Текст книги "Афганский полет"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

     «Ага, прожектор их все-таки ослепил и стрелок в темноте пока  еще  плохо видит, –  сообразил  он.  –  Вот  и  на  нашей  улице  праздник,  ребятушки!»

     Он  поймал  на  мушку  теперь  уже  хорошо   различимый  на  фоне  светлеющего  предрассветного  неба   силуэт   стрелка   и   выстрелил.  «Калашников» громыхнул  короткой  очередью,  поперхнулся  и  замолчал.  Патроны закончились. Стрелок на возвышенности дернулся,  издал  глухой  гортанный крик и тяжело осел на землю.

     «Попал!» – Макарьев отшвырнул прочь бесполезный  теперь  автомат,  расстегнул кобуру на поясе и вытащил пистолет. Но  прицелиться  он  не  успел. Один из людей на возвышенности быстро привстал и сделал  резкий  замах рукой в его сторону. «Граната!» – Антон испуганно зажмурил глаза  и что есть силы вжался в землю. Он вдруг совершенно ясно осознал,  что  ни спрятаться, ни убежать уже  просто  не  успеет.  Да  и  негде  было  спрятаться  и  некуда  было  бежать  на  этой  почти  идеально  ровной  плоскости  степи...  Маленькая,  ребристая  и  теперь  уже  совершенно  неотвратимая смерть неслась сейчас к Макарьеву по навесной траектории,  чтобы всего через несколько мгновений взорваться прямо над его головой  и сотнями металлических осколков  пригвоздить  к  пыльной  поверхности  земли его распластавшееся тело...

     Но приглушенный взрыв вдруг грохнул метрах в ста от него.  Что-то  массивное с шелестом и воем пронеслось над головой Макарьева в сторону  железнодорожной  насыпи  и  наступила  тишина.  Антон   открыл  глаза,  осторожно приподнял  голову  и  посмотрел  вперед.  На  возвышенности,  широко раскинув руки, лежало чье-то неподвижное тело. Вокруг  медленно  оседала поднятая взрывом пыль.

     «Сам себя взорвал, что ли? – удивился Макарьев, озираясь  вокруг.  – Да нет же! Я хорошо видел, что один из троих  замахнулся,  собираясь  бросить в меня гранату! Почему же не бросил? Погоди-ка,  а  может  это  ловушка, чтобы меня выманить? Я сейчас встану, а они возьмут и  просто  срежут меня автоматной очередью. Спокойненько, как в тире!»

     Несколько  томительно   долгих   секунд   он   лежал   совершенно  неподвижно, ожидая продолжения  боя.  Но  впереди,  на  возвышенности,  никто больше не шевелился. Только слева, метрах в десяти от Макарьева,  кто-то завозился в темноте и застонал.

     – Игнатов? – шепотом позвал Антон – Живой?

     – Руку мне зацепило, товарищ лейтенант! Крови много...

     – Терпи! – приказал Макарьев. – Я сейчас.

     На всякий случай держа пистолет наготове, он подполз к  Игнатову.  Солдат лежал на  боку.  На  левом  предплечье  расплывалось  небольшое  темное пятно.

     – Сейчас я тебя перевяжу, –  пообещал  Антон.  –  Только  сначала  схожу посмотреть, как там поживают наши гости.

     Он подтянул к себе автомат Игнатова, резко  поднялся  на  ноги  и  направив ствол «калашникова» вперед,  двинулся  к  возвышенности.  Ему  показалось, что те десятки метров, которые  отделяли  его  от  позиции  нарушителей, он преодолел за несколько часов. Антон осторожно крался в  сторону возвышенности  на  полусогнутых,  как будто  одеревеневших  от  напряжения  ногах,  в  любое  мгновение  ожидая  вспышки   выстрела  и  короткого свиста вонзающейся ему в  грудь  пули.  Но  ни  вспышек,  ни  выстрелов больше не было.

     Когда  он,  наконец,  поднялся  на   возвышенность,   его  глазам  открылась страшная картина. Все трое нарушителей были мертвы и в  этом  не могло больше быть никаких сомнений. Второй стрелок, судя по  всему,  так и не успел бросить свою гранату. Она просто взорвалась  у  него  в  руках, искромсав своими осколками тела всех троих нарушителей.  Меньше  всего досталось первому из них,  тому,  которого  Антон  почти  наугад  срезал своей очередью. Он в момент  взрыва  лежал  лицом  вниз  и  ему  только  разворотило  всю  поверхность   спины   мелкой   металлической  шрапнелью. От  бросавшего  гранату  осталась  совершенно  бесформенная  обезглавленная масса туловища. Третьего, того, который  нес  на  плече  толстую  трубу,  отбросило  взрывом  метра  на  четыре  в  сторону  от  возвышенности и сейчас он лежал на спине, широко  раскинув  иссеченные  осколками руки и ноги.  Большой  металлический  осколок  раскроил  ему  череп прямо посередине  лба  и  превратил  лицо  в  сплошное  кровавое  месиво.

     Антон  резко  отвернулся,   перекинул   через   плечо   ремень  с  «калашниковым» и зашагал назад, к раненому Игнатову.

 

 

     29 августа 1988 года. Космодром Байконур, стартовая площадка 1.

 

     Полковник Владимир  Афанасьевич  Лахов  стартовал  в  космос  уже  третий раз.

     Первый раз он побывал на орбите почти десять лет назад,  участвуя  в длительной  экспедиции  на  станции  «Салют-6»  вместе  с   Валерием  Рюминовым. Полет выдался тяжелым.  Полгода  Лахов  и  Рюминов  провели  вдвоем внутри достаточно тесной орбитальной станции, очень похожей  на  доверху набитую исследовательской  аппаратурой  большую  металлическую  бутылку. Лица людей они видели только во время сеансов прямой связи на  маленьком  экранчике   бортового   телевизора.   А   в   конце  полета  закапризничала антенна бортового радиотелескопа, не пожелав уходить от  станции. Пришлось надевать  скафандры,  выходить  в  космос  и  вручную  отводить зацепившуюся антенну от «Салюта».

     Через четыре года Лахов вместе с Сашей Александриным  полетел  на  новую станцию «Салют-7». Через пять  месяцев  их  должен  был  сменить  экипаж Тутова и Стрекалина. Но ракета-носитель за полчаса  до  запуска  взорвалась на старте... А поскольку программу исследований никто и  не  думал отменять, Лахову с напарником  в  конце  полета  снова  пришлось  выполнять чужую работу.

     – Какой-то ты невезучий, Владимир  Афанасьевич,  –  сказал  после  полета  начальник  Центра  подготовки  космонавтов  генерал   –  майор  Шаталин. – Летаешь, летаешь,  а  перед  самым  возвращением  на  Землю  ба-бах!  –  очередная  авария.  Наверное,  хватит   тебе,   братец,  в  длительные экспедиции летать. Переключайся-ка ты лучше на подготовку к  краткосрочным полетам.

     Следующие пять лет Лахов числился то в резерве,  то  в  дублерах.  Попутно прошел подготовку  в  качестве  космонавта  –  спасателя.  Это  означало, что теперь он мог стартовать в космос  в  одиночку,  работая  одновременно и за командира корабля, и за бортинженера. Мастер на  все  космические руки, шутили коллеги по отряду космонавтов.

     В июне нынешнего года, сразу после окончания второго  советско-болгарского полета,  начальник  Центра  подготовки  космонавтов  вновь  вызвал его к себе в кабинет  и  едва  Лахов  переступил  порог,  задал  вопрос в лоб:

     – Владимир Афанасьевич, хочешь еще раз слетать?

     – Кто ж из наших ребят этого  не  хочет?  –  вопросом  на  вопрос  уклончиво ответил Лахов. – Космонавт должен летать, иначе он перестает  быть космонавтом.

     – Вот и прекрасно, – генерал кивнул седой головой с таким  видом,  словно заранее был твердо уверен в  согласии  Лахова.  –  Есть  мнение  предложить   тебе   возглавить   экипаж   с   афганским   космонавтом.  Согласишься?

     – А когда лететь? – живо поинтересовался  Лахов  и  не  дожидаясь  ответа, принялся размышлять в голос:

     – Афганцы начали подготовку в феврале. Значит,  готовы  к  старту  будут где-то через год. Так?

     – Нет, не так. Полет  планируется  через  два  месяца,  на  конец  августа, – сказал генерал. – Сроки  подготовки  афганских  космонавтов  значительно сокращены.

     – А, ясно, – разочаровано протянул Лахов  и  вздохнул.  –  Опять,  значит, пассажира катать будем?

     – Ну, афганские летчики, в целом, неплохо подготовлены.  Они  уже  завершили обучение  на  курсах  русского  языка  и  достаточно  хорошо  разбираются в нашей технике, –  генерал  немного  замялся  и  отвел  в  сторону глаза. Он, пожалуй, и сам не слишком верил в то, что  говорил.  – И потом твой большой опыт подготовки...

     – Ладно, а кого бортинженером ко  мне  назначите?  –  нетерпеливо  перебил Лахов. – Сашу Зайцева?

     – К-ха, – Шаталин кашлянул и почему-то густо  покраснел.  –  Тут,  Володя, понимаешь ли, какая ситуация... Короче говоря, бортинженера  в  этом полете  не  будет.  Третьим  с  вами  полетит  врач  из  Института  медико-биологических проблем.

     –  Ага,  еще  один  пассажир,  –  шумно  выдохнув,  с   сарказмом  констатировал Лахов. – Владимир Александрович, тебе не кажется, что мы  постепенно, но верно превращаемся в  обычных  космических  извозчиков?  Свози в космос этого, привези того... Чаевые-то хоть брать можно?

     –  Не  дерзи,  Володя,  –  лицо  начальника   Центра   болезненно  искривилось. – Сколько  лет  мы  с  тобой  знакомы?  Двадцать  три?  С  шестьдесят пятого, да? Вспомни, я когда-нибудь наших ребят подставлял?  Но ты же должен понимать: здесь уже замешана политика.  Афганца  нужно  вывести в космос в этом  году.  Наверху,  в  Политбюро  и  ЦК  партии,  считают, что эта акция должна поднять престиж правительства Наджибуллы  перед уходом наших войск из Афганистана. Ну, а врачам полет мы обещали  давно, еще лет пять назад.

     – Вот и готовили бы сразу две экспедиции, –  проворчал  Лахов.  – Одну с афганцем, другую – с врачом...

     – А деньги где взять? – осведомился генерал и недовольно фыркнул.  – Ты же знаешь, как нам урезают финансы в последние  годы.  Вот  мы  и  решили вместо двух экспедиций запустить одну.  Лететь  должен  опытный  космонавт, а с ним – врач и афганец.

     – Спасибо  за  утонченный  комплимент,  –  с  язвинкой  в  голосе  произнес Лахов. – Они, значит, будут кататься,  а  я  –  крутись,  как  белка в колесе...

     – Ну, на то ты и космонавт – спасатель, должен работать за двоих,  – жестко  отрубил  Шаталин.  Ему  начинало  надоедать  препирательство  полковника. – Так ты как решил, летишь?

     – А куда  ж  я  денусь?  –  Лахов  сокрушенно  вздохнул  и  хитро  улыбнулся. – Летать же хочется...

     Уже на следующий день после этого разговора  начались  тренировки  нового экипажа. К удивлению Лахова и афганец Абдул Ахад Моманд, и врач  Валера Полинов оказались действительно неплохо подготовлены к  полету.  Афганец, конечно, еще плохо разбирался в самой космической технике,  в  конструкции и  устройстве  бортовых  систем  корабля,  но  старательно  пополнял свой багаж знаний,  а  последовательность  основных  полетных  операций и команд вообще успел выучить на зубок. Неплохо было у него и  со знанием русского языка.

     "Хоть это уже хорошо, – с облегчением подумал Лахов. – По крайней  мере, не будет смотреть на технику, как баран на  новые  ворота,  и  в  критических  ситуациях  –  не  дай  их,  конечно,  Боже,   –  говорить  что-нибудь вроде «моя твоя не понимай».

     Врач  Валерий  Полинов  вообще  оказался  далеко  не  новичком  в  космических исследованиях. Хоть сам он еще на орбиту не летал, но  уже  дважды успел поработать в составе дублирующих экипажей. После  первого  же дня совместных тренировок на макете  корабля  «Союз»  Полинов  взял  Лахова под локоть, отвел в сторону, подальше от ушей  инструкторов,  и  сказал:

     – Афанасьич, давай поговорим прямо, по-мужски. Я  знаю,  что  для  тебя я обуза. Я знаю, что пахать в полете за двоих тебе будет ох,  как  не сладко. Но и ты меня пойми. Я жду своего старта уже пятнадцать лет.  Возраст у меня, сам знаешь, почти на пределе. Так что, как  не  крути,  этот полет – мой последний  шанс.  Мельтешить  у  тебя  под  ногами  и  строить из себя всезнайку  я  не  буду.  Но  если  где-то  надо  будет  подсобить, – говори, я подключусь. Лады?

     Он протянул Лахову руку.

     – Лады, – Владимир хлопнул по ладони врача и улыбнулся:

     – Я, Валера, своего первого старта тоже  ждал  четырнадцать  лет.  Иногда казалось, что уже так и не слетаю никогда. Жизнь-то идет... Ну,  и ребята летают, даже те, кто помоложе и намного позже пришли в отряд,  да... Так что, можешь поверить, я тебя хорошо понимаю.

     –  Значит,  работаем?  –  в  глазах  Полинова  мелькнули  веселые  искорки.

     – Работаем, – кивнул Лахов.

     За неделю до начала полета Лахов, Полинов и Моманд  прилетели  на  Байконур. Поселили их на самом краю Ленинска, в отгороженной от города  закрытой  гостинице  «Космонавт»,  которую  сами   военные   именовали  «семнадцатой площадкой». Оба экипажа  –  и  основной,  и  дублеры,  по  очереди ездили в испытательный корпус, осваивали свой корабль «СоюзТМ»  и примеряли скафандры. Потом ракету повезли на стартовую  площадку,  а  космонавтам дали пару дней отдохнуть  перед  полетом.  И  вот  сегодня  утром – старт.

     Лахов пальцем поправил наушник  в  шлемофоне,  покрутил  головой,  проверяя, не сдавливает ли  шею  манжета  скафандра,  и  поднял  вверх  большой палец:

     – Полный порядок, Витя!

     Виктор Романов, старший инженер фирмы, отвечавшей за изготовление  скафандров, облегченно вздохнул:

     – Ну, вот и хорошо... А то в прошлом  году  Борисенко  едва  смог  застегнуть свой скафандр, представляешь?

     Полинов и Моманд закончили проверку своих скафандров и подошли  к  ним. Лахов внимательно оглядел экипаж и осведомился:

     – Ну, что, орлы, готовы?

     – Я готов, – кивнул Моманд. Он немного волновался и  его  смуглое  лицо было чуть бледнее обычного.

     – Присесть бы на дорожку, – сказал Полинов. – Подумать, все ли  с  собой взяли. А то у меня всегда так: еду в командировку и  обязательно  то паспорт, то билет дома забуду.

     Они присели на мягкий диван и  пару  минут  сидели  молча,  думая  каждый о своем.

     – Посидели – пора и честь знать,  –  нарушил,  наконец,  молчание  Лахов. – Пора идти, ребята. Пресса и телевизионщики ждут.

     В сопровождении Романова и подполковника Доцинова космонавты один  за другим прошли через  двери  космической  пристройки  в  монтажно-испытательный зал, а оттуда, через широко раскрытые ворота,  прямо  на  выход. Здесь уже толпились провожающие –  представители  советского  и  афганского правительств, работники космодрома,  многочисленные  стайки  журналистов из разных стран.

     Лахов  чуть  замедлил  шаг,  дождался,  когда  Полинов  и  Моманд  окажутся рядом, и, стараясь даже в скафандре шагать по-военному четко,  направился к председателю Государственной комиссии генералу  Керимову.  Юпитеры телевизионщиков слепили его и он почти совсем не различал  лиц  провожающих.

     – Товарищ председатель  Государственной  комиссии,  –  космонавты  остановились в двух шагах от высокого и широкоплечего генерала и Лахов  вскинул  ладонь  правой  руки  к   гермошлему   скафандра,   –  экипаж  космического корабля «СоюзТМ – 6» к совместному советско-афганскому  космическому полету готов. Командир корабля полковник Лахов.

     – Желаю вам успешного  полета  и  благополучного  возвращения  на  Землю, – голос генерала немного дрогнул. Керимов, проводивший в космос  уже не  один  десяток  экипажей,  все  равно  не  смог  скрыть  своего  волнения.

     Генерал сделал шаг вперед  и  поочередно  пожал  руки  всем  трем  космонавтам:

     – Садитесь в автобус, товарищи. Пора на старт, а  то  ракета  вас  уже совсем заждалась.

     – Ничего, без нас все равно не  полетит,  –  рассмеялся  в  ответ  Полинов. – А полетит, так догоним!

     Большой бело – оранжевый «ЛАЗ» подкатил к воротам  испытательного  корпуса  и  в  сопровождении  одетых  в  белые  комбинезоны  врачей  и  специалистов по  предполетным  операциям  космонавты  один  за  другим  поднялись в салон автобуса. Двери закрылись и автобус мягко тронулся с  места, на небольшой скорости преодолел подъем дороги и повернул влево,  к стартовому комплексу.

     На  стартовой  площадке  все  пошло  по  уже  годами  накатанному  сценарию: крепкие рукопожатия, горячие поцелуи, фотографии на память у  подножия ракеты. Только когда они оказались в лифте, медленно ползущем  вверх, к входному люку  космического  корабля,  Лахов,  наконец,  смог  перевести дыхание.

     – Все-таки вся эта процедура прощания немного утомляет, – Полинов  уловил  настроение  командира  экипажа.  –  Слишком  уж  много  добрых  пожеланий на единицу времени.

     Лифт грохнул металлом и остановился. Дверь открылась и космонавты  один  за  другим  ступили  на  посадочную  площадку.  Снизу  донеслись  возбужденные крики – провожающие заметили  их  белые  скафандры  около  вершины ракеты.

     – Веселится и ликует весь  народ,  –  бросив  взгляд  к  подножию  ракеты, с налетом иронии прокомментировал Лахов. – Абдул, ну-ка помаши  им рукой. Пусть телевидение сделает несколько кадров.

     Он повернулся к группе  инженеров,  стоявших  около  распахнутого  люка космического корабля, и поднял руку в приветствии:

     – Привет, ребята! Как тут у вас дела? Готова наша лошадка?

     – А как же, Владимир  Афанасьевич!  –  подполковник  Петровин  из  части  управления  сделал  шаг  навстречу  Лахову.  –   Работает,  как  новенькие часы!

     – Здравствуй, Сергей Николаевич, – Лахов чуть приобнял Петровина.  – Как жизнь? Полковника скоро получишь?

     – Жизнь как на Марсе: вроде бы есть, а на самом  деле  –  нет.  И  наоборот, – с улыбкой отозвался Петровин. –  А  полковника,  наверное,  только к дембелю дадут.

     – Вот это ты брось, Николаич, – возразил  Лахов.  –  Какой  может  быть дембель, если ты моложе меня?

     –  Перспектива  пока  туманна,  но  неотвратимо  приближается,  – Петровин грустно улыбнулся в ответ. – Как в песне: «А годы летят, наши  годы, как птицы, летят»...

     – Вот и пусть летят. Все  выше  и  выше,  –  Лахов  повернулся  к  Полинову и Моманду, которые, перегнувшись через поручни, махали  руками оставшимся внизу провожающим:

     – Ребята, познакомьтесь с подполковником Петровиным.  Десять  лет  назад он был последним человеком, лицо которого я видел перед стартом.  Признавайся, философ,  сколько  экипажей  ты  уже  отправил  отсюда  в  космос, а?

     – Двадцать шесть, – ответил  Петровин  и  поочередно  пожал  руки  подошедшим к ним Полинову и Моманду. – Теперь вот  молодому  поколению  опыт передаю.

     Он кивнул в сторону молодого светловолосого человека в кофейно-коричневом комбинезоне, который стоял рядом с пультом опрессовки люка.

     – Старший лейтенант Беланов, – представился молодой человек.

     – Очень приятно, – Лахов кивнул.  –  Ну  что,  начнем  посадку  в  корабль, ребята?

     – Начнем, – согласился Петровин. – Артур Семеныч, ты где?

     С нижней площадки стапеля по лестнице  быстро  поднялся  высокий,  лет сорока пяти, стройный мужчина в белом халате.

     – Документацию готовил, – сказал он и повернулся к космонавтам:

     – Здравствуйте, товарищи!

     – Руководитель группы систем жизнеобеспечения от конструкторского  бюро Симонов Артур Семенович,  –  представил  его  Петровин.  –  Артур  Семенович начиная с мая заменяет Амирханяна.

     – Рад познакомиться, – Лахов пожал руку  Симонова.  –  А  что  же  Армен Суренович?

     – Армен Суренович теперь  заместитель  главного  конструктора  по  испытаниям, – ответил Симонов. – На повышение пошел...

     – Вот здорово! – Лахов повернулся  к  Петровину.  –  Растут  наши  люди, Сергей Николаевич? А ты мне голову дембелем морочишь!

     – Ладно, уговорил, – подполковник рассмеялся. – Пока ты  летаешь,  я на дембель не ухожу. Идет?

     – По рукам, – Лахов широко улыбнулся. – Полезли в корабль!

     Существовала строгая последовательность  посадки  экипажа  внутрь  корабля. Сначала в спускаемый аппарат через орбитальный отсек на левое  кресло  усаживали  бортинженера,  затем  на  правое  –   космонавта  исследователя, и только потом, последним, в центральное кресло садился  командир корабля. В этом полете слева от Лахова расположился Моманд, а  справа – Валерий Полинов.

     – Так, мужики, – сказал Лахов,  когда  с  наземной  командой  уже  простились и посадочный люк в верхней части спускаемого  аппарата  был  закрыт, – давайте с вами сразу кое о чем условимся... Я  понимаю,  что  старт  у  вас  обоих  первый,  эмоции  бьют   через   край...  Только,  пожалуйста, после  старта,  когда  ракета  пойдет  вверх,  не  кричите  «поехали»,  ладно?  Ну,  уж   если   совсем   невмоготу,   то  потише,  договорились?

     Полинов и Моманд молча кивнули. Лица их  вдруг  стали  совершенно  серьезными. Оба будущих  космонавта,  кажется,  только  сейчас,  когда  входной  люк  закрылся  и  они  остались  в  корабле   одни  со  своим  командиром, осознали, что все происходящее – не  тренировка,  это  уже  всерьез, и не пройдет и двух часов, как тысячи тонн металла и  топлива  под ними придут в движение и устремятся вверх, в космос.

     Эти два часа перед стартом тянулись для экипажа мучительно долго.  Они проверили связь и работу бортовых  систем,  поговорили  с  главами  советской и афганской  правительственных  делегаций  и  товарищами  по  отряду  космонавтов.  Потом  Моманд  зачитал   обращение   к   жителям  Афганистана, а Лахов  –  заявление  от  имени  советско-афганского  экипажа о готовности к космическому полету. Несмотря на то,  что  они,  все трое, разговаривали и шутили, Лахов почти  физически  ощущал,  что  эмоциональное напряжение в  кабине  корабля  постепенно  нарастает.  И  когда оператор стартовой команды закончил обратный  отсчет  времени  и  внизу,  где-то  глубоко  под  спинками  их  кресел,  глухо  зарокотали  ракетные двигатели, напряжение выплеснулось через край и  все  трое  в  один голос, на всю мощь своих легких заорали в  микрофоны  гермошлемов  единственное и самое подходящее для этого момента слово:

     – Поехали!

 

 

 

     30 августа 1988 года. Космодром Байконур, вторая площадка.

 

     С утра Макарьева вызвали в штаб  полигона.  Два  подполковника  и  майор, срочно прилетевшие из Москвы, в  течение  почти  четырех  часов  допрашивали его, стараясь из ответов  лейтенанта  построить  целостную  картину событий вчерашней ночи и утра. И Антон  уже  в  четвертый  или  пятый раз со всеми подробностями и с малейшими деталями рассказывал  о  своей схватке с нарушителями около периметра стартового комплекса.

     Только к полудню Макарьев вернулся на вторую площадку. Он  прошел  мимо гостиницы для гражданского персонала, перешел дорогу около  штаба  части и по ступенькам спустился к казарме, в которой располагалась его  войсковая группа. Рабочий день давно начался  и  нужно  было  доложить  командиру  группы  подполковнику  Глуховцеву  о  причинах  задержки  в  Ленинске.

     Глуховцева Антон встретил прямо на пороге казармы.  Круглое  лицо  подполковника со слегка раздвоенным подбородком за последние несколько  дней осунулось, под глазами залегли темные  круги.  Похоже,  последние  двое суток он так и не сомкнул глаз.

     – Товарищ подполковник, разрешите обратиться? – Антон сделал  шаг  навстречу Глуховцеву.

     – А, Макарьев... – взгляд подполковника  был  каким-то  погасшим,  пустым и совершенно  безразличным.  –  Ну  что,  отстрелялся?  На  все  вопросы особистов ответил?

     – Так точно! Но сегодня с утра пришлось еще задержаться...

     – Это ничего, – махнул рукой Глуховцев. –  Готовь  новые  погоны,  лейтенант.  Генерал   подписал   представление   на   присвоение  тебе  внеочередного звания.  Погоны,  как  и  положено,  вручим  тебе  перед  строем... Но, сам понимаешь, это уже после похорон.

     – После похорон? – переспросил Антон. – Каких похорон?

     – Ах, да... Ты же ничего еще не знаешь, –  Глуховцев  нахмурился.  Вчера ночью покончил с собой майор Рахманинов.

     – Как  это  покончил  с  собой?  –  Макарьев  удивленно  заморгал  глазами.

     – Отравился. Прямо в своем кабинете рядом с  монтажным  залом.  И  записку оставил: «Я сильно запутался.  Обратной  дороги  нет».  В  чем  запутался, непонятно... Военная прокуратура  сейчас  ведет  следствие.  Вот так-то, дружище Макарьев...

     Глуховцев потер ладонью лицо, как будто пытаясь  стереть  с  него  маску усталости, и сказал:

     – Ладно, шагай на работу.  Меня  замполит  полка  ждет.  Стружку,  наверное, снимать будет.

     Он повернулся и зашагал в сторону штаба части. Антон проводил его  долгим взглядом и, решив не заходить в казарму, направился прямиком  к  проходной испытательного корпуса.

 

 

     29 августа – 3 сентября 1988 года.

     Орбитальная разведывательная  группировка США

     – Вашингтон, Белый дом.

 

     Ночную  перестрелку  на   Байконуре   зафиксировал   американский  разведывательный спутник КН – 11 «Кеннан».

     Спутник  пролетал  над  космодромом  на  высоте   около   трехсот  пятидесяти  километров  и  с  помощью  новейших  телекамер  с  высоким  разрешением вел съемку узких участков земной  поверхности  под  собой.  Полученная «картинка» кодировалась в набор цифр и передавалась сначала  на летевший на еще большей высоте спутник  электронной  связи,  а  уже  оттуда – на принимающую станцию в форте Вельвуар  в  штате  Вирджиния,  чуть южнее Вашингтона.

     Яркую вспышку взрыва в закрытой зоне космодрома спутник  отследил  едва показавшись из-за горизонта. Одна из боковых телекамер  «Кеннана»  тут же уперла свой зоркий взгляд в ослепительно вспыхнувшее пятнышко в  ночи,  мгновенно  фиксируя  его  расположение  и   яркость.   Бортовой  компьютер сразу же выдал оперативный анализ спектральных характеристик  появившегося в  ночной  степи  объекта.  Уже  через  несколько  секунд  операторы на принимающей сигнал со спутника станции увидели  на  своих  мониторах то, на что сейчас была нацелена телекамера «Кеннана».

     –  Пожалуй  стоит,  чтобы  наш  «Кеннан»   рассмотрел   эту  зону  повнимательнее, – заметил руководитель полета. – И сделал привязку  по  местности.

     – Это где-то в районе Байконура,  –  оператор  кивнул  в  сторону  монитора и заглянул в бумаги на своем рабочем столе. – По нашим данным  сегодня планируется старт советского космического корабля с  афганским  космонавтом.

     – Сейчас постараемся узнать точнее, – начальник смены потянулся к  микрофону   оперативной   связи.   –   Придется    побеспокоить  наших  управленцев...

     Всего через несколько минут решение было  принято.  Набор  команд  ушел из  центра  управления  полетом  на  бортовые  антенны  спутника.  Повинуясь приказу  с  Земли,  огромный  девятнадцатиметровый  цилиндр,  имевший в диаметре три метра и весивший около пятнадцати тонн, включил  двигатели ориентации, качнулся и медленно завалившись набок, уперся  в  яркое пятно всеми  своими  электронными  глазами.  Журналисты  не  зря  прозвали сверхсекретный КН – 11 «замочной скважиной».  С  этой  минуты  «Кеннан»  надежно  фиксировал  все,  что  происходило  в  районе,  где  полыхнула огненная вспышка. Но больше ничего особенного он не увидел.

     В конце смены сделанную спутником  запись  просмотрели  еще  раз.  Помимо уже зафиксированного взрыва в  том  же  районе  обнаружились  и  менее яркие вспышки.

     – Такие вспышки мы видим едва ли не каждый  день,  когда  спутник  пролетает над Афганистаном, – заметил оператор. – Совершенно очевидно,  что это стрельба и разрывы гранат.

     – На советском космодроме? – скептически  улыбнулся  руководитель  полета. – Русские начали войну на собственной территории?

     – Похоже, Джон прав, – начальник смены задумчиво потер лоб. – Все  это напоминает боевые действия. Не  забывайте,  что  на  старте  стоит  корабль с афганцем. Возможно, кто-то  пытается  пробиться  к  нему.  И  далеко не с мирными намерениями.

     – Зона стрельбы почти вплотную  примыкает  к  стартовой  позиции,  оператор  вывел  на  свой  монитор  контуры   карты   с   обозначением  расположенных  на  местности  объектов.  –  Отсюда  до   ракеты  всего  несколько сотен метров.

     – Как бы там ни было, пора поставить  в  известность  кое-кого  в  Вашингтоне, – начальник смены снял телефонную трубку.

     А «Кеннан» в это время уже  покинул  пространство  над  Советским  Союзом и теперь летел над Афганистаном, обозревая  страну  от  высоких  горных хребтов на севере и востоке до полупустынь и  пустынь  на  юге.  Спутник сверкнул яркой звездочкой в  лучах  восходящего  солнца  почти  точно над горой  Тиргаран,  окинул  взглядом  своих  электронных  глаз  вершины Гиндукуша и Паропамиза и понесся  дальше,  пересекая  в  своем  полете маленькие, едва заметные речушки в  труднопроходимых  ущельях  и  широкие голубые ленты Пянджа и Гильменда.

     Сообщение от «Кеннана» в  течение  нескольких  дней  «гуляло»  по  этажам различных ведомств,  пока  не  оказались  в  одном  не  слишком  шикарном кабинете в здании Центрального  разведывательного  управления  США в Лэнгли.

     3 сентября президент США с утренней почтой  получил  краткий,  но  обстоятельный доклад  о  событиях  в  ночь  с  28  на  29  августа  на  Байконуре.

     Он пролистал доклад, несколько  секунд  рассматривал  подшитые  к  папке фотографии  ночных  вспышек  и,  наконец,  добрался  до  выводов  экспертов и аналитиков.

     « Гм, попытка диверсии, перестрелка... И советские  газеты  снова  промолчали... Ну,  и  чего  стоят  после  этого  заверения  советского  руководства  о  гласности  и   перестройке?   Всего   лишь   очередная  пропагандистская кампания в коммунистическом стиле!»

     Он закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла. В этом  году  ему исполнилось семьдесят семь, и с некоторых пор он  почти  физически  стал ощущать груз давящих на него прожитых лет.