Текст книги "Статьи"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 48 страниц)

Согласно российской инновационной традиции, именно президентской власти предстоит овладеть новым навыком и утвердить за собой право на стратегирование, которое всегда оборачивается ответственностью за Будущее. Президенту и его Администрации придется открывать новейшие горизонты национальных достижений и поощрять новые формы дерзания, а следовательно, очерчивать контуры очередного шага развития.

Противовесом президентской власти с ее инновационным видением и – неизбежно – личным характером является власть законодательная, по своей сущности представляющая большинство и, следовательно, стоящая на страже существующего. Это крайне важный баланс: "личного и общественного", "развития и воспроизводства". Поэтому ставка и на развитие, и на консервацию предполагает рачительное отношение к Государственной Думе, а всякая политика Кремля по ее "приручению" приводит в стратегическом плане к стагнации всех ветвей власти. Очевидны и другие трудности, испытываемые президентской ветвью власти: соотнесение с мировым контекстом развития приходится начинать в момент, когда в России не произведено даже картографирование современного мира (мы, конечно же, не ведем речь о сделанном еще во времена СССР, речь идет о создании новейших инструментов, в частности, геоэкономического и геокультурного атласа).

После получения указания на горизонты и приоритеты законодательная власть нормирует представления развития, переводя их на всеобщий язык права. Затем исполнительная власть раскручивает и удерживает маховик организационного действия, судебная в это время стоит на страже соблюдения Закона, а Центральный банк определяет независимую кредитно-денежную политику.

География власти

Поскольку именно президентская власть очерчивает сейчас контуры инновационного развития страны, пребывание ее в Москве, городе сосредоточения традиции, представляется нелогичным. В сущности, географический выбор нынешней "президентской столицы" предопределяет приоритеты внешней и внутренней политики России, ее вектор развития.

Может быть, самым красивым и необычным, более того, самым дерзким и вместе с тем самым перспективным решением стало бы размещение "президентской столицы" в пределах Дальневосточного федерального округа. Потому что, будем говорить откровенно, на сегодня это единственная сколько-нибудь реальная возможность хотя бы продемонстрировать, что у страны есть свои интересы в перспективном Азиатско-Тихоокеанском регионе. А также, наверное, уже единственная возможность дать импульс к новому освоению российского Дальнего Востока. Есть великая польза в том, что Россия перенесет часть тяжести своего "тела" на противоположенный край евразийского поля: Европейский выбор России невозможен без Азиатского – так Америка "скатывается" сегодня к обоим своим океаническим побережьям.

Итак, столица на берегу не моря, но Океана – на границе Тверди и Хляби, – первая в истории России.

Перемещая свою столицу на самый край освоенного Империей пространства, Россия берет на себя значительные обязательства. Исторический опыт показывает, что такое административное решение статически не устойчиво, зато оно часто оказывается устойчивым динамически, вынуждая элиту страны создавать новые территориально-производственные общности, новые форматы жизни, новые коммуникации и новые стандарты политики. Удаление же от традиционных культурных пространств, столкновение с новыми идентичностями АТР – лучшая позиция для глобального стратегирования[10].

Поскольку далеко не каждый город способен удержать в себе государственные, системные, имперские смыслы, проблема выбора в пределах Дальнего Востока решена исторически. Всем необходимым условиям удовлетворяет лишь Владивосток, столица российского Тихоокеанского флота. Именно этот город и должен стать новой "президентской столицей". Не навсегда – только на ближайшие пятьдесят-семьдесят лет[11].

Центром становления исполнительной власти должен стать новый российский "хоумленд" – Волго-Уральский регион[12] с его девятью городами-миллионниками, построенными и проектируемыми широтными и меридиональными транспортными коридорами, нарастающими антропотоками. ВУР – зона столкновения российской (европейской) государственности с наиболее пассионарными элементами исламской цивилизации, что чревато перманентной политической и социокультурной нестабильностью, но одновременно и повышенной "социальной температурой" – провозвестницей предпринимательской активности. Территория региона важна и в том отношении, что ядро его, Приволжский федеральный округ, является символом новой русской проектности – кадровой, гуманитарной и управленческой.

Вопрос: где именно? Нам видятся два варианта.

Первый. "Министерской столицей" России должна стать Казань, имевшая некогда статус столицы независимого государства и сохранившая историческую и культурную память об этом. Перенос в Казань Кабинета министров и сопутствующих ему структур даст толчок к развитию города и поставит решительный заслон сепаратистским тенденциям, которые в новых условиях войдут в резкое противоречие с интересами бизнеса и крупнейших чиновничьих корпораций.

Другой вариант – Самаро-Тольяттинская агломерация, также не нуждающаяся в представлениях.

Законодательная власть, обреченная примирять инновационное развитие с традиционными формами государственного существования, может и должна оставаться в Москве.

Место пребывания судебной власти не имеет существенного значения. Пока не имеет. Эта ситуация, однако, будет меняться, но во всяком случае нет никаких оснований оставлять структуры Верховного Суда в "законодательной столице". Разумно разместить их в центре страны – на том же Урале (Екатеринбург) либо, что предпочтительнее, в Сибири (Томск).

Наконец, Центробанк должен размещаться как можно ближе к европейским финансовым столицам. Этим будет продемонстрировано, что страна отнюдь не собирается замыкаться на проблемах Центрально-Азиатской геополитической "плиты" и Тихоокеанского региона, но напротив, поворачивается лицом к Европейскому Союзу[13]. К сожалению, нельзя перенести российский Центральный Банк в Варшаву. Остается самый "европейский", самый западный из столичных городов России – Санкт-Петербург.

Следующим "слоем" российской государственности являются федеральные округа. Из общих соображений следует, что размещение полномочных представительств Президента РФ в столичных городах не оправданно.

На Российском Северо-Западе столица округа должна быть максимально сдвинута в сторону Европы. Интересы страны требуют, чтобы она была перенесена в Калининград или Мурманск. Первое предпочтительнее с внешнеполитической точки зрения (и во многом усилило бы позиции России в ее непростом диалоге с "ошенгениваемым" Западом), второе – с точки зрения интересов бизнеса.

Подобная же альтернатива существует в Центральном ФО, где вариантами выбора являются миллионник Воронеж и Смоленск – город, связывающий Россию и европейский Запад[14].

Столицей ПФО, по всей видимости, останется удачно расположенный Нижний Новгород (замыкающий исторически сложившуюся аккреционную ось Москва-Нижний); аналогично, нет существенных оснований переносить куда бы то ни было столицу ДВФО (Хабаровск) и ЮФО (Ростов-на-Дону[15]). Заметим, однако, что центром притяжения миграционных токов на юге являются сегодня Краснодарский и Ставропольский края, формирующие новую активность и призванные выполнять аккреционную функцию для населения "перегретого" Кавказа. Если, как мы предполагаем, миграционные процессы в ЮФО будут усиливаться, встанет вопрос о переносе столицы округа.

На Урале проблема выбора пока не может быть решена, так как не определился вектор развития региона. А вот ситуация в Сибири выглядит очень интересно: кроме Томска, обретающего в нашей концепции статус одной из федеральных столиц, на роль окружного центра претендуют – на примерно равных основаниях – Иркутск, Новосибирск, Красноярск, Барнаул и даже Якутск.

Для полноты представления необходимо упомянуть и другие власти – конфессиональные структуры, в первую очередь православие и ислам.

Речь идет прежде всего о Священном Синоде и иных руководящих органах Русской Православной Церкви. Возможно, наиболее естественной православной религиозной столицей стал бы город Владимир, близко расположенный к Москве и связанный с ней удобными коммуникационными путями, относящимися к агломерационной "оси" Москва-Нижний. Необходимо также учесть, что Владимир является историческим центром российской государственности.

Впрочем, гораздо больше пользы России принесло бы размещение ключевых административных структур РПЦ в Киеве, тем более что мирские границы не представляют сколько-нибудь значимой преграды для Церкви, а понятие "каноническая территория" позволяет это правовым образом обосновать.

Более того, РПЦ – достаточно мощная структура, которая также нуждается в географическом разделении своих собственных "ветвей власти". Так, ОВЦС – Отдел внешних церковных сношений, МИД Патриархии, – размещенный в Севастополе, колыбели русского, восточнославянского православия, приблизил бы РПЦ к кафедрам четырех древнейших православных Церквей – Константинопольской, Антиохийской, Иерусалимской и Александрийской, а также к Эчмиадзину и Ватикану. Миссионерский центр должен быть в обязательном порядке перемещен на Дальний Восток: в противном случае доминирующей конфессией там станет протестантизм[16].

Можно указать и на другой аспект церковного картографирования: пять Духовных академий, особенно после их усиления, станут являть собой пять связанных друг с другом центров православной власти (а это фактически европейская сетка – Москва, Санкт-Петербург, Киев, Минск, Кишинев, – свидетельствующая о реальных границах пространственного контроля со стороны РПЦ).

Ислам имел при Советах несколько альтернативных административных центров[17], на что не посягал даже Сталин. Сегодня эта ситуация сохраняется: российский ислам – это ряд конкурирующих "кафедр". Уфа, Казань и Дагестан (условно Махачкала) останутся в ближне и среднесрочной исторической перспективе "столицами" российского ислама. А вот Москва при раскассировании столичных функций утратит свою привлекательность и перестанет быть средоточием интересов мусульманского духовенства.

Не ясным (но перспективным) представляется будущее российского протестантизма и иудейства, а следовательно, их вес и возможности (как и необходимость для них самих) сосредоточения в какой-либо точке географического пространства. Хотя относительно протестантизма можно уже сегодня предположить наличие нескольких центров, тяготеющих (а) к европейским (шире – западным) протестантским центрам и (б) к наращивающему свою мощь на Дальнем Востоке корейскому.

Разделение властей во времени

Постараемся объять необъятное и зафиксируем на бумаге еще один принцип разделения властей – во времени, а не в пространстве. Подобное управленческое решение выглядит беспрецедентным и даже безумным, но в действительности оно уже было однажды опробовано, причем с самыми недурственными последствиями.

"…Своей волей и стечением обстоятельств получив неограниченный "карт-бланш" от военного и политического руководства страны, командующий Тихоокеанским флотом [США] мог наконец позволить себе осуществить давно задуманную реорганизацию. Новое штатное расписание нарушало все морские и военные традиции. До сих пор подобная управленческая структура не рассматривалась даже в теоретических разработках.

Нимиц создал новый штаб ординарного флота и разделил свои корабли – но не в пространстве, как делалось всегда, а во времени. Сейчас, во время битвы на Марианских островах[18], основными силами руководил Спрюэнс, назначенный командующим 5-м флотом. Хэлси и его штаб должны были готовить следующую операцию, исходя из текущих предположений о результатах действия Спрюэнса. К концу сражения за Сайпан Хэлси уже должен был иметь разработанный и просчитанный план, готовый к немедленному исполнению. И тогда 5-й флот становился 3-м флотом, TF.58 превращалось в TF.38, Спрюэнс отправлялся на берег писать отчеты и создавать следующий план, а Хэлси выходил в море"[19].

Ч.Нимиц использовал принцип разделения командования во времени, дабы обеспечить непрерывность американского наступления на Тихом океане. Проблема заключалась в том, что реальная "боевая работа" командующего целиком занимает все его время, не оставляя возможности заниматься перспективным планированием или, говоря языком развития, стратегированием.

Управление мирным развитием страны – задача более сложная, более неопределенная и, в конечном счете, более трудоемкая, нежели командование войсками. Современные информационные потоки, идущие через центры принятия решений, столь велики, что в действительности не только ответственные руководители, но и сотрудники их аппарата не могут позволить себе отвлечься от конкретных, сиюминутных задач ради перспективного планирования.

Таким планированием занимаются различные стратегические центры, которых в мире и в стране создано довольно много. Разумеется, власти прислушиваются к прогнозам аналитиков и даже пытаются иногда провести в жизнь ту или иную стратегическую разработку. Беда в том, что у них нет времени на глубокое проникновение в суть этой разработки. Так или иначе, формат ежедневной практической работы управленцев с неизбежностью инсталлирует в их среду своеобразную "клиповую культуру": всякое проектное предложение должно быть изложено в виде текста, объемом "не более трех страниц четырнадцатым кеглем".

Это означает, что смыслы, изложение которых превышает 4-5 тысяч знаков, не могут быть восприняты управленческой элитой, притом вне всякой зависимости от качества этой элиты и ее желания. "Три страницы четырнадцатым кеглем" – не признак расслабленности, слабоумия или лени, но категорический императив: ежедневно лица, принимающие решения, обрабатывают около сотни документов такого формата. А сотрудники администраций им эти документы усердно готовят.

Разделение власти во времени на "powerinbeing" – власть действующую – и "powerinthinking" – власть думающую – могло бы разрешить острейшее противоречие между стратегированием, требующим неспешного обдумывания, и постоянным тактическим цейтнотом.

Действующая власть принимает частные ситуационные решения в рамках существующих стратегических установок. Думающая власть избавлена от необходимости вылетать в штаб Северного флота по случаю потери связи с подводной лодкой, руководить освобождением заложников, подписывать указы о компенсациях пострадавшим в связи с наводнением, участвовать в бесконечных внешних и внутренних совещаниях. Зато у нее есть возможность не только подробно ознакомиться с очередным шедевром аналитической мысли, но и принять деятельное участие в его разработке, придав будущей государственной стратегии свое личностное измерение.

И раз в полгода два компонента одной власти меняются местами.

Такая схема не только позволит восстановить баланс между тактическим и стратегическим управлением, но и повысит тонус властных структур за счет регулярной смены характера деятельности и неизбежной конкуренцией между командами.

Понятно, что разделению во времени должна быть подвергнута в первую очередь стратегическая, то есть президентская, ветвь власти.

Атлас власти

Итак, географию нового освоения России будут определять:

(а) пять городов, имеющих федеральный столичный статус и размещающих на своей территории соответствующие административные и политические структуры:

Владивосток, город Президента, его администрации и верховной российской власти, центр импульсов развития страны. Очевидно, что с собой Президент заберет и весь силовой блок;

Казань или Самара, столица Премьер-министра, средоточие исполнительной власти РФ, центр практического управления страной;

Москва, демократическая столица России, место пребывания обеих палат Федерального Собрания, центр нормирования и публичных дебатов, университетов и практикующих мыслителей. А вот Совет Законодателей, если данная институциональная новация приживется, может собираться где угодно, более того, имеет смысл утвердить ротационную (в смысле смены мест) программу заседаний данного органа. Напротив, заседания Госсовета в Кремле стоит сохранить;

Томск, город российской юриспруденции, с высоко развитой правовой школой, географический центр страны, место "сшивки" ее правовой системы с реальностью правоприменения;

Санкт-Петербург, российский "Уолл-Стрит", финансовый и расчетный центр государства;

(б) семь городов, имеющих окружной "столичный" статус: Калининград или Мурманск, Воронеж или Смоленск, Ростов-на-Дону, Нижний Новгород, Екатеринбург, а также, видимо, Новосибирск и Хабаровск;

(в) сеть городов, имеющих статус конфессиональных "столиц":

Владимир или Киев, церковная столица РПЦ, место пребывания Священного Синода и Патриарха, Севастополь – центр внешнеполитической активности РПЦ, Благовещенск – центр миссионерского служения (с весьма подходящим именем);

Уфа, Казань, Махачкала (как минимум) – столицы фикха и управления уммой.

Выгоды

Предлагаемый проект разнесения в пространстве российской ойкумены столичных функций потребует больших затрат и значительных организационных и деятельностных усилий, а еще больше – исторической прозорливости и решительности, но приведет с неизбежностью к оптимизации управления, что повысит эффективность государственной машины в целом (но не радикально и не сразу), и ускорению развития. Это неминуемо, ибо появятся новые центры роста и раздвинется физическое пространство, в котором придется, как минимум, еженедельно перемещаться. При всей простоте исполнения это сформирует новое фундаментальное качество современных элит, которое должно быть вменено всякой туземной элите в ситуации, если мы хотим добиться ее соразмерности мировым историческим процессам. Чтобы России не выпасть из Истории на очередном крутом повороте, придется менять самое себя, менять антропные качества элит и населения, менять формы мышления и характер деятельности, менять привычки и представления.

Не следует думать, что "на самом деле ничего не изменится" и все структуры все равно останутся в Москве, лишь обретя статус представительств. Огромную роль в России играет личность руководителя, поэтому при любом "раскладе" реальные властные структуры окажутся там, где будет находиться кабинет руководителя и его аппарат. Культура принятия решений в бане или ее аналоге никуда не испарится. Поэтому, если такой кабинет и "баня" окажутся на Волге, то и управление будет осуществляться с Волги, а московский "нарост" будет неизбежно терять свой политический и административный вес.

Само собой разумеется, что разворачивание проекта и выведение его в режим воспроизводства приведет к росту аппарата. Впрочем, этот рост в любом случае неизбежен[20]…

Не менее интересными результатами будут:

(а) создание в стране рынка защищенных телекоммуникаций, причем покупателями на этом рынке станут далеко не только государственные структуры. При физическом разделении властей в пространстве система государственного управления будет безупречно функционировать только в том случае, если будут созданы безупречные протоколы дистанционного взаимодействия этих властей, а эта задача имеет – кроме чисто технической – психологическую и юридическую составляющие;

(б) даже при наличии идеальной телекоммуникационной системы между перечисленными столицами, покрывающими страну от Тихого до Северного океана и Черноморья, будут регулярно перемещаться "особо важные персоны", что потребует создания соответствующей VIP-инфраструктуры. А это и элитный жилищный фонд, и терминальная инфраструктура, и даже такой проект, как гиперзвуковой пассажирский самолет…

Нижний – Казань – Санкт-Петербург

ноябрь 2002 г.

[1] Заметим здесь, что данный динамический сюжет не исчерпывается указанными тремя произведениями. Карл Великий, достраивая свою империю, переносит столицу из Ингельгейма в Аахен, на самый край освоенных земель. Впоследствии его наследники понесут свет христианской веры еще дальше, на Восток. В какой-то степени и северная столица Поднебесной – Пекин – появилась в рамках того же сюжета. Жаль только, что последняя из великих Империй не смогла найти в себе силы сделать из Сингапура второй Лондон и принять культуру Большого Океана так же, как она приняла культуру Большого Полуострова.

[2] Речь идет, конечно, о традиционных и индустриальных культурах. В наши дни, на смену морскому могуществу может прийти господство в воздухе, в Космосе или, наконец, в информационном пространстве. Впрочем, до сих пор не появилось ни мировых Империй, отказавшихся от моря, ни мировых Городов, построенных на границе Земли и Космоса.

[3] "Базиса и надстройки", как еще совсем недавно можно было услышать с любой кафедры великой страны.

[4] "Push-pull", то есть "тяни-толкай".

[5] Хотя строительство первых железных дорог свидетельствовало о намерениях: первая железнодорожная ветка – Москва-Санкт-Петербург, вторая – Санкт-Петербург-Варшава, третья и замыкающая – Варшава-Москва.

[6] Практически в любое время суток по Москве быстрее передвигаться на метро, нежели на личном автомобиле, даже с очень хорошим водителем. Транспортные артерии города поражены тяжелой формой "склероза", и строительство новых магистралей, в том числе трех концентрических колец, практически не меняет положения дел.

[7] Речь не идет, разумеется, о чьей-то "злой воле". Существует социальный феномен аккреции населения крупными городами: пассионарные элементы стремятся туда, полагая, что обретут большие возможности для реализации своих способностей. Легко формально показать, что при этом суммарная стоимость человеческого капитала падает (см. Антропотоки и демографические особенности фаз развития: на примере Северо-Западного федерального округа http://antropotok.archipelag.ru/text/a006.htm). Для России Москва представляет абсолютный аккреционный центр.

[8] Москва оказалась в нелепом положении, критикуя США за моноцентризм: она ведь и сама кладет в основу государственного устройства именно его. У Москвы те же фобии, что и у Вашингтона; разница лишь в том, что последний мыслит глобально и потому его моноцентризм носит планетарный характер, а Москва – аутентично и ее моноцентризм весьма провинциален.

[9] Понятие В.Княгинина.

[10] При этом можно предполагать, что "скатывание" русского населения в Приморский край на первом этапе будет максимальным из Сибири, зато в пространство открывающихся возможностей устремится восточный (китайский, корейский, вьетнамский и др.) элемент. И тогда придется отвечать по "гамбургскому счету": утрачена ли историческая способность к социокультурной переработке по превращению инакового и чуждого в собственное или нет?

[11] Здесь же придется "приземлять" ведущий мозговой центр "Русского Мiра" и редакцию нового федерального ежедневника. В целом, давно назрела необходимость "сведущего голоса" с тихоокеанского побережья – другого, отличного мнения.

[12] В его основе – Приволжский федеральный округ плюс Екатеринбургская и Челябинская области, а также Волгоград и Астрахань.

[13] Вернее, перекладывает кошелек из одного кармана в другой, находящийся поближе к Европе…

[14] Хотя исторически именно Харьков был и во многом остается "городом-сваей".

[15] Которому предстоит вытянуть на себя Донецкую агломерацию.

[16] О чем иерархи Церкви прекрасно осведомлены, но несмотря на это, к сожалению, Миссионерский отдел РПЦ предпочитает отсиживаться в тихом, спокойном городке на границе с Украиной – Белгороде.

[17] Волго-Уральский, Кавказский, Закавказский и Среднеазиатский.

[18] Июнь 1944 г.

[19] Переслегин С., Переслегина Е. Тихоокеанская премьера. – М., СПб.: АСТ – Terrafantastica, 2001.

[20] Ввиду постоянного повышения информационной нагрузки на аппарат, во-первых, и в силу собственных императивов административных структур, во-вторых.

Сергей Переслегин, Николай Ютанов

Версия для печати

Письмо четвертое. Человек как фактор биологической эволюции. Ноозой

До сих пор речь шла о принципах построения "мировой модели". В этом письме мы хотим рассмотреть идеологию, положенную в основу моделирования.

После основополагающих работ Д.Форрестера и знаменитых докладов "Римского клуба" возникла тенденция противопоставлять Человека Природе и рассматривать человеческие формы деятельностей и организованностей, как безусловно враждебные "всему живому". Такой подход придал системному взаимодействию вида Homo Sapiens с объемлющими биоценозами характер трагически неразрешимой коллизии. В исторической перспективе это способствовало перерождению экологического мышления в природоохранительное, то есть запретительное.

Представляется, однако, что чувство вины "за загубленную нами природу" не имеет под собой оснований. Как и любой биологический вид, человек выделяет в окружающую среду продукты своего метаболизма. Продукты утилизируются и перерабатываются другими видами, и в этом смысле природную среду невозможно "загрязнять". Другой вопрос, что биомасса людей, сосредоточенных на ограниченной площади, влияет на объемлющий биоценоз, тем самым, побуждая к действию гомеостатические механизмы биоты. Применение принципа Ле-Шателье к демографическому уравнению приводит, как уже говорилось, к превращению экспоненциального решения в логистическое. Такой формальный гомеостатический механизм может быть назван статическим. Более содержателен динамический случай, когда рассматривается "уравнение эволюции" и предполагается, что эволюционный стресс, вызванный быстрым ростом численности и плотности обитания вида Homo, приводит сначала к возрастанию смертности индивидуумов, относящихся к разным видам, а затем к взрывному видообразованию.

Если прогнозы экологов верны, и человек действительно становится видообразующим фактором (а пока для такого вывода нет должных оснований, поскольку с эволюционной точки зрения наша эпоха вполне заурядна и никак не подходит под лейбл "великого вымирания"), то возникающие виды будут преимущественно вредны или опасны для вида Homo, их численность будет какое-то время расти быстрее экспоненты, и установление равновесия приведет к снижению рождаемости и уменьшению средней продолжительности жизни у человека. Этот динамический эволюционный гомеостатический механизм объясняет действие "стрелы Аримана". Есть, конечно, искушение связать со "стрелой Аримана" разнообразные "новые инфекции", начиная со СПИДа, но, во-первых, такой вывод будет неоправданной генерализацией, а во-вторых, ничего принципиально катастрофического он не несет.

Еще более иррациональными являются протесты против уничтожения человеком животных ради пропитания или одежды. В сложной системе взаимосвязей, образующей современные биоценозы, каждый вид использует столько ресурсов, сколько в состоянии использовать. Так что, лакомясь панцирной щукой или черной икрой, покупая шубку из норки или горностаевое манто, мы играем по правилам, установленным природой. А шумно выступая в защиту вегетарианства или искусственного меха – восстаем против ее законов.

Понятно, что человек вовсе не обязан следовать логике эволюции. Будучи разумным, он выбирает линию поведения, исходя из собственных императивов. В числе таких императивов может быть и охрана всего живого на Земле. Но, принимая подобные обязательства, мы должны отдавать себе отчет в их трансцендентном характере: проблема "пределов роста" лежит в области религиозной философии, а не экологии или эволюционной биологии.

Во всяком случае, представляется разумным перейти от конфликтной схемы "Человек против Природы, Природа против Человека" к изучению подлинной экологии вида Homo и того места, который этот вид занимает в глобальном биогеоценозе.

– 1 -

Прежде всего, надо уяснить, что структурность человеческого сообщества меньше, нежели структурность Природы в целом (хотя, конечно, выше, нежели структурность любого иного биологического вида). Поэтому Человек – это не субъект, а объект эволюции. Во всяком случае, до точки Перехода. Он вовсе не "эксплуатирует" Природу, "выжимая из нее все соки". Напротив, разумно предположить, что это Природа использует Человека для решения некоторого специфического круга проблем, оказавшихся непреодолимыми для биоты, не обладающей разумом[1].

Любой биогеоценоз (в том числе – глобальный биогеоценоз, охватывающий всю Землю) развивается в направлении установления динамического равновесия с внешним миром[2]. Это подразумевает стремление к нулевому балансу в обмене с окружающей средой по веществу и к предельной минимизации энергетического обмена. При характерных временах эволюции такое стремление приводит к включению любых невосполнимых ресурсов (пока не будем относить к таковым ресурсам солнечное излучение) в общий биологический круговорот, то есть к неограниченному повторному использованию этих ресурсов.

Однако за все предшествующие эпохи, периоды, эры и эоны природе не удалось добиться замкнутости циклов по кислороду и углероду. Известно, что практически весь кислород на земле имеет биогенное происхождение. "В норме" кислород, выделяющийся в процессе фотосинтеза, расходуется на дыхание и окисление продуктов распада (в этом можно усмотреть содержание "кислородной революции" с точки зрения стремления биоты к замкнутым циклам: анаэробная жизнь носила принципиально незамкнутый характер и сравнительно быстро привела к необратимому отравлению среды обитания свободным кислородом). Но если продукты распада выводятся из обратимой реакции дыхания – фотосинтеза, в атмосфере начинает расти количество кислорода, в то время как углерод и высшие углеводороды накапливаются в захоронениях, образуя угольные и нефтегазоносные пласты и навсегда выключаясь из процессов биологического кругооборота[3].

Поскольку эпохи массового захоронения неокисленной органики периодически повторялись в истории жизни на Земле, к началу неогена сложилась кризисная ситуация, чем-то напоминающая "кислородную революцию". Количество свободного кислорода в атмосфере возросло до двадцати объемных процентов, а значительные объемы органического вещества оказались в захоронениях.

Прежде всего, это означало снижение биологической продуктивности Земли, что само по себе было эволюционным кризисом. Но более существенным было то обстоятельство, что вследствие антипарникового эффекта средняя эффективная способность глобального биогеоценоза усваивать солнечную энергию заметно упала. Этот эффект сложился с наступлением очередной криоэры и привел к тяжелому оледенению. Экстраполируя, мы приходим к выводу, что биота имела реальные шансы не пережить криоэру: в течение ближайших сотен миллионов лет одна из ледниковых эпох могла перейти "предел устойчивости" и привести к полному оледенению земной поверхности.