Текст книги "Война на пороге. Гильбертова пустыня"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц)

«Экономический рост стран АТР ставит на повестку дня вопрос о формировании регионального рынка, соразмерного вкладу восточноазиатских стран в мировую экономику, – переписал Первый неявные экономические экскурсы Гнома, – вопрос о структуре этого рынка и основных его игроках остается открытым, что является существенным дестабилизирующим фактором».

Уже в 2004-м Первый видел, что если кольцо мостов и тоннелей обойдет Сахалин стороной, то региональный рынок так и не коснется островной губернии, да и Приморье получит малую толику. Он опять поднял всю документацию погибшего Губернатора, который был готов строить это мост уже в 2002-м. Вот гиблый остров и гиблые вертолеты! Единственный хозяин – и тот не удержался в небе. Пожилая тетенька сказала как-то Первому в домашнем кафе Южно– Сахалинска, что Фархуддинов был барин, «он даже руку клал в карман как барин, а нынешний не может с людьми быть, и строить ничего не может. Фархутддинов не в кабинетах сидел, а недостатки были, как же без этого, но люди видели – не боится он. Да и не осталось после него сильных денег: ни вилл, ни нефтяных вкладов – не в копилку жил. Так-то, молодой человек, да вы кушайте, что-то я разболталась». А что касается дестабилизирующего фактора, то экономика должна «лечь» на политику, деньги готовы закрутиться и

гильбтш пустыня

подвинуть политические амбиции, но последние пока сильны, и поэтому возможен взрыв.

Этого Гнома воспитал Редактор. Четко писал и четко пишет. Фактически, Первый добавлял абзацы и мысли Гнома, составляя докладную записку, и чувствовал, что эти мысли вовсе даже не хуже, чем у него, Первого.

«Врегионе наблюдается острая нехватка энергоносителей, причем в Китае она угрожает положить конец эпохе быстрого экономического развития, что с неизбежностью приведет к взрывному нарастанию социальных конфликтов в стране. Нехватка сырьевых ресурсов особенно остро проявляется в условиях характерного для Дальнего Востока столкновения мировых и региональных проектностей (китайский индустриальный проект, японский и российский постиндустриальные проекты, южнокорейский региональный проект)».

Первый, зная всю эту энергетическую мировую кухню из первых рук, учитывал, что в АТР энергоносители сосредоточены, в основном, на территории стран, являющихся сомнительными в военном отношении. Таковыми виделись из подзорной трубы Европы и Америки Тайвань и Россия. Понятно, что они оказывались своеобразными региональными «яблоками раздора». В Академии, когда Первый защищал диссертацию, прямо на защите случился скандал по поводу пресловутых государственных границ в Восточной Азии.

– Границы эти нестабильны, и страны АТР имеют друг к другу серьезные территориальные претензии, – заявил тогда Первый, – это обстоятельство усугубляется конфессиональными, национальными, идеологическими и другими существенными межгосударственными различиями.

– О чем вы говорили, когда употребили слово «другие»? – Редактор подошел тогда к нему в фойе, пожал руку и посмотрел с хитрецой. Первый, уставший от дискуссии, диссертации, Москвы и себя, ответил неохотно:

– Я имел в виду, что русские и японские души предназначены для разных задач!»

– Ну, вы даете, Сергей Николаевич, – улыбнулся Редактор, – впрочем, я тоже так считаю. «Скоро будет ясно, что и с кем было, а меня убьют на войне», – сказал он. Его убили через три года. Нераскрытое преступление. С тонкой японской ниточкой и с появившимся из-за этой истории человеком по кличке Гном.

«Имеет значение наличие в регионе "разделенной страны " – Кореи и государства-изгоя, Северной Кореи», – писал оный Гном. Первый видел по трекам политики и экономики Южной Кореи, что Северная им оказалась бы очень кстати для германского варианта развития, но северная «нищета с ракетами» гордо бедствовала и бряцала оружием на маленькой земле во имя своего Ленина.

«Среди существенных факторов следует назвать демографическую ситуацию в регионе: преобладание в возрасте 12—16 лет мальчиков над девочками, геронтократию, которая вытесняет из реальной социальной и экономической жизни молодежь, превращая ее в весьма взрывоопасный социальный "материал"», —дописал Первый в доклад и подумал, что информацию о коллективных самоубийствах молодежи, сговаривающейся об этом по Интернету, он пока попридержит. Напишешь слишком много страшилок – не будут читать, хоть режь. «Нет этого в Японии и все тут! Просто – Сахалинский вариант. Не угрожают нам ваши японцы, да и мы сами сильны как никогда». Наши лодки... Где они лодки видели, в 2006-м-то? Их только заложили. И не хватит нам двух лодок на всю Японию...

Пришлось смягчить немного Гнома и написать, что в Базовом Сценарии развития для Дальнего Востока Китай в 2010-х годах сталкивается с системными ограничениями на развитие, вследствие чего страна утратит внутреннюю стабильность и вступает в период социальных потрясений по типу «перестройки» или гражданской войны. А то на этом месте значились байки про Мао и его прогностику. Первый и сам знал китайские тридцатилетние циклы... развиваемся – воюем, воюем – развиваемся. Все это было бы неплохо, если бы осталось их внутренней войной. Но разогрев попал однажды на Тибет, и великому Ламе хорошо не показалось, несмотря на все высокие отношения с мудрыми богами.

Дальше Гном вообще написал странное: «Соединенные Штаты Америки, вынужденные сконцентрироваться на проблемах американского суперконтинента, сокращают свое военное и политическое присутствие в "остальноммире", вследствие чего в АТР возникает "вакуум силы"».

Таков сценарий развития Америки Первый, конечно, рассматривал, но остальные два придется вставить в доклад тоже. Потому что, какие бы умники ни сидели за океаном, но ввалиться в негативный сюжет они тоже смогут. Одного такого варианта Первый опасался более всего. Вариант имел кодовое название «Политика не изменилась», и в нем, вслед за Ираком и Ираном, маячила война США с Россией как с недемократической страной, или еще что-нибудь по басне Крылова: «Молчи, устал я слушать... досуг мне разбирать вины твои, щенок, ты виноват уж тем...». Второй вариант «Геополитический мед» отменял войну, но составлял «такую борьбу за мир, что камня на камне не останется», перспективы роста на этом мировом геморрое, вестимо, иссякнут, и новый феодализм примет цивилизацию в свои объятия. Кто-то, живущий в архаичной фазе, безусловно, обрадуется, но темных веков в Европе не хотелось, просто хоть плачь. Первый заметил, что стал рассуждать в духе Гнома с его же оборотами речи. «То, что нам не нравится, влияет на нас более всего», – подумал он и написал в документ краткий сухой текст.

«В сценарии "Доктрина Монро", – вторил Первый Гному, – весьма вероятной оказывается агрессия Японии против российского Дальнего Востока, что обусловлено следующими обстоятельствами: наличием у Японии неудовлетворенных территориальных и исторических претензий к России, Корее, Китаю, Тайваню, это раз, все более и более жесткой позицией Японии относительно так называемых "Северных территорий", отказ правительства Коидзуми хотя бы четко обозначить эти территории в географическом плане, это два, и, наконец, историческим опытом существования Японии в форме Империи, это три...»

Тут Первый вспомнил свой разговор с Владленом и дописал:

«А также вероятное нападение Японии на Россию связано с нарастанием внутренней нестабильности в Японии, ввиду чрезвычайно быстрого экономического, политического и культурного развития в 1970—2000 годах, которое можно срав-

CefuЈ Ачимлм* Елшл TJe+tCAtu***

нить только с пассионарным всплеском уровня эпохи Мейдзи. Во-вторых, в Японии наблюдается нарастающий "конфликт поколений ", отраженный в японской литературе и национальном кинематографе. В-третьих, наличие в стране самостоятельного постиндустриального проекта при национальной традиции решать проблемы фазовых конфликтов через внутреннее и внешнее насилие (что проявилось в реставрации Мейдзи и в эпоху индустриального развития 1910-е – 1940-е годы). В-четвертых, воспитанным в стране отношением к смерти как к форме трансцендентного переживания».

Маша как-то сказала, что Япония – единственная страна в мире, получившая опыт атомной войны на своей территории, и Первый написал:«Япония накопила опыт использования тотального военного поражения как основы для рывка развития».. А Второй умер, завершив приключения стратегии совершенно по-японски, а он, Первый, издал книгу и остался жить в коловращении сигналов высокой виртуальности, слабо надеясь, что когда-то из информационного далека Второй откликнется слабым дуновением предостережения о главном. Первый написал следующее:«есть основания считать, что японские элиты могут решиться на войну, даже предвидя поражение в ней, потому что они знают, как превратить это поражение в "трамплин " для преодоления постиндустриального фазового барьера. Кроме того, война и поражение позволит утилизировать опасный для развития страны всплеск молодежной пассионарности».

Далее Гном рассуждал о том, что «в настоящее время Япония закупает новые противоракетные комплексы, произведенные в США, осуществляет программу перевооружения сил самообороны, предусматривающую воссоздание авиации и флота, разрабатывает планы эвакуации населения префектур "на случай внезапного нападения противника "».

Все это подтверждало д ля Первого гипотезу, согласно которой Япония готовится к новой «горячей» войне. Но как сказали в приличном отечественном сериале: «Знаете, чем я отличаюсь от вас, капитан? Тем, что я нигде и никогда не смогу этого доложить!»

Первый знал уже лет пять, что важным элементом этой подготовки является программа культурной экспансии, осуществляемая Японией через консульства, и что особенно активно она ведется в России и США, а еще конкретнее – в Санкт-Петербурге и в Бостоне. Первый знал, что программы этой экспансии разняться в зависимости от русского и американского потребителя, и на их создание потрачено много сил. Он знал также и то, что американский истеблишмент лезет из кожи вон, чтобы противопоставить что-то альтернативное японцам и внедрить им свои бренды и культуру, прости Господи, и того паче – американский образ жизни. На Родине же Первого снисходительно относились к усилиям японцев и не видели беды во внедрении аниме, сушей и акуниновщины. По предварительным подсчетам Первого, подготовка территории к войне должна была быть завершена между 2015 и 2020 годами. Гном давал более дерзкие, близкие к сегодняшнему дню цифры.

Первый вздохнул и написал: «Начиная со второго десятилетия XXI века, Россия должна быть готова к крупномасштабной войне на Дальнем Востоке».

«Эта война, – писал Гном просто и дотошно, – начнется, вероятно, с внезапной, без предварительного дипломатического уведомления, атаки российских позиций в Тихоокеанском регионе. Поскольку мирный договор между Россией и Японией не подписан, высаживая десанты на Курильских островах и на Сахалине, японское руководство формально не нарушает международного права».

«Ну да, ну да, – подумал Первый, – как в свое время не было нарушением международного права возобновление войны на Ближнем Востоке в "судный день" октября 1973 года».

«Далее, – давил Гном, – Япония стоит перед выбором: или безопасные, но и бесполезные действия вокруг "Северных территорий", или полномасштабная война». Первому было до странности ясно, что война включит в свою орбиту не только Сахалин и Курилы, но и Камчатку с Приморьем, а также, по всей вероятности, Тайвань и Корею. Грустно, что сейчас нечем было ответить даже на усеченный вариант, а в предполагаемом Гномом году на усеченный-то мы наскребем, а япошки возьмут да и решатся на глобальный. Потому что с точки зрения постиндустриального проектирования и

СцлЫ» Тц*СМЛ*4* Елшл Tt4&CMM*Mi

решения внутренних проблем им нет резона устраивать приграничные инциденты.

«Итогом этой войны может стать полное военное поражение Японии со "сжиганием " излишнего пассионарного материала», – писал Гном. Что ж, все честно. Если у вас лишние мальчики – отправьте их на войну, целину или освоение Космоса. Почему ни один сволочной Гитлер не тащит нацию в космос, а кидает ее об поля сражений, чтоб разбилась, рассыпалась и потом долго возрождалась? В логике фильма «Королевская битва» Первый узрел, что высказывание русского барда «как это юность и сразу же старость?» переводится на японский «как это жизнь и – сразу же смерть?». По сравнению с этим тезисом, что для Японии разрушение неконкурентоспособной в «завтрашнем мире» индустрии? Пустое. Новый импульс к постиндустриальному проектированию или же воссоздание региональной Японской Империи – неплохие выборы, и это с учетом вероятности поражения в войне. Каждый небесный проектант хотел бы иметь возможность разделения в пространстве постиндустриальной и индустриальной фаз развития. Пока в земной цивилизации этого еще никто не пробовал. «Насколько можно судить, обе версии являются благоприятными с точки зрения долговременных интересов страны Восходящего Солнца», – заканчивал ироничный Гном.

Было над чем подумать...

Глобальное потепление (3)

2008 год, март

Сама идея играть в СахГУ Первому не понравилась изначально. Университеты, особливо окраинные, стремительно изживали себя. Рабочее тело войны в виде молодежи имелось везде, а японцы здесь были ближе, и это не нравилось, сбивало, вызывало подозрения и мешало остальному действу. Первый отогнал эти мысли и постановил «играть там, где высвободили площадку». Информационная голограмма с его точки зрения, должна создаваться не перед границей, а глубоко в тылу. И вообще, он предпочитал альма– матер в Нижнем, где народ научился сначала много работать, а потом немного спать и снова много работать. Но человек предполагает, а система располагает. Как еще эти студенты сыграются с молодыми военными? Армия, даже самая продвинутая, предполагает некую дисциплину, как и сталинская «шарашка», впрочем. Студенты, каким бы Будущим их не пугать, – пофигисты по своей сути, да и не учил их никто: дальние земли, далекие от компетенций специалисты... Пре– подаватели-энтузиасты края – парочка харизматических лидеров из любви к земле или к предмету своему. Шестидесятые годы. Слезы одни, а не Учителя. Закон аккреции, понятно, переманивал всех подвижных во Владик и дальше – туда, где кипело, рождало пенки, выплескивалось в мир.

Еще препона – не согласился играть Щедровицкий. Он не жаловал военных. Генеральские погоны Первого были пока за горами... он и так не знал, каких богов благодарить за то, что Система разрешила ему эксперимент накануне выборов, когда вся страна замерла в ожидании сюрпризов и антреприз. У Первого было почти пять суток, Маша с собой и команда Горского как альтернатива всему неожиданному. Последних оказалось нелегко сорвать с работы, но интересы военного ведомства тут как раз-таки подправили дело. Сотня «рабочих тел», через четверо суток Игры, сдав отчеты, написанные в полном бреду, рассосались из пространства Игры, и вся эта «потешная война» обернулась для Первого мелькнувшим осознанием, что у него теперь есть небольшая армия. Еще Первый понял, что начал рано. Слишком. Их, его солдат, защитников, всех съест аккреция. Он был готов управлять запусками ракет, но запусками отрицательных антропотоков управлять не умел. Переписал всех игроков, на пожарный случай, и загнал себе в архив. Вдруг пригодятся на службе. Сегодня никто не брезговал резервом. Люди редели по сути и по количеству. Сегодня Второму не дали бы умереть... Грустно. На молодость его друга выпал ненужный период, он тогда вписался в Японию, и она выписала ему белый билет от службы до самой смерти.

Особенно удачно в игре проявился Гном. Ему бы командовать... Молодежь его поначалу возненавидела, а потом втайне восхищалась. Он был азартен, куда более чем они. И его выживание было его личным делом. Местную тетень-

Ctfntu Ццлбмлм* Емнл TJe+tcMM»M.

ку-психолога он довел до истерики в первый день Игры, и она слилась, на этом наблюдатели от гражданского сахалинского общества кончились, а Игра приобрела характер неуправляемого термоядерного синтеза решений.

Приезжал Курильский Заводчик. Было чуть-чуть не до него, обиделся. Тогда Первый в последние сутки командировки слетал на Курилы и сам, таким образом, вышел из Игры и войны. Завод работал как часы. Техники прибавилось, а также морщинок на лице у олигарха. Его костюм был по-прежнему прост. Он не хотел власти атрибутов, потому что имел ее голыми руками.

– Все играешь? – спросил он нейтрально, как у мальца в песочнице.

Первый рассмеялся. Олигарх был старше его на десять лет.

– Хочу выиграть...

– Оставь мне материалы – я подумаю, что тут можно разместить на местности.

– Они секретные, – юродствовал Первый, попивая коньяк немеренной выдержки.

– Что, думаешь, узкоглазым покажу?

– Нет...Пришлю...А показать и не вредно. Мероприятие у нас открытое. Интеллектуальная собственность Игры по легенде вообще принадлежит СахГУ. Нужна же им хотя бы какая-то интеллектуальная собственность. На одних стоянках древнего человека и японском языке, каким бы правдоподобным он у восточников ваших не был, защиту острова не построишь ни в реальном, ни в онтологическом пространстве.

– Ты, конечно, друг мой, живешь в своем московском мире...Тут онтологии отродясь не было и свою не заведешь, тут нужно деятельность инспирировать, причем всеми своими жилами, что твой Щедровицкий, кстати, и делает. Уважаю. Грузить студентов нужно, почем зря, организованнос– тями новых природ: может, что и вырастет от напряжения, а то они все, блин, экологи... Природа – вещь хорошая, но Бог сказал нам ею владеть...Я вот что думаю: прошло столетие с первой Русско-японской войны...Я бы ее вторую уже в 2004-м начал из любезности к Истории. Но вам виднее, и я, опять же, подготовиться успею.

– Нуда, – машинально, как в установочном докладе, произнес Первый. – Столетием ранее именно Япония и Россия явили собой пример вооруженного конфликта совершенно нового или, как говорят теперь, иного типа. Война твоя 1904– 1905 гг. стала неким прологом к глобальному мировому кризису, хоть он и наступил десятилетие спустя. Причем, ее можно считать прологом и к эпохе непрерывных войн – и «горячих», и разных холодных. Они ознаменовали наличие твоего завода на краю Ойкумены и наступление так называемой высшей точки индустриальной фазы. И тут им и тебе стало нечего хотеть, потому что кончилось все, что еще со вкусом можно потребить. Ну, и прочая ерунда случилась, капитализация упала, например.. Народ стал проситься в средневековье, не выдерживая темпа жизни, еще и коммунистические идеи рухнули. А демократия проституткой оказалась. Ну, сам знаешь все. Здесь Сахалин – просто учебник кризиса. В центре все либо смазано, либо подкрашено...

– Ну, сноб ты, Сергей Николаевич! Ты тут своими играми никого не покоришь и армию себе не наберешь, пока делом реальным не займешься. Никто не увидел, что ты здесь за стратегию построил. Администрацию ты полномочиями запугал. Они тут настрочат донесений тебе в Управление, будь спокоен. Пришел, увидел, победил. Студенты, конечно, твои, но откат будет, как после реформ Петра. Точно говорю. Я ж их, властителей, знаю как облупленных. То-то на острове и сижу. А ты, смотри, какой прыткий! Всех твоих игроков с работы завтра турнут по неведомым причинам. А студент у нас без работы вымирает, особенно старшекурсник. Я тебе тут, конечно, поправлю, что смогу, но на Сахалине у меня авторитет сомнительный, особливо среди чиновников. Опасаются. Иной я, но еще я – иной, чем ты. Всех твоих изгоев в Гидрострой мне не взять. Так что, если козыри в рукаве – доставай не бойся.

– Ты мне хочешь сказать, что привези я денег на развитие Края, со мной бы в захват Хоккайдо играл весь ваш сраный истеблишмент?

– Ну да—ты понятливый. Сколько лет тебе твержу: нельзя людям ничего объяснить, кроме как вложить средства в их территорию или построить завод, на худой конец, чтоб им

Сцли* Пе+семгь* Елшл Те+имььм-

было где работать на Хозяина и чтоб немного у государства украсть для собственного блага или так, из интересу.

– Материалист ты, Григорич.

– Романтик ты, Николаевич. Нашел кого японской войной пугать! Я отстреляюсь. Останусь в тылу, буду партизанить на катерах... Вложусь в твою игру, раз так настаиваешь, что узкоглазые попрут. У меня с ними счеты человеческие. От стратегии это далеко, зато к телу – близко. Пойдем, постоим у моря, да и лететь тебе скоро. Оружие я себе тут заведу. Уговорил. Хотелось бы, чтоб федералы помогли, но ладно – сами справимся. Сторожевик прикормим. Что косишься? Здесь тебе Восток, а не Москва. Вечно приходится приплачивать этому государству за него же самого. Что скажешь, служивый, нечем крыть? Выводи меня, разведка, на торговлю высокоточным оружием. Что думаешь, святой я? И ты не святой, раз в войны играешь, вместо того, чтобы нас всех тихо японцам сдать из экономической выгоды. Патриотизм замучил? А я, вот, Москву родиной не чувствую. А здесь... Здесь я дома. Питер и без меня выстоит. Его морские чудеса кончились три века назад. Пограничников вооружить мне придется, и население мое ускользающее рыбное тоже молчать не будет. Понял я тебя и игры твои. На Бога надейся, а «стингеры» на катера ставь, как миленький. Прислал бы мне каталог какой, что ли. А то у японцев покупать мне не с руки как-то, сюрреализм получается. Войну миров помножить на сделку двух купцов...

Вертолет доставил его обратно в Южный, и уже в самолете на Москву Первый читал электронные записки Владлена. Игра собрала отчет, который мог бы стать романом века, если бы были силы упаковать его в фантастику или какую беллетристику для любителей стратегических сюжетов. Нужно поговорить с Гномом. Он сможет.

Первый ничего не чувствовал, кроме легкого шелеста внутри. Он не был усталым... Он просто не был... Он летел и как бы листал страницы игры, отгоняя от себя лишнее, субъективное, непригодное для официального доклада. Владлен писал кратко. Они все улетели сразу после банкета, потому что время не ждало, а он вот завернул на Курилы. Растянув время, которого не было.

«Русско-японско-корейско-тайваньско-китайская война 2017 года, насколько можно судить, в компактифицированном виде заключает в себе десятилетия "барьерных" войн и постиндустриальной катастрофы», – писал Владлен. «Прямо диссертацию пишет, да еще словами его, Первого».

С политической точки зрения война 2017 года интересна, прежде всего, тем, что это был первый открытый конфликт держав, вовлеченных в постиндустриальное проектирование, причем в той или иной степени он затронул все четыре Мировых Проекта.

– Ишь ты, заигрался. Смотрит на войну года эдак из 2020-го. Статью для энциклопедии пишет. Из Будущего. Девки Южно-Сахалинские на него во все глаза смотрели. В форме военной разведчик со взором горящим. Пижон. Даже Машка вздыхает. Машка проявилась отлично. Как всегда. И Гном. Зря Первый его как-то топил немного. Особенности личности, конечно, не очень, но командующий блестящий. В структуру его не сунешь, ладно – останется штатским. Там года через три-четыре, глядишь, такие «дырки» в кадрах будут, что и система сдастся. Японцы приглашают писателей к себе в будущее, мол, японский метафорический уровень по всему миру поддержите... А мы, братья вы наши узкоглазые, игромастеров командовать войной поставим, чтоб ваш метафорический уровень – да и бомбами с лица земли! А были бы в стране в достатке кадровые военные, так пролетели бы ролевики. Да где ж их, кадровых, взять... Демография круто разворачивала время вспять. Некому периметр удерживать...

Девчонка-пятикурсница вывела эскадру из Петропавловска с погашенными огнями. Это был ход. Гном ей, что ли, подсказал? Она не смогла развить свой маневр, но внесла конкретную панику в штабы наступающих. С тех пор каждую ночь Первый тихо выводил эскадру с потушенными огнями, предотвращая некоего Японского Гнома. Врешь, Григорьевич! Конверсия с Игры есть – и деятельная, аж жуть. Первый уже решил, что штаб войны будет в Хабаровске, а эскадру он выведет, если понадобиться, своими средствами. Он понял, что сейчас с удовольствием вывел бы все материалы в зону секретности, а с игроков взял бы подписку о

Сцли. Ццссмлш. Емм Це+имл***.

неразглашении. Демократия портила ему все карты. Он отогнал паранойю. Горский утверждал, что японцы вообще не воспримут эти университетские шутки. Они в своем снобизме постиндустриальности отметят событие как нечто среднее между туристским слетом и дискуссией молодежи с элитами перед выборами. Начальство Первого также вовсю открещивалось от мероприятия, что, конечно, дымовую завесу создавало. «"Он у нас на крючке! – последние слова Китобоя"», – некстати вспомнил Первый. – Больше играть нельзя, повторяемость появится, можно легко засечь. Никто не доказал, что у узкоглазых нет мерила активного мыс– ледеятельного поля, а вдруг они еще умеют его калибровать: слет тут или война с японцами?» Горский успокаивал Первого, что мы изобретем это сначала, а потом они уже украдут, как обычно. Так по Горскому проявлялась лояльность традициям международных отношений – история поступательна—Первый считал, что история с недавнего времени начинает скакать...

А война вышла, конечно, странная. Какое тут фазовое доминирование по Влад лену, тут вообще откат назад по полной схеме. Депрессия, конечно, потреплет их. Сахалин-то сдали. Молодцы! На бумаге, но сдали Сахалин... А в реальности, что ж, и Владик сдадут? «И Ригу сдадим, и Вильно, и Ревель уйдет чухне...», – что за старые стихи лезут в голову. Одно утешает, что, стало быть, жив еще. Владивостокские играть не приехали. Просили прислать результаты, нахалы, а там кое-какие силы были, и Первый ждал их. Хабаровск, наоборот, прислал команду, и явились какие-то кучные, тихие штабисты, а не студенты вовсе. Окопались, но сделали самый мощный анализ игры и быстро все – за последнюю ночь, вот вам и купеческий город, тормозной и раздумчивый. Нерефлективный как бревно. Сколько людей, столько и мнений. Пока сам не проверишь – выбирать нельзя. Первый утвердился в том, что штаб Будущей АТРовской войны будет в Хабаровске. Там появились субъектики, которые озвучивали позицию «мы».

В Северной и Южной Корее, в Китае, Тайване оказались такие армии, которые как-то по игре вообще не участвовали в войне... Она проходила мимо – и помимо них все такты. Однажды вдруг война пришла к ним сама, и тогда их самые талантливые полководцы почему-то не смогли ничего противопоставить внезапному решительному нападению и потеряли боеспособность до конца боевых действий. Первый остановил корейскую авантюру Гнома, потому что в детской игре она была незачем. Хотя мысль интересная. Вдруг да узкоглазые вспомнят свои колониальные амбиции! Да и память корейцев слишком уж консервативна, а на дворе быстрый исторический период, а в этом случае – чего боишься сегодня, то и случится завтра. Но играющие не тянули уровень двухходовок, и Первый остановил стратегические изыски Гнома как невозможные. Причем средненько играли все страны и, значит, все Проекты. Безликие Штаты все время запаздывали. А от этой страны в мире реальном Первый как раз опозданий не ждал. И хотя игроки единодушно списывали свои поражения на уникальный талант Гнома, воюющего за японцев, Первый понимал, что картинка в действительности будет именно такой: «нас не догонят, нас не догонят, ой-ой, уже поймали». Первый завершил войну на четвертый день, то есть на четвертую неделю с неопределенным результатом для «стран проектантов», но вышло, что она все равно была полностью и безоговорочно проиграна «непроектными странами». Тайванем командовала девчонка, которая оправится не скоро. Тайвань был захвачен, и никто политически против этого не возражал. Ее ноты и обращения к правительствам не подействовали. На третий день она ревела по погибшей тайской независимости. Включение в Игру прошло. Такая может и университет бросить. Вышло «на войне, как на войне». Дама из общественной палаты, социолог или психолог, сбежала в первый день, с ней как-то затерялись и преподаватели: мол, дачи, огороды, выходные, поэтому никто не орал, что вы не имеете права играть здесь в войну. Конечно, он не имеет. Но будет. Точка. Он и так дал им детский вариант без оргдеятельностных форм, требующих от играющего ведения «своей игры» в каждый момент времени вне зависимости от давления со стороны авторитет имеющих и Сюжета... Игорь сказал, что у них здесь вышли «ролевые игры плюс стратегический принцип обреченности». Мес-

CtfJiui Ае+ммылн Емм fle+имл****

тное телевидение прокомментировало игру как попытку московских особистов поиздеваться над Будущим Сахалина. «Мы стали полигоном для маньяков», – вещала передача голосом обличителя. Первый смеялся до слез. «Дорогая передача, во субботу чуть не плача», – вспоминался Высоцкий. Первый ощущал себя особистом питерским, несмотря на некое обобщенное чувство ко всей России. В центре это меняло расклад, а здесь нет. Сахалинская администрация приняла его в суровой академической обстановке. Все доложились ему по экономике, культуре и перспективах – будто он, по меньшей мере, посланник папы Римского – и не задали ни одного вопроса про цели и Игру. В центре фантазируют – только тешатся, а мы тут о людях думаем... Зато народу посмотреть на него набежало на целый конференц-зал. Все это напомнило ему доклады чиновников гоголевскому ревизору. Их лихорадило перед выборами. Их можно было понять. Первый отчетливо понял, во-первых, что они сдадут Сахалин... А во-вторых, что опереться здесь не на кого... Здесь был другой век. Предыдущий. Нигде так ясно не ощущалось этого, как на Сахалине. Время здесь медленно ползло назад. Строились новые дороги вовне, но собственно город внутренними дорогами хирел. Словно столица осыпалась изнутри. Местный историк ему как-то сказал: «Так не столица и была!» Плодо^ родные земли долины Александрова-Сахалинского зарастали. Долина с микроклиматом, столь удобная для столицы, была оставлена на запустение, а административный центр переехал в пыльный котлован, куда с сопок спускался во все времена года холодный туман. В Долинске помидоры росли, как в детстве, но они дорожали по дороге и превосходили по ценам московские. Парадоксов Сахалинской экономики Первый так до конца и не понял. Это была какая-то странная неинфраструктурная хозяйственность, сглазили их, что ли? – в сердцах думал он.

Больше всех игроков вырубило отсутствие формального объявления войны. Это им было страшно. Они прочувствовали опасность и неопределенность в коктейле, когда Первый спокойным голосом объявлял события и тут же сказал про то, что идет торговля и дипломатические отношения не прерваны. Это было предательство. Это-было неслыханно. Студенты не хотели так, они были готовы даже умереть за Родину на виртуальной войне, но не хотели действовать вне опоры и вне предыдущих убеждений о том, как ведутся войны.