Текст книги "Зарубежный детектив XX века. Популярная библиографическая энциклопедия"

Автор книги: Сергей Бавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

ЕЖИ ЭДИГЕЙ (Jerzy Edigey)

Романы, повести

Дело Нитецкого, 1966

Эльжбета уходит, 1968

По ходу пьесы, 1968

Пансионат на Страндвеген, 1969

Человек со шрамом, 1970

Завещание самоубийцы, 1972

Смерть ждет у окна, 1973

История одного пистолета, 1976

Это его дело, 1978

Внезапная смерть игрока, 1978

Идея в семь миллионов, 1982

Фотография в профиль, 1984, (посмерт. публ.)

По интенсивности работы один из крупнейших польских мастеров детективного жанра Ежи Корыцкий (1912–1982), известный под псевдонимом Ежи Эдигей, вполне сопоставим с западными профессионалами. Его первый роман, «Чек для белого ганга», был написан в 1963 г., и за двадцать последующих лет Эдигей опубликовал около пятидесяти произведений, а несколько увидело свет после смерти автора. Кроме детективов, Эдигей писал еще и популярные исторические романы для детей.

Е. Эдигей получил юридическое образование, работал адвокатом, судебным и спортивным репортером, профессионально занимался спортом, одно время был тренером по гребле. В предисловии к одному из советских изданий произведений Эдигея приводится такая история его обращения к детективу: «Однажды заведующая литературным отделом газеты „Вечерний экспресс“» вызвала к себе сотрудника Ежи Корыцкого и сказала: «Не позже чем через месяц мне нужна хорошая детективная повесть. Ты адвокат и судебный репортер, опыта тебе не занимать. „Садись и пиши!“»

Эдигея называют отцом польского милицейского романа. Это справедливо, если учесть, что никаким другим детектив в восточноевропейской традиции быть не мог, если имел в своей основе отечественный материал. Важнее другое: автору удалось достаточно убедительно «внедрить» в милицейский роман развернутую линию частного расследования, идущего пусть и с ведома официальных органов, но самостоятельно, а часто и вопреки «милицейской» версии. В разные годы Эдигей отдал дань и шпионскому («Эльжбета уходит»), и процедурному роману, и классической «кристиевской» традиции расследования убийства в камерной обстановке. Характерной приметой всех его произведений является стремление максимально вписать детективный сюжет в реальную жизнь, исходящее из убеждения автора: «Если через тысячу лет кто-нибудь будет писать о нынешней повседневной жизни в Варшаве либо другом польском городе, – лучшим источником описания улиц, трамваев, автомобилей, интерьера, одежды, обычаев будут детективные романы, ведь в них нельзя ошибиться в так называемых малых реалиях».

Многовариантность авторского отношения к традиционно олицетворяющей справедливость милиции – от романтически возвышенного («Смерть ждет у окна») до откровенно критического («По ходу пьесы») – еще одна отличительная черта, о которой нужно сказать особо в свете рассуждений о жанре милицейского романа в исполнении Эдигея.

Ситуация, когда официальное следствие принимает решение, с которым не согласно заинтересованное лицо, неоднократно встречается в его романах. В «Деле Нитецкого», например, адвокат Ян Мураш, только что с блеском разбивший все доводы обвинения его подзащитного в умышленном убийстве своей жены (во время альпинистского восхождения она свалилась в пропасть), на основании внешне несерьезного факта и почти столь же несерьезных дополнительных сведений решает… пересмотреть свою позицию. Как часто бывает у Эдигея, основу своих подозрений расследователь ищет в военном прошлом своего клиента. Такая убежденность в историко-социальной детерминированности судьбы порой выглядит нарочитой, и детектив страдает наличием «случайной», даром достающейся информации. Но уже приобретенная, она, без сомнения, играет главенствующую роль в вынесении решающего вердикта. Здесь надо сказать о типических чертах многочисленных героев автора. Как правило, круг их занятий весьма узок – это либо следователи (от полковника до поручиков и сержантов), либо адвокаты, которые работают с «линией обвинения» в тесном контакте, а иногда связаны и тесными дружескими узами. Милиционеры одного ранга весьма похожи друг на друга, хотя и выступают под разными фамилиями. Исключение в этом смысле представляет лишь майор Бронислав Неваровный («Смерть ждет у окна») – бывший фронтовик, пришедший в милицию после войны и выглядящий явным анахронизмом среди нового поколения стражей порядка. «Гениальных детективов потеснила техника: приборы и компьютеры. В борьбе с преступностью действия одиночек сменила коллективная работа целых групп экспертов, имеющих высшее образование, а иногда и ученые степени. Бронислав Неваровный не мог и не хотел этого понять. Ведя следствие, он больше полагался на свой инстинкт, чем на все эти „никому не нужные изобретения“… Понемногу его отстраняли от наиболее сложных дел…»

Однако именно его старомодная, «деревенская» система неспешного общения с населением небольшого городка, где произошло убийство милиционера, приносит ему успех в раскрытии гнезда торговцев наркотиками.

«– Но с чего вы взяли, что тут вообще речь идет о наркотиках? – в недоумении спрашивает полковник.

– Просто интуиция. Наблюдение за виллой и ее хозяевами навело меня на мысль: если там что и производится, то очень ценное… Ради чего можно пойти и на убийство милиционера. Правда, твердой уверенности у меня не было до последней минуты…»

Так же похожи и адвокаты, хотя «любимый тип» писателя (бывшего адвоката!) все же более тщательно персонифицирован – это Мечислав Рушиньский, действующий в нескольких романах. Именно с этим образом связана оригинальная сюжетная находка Эдигея – противоборствующий тандем «защиты» и «обвинения», совместно добирающийся до истины.

«Удивительными были отношения этих двух холостяков – старшего офицера милиции и знаменитого варшавского адвоката, – говорится в романе „Фотография в профиль“. – Они испытывали друг к другу симпатию и уважение, и в то же время каждый видел в другом нежелательного соперника. У обоих были одни и те же маленькие слабости: оба любили хорошую кухню, воздавали должное представительницам прекрасного пола, ценили музыку. Причем последнее увлечение играло по сравнению с двумя первыми вспомогательную роль… Судьба очень часто сводила Рушиньского и Качановского вместе в силу их профессии. И в этом не было бы ничего плохого, если бы адвокат не начинал иногда вести параллельно свое частное расследование, причем временами довольно результативно. Тогда профессиональное соперничество мгновенно перерастало во взаимную неприязнь, которая, по правде говоря, не менее быстро улетучивалась, как только дело завершалось…»

В этом романе «соперничество» адвоката и следователя представлено наиболее интересно.

Ситуация, в которой оказался клиент адвоката Мечислава Рушиньского пан Врублевский, своими корнями опять уходит в прошлое: в книге о периоде гитлеровской оккупации Польши опубликована фотография некоего Рихарда Баумфогеля, шефа гестапо в городе Брадомске. Врублевский как две капли воды похож на человека, изображенного на фотографии. Дело происходит в годы, когда еще очень остро стояла проблема поисков гитлеровских преступников, и адвокат советует Врублевскому, запасшись надежными свидетелями, быстрее обратиться в «соответствующие органы», чтобы официально рассеять трагическое недоразумение. Однако сам он считает неправдоподобным рассказ клиента о гибели буквально всех, кто мог бы подтвердить его незапятнанное прошлое.

«Вы продолжаете мне не верить, – с горечью говорит Врублевский. – Вы как-то забываете, что за годы войны погибло несколько миллионов поляков, и в подобной ситуации мог оказаться не один я, а многие мои сограждане».

С большим пониманием к нему относится подполковник Януш Качановский – «очень способный и энергичный офицер, и, что немаловажно, весьма порядочный человек». Однако и он вынужден изменить свое первое впечатление, получив результаты антропологической экспертизы, подтвердившей идентичность изображенного на фотографии человека в гестаповской форме со скромным варшавским инженером, бывшим партизаном, солдатом Войска Польского, кавалером высоких боевых наград.

Следствие представляется пустой формальностью, а потому изобилует поверхностными выводами и игнорированием серьезных контраргументов, представленных на процессе от лица защиты Рушиньским. Его выступление, обнаруживающее бездарность, односторонность, а порой и незаконность расследования, не увенчалось успехом. Спешка, с которой человек оказался за решеткой, и тенденциозность методов следствия могут поразить впечатлительного читателя, привыкшего к однозначно позитивному изображению органов правосудия в восточноевропейском детективе. Автор этого романа далек от благостных картин, и это еще один аргумент в его пользу. Но до оглашения приговора повествование представляет собой, скорее, криминальный роман о неправедном суде, с которым в одиночку сражается адвокат. Настоящий детектив, то есть расследование преступления, совершенного судом, начинается позже. Любопытны психологические метаморфозы, происходящие с главными персонажами. Рушиньский изменил свое отношение к подзащитному сразу, как только от эмоций обратился к анализу документов. Следователь Качановский в начальной стадии эмоционально на стороне человека, попавшего в жуткую передрягу (уж не козни ли это каких-нибудь врагов Врублевского?). Результаты научной экспертизы заставляют его с сожалением отказаться от этой версии, а еще одно эмоциональное потрясение от реакции обвиняемого на приговор вновь подвигает его к сомнению в неопровержимости установленных фактов и к союзу с адвокатом в поиске совершенной ошибки.

Такая же пара принимает участие в расследовании еще нескольких преступлений, в том числе столь сложно задуманного, как в романе «Завещание самоубийцы», где мистификации, ложные следы и серия убийств с целью приобретения значительного наследства неоднократно ставят в тупик ведущих расследование.

«– Итак, – начал майор, уже сидя за своим столом, – случилось чудо. У нас есть один покойник – Влодзимеж Ярецкий – и два его трупа… Убийство покойника – что за парадокс!..

– А в случае процесса над убийцей – масса интереснейших юридических казусов, – добавил адвокат…»

Распространенная ситуация в детективе, когда жертва вынуждена проявлять чудеса самообладания и находчивости, чтобы увернуться от преследователей, получила неожиданное воплощение в романе «По ходу пьесы».

Жертва в данном случае – помощник режиссера театра Ежи Павловский, обвиненный в подстроенном убийстве любовника своей жены – актера Зарембы. По ходу пьесы героиня (ее играет Бася Павловская) должна выстрелить в предателя (Зарембу), но… пистолет оказался заряжен не холостым, а боевым патроном. На общую беду, Бася была «чемпионкой по стрельбе», и выстрел оказался точен. Реквизит, в том числе оружие, готовил Павловский.

Естественно, он арестован и заключен в тюрьму.

«– Но я не убивал Зарембу! И вообще никого не убивал!

Надзиратель недоверчиво усмехнулся».

Не сомневается в результатах предварительного следствия и прокурор.

«– Вы вправе защищать себя, как считаете нужным. Можете лгать, отказываться от показаний, обвинять других… Но вы же интеллигентный человек. У вас было время подумать о своем положении. Довольно этого бессмысленного запирательства… Никто другой Зарембу убить не мог.

– Я тоже не убивал!

– А он мертв…»

У Павловского, отказавшегося от адвоката, есть возможность заново восстановить ход событий в письменном виде. Его записки составляют значительную часть романа и показывают, как идет непростой для человека, впервые занявшегося этим делом (да не на «досуге», а под угрозой смерти), процесс логического анализа событий. И все-таки ему удается разбивать очередные «доказательства» своей вины, представляемые следователями. «Я чуть не лопнул с досады, когда увидел, что и тут он вывернулся. Дьявольски ловок!» – комментирует очередной допрос капитан Лапиньский. Решающий аргумент, выдвинутый Павловским, странным образом совпадает по времени с «припоминанием» следствием не менее важного свидетельского показания; как бы то ни было, заслугу в обнаружении убийцы газеты воздают капитану Лапиньскому, а освобожденный Павловский получает в награду жену, которая, кажется, и не думала изменять ему…

«История одного пистолета» – попытка гангстерского романа, довольно робкая, но все же интересная тем, как автор распоряжается материалом о ряде разбойных грабежей. В основе расследования – длительный, растянувшийся на много лет процесс успешных действий преступной группы. Но без помощи «со стороны» дело могло долго пылиться в архивах, и такая помощь работникам следственных органов пришла.

Один источник ее – аналитический ум ученого, приятеля одного из следователей, создавшего свою теорию классификации преступников. «Психология преступника – очень интересная и очень сложная область жизни, – рассуждает профессор Живецкий над информацией майора Маковского. – Это не воры! Наверняка ни один из них не украл бы даже пяти злотых. Это совершенно иная категория… руководствующаяся специфической этикой и моралью. Их цель – обеспечить себе роскошную жизнь. Для достижения этой цели они избрали профессию бандитов. Грабят они тогда, когда им нужны деньги. А кражей брезгуют, как… каждый порядочный человек. Себя они считают порядочными людьми, в поте лица своего зарабатывающими хлеб…» Профессор Живецкий даже моделирует отношения внутри группы и составляет график их деятельности в зависимости от суммы последнего «заработка».

Второй источник помощи – его величество случай в виде американских подтяжек, металлическая застежка которых спасла жизнь очередной жертве грабежа. Показания пострадавшего стали решающим звеном в окончательном установлении личностей преступников.

Метод вынужденного выжидания, сбора информации – один из доминирующих в работе следователей. Иногда он оказывается и единственным, что плохо влияет на остроту сюжета и лишает читателя возможности насладиться интеллектуальной игрой. Но это не смущает героев. «Мышеловка тоже объясняла мышам, что не бегает за ними. Тем не менее она их ловит», – оправдывает свое поведение один из героев Эдигея.

Например, изящно задуманное и до смешного просто исполненное похищение семи миллионов злотых вместе с автомобилем, в котором их везли, грозило бы стать очередным «архивным» делом, если бы не сверхслучайность – ненормальная подозрительность невесты следователя, встретившей на улице своего знакомого, слишком богато, по ее мнению, одетого. Именно эта встреча оказалась роковой, ибо жених – от отсутствия других вариантов – решил заинтересоваться этим молодым человеком… Один шанс на миллион оказался выигрышным, но у милиции есть еще несколько возможностей сесть в лужу, ни одна из которых – под ехидным присмотром автора – не была упущена.

Уровень интеллекта сыщиков зачастую невысок, отчасти поэтому им и остается уповать на случайных свидетелей, охотно делящихся необходимой информацией. Романы заполнены десятками страниц в режиме «вопрос – развернутый ответ», и это было бы скучно и почти губительно для детективной интриги, если бы Эдигей не использовал ситуацию по-своему. Ложными ходами для читателя являются сами действия милиции, и интеллектуальное опережение сыщиков в обнаружении там и тут разбросанных «ключей» может доставить удовольствие любителям неторопливого расследования, уставшим от погонь и перестрелок, не поспевающим за быстродействующим аналитическим гением супердетективов…

Впрочем, в наследии Эдигея есть и романы с классической детективной интригой, где сыщику необходимо вычислить преступника из ограниченного числа подозреваемых. Один из таких героев-сыщиков – офицер шведской уголовной полиции Магнус Торг («Пансионат на Страндвеген»). Роман представляет собой два параллельно идущих повествования об убийстве госпожи Янссон, очень богатой дамы, в маленьком шведском пансионате. Один источник информации – развернутый дневник гостя пансионата – судебного врача Бйорна Нилеруда, который ведет записи по «горячим следам», подробно фиксируя не только процесс расследования, но и все собственные размышления по этому поводу; другой – более лаконичное объективное повествование, цель которого – дополнить то, что не видит или не знает Нилеруд.

«Коль скоро нет доказательств, что преступник пришел снаружи, его следует искать внутри, среди жильцов этого первоклассного пансионата на Страндвеген. Но кто из девяти? И каков мотив? Неужели Марию Янссон убили ради нескольких колечек и браслетов?.. Офицер полиции твердо решил вытрясти из жильцов… всю правду…»

За этим убийством следует еще два – старого рыбака-поляка, поставлявшего рыбу в пансионат, и полицейского из группы Торга. Атмосфера накалена до предела, психологически тонкие допросы не дают очевидных результатов, но Торг демонстрирует все большую уверенность в том, что он на правильном пути. Он, кроме всего прочего, мастер расставлять «ловушки», в которые, не замечая их, раз за разом попадает преступник. По словам Нилеруда, его дневник (а он дает копии записей Магнусу Торгу) «весьма полезен» следствию, но, кажется, врач и полицейский по-разному трактуют понятие «польза».

Конечно, в этом романе явственно проглядывает схема одного из знаменитых романов А. Кристи, но автор сумел по-своему инструментировать ее.

Еще более хитро закрученный сюжет достался на долю полковника польской полиции Немироха, в ряде произведений находившегося на периферии событий, лишь «возглавляя следствие». В романе «Внезапная смерть игрока» (в оригинале – «Внезапная смерть болельщика», что больше соответствует романной ситуации) полковник имеет возможность показать себя в деле, лично проведя сложное расследование в духе Эркюля Пуаро.

В доме респектабельного профессора Вайцеховского за бриджем собрались десять человек. Внезапно произошла ссора – «болельщик» Станислав Лехнович подсказал «под руку» одному из игроков; дабы замять инцидент, хозяйка предлагает всем коньяк… «Доцент Станислав Лехнович умер за минуту до прибытия „скорой помощи“», – сообщает в милицию адвокат Потурицкий, близкий друг полковника Немироха. «Однако тайное быстро становится явным – вскрытие показало, что умерший от острой сердечной недостаточности», по заключению другого гостя, крупного кардиолога Ясенчака, Лехнович «нашпигован» цианистым калием.

Знакомящийся со свидетельскими показаниями полковник Немирох, принявший на веру сообщение приятеля-адвоката, в негодовании: «…все они лгут. И не только убийца, но буквально все как один. Вляпались мы… Точнее, я вляпался, – самокритично поясняет он „очень тактичному молодому поручику“ Роману Межеевскому, который по его просьбе подтвердил несчастный случай. – Вот старый болван – дал себя объегорить Потурицкому, этому крючкотвору…

Никому никаких поблажек! Преступник должен быть выявлен как можно быстрее. На мне лежит вина за служебную халатность, поэтому я беру ведение следствия на себя, а вы, поручик, будете мне помогать…

– С чего начнем?

– Соберите мне завтра всю честную компанию к десяти утра. Уж я с ними поговорю!..»

Основная часть романа посвящена выяснению подлинных взаимоотношений между участниками приема у профессора Вайцеховского, их биографий, тайных и явных желаний. Традиционное у Эдигея многословие представляет обширные возможности для аргументации ложных ходов, которые читатель преодолевает, соревнуясь в сообразительности с ведущим расследование полковником. Но и он долгое время вынужден «плыть по течению», так как не может найти ответа на свой любимый вопрос – «кому выгодна» была смерть доцента Лехновича? Последний «ключ» к тайне убийства выглядит, при всей его изящности, немотивированным, но разгадка в парадоксальной форме служит подтверждением давней идеи автора: обязательное условие детективного романа – «показать, что преступление себя не оправдывает».

Издания произведений Е. Эдигея

Внезапная смерть игрока/Пер. с пол. – М.: Радуга, 1987; Ташкент: Радуга, Ташк. отд., 1988.

Содерж.: По ходу пьесы/Пер. Б. Стахеева; История одного пистолета/Пер. Н. Плиско; Это его дело/Пер. М. Архиповой и В. Киселева;

Внезапная смерть игрока/Пер. В. Киселева; Идея в семь миллионов/Пер. В. Селивановой.

Дело Нитецкого/Пер. Д. Шурыгина//Урал. – 1971.– № 10–12.

Завещание самоубийцы/Пер. И. Холодовой//Современный польский детектив. – М., 1982; 1983.

Идея в семь миллионов/Пер. В. Селивановой. – М.: Известия, 1986.

История одного пистолета/Пер. Н. Плиско//Памир. – 1987.– № 1–3, 5.

Пансионат на Страндвеген/Пер. Д. Шурыгина//Урал. – 1973.– № 3–6;//Сельская молодежь. – 1973.– № 10 [Фрагмент];//Подвиг. – М., 1975.– Т. 4.

Смерть ждет у окна/Пер. Д. Шурыгина//Волга. – 1978.– № 5–6.

Фотография в профиль/Пер. Л. Волгина//Осенний безвременник. – М., 1989.

Человек со шрамом/Пер. С. Ларина//Зарубежный детектив. – М., 1974.

Эльжбета уходит/Пер. П. Стефановича//Звезда Востока. – 1971.– № 5–6.