Текст книги "Фрилансер. Абсолютный хищник (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

– Сеньоры? – кошмарно улыбнулся комиссии. Оставшиеся преподы и завуч испуганно вскочили и смотрели на меня и тело лежащего сеньора с расширенными от ужаса глазами и растерянными лицами. – Сеньоры, вы видели, у этого человека было оружие, и он им пытался угрожать в помещении школы, где дети.

– Сеньор Шимановский, вы пустите детей! – А это завуч. Жалко, устало, но в то же время уверенно. – Мы готовы стать заложниками, но они вам ничего не сделали.

– А кто вам сказал, что вы заложники? – воскликнул я, убрал шприц и вскинул руки. – Этот человек угрожал мне ОРУЖИЕМ. Я его нейтрализовал. При том в моём поведении не было ничего угрожающего безопасности школы. А что шлюзы школы блокированы – так то, наверное, сбой в системе. Кстати именно поэтому я не могу никого никуда выпустить, как и сам выйти. Присядьте, сеньоры! Присядьте! Я же отвечаю экзаменационный вопрос, не забыли? Мне нужно разобрать несколько произведений и две биографии по истории латиноамериканской литературы.

Оглядел аудиторию. Пятеро неудачников, видя, какой трэш творится внизу, на «точке» тоже подорвались, пооткрывали рты и смотрели, что будет. Вниз и на выход никто не рвался, и слава богу.

– Итак, начнём с биографии уважаемого потерпевшего, а именно гражданина Венеры, подданного её королевского величества, сеньора Муратова. После школы, получив чёрную метку в личном деле, он попытался поступить в ВУЗ, но, к сожалению, его не приняли, невзирая на грант категории А. Он проходил по конкурсу, не думайте, – а это развернувшись в аудиторию – на зрителя, – это был умный мальчик. Но приёмная комиссия физически ничего не могла сделать. Впрочем, и самому сеньору Муратову об этом сказать не имела права. И он подал документы…

История так называемого неудачника. Я стоял рядом с телом поверженного агента «пятёрки» и невозмутимо вещал, и вдруг понял, что если бы не было информации о готовящемся «сливе» моего экзамена, это выступление стоило бы придумать. Нет, сам бы я на подобное не решился – не надо считать меня эдаким героем-правдорубом. Всё, абсолютно всё в своей жизни я делаю вынужденно, под давлением обстоятельств. Вот вспоминаю оную жизнь и понимаю, что сам какие бы то ни было шаги никогда спонтанно не делал. Мне не нравилось многое в окружающем мире, но на рожон, как ни странно, менять что-либо, никогда не лез. Мой потолок – сказать Толстому всё, что о нём думаю, огрести и снова сказать. Не встреть я Фрейю, и сразу же Бэль тогда в парке, вообще не было бы в жизни ничего такого. Ну, слыл бы парнем, который говорит всем всё в лицо, но трындеть – не мешки тягать. Стал бы эдаким локальным парией в школе, и даже Толстый бы меня не трогал – подобные конфликты быстро наскучивают. Всё, это потолок Шимановского!

Революцию в школе ваш покорный слуга начал устраивать только ради того, чтобы повысить собственную планку ввиду встречи с аристократкой. Что я, блин, чего-то стою и что-то могу. Любовь двигала, а не желание изменить мир. Она же, любовь, потащила в корпус.

И если бы сеньорины офицеры убрали девчонок Сандры в Форталезу, не было бы противостояния и выступления на Плацу.

Если бы не изнасиловали Беатрис, не было бы жаркой осенней вендетты.

Не подрядись мы с Бэль выступать за чужую нам команду чужого корпоративного чемпионата – нафиг надо было вытаскивать их в чемпионы! Просто мы сказали «А», выкинули из команды людей, что тождественно увольнению с фирмы, на этом фоне просто нельзя было останавливаться.

И, наконец, не было бы погромов в городе, не спиши меня сеньорины, не дай мне, списанному, задание мусорщика, утилизировать латинских ультрас. Ибо я так и так списан, хуже точно не будет, попытка не пытка. А мальчик будет думать, что он важен, что его после этого повысят до настоящего управляющего и государственного менеджера. Тьфу, и тут вынужденная мера!

…Но раз сейчас сложились обстоятельства – буду брать от них всё, что могу, ибо могу. А хочу мочь я… Да-да, именно то, что говорю. Хочу топить эту гадскую контору, ломающую судьбы и стравливающую народы. Какое-то количество реальных отморозков они, конечно, ловят… Но этого можно достичь иной ценой, не ломая жизнь сотням людей в год, если не тысячам. Мне импонирует наш препод, как человек, как оппонент в дискуссии, но в нём всегда отталкивало что-то, и теперь понимаю, что. Я ненавижу его работу! То, для чего он над нами поставлен! И сейчас моё соло – не просто импровизация с целью защититься от слива экзамена. Я делаю то, что подсознательно всегда хотел, о чём мечтал. Делаю как умею, и это кайф, что такому поступку будет отмаз: «Вы же сами говорили, что они меня будут „топить“».

– …Я не знаю, что с ним сейчас, – закончил я первую биографию, – он жив, но в базе налогоплательщиков этого сеньора нет. То есть уже давно официально нигде не работает. Если кто-то может помочь человеку – помогите, тут, к сожалению, мы, люди, можем что-то сделать только сами, объединившись.

Теперь другая судьба, другого человека. Героя, который смог не пасть на дно, и более того, добился успехов. Он погиб, как герой, но эта часть истории хоть и не имеет отношения к нашему литературному автору 28145-14, а может даже этому человеку в итоге понравился его путь и он был доволен судьбой, но так или иначе он погиб, и его стезя тоже является следствием вот этих вот литературных произведений… – На экране выплыли скрины следующих докладных, на погибшего на войне парня.

– Сволочь, что ж ты делаешь? – не вытерпел и подорвался таки со стула препод.

Повернулся к нему. Окинул пронзительным взглядом, но мою едкую фразу прервал Солёный:

– Командор, внешний шлюз вскрыт. На коридорные не надейся, их можно открыть, находясь внутри, в коридоре, вручную. Механический привод. Время.

Я выругался. Да, время. А у меня ещё конь не валялся.

– А что я делаю не так, сеньор?

– Прекрати немедленно! Ты получил своё, ты получил трибуну, о тебе все всё узнали! Меня ты тоже утопил – меня теперь многие захотят грохнуть! Заканчивай шоу!

– Шоу… – Задумчиво усмехнулся. – Сеньор, шоу должно продолжаться.

– Щенок! – брызгая слюной присоединился второй препод, из другой школы. – Щенок, ты и правда не понимаешь, что творишь?

В глазах обоих стеной стоял СТРАХ. «Меня теперь многие захотят грохнуть…»

– Сеньор литературный агент 38764-12, разрешите к вам ТАК обращаться? – пронзил я второго препода глазами. – У меня для вас тоже есть материалы, тоже из вашего творчества. Вот, например, это. – Сзади на экране появилась очередная докладная. – Но вы интересны постольку поскольку, я вас не знаю. А потому у меня предложение. Я прекращаю балаган и сворачиваюсь, а вы взамен честно и прямо, перед всеми камерами говорите, кто приказал вам «слить» мой экзамен. Утопить меня.

– Что-о? – вытянулось лицо сеньора… Поздно, я его прочитал. Не актёр он, и безбожно сфальшивил.

Бросок тела вперёд. Перегнуться через стол, схватить его и… Швырнуть на «точку» на пол. В шприц ампулу из левого нагрудника. Укол в бицепс.

– Сеньор, у меня к вам мало что есть, чтобы предъявить, а потому даю выбор. Вы честно говорите, кто приказал вам меня «слить», и я не выкладываю ваши писульки на «Хроники справедливости». Кто?!!

Сеньор натужно задышал. Первая стадия. У меня пара минут до начала действия препарата.

– Прошли вестибюль с фонтаном. – Это Солёный.

– Шимановский, прекрати. – Это убитый горем завуч. – Тебе сказали, что сюда идёт гвардия. Концерт окончен.

– О, нет, сеньор! – Я снова хищно оскалился. – Вам тоже приказали «валить» меня. Да?

Хорошо, что я умею читать людей. У меня не соврёшь.

– Ты бредишь!

Снова бросок… Но я не на завуча бросился, а на своего препода. Он сопротивлялся, но я заломил ему руку и ввёл вторую ампулу.

– Это нейротоксин, – произнёс, усадив обоих на пол на «точке», лицом на камеру в зал. – Сеньоры, объясняю ситуацию. Вам обоим… Всем троим дали приказ «валить» меня. Сеньору завучу не знаю кто, с ним позже поговорим, но вы – агенты человеконенавистнической «конторы» и с вами я отдельно груб и жесток. Сейчас вы добровольно признаётесь, что ваши кураторы вам приказали, и я даю антидот. Можете не говорить имена и звания, тем более вы их и не знаете, в смысле настоящие, но у каждого вашего куратора есть цифровой код. Правда, сеньор 28145-14?

– Пошёл ты! – А это чужой препод. Моего уже трусило и ломало, он уже был не в себе, а этот ещё соображал.

– Мужики, будет БОЛЬНО! Говорю сразу. К счастью, вещество безвредно, но муки ада преодолеть вам придётся.

– Куратор… Куратор ничего не говорил, Шимановский! – зло, сквозь зубы прошептал мой препод. – Ты льстишь себе, придурок!.. С завышенной самооценкой.

– Какой есть. Однако именно меня, с завышенной самооценкой, пытается «слить» «пятёрка». Причём как-то глупо, всего лишь завалив экзамен. Мелочно! Боже, как же мелочно работают наши конторы!

– Шимановский, ты за это ответишь! – затрясло и второго препода. – Это уже уголовная статья. Отравление токсином…

Его скрутило, больше сеньор говорить не мог.

– Кто! Сеньоры, мне нужно только имя! – давил я, нависнув сверху. – В букво-циферной форме, но имя! Кто приказал вам «утопить» меня!

– Да с чего ты взял, что тебя приказали «утопить»?! – воскликнул напуганный происходящим, трясущийся от страха, и признанный мною безопасным завуч. – С чего ты вообще это устроил?

– С того, сеньор, что за пару дней до сдачи МНЕ изменили экзаменационные вопросы. Увеличив их количество в два раза. Эта акция была направлена персонально на меня, так как все, кто ходил на занятия это время, могут ответить на них. Я же обучался дистанционно, в том числе по выданным ранее вопросам, и изучить дополнительно в два раза большее количество материала за два дня всяко не получится. При том, что сей поступок стопроцентно соответствует регламенту школы.

Повернулся к нему, развёл руками.

– Кто-то, сеньор завуч, заставил меня выучить мало информации, чтобы после, когда станет поздно, резко обесценить выученное объёмом невыученного. Это на самом деле глупость – подумаешь, останусь без гранта. Но, блин, сеньоры, это должностное преступление! – Я подошёл и пнул пистолет (он был на предохранителе, проверил), и тот отлетел в угол аудитории. – Кем бы я ни был, кто б за мной ни стоял, как бы я ни ненавидел вас и их контору, – кивок на корячащихся преподов, – это ДОЛЖНОСТНОЕ мать вашу за ногу ПРЕСТУПЛЕНИЕ!!! Которое совершили и вы, сеньор завуч, и сейчас нам расскажете, кто вам давал какие указания.

– Это бред, Хуан!.. – Сеньор «слился». Даже не биоэнергетик сейчас понял, что он врёт. Что страх живительный делает!

– Что, лекарство дошло до кондиции? – подошёл я к шпикам. – Сеньоры, кто первый сдаст своего куратора?

– Пш-шёл ты! – это мой препод.

– Нет никакого кура… Тора… – Это крепился второй.

– Хуан, вестибюль с гардеробными, – доложился Солёный. – Остались лестница и этаж.

Наш лекторий слишком близко к лестнице. Жаль.

Схватил чужого препода, взял за грудки, потащил к столу и швырнул на солешницу:

– Говори, гад! Тебе сказали «слить» меня?

– Д…Да! – выговорил он.

– Кто? Куратор управления? Имя! Звание! Номер!

– Н-н-е куратор! – качание головой. – Ты безумен, щенок! Дела нет до тебя управлению!

– Кто? КТО мать твою? – взъярился я, ощутив пришествие северной полярной лисицы. Он НЕ ВРАЛ.

– Да Хуарес же! – Препод завыл.

– Кто это? – взревел я и дал пощёчину, пытаясь привести сеньора в какое-нибудь чувство.

– Наш… Главный по учебной части. Когда стало ясно, что именно я еду в эту долбанную школу «пристяжным».

Истина. Не врёт.

Всё, писец. «Пятёрка» не при чём. А я – осёл. Осёл, баран, идиот, подставивший Фрейю! «Заговор в силовой структуре – это кабздец, Мышонок. Если мы раскроем утечку, что кто-то там вкалывает на основателей – тебе простят всё, любой мой концерт». И её: «Хуан, не подведи!»… М-мать!

– Ты? – Я подошёл к своему преподу. – Тебе кто сказал «сливать» меня? Куратор?

– Пш… Пшёл ты!

Удар. Двинуть по рёбрам. Я сломал этому челу карьеру. Я сломал ему жизнь. Это спорный момент, ибо он действительно делал что делал, из-за него спился хороший и умный парень, а другой пошёл на войну, где его убили, но…

Но я, действительно, не бог, чтобы судить. И я, действительно, сломал ему жизнь и карьеру. Дерьмо! Всё дерьмо!

– Говори, падла! КТО?!! Кто, мать твою, приказал тебе это? – орал я на грани припадка. От удара тот перевернулся и встал на четвереньки. И немного пришёл в себя. Заревел в ответ:

– Шимановский! Ты конченый идиот и больной ублюдок! «Пятёрка» с тебя пылинки сдувала! Мне вернули первый же на тебя рапорт и сказали, что ничего не видели, и чтобы не видели и дальше! У тебя такая «крыша», что они хомячки перед нею! Какой нахрен приказ куратора? Кураторы жить хотят! – Он хрипло рассмеялся, прокаркал. – Ты везучий сукин сын. Талантливый и везучий. Но какой же ты дура-ак!

Удар. Не сильный, обозначить.

– Кто?!!

– Да он же! Вот это хмырь! – кивок на завуча. Нашего, присутствующего за нашим столом. Растерянного и потерянного, и стопроцентно сломленного. – Мне никто не приказывал, Шимановский. Меня просто ПОПРОСИЛИ сделать одолжение. И ты прав, сукин сын, всё в рамках программы. – Он снова хрипло закаркал. – Но я всегда верил в тебя, и знал, что ты выкрутишься. И спокойно добавил эти сто сорок вопросов. – В глазах его заплескалось зло. – Ублюдок!

– Лестница! Прошли на лестницу! – Солёный.

Время. Мало, очень мало времени!

Надо что-то делать… Что-то делать… Но ЧТО? Что, блин?

Я заходил по «точке», словно загнанный зверь. Спрашивать имя у завуча? Смысл? Мне не интересно, кто заказчик. Моя цель – запугать исполнителей, обеспечив себе в дальнейшем честность и непредвзятость. Имя пусть Бестия, она же министр образования сеньора Сервантес, пытает. Всё равно я знаю своих врагов, а кто из этих сеньоров унизился до такой малости – не принципиально.

Но что, блин, делать мне? Ибо я подставил Фрейю. «Пятёрка» не при чём, это не они «сливают» меня. М-да, я был худшего о сеньорах мнения, они не размениваются на мелочность. Ударят, без сомнений, но ударят по-крупному. Как только смогут. А экзамен… Да и чёрт с ним! А я, блин, себя накрутил…

«Делай что хочешь, но тот, против кого ты будешь работать, должен сказать ТАКОЕ, что мне простятся все грехи!»

Фрейя. Мышонок. Нет, раз я за это взялся – я тебя не подставлю! И доделаю работу. Факты не вскрылись? Нет. Вскрылись, но не вопиющие. За которые вряд ли отмажут за произведённый в школе погром и отравление токсином двух преподов, не считая разоблачения агентов. А по техзаданию он должен именно СКАЗАТЬ что-то…

– Слышь ты, 28145-14? – присел я рядом с корчащимся в муках своим преподом. – Давай не будем про булочки и кураторов. Давай лучше о тебе поговорим. Скажи, вот зачем ты это делаешь? – Пауза. – Зачем стучишь, строчишь доносы, портишь людям жизнь? Ты ведь не веришь на самом деле, что из всех этих ребят вырастут террористы. Ты ЗНАЕШЬ, что не вырастут! – прорычал я, вложив в голос энергию. – Как бы вольно не рассуждал школьник – он всего лишь ШКОЛЬНИК!!! И даже если станет оппозиционером – у нас ведь свободная страна! Каждый может выражать политические предпочтения. Зачем ты делаешь это?

Препода корёжило. Ох, как его корёжило! Крутило буквально. Но я должен вытравить из него эти слова, и я сделаю это. Ибо мой психопортрет этого сукиного сына говорил, что как бы он ни маскировался, так и есть.

– Ты их ненавидишь! – скривившись, зашипел я. – Ненавидишь, потому, что они – мразь! Пыль! Они уроды, с которыми власть нянчится, держа их за людей!

– Нет, она не считает их людьми! – продолжал давить я, сверкая глазами. – Вы не идиоты и всё видите. Но она их нянчит! Нянчится с этими грязными отродьями, давая им иллюзию равенства! И особенно королева, да? Эта шлюха, выскочившая замуж за одного из них, из их Земной метрополии и нарожавшая от него наследников! Это она всё делает, да, сеньор 28145-14? И ваша задача, вас, как патриотов, кто держит руку на пульсе, пресечь этот форменный беспредел, и вернуть на их место хотя бы тех из отродий, кто слишком громко о себе думает. Да, сеньор?

– Пош-шёл ты! – Злость. Раздражение. Ненависть.

– А я – предатель! – продолжал я. – Самый что ни на есть предатель! Поскольку я – латинос! Свой! Но выступаю на стороне этих упырей. За них я вышел на улицы в недавних схватках и дрался, против таких же латинос, как сам. Променял своих на чужих, причём на неполноценных чужих! Какая же я сука, правда, сеньор литератор?

Тот в ответ только запыхтел.

– А ещё у меня есть детоксин. – Я вытащил шприц и показал ампулу со снотворным. – Я могу дать его, но не дам. Я даю его только честным людям, кто отвечает за свои слова и поступки, кто признаёт правду и истину. Или я могу дать его ему, – кивок на воющего и валяющегося, перекатывающегося от нестерпимой боли второго препода. Он упал со стола и катался, пытаясь хоть чем-то заглушить творящийся с ним ад. – Скажи, сеньор 28145-14! Скажи как есть! Мы же все свои! И я дам вам обоим избавление. Ты прав, всё кончено, моё расследование провалилось – «контора» не при чём и в ней нет изменников. Но мы же с тобой понимаем, что к чему в этом мире? Да, мы по разные стороны баррикад, но мы же понимаем, правда?

– Шимановский, как же я тебя ненавижу! – захрипел вдруг сеньор литератор. – С первого дня ненавижу!..

– Да, ты предатель, мать твою! – заорал он, и мне даже пришлось встать и отойти на шаг. – Ты – Предатель с большой буквы! И был им с первого дня. Предатель, имеющий корни там, – палец в потолок, – которого пасли и поддерживали оттуда, куда простым смертным ходя нет, но раз за разом позиционирующий себя… ЭТИМ! – Слово «этим» было брошено настолько презрительно, что таких слов для описания просто не придумали. – Хотя к ЭТИМ ты отношения не имеешь, ты просто сын польской шлюхи! Польской, Шимановский! Тьфу! – Он сплюнул. – Я тебя ненавижу, что якшаешься с ними! Да, они – мрази! Они твари! И да, с ними нянькаются! НЕЛЬЗЯ С НИМИ НЯНЬКАТСЯ! – заорал он, видимо, на камеру. – Они ударят нам в спину. Они уничтожат нас, если расслабимся. Всех этих отродий из Сектора надо вышвырнуть с планеты! А раз мы не можем, не хотим этого – никто из них никогда не будет занимать в нашем мире никакие должности. Да, сучёныш, я работаю на Контору! Вот только ни грамма этого не стыжусь! Я горжусь этим! И горжусь, что не дал дорогу в Большие Люди самым гадким и потенциально опасным хмырёнышам из вашей диаспоры. Тьфу на тебя и всех вас!

– А теперь коли детоксин, твою мать! И начни с него, – кивок на коллегу, – я потерплю – я крепкий. Я сказал, что ты хотел – ты ведь это хотел услышать? – Он повернулся в аудиторию, где всё ещё сидели, чуть не спрятавшись под парты, пятеро студентов-неудачников. – Люди! Я – агент пятого управления! Но мне нисколько не стыдно, и ничего не жаль! И если мне дадут право прожить жизнь заново, я сделаю всё то же самое, и не буду раскаиваться! Коли, давай, сукин сын!

Я убрал ампулу в брюки.

– Детоксина нет, его не существует.

– Сволочь! – Сеньор не был обескуражен. Я ж и так предатель – подумаешь, снова предал.

– Жалеешь, что признался? – усмехнулся я.

– Плевать! И что вышвырнут с работы – плевать! – совершенно искренне рявкнул он. – Я всё равно буду делать всё, чтобы давить таких гнид, как вы. К счастью, далеко не все из вас обладают такими покровителями. – Злорадная усмешка… Но теперь я бессилен ему что-либо сделать. Пусть ухмыляется.

Теперь к аудитории повернулся я.

– Парни, камеру на меня, крупный план.

– Вань, сделали, но, блин, они на этаже, скоро вскроют и этот шлюз. Говори уже, блин, финальную речь, какая б он ни была!

Я прокашлялся.

– Уважаемые! Я, Хуан Шимановский, ученик школы генерала Хуареса… – Назвать поток и группу. – До меня дошла информация, что сотрудники пятого управления ИГ пытаются сорвать мой экзамен и с этой целью поручили его срыв своим агентам, пишущих для них доносы на потенциально неблагонадёжных школьников.

Пауза, собраться с мыслями. По шлюзу аудитории барабанили, били чем-то, пытались запустить движок – вручную он слишком тяжёлый. Поднять голову, продолжаем:

– Я обнародовал данные на двух агентов, но также ни о чём не жалею. И искренне считаю, что в стране давно пора сворачивать лавочку и с агентами в школах и с печатью неблагонадёжности в досье – эта система устарела на двадцать, а то и на тридцать лет, и только мешает нашему народу, а я считаю наш народ единым, жить. И вообще считаю, что пора устранять структуру, мешающую интеграции секторов, и пятое управление – главная из преград. Вы только что увидели признание одного из преподавателей, тех, кто сызмальства учит наших детей. Подумайте, ЧЕМУ такие, как он, их учат, и почему интеграция до сих пор топчется на месте. Да, это грубо, дрезко и за рамками закона, как я поступил, но зато уверен, меня услышат, и в стране, наконец, начнётся обсуждение данного вопроса.

Что же касается «слива» экзаменов – только что трое преподавателей признались, что некто приказал им это сделать, и все трое на это согласились. Я обращаюсь к министру образования сеньоре Аделии Сервантес – разберитесь, пожалуйста, с вверенной вам территорией и людьми, найдите правых и виноватых. Я намеренно не задал главного вопроса сеньору завучу, ибо считаю, это должны делать не хакеры «снизу», а вы, сотрудники министерства.

Сейчас же я подчиняюсь закону и готов понести наказание за то, что совершил, ибо не считаю себя богоизбранным и каким-то там… Хмм… Блатным.

Шлюз справа от меня начал со скрипом подниматься. Я видел боковым зрением врывающиеся фигуры в броне, в лазорево-золотых лёгких доспехах, и, не мудрствуя, лёг на пол, заведя ладони на затылок.

* * *

Королева была не просто зла. О, нет, она была в бешенстве! Ходила по кабинету взад-вперёд, изредка выдавая идиоматические выражения, которые стыдно приводить на бумаге, дабы не порочить королевскую честь. Рядом сидела пасмурная Фрейя. Конечно, она считала, что я её подставил, но понимала, что не специально. Что я просто ошибся. И в отличие от любых других женщин, она давала людям право на ошибку. Подозреваю, это часть воспитания её, как наследницы. А потому была пасмурна, но не дулась, наоборот, поддерживающе сжимала мою ладонь – мы держались за руки на подлокотниках кресел.

Через два кресла сидела сеньора Сервантес, собственной персоной. Не знаю из каких далей её выдернули, от каких дел оторвали, но тем не менее, сеньора всё бросила и оперативно приехала. Ещё дальше сидел сеньор Гомес, глава… Хмм… Пятого управления ИГ. Молодой, тридцать с хвостиком – капец юный возраст для такого поста. До меня только сейчас дошло, что он – её ставленник, и я на него же катил бочку…

…Но было по большому счёту плевать. Я сказал то, что хотел, что надо было сказать. Её человек? Пусть работает, я лишь обозначил, где у нас пробелы.

Наконец, её величество успокоилась и села.

– Ну, скажите, голубки, хоть что-нибудь, чтобы я вас удавила? – продемонстрировала ладони, которыми будет давить.

– Ваше величество, это моя вина, – решил я форсировать события и брать всё на себя. – Я дезинформировал её высочество, уговорил её провести это расследование в прямом эфире. А в эфире потому, блин, что нам никто больше ничего не даст сделать! Никто никуда с расследованием не пустит. – Поднял глаза, встретившись с ним взглядом. – Её высочество иначе не могла провести расследование, и я, используя личное влияние, обучение которому проходил по программе корпуса, настоял. И готов понести за это наказание. Прошу простить её высочество – вы сами знаете, у инструкторов корпуса хорошие технологии, отлично работают, а я – прилежный ученик.

– Прилежный ученик!.. – издеваясь, фыркнула под нос глава государства.

– Мам, я поверила Хуану, это моя вина, – перебила мою героическую попытку Мышонок. – Я не проверила его гипотезу, сразу дала добро. Это… Непрофессионально. Прошу простить Хуана и наказать меня за необдуманность. Готова исполнить любое наказание.

– Сиди, наказальница… – махнула она рукой.

Королеве импонировало, что мы выгораживаем друг друга. Это её немного успокоило и развеселило. Она даже улыбнулась. Встала, снова зашагала по кабинету, но на сей раз ходила спокойно, уверенно, но задумчиво.

– Хуан, с чего ты взял, что «топить» тебя будет «контора»? – задала неожиданный для меня вопрос. А правда, с чего я подумал, что будет именно так?

– Потому, что будет, ваше величество, – не моргнул глазом я, стараясь не выдать, что осёл. – Потому, что я – экзистенциальный её враг. «Пятёрка» это понимает, и как только откроюсь, обязательно ударит.

– Гомес, зачем вы будете бить по Хуану? – весело перевела она глаза на начальника управления, остановившись и взявшись за спинку свободного кресла.

– Не могу знать, ваше величество! – отчеканил тот.

– Хуан, начальник управления не понимает, о чём речь, – перевела она для меня.

Я пожал плечами.

– Он – не всё управление. Под ним достаточно сотрудников, каждый из которых с удовольствием сделает мне гадость, если представится случай. Я враг, поймите! Враг их уклада, их идеологических установок. Я против много чего, что они делают. И был абсолютно искренен в школе.

– Это не повод делать тебе гадости, – уверенно покачала она головой.

– Не после того, как я подставил одного из них с тем пистолетом… – Покачал головой. – Пистолет мы вернули, но того сеньора вышвырнули без пенсии по статье.

Лицо её нахмурилось.

– Гомес?

– Было такое, – кивнул тот. – Разберусь, ваше величество.

– Вернуть. Исправить. Выплатить компенсации. Правда назад на работу можете не брать, хорошего понемногу… – Она вымученно вздохнула и прошествовала на место.

– Горе ты моё, что ж с тобой делать? – Это мне.

– Любить? – Я пожал плечами.

– Куда ж больше! – Снова вздох. – Я родным детям столько не прощаю, сколько тебе. Аделия, у тебя что?

– Пока ничего, – ехидно усмехнулась Бестия. – Я ещё там не была. Но виновных накажем. А кто откажется говорить – пригрозим, что отдадим ребятам Хуана. Как недоговороспособных. Хуан, извини, но ты уже страшилка во многих стенах ответственных ведомств. – Это мне, с улыбкой, но за улыбкой пряталась грусть. Ничего смешного в этом нет, что я страшилка. Впрочем, моему будущему фрилансу это на руку.

– Мам, этот человек сказал на всю страну такое… – снова попыталась стать смягчающей пружиной Фрейя. – Все новостные каналы изойдутся. Для них будет укороченная версия, без акцента на поступок Хуана, но с полным монологом этого преподавателя.

– Сиди! – рявкнула хозяйка кабинета. – Я уже отдала все распоряжения. Там Сирена, всё сделает. – Снова вздох. – Фрей, это вооружённое нападение на школу вообще-то! А ты про моральный облик преподавателей.

– Отнюдь! – вставил пять центаво я. – Там не было вооружений. И даже нападения не было – я защищался… Поначалу, пока они не начали первые. – Хитрый прищур.

– Автошприц с ядом, – парировала она. – Плюс хакинг, взлом школы. Это… Это плохо, Хуан.

– Но использование сотрудником ИГ оружия в стенах школы… – попыталась вставить и Фрейя, но была перебита:

– Он не использовал его.

– Не успел! – А это я. – Просто не успел, ваше величество, и хорошо, что у меня получилось оперативно сеньора обезоружить.

– Но он не собирался стрелять! – настаивала королева. – Только припугнуть зарвавшегося школьника, от которого можно ждать чего угодно.

– Докажите! – Я заулыбался. – Нет, ваше величество, пусть он доказывает, что не собирался, а не мы, что собирался. Не подписывайтесь на эту логику. А он не докажет. И это – обоснование моей агрессии. Я обезоружил опасного… Человека. – Не буду употреблять слово «преступника». – Да я почти герой!

– Почти герой! – ехидно потянула она.

– А обоснование наличия и использования яда дам я, – заявила вдруг Фрейя. – Я скажу всем, что ПРИКАЗАЛА Хуану провести это расследование и дала ему ампулы. Потому, что мне надоела ситуация со школами, с вымыванием там кадров по линии пятого управления.

– Ты этого не сделаешь! – зло сверкнула очами королева.

– Сделаю! – парировала, не дрогнув, Фрейя. – Мам, и правда, надоело! Если б не Хуан – никто бы эту тему не поднял. Я не против того, чтоб менять постепенно, но с сего дня нужно банально перестать давать право ставить такие пометки в досье школьников. Максимально возможная – «взять на заметку», «наблюдать». Нельзя лишать людей будущего за слова, сказанные в девятнадцать лет под влиянием гормонов. Пошли с парнями под пивом на площадь, поорали что-то против власти? Порассуждали, какая королева шлюха и надо ставить республику? Это не повод ломать людям жизнь. Я ответственно заявляю, ЗДЕСЬ надо ослабить гайки. И я буду идти до конца в этом вопросе. – О, как она грозна, когда уверена в себе.

– Гомес? – переключилась на технические детали королева.

– Дайте неделю, ваше величество, – склонил глава «пятёрки» голову. – Я озадачу своих спецов, они подумают, проанализируют аналитику, обсосут ситуацию с разных сторон, и после этого приду с ответом по этой проблеме. Потому что, Хуан, ваше высочество, вы недооцениваете мощь оговариваемого инструмента. Мы на самом деле заранее, оперативно определяем будущих психов, например. Разных борцов с режимом с поехавшей кукухой. Испорченная карьера – это нехорошо, это сбой программы, я понимаю. Не все агенты и сотрудники честные идеалисты, некоторые – такие вот сволочи. Но было бы хуже, не пройди фильтр какой-нибудь маньяк, который потом устроит бойню, например, в торговом центре?

– Гомес, думай! Даю две недели! – отрезала королева. – Фрей, ты будешь участвовать в обсуждении, войдёшь в рабочую группу.

– Да, мам. – Высочество склонила голову. – Спасибо.

– Хуан… – Он нахмурилась. – Хуан, тебя будут судить. По уголовной статье. Я бессильна. Точнее, в этот раз ты слишком далеко зашёл, и я не хочу прикрывать твою задницу, – уточнила она. – Тебя будут судить, и что-то присудят. Срок – нет, не будем тебе портить резюме, но вот исправительные работы – возможно. – Ехидная подленькая, пусть и еле уловимая улыбка. – И да, с планеты ни ногой! Ты под следствием.

– Есть, сеньора! – вытянулся и я.

– Фрей, довольна? – глаза на дочь.

– Мам, ты душка! – расплылась та в улыбке и крепче сжала мою руку.

– Хуан, какие планы? – расслаблено откинулась глава государства в кресле – разнос закончен. – Только ни слова про тот дурацкий проект с вымогательствами и благотворительными фондами! Я серьёзно. Слышала, ты открываешь бизнес с Феррейра и Гортензией?

– Да. – Кивок. – Но пока в ресторане ремонт, думаю, надо закрыть один старый должок. Впрочем, сеньора, я справлюсь. Со всем справлюсь. И ваши дочери мне – поддержка и опора, я люблю их. – Погладил Фрейю по руке.

Покровительственная усмешка.