Текст книги "Затворник(СИ)"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Хвостворту раздулся как шар на тоненьких ножках. От малейшего движения он чувствовал резь в животе, однако же нашел в себе дотянуться до горшка с водой и хорошенько оттереть с бороды объедки. После Хвостворту не без труда поднялся во весь рост, и повернувшись в сторону хозяев, поклонился в ноги.

– За угощение хозяевам – почет и благодарность! – сказал он.

По рядам бенахов пробежал хохоток. Местные переглянулись с веселым удивлением, а длинноусый староста рассмеялся, встал против Хвоста и поклонился ему в ответ, неуклюже повторяя движения гостя. Потом он подошел к дубравцу, и похлопывая его по плечам. Сказал во всеуслышание:

– Угощайтесь на здоровье! Угощайтесь – вы наши гости!

Когда весь отряд набил животы, то хозяева сложили остатки еды в корзины, и попрощавшись, ушли в свое селение. Шатры оставили стоять – их нарочно приготовили здесь для матьянторцев. Староста напоследок еще раз обнялся с Сотьером, и объявил:

– Если что будет надо – присылайте прямо ко мне! Где найти меня – знаете!

Отряд расположился на отдых. Часовых не выставляли.

– Неплохо здесь гостей встречают! – сказал Хвост. – У нас не во всякий праздник такой пир!

– Да. – ответила Кувалда – Здесь люди сытно живут, и гостей если Царица впускает, то уж привечают – будь здоров! Здесь земля плодородная, зимы-осени нет, урожай в год собирают по три раза. Всякие беды Царица отводит своей властью. Ни голода, ни поветрий не бывает! Можно если хочешь, даже жить весь год без крыши над головой, спать на земле!

Хвост лег на расстеленный по земле плащ, и почувствовал, как сквозь ткань достигает его мягкое тепло, идущее от самой земли.

– Вот жизнь-то здесь! А, Кувалда! – сказал он, потягиваясь.

– Жизнь здесь сладкая. – подтвердила баба-конь.

Едва Хвост лег, как его снова непреодолимо потянуло в сон. От самой мысли, что после всех мыканий последних дней (да и последних месяцев) можно, ни о чем не заботясь, лежать на травке; да лежать в таком месте, где даже костров не надо зажигать а греться прямо от земли, где кормят всякого гостя как князя, и где ни с какой стороны не надо остерегаться нападения – от этого уже тело расслаблялось в блаженной неге!

"Ой, Небо! – успел он подумать – Неужели теперь правда, все позади! Откуда же я вырвался, и куда попал!" Успел так подумать, и уснул. Сквозь сон до него донеслись последние отголоски ратайской речи, и показалось дубравцу, что он снова среди своих. Даже не среди дружины Беркута, а в совсем родном месте, может даже – у Горюченскго Городища, прилег отдохнуть, умаявшись в поле...

И привиделся ему странный сон. Хвостворту спал и чувствовал, будто сам он стал как мех, наполненный водой, а в воде плавает что-то крупное, холодное и скользкое. Словно большая рыбина касалась его изнутри то краем спины, то прочеркивало тонким длинным усом, и от этих прикосновений Хвоста передергивало сквозь сон. Откуда-то издалека до него смутно доносились слова, различить которых Хвостворту не мог. Но звучали они все громче и яснее, и стало понятно, что говорит снова женщина, как недавно на болоте. Существо внутри будто заволновалось, зашевелилось резче, чаще, и тем чаще, чем сильнее слышался голос Хозяйки.

– Убирайся! – прогремел царицын голос. Рыба уже не плавала – она билась и металась, и Хвост решил, что сейчас его разорвет в клочки.

– Убирайся! – загремело опять, и тут, заглушая глас Царицы раздался жалобный крик, исполненный боли ужаса, такой громкий и прнзительный, что Хвост подскочил на месте и пробудился. Холодный пот бежал по его лицу, но пощупав себя, парень убедился: вроде цел...

Стояла глубокая ночь. Лагерь лежал лежмя, без костров и часовых, сопел и посвистывал. Кувалда спала неподалеку, положив котомку под голову, и храпела как пять мужиков. Ярко светила луна. От земли шло мерное, мягкое тепло.

"Вот же ж, твою ж мать! – подумал Хвостворту – В таком-то месте, и приснится же такая дрянь!"

Он перевернулся на другой бок, и через минуту снова заснул.

Утром сельчане вместе с приветливым старостой явились снова. У них наготове был завтрак – свежий хлеб, масло, вареные яйца, и дымящая пшенка в укутанных горшках. Матьянторцы перекусили, и скоро собравшись, стали прощаться с гостеприимными хозяевами.

– Доброго пути! – говорил староста, подходя к каждому, обнимая, и хлопая по плечам. Вдобавок он пообещал немедленно отправить гонца в тот поселок, возле которого Сотьер наметил обеденный привал.

– Пусть там все будет готово к вашему приходу! – сказал он.

Отряд двинулся в долину. Только сейчас, покинув стоянку, Хвостворту впервые увидел ту реку, шум которой слышал вчера. Неширокая – не более двадцати обхватов от берега до берега, она пенилась между скал сплошным белым буруном на множестве камней, и четырьмя уступами спадала в озеро. Дорога вдоль реки шла то ровно, то забирала чуть вверх. Малицу и пимы из-за жары Хвостворту надевать не стал, пришлось снять и башмаки, в которых, без пим, нога болталась как в ушате. Вся верхняя одежда висела узлом на спине у Хвостворту, и голые пятки ступали по земле, как по огромному теплому пирогу.

Хвост глядел по сторонам, и не уставал удивляться – такая диковинная, и прекрасная страна открывалась его взору. От бурной речки шли в обе стороны склоны гор, все в лугах, садах, а где поровнее – в картофельных полях и пышных нивах. В одних садах деревья вовсю цвели, в других ветви провисали книзу от плодов – то яблок, то вишен, то таких, что Хвост и не знал. Выше в гору начинались сосновые леса, а за ними – широкие зеленые пастбища, чуть ли не до самых вершин. Горы, что окружали долину, снег почти не покрывал – белые шапки лежали лишь на самых их вершинах.

Чем выше поднимался отряд, тем чаще Хвост видел людей. На реке кто-то бил рыбу, а кто-то набирал воду в огромную бочку на колесной повозке. Женщины полоскали белье. Купались дети. Работали на полях – с одной стороны от дороги могли сеять, а с другой в то время могли жать. Проезжали телеги, груженные сеном, дровами, или мешками с картошкой. Двое пастухов прогнали стадо овец. Скотину было видно на пастбищах – и белые отары, и трехцветные пятна коровьих стад. Несколько раз путники миновали селения, деревушки в десять-двадцать дворов. Хвост не мог даже понять, из чего сделаны домики, так густо стены были увиты плюющем и хмелем, до самых черепичных крыш.

И сколько бы людей не встречалось, все были приветливы, улыбались, здоровались и махали руками. Словно видели старых знакомых. Да так, наверное, оно и было – отряд Сотьера приходил в Бабье Царство уже не в первый раз.

Такова была эта страна. Созданная то ли стихией, то ли колдовством, а скорее всего – и тем и другим. Земля вечного лета и изобилия, неведомой силой хранимая между заледенелыми горными перевалами с одной стороны, и безлюдным, бесплодным болотным краем – с другой.

Удивительнее же всего Хвосту были те самые ключи. Они попадались тут и там, то по одному, то целыми гроздьями, повсюду испуская в небо облака белого пара. От одних источников пар едва струился тонкой дымкой, от других – валил столбом. Самые горячие источники непрерывно клокотали, и выбрасывали струи кипящей воды вверх на три обхвата, так что дух захватывало!

Хвостворту не мог налюбоваться и надивиться. "Небо! Дома расскажу – никто не поверит!" – только и мог он подумать.

Пройдя с десять поприщ, матьянторцы остановились на привал у большого поселка. Здесь, как и при входе в долину, их уже ждал прием – так же одетые селяне во главе со старостой, огромный котел кипящего супа из рыбы и сливок, хлеб с маслом, сметана... Да что там еще перечислять!

Уже начинало смеркаться, когда у дороги на пути отряда показалось селение. На этот раз – немалое, целая слобода, примерно в двести дворов. Путников на дороге заметили издалека, и у окраины села стала собираться пестрая толпа людей. Молодых – больше чем старых, а девушек, кажется – больше, чем юношей. Или это Хвосту так показалось?

Когда подошли совсем близко, то Хвост обратил внимание на стоявшую во главе сельчан женщину, с виду лет сорока пяти или чуть больше. Она была высокой, выше со стоящих кругом мужчин, и плотной – но, конечно, не такой, как Кувалда. Женщина была в белом платье до пят, с воротом и пояском, расшитыми голубым узором. Золотистые длинные волосы стягивал обруч-венок из широких деревянных пластинок. Женщина стояла впереди, и как будто на некотором отдалении от остальных. Спина ее держалась прямо, широкие плечи были расправлены в стороны, а взгляд и выражение лица – величавы. Если кто здесь и походил на царицу и владычицу края, то только она. Но Кувалда говорила, что сестра ее очень красивая. А женщина, стоявшая на дороге перед матьянторцами, была лицом приятна, но красавицей Хвост ее не назвал бы, к тому же и в летах.

"Может, Кувалда имела в виду, что ее сестра в сравнении с ней самой, с Кувалдой – красавица? – подумал дубравец – Ну что ж, тогда верно!"

Сотьер встал напротив Царицы, и опустился перед ней на одно колено.

– Здравствуй, светлая госпожа царица! – сказал он. – Благодарю от нас всех за спасение и за теплую встречу! Не знаем, как тебя благодарить!

– Встань, ты же не слуга, и не ответ здесь держишь! Вы гости! – ответила она, и Сотьер поднялся на ноги. – Если я могу заколдованных вернуть, вылечить раненных, и спасти добрых людей от турьянцев, то другой благодарности мне не нужно. Знаю, все про ваш поход – и как вы бились, и кого встретили. Знаю, что моим приемом остались довольны.

– Как не быть довольными! – усмехнулся Сотьер.

– Отдыхайте у нас, сколько вам нужно – говорила царица, обращаясь ко всем – Ешьте с нами за одним столом. Ходите по всем дорогам и тропам. Река, лес, и ключи – ничего для вас не запретно! Может быть, что-то нужно еще?

"Да пожалуй, нужно!" – приметил просебя Хвостворту. Он дивился тому, как много молодых хорошеньких сельчанок толпилось позади царицы – целые стайки – шептались меж собой, алели румяными щечками, улыбались и сверкая глазами, посматривали украдкой на пришлых людей.

"Вот на эту тропу я бы свернул побродить! – думал Хвост, радуясь, что синяк под его глазом по дороге успел сойти – Здесь-то ягодки почище, чем растут в лесу! Куда тут тебе, господин Колах, с твоей бледной поганкой! Дарю ее тебе, черт с вами обоими!"

Стотьер еще раз поблагодарил владычицу, и сказал, что кроме ее милости желать гостям нечего.

– Добро! – сказала Царица, и показала рукой на просторное пустое место слева от дороги – Здесь разбивайте лагерь, идите мыться с дороги, а после ждем вас всех на ужин.

Сотьер поклонился, велел своим людям располагаться на ночлег, и сам пошел, куда указала хозяйка. Царица, развернувшись, зашагала в селение.

И тут из толпы селян, до сих пор почти скрытая за спиной властной женщины, выбежала девушка, в почти таком же белом платье, такая же золотоволосая, но ниже ростом, чем Царица, и тонкая, как веточка. Неловкими шажками она подбежала к Кувалде, накинулась на нее и обняла – рук едва хватило, чтобы обхватить огромную фигуру!

– Здравствуй, сестренка! – воскликнула она, смеясь.

– Здравствуй, моя милая! – захохотала в ответ и Кувалда. И нежно, аккуратно, словно боясь нечаянно сломать, обняла изящную девушку своими огромными руками.

Хвост снова удивился, хотя, кажется, уже ничему здесь удивляться не приходилось!

"Кто здесь Царица, а кто кувалдина сестра?" – подумал он.

Названные сестры расцеловались, и девушка, чуть отодвинувшись и держа Кормахэ за руки, заговорила:

– Ну как ты, что ты, рассказывай! Как я боялась за вас всех, ты бы знала! Я думала, у меня сердце выпрыгнет, когда это все видела!

– Да ничего, милая! – ответила Кормахэ – Все утряслось, слава Небу и вам с госпожой!

Они обнялись, и болтая на ходу, пошли куда-то в сторону: Одна огромная, грязно-серая, в оружии с ног до головы, другая – ей по плечо, изящная, легкая, вся белая, и такая чистая, словно светилась изнутри. Хвост изумленно моргал глазами им вслед.

– Эй, стреженец! – одернул его краснолицый бенах-весельчак – Смотри, глаза проглядишь! Пойдем-ка, барахло сбросим – да булькаться в тепленьком! Спеши, пока воду не замутили!

Хвостворту пошел, куда все.

Матьянторцы сложили свои пожитки, разделись до тельного, и двинулись – толпой и кучками – вверх по склону, в сторону кромки леса. Там из-под земли поднимались, как пушистые белые хвосты, целый ряд столбов пара. Путь до купален был вымощен камнем, а ближе к источникам разбивался на множество мелких дорожек. Темнело понемногу, и люди из слободы принесли и расставили кругом светильники, горевшие ярким ровным светом. Огня в них не было видно, и как, отчего они светили – было непонятно. Может быть, снова от колдовства.

Но Хвоста занимало не это. От кипящих пышущих паром ключей, горячая вода по канавкам стекала в ванны, выложенные серым и белым камнем. Разные – круглые и овальные, маленькие – в самый раз для одного человека, и большие – на целый десяток, одни открытые, другие – обнесенные сверху дощатыми стенками и увенчанные крышей. всего их было дюжины две. И люди, с серой от грязи кожей, с лицами, черными от копоти костров, опускались в эти странные но, черт, такие потрясающе приятные купальни! Кажется, даже обильная еда и сон на теплой траве не были так кстати после множества дней лесных скитаний! Хвост влез в одну из ванн, растянулся в ней, и каждая мышца, каждая косточка в нем запела...

– О-о-о-о-о-о... – слышалась отовсюду.

– Во-о-о-о-о-от же ж твою ж... – протянул Хвостворту.

Он лежал, балдея как свинья в луже, и думал что не в жизнь на захочет встать. Прямо ощущал, как грязевой панцирь на нем растворяется, и из-под слоев нечистот начинает пробиваться живая кожа, как теплые волны обдают его при каждом движении. И нега, нега неописуемая во всем теле... Он лил воду себе на голову из ладоней, и прозрачная в ладонях, вода сбегала по его лицу черными струйками. Мало было поливаться – Хвост нырял с головой, под водой тормошил волосы что было сил, а вынырнув, высунул язык, как собака, и упал затылком на каменную оградку купальни.

– Все! – сказал он в голос – Не в жизнь отсюда не уйду! Пусть еще есть сюда жрать мне приносят, и я тут остаюсь!

– Прямо в бане, что ли? – смеясь, крикнул из соседней ванны краснощекий. Распаренный и отмытый, он покраснел еще больше, и был теперь по цвету сродни свекле.

– Да. Прямо тут! Весь век здесь проваляюсь... Ох, хорошо-то как! – добавил он, набрал в грудь воздуха, и снова с головой ушел под воду.

Из села прибежал паренек, и сказал Сотьеру, что ужин уже накрывают. Военачальник встал во весь свой великанский рост, и сказал так, как иные люди кричат во все горло:

– Домываемся, и ужинать! Кто захочет – после еще поваляетесь, а сейчас Хозяйка ждет, нам нельзя ее не уважить!

Матьянторцы, поплескавшись и понежившись еще немного, стали по одному выходить из воды. У дорожки их встречали двое сельчан с целыми мешками белья: Каждому гостю они давали полотенце, портки и рубаху с поясом. Сколько такого добра у них было припасено, и на какой случай – Хвосту было лень и думать. Дождавшись, пока из купален выбрались почти все, и тянуть дальше было неудобно, Хвостворту пошел одеваться. Кормахэ нигде не было видно.

Потом был ужин на площади посреди села, не на скатертях на траве, а за длинными столами и со скамейками к ним. При свете тех же волшебных фонарей. Снова было хоть отбавляй самой отличной еды. Но Хвост уже не набивал поскорее живот чем попало, а старался попробовать кусочек от каждого блюда, ломтик от каждого пирога, и из каждого горшка зачерпнуть и посмаковать хорошенько. Местных за столами почти не было, только хозяйка и несколько важных мужей сидели во главе полукруга столов. Кувалда с ее названной сестрой появились чуть позже, и сели от Хвостворту на другой стороне площади. Кормахэ уже успела отмыться и переодеться в то же, что и остальные матьянторцы – в мужское, как ей, наверное, было привычнее. Они с названной сестрой болтали между собой без умолку, но о чем – Хвост не слышал. До дубравца доносился только смех, в который обе покатывались через два слова – кувалдин громоподобный хохот, и звонкий, радостный смех светлой девушки.

"Наверное, ни на минуту не замолкали. – подумал Хвост – Все время, что мы мылись и ходили, они проболтали! Бабы! Вот теперь видно, что баба!" – заключил он мысль о Кувалде.

3.8 ХОЗЯЙКА БАБЬЕГО ЦАРСТВА

После ужина Сотьер простился за всех с хозяйкой и еще раз поблагодарил ее. Матьянторцы отправились к своей стоянке у окраины села. Кувалда со всеми не пошла, а опять пропала куда-то с названной сестрой.

У лагеря уже были разбиты те же шатры, что утром стояли на водопадах. Местные собрали их и перевезли сюда – для гостей, что не хотели снова спать под открытым небом. Впрочем, таких было немного. Костров никто не зажигал: тепло было без огня, а для света принесли с площади несколько фонарей. Еще селяне раздали бенахам подстилки, и войлочные валики под голову. А все их вещи попросили сложить в кучу, чтобы назавтра женщины могли забрать и выстирать хорошенько.

– Вот это здесь почет так почет гостям! – радовался Хвост.

– Да! Насчет этого у них без дураков! Все как положено! – согласился Валтоэр.

– Скажи, Валтоэр! – спросил его Хвостворту – А кто здесь – кувалдина сестра?

– А ты не видел, что ли? – спросил старшина – Та, с которой она за столом сидела.

– Так это она – царица и хозяйка тут?

– Ну да.

– А та, постарше – кто? – спросил Хвост.

– И она тоже царица. – сказал Валтоэр.

– Что, две их, что ли? – удивился дубравец.

– А небо их знает. Их и двое, и одна. Так они говорят, и поди их пойми! Сам Кормахэ расспросишь, если она, конечно, вернется сегодня.

Кормахэ вернулась затемно, когда над краем гор повисла луна, а Хвост уже отходил ко сну. Еще издалека Хвостворту услышал, как она окликает и спрашивает его, разыскивая среди лагеря.

– Ты вот, что: – сказала Кормахэ земляку – Сестра велела тебя позвать. Пойдешь сейчас к хозяйке.

– Зачем? – встревожился Хвост. Несмотря на все блаженство этой страны, у него из головы не выветрились его прошедшие невзгоды и страхи. Ему сразу вспомнился тот допрос ночью, в разгромленном турьянском лагере, и как живые, уставились на него глаза измученного пленника.

– Не знаю. – сказала Кувалда – Велела тебя привести для какого-то дела. Но ты не бойся: Я-то уже знаю, что ты никакой не злодей и не колдун, а она – тем более поймет. Плохого не сделает! Пойдем, провожу до ее дому.

– Слушай еще вот, что: – сказала Кувалда, словно предупреждая, когда вдвоем они вышли из становища и приближались к освещенной теми же светильниками слободе – На девок здешних даже не смотри.

– Да я, как бы, и не думал... – ответил удивленный Хвостворту

– А сестрица сказала, что думал. – спокойно возразила Кувалда – Так или иначе, ты знать должен: у них здесь нравы с виду – проще некуда, но насчет всяких валанданий в долине очень строго. А мы здесь – гости. Наши все знают, и ты должен знать. Ясно?

– Как день ясно! – поспешил согласиться Хвостворту – Второй раз не повторяй!

– То-то!

– Твоя сестра, что ли, все знает, кто что в долине думает? – спросил парень.

– Знает. Все или не все – это только гадать можно. – ответила Кувалда.

– И тут, значит, колдовство. Они тут, смотрю, колдуют, как дышат!

– Да так примерно и есть. Царице, ей тут про все известно, и все в ее власти!

– Ты мне скажи только! – спросил Хвост – Твоя сестра здесь царица, или та, вторая, что старше? Чтобы я не ляпнул чего-нибудь не того сдуру.

– И та, и другая. Обе они вместе, и каждая по одной – и есть Царица. Понял?

– Нет. – признался парень.

– Тогда просто не болтай лишнего, и все. Называй обеих "Госпожа", а что спросят – отвечай по совести, врать все равно бесполезно. Вот и все.

Пройдя через село, Кувалда привела Хвоста на ту же площадь, где вечером проходило пиршество. С одной стороны на нее выходили ворота широкого двора с большим домом. Имение окружала каменная ограда не выше пояса, а сами ворота не имели створок. Запираться и ограждаться в долине было незачем, тем более – Царице.

– Ступай туда. В двери входи, не стуча. – сказала Кувалда – Ничего там не бойся, тут все – к добру.

Даже с таким напутствием, Хвост вошел во двор с некоторым опасением.

Перед ним был дом с низкой каменной кладкой стен, но с высокой четырехскатной крышей, и с обширными пристройками. Без стука он отворил небольшую деревянную дверь и вошел.

Без всяких сеней и прихожих, Хвост сразу попал в просторный зал, наверное, на половину всего дома. Высокий полый свод крыши был прямо над головой. Пол из гладко обструганных досок. На каменных стенах кругом светильники. В разные стороны из зала вели несколько дверей. У стены напротив входа – высокое сидение с подлокотниками.

Сама старшая царица встречала гостя. Она сидела, выпрямив спину, расправив плечи и чуть приподняв подбородок – кажется, ее стать была неизменна, как сами горы вокруг. Чуть позади стояли в ожидании слуги.

– Здравствуй, Хвостворту. – сказала хозяйка мнущемуся в дверях парню.

– Здравствуй... госпожа! – мигом вспомнил Хвост наставления Кувалды. – Благодарность тебе, и поклон за все добро...

Он поклонился Царице в пояс, и несмело шагнул вперед.

– Проходи смелее. – сказала Царица – И не бойся меня. Кто ты такой, и откуда – я знаю, и допрашивать тебя не буду. Наоборот, я хочу тебе помочь.

– Благодарю... – сказал Хвост. И еще раз, теперь уже не так низко, поклонился, хотя и не знал, какую помощь ему хотят предложить.

– После отблагодаришь. Сейчас взгляни на меня!

Хвост, посмотрел на хозяйку пристальнее, встретился на миг с ней взглядом, и обомлел...

Его как приковало к полу: ни шагнуть, ни двинуть рукой он не мог, мог лишь стоять, пяля глаза вперед себя. А перед ним женщина поднялась со своего сидения, и словно выросла до самой крыши, возвысилась над ним, и приказала:

– Откройся!

Хвост не мог выполнить ее приказа никоем образом. Даже подумать не мог, что ему следовало открыть, так был напуган. Меж тем творилось чудесное: Сияние из фонарей на стенах меркло, свет в зале угасал, из углов наползала тень. Сама же царица, начинала сиять изнутри – но не таким бледно-синюшным мерцанием, как призрак турьянского шамана в лесу. В Царице пылало солнце – маленькое, но слепящее и горячее, все сильнее и сильнее...

– Откройся! – повторила хозяйка. Веки ее опустились, но и сквозь них Хвост чувствовал неотвратимый пронзающий колдовской взгляд, шарящий сквозь кожу и мясо. Он стоял перед чародейкой прозрачный как чистый лед, а она просматривала его нутро пядь за пядью.

И снова появилось прежнее, из того мутного сна, ощущение: будто он наполнен внутри водой, в которой бьется крупная живая рыбина, тыкается носом в стенки, сотрясает их, шарит по нутру незрячей башкой, на запах и на ощупь пытаясь отыскать себе темную норку где-то в глубине утробы, и спастись от губительного света, от всевидящего взгляда Царицы.

– Откройся! – снова приказала Царица.

"Потерпи! Потерпи, герой, и ничего не бойся!" – попросил другой голос, мягкий и нежный, словно говорила девушка.

Тварь в утробе Хвоста расходилась не на шутку, Как тогда, ночью, ему казалось, что вот-вот он лопнет, вдоль и поперек, и бурлящая в нем жижа разольется по полу!

– ПОКАЖИСЬ, Я ПРИКАЗЫВАЮ!

Как спица пронзила Хвостворту от макушки до пят – Царица разглядела в мутной темной хляби бьющуюся тварь! И Хвост, через взор волшебницы, посмотрел внутрь себя, и ужаснулся: Не рыба трепыхалась и билась, схваченная колодовским взором, будто пойманная на крючок, нет! Страшная, безобразная тварь постепенно становилась Хвосту все виднее, и от этого все безобразнее! От страха дубравец закричал сквозь стиснутые зубы, и вопль его был такой же перепуганный и жалостливый, какой Хвостворту сам слышал в своем видении прошлой ночью.

"Все хорошо! Все хорошо, потерпи только!" – уговаривал ласковый голосок.

Мерзкий гад, словно уродливый младенец, сморщенный, скрюченный, нерожденный но уже старый и дряхлый, мертвый от зачатия, но сосущий живые соки. С беззубым дряблым ртом, с пустыми стекляшками глаз. С тоненькой жидкой бороденкой и прядкой седых волос на макушке. Тварь тянуло куда-то вниз, будто выталкивало прочь, но она билась, не желая покидать свое жилище! Что-то связывало ее с Хвостом, как пуповина связывает плод с матерью, и тварь цеплялось за эту связь изо всех сил!

– Убирайся! – приказала Царица. Глаза ее открылись снова, и сплошной поток света нахлынул из них на Хвостворту. Он видел теперь только эти слепящие белые глаза – и еще то внутри себя, что видела в нем хозяйка.

Кто-то подошел к Хвосту, стянул с него штаны, и посадил задом в подставленный то ли ушат, то ли другое судно. И тогда он увидел: под ним открылась нора в бездонную темную пропасть. Хвоста тащила туда неимоверная тяга, но пока он глядел в белые царицины глаза, то не двигался с места. Незримая пуповина внутри натянулась как струна. Тварь бешено билась на ее конце. Другой конец держался будто где-то в глотке, в корне языка, и казалось, еще чуть-чуть, и либо разорвет Хвосту горло в клочки, либо удавит, либо утянет за собой во мрак...

"Небо... Вот и смерть..." – только и сумел он подумать.

"Нет! Нет! Не тебе смерть!" – успокаивала его невидимая девушка.

– Убирайся! Убирайся вон!

Треснуло что-то в глотке, как оборвался конец натянутой уды. Дыхание у Хвоста перехватило на миг, а потом вся клокочущая в нем тухлая вода разом скатилась в самый низ живота, и хлынула потоком наружу, ударила в судно струей крови, слизи и черно-зеленого гноя! И не одна рыбина, а целый косяк скользких, бьющихся гадин вырывались из несчастного человека и шлепались в лохань, барахтаясь, разбрызгивая вокруг капли зловонной жижи.

Слуги подхватили Хвостворту под руки, и подняли от судна. Такая слабость скосила его, словно сколько было сил, все вышло вон вместе с грязным потоком. Мог он разве что открыть глаза, но и этого не решался, боясь заглянуть в лохань, и снова увидеть то самое.

– Унесите. Деточка, усыпи его до завтра – услышал он голос старшей Царицы.

"Спи, все хорошо!"

И Хвост мигом провалился в такой глубокий сон, как будто совсем пропал из этого мира. Ничего более не было кругом.

Кто-то ходил за дверью и стучал о пол чем-то тяжелым. Хвостворту пробудился от этого шума. Не открывая глаз, он пошамкал ртом и перевернулся на другой бок. Пуховое одеяло натянул на себя до макушки.

За дверью стукнуло о косяк, заплескалась вода.

– Да тише вы там! – крикнул Хвост, сдернув с головы одеяло...

И тут он вскочил как ужаленный!

– А...

Он лежал на тюфяке, расстеленном по полу маленькой комнатки. Живой! Живой, кажется! Хвост пощупал себя, залез машинально рукой за пояс сзади – там все цело, только кожа взмокла от холодного пота...

Точно живой... Но ведь умер вчера!

Или все почудилось? Опять приснилось какая-то дуромань? Но почему тогда не в лагере, не с Кувалдой и остальными? И где он вообще очутился?

В комнатушке у трех стен такие же постели, в четвертой стене, напротив ложа Хвостворту – дверь. Два больших окна, обтянутых чем-то вроде пузыря, только прозрачнее – сквозь них, хоть и немного расплывчато, видно, как снаружи слегка шевелятся от ветра зеленые ветки с кистями белых цветов. Свет за окном неяркий, словно на дворе пасмурно. Стены каменные, пол – дощатый, и от него, как наверное везде в долине, идет тепло...

"Да где я!" – подумал Хвост.

Одна постель была расправлена и скомкана, словно с нее только что кто-то поднялся. На второй, укутанный войлочным одеялом до голых плеч, лежал незнакомый человек, с коротко постриженными бородой и волосами.

– Ну здравствуй, добрый человек! – сказал он.

– А! – откликнулся Хвостворту – Ты кто?

– Я-то? Я матьянторец. Ты по дороге сюда санки помогал тащить, а я в них лежал раненный. Я тебя помню.

– Понятно... А мы где?

– Мы на царицыном дворе. Она мне грудь лечит, что турьянцы прокололи. Теперь вот и тебя подлечила. – усмехнулся он.

– А меня... Со мной она что...

– Что она с тобой сделала?

– Ну да, да! Что со мной сделала?

– Вчера вечером тебя принесли, ты спал. Сказали, Царица из тебя турьянскую мару доставала.

– Чего? – воскликнул Хвост.

– Да ты не бойся. – сказал ему сосед, приподнявшись и поправив под собой подушку в белой наволочке – Если что и было, то все позади. Здешняя хозяйка, она свое дело знает! Меня вот позавчера привезли – на последнем издыхании, света белого уже не видел! А сейчас, видишь – ничего, разговариваю! А таких как ты, она как орешки щелкает! Раз – и все, нету мары!

– В нужнике я видал такое "раз и все"! – пробормотал Хвостворту.

Однако он был цел, и вспоминая вчерашний вечер, а особенно – ту тварь внутри себя, Хвост подумал, что если теперь ее не стало, то это, пожалуй, хорошо.

Отойдя чуть-чуть от первого испуга, Хвостворту почувствовал, что очень даже сильно хочет на двор. Одежда, в которой он пришел к Царице, лежала тут же, сложенная стопкой. Натянув штаны и рубаху, Хвост выглянул за дверь.

Здесь женщина, лет под сорок, мыла пол тряпкой и водой из большого ушата. "Все у них по-волшебному, а полы сами не моются!" – подумал Хвост.

Поломойка показала дубравцу, как пройти к управляющему царициного двора, а управляющий, невысокий дедушка с пышной седой шевелюрой вокруг лысины, передал ему хозяйкин приказ – оставаться на дворе до следующего утра.

– А что мне делать-то? – спросил дубравец.

– Сейчас пошлю на кухню, позавтракаешь. – сказал ключник – А потом делай что хочешь, только со двор не уходи, и на царицыну половину не суйся.

– Царицу-то мне бы увидеть, хоть поблагодарить ее...

– Нечего – сказал старик – Что ты от нее сейчас хочешь, она и так знает. Надо будет – сама позовет. А так ее не надо беспокоить.

– Что ж, понятно... Послушай, а куда здесь по нужде можно сходить?

– Вон, туда – за амбар и налево.

Сходив наконец, куда ему было нужно, Хвостворту вернулся на задний двор, и сел за столом под живым навесом из хмеля. Скоро принесли еду, но Хвост голода не чувствовал. Съев пару ломтей хлеба и выпив молока, он пошел осмотреться

Имение Царицы было огромное. Но побродив по нему, Хвост не нашел ничего, чем он бы мог заняться. Вернувшись в свою комнатку, он потрепался немного с раненным, но и тот вскоре уснул. Хвост лег было тоже, но сон к нему не шел. Было даже странно: впервые за много месяцев он мог есть и спать сколько угодно, но ни того, ни другого не хотелось...

Хвост отправился прогуляться еще. Все двери и ворота кругом были открыты, и сторожей нигде не было в помине. Иди куда угодно, никто не помешал бы, кажется, и убраться со двора совсем. Но Хвостворту уже понял, что если Царица что-то здесь приказывает, то лучше не испытывать судьбу, переча ей без дела. Хвост заглянул в яблоневый сад, побродил там немного, и на самом его краю, вблизи хозяйкиной половины, натолкнулся на купальни. Три открытые ванны – такие же, как у матьянторского лагеря, обложенные камнем, стояли за небольшой оградкой, еще над одной была надстроена беседка. В одной из купален Хвост увидел бывших турьянских рабов – все шестеро сидели кучкой, не разговаривая, и не шевелясь. Их успели постричь и побрить, кажется, они даже немного поправились в щеках. Но взгляд у всех оставался таким же безучастным. Ни одного обрывка мысли нельзя было угадать на шести лицах. По зеркальной воде не пробегал ни один всплеск, только поднимался чуть заметный пар. В цветущем кругом саду стояла тишина. Над купальней сидела на скамеечке пожилая полная нянька, поминутно она вздрагивала ото сна, но тут же ее голова снова начинала медленно склоняться к груди.