Текст книги "Ведомственный притон"

Автор книги: Сергей Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

14

Разговор со старыми знакомыми, Лялей и Жанет, Катышев предложил провести в последнюю очередь. К тому же выставлять девчат на улицу было крайне небезопасно. Девушки, окажись они в лапах сутенеров и покровителей, по-прежнему считались основными свидетелями налета, который поздним вечером совершили Блинков и Фочкин на представителей патрульной милиции. Но пока они находились в стенах управления под защитой эсэсбэшников, они, рассчитывая на помощь оперативников, могли смело давать совершенно правдивые показания, И в этих самых чистосердечных признаниях Фочкина смущал лишь один нюанс. Тот самый, что, находясь подшофе, они с Блинковым и в самом деле обратились за услугами к уличным проституткам. Он лишь надеялся на полковника Полуярова, с помощью которого этот факт можно было трактовать как заблаговременное проведение давно запланированной операции.

По скупым и крайне осторожным показаниям остальных четверых девушек, которым также выпала честь угодить в только что открывшееся «штрафное подразделение», оперативникам все же удалось прояснить некоторые закономерности в системе организации и функционирования интимного бизнеса. До сего момента, как и подавляющая часть воспитанных на высокой советской морали, но далеких от среднего достатка горожан, из этических и материальных соображений неготовых из собственного кармана платить за ночные утехи и развлечения, они считались лишь сторонними наблюдателями. А потому, как все остальные граждане, о размахе древнейшей секс-индустрии могли судить лишь по телевизионным новостям и газетным сообщениям. Но они не ожидали, что эта запрещенная законом индустрия могла быть такой мощной, развитой, бесперебойной. Существовало и ошибочное мнение журналистов, которые информировали потребителей лишь о ночной деятельности столичных путан.

Уже по первым ответам вывезенных из борделя девиц оперативники начинали понимать, что торговля телом отлично защищена, до мелочей отлажена, ведется в любое время суток, имеет многоуровневую систему отбора, обучения и переподготовки персонала. Каждый день в многотысячный профсоюз московских путан вливались десятки новых представительниц прекрасного пола, которые после тщательного отбора распределялись по борделям и притонам, саунам и ресторанам, улицам и перекресткам, по первому звонку выезжали к клиентам в московские квартиры и загородные резиденции. Причем квалифицированные кадры для этого вида деятельности готовились как среди мастеров исполнительного уровня, так и в области руководящего менеджмента. Только одна из допрошенных девиц, не отличавшаяся привлекательной внешностью и изящностью фигуры, приехавшая в Москву на легкие заработки, была тотчас же вовлечена в уличный хоровод. Двоим удалось сначала попробовать свои силы на подмостках дешевого стриптиз-бара, где поощрялась близкая связь с любым из клиентов, готовым швырять деньгами. Четвертая на протяжении двух последних лет состояла в ночном штате известной гостиницы. Но отель по решению городской власти был до основания разрушен и стерт с лица столичной земли. Девушке, как отелю, сгинуть не позволили заботливые трудоустроители и временно перевели в массажный салон при сауне.

В конце концов, все четверо, как Жанет и Ляля, за погрешности и нарушения, что выражалось в укрытии выручки или разногласиях с начальством, были переведены на низкооплачиваемую работу и направлены поучиться уму-разуму в один из третьесортных борделей, которые в мире продажной любви считались штрафными ротами. И где клиенты по собственному и предварительно оплаченному желанию могли делать с девушками все, что заблагорассудится.

Но сколько ни делились своими впечатлениями девицы о прихотях и замашках клиентов, о чем так настаивал майор Фочкин, все в один голос заверяли, что в последнее время любая обида и рукоприкладство в их адрес со стороны клиентов безжалостно пресекались сотрудниками милиции.

– С милицией жить стало легче, – попросив сигарету, улыбнулась грудастая девица с красными пучками волос, с которой Фочкину довелось провести несколько секунд в тесных объятиях. – Но такую охрану и защиту мы также оплачиваем из своего кармана.

Разговаривая со жрицами плотских утех, капитан Катышев каждый раз задавал один и тот же вопрос: кто был инициатором перевода каждой из них в штрафную роту? И сколько бы девицы ни вздыхали и ни ругались, виня во всем непосредственного сутенера, который делал запрос на перевод у более высокого начальства, подспудно проявлялась фигура госпожи Черемисовой. Она с такой же отчетливостью возникала и когда речь заходила о трудоустройстве девушек. Мамка-Танька если не самолично оценивала достоинства претенденток на ту или иную должность, то внимательно выслушивала доклады рядовых сутенеров, поеле чего и принимала окончательное решение – кому-то выпадало счастье оказаться в элитном борделе, кому-то доставалось место в ресторане или гостинице, кому-то уличная подворотня.

Впрочем, никто из четверых ни разу не назвал вслух имя Мамки-Таньки. Хотя оперативники особо не настаивали вспоминать черты и облик верховной хозяйки и даже верили в то, что кто-то из девчат, судя по приземленным местам их работы, мог и в глаза ее никогда не видеть. Черемисова крайне редко снисходила до посещения рядовых притонов, но элитные девушки могли ее лицезреть в шикарных ресторанах и на светских раутах, где без приглашенных моделей и девушек эскорта не обходилось ни одно празднество.

Когда в кабинет вошли Ляля и Жанет, Золотарев включил чайник. Глядя, как капитан хлопает дверцами шкафчика в надежде отыскать чистые стаканчики, Ляля поморщилась:

– При такой интимной беседе я бы выпила что-нибудь покрепче.

– Это тебе, милочка, не кабак! – возмутился Золотарев.

– Успокойся, Костя. – Фочкин метнулся к сейфу и услужливо вытащил початую бутылку. – Могу предложить водки. Для храбрости.

– Мне не надо, – накрыла ладонью посудину Жанет. – После штрафной роты я уже ничего не боюсь. Об одном прошу, отправьте меня как можно скорее в Кременчуг.

– Ты из Кременчуга, с Полтавской области? – даже чуть подался вперед Золотарев.

– А вы там были? – с надеждой, что перед ней сидит земляк, переспросила Жанет.

– Он там не был, – хохотнул Фочкин, вспоминая, как неудачно закончился один из романов Золотца со студенткой-хохлушкой из гуманитарного института. – Но у него там родня.

– Ха! – поставив пластиковый стаканчик на стол, перебила их разговор Ляля. – Да Мамка-Танька тебя и там найдет! По ее заказу даже из украинских деревень молодых дур в Москву сотнями свозят. Нашла где спрятаться, в Кременчуге!

– Вам приходилось общаться с Мамкой-Танькой? – насторожился Катышев.

– Когда мы работали в одной сплоченной команде, – без разрешения потянулась к бутылке Ляля.

– А девицы, которые оказались с вами в штрафной роте, утверждают, что даже ни разу ее не видели! – постарался прояснить ситуацию Катышев.

– Врут, – самоуверенно заявила Ляля и, наполнив стакан до половины, пояснила: – Боятся, вот и врут. О ней даже вокзальные давалки знают. По крайней мере, о завихрениях Мамки наслышаны все. Другое дело, что многие шлюшки с ней никогда близко не встречались, и тем более до разговоров с каждой б… она не снисходит.

– А вы что же, в доверенных лицах у нее ходили? – усомнился Фочкин.

Уже готовая опрокинуть водку в рот Ляля задержалась и, не скрывая жалости, посмотрела на майора:

– В доверенных не ходили, но в элитном заведении под непосредственным присмотром Мамки-Таньки почти два года отпахали. Вот было время, скажи, Женька! Клубничный йогурт и черная икра на завтрак, французская парфюмерия, кавалеры, у каждого из которых коттедж на Рублевке! По две-три тысячи баксов в месяц зарабатывали, не считая подарков!

– А как вы туда попали? – перебил ее воспоминания Катышев.

– Обыкновенно. Меня Мамка-Танька с первого курса театрального института к себе перетащила. Слышал, небось, про ГИТИС-то? Впрочем, я ей за это благодарна. Все равно уже стоял вопрос о моем отчислении. А Женьку из модельного агентства переманили…

– Никто меня не переманивал, – резко прервала Жанет коллегу по бизнесу. – Меня Мамке просто продали.

– Как продали? Кто? – не понял Фочкин. – Ты что, кастрюля, что ли?

– Долгий разговор, – ответила девушка поникшим голосом, видимо, нисколько не желая пускаться в воспоминания.

– Да что ты как целка ломаешься? – накинулась на нее Ляля. – Обратного пути уже нет. Забудь! Дзись-Белоцерковский ее рекомендовал Мамке-Таньке!

– Это тот, который является председателем конкурса «Мисс Отечество»? – тут же вспомнил Катышев о партнере, с которым подписала долгосрочный контракт его деловая супруга.

– А что ты удивляешься? Женька, между прочим, два года назад на том самом конкурсе получила почетный приз «Мисс очарование», шубу из шиншиллы и десять тысяч долларов призовых! – с гордостью за подругу ответила Ляля. – Ее фотографии во всех газетах были напечатаны.

– А потом? – с аппетитным интересом рассматривая личико Жанет, обратился к ней за ответом Золотарев.

– Белоцерковский предложил подписать контракт с эскортным агентством. Что желать лучшего? Я и согласилась.

– То есть он предложил тебе работу в одной из своих фирм? – постарался уточнить Катышев.

– Да, – кротко кивнула она, не выпуская из рук стакана с чаем. – Он обещал, что со временем сделает моделью, а сначала попросил поработать в эскорте. Знаете, это тоже престижно и не пыльно. Нас часто приглашали на мероприятия устроители автомобильных и меховых салонов, ярмарок по недвижимости. Но вскоре мне стало понятно, что московские богачи не только любят окружать себя на светских раутах, банкетах, вечеринках и даже на деловых переговорах красивыми женщинами, но и требовать от них близости.

– И Дзись-Белоцерковский заставлял выполнять такие требования? – стал догадываться Золотарев, о чем идет речь.

– Я бы сказала – это приветствовалось. Понятное дело, в моем контракте никаких сносок на счет близости с заказчиками не упоминалось.

– Зря, – подала голос захмелевшая Ляля, – я бы сразу попросила внести этот пунктик в договор и обговорила размер вознаграждения.

– Однажды старый пердун, – не обратив на слова подруги внимания, продолжала Жанет, – который оказался деловым партнером Белоцерковского, закрыл свой кабинет на ключ и накинулся на меня. Я прокусила ему руку. Оказалось, что шефу мы пожаловались одновременно. Я на неадекватные действия, а он на мою спесь. Тогда Белоцерковский сделал мне внушение и намекнул, чтобы впредь с клиентами фирмы я была сговорчива.

– И ты… – хрипло спросил Золотарев.

– На другой день исцарапала морду и второму заказчику. После чего оказалась в заведении Мамки-Таньки.

– А у нее не заартачишься! – выпуская сигаретный дым в потолок, захихикала Ляля. – Там порядки другие. Паспорт – в сейф. И никаких тебе письменных контрактов. Отказалась раздвинуть ноги – тут же на съедение ментам. Сразу станешь сговорчивой.

– Почему именно ментам? – удивился Фочкин.

– А кому же? – с таким же удивлением склонила голову в его сторону Ляля. – Для знакомства они тебя как следуют попользуют, а потом предупредят, что жаловаться куда бы то ни было бесполезно. Все равно твое заявление попадет к ним на стол. Меня бог миловал. Я сговорчивая и сама знала, куда попала. А большая часть бывших моделей и конкурсанток оказались полными идиотками. Сначала не смогли найти общий язык с Белоцерковским, а потом попробовали качать права Мамке-Таньке. В итоге все познакомились с членами правоохранительных органов…

Она засмеялась столь удачному каламбуру.

– И ты… – опять смог выдавить только лишь два хриплых слова Золотарев.

– А чем она хуже остальных? Все мы одинаково устроены. Смазливая морда, грудь, талия и все остальное, что ниже талии, – ответила за подругу Ляля и резко подалась в сторону Золотарева. – Да она Мамке-Таньке должна быть по уши благодарна, что получила работу в самом элитном заведении. Таких больше во всей Москве не было и нет.

– Но почему же вы так низко пали? – задал вопрос Катышев и, не дожидаясь ответа, поднялся, чтобы снова включить чайник. – Сначала опустились до улицы, а потом загремели в штрафники?..

– Дуры потому что! – выливая из бутылки остатки водки, ответила Ляля. – Женька в клиента влюбилась, что строго запрещено, а меня жадность погубила! Клиент подарил колечко с изумрудом. Сказала бы об этом Мамке – получила бы его ломбардную стоимость. А так – в качестве месячного наказания загремела в уличные бабочки. И на третий день вы подвернулись. Драка, разборки… Может быть, и встало все на свои места, если бы вы не подложили в сумочку наркотик!

Она с осуждением посмотрела в сторону Катышева и лихо опрокинула в рот остатки водки.

– Горе мое, горюшко! – изящным сопрано вдруг тонко запела Ляля, демонстрируя гостеприимным оперативникам, что не зря в свое время училась в театральном институте. – Где ты, моя волюшка!

– Э, подруга, ты где находишься? – соскочил со стула Золотарев. – Тут тебе не консерватория!

Ляля замолчала, сложила локти на стол, опустила на них голову и зарыдала:

– И перед Женькой я виновата! – Она подняла заплаканные глаза и посмотрела на Фочкина. – Я ведь, когда вы нас снимали на улице, предложила твоему товарищу взять ее в напарницы…

– Да брось сопли распускать! – даже не попросила, а приказала ей Жанет. – Назад уже ничего не вернешь. Кроме как на них, нам положиться больше не на кого!

– Вот! – со значением поднял указательный палец Фочкин. – Оказывается, и женщина способна глаголить истину! Послушай, Ляля, а ты могла бы описать тех ребят, кто вытащил тебя из квартиры Блинкова?

– Не-а. Только одного помню, который меня к автобусу приволок. А двух других, кто остался в квартире, только мельком видела. А что, водки больше нет?

– Имей совесть, Ляля. Это же тебе не бар! – обиделся Фочкин.

Золотарев, отталкиваясь носками, подкатил на своем кресле к стулу, на котором сидела Жанет.

– Женечка, а где находится это ваше элитное заведение?

– Вы имеете в виду офис? Не знаю, я в нем никогда не была. Нас туда не приглашают, а работают только с клиентами.

– Что, даже есть офис?

– Конечно.

– А где же вы, это самое… трудитесь, что ли?

Она сразу догадалась, о чем хотел спросить Золотарев.

– В основном по вызову. Мамкины менеджеры за нами присылали лимузин. Правда, не реже одного раза в неделю устраивались ночные банкеты, на которые съезжались клиенты, где им предоставляется возможность не по видеоролику и не по карточке выбрать для себя напарницу.

– Где проходили эти банкеты? – постарался уточнить Фочкин.

– Да в самых разных местах. Бывало, и в домах отдыха, в игровых и оздоровительных комплексах, ресторанах, стриптиз-барах, где есть отдельные номера. Но чаще всего в одном из особняков на Пречистенке.

– А в оздоровительном комплексе на Дорогомиловке бывать не приходилось? – с тревогой в голосе поинтересовался Катышев.

– Я там занималась шейпингом, когда работала у Дзись-Белоцерковского.

– Зачем вы спрашиваете? Вам все равно туда не попасть! – подала голос Ляля.

– Почему это нам туда не попасть? Мы что же, не мужики или не из того теста сделаны? – изумился Фочкин.

– Для этого нужно быть клубным членом! – захохотала Ляля. Ее плаксивое настроение резко сменилось на пренебрежительно-смешливый тон. – Вот ты, чей член?

– Да заткнешься ты, Лялька! – оборвала ее Жанет и постаралась пояснить: – Вечеринки и банкеты могут посещать только члены клуба. Мне не знакома процедура вступления, но слышала, что, помимо денежного залога, нужно иметь рекомендации от постоянных клиентов.

– И тогда уже оттягиваться, как душе заблагорассудится! – поддакнула Ляля. – Можно с артисточками, можно с нимфеточками, можно и с молоденькими мальчиками. А можно и не оттягиваться, а наблюдать, как это делают другие. В клубе полно импотентов, которые хорошо платят за удовольствие посмотреть!

– С нимфеточками, говоришь? – о чем-то соображая, Катышев почесал затылок и тут же опустился перед Жанет на корточки: – Женя, вы ведь знаете членов клуба, кто из них может дать нам рекомендацию?

– Вам? Ни-и-кто! – захмелевшим голосом ответила Ляля и пристукнула по столу. – Только исходя из личного знакомства!

Не обратив внимания на выпад подруги, Жанет сморщила лобик:

– Без разрешения Мамки нам строго-настрого не разрешалось самостоятельно общаться с клиентами, но я, кажется, вспомнила телефон одного моего поклонника, который даже предлагал мне руку и сердце.

– Пашечка Коробатов, что ли? – снова засмеялась Ляля. – Он не только тебе предлагал свое сердце. Кроме этого органа, больше с него взять нечего. Полный импотент!

– А как с ним можно познакомиться? – спросил Золотарев.

– Это уже ваши проблемы, – дернула плечиками Жанет. – Но он часто таскал меня на выставки эротической живописи. Знаю, что он не пропускает ни одну из них. Записывайте номер…

15

Несколько раз на протяжении утра Полуярову звонил командир омоновцев полковник Журбин, каждый раз информируя или о свежих, только что полученных результатах рейда, или высказывая свои умозаключения по поводу той или иной операции. С того момента, как его подчиненный старлей Блинков угодил в больницу, омоновцы рьяно взялись за выкорчевывание городской проституции. Одобрение с трудом было выхлопотано в самых высоких инстанциях. Впрочем, Полуяров понимал, что бойцы под руководством Журбина разгоняли полчища шлюх вовсе не с целью нравственно-воспитательной акции, а демонстративно лезли на рожон в тех местах, изначально известных как вотчины того или иного милицейского подразделения. Порой всегда прямолинейные омоновцы даже проявляли инициативу, выдавая себя то за чрезмерно буйных, то недовольных качеством товара клиентов, затевали споры и мелкие потасовки и, когда девицы призывали на помощь своих покровителей в погонах, окружали всех разом и без разбора забрасывали в дежурный автобус.

Трубка аппарата еще не успела остыть от предыдущего разговора, как на проводе снова оказался Журбин. Полуяров, чтобы не отрываться от текущей работы, включил громкоговорящую связь.

– Борисыч, твою в корень! – гремело в кабинете безотлагательное требование командира ОМОНа. – Срочно бери ручку и записывай рекогносцировку. Мои ребятки прошерстили весь район Кутузовского проспекта. От Киевского вокзала до Триумфальной арки.

– Поздравляю! – тяжело вздохнув, не смог подобрать другого слова Полуяров.

Заявить коллеге смежного подразделения о том, что на протяжении уже трех часов он мешает ему сосредо точиться и с головой окунуться в свои служебные дела, он не мог по этическим соображениям. В конце концов, если бы была такая необходимость, дежурный по управлению мог бы запросто связаться с представителями службы по борьбе с организованной преступностью и тот же час по электронной почте получить, все необходимые результаты рейдов по профилактике проституции за последние месяцы. Но Полуяров понимал, что, оказавшись вместе с ним на одной чаше весов, бравый Журбин звонил ему только за тем, чтобы получить если не поддержку, то обыкновенное сочувствие. Пока министерское начальство не вынесло свой окончательный вердикт, ни он, ни Журбин не знали, как обернется дело в отношении проштрафившихся сотрудников.

– Ты не ерничай! – миролюбиво возмущался спикерфон. – Я туг просмотрел списки попавших под подозрение сотрудников органов, раскинул своими куриными мозгами и пришел к выводу…

– Очень интересно, – не мог тут же не откликнуться Полуяров. – Я думал, что вы только воевать умеете да махать дубинками.

Судя по раскату смеха, Журбин вовсе не обиделся за колкость.

– Насчет дубинки я тебе потом кое-что расскажу. А пока вот какие выводы. К прилегающим к проспекту дворам и переулкам, где были замечены группы ночных бабочек, судя по всему, присосались ребятки из местных отделов нравов. Есть у них такой начальник – майор Ремизов. Шустрик, замечу я тебе! Вместо того чтобы устроить нагоняй своим молодчикам, которые заступались за проституток, он принялся их хвалить и выгораживать. Мол, это мы, омоновцы, должны были согласовать с ним все планы по рейдам. Короче, никакой вины за собой не признал, борзел как сивый мерин и дал понять, что нечего соваться в его дела.

– А из какого он управления?

– Того самого, Иван, ломакинского.

– Хорошо, разберемся. А кто еще в твои списки попал?

– Дивчины, что стоят вдоль проспекта, подотчетны патрульной милиции. А значит, они с них и бабки стригут. Тоже ломакинские. А заведения общественного питания в округе Киевского вокзала находятся под присмотром уголовки. В ходе ночных рейдов По два-три представителя от каждой службы попали к нам в объятия. А один постовой за свои усердия даже в морду получил.

Голос Журбина несколько секунд молчал, представляя Полуярову право переварить оперативную информацию.

– Ну чего воды в рот набрал? Я ведь понимаю, что ты готов подвести свое резюме, – первым нарушил молчание Полуяров.

– Резюме? Пожалуйста. Все уже давно, блин, расфасовано и поделено! – вдруг взорвался динамик спикерфона. – Только мы с тобой, Ваня, как лохи, оказались в стороне! Воюем, а потому и живем на одну зарплату!

– А как ты хотел, с куриными мозгами-то?

– Ты заканчивай оскорблять! Все, блин, умные вокруг, а как чего случится, сразу в ОМОН за помощью несутся. – По голосу было слышно, что в этот раз Журбин обиделся.

Полуяров, поняв, что перегнул палку, поспешил сменить тон с шутливого на деловой.

– Спасибо тебе, полковник. О твоих выкладках я через час доложу своему шефу. Сейчас они крайне важны. Ведь именно по этому вопросу министр заставил Князя приехать к нему в Питер.

– Понятное дело. – В голосе Журбина появились нотки беспокойства, и вновь вернулось дружеское настроение. – Дабы спасти свою задницу, кто-то успел первым выслужиться и поставить под удар нас с тобой.

Чтобы разогнать тоскливое настроение омоновца, Полуяров отодвинул от себя ворох бумаг:

– А что ты там на счет дубинки говорил?

– Умрешь сейчас! Есть у меня такой прапорщик – Ивантеев. Не человек – дуб!

– В каком смысле?

– В прямом! – не обратил внимания на выскользнувшую насмешку Журбин. – Бывший борец. Рослый, высокий, словом, парень несгибаемый. Так вот сегодня ночью они группу проституток в автобус закинули. Одна самая шустрая всю дорогу наглела. Мой Ивантеев ее и спрашивает, мол, если такая борзая, то сколько палок выдержишь? Она ему в ответ – да хоть двадцать!

– И что? – Полуяров насторожился. – Выдержала?

– Со вкусом! Он ее двадцать раз дубинкой по заднице-то и отхреначил… – Хохот Журбина наполнил кабинет. – Ну ладно, пока, извини, что от работы оторвал.

Отключив телефон, Полуяров посмотрел на часы.

Самолет с Милославским вот-вот коснется колесами питерской земли, а докладывать Князю все еще было не о чем. Разве что о могучем парне Ивантееве, который по-свойски разобрался с ночной бабочкой. Информация, полученная от Журбина, для Князя особого интереса не представляла. О том, кто и где крышует проституцию, можно было узнать и в сводках повседневных газет. Полуяров не стал огорчать омоновца и делиться с ним неоспоримой истиной о том, что, судя по всему, все задержанные шлюхи уже выпущены из застенков районных отделений милиции, а дежурные нарядов, обобрав карманы и сумки девчонок, могли лишь с благодарностью вспоминать Ивантеева и подобных ему ребят. По крайней мере, лишний раз шляться по улицам и переулкам, вымогая плату у проституток, в эту ночь им не пришлось. Что касалось задержанных омоновцами нерадивых сотрудников милиции, то и они, поделившись с начальством, остались при своей работе и интересах.

В кабинет вошел Катышев и, не спросив разрешения, опустился на стул. По его лицу и поведению Полуяров понял, что в данный момент хвалиться оперативникам было нечем.

– Товарищ полковник, – после короткой паузы, проронил Катышев. – Освободите меня от участия в этом деле.

– Не понял! – Полуяров ожидал всего, что угодно, но не такой, как ему показалось, скоропалительной и нехарактерной для капитана просьбы. Пальцы тут же начали выбивать по столу барабанную дробь, и он еще раз, теперь уже для самого себя, повторил: – Не понял!

– Я хочу, чтобы меня вывели из состава оперативной группы.

Только теперь, глядя на полное тревоги лицо подчиненного, Полуяров сообразил, что без особых оснований Катышев никогда бы не решился сделать такое заявление.

– Что произошло? – постарался не выдать своего беспокойства полковник, не переставая выстукивать по столу мелодию походного марша.

– Мне кажется, что в эту сексуальную историю втянули и меня. То есть не меня лично, а мою семью, – тут же сделал поправку капитан.

– Когда кажется, крестятся.

– С удовольствием бы перекрестился, но уже не поможет. Оздоровительный комплекс, которым руководит моя жена, предоставляет тренажерные залы и другие помещения в аренду для шлюх Черемисовой. Такой же договор об аренде заключен и с господином Дзись-Белоцерковским.

– Если мне не изменяет память, это председатель всероссийского конкурса красоты «Мисс Отечество»? Его-то чего бояться? Таким сотрудничеством гордиться нужно!

– Если бы! – с иронией ответил Катышев и поднял глаза в потолок. – Господин Дзись-Белоцерковский успешно совмещает деятельность общественного председателя с бизнесом. Мы выяснили, что он является владельцем многих модельных салонов и эскортных фирм.

– Одно другому не мешает, – хмыкнул Полуяров, уже догадавшись, к чему клонит капитан.

– Конечно, если не считать, что модели по роду своей работы мало чем отличаются от девочек Черемисовой. – Катышев тяжело вздохнул и сделал паузу. – Поверьте, Иван Борисович, мне совсем недавно стало известно, что моя Катька повязана с этой братией долгосрочными контрактами.

Полковник резко оборвал дробь походного марша и кашлянул в кулак. Доводы Катышева показались ему наивными и необоснованными.

– Ерунда! Ты хочешь сказать, что Черемисова и Белоцерковский знают, где и кем работает ее муж, и способны на провокацию?

– Именно это я и хочу сказать. Они будут на все способны, когда дело коснется их бизнеса и собственной безопасности. И мне вовсе не хочется, чтобы семья Катышевых и проститутки были мазаны одним миром. Вам ли не знать, что и в нашей системе обязательно отыщутся люди, которые постараются найти тесную связь между продажным бизнесом и нашим управлением. Фочкин ведь уже оказался под ударом. Следующий в очереди – я…

– Этак и меня в эту историю могут втянуть! – усмехнулся полковник.

– Все может быть, – передернул плечами Катышев.

Полуяров рывком поднялся с кресла и подошел к окну.

– Ерунда! А прав ты лишь в одном: злопыхатели, конечно, отыщутся. Но только от действий капитана Катышева теперь зависит, какие контакты могут связывать наше управление и этот самый бизнес. – Сде лав бравурное заявление, он засунул руки в карманы пиджака и на секунду задумался. – Хотя перекреститься и написать рапорт о твоих проблемах все-таки не помешает. Пусть руководство на всякий случай знает, в каком русле разворачиваются дела. Береженого бог бережет. Ладно, оставим эту тему. В данный момент меня волнует, что я скажу Князю. Поговорили с девчонками? Есть результаты?

– Результаты есть, доказательств – никаких, – ровным голосом ответил Катышев и поспешил добавить: – Пока нет.

– И когда же они будут?

Катышев, казалось, пропустил вопрос мимо ушей. По всему было видно, что он нисколько не озабочен незавидным положением полковника, которому нечем было порадовать в данный момент спускающегося с трапа самолета Милославского. Пока Фочкин и Золотарев, умиляясь, нянькались с девицами, он постарался изложить Полуярову всю полученную информацию, все тщательно проанализировать и с его помощью наметить конкретные шаги. В остром цейтноте времени обсуждать план дальнейших действий с коллегами по кабинету Катышеву представлялось нереальным. Фочкин был поглощен похмельным состоянием Ляли, а с лету оценивший модельную красоту Жанет Золотарев проявлял к девушке далеко не оперативный интерес. Что обоим мешало сосредоточиться и мыслить в нужном направлении.

Не упуская деталей, пересказав переговоры с девушками, теперь Катышев старался мыслить глобально. Полуяров его не перебивал. Он был согласен с тем, что Татьяна Федоровна Черемисова играла роль не только главного менеджера огромного сексуального холдинга, но и являлась важным посредником между многочисленными звеньями этого объединения и их заботливыми покровителями. А в том, что сложившаяся за последние годы в мощного монстра индустрия разврата не только опекалась, но и лелеялась, ни Полуяров, ни Катышев уже не сомневались. Даже сугубо деловые газеты, не говоря о желтой и рекламной прессе, не отказывались от объявлений, зазывавших клиентов провести часок-другой досуга с длинноногими милашками. После полуночи с телеэкранов не сходили обнаженные девицы, в деталях делившиеся секретами полового мастерства, которым бы позавидовали неизвестные авторы Камасутры. Только стараниями омоновца Журбина и его парней один из центральных проспектов столицы в эту ночь был освобожден от полчищ путан. На всех остальных жизненных улицах и магистралях города, как и во все остальные ночи, бойко шла торговля девичьими телами. Если добавить к этому, что сотни борделей и притонов, парилок и саун и всех прочих интимно-развлекательных заведений пропускали за сутки десятки тысяч желающих отведать платной клубнички, картина вырисовывалась устрашающая. И парадокс заключался в том, что вовлеченный в пучину разврата клиент вовсе не задумывался о приросте народонаселения. Мало того, демографическая катастрофа ежегодно поглощала по миллиону мужчин и женщин. Здоровых, работоспособных, умеющих веселиться и защищаться от развлечений посредством резинотехнических изделий и противозачаточных средств. И пока Москва и Россия в целом с каждым днем все больше и больше погружалась в стихию разврата, стихию, тщательно организованную, развивающуюся по отработанному до мелочей плану, полуторамиллионное войско представителей правоохранительных органов пребывало в полудремном состоянии. Или делая вид, что ничего особенного не происходит, или ссылаясь на несовершенство действующих законов, или мотивируя противоборство с проституцией нехваткой технических средств, бензина, времени и куда более важными и срочными делами.

Но Полуяров, переваривая умозаключения Катышева, понимал, что такое положение вещей кому-то только наруку. Понимал и то, что Черемисова и ей подобные менеджеры в других регионах страны без защиты, помощи и поддержки власть имущих чиновников из правоохранительных и государственных органов не в состоянии удержать столь огромное хозяйство под контролем. И что такая помощь и поддержка господам черемисовым оказываются ежеденно и еженощно, ни Катышев, ни Полуяров нисколько не сомневались.