Текст книги "Фрилансер. Абсолютный хищник (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Глава 9. Подстава подставы или о Высокой Литературе

– Хуан, я всё понимаю, но после всего, что случилось сегодня, после всех моих уступок, это уже наглость.

Фрейя была в шоке – слабо сказано. Офигела – тоже мало красок. В общем, была в нокауте. – Это называется прямое должностное преступление. Наследница престола вскрывает тайных внедрённых агентов императорской гвардии, стоящих на страже государства, его мира и спокойствия? Я не буду называть тебя безумцем – тебя последние дни так назвали абсолютно все. Я… Да у меня даже слов нет, как тебя назвать, наглая твоя морда!

– Понимаю, тебе не по себе, – ухмыльнулся я. – Но посмотри на это дело с другой стороны. Некто даёт указание через любые подшефные структуры помешать одному ученику средней старшей школы получить нормальные баллы по экзаменам. И структуры вербуют для этого серьёзных людей в пятом управлении. Которые спускают подшефным стукачам приказ «валить» оного ученика.

– А если нет? Если не спускают?

– Уже спустили. – Я задорно улыбнулся. – Перед началом экзаменационной сессии у нас был иной список вопросов по «испанке». Он размещался на сайте школы в свободном доступе, как и учебная программа. Но знаешь, что произошло за день до начала сессии? Состав вопросов изменился. Изменилось их количество – со ста сорока до двухсот восьмидесяти. И бОльшая часть вопросов касается углубленного изучения материала двух последних лет.

– Тех лет, что ты в корпусе. – Фрейя завела руки за спину и зашагала по комнате «для переговоров» в «Престидижитаторе», где мы, отпустив всех остальных, остались «перетереть личное». – Занятно. Мне сказали, что против тебя будут играть нечестно. Но получается, честно, раз предупредили?

– За день до консультации по первому экзамену? Фрей, просто это последний день, когда что-то можно изменить согласно регламенту. Я читал регламент.

– Но ведь никто не побежал жаловаться! – парировала она. – Даже ты.

– Никто не побежал потому, что они всё это время ходили в школу и учились. А значит, знают. Если бы задали то, чего не изучали за эти три года – поднялся бы вой. А так у нас народ тёртый, будущие менеджеры высшего звена – сочли это усилением образовательных стандартов. Кстати в соседних школах ничего такого нет, все экзаменационные вопросы согласно рекомендации министерства. А я не побежал потому, что читер. Во-первых, и у самого память хорошая, а во-вторых, мне единственному могут подсказать «снаружи», прямо в кольцевую мембрану в ухе в момент подготовки. Но только после предупреждения от твоей матери я задумался… Чёрт, это нельзя спускать! Стукачи – люди государственные. И должны защищать именно что интересы Венеры. А они защищают интересы пары-тройки олигархов, для которых это игра. Я считаю, стоит примерно наказать их.

– А если они не при чём? – хмурилась она.

– Фрей, это стукачи пятого управления. – Я расплылся в злой улыбке предвкушающего добычу хищника. – Знаешь, сколько каждый из них завалил ребят, не дав им нормальный пропуск в жизнь? Мне никого из них не жалко. При этом подам всё под соусом самозащиты – вопросов с моральной стороной ни у кого не возникнет.

– Верёвки из меня вьёшь. – Она присела, поправила юбчонку. Классная наследница престола, всему свету ножки демонстрирует по самое «не хочу». Мне нравится. – Что будет, если соглашусь и дам ключ?

– Будет шоу. – Я пожал плечами. – А ещё разбор полётов в управлении – выявлен «краплёный» куратор. Это серьёзно.

– А лично мне что будет? – Она сощурилась, кидая весёлый взгляд.

– Я предлагал заехать к тебе. Но ты всё время отговариваешься. Только сосёшь, а до дела…

– Хам. – Сказано почти без эмоций. Она боялась близости со мной по политическим причинам. Хотела, но боялась попасть в зависимость от меня. Металась. Но пока не решилась, и давить не буду. – А Изабелла?

Хороший вопрос. Но ничего лучшего не придумал, как ответить честно:

– Буду ходить на два дома. Вместе жить вы не сможете.

– Не сможем. – Согласно кивнула. – А значит, давай пока не будем начинать. Я пока не готова ссориться из-за тебя с сестрой НАВСЕГДА.

– Согласен. Скажи, как будешь готова. – Жесть она ситуацию просчитывает.

Фрейя сидела, думала, вздыхала. Я не торопил. Наконец, решилась.

– Ближе к вечеру заеду в «Берлогу». Сама. Предупреди ребят. И ещё Хуан… Делай что хочешь, но тот, против кого ты будешь работать, должен сказать ТАКОЕ, что мне простятся все грехи – а у меня будут проблемы, поверь. Он ДОЛЖЕН это сказать, даже если на самом деле так не думает.

– Пироженки с дворцовой кухни не забудь, – расплылся я в улыбке. Должен – скажет. Хотя если чел и правда мальчик-зайчик, это может стать проблемой. Не только же сволочи в пятом управлении?

* * *

Не знаю, что ею двигает, но я точно не вью из неё верёвки. И секса со мной она не хочет. Нет, хочет, конечно, но «сдаётся» только под видом оного желания. На самом деле она мною крутит, пытаясь сделать так, чтобы я думал ровно обратное. Наверное, не стоит ломать кайф, лучше подыграть. Единственное, что напрашивается – это не я глава собственной армии, её куратор, прикрывающий от внешнего мира. Это Фрейя фактическая глава моих ребят, а я – её ширма для остального мира, как бы самый главный для всей Венеры, чтобы ей не задавали лишних вопросов. И игра «в любовь и страсть» наследницы к некому юному сеньору и потенциально будущему консорту – тоже ширма, дескать, девушка молодая, зелёная, при виде настоящего брутального мачо лужей растекается.

С одной стороны, ситуация мне не нравилась. Но с другой… Я просто не видел альтернативы. Никто не позволит иметь собственное вооружённое формирование на планете. Я не олигарх, у меня нет клана, контролирующего эн процентов планетарной экономики, мои родители не помогали первой королеве сесть на престол. А значит, буду играть по её правилам. Вряд ли она начала собственную игру и готовит что-то против мамы, у них, слава богу, дружная семья, и с королевой Фрейя – одна команда.

Её высочество сдержала слово и заехала, завезя мне ключи от базы данных пятого управления.

– Приказ о назначении комиссии будет издан вечером перед экзаменом, уже после консультации, – подсказал Майк, изучая первые попавшие под руку базы данных. А там было много интересного, но и много воды, из которой нужно тщательно просеивать зёрна из пустой породы. – Давай мы сейчас изучим твоего препода, что за чёрт и чего в жизни натворил. А как будет информация по остальным – ночь посидим и проанализируем. И если будет по нашей линии, по «хронике справедливости», дадим отчёт, и примешь решение.

– Договорились, – кивнул я и поехал за Сиби. Напряжённый выдался день. И Бэль предложила встретиться и сходить «на шопинг» втроём, «пока магазины открыты». Она будет в духе, тут ей и обрисую проект по выбиванию денег у аристократии, и то, что ей придётся в этом номинально участвовать. Предчувствую, какой будет ад, но надо выдержать.

Как прошёл вечер – рассказывать не буду. Скажу только, она на меня обиделась, и спать пошла в комнату Сиби. Но согласие стать учредителем дала.

Я же забурился в «игровую», настроил связь с «Берлогой» и всю ночь изучал материалы и строил стратегию поведения на экзамене. «Хуан, у меня будут проблемы. Он ДОЛЖЕН сказать это» – вертелось в голове. Если сяду в лужу – сядет и она. А именно от Фрейи, как оказывается, зависит всё в моей жизни.

К утру задремал. Но по будильнику чётко проснулся, принял душ и побежал завтракать.

Мелкая тоже проснулась, спустилась и решила составить компанию.

– Ты точно готов? – спросила, уминая бутер с колбасой и сыром. Минимализм, но мне, бывшему школьнику титуляру, самое оно. Сила привычки.

– Там засада, Сиби. Этот чёрт хоть и строчит исправно управлению, но на самом деле мест, в которые его можно ткнуть, всего несколько. Поверь, на самом деле в таких конторах далеко не все сволочи и скоты. Их много, работа такая, что легко оскотиниваешься, но, как правило, в любых органах полно честных служак, искренне выполняющих свой долг. Этот тоже работает честно. Почти. Пришлось сильно покопаться в его биографии, чтобы что-то найти.

– Но ты нашёл, – констатировала она.

– Угу. Но ещё вчера бы чувствовал себя подонком. Понимаешь, все люди оступаются. Все ошибаются. И я ошибался. Из-за меня гибли люди. Девчонки. Парни. Я неправильно оценивал ситуацию, посылал в бой тогда, когда надо было отступить. Так и он – в целом сеньор просто выполняет свою работу. Да, испортил жизнь паре парней, но на общем фоне не так и круто.

– Но мы говорим о человеческих судьбах, разве нет? – зло сузились её глаза. – Что с ними стало?

– Один спился. Второй ушёл в армию. Погиб на Земле. Есть боевые награды.

– Что погиб – к делу не относится, – покачала она головой. – Бывает. Что пошёл в армию…

– А мог стать крутым менеджером чего-то. Или инженером. Получал бы большие деньги, но главное, приносил бы огромную пользу стране. А он сгинул, как простое мясо. Причём от безвыходности – с такой пометкой в личном деле тебя даже в торговлю, продавцом не везде возьмут.

– Хуан, он это СДЕЛАЛ. Уничтожил будущее двух ребят. А значит к чему эти эмоции и рефлексия?

– Я тоже посылал девчонок на убой! – не сдавался я.

– Ты не желал им гибели, ты ошибся! – повысила она голос. – Он же, отправляя своих учеников в утиль, строча на них доносы, желает гибели ОСОЗНАННО. Вот в чём между вами разница, Хуан. А теперь иди и надери там всем задницы!

Аудитория. Снова лекторий. Захожу в числе последних, все глаза на меня. При входе Селеста сбросила текстовку, что вся школа, кто не занят непосредственно своим экзаменом, прилипла к трансляции канала, и будет ждать моего выступления. То, что на математике просто отвечал, никого не обмануло – математика точный предмет. А «испанка»… Все помнят мои выступления перед этим же самым преподом, когда я рассказывал про кукурузные булочки и планомерную промывку мозгов. Не все, но многие. А значит, многие ждут, что будет как минимум интересно.

Пропускаю всех однокашников вперёд. Даже жаль ребят если честно. Может не выворобушкиваться, а ещё раз всё прогнать, и пропустить перед собой поболее народа? Ибо после меня вряд ли кто-то сдаст, даже если будет готов.

Решено. Взял свой билет (снова, как и на информатике, и на математике, отпечатанный на кусочке бумагопластика. Альберто Томпсон. Континентальная поэзия эпохи Второго Возрождения. О, а это интересно! Гарсия Маркес! И ещё три пункта. Всё знаю, ответить смогу, но будут заваливать боковыми и встречными вопросами. Пожалуй, подремлю. Парни копают инфу на двух других членов комиссии, два уже в кармане…

– Сеньор Шимановский? Готовы? – проснулся я от этого возгласа.

– Хуан, мы пытались! Но ты вырубился! – Извиняющийся голос Солёного в ухе.

– Да, сеньор председатель комиссии, – поднялся я, давя зевоту.

С пустым листком спустился. В лектории осталось человек пять. Неудачники, что-то пулемётом пишут, или думают. Вспоминают? Если не готов, перед смертью не надышишься. Ладно, не проскочили передо мной – ваши проблемы, ребят. Пересдача – штука сложная, даже если она по объективным причинам.

– Сеньор Шимановский? – Это гость из другой школы. Председательствует завуч, памятный по экзамену ИС. Пристяжной – вновь силовик, но просто так его хакнуть нам не дадут. СЕГОДНЯ не дадут. Ночью пароль её высочества работал, но сейчас все всё понимают, и нас, войди в сеть ИГ, заблочат на раз.

– Альберно Томпсон, – начал я, положив листок перед председателем. – Родился в городе Лос-Анджелес тридцатого сентября две тысячи двести…

Краткая биография. Пара известных вещей. Описание упадка в тогдашней литературе. Роль в том, чтобы этот упадок не стал катастрофичным. Ничё так ответил. Встречные вопросы. Отвечаю, не критичные пока. Разминка.

– Следующий вопрос. Поэзия Второго Возрождения, – произнёс председатель.

– А могу сразу третий? – наглею я.

– Почему? – Завуч сузил глаза. Ждал подлянки. Правильно делал.

– Потому, что у сеньора Шимановского всегда был свой индивидуальный взгляд на многие политические процессы, и это отражается на его видении литературы. – А это заулыбался почти всё время до этого молчавший наш препод. Шоу началось. – Он всегда с интересом рассказывал свой взгляд на устоявшиеся произведения, и даже на литературные тенденции. И я бы сказал, что это взгляд взвешенный, человека, который думает, пусть он и несколько… Неверный.

– Почему же вы так, сеньор? – улыбнулся я. – Чтобы судить о верности и неверности, оную нужно доказать. А я свой взгляд аргументировал железно.

– Хорошо. Аргументируйте нам сеньора Гарсия Маркеса, пожалуйста, – «смилостивился» он. – Что возьмём? О, давайте классику. «Сто лет одиночества». О чём эта без сомнения спорная книга, поведайте свою версию?

– Всё просто. – Я разогнал восприятие, прогоняя остатки сна. – Это книга об истории семьи Веласкес.

Все члены комиссии, кроме моего препода, раскрыли рот от изумления от такого выверта сознания.

– Переселились в дебри, о которых никто не знал, – начал комментировать я. – Как и первые Веласкесы были генерал-губернаторами настолько отдалённой задницы Империи, что эти понятия сравнимы. Торговали с ними только цыгане – а с Венерой только метрополия. Затем инцест. Королева Аделина – плод любви своей мамы с пусть очень дальним, но родственником, представителем новой династии на троне в Каракасе. Оливия же Веласкес, её внучка, и Лукас Маршалл – кузены. Филипп Веласкес и их дочь, королева Катарина – тоже родственники, оба потомки королевы Аделины. Нашу королеву чаша миловала, но что-то подсказывает, что следующая королева вновь будет мутить с кровным родственником. Это просто предположение, но оно у меня есть.

«Угу, с тобой, Чико» – поддел внутренний голос.

Со мной, но ведь я родственник! Сиби не даст соврать, народ по внешнему виду сразу связь с династией определил.

– Это смелое обвинение, – произнёс «пристяжной».

– Это не обвинение, сеньор… К сожалению, я не в базе и не знаю какое у вас звание. – Трое остальных экзаменатора от этих слов скривились. Гэбэшник же укол выдержал. – Это не обвинение, это констатация факта. Эта династия несёт в себе проклятье. Но проблема в том, что альтернативы нет. Она ни капельки не выделяется на фоне других представителей элиты, кто теоретически мог бы встать у руля планеты. И у всех нас, у всего нашего большого венерианского Макондо, будет примерно такой же конец, как у того. Будет буря, и привычную нам власть, сметут. Кто, когда? Не знаю. И Маркес не знал, что именно сметёт Колумбию его времени. Он просто знал, что власть в прежнем виде не удержится, кончит как Макондо.

Но главное, Буэндия – эгоисты! – расширил я глаза. – Аристократы и эгоисты, которые любят только себя и никого больше.

– Как Веласкесы, – добавил мой препод.

– Примерно. А если кого и начинают любить, это не делает погоды, как, например, брак королевы Леи, либо это кто-то из их собственной семейки, что опять же говорит об эгоизме, любви самих себя.

– И вы эгоист, сеньор Шимановский? – Это второй препод.

– Да. – А толку скрывать и врать себе? – Я тоже эгоист, и тоже люблю только себя. Остальных – использую. Даже тех, кто любит меня. Это хотели услышать? Но у меня есть отличие. Буэндия, Веласкесы – земледельческая аристократия. А я – нет. У меня свежие взгляды на окружающие вещи, я хочу вдохнуть струю, оживить то, что они делают. Получится, нет – не знаю. Но без свежей крови и свежих идей любая династия загнётся. Трагедия Макондо в том, что любовь могла бы спасти город, и она даже появилась, но было уже поздно. Я надеюсь, что на Венере ещё не поздно.

– Смелое заявление! – Это наш препод. – Значит, Гарсия Маркес совершенно точно знал, что через сотни лет на другой планете будет править такая династия, так?

– Не надо принимать буквально, сеньор, – мило улыбнулся я. – Всё вы поняли. «Сто лет одиночества» – это реквием по аристократии. Которая закукливается в своём эгоизме, не видя других путей контакта с миром, окунается в инцест. Не имея свежей крови и свежих взглядов деградирует и… Исчезает. Даже буря не была нужна на самом деле, Макондо умер и так, до неё. Буря лишь литературный приём, который хоронит то, что стало к тому моменту мертво. Это предупреждение нам, что так будет. И я, как вы говорите, имеющий собственную позицию, буду стремиться к тому, чтобы избежать, или хотя бы отсрочить этот сценарий. Буэндия должны интересоваться миром, должны взаимодействовать с народом, должны жить и любить, а не кипеть и вариться в собственном эгоизме и в собственной исключительности. Любые Буэндия, какие бы ни были у них фамилии. Иначе – деградация и…

– Буря, – досказал гэбэшник. – Опасные разговоры, сеньор Шимановский.

– Скажите это экспертам министерства образования. – Я криво усмехнулся. – Это они ставят в программу такие опасные произведения.

– Не перевирайте программу, сеньор Шимановский! – психанул и повысил голос второй препод. – Что это за клоунаду вы устроили? Это школьный экзамен, а не шоу у Кристиана Сальвадора!

– Сеньор, я привёл аргументацию под свои выводы, – зло парировал я. – Прав я или не прав, но я доказал, что имею право думать то, что думаю. Возражайте по тексту, где я не прав!

«Щенок!» – читалось на его лице.

– Уважаемые, предлагаю вернуться к этому вопросу чуть позже, – попытался разрядить атмосферу завуч. – Мы поняли, что сеньор Шимановский одарённый юноша. Но этого мало. Давайте всё же вернёмся к поэзии. Прочитайте нам что-то из той эпохи.

– Не хочу. – Я сложил руки перед грудью.

– Почему же? – коварно заулыбался гэбэшник, почувствовав, что настал их черёд мутить шоу.

– Потому, что меня не «втыкает» данная эпоха, – честно ответил я. – Скажу так, в ней нет НИ-ЧЕ-ГО, что могло бы обогатить мировую литературу.

– Это слишком серьёзная… Хмм… Заявка, – потянул второй препод, также заулыбавшись, словно охотник, почувствовавший слабину зверя. – Здесь будете аргументировать?

– Конечно. Люди всегда писали и пишут стихи. Бывают периоды, когда стихи более востребованы, и тогда рождаются шедевры, о которых помнят потомки. Бывает, когда у людей спад. И Второе Возрождение это время, когда из-за политических пертрубаций народ слишком устал и ударился в поэзию, чтобы отвлечься. Краткая эпоха взлёта нескольких авторов, но лишь пик на графике в сравнении с тем, что было до и после. Ничем толковым та эпоха МИРОВУЮ литературу не обогатила, и обогатить не могла.

– Но мы изучаем не МИРОВУЮ, – выделил вслед за мной это слово и наш оскалившийся препод, – а латиноамериканскую литературу.

– А почему мы изучаем не мировую литературу, сеньор? Ведь в мире было написано куда больше интересных вещей, достойных обучения в школах? – картинно округлил я глаза. – Но я знаю о многих только благодаря самообразованию, а большинство сограждан понятия не имеет о них!

– И вы можете продекламировать что-то из… Мировой классики? – Это заинтересованный завуч.

– Конечно. Вот смотрите, Вильям «наше всё» Шекспир.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха и начал декламацию, правда, не на английском, а на испанском, как в своё время читал.

 
Но что за блеск я вижу на балконе?
Там брезжит свет. Джульетта, ты как день!
Стань у окна, убей луну соседством;
Она и так от зависти больна,
Что ты ее затмила белизною.
Оставь служить богине чистоты.
Плат девственницы жалок и невзрачен.
Он не к лицу тебе. Сними его.
О милая! О жизнь моя! О радость!
Стоит, сама не зная, кто она.
Губами шевелит, но слов не слышно.
Пустое, существует взглядов речь!
О, как я глуп! С ней говорят другие.
Две самых ярких звездочки, спеша
По делу с неба отлучиться, просят
Ее глаза покамест посверкать.
Ах, если бы глаза ее на деле
Переместились на небесный свод!
При их сиянье птицы бы запели,
Принявши ночь за солнечный восход.
Стоит одна, прижав ладонь к щеке.
О чем она задумалась украдкой?
О, быть бы на ее руке перчаткой,
Перчаткой на руке!
 

– Сколько эмоций! Сколько экспрессии! Какие эпитеты! Сильно? – спросил я, поставив точку и сделав паузу. Преподы молчали.

– Или это. – Продолжил:

 
Быть иль не быть – вот в чем вопрос.
Что благороднее: сносить удары
Неистовой судьбы – иль против моря
Невзгод вооружиться, в бой вступить
И все покончить разом…
 

– Браво, сеньор Шимановский! – перебил наш препод с серьёзным и смурным лицом. – Скажите, зачем вы устраиваете это шоу? – Подался вперёд. – Все знают, что по объективным причинам вас сейчас смотрит через школьный портал не только вся школа, но и половина Альфы. Вы у нас медийная персона, с этим могу только поздравить. Но вы расписываетесь перед всем городом либо в незнании предмета, а вы понимаете, что за незнание поставить удовлетворительное количество баллов мы, также сидящие перед камерами, не сможем, либо в целенаправленном срыве экзамена. Который вам придётся пересдавать, но вот грант категории «А» вам при этом не видать. Зачем вы устраиваете это шоу, юный сеньор?

– Зачем? – Я усмехнулся, прошёлся по «пятачку» аудитории, делая эффектную паузу. Взмахнул рукой. – Доска!

Сбоку, слева от меня, но справа от сеньоров, зажёгся вихрь голограммы. Парни из «Берлоги» запустили.

– Сеньор, не стоит. Мы учли опыт предыдущего воздействия и противодействия, и сейчас вы не сможете обрубить нам связь. Да и тогда это было не так уж просто, пришлось использовать специальные протоколы. – Это я гэбэшнику, который непроизвольно при последней команде дотронулся до уха, отдавая какую-то команду. Сеньор руку убрал, замолчал, посмотрел с интересом.

– Сеньоры, это шоу за тем, – усмехнулся я, оглядывая всю комиссию, – чтобы представить городу и миру ещё одного автора. Причём сугубо латиноамериканского, что соответствует нашей программе. И представить вам аж два произведения.

На «доске» появился текст докладной записки на имя главы восьмого участка пятого управления. От агента 28145-14. В тексте говорилось о «плохом поведении» некого Муратова Исмаила, учащегося его класса, который виновен во всех смертных грехах, а точнее в единственном смертном грехе – в неблагонадёжности. А также вольнодумстве, плене ложных либеральных ценностей, что он – потенциальное мясо для вербовки оппозицией и террористических структур Обратной Стороны, и следует ой как внимательно присмотреться к нему, дабы чего не вышло. С приложением аудиозаписей его монологов на отдельном носителе.

– Сеньор, узнаёте своё творчество? – оскалился я, глядя на препода, который сошёл с лица. – Вы же не просто латиноамериканец, вы – агент пятого управления ИГ Венеры! А значит, несмотря на то, что жанр произведения эпистолярный, с налётом канцеляризма, я спокойно могу отнести его к предмету нашего экзамена – «латиноамериканская литература».

Итак, давайте разбирать вехи данного произведения…

* * *

– Прекратить балаган немедленно! – вспыхнул и подскочил ГБшник. И на лице его я прочёл страх – любая спецура стояла и стоять будет на том, что никто не должен знать имена сотрудников и агентов. Только тогда спецслужба может функционировать. Любой растрезвон базы данных кадровой части – и незамедлительная кара. Причём до суда и следствия можно вообще не дожить. За преступление, что они расследуют – доживёшь, это их работа, но за подрыв устоев, основы основ – тебя даже искать не будут. Чё там искать, в атмосфере кроме золота растворяется всё. Может я фантазирую и преувеличиваю, но, имхо, это и правда грех грехов. – Что ты себе позволяешь, щенок?

Я приосанился. Ответил с достоинством:

– Как это что? То, на что не решается наша власть вот уже пятьдесят лет. Топлю вашу контору.

– Хуан, тревожные кнопки сработали во всех окрестных отделениях гвардии. К вам сейчас рванёт дофигища машин лазорево-золотых. И нам там ловить нечего, только следим.

– Блокировка главного шлюза школы, – произнёс я вслух, но тихо. – Блокировка всех коридорных переборок. Врубайте протоколы прорыва атмосферы. Тяните время, мне надо хотя бы четверть часа.

– Есть!

– Что ты сказал? – а это раскрасневшийся ГБшник.

– Я говорю, что делаю то, что должна была сделать власть ещё три десятка лет назад, – криво и очень зло усмехнулся я. – Вы были созданы, чтобы кошмарить Обратную Сторону сразу после войны. Там было нелояльное население и горы оружия, в своё время это было оправдано. Но население со временем присмирело, особенно когда поняло, что Москва от них отказалась и бросила ради своих мелочных материальных интересов. Что они теперь сами по себе. Родилось и выросло новое поколение, которое было готово жить с вами, латиносами, бок о бок. И вам нужно было сменить кнут на пряник, и поощрять интеграцию вместо подавления возможного бунта и сепаратизма.

Но если прикрыть вас – вы останетесь без работы! – закричал я, не давая себя перебить, а сеньоры пытались. – Без очень хорошо оплачиваемой в общем не пыльной работы, коэффициентов за опасные условия и льготных пенсий. Вы просто не нужны Венере в таком количестве, вас некуда больше устроить – по крайней мере не всех! А потому нужно искусственно поддерживать градус напряжённости между секторами – что вы с успехом и делаете.

Нацгады по указке сверху, а они всё делают по указке, работа такая, кошмарят людей на местах, чтобы их и латинский сектор ненавидели. Вы же, и ваши стукачи, пользуясь этой ненавистью, выявляете пассионариев и радикалов, и даже если они безобидны, раздуваете из мухи слона, а после предъявляете планете, как врагов номер раз и террорюг. Не надо, сеньор, лучше молчите, я знаю историю собственного государства и читал документы, которые физически запрещено выносить из места их хранения.

– Это ВЫ раздуваете межнациональную ненависть! – взревел я и грозно сделал шаг навстречу. Руки мелко затряслись – предтече приступа, и нужно во что б то ни стало удержаться. – Вы лепили из простых работяг и обывателей террорюг и зловредов, чтобы остаться на хлебном месте и хорошо жить за счёт напуганных налогоплательщиков! Вы без зазрения совести ломали судьбы талантливым людям, которым после ваших отписок в досье ставили такие пометки, что на любую высокооплачиваемую работу им закрыта дорога. Этим вы ещё больше обозляли людей, приводили их к ещё большей ненависти и взращивали в них ещё больший протест и неповиновение. Вы – отродья дьявола, сеньор офицер, я вас ненавижу, и если меня сейчас смотрит и слышит много народа, как медийную персону, то заявляю: я готов взять на себя ответственность и первым поставить в народе вопрос о целесообразности существования пятого управления императорской гвардии в принципе, и ещё более – необходимость существования оккупационной армии Сектора, по недоразумению носящей название национальной гвардии. Есть ещё вопросы, что я делаю?

– Сеньор Шимановский, – завуч, очень спокойно, видно ему сообщили, что едет гвардия, – ваша акция протеста понятна, и, возможно, политически обоснована – я не отрицаю, что нашему обществу, возможно, нужен диалог по этой проблеме. – На хмыкание офицера он не обратил внимание. – Но тем не менее, вы нарушаете закон. То, что вы делаете – уголовная статья. И даже ваши покровители не всемогущи защитить от ВСЕГО… При прямой трансляции, конечно.

– Разумеется, я знаю это. – Я умиротворяющее улыбнулся. – Сеньор, знаете, что я хочу? Я хочу, чтобы парниши и девчушки, обучающиеся сейчас в педе на историков латинской литературы, увидев моё выступление, трижды подумали, а оно им надо – соглашаться на вербовку «пятёрки»? Или же просто преподавать деткам – какая бы они ни была, она НАША литература. А значит, моя жертва УЖЕ не будет напрасна.

Но я не закончил с литертурным творчеством. – Я тяжело вздохнул, взял перо лазерной указки и пошёл к «доске» – подсвечивать отдельные интересные моменты на экране. – Знаете, что делал уважаемый Муратов Исмаил, за что получил клеймо и разбитую жизнь от нашего сеньора-литератора? Он ИМЕЛ НАГЛОСТЬ ВЫСКАЗЫВАТЬ СВОЁ МНЕНИЕ!!! – я сделал ужасные глаза. – Представляете? Я, вот, тоже, имел наглость спорить. Но меня тут, оказывается, с момента поступления курировало ДБ, и сеньору дали по рукам. – Судя по скисшей роже препода, так и было. – МНЕ он прощал альтернативную точку зрения, но только потому, что руки коротки их оторвать. Ах да, я по внешности латинос, из стержневой, «правильной» расы, условно свой, а своим шалопаям прощать можно.

– Шимановский, прекрати! – взревел препод.

– Сеньор, это разговор не о булочках, – покачал я головой, – вы ломали людям судьбы. Ах да, всем, кто нас смотрит, в рамках сего представления, – топнул ногой, – не получится показать все материалы по этому делу, но вы можете их найти на сайте «Хроники борьбы за справедливость», их сейчас туда загружают. Как и ещё одно дело, на ещё одного человека. Который также получил отлуп и никуда не смог устроиться в этой жизни благодаря нашему неуважаемому литератору, агенту 28145-14.

– Так, сукин сын, а теперь быстро прекретил! – А это психанул и не выдержал ГБшник. Встал, двинулся ко мне, вытаскивая из наплечной кобуры маленький, но опасный пистолетик… Пороховой, не игольник – хорошо, калибр маленький… Но и таким легко убить.

Вскинуть руку. Прикрыть глаза. Концентрация… Руку вниз, в район ноги… Прицелиться сеньору в колено…

«Пиу» тут нет, «вельветка» выходит беззвучно. И нет, я не ездил на базу, чтобы мне её зарядили (постоянно таскать нельзя, протокол, слишком опасно, только перед крупными охранными операциями… Или хранителям можно). Мне её вшили ребята. Прямо в Берлоге. Разрезали кожу, вскрыли приёмник, установили – у Макса в отряде и такие спецы есть. Руку зашили и заклеили телесным клеем. Ну, сколько-то крови потерял, зато не завишу от курв из корпуса, которые не пойдут навстречу. Шрам будет, да и шов болит, но переживу.

В колено сеньору не попал, попал в ногу чуть ниже. Сеньор тут же споткнулся и начал заваливаться, я же подбежал и в прыжке ногой выбил оружие из его рук. После чего с другой ноги зарядил ему под дых, кулаком в хлебальник, уронил сеньора, а когда тот попытался встать, двинул ему по рёбрам.

– Ай-яй-яй, сеньор! Такой большой мальчик, а в школу, к детям, огнестрельное оружие таскаете! Вы знаете, что это запрещено? – издевающимся тоном заголосил я. – Что вы кого-нибудь можете нечаянно поранить и даже убить? Ой, как нехорошо!

– Отвали придур…

Хрум. По рёбрам. Кажется, что-то сломал, ибо бил без стеснения. Реально упоротый тип! В школе пистолет доставать! Охренели они в своей «пятёрке» от безнаказанности. Этот чел – труп, из органов его выпрут, но я, кажется, правильно делаю, что начал топить за лишение этого управления львиной доли влияния. Нафиг, таких упоротых вон из органов!

– Ты труп, парень! Просто труп! – простонал он.

– Без тебя разберемся, дядя. – А теперь козырь. Автошприщ. Пронёс его по частям. Не медицинский, что на скорых и во всех больницах, а военная модификация, из корпусной аптечки – у нас она в машине стоит у любой группы, охраняющих нулевой объект. Придя в аудиторию, собрал, убрал в карман и только после уснул на задней парте. – Покойникам слова не давали, а ты больше не агент ИГ. – Первой ампулу из левого кармана. Снотворное. Мгновение – зарядить и вколоть. Колол в шею – плевать куда, сойдёт. Агент прохрипел и… Отрубился.