Текст книги "Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным"

Автор книги: Сергей Фрёлих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Другая попытка связаться с западными союзниками была сделана через швейцарского журналиста Георгия Брюшвейлера. Он просил меня в Берлине в конце января 1945 г. представить его Власову. Брюшвейлер родился в Москве. До его посещения Власова я имел с ним конфиденциальный разговор, приведший к его обещанию помочь Освободительному Движению. По возвращении в Швейцарию он должен был переправить англо-американскому Главному Командованию меморандум о Движении и, кроме того, подготовить почву для непосредственного контакта КОНРа с западными союзниками. Во время приема у Власова Брюшвейлер обещал поместить ряд статей в «Нейс Цюрихер Цейтунг», правильно освещающих Освободительное Движение. 4 или 5 февраля он с данным ему материалом выехал в Швейцарию.

Насколько мне известно, в «Цюрихер Цейтунг» статьи помещены не были. Возможно, что тамошняя цензура, не желая раздражать Советский Союз, запретила печатание правдивых статей о Власове. Были ли Брюшвейлером предприняты обещанные шаги перед союзным командованием – мне неизвестно.»

Таково сообщение Юрия Жеребкова, датированное 1979 годом.

На мой запрос в «Нейс Цюрихер Цейтунг» о том, опубликовал ли что-любо Брюшвейлер, я получил только ссылку на отчеты от 25, 26 мая и 4 июня 1943 года и сообщение о казни Власова от 2 августа 1946 года. Эти статьи весьма кратки и подтверждают лишь очень поверхностное понимание проблемы. При этом сотрудник ссылался на издаваемую Отделом восточной пропаганды газету «Заря» и на сербскую газету, которой Власов дал интервью.

Кроме этого Жеребков пытался через Густава Нобеля в Швеции и генерала графа Ф. М. Нирода в Испании осведомить общественное мнение о целях Власовского Движения, чтобы воспрепятствовать выдаче его участников.

Сюда принадлежит также призыв к западному миру, который был по заказу Власова составлен профессорами Эмблем и Рашхофером и Юрием Жеребковым. Он был направлен в Объединенные Нации в Сан-Франциско и должен был быть транслирован в эфир по случаю создания Организации Объединенных Наций. В этом призыве Власов изложил мотивы своего сотрудничества с немцами и цели своего движения, одновременно высказав протест против участия Советского Союза в этой организации. Это воззвание содержало заявление Власова по еврейскому вопросу, в котором Власов обещал евреям равноправие в будущей России. Кроме того, воззвание содержало предупреждение об опасности большевизма.

25 апреля 1945 года генерал Власов хотел обнародовать это воззвание через Пражское радио. После этого должны были быть обнародованы английская и французская версии воззвания. Жеребков, который отвечал за ведение международных дел КОНРа, сопровождал профессора Эйбля к государственному министру Богемии и Моравии Франку, который должен был одобрить текст воззвания. Принципиально Франк был с этим согласен, но потом прибавил: «Это воззвание далеко превосходит мою компетенцию, так как оно касается важного политического вопроса. Я должен доложить о нем Фюреру.» Но Франку не удалось установить связь с бункером Гитлера в Берлине, и он не решился на свою ответственность одобрить наше ходатайство.

При посылке в эфир этого воззвания западный мир узнал бы о существовании и значительности русского Освободительного Движения, и, возможно, что при известных условиях выдача Власова не состоялась бы. Сам текст этого воззвания после войны не мог быть найден ни в наследстве профессоров Эйбля и Рашхофера, ни у Жеребкова.

Последнее усилие

Чем безнадежнее становилось военное положение, тем фантастичнее становились предлагаемые планы, чтобы спасти Германию или хотя бы часть ее, а, с другой стороны, не допустить выдачи власовской армии Советскому Союзу. Тогда мы считали выдающимися такие планы, которые сейчас звучат как авантюрные и нереальные. Однако они, благодаря ежедневно меняющейся военной обстановке, всегда устаревали. Я здесь не хочу говорить о планах обороны, разработанных немецкой стороной в районе Богемских гор или «Альпийской Крепости», из которых ничего не вышло, а ограничусь лишь нашими замыслами – как спасти Власова и его армию.

Никто из нас не мог себе представить, что союзники ограничатся победой над Германией. Мы все верили, что после этого наступит решающий конфликт между Западом и Востоком, в котором власовская идея приобретет весьма серьезное значение. В связи с этим мы думали, что у Власова будет шанс только на признание его как военного фактора, и что он будет признан западными державами таковым. При этом ему, конечно, не следовало слишком идентифицировать свои интересы с немецкими. Поэтому на последнем заседании КОНРа 28 марта 1945 года в Карлсбаде было решено сконцентрировать все имеющиеся силы в районе Иннсбрука или Зальцбурга. Быстрое передвижение фронтов оставляло возможность сосредоточить наши части еще только в лесах Богемии, особенно там, где горные хребты опоясывают Богемский котел с востока и севера.

«Богемский котел» – старое географическое понятие. Он ограничивается Баварским лесом, хребтами Ризе, Фихтель и Эрц и Татрами, а Прага расположена как раз посередине. Протекторат Богемии и Моравии, равно как и район Судетов до начала мая 1945 года мало пострадали от войны. Поэтому идея сводилась к тому, чтобы усилить Власова до возможного предела в военном отношении и этим обратить на него внимание союзников. В связи с этим, Власов даже обдумывал совместные действия с национальным чешским движением. Мне же тогда уже было ясно, что национальные чехи этого плана не одобрят, что и подтвердилось при разговоре с генералом Клечандой 17 апреля 1945 года.

При этом существовали и другие части, на которые Власов мог рассчитывать. В марте 1945 года Паннвиц со своим кавалерийским корпусом – двумя казачьими дивизиями в 25.000 бойцов – подчинился Власову. Кроме того, существовал Русский Охранный Корпус, сформированный Вермахтом, насчитывавший одно время до 15.000 бойцов, но впоследствии сократившийся до 5.000. Он состоял главным образом из младшего поколения русских эмигрантов из Югославии и других стран; этой части под командой генерала Штейфона, было дано обещание использовать ее на фронте против Советского Союза. Но вместо того эта добровольческая часть из русских эмигрантов была вынуждена воевать против коммунистических партизан в Югославии, что вызывало возражения у участников, так как многие из них выросли в Югославии и с симпатией относились к этой стране. Они в достаточной мере говорили по-сербски или по-хорватски, и многие были женаты на сербках и хорватках.

В Югославии было два рода партизан: верные Королю, под командой генерала Дражи Михайловича, и красные – под руководством Тито. До конца 1943 года англичане поддерживали Михайловича, но после по требованию Сталина они эту поддержку прекратили и стали помогать Тито. Генерал Михайлович, предоставленный самому себе, не имел возможности продолжать борьбу. В марте 1946 года он был предан сторонниками Тито в Боснии и захвачен в плен, а после показательного процесса – казнен коммунистами.

Власову подчинился также и созданный СС в Югославии специальный полк «Варяг», под командой полковника Семенова, который был своего рода конкурентом Русского Охранного Корпуса.

Даже французы, входившие в состав дивизии «Шарлемань» и в другие добровольческие отряды, хотели присоединиться к Власову. Эти люди, которые отличились на Восточном фронте и которые силой в несколько сотен принадлежали к последним защитникам Берлина, оказались в таком же безвыходном положении, как и власовские солдаты: им было невозможно укрыться в Германии, занятой союзниками. Сдаться в советский плен было равносильно смерти. И во Франции они были бы осуждены как изменники.

Поскольку они еще существовали, заявили о себе и русские добровольческие батальоны, которые были в подчинении немцев. Мы считали возможным усилить наши ряды и мобилизацией словенского населения и сербскими добровольцами. Мы думали также и о том, как найти союзника в нашем последнем сопротивлении в еще боеспособной армии генерал-фельдмаршала Шёрнера. С этой целью генерал Ашенбреннер послал парламентеров в Иозефштадт к Шёрнеру, который, однако, отклонил участие в этом плане на том основании, что он не мог действовать без одобрения Гитлера.

Наконец, у нас была надежда при содействии государственного министра Франка мобилизовать чешский легион для совместной борьбы с большевиками. Эти легионеры жили в Богемии. Помимо этого, офицерский и унтерофицерский корпус в Чехии находился с 1938 года «в отпуску». Но и тут у Франка не хватило мужества действовать без согласия Гитлера. Для вооружения, как мы думали, можно будет привлечь еще работающую военную промышленность в Брно и заводы Шкода в Пильзене. Помимо этих военных усилий по сбору сил, мы попытались заинтересовать в судьбе власовской армии и Франца фон Папена. Мы не хотели пропустить ни одной возможности и поэтому послали и ему «призыв о помощи». После того, как его отозвали из Турции, где он был послом, он в ожидании нового назначения жил в Гмюндене в Хунсрюке… Однако фон Папен в письме к Клаусу Боррису отклонил всякую поддержку Власова, прибавив к отказу слова «меа кулпа».

Эти последние силы сопротивления должны были быть подчинены Власову, им надо было укрепиться в Богемском котле, оказывать там сдержанное сопротивление и ждать конца войны. Тогда, мы надеялись, станет возможным убедить американцев с помощью этих антикоммунистических сил начать войну против Советского Союза и не дать Красной армии занять Чехословакию. Из этого конгломерата разных народностей должна была родиться последняя боеспособная армия на Восточном фронте. Только она одна была бы готова оказать отчаянное сопротивление от Дуная до Одера, так как любой из ее участников боролся бы за свою жизнь. При этом престиж Власова в таком начинании как главнокомандующего последнего контингента в борьбе с большевизмом сильно бы возрос.

Но даже и этот последний план объединить последние боеспособные части под командой Власова был запоздалым.

Советы генерала Клечанды

Я не верил, чтобы национальные чехи присоединились к этому плану. Поэтому я испросил у Власова и Крёгера разрешения вступить в переговоры по этому вопросу с одним из руководящих генералов чешского Сопротивления. Получив это разрешение, я поехал в Прагу и выяснил у русских эмигрантов, которых там было много, кто из чешских генералов в прошлом сражался с коммунистами в составе Чешского Легиона под командой Колчака. К сожалению, не удалось найти генерала Радола Гайду, который был офицером в Сибири в Чешском Легионе. Но здесь нашелся другой, ставший теперь дельцом, – генерал Клечанда. Я разыскал его для конфиденциального разговора. Мы встретились в одной из задних комнат его торговой конторы. Мы были только вдвоем. Я представился ему как уполномоченный генерала Власова и сказал ему, с каким заданием я прибыл, и что я полагаю совершенно открыто говорить и прошу его также отнестись ко мне с полным доверием, поскольку не будет никаких свидетелей нашей беседы и не предполагалось вести какой-либо протокол.

Поскольку я был ему рекомендован нашими общими друзьями, генерал Клечанда поверил мне, и у него не появилось подозрения, что я мог быть шпионом. Он сразу сказал мне: «Прежде чем мы начнем наш разговор, я хотел бы задать вам вопрос: возникло ли движение Власова с согласия и одобрения Сталина или, наоборот, оно было против него?»

Другими словами, что это движение могло быть пятой колонной, которая в решающий момент могла бы переменить фронт. Я ответил ему: «Нет, оно было против Сталина». На это он сказал: «В таком случае ваше дело проиграно, и вы погибнете». Я спросил – почему? Генерал Клечанда ответил мне:

«Я знаю русских. Вы, сторонники освободительного движения – фантазеры. Будучи по горло в воде, вы все еще будете комбинировать, планировать, надеяться и искать выхода. В то время, когда Гитлер вступал в Чехию, я был посланником в Риме. Мои первые шаги были сначала к английскому, а потом к американскому послу. Обоим дипломатам я говорил, что по крайней мере следует спасти чешских офицеров, так как они понадобятся в будущем. Сперва я назвал цифру в 30.000, но затем стал скромнее. Что же произошло? Меня высмеяли и сочли за сумасшедшего! Никто не интересовался судьбой этих чешских офицеров. Точно так же обойдутся и с вами. Союзники только таким образом поступят с вами. В их глазах вы – дезертиры из советской армии, которые по какой-то причине присоединились к Гитлеру, и поэтому должны рассматриваться как злейшие нацисты».

Я спросил: «Господин генерал, что бы вы сделали на нашем месте?» Клечанда ответил: «Я вижу для вас только один путь: общий поход, отступление к одному из портов Средиземного моря, может быть, Триест или Фиуме, или еще какой-нибудь… Одновременно вы должны вступить в переговоры с каким-нибудь южно-американским государством, которое согласилось бы принять вас как белых рабов. В портовом, городе вы должны оказывать отчаянное сопротивление пока не прибудут суда, которые вас примут. В этом я вижу ваш единственный шанс на спасение».

Я заметил: «Господин генерал, но вы ведь, очевидно, понимаете опасность, которая угрожает Чехии с приходом коммунистов?» – «Да, – согласился он, – я вижу это очень ясно. Но я об этом не могу никому ничего сказать, потому что, если бы я объявил, что придут коммунисты и это будет означать гибель Чехии, то станут говорить: старый Клечанда спятил с ума или продался немцам…»

На это я сказал генералу: «Подходят черные дни. Чехословакия будет занята коммунистами. Как вы расцениваете Бенеша?» Генерал ответил: «Вы знаете, Бенеш все время выступает по радио, он выступает из Москвы. По его речам я заключаю, что это не прежний Бенеш. Это – Бенеш, который сидит под советской плеткой. Его уже сломили, и он не прежний свободный чех. Он против своей воли защищает промосковскую политику».

– И вы этого не можете никому сказать? – спросил я.

– Я никому не могу этого сказать потому, что Бенеш и советская армия в настоящее время являются освободителями Чехии от немцев…

– Но если вы все так ясно понимаете, почему вы не уйдете? – задал я ему прямой вопрос, на что он мне ответил: «Вы должны знать – командующий в Праге не может оставить своего поста». Из этого я заключил, что он в согласии с планом чешского Сопротивления должен был возглавить его в Праге.

Я обратился к генералу с последним вопросом:

– Скажите, пожалуйста… сегодня мы не можем ничего обсудить с вами сообща. Но когда черные дли пройдут, может быть, через три месяца, и чешский народ начнет понимать, в какое положение его вовлекли… сможем ли мы тогда заняться общим делом?

– Да, тогда мы сможем, – ответил мне генерал.

При следующей встрече в Праге, в которой, кроме Власова и нескольких немецких офицеров, принимал участие также и государственный министр Франк, я доложил, что нет никакой надежды на участие национальных чехов в защите Богемского котла. Но моего мнения не послушались. Было решено продолжать план, но его выполнение было предупреждено новыми событиями.

Как я позднее установил, существовали национальные и красные чехи. Последних поддерживала Москва. Они получали боеприпасы и оружие, к ним примыкали добровольцы и советские офицеры. Национальных же чехов никто не поддерживал, и чехи коммунисты их вытеснили.

В начале 1947 года, то есть через два года после моей беседы с Клечандой, я уже работал с американцами. В мои обязанности входил допрос беженцев, которые переходили баварско-чешскую границу. Я задавал им дополнительные вопросы, интересуясь, между прочим, и судьбой генерала Клечанды. Однажды появился чешский политический деятель, член консервативной клерикальной партии. С ним я мог хорошо побеседовать, хотя и не говорю по-чешски. Но он понимал мой церковно-славянский язык, и я мог понять его. Этот человек рассказал мне о последних днях Клечанды. По его словам, генерал не был арестован, но должен был каждый третий день являться для допросов в чехословацкую тайную полицию SNB, где его допрашивали советские и чешские чины НКВД. После того, как Клечанду оправдали в гражданском суде, он должен был предстать перед военным судом. Но до этого не дошло, потому что он покончил с собой, выпрыгнув в окно. Он был убит на месте. Знаменитое выпрыгивание из окна очевидно стало традицией в Чехии.

Буняченко в Праге выступает против немцев

Так как события вокруг Пражского восстания уже много раз были подробно описаны, я хотел бы ограничиться коротким сообщением.

Первая дивизия под командой генерал-майора Буняченко двигается на юг с целью войти в Богемию, чтобы соединиться в районе Линц-Будвейс с южной группой РОА. При этом она попадает в район действий центрального военного фронта под командой фельдмаршала Шёрнера, которому она подчиняется. После бурного обсуждения Буняченко, склонный к самоуправству, отказывается подчиниться Шёрнеру, не выполняет его приказа и усиленными маршами двигается дальше на юго-восток. Он занимает к юго-западу от Праги район Бераун и 6 мая своевольно и против желания Власова вмешивается в Пражское восстание. Национальные чехи просили его о помощи. Выдвигается лозунг: против фашизма и большевизма! Антикоммунистические чешские повстанцы обещали Буняченко и его дивизии убежище в свободной Чехословакии.

6 мая 1945 года Первая дивизия вступает в Прагу и включается в сражающийся фронт. Уже 7 мая город оказывается в значительной мере в руках восставших и Первой дивизии, которая достигает восточных пригородов. В то время как американские войска останавливаются к западу от Праги, на востоке появляются первые советские части, под командой маршала Конева. К тому же в Праге, тем временем образовался чешский национальный совет как представитель чешского правительства. Из 12 членов совета там 8 коммунистов, которые «не желают иметь никакого дела с изменниками и немецкими наемниками». Не объединенные национальные чехи проиграли. Сидящими в седле оказались промосковские чешские коммунисты и попутчики, которые слушались Бенеша. Таким образом оставалась только надежда на американцев. Власовская дивизия оставила Прагу, потеряв там 300 бойцов убитыми и ранеными. В то время, как большая часть дивизии выступает на юг, в Праге остаются небольшие группы, которые сдаются советским войскам.

Таков был ход событий вплоть до капитуляции 8 мая 1945 года.

Особенно убедительно описывает власовскую трагедию в этот период чешский писатель Станислав А. Ауский в книге «Войска генерала Власова в Чехии». Ауский был чешским офицером, прикомандированным чешским национальным Сопротивлением к первому полку власовской дивизии, и проделал с ним поход на Прагу.

Поведение руководства дивизии в дни восстания в Чехословакии могло дать основание к отрицательной оценке всего Власовского Движения. Из-за этого я хотел бы объяснить отказ Буняченко подчиниться приказу фельдмаршала Шёрнера и его решение встать на сторону национальных чехов против немцев.

У Шёрнера не было никаких особых расчетов на Власова. В то время, когда все усилия Буняченко сводились к тому, чтобы спасти дивизию от выдачи, Шёрнер хотел выдвинуть ее на фронт, то есть, другими словами, пожертвовать ею в бою. Поэтому Буняченко отклонил исполнение приказа Шёрнера, который из-за этого очень взволновался и поручил уже потрепанной танковой дивизии СС разоружить дивизию Власова.

Однако это не состоялось. После войны Шёрнер посетил полковника Кромиади и просил его удостоверить, что он никогда не относился враждебно к Власову. По всей вероятности, ему нужен был такой документ на судебном процессе, в котором он участвовал в 1954 году. Кромиади, который всем выдавал удостоверения, не отказал и Шёрнеру.

Решение Буняченко присоединиться к национальным чехам было им принято в связи с его усилиями спасти дивизию. О моих переговорах с Клечандой он, очевидно, ничего не знал. Буняченко исходил из общего политического положения. Германия была повергнута на землю, советчики заняли Берлин, американцы подошли к Эльбе. На всех фронтах начался распад. Надежда на понимание союзников всегда кончалась обманом: от них мало чего можно было ожидать. Угроза выдачи Советскому Союзу нависла тучей над власовской армией. Буняченко считал своим долгом использовать любую возможность, чтобы спасти порученных ему людей.

Конечно, и у Власова была такая же цель, но не ценой новой измены, на этот раз немцам. Он мог признать побуждения Буняченко к отказу в послушании и к поддержке чешских повстанцев в Праге, но не мог одобрить того порядка – как это было осуществлено. После последнего разговора с начальником своей дивизии на эту тему Власов больше ничего не предпринимал. «Трагические моменты, очевидно, привели его к тому, чтобы больше не вмешиваться», – так пишет об этом Крёгер.

Из доклада начальника немецкого штаба связи при Первой русской дивизии (600 I.D.russ.) майора ген. штаба Швенингера, прочитанного им после войны, я цитирую следующее заключение: «Те, кто на основании пражских событий считает оправданным вывод, что Власовское Движение в целом оказалось несостоятельным, только доказывают свое полное непонимание проблемы».