году (он стал называться Удельным, или Коломяжским). А на остальной части территории Удельное ведомство устроило ухоженный парк (работами заведовал ученый-лесовод граф А.Ф. Варгас де Ведемор), получивший название Удельного, иначе – Царской рощи (затем – парк Челюскинцев, теперь – снова Удельный).

Деревянные здания бывшего Удельного училища отдали под Временную загородную больницу, впоследствии ставшую больницей для беспокойных душевнобольных и хроников Св. Пантелеймона. При больнице находилась церковь Воскресения Христова. Ее освятили еще для Удельного земледельческого училища 1 октября 1833 года на первом этаже главного двухэтажного дома. Двенадцать образов для нее, расположенных в белом иконостасе, написал академик Д.И. Антонелли.

Церковь продолжила свое существование и после того, как постройки училища отошли под больницу. А в 1888 году, когда Временная загородная больница отошла городу, архитектор А.П. Максимов при ремонте больничных корпусов расширил храм. На крыше высилась звонница с тремя колоколами, которую в 1899 году заменили деревянной колокольней. Достопримечательностью церкви являлся золоченый серебряный крест с частицами св. мощей, пожертвованный в 1856 году Ольгой Антоновной Лауниц. Она унаследовала его от своей матери, происходившей из дворянского рода Никитиных.

Как замечал в конце XIX века современник, «по праздникам дачники охотно посещают больничную церковь и молятся вместе с сумасшедшими». Особенно же много народу стекалось 15 августа на ежегодный крестный ход.

В полуверсте к северу от Пантелеймоновской больницы для душевнобольных в 1870 году по изволению наследника цесаревича Александра Александровича (будущего Александра III) началось строительство еще одного подобного заведения – Дома призрения душевнобольных, названного в его честь. Проект больничного комплекса разработал архитектор И.В. Штром при консультации видных психиатров О.А. Чечотта и П.А. Дюкова.

Карта Удельной, составленная и изданная в 1886 г. H.H. Федотовым

В комплекс Дома призрения вошла красивая деревянная церковь во имя великомученика Пантелеймона Целителя. Деньги на нее пожертвовали купцы И.Ф. Громов и Соболев. Церковь заложили 12 июля 1870 года, а освятили вместе со всей больницей 23 октября 1871 года, в присутствии наследника цесаревича Александра Александровича с супругой. Освящение производил придворный протопресвитер В.Б. Бажанов.

Архитектор К.А. Тон высоко оценил эту церковь в русском стиле, отметив, что «прекрасные пропорции и изящные детали чрезвычайно способствуют привлекательности фасада». Снаружи храм обильно украсили ажурной деревянной резьбой, а внутри обшили сосновыми досками и покрасили в белый цвет. Образа в дубовом резном иконостасе исполнил академик М.Н. Васильев, а храмовую икону привезли с Афона после смерти основателя больницы – Александра III, в церкви установили икону Св. Александра Невского, а 26 февраля 1895 года рядом открыли бюст с надписью «Царю-основателю» работы скульптора А.Е. Баумана.

Дом призрения душевнобольных имени Александра III находился в ведении попечительского совета, возглавлявшегося принцем А.П. Ольденбургским. Обитателями этого заведения становились люди небедные – представители дворянства, купечества и духовенства. Они принимались на платной основе. Благодаря этому им обеспечивалось достойное содержание: павильоны как по внешнему виду, так и по внутреннему убранству напоминали о домашней обстановке.

Устройство Дома призрения было тщательно продумано. На его территории действовала собственная узкоколейная железная дорога на конной тяге – от помещения столовой еду на вагонетках развозили по отделениям. Эта система пережила войны и революции, она продолжала действовать до 1960-х годов, когда узкоколейку разобрали, дорожки заасфальтировали, а еду стали развозить по отделениям вручную. Кроме того, Дом призрения обладал собственной электростанцией, прачечной, пекарней, водонапорной башней и даже свой канализационной системой.

Кстати, именно Дом призрения стал в дальнейшем очагом цивилизации для ближайших окрестностей. Именно с его помощью в Удельную в 1901 году проложили телефонную связь, а в 1904 году от его станции подавалась электроэнергия для освещения удельнинских домов и улиц.

Как писал М.И. Пыляев в очерках «Дачные местности близ Петербурга», опубликованных в 1898 году в «Ведомостях С.-Петербургского градоначальства и столичной полиции», «больница эта устроена согласно последним требованиям науки, и в ней приняты специальные меры, чтобы больные беспокойные или буйные не могли принести какого-нибудь существенного вреда себе или другим больным. Для этой цели в больнице устроены так называемые комнаты для изоляции: окна защищены решетками, стекла вставлены в них корабельные, пол, потолок и стены гладки, без уступов, стены, кроме того, обложены войлоком».

Здесь до сих пор сохранились уникальные деревянные постройки 1870-х годов (редко где в Петербурге можно увидеть такие образцы!), а построенные на территории Дома призрения в начале XX века «пансионатные» корпуса для «беспокойных больных» можно отнести к одним из лучших творений петербургского модерна. Сооруженные в 1904 году по проекту архитектора Г.И. Люцедарского, они напоминают скорее не больницу, а старинные английские замки. Речь идет о мужском и женском корпусах, предназначенных по большей части для офицеров и фрейлин императорского двора. Здесь не было решеток на окнах – вместо них установили сверхпрочные корабельные стекла.

Каменные «пансионатные» дома строились на пожертвования родственников. Первый из них появился в 1893 году. Иногда состоятельные пациенты содержались в отдельных зданиях. Известно, что на деньги графов Орловых выстроили небольшой особняк для их больного брата, а в одном из флигелей жила дочь лейб-медика, лечившего представителей царской семьи.

В 1885 году в помещениях Временной загородной больницы после реконструкции по проекту архитектора И.С. Китнера обосновалась Городская больница во имя великомученика и целителя Пантелеймона для хронических душевнобольных. В отличие от соседнего Дома призрения, это заведение не было привилегированным. Оно содержалось на средства городской казны, поэтому здесь не было комфортных палат.

После первой русской революции больница для душевнобольных пополнилась людьми, пережившими кризисы на почве несбывшихся надежд. В этом наглядно убедился репортер «Петербургской газеты», наведавшийся в Удельную с журналистским заданием в январе 1908 года. Больница оказалась переполненной сверх меры: в ней значилось 440 мужчин и 260 женщин, то есть ровно втрое больше положенного.

«Каждый уголок всех 16 домиков занят кроватями, больных втиснули, как животных, – негодовал журналист. – Деревянные домики, некогда служившие для земледельческого училища и фермы, мало отвечают теперешнему назначению. Помещения запущены, давно не ремонтируются и, как видно, мало интересуют наших отцов города».

Не только в отношении благоустройства, но и в плане безопасности больница в Удельной испытывала серьезные проблемы. По словам современников, ни в одной больнице мира не бывало столько нападений сумасшедших на врачей, служащих и просто друг на друга, как здесь. В среднем в год на врачей совершалось девять нападений, на надзирателей – около десяти, на служащих – больше тринадцати.

Репортеру «Петербургской газеты» разрешили посетить «самый ужасный павильон», под № 15, отведенный для буйных. «Едва мы вошли, как несколько больных бросились к нам с ужасной руганью, – рассказывал репортер. – Бывший городовой требовал, чтобы его немедленно отпустили на войну, где он заменит генерала Куропаткина. Потом мне представился „министр народного просвещения“ и „знаменитый изобретатель“ воздушного шара».

Последний негодовал на надзирателя, который ни за что не хотел понять своей выгоды. Сколько ни толковал ему, что надо немедленно ехать в Америку с проектами воздушного шара, надзиратель ничего не понимал. А симпатичный тихий немец вежливо объяснял репортеру, что совершенно поправился и его скоро выпустят. Увы, из 15-го номера никого не выпускали...

Барак № 9, в который также разрешили заглянуть газетчику, отводился для «спокойных больных». Этот барак запирали только на ночь, а днем его обитатели были свободны – в пределах больницы, разумеется. Здесь народ был общительный и доброжелательный.

«Я познакомился с режиссером местного театра, очень симпатичным и красивым блондином, – сообщал репортер. – Другой больной, старичок, очень корректный на вид, пожаловался мне на собак:

– Разве можно спускать собак с цепи? Администрация больницы, видно, хочет, чтобы больных перекусали до смерти.

– Да где же вы видите собак?

– Вот, смотрите, в углу и в дверях, и в той комнате...»

Впрочем, публичная огласка неблагополучного состояния Пантелеймоновской больницы для душевнобольных не изменила ситуацию. Когда спустя четыре года, в начале 1912-го, сюда внезапно нагрянули с ревизией гласные городской думы, то застали прежнюю картину. Больница, как и раньше, оказалась переполненной: на 379 местах помещалось 647 больных.

Руины здания, использовавшегося для содержания животных в подсобном больничном хозяйстве. Постройка конца XIX в. Фото 1980-х гг. из личного архива П.В. Половникова

«Вообще следует подивиться полному безучастию города к этой знаменитой больнице, – возмущался обозреватель „Петербургского листка“. – Все помещения состоят из деревянных бараков, сплошь ветхих и освещающихся исключительно керосиновыми лампочками-коптилками... И это при недостаточном надзоре за умалишенными».

Особенно возмутило думцев, что служащие и врачи больницы получали мизерное жалованье. Служащие вообще получали гроши: месячный оклад – 9 рублей, да еще 5 на «харчи». При этом размещались служащие в грязных лачугах по пять семей в каждой. Что касается труда врачей, то он оплачивался гораздо ниже, чем в других больницах: главный врач получал всего 200 рублей в месяц. Не жаловал город и больных: на пропитание каждого больного отпускалось 24 копейки в день. Одежда пациентов больницы была в ужасающем состоянии: все поношено, истерто. Нередко на двух человек приходилось одно зимнее пальто.

Корпус бывшей больницы Св. Пантелеймона (в прошлом – здание Удельного земледельческого училища), стоявший на оси Скобелевского проспекта. Фото начала 1990-х гг.

«Крайняя нищета наблюдается во всей больничной обстановке, – резюмировал обозреватель „Петербургского листка“. – Кабинеты для врачей устроены в сенях, лаборатория – в клетушке под лестницей, мастерские больных – в каких-то трущобах. Ремонтируется больница один раз в десять лет».

Прошел еще год, но ситуация с больницей не менялась. В июне 1913 года в «Петербургском листке» опубликовали «Путешествие вокруг Питера за 80 часов». Его автор, подписавшийся псевдонимом «Гастролер», с едким сарказмом замечал: «Удельная замечательна своим сумасшедшим домом. Не домом для сумасшедших, а именно сумасшедшим домом: представляет он из себя полную разруху, и на каждого больного приходится один кубический аршин воздуха. Вы скажете, что это мало? А врачи говорят, ничего подобного: мы открываем форточки, а к тому же у нас все строения в щелях»...

Старинные постройки бывшего Дома призрения, ныне относящиеся к психиатрической больнице № 3 им. И.И. Скворцова-Степанова. Апрель 2007 г. Фото автора

Жилой комплекс «Северная корона» на месте построек бывшей больницы Св. Пантелеймона. Июнь 2007 г. Фото автора

Дабы занять больных и содействовать «смягчению нравов», для обитателей больницы умалишенных устраивались различные развлечения. Врачи психиатрической больницы считали, что приобщение душевнобольных людей к интересующей их деятельности – своеобразная и действенная форма психотерапии. Они гордились тем, что их подопечные свободно живут как здоровые люди и даже принимают участие в искусстве. В саду устроили открытую сцену и летний театр, а зимой спектакли давались в одном из павильонов. Больные пели в церкви, играли на рояле, на скрипках и на балалайках. Группа больных под руководством бывшего сотрудника одной из известных столичных газет издавала журнал «Павильон».

Каждое лето, в день святого покровителя больницы – священномученика Пантелеймона, на ее территории проводились праздничные гуляния. Торжества начинались с богослужения в честь святого, а затем следовали различные развлечения. В художественной части программы участвовали главным образом сами больные.

После революции, в 1919 году, обе больницы объединили в одну – Удельную психиатрическую больницу. Церковь Воскресения Христова закрыли в конце декабря 1922 года, церковь Пантелеймона – в 1929 году, а больнице в 1931 году присвоили имя большевика И.И. Скворцова-Степанова, поэтому в просторечии больницу стали называть «скворечником». Для жителей соседних Коломяг она имела большое значение, поскольку служила одним из мест приложения рабочей силы.

Постройки бывшего Дома призрения сохранились до сих пор – здесь все так же размещается психиатрическая больница. Некоторые здания бывшей больницы Св. Пантелеймона, сохранявшиеся еще от Удельного училища, были целы до середины 1990-х годов.

Старинное деревянное здание на оси Скобелевского проспекта, серьезно пострадавшее от пожара в 1998 году, снесли в начале XXI века. На этом месте и в глубине участка строительная компания «Воин» возвела большой жилой комплекс под названием «Северная корона», включающий в себя сооружения различной этажности – от 2 до 24 этажей. Строительство закончилось в 2007 году. Здание, появившееся на оси Скобелевского проспекта, своими архитектурными формами отдаленно напоминает стоявший на этом месте деревянный корпус бывшего Удельного земледельческого училища, построенный по проекту архитектора Х.Ф. Мейера в 1830-х годах...