Текст книги "Федор Михайлович Достоевский"

Автор книги: Сергей Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Роман «Преступление и наказание» произвел большое впечатление на современников. Но радость Достоевского была омрачена невыполненным обязательством перед издателем Стелловским…

Хороший знакомый Достоевского, педагог и литератор Александр Петрович Милюков, автор широко известной книги «Очерки по истории русской поэзии», по поводу которой Н. А. Добролюбов написал одну из своих замечательных статей «О степени участия народности в развитии русской литературы», вспоминает, что когда он зашел к Достоевскому 1 октября 1866 года, то, оказывается, до срока сдачи нового романа Стелловскому оставался ровно месяц, а он еще не был начат.

Милюков предложил каждому из их приятелей дать возможность написать по главе, а Достоевский потом соединит эти главы в одно произведение. Но писатель наотрез отказался поставить свое имя под чужим произведением.

Тогда Милюков предложил для быстроты взять стенографа. «Это другое дело, – согласился Достоевский, – я никогда еще не диктовал своих сочинений, но попробовать можно… Спасибо вам, необходимо это сделать, хоть и не знаю, сумею ли. Но где стенографиста взять? Есть у вас знакомый?»

Милюков слышал про стенографические курсы П. М. Ольхина и решил к нему обратиться за помощью…

Глава восьмая
«Буду любить всю жизнь!»

В ясное, по-петербургски холодное утро 4 октября 1866 года скромно одетая девушка подошла к дому купца Алонкина на углу Малой Мещанской улицы и Столярного переулка. Вчера, во время занятий на курсах стенографии, преподаватель Павел Матвеевич Ольхин предложил ей срочную работу у литератора Достоевского.

Получив от П. М. Ольхина адрес Достоевского, стенографистка плохо спала всю ночь. Конечно, она страшно радовалась и была бесконечно счастлива, что будет работать у своего любимого писателя. А с другой стороны, ее пугало, что завтра придется разговаривать с таким ученым и умным человеком: а вдруг он заговорит с ней о литературе, о своих произведениях, спросит ее мнение о них?

Впоследствии она признавалась, что ни с чем нельзя было сравнить то волнение, которое она испытывала, идя к своему кумиру. Надо сказать, что все писатели представлялись стенографистке какими-то неземными, высшими существами, а автор «Преступления и наказания» и подавно. Натура ее всегда требовала поклонения чему-то высшему, и еще до 4 октября 1866 года таким высоким и святым для нее стал Достоевский. За несколько месяцев до смерти она призналась, что любила Достоевского еще до встречи с ним…

Стенографистку звали Неточка (Анна Григорьевна) Сниткина. Ей только исполнилось двадцать лет. Это была невысокая худощавая девушка с овальным лицом и очень хорошими, проницательными и глубокими серыми глазами. Подруги хвалили ее открытый лоб, чуть-чуть выступающий волевой подбородок, пепельные волосы. Ее отец, недавно умерший мелкий чиновник Григорий Иванович Сниткин, большой почитатель таланта Достоевского, сумел и дочери привить любовь к его творчеству. Мать, Анна Николаевна Сниткина, – обруселая шведка финского происхождения, от которой Анна Григорьевна, вероятно, унаследовала такие черты, как решительность, целеустремленность и собранность.

Поднявшись по невзрачной лестнице, девушка позвонила в квартиру № 13. Дверь открыла пожилая служанка в драдедамовом платке. «Не в этот ли самый «семейный драдедамовый платок» куталась Соня Мармеладова в «Преступлении и наказании», – невольно подумала стенографистка.

Достоевский жил вместе со своим пасынком Пашей Исаевым и преданной прислугой Федосьей. Обстановка квартиры была скромной, даже бедной. В скудно меблированном (диван, зеркало и письменный стол) кабинете висел портрет сухощавой дамы в черном платье: то была Мария Дмитриевна Исаева – первая жена писателя, умершая два года назад.

Странным показался скромной стенографистке знаменитый хозяин квартиры. Измученное, болезненное лицо, светло-каштановые, слегка даже рыжеватые волосы, щедро напомаженные, и, что особенно ее поразило, – совершенно разные глаза (она не знала, что во время приступа эпилепсии Достоевский, падая, наткнулся на острый предмет и сильно поранил свой правый глаз).

В 1883 году Анна Григорьевна вспоминала о своей первой встрече с Достоевским: «Ни один человек в мире, ни прежде, ни после, не производил на меня такого тяжелого, поистине удручающего впечатления, какое произвел на меня Федор Михайлович в первое наше свидание. Я видела перед собою человека страшно несчастного, убитого, замученного. Он имел вид человека, у которого сегодня-вчера умер кто-либо из близких сердцу; человека, которого поразила какая-нибудь страшная беда. Мне было бесконечно жаль его».

Стенографистку направили помогать писателю в особо трагичный момент его жизни. Через двадцать шесть дней истекал срок сдачи нового романа «Игрок» издателю Стелловскому. Хитрый издатель, который всегда подстерегал русских писателей и музыкантов в особо тяжелые минуты их жизни (так он «подловил» А. Ф. Писемского, В. В. Крестовского и всего за 25 рублей купил права на издание сочинений М. Н. Глинки), был уверен, что Достоевский не сдаст роман к 1 ноября 1866 года. Он прекрасно знал, что Достоевский больной человек, что эпилептические припадки, которые бывали раз или два в месяц, выбивали писателя из обычной колеи (очередной припадок был за день до прихода стенографистки – вот почему он показался ей нервным и рассеянным), не давая ему возможности заниматься творческой работой. Но все же главную ставку расчетливый издатель делал не на болезнь Достоевского и не на его долговые обязательства, хотя они и были очень тяжелыми. Прежде чем подписать с Достоевским контракт, Стелловский успел через своих агентов выяснить, что писатель уже работает над романом «Преступление и наказание» для журнала «Русский вестник» и писать одновременно другой роман, да еще объемом в 10 печатных листов, не сможет.

Стелловский рассчитал все правильно. Он только не рассчитал одного, а вернее, просто не понял, что имеет дело с гением такой гигантской, нечеловеческой силы, как Достоевский. Чтобы избавиться от грозившей ему долговой тюрьмы и нищеты, писатель решается на невероятный шаг: писать одновременно два романа.

Вторым романом предполагался «Игрок». Всю вторую половину 1865 года и первые девять месяцев 1866 года Достоевский усиленно работал над «Преступлением и наказанием». И дело не только в том, что он честно выполнил свои обязательства перед редакцией «Русского вестника». Достоевский понимал, что рождается его первое большое произведение, что ничего из того, что он написал до «Преступления и наказания», не может идти ни в какое сравнение с этим романом. Вот почему он с таким вдохновением работал над «Преступлением и наказанием», забывая порой, что приближается 1 ноября 1866 года – срок сдачи нового романа Стелловскому.

В тот день, когда молоденькая стенографистка Неточка Сниткина пришла помогать Достоевскому, роман «Игрок» существовал лишь в черновых заметках и планах. Вся надежда теперь только на стенографистку. Достоевский никогда не диктовал своих произведений, но другого выхода не было. Роман «Преступление и наказание» был временно отложен (Достоевский предупредил редакцию «Русского вестника», что весь октябрь будет работать над другим романом), и ожесточенная борьба писателя и его юной помощницы с издателем-хищником началась. Тяжелое впечатление, вынесенное Анной Григорьевной от первой встречи с Достоевским, рассеялось, когда она пришла к нему во второй раз, вечером. Он вдруг разговорился и увлекся воспоминаниями, как это с ним часто бывало, когда он имел дело с искренним и благодарным слушателем. И тогда собеседников Достоевского, особенно тех, кто видел его первый раз в жизни, поражали его пронзительная откровенность и доверчивость. Так было и на этот раз. Девушка была удивлена и потрясена его рассказом о казни петрашевцев на Семеновском плацу.

Стенографистка сначала не поняла причину доверчивости и откровенности недавно еще столь скрытного и угрюмого человека. Но ее недоумение длилось недолго. Скоро она разгадала причину его доверчивости и откровенности. Она почувствовала, что он бесконечно добрый и замечательный человек, но страшно одинок и очень нуждается в душевном тепле и участии, так как жизнь оборачивалась к нему до сих пор в основном теневой стороной.

И поразительно, как эта двадцатилетняя девушка так быстро прониклась к Достоевскому тем самым состраданием, которое заключается, по учению самого писателя, в способности понять человека, проникнуть в то доброе, что у него есть, и оценить его. Она не все понимала в его произведениях, но почти сразу и безошибочно научилась читать в его израненном сердце (как Настенька в «Белых ночах» в первую же ночь разгадала чистое и благородное сердце Мечтателя, а Наташа в «Униженных и оскорбленных» сразу же почувствовала душевную красоту Ивана Петровича).

С 4 октября 1866 года они ежедневно работали по несколько часов. Он писал «Игрока» по ночам, а днем диктовал ей написанное. Вечером у себя дома Анна Григорьевна разбирала и переписывала начисто стенограмму, а на другой день Достоевский окончательно исправлял приготовленные ею листы. Оба были предельно напряжены. Вскоре выяснилось, что работа идет успешно: «Игрок» мог поспеть к сроку. Неточка Сниткина не жалела ни времени, ни сил, чтобы помочь писателю. Ее страшно возмутил его рассказ о грабительском контракте со Стелловским, и она решила во что бы то ни стало спасти его от разорения.

Неточка Сниткина вдруг безошибочно почувствовала своим сострадальным женским сердцем бесконечное одиночество писателя. Она ведь уже прочла в «Русском вестнике» «Преступление и наказание», но только сейчас, кажется, поняла весь сокровенный смысл слов Раскольникова: «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди… должны ощущать на свете великую грусть».

Но для Анны Григорьевны дело было, конечно, не только и даже не столько в том, что мировые проблемы автора «Преступления и наказания» были недоступны его современникам. Она поняла, что он ищет семейное счастье, почувствовала, что он страшно нуждается в женской сердечной дружбе и привязанности.

Всего лишь через шесть месяцев со дня первой встречи с Достоевским Анна Григорьевна писала о Достоевском своей подруге С. А. Кашиной: «…Что это за прекрасный, сердечный, добрый, бесконечно добрый человек! Его мало кто хорошо знает. Он вечно угрюм, раздражителен, но если б кто знал, сколько под этим скрывается теплоты, доброты и человечности. Чем больше его знаешь, тем сильнее привязываешься к нему. Я знаю, что и он меня сильно любит, и это делает меня до того счастливою, что я порою думаю, что я не стою такого счастья…». Писатель и стенографистка так привыкли друг к другу, во время совместной работы над «Игроком», что оба искренно огорчились, когда роман стал подходить к концу. Достоевский очень не хотел расставаться с Неточной Сниткиной. И не только потому, что она была отличной стенографисткой. Главное было, конечно, не в этом. Достоевский почувствовал в Анне Григорьевне прежде всего доброе сердце. В одном из своих писем в это время писатель рассказывал: «Стенографка моя, Анна Григорьевна, была молодая и довольно пригожая девушка, 20 лет, хорошего семейства, превосходно кончившая гимназический курс, с чрезвычайно добрым и ясным характером. Работа у нас пошла превосходно…»

29 октября 1866 года Достоевский продиктовал Анне Григорьевне заключительные строки «Игрока».

Еще в 1863 году Достоевский писал Н. Н. Страхову о замысле «Игрока» и о его главном герое: «Главная же штука в том, что все его жизненные соки, силы, буйство, смелость пошли на рулетку. Он – игрок, и не просто игрок, так же как Скупой Рыцарь не простой скупец… Он поэт в своем роде, но дело в том, что он сам стыдится этой поэзии, ибо глубоко чувствует ее низость, хотя потребность риска и облагораживает в его глазах самого себя…»

За внешним весьма эффектным и живописным действием протекает внутреннее – трагическое и драматическое действие. Трагизм этого внутреннего действия «Игрока» заключается в том, что рассказчик, молодой дворянин Алексей Иванович, охвачен двумя чувствами: любовью к падчерице генерала Загорьянского и страстью к рулетке.

Роман «Игрок» повествует о бесплодно гибнущем в разгуле, страстях и азарте талантливом и одаренном русском человеке (судьба Алексея Ивановича). Когда же появится русский «положительно прекрасный человек»? Эта мысль приводит писателя к теме его следующего романа «Идиот».

Достоевский совершил писательский подвиг: за 26 дней создал роман «Игрок» в десять печатных листов. Случай невиданный в мировой литературе! Но он прекрасно понимал, что без помощи Анны Григорьевны никогда бы не смог за такой короткий срок написать роман такого объема: ведь это она убедила его продлить стенографические сеансы и ночи напролет переписывала зашифрованное.

Достоевский не захотел прекращать знакомства и сказал девушке, что после недельного отдыха хочет с ее помощью приняться за последнюю часть и эпилог «Преступления и наказания».

8 ноября Неточка Сниткина снова пришла в хорошо знакомую ей квартиру № 13 в доме купца Алонкина. Писатель явно обрадовался ее приходу, но был то весел, то грустен, то странно возбужден и вообще выглядел моложе своих лет. Она не понимала причину этого странного возбуждения.

Стенографистка уже давно нравилась Достоевскому. Ему импонировали ее чувство долга, аккуратность, трудолюбие, а главное, ее доброта. Эта двадцатилетняя девушка искренно заботится о нем: о его здоровье, пище, одежде, отдыхе, быте, великолепно знает его произведения, преклоняется перед его талантом, верит в его высокое писательское предназначение и помогает в самом священном для него деле – в писательском труде.

Кажется, все было за то, чтобы он сделал предложение своей стенографистке. Он понимал, что она будет преданной женой и прекрасной матерью семейства (когда он ездил к ней домой и познакомился с ее матерью, то увидел, в какой хорошей нравственной атмосфере она росла), а он так хотел иметь семью. Совсем недавно с щемящей грустью писал он Александру Егоровичу Врангелю: «…Вы, по крайней мере, счастливы в семействе, а мне отказала судьба в этом великом и единственном человеческом счастье».

Он чувствовал, что проникается к Анне Григорьевне хорошо знакомым ему волнующим чувством любви, но многое его и смущало, прежде всего большая разница в годах. Он ведь сам недавно в «Дядюшкином сне» высмеял ухаживания старого князя за молодой девушкой, а уж смешным он быть не хотел, да и в памяти еще были живы отказы и Аполлинарии, и Анны Васильевны Корвин-Круковской, не говоря уже о том, что и Мария Дмитриевна, и Аполлинария предпочли ему в самую страстную минуту его любви более молодых соперников…

И тогда Достоевский решил прибегнуть к самому необычному способу объяснения в любви. Анна Григорьевна приготовилась услышать условия работы над окончанием «Преступления и наказания», а Достоевский неожиданно стал ей рассказывать о своих снах, которым он всегда придавал большое значение и называл их вещими, и вдруг заявил, что в эти дни задумал написать новый роман.

И появилась блестящая импровизация, такая же блестящая, как и тогда, когда он диктовал ей «Игрока». Главный герой этого нового романа – пожилой и больной художник, много переживший, потерявший родных и близких. Достоевский так подробно рассказывал о жизни этого художника, что Анна Григорьевна быстро догадалась, что речь идет о самом Достоевском. Но когда писатель сказал, что в его новом романе этот пожилой и больной художник встречает молодую девушку Аню, Анна Григорьевна подумала об Анне Васильевне Корвин-Круковской. Достоевский сам рассказал ей о недавнем увлечении этой красивой и умной девушкой, а новый роман мог возникнуть под впечатлением недавнего письма от Анны Васильевны, о котором он говорил стенографистке.

В этот момент Анна Григорьевна совсем забыла, что ее тоже зовут Анной. И вдруг Достоевский спросил Анну Григорьевну, считает ли она психологически достоверным, если эта молодая девушка Аня, столь различная по характеру и по летам, полюбила такого старого и больного человека, как его герой. Не будет ли это страшной жертвой с ее стороны? Под впечатлением от замысла нового романа Анна Григорьевна начала восторженно доказывать, что это вполне возможно, если у героини доброе сердце. И тогда, конечно, никакой жертвы со стороны этой Ани не будет, а болезней и бедности совсем не надо бояться, ведь любят же в конце концов не за внешность и богатство. А если Аня его любит, то и сама будет счастлива, и раскаиваться ей в своей любви никогда не придется!

Через полвека Анна Григорьевна вспоминала:

«Я говорила горячо. Федор Михайлович смотрел на меня с волнением.

– И вы серьезно верите, что она могла бы полюбить его искренно и на всю жизнь?

Он помолчал, как бы колеблясь.

– Поставьте себя на минуту на ее место, – сказал он дрожащим голосом. – Представьте, что этот художник – я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?

Лицо Федора Михайловича выражало такое смущение, такую сердечную муку, что я наконец поняла, что это не просто литературный разговор, и что я нанесу страшный удар его самолюбию и гордости, если дам уклончивый ответ. Я взглянула на столь дорогое мне, взволнованное лицо Федора Михайловича и сказала:

– Я бы вам ответила, что вас люблю и буду любить всю жизнь!»84.

И она сдержала свое обещание.

Почему Достоевский объяснился в любви таким оригинальным способом? Он был на двадцать пять лет старше своей невесты. Бывший каторжник, находящийся под негласным надзором полиции, профессиональный литератор, то есть человек, материальное положение которого всегда было неустойчивым, обремененный огромными долгами и бесконечными обязательствами перед многочисленной родней, наконец, больной человек. И все же, как бы ни весомы были все эти причины, не они были, в конечном итоге, решающими, заставившими Достоевского прибегнуть к «художественному» признанию в любви.

Главное было в другом. Достоевский прекрасно понимал, что это для него, может быть, последняя возможность иметь семью, иметь детей, то есть исполнить самую задушевную, но пока недостижимую мечту. И если бы Анна Григорьевна отказала ему, для него это было бы страшным ударом. Поэтому Достоевский решил прибегнуть к литературной импровизации. И только тогда, когда он по выражению лица Анны Григорьевны и по ее репликам окончательно убедился, что она любит его, он решил открыться и поставить себя на место своего литературного героя.

«При конце романа я заметил, что стенографка моя меня искренно любит, – рассказывал Достоевский о необычных обстоятельствах своей женитьбы, – хотя никогда не говорила мне об этом ни слова, а мне она все больше и больше нравилась… Разница в летах ужасная…, но я все более и более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у нее есть, и любить она умеет».

Первое письмо Достоевского к своей юной невесте кончалось словами: «Тебя бесконечно любящий и в тебя бесконечно верующий. Ты мое будущее все – и надежда, и вера, и счастье, и блаженство».

Хотя предложение Достоевского явилось для Анны Григорьевны неожиданностью, внутренне она была к нему готова. Позднее, когда ее спрашивали, как она все-таки решилась на брак с человеком старше ее на двадцать пять лет, бывшим каторжником, вдовцом, кругом в долгах, имеющим материальные обязательства перед многочисленной родней, Анна Григорьевна каждый раз отвечала: «Я же была девушкой шестидесятых годов».

И все же надо было действительно обладать незаурядным характером и мужеством, чтобы выдержать ту борьбу за свой предстоящий брак, какую выдержала Анна Григорьевна. Особенно активно и даже яростно выступили против пасынок Достоевского Паша Исаев и вдова брата писателя Эмилия Федоровна со своими детьми. Они опасались, что женитьба писателя может положить конец их материальному благополучию. Анна Григорьевна решила, что нужно как можно скорее обвенчаться. Однако их свадьба откладывалась – и только из-за отсутствия денег.

Вся надежда была на редакцию «Русского вестника» и на редактора-издателя этого журнала Михаила Никифоровича Каткова. Достоевский поехал в Москву просить у него аванс в счет будущего своего романа «Идиот», который также предполагался для публикации в «Русском вестнике». Достоевский знал, конечно, что «Преступление и наказание», которое весь 1866 год печаталось в «Русском вестнике», произвело колоссальное впечатление на современников. Так, его старый друг поэт Аполлон Николаевич Майков, прочтя лишь первую часть романа, сказал: «Это нечто удивительное!»85, а молодой судебный деятель Анатолий Федорович Кони испытал «чувство восторженного умиления, вынесенного из знакомства с этой трогательной вещью»86.

Катков согласился выдать аванс для свадьбы в две тысячи рублей. Вероятно, его просто обезоружила откровенность Федора Михайловича. Он прямо сказал, что новый роман у него не только еще не готов, не только еще не начат, но даже вообще еще не до конца продуман и не ясен ему самому. Но деньги ему нужны для свадьбы, он задумал жениться, и счастье его зависит теперь только от него, Михаила Никифоровича.

Два письма из Москвы жениха к своей невесте дышат беспредельной верой в нее и в их будущее счастье: «Поздравляю с Новым годом и с новым счастьем. Помолись об нашем деле, ангел мой… Буду работать изо всех сил… Твой весь, твой верный, вернейший и неизменный. А в тебя верю и уповаю как во все мое будущее. Знаешь, вдали от счастья больше ценишь его… Бесценный и вечный друг Аня… Наша судьба решилась, деньги есть, и мы обвенчаемся как можно скорее… Как я тебя люблю – как я бесконечно тебя люблю и тем счастлив… С этакой-то женой да быть несчастливым– да разве это возможно! Люби меня, Аня; бесконечно буду любить».

Достоевский считал свой брак с Анной Григорьевной воскресением в новую жизнь, и есть глубокий смысл в том, что венчание в Троицко-Измайловском соборе он назначил именно 15 февраля 1867 года. Дату 15 февраля он запомнил на всю жизнь: 15 февраля 1854 года он навсегда покинул Омский каторжный острог. «Свобода, новая жизнь, воскресение из мертвых… Экая славная минута!» Анна Григорьевна – это новая жизнь, это воскресение в новую жизнь, это «будущее все – и надежда, и вера, и счастье, и блаженство».

Анна Григорьевна дала Федору Михайловичу первым ступить на ковер перед священником во время венчания, ибо по русскому народному поверию считалось, что тот, кто это сделает первым, будет главенствовать в семье. Да и как она могла ему не покориться, если он стал ее богом, единственным смыслом ее существования.

Однако счастье молодоженов было недолгим. Родственники Федора Михайловича, с утра до вечера находившиеся в их квартире, делали все, чтобы омрачить их радость. С горечью Анна Григорьевна видела, что редкая душевная близость, которая возникла у нее с Достоевским, когда он диктовал ей роман «Игрок», постепенно исчезала. А все потому, что бесконечные родственники практически ни на минуту не оставляли молодоженов одних. И тогда Анна Григорьевна почувствовала: настал момент, когда ее брак с Достоевским, в котором с ее стороны было прежде всего и главным образом преклонение перед великим писателем, а с его – следование своему пророческому голосу, что именно эта девушка принесет ему счастье, – этот брак может при благоприятных условиях перейти в большую и страстную любовь, а при неблагоприятных – кончиться разрывом.

Катастрофы, разрыва все же не произошло, главным образом благодаря решительности и энергии Анны Григорьевны, тем более удивительных, что она тогда, по собственному ее позднему признанию, была совершенным ребенком. Она сделала все от нее зависящее, чтобы переменить обстановку – уехать за границу, подальше от домашних неурядиц, от надоевших и опостылевших родственников, от всех кредиторов и вымогателей (писателю постоянно грозила долговая тюрьма).

Однако проект совместной поездки за границу был встречен в штыки петербургскими родственниками. Они потребовали, если поездка все же состоится, оставить им деньги на несколько месяцев вперед. Если учесть также требования кредиторов по журналу «Эпоха», то при такой раскладке получалось, что ни о какой поездке за границу и думать было нечего, ибо от последнего аванса «Русского вестника» у них не только ничего не осталось, но даже еще четырехсот рублей не хватало на нужды родственников и на претензии кредиторов.

Анна Григорьевна была в полном отчаянии, но ее отчаяние продолжалось недолго. Неожиданно для родственников, друзей и знакомых она продемонстрировала такую силу характера, что поразила и всех окружающих, и своего мужа прежде всего. Он никак не мог себе представить, что его Аня способна на такой шаг.

Анна Григорьевна интуитивно почувствовала, что речь идет не просто о спасении их брака, – речь идет о спасении его творческого гения. А ради этого она готова была всем пожертвовать. Анна Григорьевна решает заложить все свое приданое (мебель, серебро, вещи), и на эти деньги 14 апреля 1867 года молодожены уезжают за границу.