Текст книги "Война на пороге. Гильбертова пустыня"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)

Десантов было много. Потому что японцы ждали сопротивления, а не дождавшись, искали подвох. Для тайного десанта через «рыбные речки» операция прошла как психологический тренинг для начинающих, когда мастер ищет клиента, а клиент проблему. Войска долго не встречались. Японцы даже беспокоились, а наши пограничники ждали высадки в другом заливе и имели устойчивый, а потому наивный план «там раздолбать их всех в хлам, как в киношной войне». Корабли, ссадившие японские десанты, ушли. Вертолеты курсировали и обеспечивали, вроде, поддержку с воздуха, но никто в этом воздухе не воевал. Чего там ждало командование – было непонятно. Ясен перец, что морские ругали сухопутных, но где, в какой засаде сидели эти сухопутные, понять было нельзя. Японцы применили газовую атаку и проверили таким образом свой «луноход». Про использование химии почему-то смолчали и после войны. И наши, и ваши. Японцы вышли к столице на бронемашинах, и корабли, отойдя на заранее подготовленные позиции, уже не могли бы поддерживать берег. Но здесь поддержка и не требовалась. Группа «Старая дорога» вышла к Южному в целости и отрапортовала своим о готовности к штурму. У своих дела обстояли по-разному.

Гордость российской и японской экономической дипломатии – Крильонский тоннель был назначен к открытию на 15 сентября. Вокруг тоннеля, конечно, были наши штатные пограничники, но они привыкли полагаться на японских братьев и их действия в тоннеле, ясно же: конец стройки, облицовки, проверок, в общем, ответственность на чужих. Здесь хорошо платили за службу, и жили все в японских домиках с дизайном в восточном стиле. И жену офицеру пригласить было куда. Материальное и идеальное – оно, конечно, в пропорциях находится, но пограничный пост был образцовым, с одной стороны, и разбалованный японскими презентами во'имя совместной экономической конструкции, и в пользу фирменного стиля и гуманистического общества и прочей словесной лабуды, со стороны другой. Но люди – везде люди. Григорич считал, что Крильонские пограничники продались японцам в душе с самого начала строительства. Не вынесла душа культуры и красоты бытовой задаром, вот и весь сказ. И потом – рабочие места организовались для тетенек, да какие?! А белье у них какое?! У японок-то?! Наши женщины враз все похудели, чтоб только надеть эти нитеобразные птицехвостые трусики и топы.

А мужикам служба в уюте, кто ж ее отменял? Но разовые приборы в служебном сортире «для всего и от всего» впечатляли. Это вам не по-хохлятски – в кукурузу-мать из столовой бежать. Это быт, в котором хочется жить. Погранпост захватчики здесь просто снесли, а деревеньку оцепили. И тогда наши женщины, в основном жены военных да работники на отдыхе, поняли, что японцев набежало через тоннель – жуть как много. Что они, наверное, тащили через тоннель огромный щит, а за ним уместились техника в нужном количестве и люди в форме. Гном выругался, узнав, что японцы под шумок подорвали парочку закрытых шахт и вывалили оттуда в обход гарнизона еще кучу десантников. И куда там справиться с таким вероломством нашим погранцам, только что не одетым во все японское и настроенным «лояльно». «То есть, Троянский конь в каждый дом, как есть», – прокомментировал Кирилл.

– Все кросс-культурное в этом районе кончилось и началось кросс-маршевое, – сказал ему Игорь. – В играх мы что– то не посчитали «тоннельный эффект». Вот он и настиг нас.

В Корсакове японцы нарвались совсем на других военных. Японцы словно учились в русской школе в Нижнем. Они отлично спланировали действия Т-группы для захвата плацдарма на берегу, но во время высадки группы, одетой под наших рыбаков и сошедших с невзрачного суденышка, случился полный «прокол Реальности». От стоящих в резиновых ботах до колен разрозненных рыбачков на берегу и в воде группа получила такой огневой удар, что из двадцати человек, подготовленных и вверенных Аматерасу, все двадцать бойцов были просто расстреляны, и атака захлебнулась. Это японцы, конечно, классно придумали высылать моб– группы вперед, но под Корсаковом еще когда-то раньше служили очень понимающие в военной технике люди, и давно они ушли на свои должности в городской элите или спились от обиды за державу, но связь тут была всех сортов традиционно, и почему-то за пять дней до войны каждый житель ждал своего японца как награду за скушность бытия. Здесь японцы тоннелей не строили и туалетных принадлежностей задаром не раздавали. И Корсаков вообще помнил какое-то старое свое достоинство порта. Попытки высадиться провалились три раза, но у нас не было «воздуха», и когда японцев поддержали подошедшие корабли и штурмовые вертолеты с «Осими», «Симокиты», «Кинисаки», «Омина– ту», 3-го авианосного соединения, мы, конечно, выстрелили по ним, но они отбились, взрыли береговую линию, и под прикрытием «огневого вала» с воды и с воздуха японцы все-таки укрепились на берегу. Далее их никто не пустил бы, но вертолеты – это была наша беда! «Ни пожить, ни выжить». А в них десантники. «А в них убийцы!» И сколько их?! Мать их самурайскую. Пришлось умирать, хотя так не хотелось. Через двенадцать часов сопротивление было подавлено за отсутствием сопротивляющихся.

Холмск и Корсаков, города-сателлиты столицы, оба защищались довольно долго. С высокого берега солдаты стреляли, не подпуская десантников. Когда японцам пришлось запросить артиллерию с кораблей, российские военные уже вспоминали, сжавши зубы, песенку про то, что «помощь не пришла, и все братушки полегли». Наших кораблей не было и в помине, а то, что Мост пока цел и остров пока в целом еще наш, не грело, а связи с командованием уже к середине дня не было никакой. Майор Сидоренко засел в траншею со старой еще войны со своим поредевшим батальоном. Они контролировали дорогу и, наконец, раздолбали ее вместе с двумя броневичками, которые, наивняк, решили вползти вверх по склону. Сидоренко не знал, что со стороны «рыбных речек» эти легкие танки прошли как по своей земле, и их никто не встречал, потому что, как говорил этот рыжий умник из Москвы по их телеканалу, «эклектичная оборона имеет смысл только если она полностью повторяет эклектику высадки противника». Но ведь так не бывает... Его батальон, в конце концов, пощипали прицельным огнем по берегу, от которого в старых окопах не убережешься. И он отступил с остатками людей за «американскую деревню». Обходя завод, подумал: интересно, американе-то вырыли каждому по убежищу на своей закрытой территории? Снаряд не спрашивает... Правда, там весь Интернационал работает. Японцы словно имели приказ – не трогать газоперерабатывающий гигант, и Сидоренко преспокойно ушел за завод. Только уходить-то куда – остров. Вот черт. Вместе с Сидоренко спаслось шесть человек. Они не стали героями, но в их семьях после войны не оплакивали кормильцев. Повоевать они успели за семь городов Сахалина.

Сидоренко не знал, что в Невельске плацдарм для высадки был захвачен чисто, и стрельба началась уже около казарм. «Так, лето было», – разведет руками майор с литературной фамилией Пронин и рухнет от японской очереди, так и оставшись с разведенными руками. В пригородах Невельска жили тихие скромные люди. Японцы заходили

Сцли> Tle+etMiMi Елшл

в дома, прикладывали палец к губам и выходили, а женщины так и оставались сидеть, как застали их с кухонными ножиками, распродажными книжками от московского издательского гиганта ACT, иголками, тряпками или детьми в руках. Женщина всегда знает, когда началась война и что опасность – вот она. Еще женщина, даже самая молодая, вспоминает вдруг, некстати фашистов по фильмам, бандитов по жизни и обязательно про какой-нибудь позор своего правительства в Камранге. В общем, про то, как мужчины по-глупому друг друга предали. И все, аут, в этот момент она готова сохранить жизнь, хоть и при японцах, но только – жизнь себе и детям. Ведь дети же – или есть или будут. Женщины – не патриотки. Самым страшным для Петропавловска были девчонки-японки, пришедшие по воде поиграть в убийство. Этого было нельзя понять. Здесь, в Южном, были нормальные враги – японские солдаты. Молодые, ну так что ж? И женщинам нужно было пережить как-то этих японцев и спасти своих. Кто-то из соседей залег в.огороде и начал стрелять. Японцы дом взорвали и ушли на город, оставив томительные размышления о том, куда бежать с острова...Самолеты стояли на полосах, вроде бы отрезанные линией наступления. Могли и лететь... Диспетчеры ждали какой-то рейс. Куда ж ему, пусть тут расхлебывают кашу вместе со всем сахалинским людом, если он, к тому же, самолет из далекой Москвы. Там что, про войну не знают? Ну, право слово... Пока японцев не было видно, мысль о том, что японцы высадились в портах, была абсурдной. Игровой, похожий на летящий вскачь мир, который вдруг сменил галоп на иноходь. Служащие аэропорта пребывали в трансе.

Связь не работала. Самолет еще нужно было посадить на местной частоте. Тут пойди, договорись с пилотами, что у нас «кисло» и слушаем мы их на частоте радиовещательной трансляции. Самолет сел, и прилетевшие судорожно захлопали. Они прилетели к середине войны и должны были найти в ней свое место. Было мало такси. И безлюдно на поле, куда, обычно, высыпает народ из-за изгороди. Маленькая старушка из Невельска горестно подумала о невестке и сыне, что ж мать-то не встретить, обещали, и поковыляла

гилштова пустыня

по жаре без панамы в сторону тихого аэровокзала. Пограничник, совсем мальчишечка, встретившийся ей, сказал, заикаясь: «В городе японцы... Будьте осторожны». Об этом безлико предупреждал и грузчик с бейдашком на потной футболке, кидающий багаж на ступеньки.

«Эко удивили, – подумала бабка,– всегда были японцы. Делегация, что ли, какая-то? М-м дети, вот, заняты. Хотя, что им японцы, они же оба по строительству».

1де-то громыхнуло. Бабулька аж присела. Еще и дождь пойдет. Ей шел 77-й год. Она летала в родное Подмосковье, поклониться могилкам. Последний уж раз. Японцы установили контроль над аэродромом только к утру. Все было недосуг. Дурацкий город. В нем много пришлось разрушить и многих убить. Не по-хозяйски. Но молодежь повеселилась.

Бабка шла пешком часа четыре. Но добралась, благо была экипирована по-иностранному – чемоданом на тележке и внучковым рюкзачком. Она обнаружила, что несколько домов сгорело, но ее домишка цел, японцев в округе не видно, она осведомилась у соседки, насилуют ли оккупанты молоденьких девушек. л

– Не, – отозвалась соседка. – Культурные. Убивают только тех, кто вызывает подозрение. Сиди тут. Если бомба не попадет – будем живы, мне что при наших, что при японцах – все недолго осталось. А поесть найдем что. Лишь бы не бомба. Беда! Делили бы там свои острова, куда на город– то прут? Шалые все политики. Никакого уважения ни к людям, ни к природе.

И две старушки чинно разошлись по своим домикам.

Холмск взяли быстрее, чем Корсаков, сопротивление разваливалось, потому что не было привычки его оказывать: не понарошку на учениях, а так, за родную землю – и вдруг умереть!

– Господство постмодерна в сознании сыграло свою дурную шутку даже с самыми дальними землями, —.говорил Первый, – и в ответ на дурацкий вопрос: «А почему это я должен защищать эту землю?» – ты получаешь японскую пулю в лоб – и все, дальше – ищи Ямамото на небесах. Он сыграет с тобой в ГО.

Qt+лсь TJe+им/и* £мн* Пс+семгм**

– Они защищались, – возразит Командующий сухопутными силами, гордый разве тем, что Мост остался цел.

– Но защищались плохо, – ответит Первый.

– Вы, флотские, сначала научитесь охранять море, а сушу мы как-нибудь отстоим! Ты знаешь, свинка морская, что их 3-е авианосное соединение поддерживало нашу операцию, то есть операцию против нас. Они эти все свои проспекты будущих побед в Интернете вывешивают, мне молодежь нашла все их планы войны, пошагово играют, сволочи. В открытую. Так вот у них десант поддерживает четыре, слышишь, четыре легких авианосца, два крейсера, один эсминец и четыре фрегата. А у меня на море что? Что меня поддерживает?

Гном опоздал, вошел, сел на свое почетное место в угол и оттуда, поднявшись в свою очередь, сказал убийственно спокойно: «Японцы действительно поддерживают Курильскую и Южно-Сахалинскую операции действиями вертолетов и высадкой десантов на катерах. Но цели для ударов и десанта выбираются в зависимости от обстановки. Я бы "по умолчанию" приоритетом считал Корсаков. Там они и зашились более всего. А Невельск и Холмс сдали быстро, и к ночи они будут располагать свои штабы в столице, если вы ничего лучшего не накомандуете...»

Первый отобрал слово у зарвавшегося Гнома, встал и нейтрально сказал: «Целями японцев в южно-сахалинской операции на первом этапе был захват плацдарма на мысе Крильон, далее захват Корсакова, Невельска, Холмска, на втором этапе это будет переход в общее наступление, захват Южно-Сахалинска и на третьем этапе – наступление на Углегорск. В случае нормального функционирования тоннеля им захочется захватить сам тоннель, подвижный состав и железнодорожную станцию – точку смены осей вагонов. Захватить паромную переправу на Ванино им тоже понравится. Далее их привлекает наш мост. Они берегут его для себя. Взрывать не будут».

Потом модная «связь типа конференция» прервалась, и экран погас.

– На флот рассчитывать можно у Поронайска. Откатывайтесь. Не нравилась вам столица в Южном? Что ж, будет в Углегорске или Александровске-Сахалинском. Это – война, а не игра в претензии, – высказался адмирал. Сухопутные и морские силы не дружили никогда. Адмирал так и не простил «Южным», что не подняли самолеты. Один только взлетел и был сбит над проливом проплывающим в полной безопасности японским соединением, возвращающимся домой после успешной операции в чужих территориальных водах. А эти сидели у своего моста и спали при связи и при горе горьком от начала войны. А японцы сбили самолет ракетой, просто вычислили и все. А потом после войны скажут, что это были свои. Свои же и сбили! А все может быть. Погибли только летчики и пустой большой борт, который они на свой страх и риск вели в Хабаровск без приказов, на авось. Самолет упал в море.

Адмирал флота был не совсем прав.

Вертолетный десант в Южно-Сахалинске со стороны Птицефабрики утром третьего сентября был воспринят пожестче, чем броневички из ниоткуда. Раздались выстрелы с крыш, и часть десантников полегла, но команды стрелять не было, и защищающиеся как-то дружно осеклись, а вдруг дальше-то не будет войны и под суд пойдем? Ну не вправду же японцы к нам пришли и захватили. Хотя дети непрерывно толклись в Интернет-клубах и разглядывали новости войны, которая пришла к ним в город. Синклер Льюис перевернулся в своем американском гробу. «У нас это невозможно». Работали магазинчики и турбюро. Изредка по городу проносились машины с сиренами и где-то звучала пальба. Шли передачи, видимо, японцы не читали Ленина и не стали захватывать телецентр. Зато в середине дня рухнула, наконец, сотовая связь, и стало еще страньше. Часть машин была взорвана, а другая часть, ничего не подозревая или ужасаясь увиденным на дорогах, выезжала с дач. На экране центральной площади замерла картинка какой-то встречи в областной администрации. Картинка рябила и не сменялась уже три часа. В мэрии суетились или сидели по кабинетам. Война! – носилось в воздухе. Но никто не собирался воевать, они же все гражданские, в конце концов, и есть те, кто не допустят..., искали каких-то менеджерских ходов. Нервно

Cestui fltftcAtu^ Tjt+имлм**-

пили кофе группками. Наконец, в мэрию ворвались японцы, ретивый охранник разрядил в них обойму и умер, выпав-из своей будочки прямо на вертушку. Так он и мешал проходу, и японцам приходилось прыгать через турникет и Застрявшее тело на нем. В мэрии многих убили, потому что узкоглазым надоело это царство с поднятыми руками. Они хотели сопротивления. Их принимали как-то апатично. Они ждали каверз и у них шалили нервы. Город был взят без особенного боя. Единственная стычка с регулярной частью произошла у вокзала, и там полегли почти все участники операции и с той, и другой стороны. Но у японцев подоспело подкрепление, и это подкрепление вдесятером взяло вокзал и даже повесило на крыше японский флаг. То-то удивились сидящие в электричке люди, которые прибыли в Южный в неурочный час и по своим делам, да и от отпускной балды. Электричку пустили недавно в память о прошлом. Удобно было раньше, все старики это помнили. «Хотя народу сейчас стало поменьше», – удивлялись они. На то и старики, чтоб сделали им, а они руками развели: вроде, и не нужно уже. Как дети, прямо. Какой-то деятель, сынок, от избытка социальных чувств снял с федералов деньги на использование железной дороги в личных целях. Его просила мать сделать, как было «при Советах». Да и достроили некоторые железнодорожные ветки, наконец, на Сахалине. Из приличия. Так что благосостояние случилось как раз к 2011 году, когда депутат этот народный все-таки вытянул деньги на инфраструктуру острова. «И не все же уголь гонять, нужно и людей возить», – увещевал олигарх благодарных избирателей. Хотя избиратели не вчера родились и понимали, что если бы не японцы, красота Сахалинского кольца с тоннелями, мостами, новыми вагонами и выстроенными вокруг инфраструктуры пунктами обмена всего на все вряд ли поражала бы своим величием. Но качали головами. Жили по старинке. Сколько ни сажай скотину во дворец, она царем быть не сможет. Психология временности и нервное озирательство вокруг – не удрать ли – так и не выродились в народе, да и в новых властях со старыми дырками в головах. Теперь Москва была виновата в том, что она-де для себя все это построила, а сверх того не обеспечила. Тем более, что обеспечение «Тихоокеанского транспортного кольца» кадрами шло как-то мимо сахалинской публики. Случился антропоток на Восток, и в нем шустрили те, кто был, готов биться за свое новое устройство, что те турки на американских заводах. Даже молдаване и хохлы работали на свою совесть и на ремитанс своим несчастным самостоятельным государствам. Сахалинцы остались собою. Они жлобствовали в роли хозяев острова, но успехи финансовые их обходили сушей и оплывали морем. Тут, правда, рыбники и нефтяники были статьей особой. Дети вырывались в американские фирмы и сражались за место под солнцем с молдаванами. Расцветал великоэкологический шовинизм с национальными прожилками. Смешно, что сами жители острова были давно и сильно национально перемешаны. Свалить на «корейский вопрос» свои пережитки не удалось. Приглашали канадцев и французов с их опытом. В 2010-м году стало вдруг модно культивировать микроэтносы. Под это снижали аренду. Иностранцы делились знаниями, но так и не смогли взять в толк конфликта интересов местного населения. В таком социальном котле и угроза войны, а потом и сама война были чем-то не должным случиться. Тут и так было смутно – без войны. «Но человек предполагает, а глобалист располагает...», – говаривал Горский. Он вовсю сотрудничал с (обрусевшими) SHELL'aMH.

Население очнулось и начало давать согласованный отпор врагу к ночи 4 сентября. Откуда-то повылезли штатские с оружием и стали расстреливать в упор с крыш и даже дальнобойным чем-то с «Горного воздуха» немногочисленные японские патрули. Вот это было, наверное, зря... От партизанских выстрелов молодые японские десантники впали в подлинный экстаз и стали крушить город, как в жестоком мультике, нимало не разбираясь в стратегических императивах будущего бывшей своей Кирафуто. Что они знали о ней? Даже музей – единственную память о японцах на этой земле, ухитрились взорвать! Потом Гном понял, что город им был не нужен, а дороги к нему они сохранили. Женщины пытались увещевать мужчин не сражаться, а сдаться. Но теперь в демаскированном городе, где прозвучали взрывы и где разнесли центральные здания, было уже бесполез-

Ое+лйь. Ti+tcAMM* Елшл Ццлмсхм**.

но выходить с поднятыми руками. Японцы стреляли, потому что указания брать в плен у них не было. Дальше все шло по их сценарию. Им было даже лучше, что русские, наконец, проснулись, позалегли, позасели и начали стрелять. Теперь можно было всех убить и идти дальше.

«Карта» (2)

Бой у Южно-Курильской гряды

Бой у Южно-Курильской островной гряды, произошедший практически одновременно с Петропавловской операцией и 1 -м сражением в Японском море, по ряду параметров является уникальным в истории военно-морского искусства. Во-первых, безусловно слабейшая сторона одержала в этом бою ясную тактическую победу. Во-вторых, несмотря на это, стратегический успех был на стороне японцев, хотя потери, ими понесенные, были очень тяжелыми и никак не предвиденными на этапе планирования. В-третьих, организационно единым соединениям – 1-й эскортной группе Учебного флота, 1 -й дивизии ракетных катеров, Оперативной группе «Курильские острова» – пришлось вести два совершенно самостоятельных, никак не связанных между собой, имеющих разный рисунок сражения, которые зафиксированы в морских летописях как «1-й бой у Итурупа» и «Бой у Кунашира». В-четвертых, не имел аналогов в войнах анабазис ракетного катера «Разлив», проложившего себе путь на Родину через два контролируемых противником моря. Наконец, в-пятых, жирная «точка» в этом бою была поставлена через четыре дня после его завершения, причем произошло это, в известной степени, случайно.

Для японцев трудность планирования Южно-Куриль– ской операции состояла в том, что с политической и стратегической точки зрения захватить Южно– Курильскую гряду в первый же день войны было необходимо (формально война и велась за так называемые «Северные территории»; точный состав их был не определен, но Кунашир, Итуруп, Уруп и Шикотан значились во всех вариантах), но морских сил на это не хватало.

гильб&ша пустыня

Первоначально японцы не предполагали встретить на Курильских островах серьезного сопротивления, по крайней мере на море. Однако после 2008 года усилия ряда заинтересованных лиц в администрации Сахалинской области и в околоправительственных кругах привели к созданию отдельной Оперативной группы «Курильские острова», которая первоначально насчитывала один ракетный катер «Смерч» водоизмещением в 700 тонн, именовавшийся в документах корветом и имевший на вооружении антикварные, но довольно мощные ракеты «Малахит». К 2010 году к «Смерчу» присоединился «Разлив», а непосредственно перед войной в рамках «неотложных предприятий по усилению обороноспособности морских рубежей России на Дальнем Востоке» из Петропавловска на Курилы были направлены два последних катера этого типа – «Иней» и «Мороз».

Формально оставаясь частью Оперативного соединения «Петропавловск» Российского Тихоокеанского Флота, «де– факто» катера перешли на обеспечение от администрации Сахалинской области, точнее от крупнейшего местного рыбопромышленника Берковского. По сложной системе взаимозачетов Берковский снабжал корабли горючим, расходуемыми боеприпасами (понятно, что «Малахиты» все мирное время продремали в пусковых установках), денежным и вещевым довольствием, «социальным пакетом» для офицеров и их семей. Катера, в свою очередь, исправно демонстрировали российский военно-морской флаг над Курилами и контролировали какой-никакой порядок на промысле в российских национальных водах, где до этого японские рыбаки чувствовали себя вольготно и даже приступили к методическому вытеснению корейцев и русских. Не то чтобы контрабанду икры и красной рыбы удалось пресечь полностью – это, по-видимому, невозможно, да и цели такой никто не ставил, но в определенные «рамки» она была поставлена, что положительно сказалось на деятельности крупнейшего в регионе рыбозавода на Итурупе.

Катера постоянно находились в движении, но, как правило, «Мороз» и «Разлив» базировались на Кунашир, а «Иней» и «Смерч» – на Итуруп.

Сцли– Г1ц4сми*н £м*Л TJt+UMM*t4A

Японцы в своих предвоенных выкладках предполагали встретить в районе Южно-Курильской гряды два катера, но боялись, что их может оказаться и четыре. Чтобы в любом случае осуществить Кунаширскую и Итурупскую десантные операции, они сосредоточили достаточные, по представлениям Штаба командующего, силы.

Непосредственное прикрытие осуществляли четыре легких ракетных катера типа «Хиябуса» водоизмещением 200 тонн, вооруженные двумя «Гарпунами» , 76-мм орудием и двумя крупнокалиберными пулеметами. В роли «главных сил» выступали 4 старых учебных эсминца, которые использовались для транспортировки десанта и его прикрытия с моря. Эсминцы были вооружены «Гарпунами» или «Си-спарроу», «Асроками», 76-мм и 20-мм пушками, несли вертолеты, оптимизированные дня огневой поддержки сухопутных войск.

Эскадра была разделена на оперативные группы «Итуруп» и «Кунашир» одинакового состава: по два эсминца и два катера. Русские катера перед войной расположились следующим образом: «Иней» и «Смерч» в гавани Курильска в часовой готовности к выходу; «Мороз» и «Разлив» в дозоре к юго-востоку от острова Кунашир.

Предполагалось, что такое построение кораблей гарантирует острова от внезапной атаки, и действительно, группа «Итуруп» была обнаружена на радарах в 5.12 (время Токио) в 90 милях от Курильска.

В 6.32, когда выяснилось, что радиолокационный вектор на обнаруженную цель в течение часа не меняемся, в море для проведения досмотра был выслан «Смерч». В 6.40 японцы увидели русский корабль на курсе сближения и выслали вперед катер «Хиябуса-1». В 7.32 «Смерч» встретился с «Хи– ябусой».

Командир японского катера начал переговоры, требуя пропустить в Курильск «мирную делегацию японских парламентариев»; командир «Смерча», ссылаясь на полученные им инструкции, требовал от японских кораблей выйти из российских территориальных вод. Японцы тянули время, опасаясь скомпрометировать Петропавловскую операцию, но долго этого делать было нельзя, и в 7.50 «Хиябуса-1» открыл по «Смерчу» огонь, первым же залпом выведя из строя антенны и радиостанцию. «Смерч», несмотря на фактор неожиданности и большие потери в людях, открыл ответный огонь. В 7.55 японский катер запускает по уходящему «Смерчу» две ракеты с 10 километров, и русским морякам на горящем катере удается сбить только одну. В ответ «Хия– буса» получает две универсальные малокалиберные «Осы» и тоже теряет связь и радиолокацию.

Все это время «Иней», стоящий у пирса в минутной готовности, пытается связаться с внезапно замолчавшим «Смерчем». В 7.57 корабль, так и не получив ответа, выходит из гавани. Минутой позже эсминец «Асагири» запускает 4 «Гарпуна», а горящий и погружающийся «Смерч» дает команду на пуск тяжелых противокорабельных ракет «Малахит». Сработала лишь одна ракета, которая разнесла на куски «Хиябуса-2», приблизившийся к своему собрату. Японский катер ушел на дно в 8.01, став первым японским кораблем, потопленным в войне 2012 года.

Залп японцев «ушел в молоко»: две ракеты отказали, две были сбиты «Осой» подходящего «Инея», который, в свою очередь, дал шестиракетный залп. «Асагири» повторил «Гарпуны», на втором же эсминце более осторожный Кенада выпустил заранее приготовленные «Си-спарроу».

В этом бою устарелых, но ракетных кораблей никакие системы автоматизированного управления огнем не работали, решения принимали люди в меру своего мгновенного разумения.

В 8.01—8.02 попадания получили «Хиябуса-1», «Асагири» (два «Малахита», одна «Оса»), «Иней», вступивший в артиллерийский ббй с горящим «Асагири», и уже умирающий «Смерч», которого новый взрыв ниже ватерлинии почти мгновенно отправил на дно. Но «Асагири» пришлось не легче. Битком набитый людьми корабль горел, скорость упала до 10 узлов.

В 8.03 перевернулся «Хиябуса-1», на долю которого выпала честь или участь сделать первый выстрел в этой войне.

В 8.04 «Юмагири» выпустил по «Инею» 4 ракеты, и на этот раз три из них нашли цель. Через две минуты «Иней» был уже на морском дне. Ни он, ни «Смерч» не успели или не смогли сообщить о нападении противника не только в

Сефлс*. {Je+icMu** £м*л Пе+еемьш*

Петропавловск и Владивосток, но даже в Курильск или Южно-Курил ьск.

После гибели «Смерча», «Инея» и обоих японских катеров эсминцы продолжили движение в сторону Курильска. «Асагири» все более отставал. В 8.25 на нем произошел внутренний взрыв (скорее всего, воспламенилось тяжелое пехотное вооружение – птурсы, гранатометы, минометы, ручные противовоздушные комплексы, принадлежащие десанту). Экипаж не справлялся с пламенем. Командир думал только о том, чтобы подвести корабль как можно ближе к берегу. В 8.58 турбины «Асагири» остановились, и с пылающего с носа до кормы эсминца началась эвакуация людей. Спасательных средств практически не было, до берега оставалось 12 миль. Командир приказал в первую очередь спасать десантников, но и среди них потери были ужасающими: из 1.200 человек, размещенных на «Асагири», до берега добрались только 400 безоружных солдат. Экипаж «Асагири» погиб практически полностью. (Эсминец опрокинулся и затонул в 9.24.)

А «Юмагири» в этом бою не получил ни царапины и свой десант высадил. Началась тягостная и трудная для обеих сторон кампания на Итурупе.

На «Морозе» и «Разливе» ничего о происходящем вокруг Итурупа не знали. Катера находились к юго-востоку от острова Кунашир, и японскую эскадру, подходящую к Южно-Курильску, не видели. В 7.55 командир «Мороза», чувствующий необъяснимое, но все нарастающее беспокойство, попытался связаться с «Инеем» и «Смерчем», услышал какие-то бессвязные обрывки сообщения, потом связь оборвалась окончательно. Попытки восстановить ее продолжались до 8.10, результатов они не дали, и в 8.20 «Мороз» и «Разлив», посовещавшись, решили обойти Кунашир с юга и идти в Южно-Курильск.

В 9.15 радиостанция в Южно-Курильске с олимпийским спокойствием ретранслировала на катера приказ командующего Тихоокеанским Флотом о начале боевых действий, добавив, что японские эсминцы ведут огонь по городу и высаживают десант.

Катера увеличили ход до 35 узлов и устремились к Куна– ширскому проливу.

В 10.50 они оказались в радиусе радиовидимости района японской высадки. Не думая долго, командиры катеров произвели массированный залп всеми двенадцатью «Малахитами».

У японцев наблюдение было поставлено грамотно, и в 10.55 они обнаружили русские ракеты, отреагировав восемью «Си-спарроу» с эсминцев и четырьмя «Гарпунами» с катеров. «Малахит» не умеет уклоняться от «Спарроу», и произошел «размен»: восемь ракет на восемь. Остальные четыре нашли цели, и – в соответствии с заложенным алгоритмом – каждая свою. На обоих японских катерах взорвалось топливо, и они затонули – в 11.02 и 11.05. Поврежденные эсминцы вновь выпустили «Гарпуны» (по принципу «все, что работает...»), ушло пять ракет, все они были сбиты. Командир «Юмагири» запросил о помощи вертолеты, «работающие» по берегу.