Текст книги "Федор Михайлович Достоевский"

Автор книги: Сергей Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Кризис в их отношениях наступил, очевидно, весной 1863 года, когда Аполлинария поехала за границу. Но ее отъезд скорее походил на бегство. Ехать они должны были вместе, но Достоевского задержали дела, связанные с закрытием журнала «Время». И хотя он несколько удивился, увидев, как она с легкостью согласилась ехать одна, все же был спокоен, назначив ей встречу в Париже.

26 августа 1863 года Достоевский приезжает в Париж и полный радости от предстоящей встречи с Аполлинарией идет к ней. Но его ждал тяжелый удар. Аполлинария рассказала, что встретилась в Париже с испанским студентом Сальвадором, молодым красавцем с «гордым и самоуверенно дерзким лицом». Но он ее скоро бросает, для него это было лишь мимолетное развлечение. Повторяется ситуация первой большой любви Достоевского, когда Мария Дмитриевна в Кузнецке предпочла ему молодого и красивого учителя Вергунова. Снова претворяется в жизнь сюжет «Униженных и оскорбленных», и Достоевский, как и герой этого романа Иван Петрович, утешающий Наташу, уже становится другом и братом Аполлинарии и по-братски успокаивает и утешает ее, пытаясь уладить ее сердечные дела.

Из Парижа Достоевский и Аполлинария уезжают в Баден-Баден, и их заграничное путешествие предваряет драматическую ситуацию «Игрока». Об их новых отношениях, когда Аполлинария ведет любовную дуэль рассчитанно и коварно и ее любовь постепенно превращается в ненависть, можно судить по ее дневнику.

Но даже если допустить эмоционально преувеличенный характер ее дневниковых записей, мы все равно не можем проникнуть в последнюю тайну этой любви-ненависти Достоевского и Сусловой, как не можем проникнуть в тайну несчастного брака Достоевского и Марии Дмитриевны. Мы можем сделать лишь несколько попыток.

Не повторяя уже сказанного, добавим, что их вражда могла питаться и несомненно питалась глубокими идейными расхождениями между верующим монархистом Достоевским, каким он вернулся после каторги и ссылки, и страстной нигилисткой Сусловой, неистово отрицавшей весь «старый мир» и даже готовой примкнуть к антиправительственному террору.

Обратим внимание на то, что «антидостоевские» дневниковые записи сделаны Аполлинарией в то время, когда Достоевский продолжал ее страстно любить, о чем она прекрасно знала. Мало того, эти записи сделаны после 15 апреля 1864 года, когда умерла Мария Дмитриевна и Достоевский уже делал Аполлинарии предложение стать его женой: иначе он и не мыслил себе отношения с любимой женщиной. Он простил ей Сальвадора и готов был простить кого угодно, так как любил ее.

Но на неоднократные предложения стать его женой Суслова каждый раз отвечала отказом. Аполлинарии нравилось мучить его, ибо она знала, «какой он великодушный, благородный! какой [у него] ум! какое сердце!», как записала она в том же дневнике о Достоевском.

Думается, в том, что любовь превратилась в ненависть, виновата прежде всего и главным образом Аполлинария. В натуре ее сидел изначально какой-то бес мучительства, и она это отлично сознавала, когда делала, например, такую запись в дневнике: «Мне кажется, я никого никогда не полюблю». У нее с самого начала было двойственное отношение к Достоевскому, и искреннее чувство к нему сочеталось в ней всегда с такой же искренней жестокостью и деспотизмом.

А может быть, эти дневниковые «антидостоевские» записи Аполлинарии в сентябре и декабре 1864 года объясняются тем, что Достоевский, прекрасно видя ее в беспощадном свете правды (это, естественно, не мешало ему страстно любить ее), имел неосторожность выложить ей всю эту беспощадную правду.

Во всяком случае из письма в 1865 году Достоевского к сестре Аполлинарии Надежде Прокофьевне Сусловой, в котором он очень откровенно исповедуется, видно, что он действительно «осмелился» сказать своей возлюбленной правду о ней: «Аполлинария – большая эгоистка. Эгоизм и самолюбие в ней колоссальны. Она требует от людей всего, всех совершенств, не прощает ни единого несовершенства в уважение других хороших черт, сама же избавляет себя от самых малейших обязанностей к людям. Она корит меня до сих пор тем, что я недостоин был любви ее, жалуется и упрекает меня беспрерывно, сама же встречает меня в 63-м году в Париже фразой: «Ты немного опоздал приехать», т. е. что она полюбила другого, тогда как две недели тому назад еще горячо писала, что любит меня. Не за любовь к другому я корю ее, а за эти четыре строки, которые она прислала мне в гостиницу с грубой фразой: «ты немножко опоздал приехать»… Я люблю её ещё до сих пор, очень люблю, но я уже не хотел бы любить ее. Она не стоит такой любви.

Мне жаль ее, потому что, предвижу, она вечно будет несчастна. Она нигде не найдет себе друга и счастья. Кто требует от другого всего, а сам избавляет [себя] от всех обязанностей, тот никогда не найдет счастья.

Может быть, письмо мое к ней, на которое она жалуется, написано раздражительно. Но оно не грубо. Она в нем считает грубостью то, что я осмелился говорить ей наперекор, осмелился высказать, как мне больно. Она меня третировала всегда свысока. Она обиделась тем, что и я захотел, наконец, заговорить, пожаловаться, противоречить ей. Она не допускает равенства в отношениях наших. В отношениях со мной в ней вовсе нет человечности. Ведь она знает, что я люблю ее до сих пор. Зачем она меня мучает? Не люби, но и не мучай».

Последний раз Аполлинария и Достоевский виделись весной 1866 года. Любовь их пришла к концу, хотя переписка еще продолжалась почти год, и каждый раз письма Сусловой приводили Достоевского в волнение. Но писатель оказался пророком: Аполлинария, действительно, «вечно была несчастна» и никогда не нашла себе «друга и счастья».

А. П. Суслова умерла в Севастополе, одинокой, в семидесятивосьмилетнем возрасте в 1918 году, так и не создав семьи и не имея детей. Судьбе было угодно сложиться так, что в том же году и тоже в Крыму скончалась женщина, которой суждено было стать последней любовью Достоевского.

А. П. Суслова оставила значительный след в творчестве Достоевского. От нее берут свое начало «инфернальные» образы женщин у писателя (Настасья Филипповна в «Идиоте», Грушенька в «Братьях Карамазовых» и т. д.), а историю своей «роковой» любви Достоевский рассказал в романе «Игрок».

Исследуя историю второй большой любви писателя, не следует никогда забывать слова самого Достоевского, в передаче Врангеля, сказанные им, скорее всего, о своем несчастном браке с Исаевой (Врангель не знал о любви писателя к Сусловой), но имеющие явно отношение и к Сусловой, тем более что слова эти относятся к 1865 году: «Будем всегда благодарны за те дни и часы счастья и ласки, которые дала нам любимая нами женщина».

Вторая большая любовь писателя не мешала его напряженной работе в журнале «Время». В 1863 году вспыхивает польское восстание против самодержавия. В апрельской книге «Времени» Н. Н. Страхов печатает статью «Роковой вопрос», в которой доказывает, что бороться с поляками внешними силами недостаточно: победа над ними должна быть морально оправдана. И хотя статья была вполне патриотической и благопристойной, но ее тема оказалась недозволенной, и журнал «Время» был закрыт.

Наступает трагический для Достоевского 1864 год. С большим опозданием приходит разрешение на издание нового журнала «Эпоха». Однако подписка срывается, так как объявление о новом периодическом органе появляется в петербургской печати только 31 января 1864 года, а сам январский номер выходит только в марте, причем приводит братьев Достоевских в отчаяние своим ужасным внешним видом. Но главное, нет наличных денег – нечем платить типографии, сотрудникам, авторам: приходится все делать в кредит. Напрягая последние силы, в каком-то лихорадочном возбуждении, Федор Михайлович и Михаил Михайлович Достоевские продолжают выпускать «Эпоху».

К смерти жены Достоевский был готов, как и готов был к тому, что ему еще много лет придется поднимать и содержать пасынка Пашу Исаева, который не выражал никакого желания ни учиться, ни трудиться.

Но впереди Достоевского поджидал новый страшный и на этот раз совсем неожиданный удар: 10 июля 1864 года в 7 часов утра, в Павловске под Петербургом, у себя на даче, скоропостижно скончался Михаил Михайлович Достоевский– духовно самый близкий писателю человек из всей большой их семьи, неоднократно помогавший ему материально и морально, единственный среди братьев и сестер Достоевских, безоговорочно обожавший и боготворивший своего гениального брата. (Отныне Павловск, где у Михаила неоднократно бывал Достоевский, будет овеян в его петербургских романах и, главным образом, в «Идиоте» какой-то элегической грустью и тоской.)

После смерти брата остается его большая семья, и Достоевский берет на себя обязательства помогать его вдове и детям до тех пор, пока они не смогут обеспечить себя сами. Достоевский решает продолжать «Эпоху», работая с нечеловеческой энергией. 1 ноября 1864 года критик А. П. Милюков писал Г. П. Данилевскому: «…Много воды утекло с того времени, как мы виделись с вами. Вот и М. М. Достоевский отправился в Елисейския. Это был такой неожиданный удар для его семьи и приятелей. Болезнь его началась разливом желчи и при других обстоятельствах кончилась бы, конечно, благополучно. Но разные беспокойства, особенно со стороны цензуры, которые сильно тревожили его, дурно подействовали на ход болезни – отравленная желчь бросилась на мозг, и он, пролежав три дня в беспамятстве, умер. «Эпоха», как вы знаете, продолжает издаваться его семейством, т. е. собственно Федор Михайлович издает ее под номинальной редакцией Порецкого (это один из их старых знакомых и сотрудник по отделу внутренних известий)… Федор Михайлович был при больном постоянно… Вот какой год выпало на семью: весной умерла жена Федора Михайловича, потом у Михайла Михайловича дочь, а летом и сам он. Вы спрашиваете: кто будет главным двигателем «Эпохи»? Конечно, Федор Михайлович, с прежними сотрудниками…». Достоевский работает с отчаянной энергией, выпуская по две книжки журнала в месяц. Но вдруг новый удар: умирает ближайший сотрудник и единомышленник писателя, прекрасный русский критик и поэт Аполлон Григорьев. Несмотря на все старания Достоевского, уровень «Эпохи» резко падает, и в июне 1865 года этот журнал прекращает свое существование.

После закрытия выясняется, что у брата накопилась огромная по тем временам сумма долга кредиторам – тридцать три тысячи рублей (за бумагу, типографию, переплет и т. п.). Достоевский берет на себя обязательство рассчитаться с этими долгами. И это поразительно, если учесть, что кроме литературного творчества у него не было никаких других источников дохода: значит, он верил в свои гигантские, еще не реализованные творческие возможности, в свою «живую жизнь». В марте 1865 года Достоевский писал своему старому другу А. Е. Врангелю: «И вот я остался вдруг один, и стало мне просто страшно. Вся жизнь переломилась надвое… О, друг мой, я охотно бы пошел опять на каторгу на столько же лет, чтобы только уплатить долги и почувствовать себя опять свободным. Теперь начну писать роман из-под палки, т. е. из нужды, наскоро… А между тем все мне кажется, что я только что собираюсь жить. Смешно, не правда ли? Кошачья живучесть!»

После смерти жены и брата Достоевский чувствует себя бесконечно одиноким, он ищет любви, делает попытку жениться, мечтает иметь семью, иметь детей, стать отцом. Увлечение в конце 1864—начале 1865 года близкой подругой сотрудника своих журналов П. Горского Марфой Браун не было продолжительным и не оставило никакого следа в духовной биографии Достоевского.

Гораздо более значительным и плодотворным для творческой жизни писателя было другое увлечение. Летом 1864 года как редактор петербургского журнала «Эпоха» Федор Михайлович Достоевский получил из имения Палибино Витебской губернии от некоей Анны Васильевны Корвин-Круковской рассказ «Сон» с сопроводительным письмом автора. Ее отец, генерал-лейтенант Василий Васильевич Корвин-Круковский (1800–1875), выйдя в отставку, поселился в своем родовом имении Палибино. У него родились две дочери – Анна и Софья, впоследствии выдающийся математик Софья Васильевна Ковалевская (1850–1891).

И хотя генерал-лейтенант Корвин-Круковский был человеком старого закала, но живительный воздух 60-х годов проник и в его имение. Через много лет Софья Ковалевская вспоминала, что «Анюта стала доставать журналы другого пошиба «Современник», «Русское слово», каждая книжка которых считалась событием дня у тогдашней молодежи. Однажды он (знакомый студент. – С. Б.) принес ей даже нумер запрещенного «Колокола» (Герцена)… Она выписывает теперь ящики книг, и притом вовсе не романов, а книг с такими мудреными названиями: «Физиология жизни», «История цивилизации» и т. д.»

Несколько экзальтированная, мечтательная и романтическая Анна, восторгавшаяся произведениями Достоевского и горько сожалевшая о его трагической судьбе, решила стать писательницей и тайком от всех своих домашних послала свой первый рассказ «Сон» редактору «Эпохи». В этом рассказе речь шла о молодой девушке, которой светские предрассудки помешали полюбить нищего студента. Но вот ей снится вещий сон, и этот сон показывает ей самой ее настоящие чувства. Она прозревает, но поздно: студент уже умер, а вскоре умирает и она сама. Особыми художественными достоинствами рассказ не отличался, а местами был просто слаб, но в нем была такая искренность и непосредственность, а приложенное письмо Анны Васильевны дышало такой чистотой и свежестью, что Достоевский решил напечатать рассказ в «Эпохе» и сразу же ответил автору.

Однажды сестры остались вдвоем в палибинском доме и Анюта сказала Софье: «Послушай, если ты обещаешь, что никому, никогда, ни под каким видом не проговоришься, то я доверю тебе большой секрет». И Анюта вытащила из своего заветного ящичка конверт с красной печатью журнала «Эпоха». На листке крупным почерком было написано: «Милостивая государыня, Анна Васильевна! Письмо Ваше, полное такого милого и искреннего доверия ко мне, так меня заинтересовало, что я немедленно принялся за чтение присланного Вами рассказа.

Признаюсь Вам, я начал читать не без страха: нам, редакторам журналов, выпадает так часто на долю печальная обязанность разочаровывать молодых, начинающих писателей, присылающих нам свои литературные опыты на оценку. В Вашем случае мне это было бы очень прискорбно. Но по мере того, как я читал, страх мой рассеивался и я все более и более поддавался под обаяние той юношеской непосредственности, той искренности и теплоты чувства, которыми проникнут Ваш рассказ… Рассказ Ваш будет мною (и с большим удовольствием) напечатан в будущем же номере моего журнала… Преданный Вам Федор Достоевский».

После смерти жены и брата, изнемогая под гнетом обрушившихся на него материальных невзгод, Достоевский чувствовал бесконечное одиночество, все как-то вокруг него стало холодно и пустынно – и вдруг, как луч света в темном царстве, письмо и рассказ от чистой и романтической девушки из далекого Палибино.

В ближайшем номере «Эпохи» рассказ «Сон» был напечатан. Между редактором и автором «Сна» завязалась тайная переписка через палибинскую экономку и петербургскую подругу Анны Васильевны, дочь петербургского дворцового коменданта А. М. Евреинову. Переписка была тайной, чтобы не вызвать гнев отца-генерала, для которого женщины-писательницы, по словам его младшей дочери, были олицетворением всякой мерзости, он считал каждую из них способной на все дурное.

Катастрофа разразилась совсем неожиданно, когда генералу случайно попалось на глаза письмо со штемпелем журнала на имя палибинской экономки, в котором был также гонорар за рассказ «Сон». Мысль о том, что его родная дочь может переписываться с незнакомым мужчиной, старше ее в два раза, бывшим каторжником, да еще получать от него деньги, показалась старому царскому генералу настолько чудовищной и позорной, что ему стало дурно.

В доме произошел грандиозный скандал. Однако в конце концов этот типичный для русских дворянских семей 60-х годов конфликт между отцами и детьми завершился победой детей. Генерал согласился выслушать рассказ в чтении дочери, не нашел в нем ничего предосудительного и, растрогавшись, сменил гнев на милость. Отец разрешил Анюте переписываться с Достоевским, правда, просил показывать, ему письма. Но самая большая радость – отец позволил дочери познакомиться лично с писателем во время ближайшей поездки в столицу. Сам генерал не мог отлучиться из имения и поэтому предупредил жену: «Помни, что на тебе будет лежать ответственность. Достоевский – человек не нашего общества. Что мы о нем знаем? Только– что он журналист и бывший каторжник. Хороша рекомендация! Нечего сказать! Надо быть с ним очень осторожным».

Когда в конце февраля 1865 года Анюта и Софья вместе с матерью оказались в Петербурге, в доме у своих тетушек, Анюта сразу Же пригласила Достоевского в гости. Однако первое свидание было неудачным. И мать и тетушки поняли буквально наказ генерала ни на минуту не оставлять его дочерей с бывшим каторжником и весь вечер просидели в этой же комнате. К тому же они первый раз в жизни видели писателя и поэтому смотрели на него как на какого-то редкого зверя.

А Достоевского это страшно раздражало и злило, и, как это с ним часто бывало в таких случаях, он отвечал односложно, с преднамеренной грубостью и вел себя совсем не как светский человек. Спустя пять дней он неожиданно пришел снова. Ни матери, ни тетушек не оказалось дома, он почувствовал себя совсем раскованно, начал шутить, смеяться, много рассказывать и полностью очаровал обеих сестер, а пятнадцатилетняя Софья так совершенно в него влюбилась, как может влюбиться девушка ее возраста в такого знаменитого человека. Для пятнадцатилетней Софьи Достоевский был прежде всего великим страдальцем – бывшим каторжником и ссыльным.

Так и воспринимала Достоевского радикально настроенная молодежь 60-х годов, особенно после одного эпизода, случившегося примерно за год до встречи писателя с сестрами Корвин-Круковскими. В это время Достоевский часто бывал в доме одной из будущих пионерок женского медицинского образования в России Надежды Прокофьевны Сусловой (1843–1918). Сохранились воспоминания об одном горячем споре в этом доме между Достоевским и радикальными студентами-медиками тех лет. «Достоевский говорил о будущем русского народа, – пишет мемуарист, – о том, что ему нужно, о его исконных чертах души, развивал те идеи, которые позже выразил в своих творениях. Славянофильская окраска идей Достоевского, с религиозно-мистическим настроением, тогда уже вполне определившимся, – не удовлетворяла его собеседников, «положительно» мыслящих в духе материализма. Один из студентов, особенно азартный оппонент – в упор задал Достоевскому вопрос в такой резкой и прямолинейной формулировке: «Да кто вам дал право так говорить от имени русского народа и за весь народ?!» Достоевский быстрым неожиданным движением открыл часть ноги и кратко ответил изумленной публике, указывая на следы каторжных оков: «Вот мое право!»

Сестер Корвин-Круковских поразила с первых же встреч пронзительная откровенность Достоевского. Он рассказал им о своей казни на Семеновском плацу, когда, ожидая расстрела, увидел, что солнце вышло из-за туч, и смотрел неотрывно на эти яркие лучи, думая, что через пять минут сольется с ними.

Рассказал сестрам о своей болезни – эпилепсии, которая, по его словам, началась в ссылке, в Семипалатинске, в пасхальную ночь, когда он, страшно возбудившись, спорил со своим товарищем-атеистом о боге: есть бог или нет его?

Рассказывая, он не замечал, с каким обожанием и восторженной любовью подростка смотрит на него младшая сестра Соня (Софья Ковалевская осталась верна своей детской влюбленности, навсегда сохранив к писателю чувство глубокого поклонения и величайшей признательности). Достоевский обращался только к старшей сестре Анне, покоренный замечательной красотой этой высокой и стройной девушки, с прекрасным цветом лица, глубокими зелеными глазами и шелковистыми белокурыми волосами.

Он так был покорен Анною, так был очарован ее молодостью и чистотой, что это свое очарование принял за любовь и уверил в своей влюбленности не только себя, но и ее тоже. (Возможно, здесь сыграл свою роль принцип контраста, светотени: после всего, что Достоевский пережил в отношениях со своей первой женой Марией Дмитриевной и особенно в страстном романе с Аполлинарией Сусловой, Анна казалась ему полной противоположностью.)

Однажды вечером, когда писатель и Анна остались вдвоем, он сказал ей о своих чувствах и просил стать его женой. По свидетельству Софьи Ковалевской, Анна Васильевна сразу же после предложения говорила сестре: «Ему нужна совсем не такая жена, как я. Его жена должна совсем, совсем посвятить себя ему, всю свою жизнь ему отдать, только о нем думать. А я этого не могу, я сама хочу жить!»

Какие пророческие слова, как будто прямо адресованные второй жене писателя, Анне Григорьевне! Именно ей на вопрос, почему не состоялась его свадьба с А. В. Корвин-Круковской, Достоевский ответил: «Анна Васильевна– одна из лучших женщин, встреченных мною в жизни. Она – чрезвычайно умна, развита, литературно образована, и у нее прекрасное, доброе сердце. Это девушка высоких нравственных качеств; но ее убеждения диаметрально противоположны моим, и уступить их она не может, слишком уж она прямолинейна. Навряд ли поэтому наш брак мог быть счастливым… От всей души желаю, чтобы она встретила человека одних с ней идей и была бы с ним счастлива!»

Через несколько лет Анна Васильевна вышла замуж за французского революционера Шарля-Виктора Жаклара (1843—?). Во второй половине 70-х годов, когда Анна Васильевна вместе с мужем оказались в Петербурге, она очень часто навещала семью Достоевского, а тот, в свою очередь, любил захаживать к ней. При этом^ни никогда не испытывали чувства ревности по отношению друг к другу. И это как раз говорит о том, что их весенний роман марта-апреля 1865 года, начавшийся с публикации рассказа «Сон» в журнале «Эпоха», не отличался ни глубиной, ни страстью, а был просто литературной дружбой, хотя и довольно продолжительной и повлиявшей на художественное творчество писателя. Так, некоторые черты психологического и нравственного облика А. В. Корвин-Круковской можно узнать в образах Аглаи в «Идиоте», Ахмаковой в «Подростке» и Катерины Ивановны в «Братьях Карамазовых».

Через полтора года после первой встречи с Анной Васильевной Достоевский писал ей, что познакомился с удивительной девушкой, которая согласилась выйти за него замуж. Этой девушкой была двадцатилетняя стенографистка Анна Григорьевна Сниткина.

Но этому знакомству предшествовала работа Достоевского над своим величайшим созданием – романом «Преступление и наказание».