Текст книги "Султан Юсуф и его крестоносцы"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

В этот миг туркмены уже налетели на врага с флангов. Потеряв боевой порядок, ошеломленные франки, двинулись назад, ибо надеялись нырнуть в гущу египтян и перевести дух, однако наткнулись на пики эмира Ширку. Дядя Юсуфа уже успел разогнать всех египтян, как мух, пригревшихся на теплой стене.

Победа была полной. Франки сдались. Было их около трех с половиной сотен, а египтян – тех не менее трех с половиной тысяч.

– Это лишняя обуза, – считал дядя Ширку. – За всех выкупа не будет. Забери самых знатных, остальных – под нож.

– Когда франки убивали пленных, они вскоре всегда бывали побеждены, – хмуро отозвался Юсуф, немного озадаченный тем, что среди пленных не нашел франка, битва с которым произошла двумя днями раньше.

Эмир Ширку как обычно, если не взмахивал саблей, то взмахивал бровями.

– Если бы сам атабек и его везирь не уверяли меня, что в твоих устах – слова самого Аллаха… – хрипло пробормотал он; потом, как конь, помотал головой и наконец, хитро прищурившись, посмотрел на племянника. – Посмотрим… Делай, как знаешь. Вот тебе повеление эмира: бери пленных, бери половину войска и живо иди на север. Займешь Александрию и будешь ею править до моего прихода. Пора взглянуть, на что ты годен и так ли уж проницателен атабек.

– А куда денешься ты, дядя? – полюбопытствовал Юсуф.

– А я пока соберу здешний урожай абрикосов, – усмехнулся Ширку. – Последний совет: поторапливайся.

Салах ад-Дин достиг Александрии и ворвался в город, так удивив жителей своим появлением, что никто, даже городская стража, не только не направили в его сторону копья, но даже не выругались толком. Впрочем, этот город богатых торговцев всегда предпочитал откупаться, а не защищаться. Они и попытались откупиться от захватчика, не зная, что он не любит дороги, сражения и деньги, а потому ушли от него в еще большей растерянности. Эта общая растерянность позволила Салах ад-Дину закрепиться в городе – тем более что он запретил своим воинам «собирать абрикосы в местных садах» – и основательно приготовиться к осаде. Осада не заставила себя долго ждать. Пока Ширку носился по Египту, собирая дань и поймать его было не легче, чем – порыв пустынного ветра, к Александрии подошли два свежих войска: египетское и франкское.

Франки поначалу горели желанием отомстить за поражение в пустыне и первыми полезли на стены, пустив вперед своих тюркоплей Однако их первый приступ был отбит с такой легкостью, что франки решили на время уступить дорогу египтянам. Юсуф с грустью заметил, что в Александрии повторяется история с защитой Бильбайса. Только теперь обороной командовал он один и за помощью приходилось посылать уже не к атабеку в Дамаск, а к самому дяде Ширку.

Ответов от дяди, который все никак не мог утолить своей алчности в египетских оазисах, не поступало целых два месяца. Как и в Бильбайсе, провиант и желание туркмен воевать не на конях посреди простора, а на каменных стенах шумного базара, постепенно иссякали. Торговцы замыслили тайно открыть ворота, однако Юсуф вовремя почуял неладное. Собрав «эти толстые животы, покрытые парчой», он сумел изрядно устрашить их картинами зверств, которые крестоносцы всегда учиняли в захваченных городах. Торговцы покряхтели, попускали ветры и, наполнив дом кади, где было собрание, вонью своих утроб, разошлись. Юсуф без тени радости подумал, что еще неделю город простоит; по крайней мере не падет у него за спиною, когда он будет стоять на его стене, лицом к врагу.

И вдруг снова, как и под Бильбайсом, франки первыми предложили мир и прислали своего представителя на переговоры. К счастью, перед самым началом переговоров до Салах ад-Дина дошла от торговцев удивительная весть: эмир Ширку вихрем налетел на Каир и осадил его как раз тогда, когда на помощь к осаждающим Александрию двинулось египетское подкрепление. Верно, дядя думал не столько о помощи племяннику, сколько о собственной славе и об оправдании похода. Что вернее сохранит расположение атабека: доклад о грабеже мелких селений или же – о доблестной осаде малыми силами самой столицы Фатимидов? Но именно этим расчетом он добился наилучшего результата: удивленный налетом Шавар не долго думая предложил «отступную» как самому эмиру, так и франкам.

Пока Салах ад-Дин делал хмурый вид, будто раздумывает над условиями франков, предложивших небольшой выкуп за своих пленных, ему доложили, что к воротам подъехал какой-то знатный кафир с рукой, висящей на повязке.

Юсуф глянул вниз со стены и невольно обрадовался: это был тот самый, недавно поверженный им в пустыне рыцарь. Юсуф приказал своим воинам сосредоточиться у городских ворот, а потом повелел открыть их и выпустить пленников пешими, без всяких условий обмена.

Как некогда Ширку в арьергарде своего войска, вслед за отпущенными франками выехал он сам.

Бывший противник с приветливой улыбкой двинулся ему навстречу, словно не замечая своих.

– Полагаю, доблестный воин, теперь нет никакого смысла скрывать друг от друга свои имена, – сказал он и представился.

Оказалось, что Юсуф «редким и малоудачным приемом» одолел недавно Онфруа Торонского, одного из самых знатных и рассудительных кафиров, коннетабля Иерусалима и приближенного короля Амори Первого. Франк пригласил Юсуфа в свой стан разделить с ним мирную трапезу.

Во время трапезы кафир был очень предупредителен и выказывал своему бывшему сопернику различные знаки внимания. После дюжины отвлеченных вопросов и фраз, он вдруг заговорил гораздо тише:

– Король осведомлен о твоем удивительном благородстве, алмаз чести. Ныне я имею особые, тайные полномочия посвятить тебя в рыцари, то есть ввести в круг воинов самой благородной крови и самого высокого достоинства. Ты получил бы право говорить даже с моим королем на равных, ибо он такой же рыцарь, как и прочие, не выше и не ниже.

Нельзя сказать, чтобы Юсуф слишком изумился такому предложению. Он попросту не знал, что с ним делать, поскольку никогда не был склонен искать в подарках судьбы земные выгоды.

– Не думаю, что Аллах желает, чтобы я принял такое предложение, хотя благодарю, – ответил Салах ад-Дин.

Франк научился на Востоке улыбаться, как старый мудрый дервиш.

– Я не предлагаю тебе сменить свою веру, – все так же тихо и вкрадчиво произнес он. – Я просто предлагаю тебе вступить в общество самых доблестных воинов мира, воинов, для которых главным является закон чести. А ведь воины из тех, для кого честь главное достоинство, уважают в друг друге все, даже – иную веру.

– Разве они перестанут при этом воевать друг с другом? – вопросил Салах ад-Дин, не в силах представить такое возможным, и смутно подозревая, что подобные этим слова – о том, что вера не самое главное, – говорил некогда Иблис Адаму и Еве.

– Напротив! – вновь лукаво, но отнюдь не презрительно усмехнулся франк. – Им воевать друг с другом одно удовольствие. Победить такого противника почетно, оказаться побежденным – совсем не позорно.

– Как полагает гостеприимный хозяин, на чьей сторону станет Бог в таком поединке? – спросил Юсуф.

– На сторону самого сильного. И – самого благородного, – тихо, но твердо ответил франк.

– Значит, по-вашему вера для особо доблестного воина все же не главное?

Франк пристально посмотрел на собеседника, и глаза его похолодели.

– Главное! – громко сказал он. – Главное. Вы верите в Аллаха, а мы – в Иисуса Христа. Когда мы побеждаем, то уверены, что Бог был на нашей стороне, а если нынче терпим поражение, то признаем, что Бог попустил его по нашим грехам. Выходит, Иисус Христос при нашем поражении был заодно с вашим Аллахом. Но назавтра мы вновь побеждаем, и тогда вы думаете, что Аллах отступил от вас из-за ваших грехов. Если бы испокон века побеждала только одна из сторон, тогда все было ясно – вот они, безгрешные воины, ангелы во плоти, от которых никогда не отворачивается Бог. Но так не бывает. Мы никогда не знаем наверняка, чьи грехи будут перед сражением признаны на небесах более тяжкими – наши или ваши – и кому достанется поражение. Зато честь всегда на виду. Цена чести всегда ведома нам лучше, нежели цена наших грехов. Честь роднит сильнее крови. Даже врагов.

– Сильнее крови… – невольно повторил Салах ад-Дин, пытаясь скорее обдумать слова франка и дать на них кафиру достойный ответ.

– Доблестный воин принимает предложение? – вновь спросил франк, видя замешательство гостя.

Юсуф, не отводя взгляда, покачал головой и вновь поблагодарил Онфруа Торонского.

– Жаль, – вздохнул тот. – Хотя я всегда знал, что вера и особенно кровь своего родного племени для вас дороже, чем честь… хотя честь вы тоже цените. И у меня есть доказательство… Я хотел отблагодарить тебя за твой поступок наибольшей из доступных мне наград. Ты не принял ее. Я не в обиде. Но в таком случае я отблагодарю тебя одним секретом. Мне известно то условие, при котором вы всегда будете нас побеждать… и Бог всегда будет на вашей стороне. Я сообщу тебе, лев пустыни, эту тайну только потому, что не верю в ее пользу. Вы не сможете применить ее в качестве своего непобедимого оружия. Ты выслушаешь меня?

– Полагаю, что внимать речам хозяина – долг всякого гостя, – осторожно ответил Салах ад-Дин.

– И вот я вновь убеждаюсь, что тебе в радость блюсти законы чести, – улыбнулся франк и, прищурившись, посмотрел в сторону стен Александрии.

– Сомневаюсь, что славный воин разбогател, повелевая этим рынком, – вздохнул он. – Скорее всего успел нажиться один только мухтесиб…

Салах ад-Дин был весь внимание, ибо невольно ожидал подвоха. А франк перевел взор на своего гостя и вновь задал необычный вопрос:

– Скажи мне, славный и благородный воин, есть ли на землях последователей пророка Мухаммада войско, состоящее из одних эмиров? Представь себе целое войско – сотню или тысячу всадников! – и все до одного эмиры.

Юсуф, по правде говоря, и представить себе такое не мог, а когда изо всех сил попытался, то не смог сдержать улыбки. Франк конечно же приметил ее.

– Я о таком никогда не слышал, – ответил Юсуф. – Такого войска быть не может.

– А почему не может? – сделал удивленный вид Онфруа Торонский.

– Уже потому, что не бывает эмира без собственного войска, которым он предводительствует. На то он и эмир, чтобы иметь войско, хотя бы малое. Каждая вершина имеет под собой свою гору и, выходит, неизбежно отделена от другой вершины значительным расстоянием. Если десять вершин собрать в одно место, то они перестанут быть вершинами и превратятся всего лишь в груду камней.

– Прекрасный ответ! – развел руками франк. – Мне даже показалось, что я слушаю мудрые слова почтенного суфия… Теперь представь себе, славный воин, что десять вершин в одночасье срываются вниз. Какова мощь такого падения?

– Очень велика, – признал Салах ад-Дин.

– Обрати свой взор на рыцаря, который вышел из своего шатра, – указал франк на одного из своих соратников. – Это Жан де Врие. Что ты можешь сказать о нем, видя его стать и походку.

– У него вид знатного и достойного воина, – сказал Салах ад-Дин.

– Если его переодеть в одежду эмира, можно ли сказать, что его походка достойна походки эмира?

Франк продолжал задавать странные вопросы, и Юсуф все не мог догадаться, к чему он клонит.

– Полагаю, если бы некий султан сделал этого воина своим эмиром, то этот воин не опозорился быв среди других эмиров, – осторожно ответил он.

– В своих родных землях он был младшим сыном некого графа, и ему в наследство остались только конь и меч. Здесь он служит королю Амори, и в Палестине у него есть небольшой и совершенно бесплодный фьеф [81]81
  Фьеф – одно из обозначений феодального земельного владения, которое вассал держал от своего сеньора.


[Закрыть], но это не главное…

Франк немного помолчал, давая своему слушателю время на размышление. Вскоре он понял, что известная ему «истина» не озарит сама собой иноверца и пора тому помочь.

– Тайна заключается в том, что каждый из наших рыцарей, хоть и служит королю, одновременно – сам себе король. По меньшей мере эмир. Узы крови не тяготят каждого из нас. Покинув Покинув свои земли, Жан де Врие перестал быть просто младшим сыном. Он научился быть эмиром без войска, королем без государства. Наше войско – это войско эмиров и даже королей. Поэтому каждый из нас способен напасть на целое войско врага в одиночку. Рыцарь, как и всякий смертный, может испытывать страх за свою жизнь и благоразумно уклониться от неравного сражения. Но рыцарю никогда при этом не будет внушать страха мысль, что он идет против воли своего господина, если сам бросается в битву или, наоборот, отступает.

Юсуф затаил дыхание, ведь в эти мгновения франк отвечал ему на тот самый вопрос, который он так и не решился задать ему там, в пустыне, после поединка, и который мучил его до сего часа. По правде говоря, он сам вряд ли смог бы выразить свой вопрос внятным образом. Теперь же как будто сам Всемогущий Аллах привел его к мудрому врагу, способному дать ясный ответ.

– Каждый рыцарь свободен в своем выборе, – продолжал франк. – Вы же… надеюсь, у тебя, светоч благородства, хватит мудрости, чтобы не заметить в моих словах ни одной черной песчинки оскорбления… все вы – будь вы эмиры или могущественные везири – все вы в глубинах своих душ чувствуете себя рабами своих господ, как бы храбры вы ни были. Рабами господ… и своих отцов. Поэтому вы всегда… всегданападаете только стаями. Вы налетаете стаями и уноситесь стаями прочь. Оставшись без стаи, каждый из вас теряет самого себя и уже не знает, кто он такой пред Богом и что ему делать. И вот, что я тебе скажу от всего сердца. – Франк замолк, опасливо огляделся вокруг, а потом потянулся к гостю. – Рано или поздно мы выдохнемся. Наши мозги расплавятся от здешней жары. А стаи ваших единоверцев будут расти и расти. Наступит день, когда весь Восток подчинится одному султану, и тогда бесчисленные стаи ринутся на Палестину. А мы слишком грешны и алчны, чтобы Господь наделил нас в трудный час сверхъестественной силой. Это будет для нас тяжким наказанием…

«Каким наказанием?» – одним взглядом спросил франка Юсуф.

– Потеря Святой Земли и священного града Иерусалима, – неторопливо и очень весомо проговорил Онфруа Торонский. – Земного Иерусалима.

Он отпил из кубка глоток вина и поглядел через край кубка на своего гостя, с удовольствием отмечая, что своим откровением произвел на него сильное впечатление.

– Но это произойдет не раньше, чем родится султан, который в левую руку возьмет весь Египет, а в правую – всю Сирию. И не раньше того дня, когда у этого султана появится войско, состоящие из одних эмиров.

Такими словами завершил франк свое удивительное пророчество…

Немногим позже эмир Ширку смог обнять своего племянника и похвалить его за доблестную оборону чужого города.

– Нам не хватило всего тысячи! Всего тысячи воинов! – все сокрушался он на обратной дороге. – И мы смогли бы подчинить весь Египет.

– Ты слишком неудержим в своих желаниях, дядя, – говорил ему Салах ад-Дин. – Может быть, атабек опасается давать тебе лишнюю тысячу.

– Это еще почему?! – вскинулись от удивления оба: и сам эмир, и его горячий вороной конь.

– Сначала ты между двумя петушиными криками захватишь Египет. Не успеет встать солнце, как место визиря при египетском халифе покажется тебе тесным. А там недалек за горами день, когда атабеку придется посылать в Египет новое войско. Но на этот раз – уже для усмирения твоих безграничных желаний…

Ширку вспылил было, но эта цепочка мыслей с висящем на ней драгоценным камнем власти ему внезапно приглянулась.

– Теперь я знаю, почему атабек так настойчиво посылает моего рассудительного племянника против его воли сопровождать меня в походах, – осенило его. – Он хочет, чтобы время от времени ты пугал меня рассказами о превратностях судьбы и толкованиями дурных снов. Что ж… Тебе это почти удалось, торговец пророчествами… Так пошлет атабек в Египет новое войско или нет?

Тут Юсуф не смог удержаться от лукавства:

– Мне приснилось, что это войско должно состоять из одних эмиров. Вот только не знаю, найдется ли столько эмиров у атабека Нур ад-Дина, да будут все его деяния радовать Всемогущего Аллаха.

А спустя год случилось следующее. Иерусалимский король женился на внучатой племяннице ромейского императора Мануила Комнина [82]82
  Мануил I Комнин – византийский император в 1143–1180 гг. Проводил прозападническую политику, чем восстановил против себя народ и православное духовенство.


[Закрыть], и василевс уговорил своего нового родственника захватить Египет, обещая ему свою поддержку. Так союзник египетского халифа стал его врагом и двинул свою флотилию из семидесяти кораблей против течения великого Нила.

Шавар, в чьих руках была сосредоточена вся действительная власть в египетском государстве, приготовился оборонять Каир и велел сжечь расположенный неподалеку богатый город Фустат, чтобы он не достался врагу. Тогда король франков захватил Бильбайс, сделав его своей крепостью и вырезав поголовно все его население, включая даже коптских христиан [83]83
  Коптами именуются египтяне, исповедующие христианство монофизитского толка, то есть признающие только божественную природу Иисуса Христа и не признающие Его человеческой природы. Естественно, что как для католиков, так и для православных они представляются еретиками.


[Закрыть]. Он опасался заговора, но не опасался Бога, и по этому поводу, как говорили знающие люди, сам пророк Иса обратился на небесах к Аллаху с просьбой об отмщении.

В одну из ночей Юсуф проснулся в холодном поту. Ему привиделся ангел смерти Асраил, смотревший ему прямо в глаза и имевший обличие коварного египетского везира Шавара. Во сне Юсуф силился спросить Асраила, зачем тот пришел, но от страшного ангельского взгляда у него свело язык и губы.

На рассвете атабек Нур ад-Дин призвал к себе Юсуфа. Вид у повелителя был мрачен.

– Мне приснились весы, на которых египетский дирхем перевесил мой динар, – сообщил он. – Скажи, мой лучший погонщик сновидений, что это может означать?

Некоторое время Юсуф собирался с мыслями.

– …В том числе и то, что обманщик-меняла мог незаметно надавить на чашку с дирхемом своим грязным пальцем, – предположил он.

Взгляд атабека на миг просветлел.

– Во всяком колодце тебе удается сразу разглядеть дно! – рек Нур ад-Дин. – Сегодня на рассвете гонец принес важную весть: король франков двинулся со своей армией на Египет, и Шавар вновь обратился к нам за помощью. Но теперь настала пора наказать их обоих за жульничество. Я даю эмиру Ширку большое войско. С этим войском он разобьет франков и сядет в Каире, держа в одной руке халифа, а в другой Шавара. Посмотрим, что у него получится. А ты, Юсуф, снова готовься. Никто лучше тебя не сможет укротить в Каире буйного эмира. Теперь настает пора и Юсуфу прекраснейшему стать «большим человеком в Египте». От судьбы не уйдешь.

Холодок пробежал по спине Юсуфа.

– Атабек! – обратился он к своему повелителю, опустив голову. – Меня тяготит предчувствие, что уж на этот раз я непременно встречу в Египте свою смерть.

– Встретить еще не означает отдаться в ее власть, – строго заметил Нур ад-Дин. – Разве ты уже не встречал ее в Египте лицом к лицу, когда сражался с франками?

– Да, но теперь она дожидается меня с явным нетерпением… И она очень похожа лицом на того, кто умоляет атабека о помощи.

Нур ад-Дин остро глянул на Юсуфа.

– Значит, смерть будет стоять у Шавара прямо за плечами, когда он увидит тебя, – сказал он.

– Твоя воля, атабек, – ответил Салах ад-Дин и, совершив поклон, удалился.

На этот раз атабек и вправду не пожадничал с войском, дав эмиру Ширку под его начало не только восемь тысяч туркменских всадников, но и две тысячи воинов из войска своих личных телохранителей.

– Чем не войско, состоящее из одних эмиров! – довольно ухмылялся Ширку, важно подбоченившись в седле.

На этот раз дядя Ширку двинулся и налетел на Египет не смерчем, появляющимся внезапно и столь же внезапно теряющим силу, а широким, неодолимым ураганом, сила которого не иссякает, пока не перемешает весь песок в пустыне и перенесет его с одной края земли на другой.

Король франков Амори Первый, едва заметил вдали темную стену приближающейся тучи, как поспешил убраться в Палестину и не успел обогатиться в Египте больше, чем сотней динаров. Халиф аль-Адид, в свою очередь, поспешил послать к эмиру Ширку гонцов с уверением своего самого благостного расположения к «доблестному победителю кафиров». А под стенами Каира загремели барабаны и литавры, стали оглушительно дудеть рога, и к стану дяди Ширку двинулось ослепительно белоснежное шествие. Над ним легким облаком покачивался огромный белый зонтик, загораживавший от солнечного света самого хитрого из всех везирей – Шавара, такого хитрого, что, перехитрив сирийцев, франков и собственного повелителя-халифа, он в конце концов перехитрил самого себя.

Подъехав к шатру эмира, он добрых полчаса в поте лица трудился перед Ширку, кляняясь и засеивая перед ним целое поле самыми чудесными словами благодарности, признательности и похвал, коих был теперь достоин величайший из великих воинов дар аль-Ислама.

Дядя Ширку от этих витиеватых египетских похвал потел, краснел и разбухал вроде жабы, которой в одно место вставили соломину и стали надувать.

Решив, что он уже достаточно отравил курда ядом сладостного тщеславия, Шавар обвел окружавших эмира людей совершенно бесстрастным, даже невидящим взглядом и на миг остановил свой взор на Юсуфе.

«Вот моя смерть!» – едва не воскликнул Юсуф.

Шавар посмотрел на него точь-в-точь, как ангел Асраил на свою жертву в том дурном сне.

Между тем, везирь халифа почти подобострастно, хотя и соблюдая достоинство, уже приглашал эмира Ширку разделить с ним трапезу в его дворце, расположенном в стенах Каира.

Ширку конечно же принял приглашение. Пиршество в честь спасителя Египта, прогнавшего кровожадных кафиров, должно было начаться сразу после вечерней молитвы.

Когда процессия везиря стала удаляться, Юсуф заметил, что его ноги словно вросли в землю, а сердце в продолжение встречи с Шаваром испуганно колотилось в груди.

Он посмотрел на дядю. Тот блаженствовал и теперь напоминал не жабу, а сытого кота, устраивающегося погреться на солнышке.

– Каково, племянник! – промурлыкал он, подозвав к себе Юсуфа. – Нужно было уже за тем вернуться сюда, чтобы увидеть, как будет пресмыкаться эта змея.

– Эта змея напустила здесь столько ядовитой слюны, что наша кровь успеет почернеть до вечерной молитвы, и мы все издохнем в корчах, – сказал Юсуф.

– Вот уж этот яд мне не опасен, – отмахнулся Ширку.

И тогда страх смерти обернулся в сердце Юсуфа безудержным порывом гнева.

– От этого яда ты умрешь первым, эмир! – воскликнул он, наступая на своего дядю. – Шавар готовит смерть нам обоим. Но ты будешь первым, дядя!

– Откуда ты знаешь? – опешил эмир.

– Я видел сон: Ко мне пришел Асраил, но смотрел он не на меня… а на того, кто стоял позади меня! И теперь я знаю, что там стоял ты!

– Всемогущий Аллах! – пробормотал: – А ведь и вправду от этого негодяя можно ожидать чего угодно! Что ты предлагаешь?

– Узнать немедля, к кому Всемогущий Аллах послал Асраила! – решительно ответил Юсуф, а про себя подумал: «Пора самому испытать в Египте свою судьбу! Иначе судьба снова и снова будет тащить меня сюда на аркане, как раба. Смерть так смерть! Раз она сидит в этом проклятом Шаваре, значит надо выпустить ее оттуда. Всемогущий Аллах, да исполнится Твоя воля!»».

Ширку пристально присмотрелся к своему племяннику, робко шевельнул бровями и проговорил:

– Хорошо. Я верю, что чутье не подводит тебя. Делай, как знаешь. Только на это нет и не было моего веления. Ты понял меня? Говори с Асраилом сам.

Салах ад-Дин коротко поклонился дяде, потом взял с собой дюжину воинов и, успев нагнать свиту Шавара по дороге к городским воротам. Он пробился сквозь нее, будто сквозь ряды неприятельского войска и, схватив везиря за шиворот, рывком скинул его с повозки на землю. Белый зонтик покачнулся и завалился набок. Египтяне бросились врассыпную.

Тогда Юсуф приказал схватить двух из них, по виду достаточно знатных, и силой притащить к месту происшествия.

Шавар не решился подняться на ноги и сидел теперь, будто раздумывая и колеблясь, не начать ли ему неурочный намаз. Глаза его вдруг стали похожи на два затоптанных в дорожную пыль дирхема.

– Ты много задолжал эмиру Ширку, который облагодетельствовал тебя, – грозно проговорил Юсуф.

Шавар покосился на двух вельмож, тоже имевших далеко не гордый вид.

– Я за все уплачу, – прошелестел под ногами Юсуфа голос везира. – Теперь у меня есть деньги.

– Вы слышали? – рявкнул Юсуф на подневольных свидетелей. – Он не отказывается от долга… Но твой долг, обманщик, – вовсе не презренные динары, – смутил он Шавара новым обвинением. – Эмир Ширку собственными руками вернул тебе власть, которую отняли у тебя твои недруги. Он, однако, ни одного мгновения не пользовался ею и не пускал в рост… Ты задолжал эмиру Ширку слишком много.

Так, напугав Шавара и сбив его с толку, Салах ад-Дин повелел отвести его в сирийский стан. Вернувшись в свой шатер, он написал халифу аль-Адилю пространное послание, в котором поведал ему о всех кознях везира, затеявшего тайные торги с франками и даже дававшего им в рост деньги, собранные в Египте в качестве налогов. Тут он доверился совести атабека Нур ад-Дина в том самом смысле, что «за что купил, за то и продаю». Послание отправилось во дворец халифа вместе с задержанными сановниками, и под стенами Каира наступила удивительная тишина, похожая на ту, что стояла в ночь рождения будущего великого султана. Ни одна собака не осмелилась пробежать между сирийским станом и вратами города. Ни одна высохшая травинка не осмелилась качнуться в ту или другую сторону.

Сам эмир Ширку сидел неподвижно в тени, перед своим шатром, и глядел на стены Каира с той тревогой, с какой глядят караванщики на появившуюся у окоема земли тучу песка. На всякий случай он приказал войску оставаться в полной боевой готовности.

Юсуф же задумчиво вспоминал о весах, которые видел во сне.

Один из стражников подошел к нему и сообщил, что Шавар просит оказать милость и подойти к нему.

Пленный везирь успел собраться с мыслями и духом. Он встретил Юсуфа прямым холодным взглядом и замерзшей в судороге улыбкой.

– Я поразмыслил на досуге и готов признать, что задолжал эмиру Ширку власть. И то, что на долг набежали большие… очень большие проценты.

Он примолк, ожидая, что скажет его пленитель и первый из грозных судий, но Юсуф не сказал ничего. Он ожидал ответа халифа и с трудом скрывал волнение.

– И я готов признать, что долг уже так велик, что я не в силах отдать его ни сегодня, ни завтра, – осторожно продолжил везирь. – Разве что сначала став халифом…

Он снова замолк, остро посмотрев на Салах ад-Дина, а потом начал еще одну фразу, но так же искусно обрезал ее на половине:

– Однако я мог бы очень постараться для доблестного эмира Ширку, если он позволит…

– Сначала дождемся, что скажет халиф, который уже есть… – хоть шепотом, но очень твердо сказал Юсуф прирожденному заговорщику.

Тот побледнел, и глаза его забегали по сторонам.

– Долг, на котором ты настаиваешь, доблестный племянник великого Льва Веры [84]84
  Такое «официальное прозвище» получил в Египте от халифа эмир Ширку.


[Закрыть], имеет одно нехорошее свойство, – проговорил везирь, снова овладев собою. – Со временем он становится опасен в большей степени для дающего в долг, чем для должника…

– Ты позвал меня, чтобы темнить, как всякий еретик? – гневно вопросил Салах ад-Дин, почувствовав, однако, холод под ложечкой. – Это может усугубить твою участь.

– Не верю, что ты непонятлив, – вдруг осмелел Шавар и, закинув голову, посмотрел на Юсуфа как бы сверху вниз. – Ты, один, который умеет опасаться загодя… Если халиф поверит в обвинения, а вернее оробеет, и потребует моей головы, тогда и начнется возмещение долга, но уже не властью, а кровью. Это простой закон превращения стихий – спроси любого мудреца-суфия. После того, как падет моя голова, везирем станет эмир Ширку. На большее он не способен, а потому тоже скоро потеряет голову. Следующим станешь ты. Не знаю, на что ты способен, но полагаю, что тебя погубит излишняя осторожность… Кто придет следом за тобой, ведомо одному Аллаху, на милость Которого ты так уповаешь, но воли Которого ты так опасаешься. Одно ясно. Помянутый тобою долг – сильный джинн. Теперь ты выпустил его, и, пока он не насытится жертвами, никто не сможет загнать его обратно, в пустой кувшин. Подумай об этом.

Глаза Шавара остановились, его взгляд похолодел и провалился сквозь Салах ад-Дина, напомнив тому о смертоносном взгляде Асраила.

Шавар тяжело вздохнул, и тогда Салах ад-Дин заметил, что у везира дрожат руки.

Спустя еще один час пришел ответ от халифа: повелитель Египта требовал выдать ему для свершения справедливой казни «презренного изменника, повинного смерти».

– Его нельзя отдавать халифу живым, – сказал Юсуф своему дяде, наблюдая, как между сирийским станом и стенами Каира безмолвным и бессмысленным знамением пробегает тонкий пыльный вихрь. – Он успеет убедить халифа, что враг не он, а мы… что мы хотим отнять у халифа власть. Или подкупит стражу по дороге.

– Это уже второе твое слово, Юсуф, – негромко проговорил эмир Ширку; никогда еще он не выглядел таким сосредоточенным и осторожным. – Делай.

– Если желаешь, дядя, я сам прикажу казнить Шавара, – предложил Салах ад-Дин.

Эмир медленно покачал головой:

– Нет, Юсуф. Теперь только своей рукой. Твои опасения не раз сбывались. То, что ты делал с чрезмерной осторожностью, до сих пор приносило успех. Если в твоей руке – воля Аллаха, значит… мы не совершим ошибки. Иди… а потом напиши еще одно письмо халифу. Ты владеешь каламом даже лучше, чем саблей.

Когда Шавара вывели на восточную окраину стана, чтобы казни не заметили с городских стен, везирь стал безудержно икать. Его поставили на колени лицом к Мекке.

– Помолись, – велел Салах ад-Дин и отвернулся.

Ожидая, он слышал только звонкое икание, но, когда последний срок везиря истек и его поставили лицом в противоположную сторону света, египтянин вновь опомнился и, перестав икать, резко посмотрел на своего судию.

– Ты берешь мою голову в долг, – проговорил он с тяжелым хрипом, будто уже начал сильно страдать горлом. – Наступит день, когда я приду к тебе. Отдашь с лихвой.

Голова везиря гулко стукнулась об землю, и один из воинов, крепко державших его за руки, успел ногой откатить голову прежде, чем на нее хлынул сверху поток крови. На Юсуфа же пахнуло теплым ветром от самых стен Каира.

Так, вместо целого «изменника» халиф по справедливости получил именно тот его зловредный орган, в котором зарождались и крепли все коварные замыслы. К голове было приложено послание: доблестный эмир Ширку докладывал, что, «выражая свою преданность халифу, да снизойдет на него милость Аллаха», он без всякого промедления исполнил волю правителя Египта.

Еще в продолжение часа над всем Египтом стояла тревожная тишина, а потом ворота Каира распахнулись, и навстречу к эмиру Ширку двинулись уже не почет и слава, а сама власть.

Она так торопилась, что пришла бесплотная и нагая, а следом за ней медлительные слуги несли ее роскошные одежды. Сначала от халифа пришло послание: властитель поблагодарил доблестного эмира за его благодеяния, оказанные Египту, называл его « аль-Меликом аль– Назиром», то есть «Несравненным Правителем» и назначил главнокомандующим войсками. За этим посланием, словно собака за зайцем, прибежало следующее, из которого Ширку узнал, что он уже успел стать везирем самого халифа. От этой вести, не успев переварить первую, эмир густо побагровел и с огромным наслаждением пустил ветры. Но спустя еще несколько мгновений он замер и с удивлением вперился вдаль.