Текст книги "Путь Арсения"

Автор книги: Сергей Сиротинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Решающие бон

Наступила осень. Октябрь был уже на исходе, когда походным порядком прибыла на Южный фронт Первая Конная армия и сосредоточилась на правом берегу Днепра, за Кахозкой.

В Харьков, где тогда находился штаб фронта, Михаил Васильевич вызвал командующих и членов Реввоенсовета армий для обсуждения стратегического плана разгрома Врангеля. Это историческое совещание состоялось 26 октября. В салон-вагон командующего фронтом, где собирались командиры, вошел человек, с первого взгляда показавшийся Михаилу Васильевичу удивительно знакомым. Фрунзе пристально всматривался в него, стараясь вспомнить, где же они встречались. Вошедший, увидев Фрунзе, тоже в изумлении остановился.

– Арсений! – первым воскликнул он.

«В Стокгольме, на четвертом съезде... делегат от Луганска»,– вспомнил, наконец, Фрунзе.

– Ворошилов... Старый друг. Так ты – Первая Конная?

– А ты командующий фронтом?

Старые друзья крепко обнялись.

После, вспоминая о встрече с Фрунзе в штабе Южного фронта, К. Е. Ворошилов писал:

«Так вот он кто Фрунзе-Михайлов, о котором так много славных, граничащих с легендами вестей и слухов! Вот он, большевистский воспитанник иваново-вознесен-ских и шуйских ткачей.

На столе огромная карта, на которой видно, что враг, последний враг русской революции, с удесятеренной наглостью пытается расширить район своих действий...

И вчерашний подпольщик, большевик Арсений, с изумительной ясностью и поражающим авторитетом истинного полководца развивает в деталях предстоящие решительные операции Красной Армии».

Ясно и четко Фрунзе изложил перед собравшимися план разгрома Врангеля. В этой тщательно разработанной операции Фрунзе учитывал каждый час. Всякое промедление увеличивало шансы Врангеля на удачный прорыв из окружения. Уход же его войск в Крым грозил тяжелой зимней кампанией.

– Врангеля нужно уничтожить до зимы, – говорил Фрунзе. – Этого от нас, войск фронта, требует партия, народ. Задача предстоит трудная и сложная, решение ее требует быстроты и смелости. Врангель еще очень силен. Драться будет отчаянно. Но мы обязаны не пустить его армию в Крым, сокрушить ее в Северной Таврии, на подступах к Перекопу и Чонгару. Это сделают армии Южного фронта! – закончил он.

В тот же день, 26 октября, Фрунзе отдал приказ по войскам фронта о переходе в наступление. В телеграмме В. И. Ленину Михаил Васильевич сообщал:

«Сейчас отдал окончательный приказ об общем наступлении. Решающими днями будут 30, 31 (октября) и 1 ноября. В разгроме главных сил противника не сомневаюсь»..

По оперативному плану Фрунзе главный удар врангелевцам наносился войсками Первой Конной армии. В приказе о переходе Южного фронта в наступление говорилось:

«...1-й конной, закончив в ночь с 27 на 28 октября переправу через Днепр у Каховки, стремительным маршем выйти 29 октября на фронт Аскания-Нова – Громовка, отрезать противника от перешейков и решительным наступлением с юга на Агайман – Серогозы совместно с 6-й и 2-й конной окружить и уничтожить главные силы противника».

29 октября Первая Конная, переправившись через Днепр, ринулась на врага. Началась грандиозная, ставшая исторической, битва. Красные конники, захватив подступы к перешейкам, закрыли пути отступления белой армии в Крым. Первая Конная быстро и точно исполнила приказ Фрунзе и подошла вплотную к Перекопу и Чонгару. Из-за запоздания с развертыванием 2-й Конной армии и медлительности 4-й и 13-й красных армий на Первую Конную армию легла вся тяжесть боя. Начавшись 29 октября, бой продолжался до 2 ноября.

В этих боях Первая Конная армия покрыла себя неувядаемой славой. Красные конники дрались, как львы. Комдивы Тимошенко, Пархоменко, Морозов, товарищи Ворошилов и Буденный появлялись в самых опасных местах. В тяжелые, казалось уже безвыходные, моменты боя Ворошилов и Буденный показывали примеры бесстрашия и хладнокровия, вдохновляли конников на невиданные подвиги. В бою 31 октября комдив С. К. Тимошенко, тяжело раненный, был вывезен на тачанке из-под огня противника. Во время одной из атак в селе Отрада едва не погиб К. Е. Ворошилов. На разгоряченном коне он врезался в ряды противника. Врангелевцы бросились на товарища Ворошилова, один из них ударил его пикой.

Меткие выстрелы Буденного и ординарца Шпитального спасли К. Е. Ворошилова от неминуемой, казалось, смерти. Врангелевец с пикой, застрявшей в бурке Ворошилова, мертвым свалился с коня.

Командир 11-й кавалерийской дивизии Морозов, бывший батрак, выступая перед сражением на митинге бойцов, скороговоркой сказал:

– На нас идет барон. Раз барон, значит, белая сволочь, а раз сволочь – ее надо бить. И разобьем...

Комдив Морозов – человек изумительной храбрости и скромности. Он любил и уважал своего военкома Павла Бахтурова – поэта и музыканта. Скромный, умный, по профессии—народный учитель, ростом – богатырь, Бах-туров был любимцем 11-й дивизии. В ночь перед сражением он написал замечательную песню, найденную после, спустя много времени, в архивах Красной Армии.

Из лесов, из-за суровых темных гор,

Наша конница несется на простор.

На просторе хочет силушку собрать,

Чтоб последнюю буржуям битву дать.

Кликнул клич Буденный удалой:

«Эй, товарищи лихие, все за мной!

Эй, ребята, веселей да не робей,

На врага пойдем лютого поскорей».

И несется наша конница вперед,

Кулакам-врагам поблажки не дает.

Эй, вы, царские холопы, палачи,

Ну попробуй-ка, попробуй, подскочи!

Скоро, скоро всех врагов мы разобьем И свободной, вольной жизнью заживем.

Постоим за наше дело головой,

Слава коннице буденновской лихой!

Когда обрушились на 11-ю кавалерийскую дивизию вражеские полчища, Морозов и Бахтуров дрались впереди своих бойцов. Белая батарея ударила картечыо. Нал смертью храбрых герой комбриг Колпаков, вскинул руки и повалился Павел Бахтуров. Ноги его застряли в стременах. Испуганный конь помчал по степи тело убитого военкома Павла Бахтурова.

Белые дрогнули, начали отступать. Видя гибель любимого друга, комдив Морозов яростно помчался вслед за убегающим броневиком.

– Белая сволочь, такого человека убили! – неистовствовал Морозов,

Он нагонял уже броневик, стреляя в его щели из нагана. Но в это время пулеметная очередь перерезала Морозова пополам...

Сурово и справедливо м:тила Первая Конная за гибель своих любимых сынов – Морозова, Бахтурова, Кол-пакова и тысяч других, сложивших свои славные головы па подступах к крымским перешейкам.

13-я, 4-я красные армии и 2-я Конная армия опоздали более чем на сутки на помощь героическим бойцам Первой Конной. Это спасло Врангеля от окончательного разгрома. Часть сил белых ускользнула в узкие проходы Чонгарского и Перекопского перешейков. Приказ Фрунзе не был выполнен до конца.

С начала наступления войск Южного фронта Врангель потерял половину своей армии, в том числе 20 тысяч пленными.

Войсками Южного фронта было захвачено свыше 100 орудий, много пулеметов, около 100 паровозов, 2000 вагонов; почти полностью все обозы врангелевцев с десятками тысяч снарядов и миллионами патронов. Красная Армия вплотную подошла к Перекопу. Все северное побережье Сиваша было занято красноармейскими частями. Начинался последний этап разгрома Врангеля.

Штурм

Врангель наглухо закрыл за собой ворота в Крым. Искусством французских военных инженеров Перекопский перешеек был превращен в неприступную железобетонную крепость. От берега Черного моря до Сиваша тянулись мощные укрепления.

В статье, посвященной третьей годовщине штурма Перекопа и Чонгара, М. В. Фрунзе писал:

«Перекопский и Чонгарский перешейки и соединяющий их южный берег Сиваша представляли собой одну общую сеть заблаговременно возведенных укрепленных позиций, усиленных естественными п искусственными препятствиями и заграждениями... В сооружении их принимали участие как русские, так, по данным нашей разведки, и французские военные инженеры, использовавшие при постройках весь опыт империалистической войны. Бетонированные орудийные заграждения в несколько рядов, фланкирующие постройки и окопы, расположенные в тесной огневой связи, – все это в одной общей системе создало укрепленную полосу, недоступную, казалось бы, для атаки открытой силой».

Турецкий вал длиной в 9 километров и высотой до 20 метров был буквально весь забит орудиями и пулеметами. Перед валом широкий ров глубиной 15 метров. Многочисленные ряды проволочных заграждений, с заложенными в них фугасами, покрывали ров и подступы к валу. Перед валом, за рвом, открывалась гладкая степь. Спуск в ров и подъем на вал почти отвесные; местами от дна рва до вершины вала сохранились каменные стены. Взять Турецкий вал в лоб, штурмом, немыслимо – такое заключение дали врангелевские и иностранные генералы, осматривавшие укрепления. В 25—30 километрах за Турецким валом белыё создали вторую полосу укреплений – Юшуньские позиции – линии окопов, густо опоясанные колючей проволокой. Белые предусмотрительно укрепили и Литовский полуостров, опасаясь захода красных во фланг Перекопу и Юшуию.

Другая группа сильных укреплений закрывала проходы через Чонгарский полуостров. Два моста – железнодорожный и деревянный, связывавшие Северную Таврию с Крымом через Чонгар, были сожжены белыми. И здесь французские инженеры построили блиндажи, лисьи норы, шесть линий укреплений. Перед каждой линией три – четыре ряда колючей проволоки. На бетонных площадках установлены крепостные орудия, привезенные из Севастополя.

Вернувшись после осмотра системы укреплений крымских перешейков, генерал Врангель выступил на совещании в Севастополе и заявил:

– Русская (т. е. белая – С. С.) армия спокойно перезимует в Крыму, за зиму оправится и окрепнет, а весной перейдет в решительное наступление.

М. В. Фрунзе готовился к штурму Крымских укреплений с тем, чтобы нанести врагу окончательный удар. Успех предстоящей операции зависел от находчивости, смелости войск, от ума и решительности командующего. М. В. Фрунзе чувствовал огромную ответственность перед Родиной, перед партией. Врангелю нельзя было давать передышки ни на один день. Каждый потерянный час усиливал белую армию и, наоборот, истощал силы молодой

Советской республики. Начались холода, а красные армии разуты и раздеты. Не хватало продовольствия...

«Части войск, особенно 30, 51, 52 и 15-я дивизии, находятся все время под открытым небом, – телеграфирует Фрунзе Ленину,– без возможности согреться и при крайне недостаточном обмундировании. Особенно плохо с обувью, которая за дни быстрых маршей страшно истрепалась. Несмотря на все это, настроение частей бодрое и уверенное».

Несколько ночей Фрунзе просидел над картами фронта. Планировался удар по Арабатской Стрелке *, по которой в 1732 году фельдмаршал П. П. Ласси вышел в тыл укрепившемуся у Перекопа крымскому хану и разбил его. Но удар через Арабатскую Стрелку должен быть поддержан флотом, а флота у Фрунзе не было. Находящиеся в Азовском море корабли Антанты держали под обстрелом узенькую полоску Арабатской Стрелки. Следовало искать новых путей для прорыва. И Фрунзе пришел к окончательному решению: одновременно атаковать Турецкий вал, Чонгарские укрепления и, через Сиваш, Литовский полуостров. На всех трех направлениях наступление надо было провести с позиций, открытых ураганному огню противника. Только безграничная вера в мужество красных бойцов убеждала Фрунзе в правильности поставленной им задачи.

Сиваш

Неожиданно ударили морозы. Температура упала до 10—12 градусов ниже нуля. Красноармейцы в летних гимнастерках, многие в порванных сапогах приплясывали на месте-, чтобы не застыть. Разводить костры было нельзя. Противник открывал по каждой цели убийственный артиллерийский огонь. Нельзя было и курить, особенно ночью. Но табака и папирос все равно не было. Бойцы мечтали о «крымском душистом табаке».

– Вот ужо доберемся, покурим, – говорил рябой донецкий шахтер Свиридов. – Ну и табачок, доложу вам, – сплошная роза! Мягкий, в горле как бархатом водит.

– Довольно тебе, не терзай, – угрюмо оборвал его туляк Чумкин. – И холод и курить хочется, так бы и попер ¹³13
   ^{Песчаная коса, отделяющая залив Сиваш от Азовского моря.}
  205


[Закрыть]

туда через этот чортов Сиваш, – махнул он в сторону по*

дернутого туманом Гнилого моря.

– И это может статься, – сказал балтийский моряк Остапчук.– Будет приказ товарища Фрунзе – и пойдешь. Беляки окопались так, что к ним или по воздуху или под водой надо идти, иначе не прорвешься.

– Ротный был у Перекопа, говорит, что там еще хуже, – сказал Свиридов. – Поперек перешейка Турецкий вал; перед ним овраг или ров глубокий. С вала бьют орудия прямой наводкой и пулеметы. А перед рвом и во рву проволочные заграждения – рядов пятнадцать.

По берегу Сиваша прошла группа командиров. Они внимательно осматривали подходы к воде, длинными шестами измеряли глубину топких мест. В степи показался легковой автомобиль. Он остановился невдалеке от берега.

– Фрунзе! Главнокомандующий! – пронеслось по рядам бойцов.

Михаил Васильевич вылез из автомобиля. От бессонных ночей лицо его осунулось и потемнело. Поздоровавшись с бойцами, он подошел к берегу залива; подняв к глазам бинокль, долго рассматривал еле видный в тумане берег Литовского полуострова. Там изредка вспыхивали огоньки орудийных выстрелов. Снаряды перелетали высоко через головы и падали где-то далеко за Строга-новкой.

– Бодрствуют, – сказал Фрунзе. Он направился в Строгановку, где находился штаб 15-й дивизии.

– Надо, товарищи, готовиться к переходу через Сиваш,– выслушав рапорт, приступил он к делу. – Разыщите проводников, знающих броды! Нужно припасти веревки, доски, солому.

Сиваш – залив Азовского моря. Соединяясь у Арабат-ской Стрелки узким проливом с морем, Сиваш тянется до Перекопа. Поверхность его занимает около двух с половиной тысяч квадратных километров. Но залив мелководен, изрезан песчаными наносами и отмелями, из-за этого вода в нем застаивается и издает гнилостный запах, оттого Сиваш и называют Гнилым морем.

Обычно Сиваш непроходим. Но когда дует западный ветер, он гонит воду залива в море. Тогда на отмелях обнажается серое глинистое дно, которое быстро высыхает.

А изменится ветер – и волны Гнилого моря снова плещутся у Перекопа.

Эта особенность Сиваша, вероятно, была известна Врангелю, но он не придавал ей значения. Офицеры врангелевского штаба и иностранные специалисты заверяли, что неприступную перекопскую твердыню обойти с моря невозможно.

Перед штурмом Крымских укреплений Врангеля Фрунзе перенес свой полевой штаб в деревню Строга-новку, расположенную на северном берегу Сиваша, почти напротив глубоко врезавшегося в залив со стороны Крыма Литовского полуострова. В штабе Фрунзе знали о Сиваше больше, чем у Врангеля. Воспользовавшись тем, что дул западный ветер и вода в заливе сбывала, Фрунзе решил перебросить группу войск на Литовский полуостров, в тыл Турецкого вала. Нужно было найти опытных, надежных проводников, хорошо знающих Сиваш. Местные жители, всеми силами помогавшие Красной Армии покончить с ненавистным крымским бароном, указали на Ивана Ивановича Оленчука. И вот, в первый же день приезда Фрунзе в Строгановку, Оленчук сидел рядом с командующим фронтом; на столе перед Фрунзе развернутая карта Крыма.

– Дело у нас к тебе, Иван Иванович, – говорил Фрунзе. – Рассказывают, что ты изъездил и исходил Сиваш вдоль и поперек, хорошо знаешь все броды.

– Звистно так, – ответил Оленчук. – Родився тут, всю жизнь прожив на Сиваши.

И Оленчук рассказал Фрунзе и находившимся в хате командирам о том, как он в молодости батрачил у помещиков, потом добывал в заливе соль. Рассказал и о том, что «по ветерку» предугадывает спад и подъем воды. Не раз он ходил через Сиваш на базар в Армянск, пробираясь между топких, глубоких «чаклаков» известной ему дорогой.

– А сколько верст до того берега Сиваша? —спросил Фрунзе. – Отсюда, от Строгановки, до Литовского полуострова?

– Та, мабудь, верстов десять.

Фрунзе взглянул на карту, измерил спичками расстояние и сказал:

– По прямой – восемь верст.

Разговор пошел о деревнях и хуторах на Литовском полуострове, на южном берегу Сиваша, Оленчук знал их и не раз бывал там.

– Проведешь через Сиваш наших красноармейцев, Иван Иванович? – спросил Фрунзе.

– Проведу. Пойдемо з вийском до билых. Брод знаю. Тильки б витер дул з западу, не подвел.

Берег Сиваша низкий, заболоченный, топкий. Утром Оленчук выбрал место для брода, и туда стали свозить солому, доски, лозу, связанный пучками камыш. В ночь на 6 ноября Оленчук с группой саперов намечали путь по дну Сиваша, ставили через каждые сто шагов вехи; около них, когда тронутся через Сиваш войска, встанут посты.

7 ноября – день годовщины Великой Октябрьской социалистической революции – сосредоточенные в Строганова полки 15-й дивизии провели с большим подъемом. Бойцы горели желанием скорее уничтожить осиное гнездо черного барона, засевшего в Крыму. На красноармейских митингах присутствовали и жители деревни. Раздавались возгласы: «Даешь Крым!», «Смерть Врангелю!»

Поздно вечером 7 ноября выступил на Сиваш передовой отряд. К бродам начали подтягиваться части 15-й и 52-й дивизий и 153-я бригада 51-й дивизии. С передовым отрядом шел Оленчук. Красноармейцам строго-настрого запрещалось курить, разговаривать.

Над Сивашем висел туман, сквозь него еле видны лучи неприятельских прожекторов. Мороз подсушил дно Сиваша. Оленчук шел рядом с командиром. Время от времени командир тихонько спрашивал проводника:

– Правильно идем, Иван Иванович? Не сбился?

– Та хиба ж... Вон там Литовский полуостров.

Миновали уже две трети пути, когда ночную тьму прорезали лучи прожекторов с Литовского полуострова. Переправа была обнаружена. Белые открыли ураганный огонь. Снаряды, зарываясь в зыбкое дно Сиваша и взрываясь там, выбрасывали в воздух тонны грязи. Командиры и комиссары ободряли бойцов:

– Товарищи, помните приказ Фрунзе. Назад дороги нет. Или победить, или умереть!

Воет холодный ветер. Соленая грязь липнет к ногам. Слышно «ура». Это вышедшие вперед штурмовики достигли берега, выбрались из камышей и атаковали первую линию окопов засевших на Литовском полуострове кубанцев генерала Фостикова.

Белые открыли ураганный огонь из орудий и пулеметов, но это не могло остановить героический порыв штурмующих. Преодолев проволочные заграждения, бойцы Красной Армии бросаются врукопашную, пускают в дело ручные гранаты. К 6 часам выбитые из окопов белые отступили к хутору Новый Чуваш. Начались упорные бои на укреплениях Литовского полуострова.

Турецкий вал

Первая атака Турецкого вала была отбита белыми. Бойцы 51-й дивизии под яростным огнем крепостной артиллерии зарывались в землю. Голодные, полураздетые, они не чувствовали ни холода, ни голода. Впереди за валом был ненавистный враг, сеявший вокруг смерть. Нельзя было показаться из укрытий. Части попали в зону, обстреливаемую круговым огнем. Впереди по рву, на проволочных заграждениях, повисли убитые. Оттуда же доносились стоны раненых. Бойцы молча стискивали зубы – они ничем не могли помочь.

1 ноября по приказу Фрунзе советскими летчиками были сброшены на вал листовки с предложением белым сдаться и прислать парламентеров. С вала ответили усилением огня. Но на другой день к вечеру все же появился офицер-парламентер белого командования с флагом и трубачом. Огонь прекратился с обеих сторон. Парламентером от красного командования пошел политрук 1-го ударного полка огневой бригады. Он подошел к белому офицеру, тот спросил:

– Кто вы такой?

– Я политрук. Вот приказ гарнизону Перекопа о сдаче, – ответил красный парламентер и передал приказ.

Белый офицер прочитал приказ, но промолчал.

– За что вы воюете? – спросил политрук.

– А вы знаете, за что воюете?

– Да, знаем, – ответил политрук. – Мы воюем за свободу, за землю, за трудовой народ. А вы за что воюете, знаете о том?

– Я не знаю, за что воюю. Я не имею собственного мнения, а слушаюсь высших начальников и приказываю подчиненным,—ответил офицер.

– Так вот, чтобы не проливать зря крови, сдавайтесь! Мы вас все равно победим.

– Я не уполномочен решать вопрос о сдаче. Но Перекопа вам все равно не взять, – офицер повернулся, трубач затрубил, и они пошли обратно на вал.

Едва политрук подошел к своей части, как белые начали артиллерийский и пулеметный обстрел наших позиций. На другой день белые самолеты сбросили над 51-й дивизией листовки, но в них уже не было прежней нагло-* сти и развязности. Теперь белое командование просто запугивало: «Красные! Уходите! Вы никогда не возьмете Перекоп – могучую крепость. Когда бы вы ни пошли в атаку, вас встретят огнем сотен орудий и тысяч пулеметов. Вы взорветесь на проволочных заграждениях».

Листовки читали бойцы и командиры. Читали молча, не комментируя. После второй неудачной атаки 8 ноября на передовые позиции, где располагался 455-й полк, приполз раненый боец. Левая рука его безжизненно волочилась по земле, точно привязанная к плечу. Комиссар полка Безбородов отчитал раненого и потребовал, чтобы тот немедленно убирался в госпиталь. Эту сцену видели немногие, но вскоре, под огнем противника, стихийно начался странный митинг. Не было никаких трибун. Бойцы и командиры плашмя лежали на земле, укрываясь от пуль и осколков снарядов. Перекрывая свист и вой снарядов, раненый кричал:

– Доктора не пускали меня. Но я могу стрелять и колоть одной рукой. Товарищи красные бойцы, барон не запугает нас. За нами весь русский народ!

Говоря это, боец лежал на земле и только изредка, пренебрегая опасностью, поднимал голову. Он хотел, чтобы товарищи видели его. В заключение своей речи боец поднял здоровой рукой винтовку и крикнул:

– Смерть Врангелю!

После него, так же лежа на земле, говорил комиссар Безбородов:

– Даже если мы погибнем, мы будем вечно жить в памяти всех людей. Партия. Ленин зовут нас на последний подвиг – сокрушить наймита Антанты – барона Врангеля!..

Над головами бойцов и командиров летели снаряды. То и дело в воздух вздымались огромные массы вывороченной земли. В черных облаках дыма и пыли раздавались стоны и крики раненых. Связист позвал Безбородова к телефону:

– Вызывает штаб бригады! – крикнул он.

Безбородов подполз к связисту и приник к трубке. Он

покрыл голову и аппарат шинелью, чтобы лучше слышать. Лицо его стало напряженным, и через минуту он кричал в трубку:

– Ваш приказ выполним с честью, товарищ командующий фронтом. Трусов у нас нет, Красную Армию не посрамим... Спасибо, товарищ Фрунзе!

Положив трубку, Безбородов во всю силу своих легких крикнул:

– Командующий фронтом Фрунзе с нами! Он благодарит красных богатырей за бесстрашие...

Дальнейшие слова его потонули в грохоте нового артиллерийского залпа. Когда шум ослабел, Безбородов крикнул:

– Пятнадцатая и пятьдесят вторая дивизии прорвались через Сиваш на Литовский полуостров. Они выходят в тыл Турецкому валу.

Вечерняя тьма быстро сгущалась. Турецкий вал, казалось, отступал, растворяясь в черной мгле. Ночью начался штурм. Безбородов бросил свою шинель на колючую проволоку и перебрался через нее. За ним кинулись другие бойцы.

Рвались фугасы. Они кромсали людей, но своими взрывами создавали широкие проходы в заграждениях.

– Даешь Перекоп!—с этим боевым кличем красные бойцы пошли на бессмертный штурм неприступного Турецкого вала.

В этом бою погиб бесстрашный большевик комиссар Безбородов, ивановский рабочий, старый боец дивизии.