Текст книги "Затворник(СИ)"
Автор книги: Сергей Волков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Хвост посмотрел на собеседника Кувалды, и признал в нем того бенаха который, в ночь пытки пленных, пугал его булавой и угрозами.
– Тебе надо знать, – продолжал недобрый человек – что если ты от усталости будешь лежать на дороге, то тебя не положат в одни сани с нашими раненными! Тебя оставят на дороге, на которой ты будешь лежать. А копье тебе в сердце воткнут не потому, что о тебе будут сожалеть, а потому, что живой ты сможешь рассказать болотным людям о нас! Поверь мне, и знай, что так будет!
– Это он правду сказал? – вполголоса спросил Кувалду Хвост.
– Брешет он все. Не бери в голову! – ответила воительница.
Сотьер в это время приказал разбить стоянку.
– Костры разжигать только со стороны озера! Торбы приказываю держать завязанными! Стелить под себя только плащи! Всем ждать приказа, чтобы немедленно выступить! Варить обед, но пока обед варится, есть сухую еду чтобы не лечь на дороге, когда внезапно появятся турьянцы, потому, что в таком случае, обед придется бросить!
Он велел Валтоэру идти с двумя воинами в дозор – следить за путем, которым пришли. Благо болото перед гривой простиралось обхватов на тысячу, и с бугра все было как на ладони. Остальные матьянторцы стали готовиться на отдых. Пили из котелков озерную воду, разводили костры. Сырые дрова занимались плохо, чадили и дымили – будто на радость тем, кто втайне наблюдал за станом издалека. Между тем ветер все набирал силу. С небес начал садить мелкий дождик.
– Что теперь будем делать? – спросил Хвостворту у Кувалды, своего проводника в этой диковинной стране.
– Поглядим пока. – сказала Кормахэ, кутаясь в плащ – Если турьянцы до ночи не появятся, то ночью опять будем ждать шамана. Если и его не будет всю ночь, значит убрались восвояси...
– Что, вот так просто, сидеть и ждать? – спросил Хвост.
– А тут ничего и не остается особенного делать. Турьянцы нас знают наперечет – от колдуна. Раз уж он вышел в дозор, то ночью нам здесь никак не скрыться. Куда мы ушли – они тоже знают. А если бы и не знали – так уже узнали. У них следопыты еще лучше наших, они с детства охотники – болотники, лесовики чертовы! Они днем мышиный след – и то не потеряют! Тяжело с ними воевать в этих местах – каждую кочку, каждый куст знают!
– Так чья земля-то здесь? – спросил Хвост.
– Здесь уже ничья. Чолонбара, куда тебя гнали, та осталась на полудне. Наши матьянторские окраины – еще дальше, на зимнем закате. В полночной стороне – турьянская земля. А здесь – ничья земля. Здесь уже никто оседло не живет. Вот же погода собачья! Гляди. Что делается! – злобно присказала она, растирая окоченевшие от холода руки.
– Слушай, Кувалда! – попросил Хвост – Сказала бы ты вашему начальнику, чтобы меня развязать... Сил нет в этих вот – он потряс связанными руками – ленточках бегать по вашим болотам!
– Ты вот и отдыхай пока, раз сил нет. – спокойно ответила Кормахэ.
– Так что, даже не попросишь?
– Нечего зря болтать. Он тебя все равно до места не освободит. На нем весь отряд, а про тебя еще точно неизвестно, может ты все-таки и есть тот самый колдун.
– Что за колдун-то хоть! Про шаманов их более-менее ясно, а ратайский колдун здесь откуда?
– Пленники сказали, что недавно откуда-то появился. Из-за Гор, наверное, откуда еще... Бродит с ними по здешним местам. Говорят, он очень сильный и страшный – такой, что его даже шаманы боятся. Этот колдун хочет узнать у турьянцев их тайны, обещает, что поможет победить всех врагов, если они его научат ворожить по-ихнему.
– И что, научили? – спросил Хвост.
– Какой же черт это знает! Вот же небеса разошлись, а! Ты погляди!
Противоположный берег озера весь скрылся за серой завесой. Там садил нешуточный ливень, да еще, похоже, со снегом. До лагеря Сотьера доходили только отголоски этого весеннего бурана.
Ближе к вечеру погода чуть приутихла. Ветер ослаб, но облака все так же закрывали небо, и морось с них так и накрапывала на ветви деревьев, а с деревьев ручьями стекала на головы. Хвост поеживался от холода, но сетовать и не думал. Стоило ему вспомнить, как он в одиночку странствовал недавно по этим же местам, так сразу всякое нынешнее положение начинало казаться ему ерундой. Он отдыхал. Но долго отдохнуть не удалось.
Прибежал со стороны болота Валтоэр.
– Сотьер! – прохрипел запыхавшийся воин – Идут турьянцы! Идут сюда с полудненной стороны по нашим следам!
– Сколько турьянцев? – спросил Сотьер.
– Не менее двухсот воинов!
– А нас сколько? – тихо спросил Хвост у Кувалды.
– Их по трое, на одного нашего брата будет! – ответила женщина. – Многовато... Издалека наползли, гадюки болотные! Теперь только утекать, сколько сможем!
В мгновение ока собрали пожитки, и двинулись вдоль берега озера, в сторону гор – на рассвет. Сотьер на ходу собрал старшин, на ходу держал с ними совет, и в два счета договорились обо всем. Совещания их Хвостворту не слышал, но молодой бенах, похожий на вестового, пробегая вдоль всей колонны, орал:
– Идем на летний восход! Идем на летний восход! Слышишь, Кувалда! – крикнул он, пробегая мимо Кормахэ и Хвоста – Идем на летний восход! Встретишь там свою сестру – идем в...
Тут он добавил странное слово, вполне складное в бенахском языке. По-ратайски же выходило что-то, чего одним словом и не выговоришь, а многими словами выйдет коряво. Вроде как "Страна, где облака рождаются под землей"
– Что это? – спросил Хвост у Кувалды, и повторил чудное название.
– Говори проще: Бабье Царство, и все.
– А почему бабье?
– Потому, что там правит женщина. Кстати, она моя названная сестра.
– Ничего себе! У тебя сестра – царица?
– Да, царица. Я в ее долине жила долго, и успела с ней подружиться, а когда уходила с Сотьером, то она на прощание назвалась моей сестрой. Вот, вижусь с ней, когда приходим в их края на передышку.
– У нее прям страна своя? – не мог поверить Хвостворту.
– Ну, не то, что страна. Долина, и земли вокруг. Но она над своей страной настоящая царица. Не над одними людьми, а над всем, потому что она великая волшебница, и долина ее колдовская. Ну придешь – сам увидишь. Ей лет, наверное, тысячу или две.
– Как это? – удивился Хвост еще больше.
– Говорят же тебе, она волшебница. Не простой человек совсем.
– Бывает же такое! А какая она сама?
– Как понять, какая?
– Ну как... вот в сказках, если ведьма тыщу лет живет, то она карга старая...
– Н-е-е-е-ет! Моя сестра названная очень красивая!
– Тысячу лет живет, и все равно красивая? Молодая, что ли?
– Как она может быть молодая! – выпалила Кувалда – Говорят же тебе, тысячу лет живет, если не больше! Она не молодая, и не старая! Она есть – и все. Необыкновенно у них все устроено, не так, как у нас, понятно? Ты таких в жизни не видал стран, как ее страна. И она тоже необыкновенная!
– Ладно, поглядим...
– "Ладно"! Тоже мне, одолжение сделал! "Ладно"! В их стране, может быть, за счастье человеку побывать, так что потом возвращаться неохота!
– Почему тогда сама там не живешь, если у тебя сестра тамошняя царица?
– Не положено. Да и скучно мне там, не сидится на месте. Слишком там все размеренно. Может, с годами захочу там осесть, чтобы старость встретить. А пока я в силах, то буду с Сотьером, и с другими, турьянцев убивать. Меч в их кровь окунуть – вот сейчас все мое счастье!
– А почему ты раньше не говорила, про такие-то чудеса? Про свою сестру царицу, про ее страну...
– Потому, – сказала Кувалда – что только теперь решили туда идти. Так что хочешь-не хочешь, и тебя с собой поведем. А до этого посторонним нечего про Бабье Царство слушать.
– Ясно. А это царство... далеко до него отсюда? – спросил Хвост.
– Валтоэр! – крикнула Кувалда – Я говорю тебе, Валтоэр!
– Я здесь! Чего ты хочешь? – донесся сзади голос.
– Сколько идти отсюда до Бабьего Царства?
– Зимой на лыжах требуется идти три дня, когда озера покрыты льдом, а болота покрыты снегом. Сколько мы будем идти сейчас – скажи мне ты!
Не стоит описывать в подробностях, как складывался этот поход каждый день – все было то же самое. Ночные шествия с факелами, короткие дневные стоянки, тревоги и рывки всего отряда с места, когда враг появлялся вдали. Все то же хлюпающее болото под ногами, Тот же ветер, дождь и мокрый снег с неба. Те же чадящие костры из сырых дров. И усталость, что нарастала день ото дня, которую не снимал тревожный сон на голой земле и еда на скорую руку. Та же стена черноты вокруг светлого пятачка факелов, а чуть отойти в сторону – маячащая меж деревьев блеклая фигура...
Горы становились все ближе, все больше, солнце все позже показывалось из-за них. Но и расстояние до врагов уменьшалось. Часто были видны дымные столбы их костров. А иногда с бугров можно было заметить темную цепочку турьянского отряда, змеей ползущую среди болот. Надо было ускорять движение.
Но шаг матьянторцев, наоборот, замедлялся. Из шести раненных один скончался, и его похоронили на дне первого же озера. Еще трое мучились в горячке. С каждым днем к раненным присоединялись и другие, сбившие ноги до крови. И тащить нарты изнемогшим бойцам становилось все труднее. Сотьер велел им меняться чаще, сам впрягался в головную повозку, и без смены тащил ее за четверых. Скоро и места на маленьких санках для больных не осталось, пришлось вести их под руки. Кувалда то и дело вставала тянуть последние нарты, и привязанный к ней Хвостворту – туда же пристяжным.
– Как ты себя чувствуешь, очень веселый ратай? – спрашивал его недобрый матьянторец.
– Не было дня, когда бы я чувствовал себя лучше! Меня тревожит лишь то, что я много дней не был в бане! – ответил Хвостворту.
Прошел еще день. Хвост с трудом передвигал деревянные ноги, оступался на каждом втором шаге и шатался даже от слабого ветерка.
– Как ты себя чувствуешь, очень веселый ратай?
Хвост поднял на обидчика тяжелую, как котел, голову, скривил рожу в дикой вымученной улыбке, и прохрипел:
– Я чувствую себя нехорошо. У меня затекли ноги, попроси Сотьера развязать меня, я смогу побегать по травке и размять свои кости!
Кувалда разразилась хохотом – злым, грубым, хриплым. Ни одной женской нотки, и ни капли веселья не было в ее смехе:
– Слышишь, что он сказал! – прогоготала она, хлопая Хвоста по плечу так, что у бедного парня подкосились ноги – Ему хочется побегать по травке! Хэ-хэ-хэ-хэ! Теперь ты видишь, что ратайскую муху не так легко поймать в паутину!
– Если бы ратай был мухой, которая не залетает в паутину, – сказал в ответ бенах – не попал бы в плен на войне.
– Меня сумели взять в плен захребетники. – просипел в ответ Хвост – Ты будешь теперь знать, что захребетники тоже ратаи!
На утро седьмого дня пути от большого озера, после обычного всенощного перехода, не знавшие утром отдыха воины выбрались из леса на очередное широкое болото. Горы отсюда были видны до самого подножия. Небо впервые за много дней отчищалось от облаков
Кормахэ остановилась, глотнула воды из фляжки, и дала выпить Хвосту.
– Вот там, с подножия Гор и начинается "Страна, где облака рождаются под землей" – добавила она по-бенахски.
Сзади, из конца вереницы, раздался пронзительный свист. Хвост с Кувалдой обернулись.
На опушке леса, где едва несколько минут назад прошли матьянторцы, показалась черная голова турьянской гадюки. Увидев бенахов, северяне радостно и зло загалдели, заулюлюкали. Сколько шагов отделяло от них – тысяча? Семьсот? Полтысячи?
Сотьер бросил нарты, которые тянул без смены уже который день, и тяжелыми шагами побежал вдоль колонны своей растянутой дружины.
– Подтянуться! Подтянуться! – кричал он – Подтянуться! Раненных везти вперед! Остальным идти сзади! Идти быстрее!
Люди вложили в ноги остатки сил. Подстегнутые тревогой – и страхом – они зашагали резвее. Ускорились и турьянцы, но все еще двигались шагом – не хотели бегом по болоту изматываться перед рукопашной схваткой.
Хвост шагал, поднимая башмаками охапки болотного торфа. Голова его мгновение назад кружилась от усталости, а теперь вдруг прояснилась. Он понял, что в его похождениях настал решающий – теперь уже самый, окончательно решающий час. Пришел конец его приключениям, может добрый, может злой, но конец. Хвостворту мысленно собрался с силами для последнего рывка, для бегства или для боя.
– Сестренка! Сестренка, выручай! Сестренка выручай! – бормотала Кувалда себе под нос.
Хвост смотрел вперед. Там, далеко среди низкорослых болотных деревец засияла голубизна небес, отраженная от водной глади.
– Озеро! Озеро! – пронесся по отряду радостный крик. – Вот оно, озеро царицы!
Вдруг Хвостворту увидел, как откуда-то из пади меж горных склонов поднимаются струи густого белого не то дыма, не то пара. Будто облака рождались там, под землей, и восходили к небесам. Они стояли столбами на такую высоту, что должны были бы виднеться издалека, но Хвост почему-то лишь теперь их заметил.
– Сестра!!! – кажется, попыталась закричать Кувалда, но ее осипший голос едва вырвался из горла.
– Я слышу тебя! – вдруг донесся до Хвостворту женский голос, слабо и неясно, будто издалека – Ничего не бойся, сестра, ты на моей земле!
Сзади раздался мерзкий, безумный хохот. Турьянцы приблизились к бенахам шагов на двести, и бросились в атаку, растягиваясь на бегу в цепь.
– Братья! – закричал Сотьер, и Хвостворту от волнения не сообразил, что воевода вдруг заговорил по-ратайски – К бою всем! Мечи из ножен! Стрелы на тетиву наложить! Никому не стрелять, пока "бей!" не скажу!
Матьянторцы позади Сотьера выстроились для боя. Сомкнули щиты, заслонили собой раненных. Лучники достали стрелы из тулов. Хвостворту стоял чуть правее и позади военачальника. Рядом с ним – Кувалда, Валтоэр, недобрый бенах, палач пытавший пленников, краснощекий весельчак, что потешался над Хвостом...
– Развяжите меня, дайте чем драться! Слышите! – закричал Хвостворту! – Дайте что-нибудь!
Сотьер и другие матьянторцы не обернулись на его крик. А Кувалда молча вынула меч из ножен, и разрезала им веревки на руках Хвостворту.
– Держи, земляк! – сказала она, вкладывая рукоять в ладонь дубравца.
Хвост взял оружие в руку, и хотя, от его слабости, меч показался очень тяжел, но решимости в парне сразу прибыло вдвое.
"Живем! – подумал он – Я теперь снова воин на поле битвы, а не связанный, и не закованный, не в яме, не пленник и не раб! Я воин! Теперь живем!"
Хвостворту очертил мечом голову, и не удержался – закричал что было сил в глотке:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а Стадо болотное, подползай!!! – и к его немалому удовольствию больше половины матьянторцев подхватили клич:
– Подползай!
– Подползай, гадюки болотные!!! – ревела Кувалда, потрясая топором.
Видя, что беглецы приготовились к бою, болотники приостановились, сомкнули ряды и двинулись вперед плотной толпой. Дикари вопили свои собачьи кличи, потрясали копьями, размахивали мечами и секирами, пускали из луков красноперые стрелы – вделанные в них свистки в полете издавали надсадный визг.
– Я, хозяйка этой страны, говорю вам: остановитесь! – опять раздался неведомый голос, и уже яснее, ближе, громче – и суровее.
Хвостворту не понял, откуда доносились эти слова. Не сзади, не спереди, не с верху, не из-под ног, а словно отовсюду разом – из самого воздуха, из каждой мшинки, и каждой веточки на деревьях, как будто повелевала сама земля!
И дикари остановились, повинуясь этому приказу. Они замялись, затопотали на месте, вопли их сменились едва слышным бормотанием.
– Давай, сестренка, давай! – шептала Кувалда.
– Не стрелять никому! – повторил Сотьер – Шагу без приказа не делать!
Вдруг турьянцы расступились в стороны. Несколько рабов вывезли вперед нечто похожее на шалаш поставленный в сани. Из-под откинутого подола шалаша выглядывал турьянец, одетый так же диковинно и пестро, как тот мертвый колдун, что восседал на нартах подле Сотьера. На голове у шамана Хвост разглядел убор из птичьих перьев, и с оленьими рогами.
Рядом с нартами шел воин, выделявшейся между невысокими северянами ростом, богатырской статью и одеждой, похожей на бенхскую. Он был рослый широкоплечий человек, на вид постарше средних лет, с худощавым, почти четырехугольным, как хороший кирпич, лицом, сидящим на плотной длинной шее. Над гладко выбритыми висками и затылком возвышался наплешником кружок коротких темно-русых волос. Этот пришелец громко и бурно переговаривался с шаманом в нартах, вернее сказать, переругивался, хотя ни слова из их карканья Хвост все равно не мог понять.
Попрепиравшись минуту, шаман крикнул что-то напоследок, махнул рукой и скрылся, задернув подол. Воин вынул длинный меч, какие Хвост видел в Захребетье у незнакомцев, взмахнул им, и скомандовал:
– Эран!!! – "вперед" по-турьянски.
Турьянцы, испуганно переглядываясь меж собой, чуть-чуть подались вперед.
– Эран!!! – прокричал предводитель – Эран!
Северяне прибавили шаг.
– Приказываю вам остановиться! – вновь потребовал голос, турьянцы на миг поколебались, но последнее слово утонуло в уже громогласном, могучем реве пришельца:
– ЭРАН!!! – эхо прокатилось по болоту, отозвалось в горах и в лесу.
Дикари двигались вперед с опущенными копьями, со стрелами на тетиве, с поднятыми над головой топорами. В их толпе, чуть позади, возвышалась голова ратайского колдуна. Сто шагов оставалось до них...
– Сестренка... сестренка, ну же... покажи им, сестричка... – шептала Кувалда.
– Всем стоять! Целься! – кричал Сотьер – Пока "бей!" не скажу – не стрелять! Стоять на месте!!!
– ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ОСТАНОВИТСЯ! – раздалось вокруг. Турьянцы робели, но шли вперед, все ближе...
Вдруг передний из них ступил в торфяную жижу, где только что прошли шесть дюжин человек, и в один миг провалился в трясину с головой! Только вздернутые кверху руки остались торчать чуть выше локтей, но и их болото всосало в два счета! Тот турьянец, что шел рядом с несчастным, немного позади, провалился по грудь, и закричал от страха. Северяне отшатнулись назад, но кто-то все же подал товарищу древко копья и помог выбраться.
– Убирайтесь с моей земли! – приказала хозяйка.
Болотники попятились, уже готовые обратиться в бегство. Бедолага, чудом спасенный из трясины, перепугано орал в голос. Но тут вперед вышел ратайский колдун, схватил вопящего турьянца за горло, приподнял, что-то рыча на их наречии, и опрокинул наземь. Северянин побитой шавкой отполз в сторону, а великан двинулся вперед. Турьянцы позади притихли, и не шевелясь, следили за вожаком...
– Я не пропущу тебя! – снова раздался голос Царицы – А если я пропущу, то моя земля тебя отвергнет, потому что порождениям зла нет места в моей земле! Убирайся, откуда пришел!
Колдун заговорил в ответ. Он говорил, почти не шевеля губами, но голос его разносился далеко. Хвосту почему-то показалось, что колдун, или его дух, сейчас не с турьянцами, а здесь, на этой стороне, или на обоих сторонах сразу. На этой стороне чего – Хвост не думал, но знал и чувствовал между собой и врагами некую преграду.
– Мы вам не желаем зла! – сказал он – Но отдайте наших врагов! Месть – наше право! Они убивали наших друзей и братьев!
– У тебя, исчадье тьмы, нет ни друзей, ни братьев среди тех, кто рос под сердцем матери! Ни в турьянской земле, ни в ратайской, нигде на белом свете! Убирайся! – пророкотал невидимый голос.
– Хочешь ты, или нет, а я свое возьму! Пропусти меня добром! – требовал человек.
– Никто ничего не возьмет из мой страны без моей воли! Никакая чужая сила здесь не властна! Проваливай! – Хвосту казалось, что женщина сердится все сильнее.
Колдун поднял вверх десницу с мечем, раскрыл рот, и голос его – раньше страшный и грозный, но все же людской – превратился в чудовищный свист, хрип и стон разом, в клич отродий бездны – не могло это быть человеческой речью, не говорят люди так между собой! Мерзкая мелкая дрожь пробрала Хвоста до костей, спутники его попятились, и на тех их лицах, которые дубравец мог видеть, он увидел ужас
Человек на той стороне сделал шаг вперед, в то место, где только что чуть не утонул с головой турьянец. Грохот раздался над самой головой Хвоста, словно раскололось наверху что-то огромное, и пустило трещины длинной во все небо. Нога колдуна встала твердо, как на камень. Но двинуться еще вперед он почему-то мешкал...
– Убирайся! – снова услышал Хвост женский голос. – Кто бы ты ни был, поди прочь!
Хвостворту посмотрел снова на вражеского предводителя, и обомлел: Ему стало ясно, почему неведомый голос называл этого врага исчадием тьмы. Напротив готовых к бою матьянторцев стоял не живой человек – это был словно пузырь, надутый в форме человека! Что-то чужое, гадкое, чернело прямо сквозь натянутую кожу, изливалось струями через отверстия ноздрей, рта и глаз... Ни человек, зверь, ни гад, даже не существо – а некая мерзость, и все!
– Злыдень... – пробормотал Хвостворту едва слышно.
Чудовище издало вопль, такой яростный и жуткий, что турьянцы позади его человеческой оболочки снова в страхе попятились назад. Бенахи втянули головы в плечи, попрятали лица за щиты. Опять раздался над головой Хвоста треск невидимой преграды... Злыдень сделал второй шаг по тверди, третий, четвертый...
...и провалился в жижу повыше пояса, едва ли не по грудь! но успел развернуться, ухватиться руками за болотную траву, нащупать опору, впиться локтями в нее...
Турьянцы все еще стояли позади, боясь прийти на помощь своему предводителю, пока он сам, криками – злобными – но теперь уже опять человеческими, не приказал вытянуть себя из трясины. Двое перепуганных северян подхватили его под руки, оттащили к нартам шамана. Злыдень оттолкнул турьянцев прочь, и уставил бешенный взгляд прямо на Хвостворту – по крайней мере, самому парню так показалось... Но взгляд этот ничего уже не видел сквозь волшебный царицын покров. Колдун-мара выхватил у кого-то лук, и стал пускать в матьянторцев стрелы одну за одной. Рога лука изгибалась и выпрямлялась, тетива натягивалась раз за разом, и Хвостворту видел слетающие с нее стрелы. Но стрелы эти словно исчезали в воздухе, ни одна не достигала цели. Злыдня и турьянский отряд окутывал густой туман. Его завывания становились все глуше...
Хвост стоял, и глядел заворожено, как мгла заволакивает и скрывает врагов.
– Пошли! – одернула его Кувалда – Вот мы и в Бабьем Царстве!
– Иду! – ответил Хвостворту.
Последний раз оглянувшись, он увидел, как шаман, выглянув из шалаша, что-то приказал и взмахнул руками. Его сани, а следом и пешие турьянцы, развернулись и двинулись прочь, откуда пришли. Только злыдень, почти пропавший в тумане, все еще стоял и смотрел вслед ушедшей добыче.
3.7 СТРАНА, ГДЕ ОБЛАКА РОЖДАЮТСЯ ПОД ЗЕМЛЕЙ.
Хвостворту доковылял до кромки озера, упал грудью на моховую кочку и перегнулся через нее. Дотянувшись к воде, замочив нос, волосы и бороду, он стал пить – жадно, без рук, одними губами. Болотная вода была темноватой, но очень прозрачной, и холодной как лед. От головы Хвоста побежали по озерной глади круги.
Кувалда опустилась на колени рядом с ним, зачерпнула шлемом, и пила большими редкими глотками, точно бык.
– Еще погуляем, земляк, а? – спросил она, оторвавшись от шлема.
– Погуляем! – согласился Хвостворту. – Поживем еще! Слушай, так вот это твоя сестра сейчас с этим пугалом разговаривала?
– Она, и не она. – сказала Кувалда.
– Как это – спросил Хвост.
– Говорят же тебе, у них все необыкновенное. Скоро сам увидишь.
Озеро, широкое и почти круглое, было окружено с трех сторон болотом. К восходной стороне уже подступала лесистая возвышенность. Там виднелись серые скалы, а между ними вилась и белела пеной водопадов речка.
– Идемте, братья! – приказал отряду Сотьер, снова по-ратайски. – Чуть-чуть осталось, а там уже отдохнем как следует!
Только сейчас Хвостворту заметил перемену в его речи.
– Кувалда! – позвал он негромко.
– Чего тебе?
– А начальник у вас что? По-нашему вдруг заговорил?
– Нет, он говорит, как говорил. – Ответила Кормахэ – Тебе ж говорят, земля здесь необыкновенная! Он говорит по-бенахски, а ты его по-нашему слышишь. А когда ты скажешь что-нибудь по-ратайски, он будут слышать, что ты по-евоному сказал. Так и ты ведь тоже шепелявить перестал!
– Вроде, говорю как всегда... – удивился Хвост. Сам он не заметил в себе никакой перемены. Язык его, кажется, запинался о зубы с обычным шипением.
– Говорят же тебе: ты говоришь как всегда, а слышу я тебя по-другому!
– Да как так-то, говоришь одно, а слышат кругом другое!
– А ты как думал! Подожди, еще не такое увидишь! Сейчас давай вставай, надо идти.
Хвост встал, и сам удивился тому, с какой легкостью поднялся на ноги. Половины его усталости – как не бывало. Он, который полчаса назад едва шагал, теперь сам пристроился сбоку к нартам, и помог тащить. Матьянторцы вокруг действительно говорили на чистом ратайском языке, да еще с дубравским говором!
Пути вокруг озера было не меньше половины перехода. Но идти сразу стало легче. Кажется, не только у Хвоста, но и у всех прибыло сил. И шаг можно было замедлить – на пятки сзади больше никто не наступал. Сырого хлябкого болота под ногами становилось все меньше, все больше – почти сухой земли, заросшей голубикой и ерником. Редкие и чахлые деревца умножались, переходя в подлесок, а затем, там где начиналась возвышенность – и в настоящий сосновый бор. Еще идя к склону вдоль озера, Хвост услышал далекий гул воды на перекатах.
Пройдя немного по лесу, матьянторцы вышли на широкую протоптанную тропу и стали подниматься на скалистый озерный берег, к водопаду. А он шумел уже совсем рядом.
Хвост заметил бы перемену кругом, увидел бы, что трава под ногами зеленая и все кусты покрыты густой зеленью, когда в тысяче шагов отсюда нигде не было и листика. Он заметил бы, и увидел, если бы его не отвлек запах. Никогда, сколько Хвостворту себя помнил, его нос не унюхивал такого прекрасного аромата! Ни цветы, ни лес после дождя, ни скошенный луг, ни женское тело не пахнут так, как пахло жаренное на огне мясо! Ноги сами понесли голодного путника туда, откуда слышался аромат.
Просторный сосновый лес без всякой опушки выходил на широкую поляну перед обрывистым каменистым берегом реки. На поляне стояли с полдюжины шатров, горели костры, а над тремя из костров висели на вертелах свиные туши.
Навстречу матьянторцам из этого табора вышли с десяток незнакомцев. На всех были белые рубахи с пестрым узором и серые штаны, на ногах – остроносые башмаки. У кого-то поверх рубах были расшитые узорочьем безрукавки, у других на темени – маленькие шапочки. Волосы у всех были светло-русые или соломенного цвета. А лица – правильные, приветливые, без следов тех тягот, которые откладывались годами на облике их гостей. Без шрамов, без выбитых зубов, преждевременных морщин и хмурости во взорах.
Вперед вышел рослый пожилой человек с бритым подбородком и седыми усами, свисавшими чуть ли не ключиц. Навстречу ему, остановив отряд, направился Сотьер.
– Это кто, жители здешние? – спросил Хвостворту, отерев пот со лба. От долгой ходьбы и от весеннего солнца – так он подумал – под курткой у него был настоящая баня.
– Да. – сказала Кувалда – Вот этот усатый, это староста деревни, что чуть выше по реке. Должно быть, их сестрица прислала нас встретить.
– А здесь, как будто, весна раньше наступает? – спросил Хвост – Лето, я бы сказал.
– Тут зимы и не бывает. Тут всегда лето. – сказала воительница.
– Совсем? – изумился Хвост.
– Вообще совсем не бывает.
Сотьер со старостой обнялись, и о чем-то коротко перемолвились. Потом старшина бенахов повернулся к своим людям, и прокричал:
– Раненных сажайте на телеги – и всем отдыхать! Старшины ко мне на два слова! – и сам ушел с незнакомцем к его костру.
Подводы стояли тут же – пять колесных повозок, каждая запряженная парой невысоких плотных лошадок. На телеги погрузили раненных и больных, с ними вместе рассадили бывших турьянских рабов. Один старшина сел рядом с возницей головной повозки, и телеги укатили прочь, вверх по укатанной дороге.
– Их куда повезли? – спросил Хвост.
– К сестре. Она их лечит начнет. А мы пока тут побудем. До ее дома больше дня пути, и все в гору. Так что пока здесь передохнем.
То же объявил и Валтоэр, вернувшись от воеводы:
– Сейчас тут передохнем, а завтра с утра пойдем в гору.
Матьянторцы бросали на траву пожитки, оружие и теплую одежду, и сами валились с ног, растягиваясь по земле, точно коты. Кувалда расстелила по плащ и сверху сложила свой арсенал: ремни с мечем и кинжалом, щит, секиру, сулицы в колчане, дубинку, шлем. Туда же бросила короткий кожаный панцирь, обшитый железными бляхами, который до сих пор был у нее под полушубком.
– Раздевайся смело, – сказала она Хвосту – хоть до подштанников. Простудиться не бойся! Тут круглый год тепло!
Хвостворту снял с себя и бросил на землю пропотевшую малицу. Скинул чеботы и пимы – словно освободил ноги, много дней зажатые в тисках!
– О-о-о-о-о... – протянул он, разминая закочерыженные пятки, а ступив на землю, удивился оттого, какая она была теплая.
– Что это? – спросил он, и даже, присев, пощупал землю руками.
Кувалда в ответ засмеялась, а развалившийся рядом на траве Валтоэр, сказал:
– Земля здесь горячая, точно! Видишь, облака из-под гор поднимаются – это кипящие ключи бьют! Пар такой идет, что сруб над ним ставят – вот тебе и баня готова, огнем не надо топить! И это еще те, что похолоднее! А в самых горячих еду варят над паром!
– Чудеса! – сказал Хвост, и растянулся во весь рост, раскидав в стороны руки и ноги, чтобы в полной мере эти чудеса почувствовать.
Тем временем был готов обед. Местные расстелили по траве длинные полотна, и накрывали на них, как на столы: В высоких мисках – вареную репу и картошку в кожуре, в широких и плоских – срезанные с туш пласты мяса с шипящим жиром. Расставили кринки с маслом, творогом, сметаной и медом, разложили головы сыра, хлеб, яблоки и груши горками. В глиняных жбанах – воду и морс из какой-то ягоды, какого Хвостворту не пробовал в других местах.
Сотьер приказал всем обедать, и Хвостворту не стал уточнять, относится ли к нему этот общий приказ. Он сел, куда упал, и стал было ждать, что начальник отряда первым преломит хлеб, и первым попробует пищу, как это положено в добром застолье. Однако никакого порядка здесь не было: каждый матьянторец, едва подойдя к "скатерти" садился и начинал есть. Хвосту это показалось неправильно. В походе, где, порой, даже сгрызть на ходу кусок сухаря – и то счастье, там дело другое. Здесь же было и время и место для трапезы чин-по чину. "Но – решил дубравец – у них обычай свой. Не мне их учить!" Тем более, что еда сейчас отвлекала его от всех прочих мыслей и любых ритуалов.
А какое пиршество это было, после стольких-то дней голодных и тягостных скитаний! Хвост ел так, словно семь лет не имел крошки во рту, и еще на семь лет вперед хотел набить живот! Он мазал на шмат пшеничного хлеба масло – слоем толщиной в два пальца, сверху поливал прозрачным золотым медом, и запихивал в рот столько, что едва мог разжевать. Зачерпывал из горшка полную, с горкой, ложку сметаны, нахлобучивал ее на картофелину, и отправлял туда же – никогда еще Хвост не жалел, что не может растянуть на целую ладонь! А мясо... Мясо было такое сочное, нежное и жирное, словно прямиком с небесных пастбищ... Свиной жир, сметана и мед смешались у Хвоста на бороде и усах в одну липкую кашку, когда он понял: места в брюхе у него не осталось ни на кусочек, а половину кушаний он даже не попробовал...