Текст книги "Снайпер. Дара (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

Соавторы: ,Ольга Амбарцумова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

И вот первая машина поползла вверх. Откуда-то лязгнуло ружьё Колобка. Противотанковое. Симоновское. Отличное попадание в ведущую звёздочку – высший пилотаж. Правая гусеница тут же замерла, транспортёр остановился и башня с длинным тонким стволом начала поворачиваться, разыскивая стрелка.

«Ну уж нет! Только не Колобка!», – воспротивилась душа, а руки навели винтовку, и пуля «Дартс» надёжно заклинила башню. Она ведь всего с сотни метров стреляла, поэтому, словно гвоздь забила в нужное место, приколотив подвижную кромку к неподвижной. Сама тут же отползла назад и вниз. Вовремя – заговорили автоматические пушки двух других машин, и каменная крошка, выбитая снарядами с кромки естественного бруствера, посыпались на голову.

Опять лязгнуло ружьё Колобка, а потом послышались хлопки минных разрывов.

– Этих, накрыли, – Славка что-то разглядел со своего места, а Лёха сидел, прислонившись затылком к камню и смотрел вдаль неподвижным взглядом. Теперь уже его волокли ползком вниз по склону и… напрасно. Ни пульса, ни дыхания – никаких признаков жизни. И раны нигде не видно. Положили на спину и закрыли ему глаза. А снаружи, за пределами расщелины, рвались снаряды. Иногда даже в каменную теснину что-то залетало, а уж взрывная волна то и дело ощущалась всем телом… как-то отдалённо. Высовываться наружу Дара запретила.

Едва канонада закончилась – опять выползли наружу и, на этот раз, двинулись низом, огибая обломки камней. Слева было тихо, справа гремел невидимый бой, постепенно затихая, а на далёком противоположном склоне появились человеческие фигурки. В оптику было видно, что одна размером побольше, а остальные поменьше. Деталей толком не разглядеть, но на космодесант непохоже. И, опять справа заходит боевой коптер.

Не задумываясь перевернулась на спину и открыла огонь по воздушной цели. Слышала как лязгает в отдалении противотанковое ружьё и ещё какой-то знакомый звук вплёлся… но всё заглушил голос крупнокалиберного пулемёта. Коптер отвернул, так и не атаковав оказавшуюся на голом склоне группу. Звуки боя прекратились совершенно.

– В расселину уходим, – Дара показала налево, куда и поползла, сопровождаемая Славкой. Через считанные минуты они оказались под прикрытием ветвей слегка посечённой осколками группы деревьев. Осматриваясь и прячась пошли на восток.

Через километр с небольшим их остановили

Здесь, в густых зарослях, царил испуг. Живность куда-то попряталась, а под ноги постоянно попадались свежие ветки – свинцовая метель прогулялась по кронам деревьев. Зато ожил инфракрасный канал:

– Серая, я Стебель, доверни на полвторого.

– Поняла, исполняю, – Дара приняла правее, и вскоре оказалась в ровчике, накрытом древесными стволами.

От приглашения присесть учтиво отказалась – прилегла на бочок и получила прямо под нос котелок разварившихся липких макарон, пропитанных каким-то тяжеловесным жиром.

– Стебелёк сказала, что ты Серая. Так тебя твоя группа прикрытия разыскивает. Они западнее, но подойти пока не могут – неприятель контролирует долину и по всему движущемуся открывает огонь, – сообщил главный тут мужчина в пятнистом комбинезоне. Вроде как, маскхалат на голое тело. – Чего они так упираются, – добавил он недоуменно, – ведь прошли уже до Ново-Плесецка вдоль берега океана и, говорят, начали на аэродроме принимать челноки с орбиты.

– Заход на посадку находится как раз над этими местами. Опасаются, что мы их транспорты начнём сбивать, – рассудил другой дядька, заканчивающий набивать патронами автоматный рожок. – С другой стороны, если у них задача – подавить сопротивление, то вот и будут они нас давить. Слышь, Серая, Колобок у нас нынче – кум королю. Мы ему позицию срубили – закачаешься. Лёгким оружием не пронять. Только надо дать ему вздремнуть хотя бы часок, а то он, как коптер не сбил – одним матом стал разговаривать. Нервничает человек, в отдыхе нуждается. Подменишь парня? Я провожу.

«Партизанщина…», – не додумав до конца эту мысль, Дара поднялась на ноги и пошла за проводником. Славка привычно сопел сзади. Пока добрались – и нога разошлась. Всё ложками да ложбинками, а то и овражком. Потом вползли в нору и метров через десяток оказались в срубе, закопанном, будто колодец. Впрочем, был тут и бревенчатый потолок, сквозь неплотности в котором время от времени на головы сыпалась земля. Узкая горизонтальная щель давала обзор на две стороны, так что половина горизонта попадала в поле зрения.

Бывший курсант, а ныне некровный родственник монарха, что-то разглядывал в большой бинокль самого антикварного вида. Разумеется, никто и не подумал его отвлекать. Дара просунула в бойницу ствол винтовки и прилипла к окуляру прицела.

– Что видишь, курсант? – спросила она через минуту.

– Стереотруба. Рога у неё широко.

– Ага. И лазерный дальномер работает, – более совершенное прицельное приспособление штатива-винтовки сразу обнаружило то, чего не видно в оптику. – Думаю артиллерийский корректировщик нас срисовывает. Давно он здесь?

– Минут десять. Но сначала крутил своими гляделками в разные стороны, а теперь упёрся в меня и будто гипнотизирует.

– Сваливать надо с этой позиции. Сейчас накроют нас средним калибром, – и, повернувшись к провожатому: – Старшому скажи, чтобы уводил людей. Перемесят тут всё.

– Ага, – мужик мигом исчез в проходе.

* * *

– Кажись, никого не забыли, – старшой только что оглядел сгрудившихся на полянке бойцов.

– Убитых не вынесли, – раздался голос справа.

– Они нас простят, – нахмурился командир и повернулся туда, откуда только что вывел людей. На оставленной позиции рвались снаряды. – Одинцов, выставляй заслон. Задача, обстрелять преследователей издалека и быстро отойти. Остальные – пошли. Окопаемся после Шестакова озера.

* * *

Первый день войны выдался трудным и безумно длинным. Дохромав до озера, Дара чувствовала себя выжатым лимоном – сморщенным и пустым. Кроме того, из-за раненой задницы она не могла толком копать и теперь чувствовала себя неудобно, глядя как другие работают. Да ещё и покрикивая на уставших не меньше её мужиков насчёт того, куда откидывать и как складывать вынутый грунт – в отношении маскировки у снайперов вообще очень строго.

Тихая ночь, насторожённая и недобрая, пахла гарью и не звала побегать. Всё вокруг смолкло и не выражало никаких чувств. Откуда-то слева с запада донеслось короткое покашливание станкового гранатомёта, и всё стихло.

– Да не звени ты так, копай тише, – донёсся сдавленный шёпот Славки, – не видишь, закемарил детёныш.

«Про кого это они?», – подумала Дара и смежила веки.

* * *

Те, кто во время сна неспособен реагировать на происходящие вокруг события, на Прерии выживают только в городах или, если ночуют в крепких жилищах. Что-то нехорошее, приближающееся со стороны океана, Дара почуяла тем самым чувством, что пробудилось в ней недавно. Прильнула к прицелу, и направила винтовку в сторону невидимой угрозы – странная картинка предстала её взору в инфракрасных лучах – огибая вершины деревьев летела люстра о шести бледных плафонах.

Беспилотник. Дрон. Прицелилась, взяла поправки и свалила его.

– Нас засекли, в укрытие! – и, уже скатившись вниз по склону оврага: – Сейчас накроют!

Сверху земля вскипела от ударов и на головы посыпались комья, но было не до этих мелочей – едва успели завернуть за поворот прорытого ручьем оврага, как в спину ударила взрывная волна, а противоположный край обрыва вскипел от попадания осколков. Дальнейшее бегство превратилось в кошмарное состязание с бездушной автоматикой, вытягивающее все жилы – едва они пробегали следующий поворот, как за спиной ложилась очередная мина. И ведь специально в них никто не стрелял, программа наведения просто отрабатывала возможные укрытия беспокоящим огнем.

Легкие горели, ноги наливались свинцовой тяжестью и стало ясно, что эту гонку им не выиграть, когда Дару резко дернули в сторону и, как пробку в бутылку, воткнули в узкую нору,

– «Хорошо что у меня как у кошки – самая широкая часть тела, это голова», – успелось подуматься, пока её, ухватив за кисти рук, тащили вниз под уклон на животе, одновременно весьма фривольно пихая в довольно интимное место.

Впрочем, завершить эту спасательную операцию до конца не успели, сзади послышался знакомый хлопок и по ягодицам и бедрам хлестнуло множеством тупых толчков. Отстранено подумалось: «если раз по какому месту достанется, жди что снова по больному прилетит». Но боли не почувствовала, видимо это была просто земля, да и не до того сейчас – подхватив подмышки её без всякой нежности вздернули на ноги, облапили, и толчком направили дальше похожим на кишку лазом. Сзади кто-то видно сунулся во входное отверстие, раздалась энергичная тирада в которой единственным цензурным словом было «завалило» и её, непочтительно толкнув снова в раненое место головой, матерно попросили ускорить свои поползновения.

Дальнейшие события этой ночи слились в бесконечную череду стоп кадров, в которых она, подталкиваемая с разных сторон, металась из одного укрытия в другое, шарахаясь от вспыхивающих в темноте то там то здесь разрывов. На самом деле это был не массированный налёт – продолжался всё тот же «беспокоящий» огонь, но сознание этого уже не воспринимало. Следующее «включение» произошло во время короткой передышки – ей сунули в руки флягу с невообразимо вкусной водой.

– Совсем не такая война, как пишут в книжках, – посетовал совершенно незнакомый ей хриплый голос и добавил, – оставь и мне чуток.

Славка, сидящий, рядом на дне расщелины, где они остановились передохнуть, только облизал сухие губы – ноктивизор особо подчеркнул какие они горячие.

– Пушки современных самоходок попадают на дистанциях до двадцати километров. Основная задача остальных подразделений армии – дать целеуказание. То есть – обнаружить противника и навести на него удар артиллерии. Хорошо ещё, что боевых коптеров в небе не видно. Вот от кого не было бы нам житья, – Даре по-прежнему больно сидеть, и она прилегла.

– И что, мы никак не можем укусить противника? – озадаченно протянул старшой.

– Пока самый эффективный приём – как можно быстрее понять, что нас обнаружили, и уйти из-под артналёта. Но это – дело случая. Два раза уже повезло. Однако, нанесённый врагу урон – просто потраченный им впустую боезапас. Даже остановиться, чтобы просто передохнуть, мы можем только днём, потому что ночью нас выдаёт тепловое излучение тел. Его обнаруживают с орбиты, а потом для уточнения посылают беспилотник – так было в последний раз, – Дара встала. – Надо двигаться, меняя направление. И уходить туда, где гуще лес и причудливей рельеф, иначе снарядами забросают.

Всё-таки остальные люди не настолько, как она знают современные военные реалии. Поэтому никто и не подумал возражать. Но сил встать и пойти ни у кого не нашлось.

Или наоборот? Даре показалось, что от неё все как-то отдалились, даже звуки, усиленные аппаратурой стрелкового комплекса, стали звучать будто сквозь вату. Кто-то буркнул: «Вот черт, уплыла ведь девчонка!», потом: «У кого в аптечке осталось противошоковое, обезболивающее? Хоть что-то?!»

Дара попыталась сказать, что у неё, но губы, кажется, только пошевелились. А потом просто стало темно и спокойно.

Глава 23
Только раз судьбою рвётся нить

Артиллерию не напрасно называют Богом войны – именно пушки, миномёты и ракеты наносят самый большой урон обеим противоборствующим сторонам. Только авиация может сравниться с этой силой по своей разрушительной мощи.

Но, так уж вышло, что в небе над Прерией было пустынно – коптеры напавшей стороны недолго оставались в воздухе. На наиболее удобных для полета местах их встречали стартующие с земли управляемые ракеты, не реагирующие ни на обманки, ни на активные помехи. Древние, наводящиеся по проводам ПТУРСы, расчёты которых успели замаскироваться в самых неожиданных местах, терпеливо дожидались целей, никак себя не выдавая. Самоходки, конечно, перепахивали места старта, но это происходило уже после того, как очередной винтокрыл оказывался уничтоженным.

Это ведь только кажется, что небо открыто во все стороны, летай где хочешь, а на самом деле в горах и предгорьях удобных дорог совсем немного. Менее важные направления и «бездорожье» перекрывали целые поля воздушных мин. Установленные цепочками с интервалом в полкилометра или хаотичным россыпями в десятки и сотни квадратных километров эти неказистые устройства терпеливо дожидались появления в небе любого летящего объекта, чтобы выплюнуть в его сторону два десятка зарядов, заполняющих небо сотнями тысяч поражающих элементов.

Беспилотники били все и кто чем мог – от терпеливых мин и снайперов, до любителей «стрельбы по тарелочкам» и охотников, благо дробь второго номера примерно одинаково действовала и на эти аппараты, и на уток. Но тут, несмотря на значительные потери с напавшей стороны, еще существовал некоторый паритет. Просто запас этих аппаратов иссякал не столь быстро – привезли их больше, видимо планировали с их помощью наладить массовый поиск разбежавшегося по лесам населения.

И опять, следом за каждым сбитым устройством, артиллерия перепахивала подозрительное место. Бог войны убедительно и однозначно говорил своё веское слово.

Но ахиллесова пята найдётся в любой системе. Для ведения огня пушкам нужны снаряды, и доставлять их требуется в значительных количествах. Специальные транспортёры, снабженные механизмами перегрузки боеприпасов в укладки боевых машин, вынуждены были совершать частые рейсы от вертикальника к батареям самоходок или к позициям миномётчиков.

И вот на эти пути, потихоньку хватаясь за грунт крючковатыми лапками, выползли короткие узкие лыжи, невидимые даже в невысокой траве. Двигались они днём, чтобы нагретая лучами Гаучо земля замаскировала тепловое излучение их электродвигателей. Нехитрая автоматика, применяемая на детских игрушках-самосвалах, подчиняясь программе, вела эти неказистые сооружения на тот самый путь, по которому следовали транспорты со снарядами.

Полноценная боевая машина, возможно, обнаружила бы эти самоделки своими чуткими приборами, но грузовозы оборудовались не столь изысканно.

Первый подрыв произошёл только в полдень второго дня войны. А потом они случались время от времени. Танки-минёры немедленно протралили широкую полосу и, пару часов доставка боеприпасов проходила без происшествий. Однако, кто же знал, что мины ползают? Вот прямо перед колонной прошёл разминировщик, а следующая за ним второй машина взлетела на воздух.

В это время в трёх километрах от места событий группа товарищей выпускала в неблизкий путь очередную партию взрывучих лыж. Барражирующий над густыми кронами беспилотник так ничего и не обнаружил сквозь засыпанный землёй навес. Его внимание привлекли отклики из другого места – оттуда шёл явно более отчётливый сигнал. Это мешок с пустыми жестянками раскачивался на длинной верёвке над самой землёй. В густом переплетении ветвей чётко идентифицировать цель было невозможно, но накрыть её дюжиной снарядов сочли необходимым.

Группа, посланная для осмотра и, возможно, зачистки, нарвалась на мины и отошла, после чего артиллерийскую обработку подозрительного участка провели с повышенным усердием.

Современная война, в которой сражается автоматика, а гибнут живые люди, продолжалась.

* * *

– Ни-за-что!!!

В худой перепуганной девчонке, забившейся в угол между стойками с непонятной аппаратурой, никто из знакомых сейчас не признал бы Дару – хладнокровного снайпера с немалым личным счетом, и воина, не раз смотревшего в лицо смерти. Сама она прекрасно понимала, как выглядит со стороны, например в глазах медсестры, в нерешительности замершей напротив. В ее усталых глазах отчетливо читалось жгучее желание вытащить строптивицу из убежища и от души отшлепать по мягкому месту, будь оно хоть десять раз пострадавшее.

Но ни Дара, ни медсестра ничего не могли поделать. Дара просто тряслась от животного ужаса всеми своими обнаженными прелестями под стерильной «бумазейной» распашонкой, отчего не могла сделать ни шагу в сторону операционного стола. А все из-за «фиксаторов» для рук и ног, красовавшихся на углах узкой металлической койки. Очень уж не вовремя вылезла память о казалось бы забытом «приключении» в далёком солнечном городе. Девушка понимала, что ведет себя глупо, но физически не могла переступить через вдруг охвативший душу иррациональный ужас.

Медсестра же была «чистая» и, согласно инструкции, не имела права прикасаться ни к чему, кроме стерильного инструмента. Поэтому она ничего не могла поделать, и расправа пока откладывалась. Надо было искать не силовые пути решения.

– Девочка, да не волнуйся, все будет хорошо. Не надо доктора задерживать, у него и так сегодня много работы. Да ты и глазом моргнуть не успеешь, как все кончится. А потом можно будет пойти в палату и поспать. Правда, – проникновенный и, казалось, мягкий на ощупь голос прокрадывался в самую душу, но просто так сдаваться Дара не собиралась:

– Ага. А пристежки зачем? Только залезь, и мигом начнете ковырять без всякого наркоза: «Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается!» – брякнула она логическое объяснение собственному страху, первое пришедшее на ум. И, судя по тому, как грозно сошлись у переносицы брови медсестры, угадала:

– Немедленно прекратить истерику и марш на стол!

Оставалось только помотать головой и, выставив перед собой на манер когтей пальцы с обломанными ногтями, забиться поглубже в спасительную щель.

– Та-а-к… – гневное рычание медсестры перешло в змеиное шипение. – Тогда – марш отсюда! В самый конец очереди! Нечего своими дурацкими глупостями у других время отнимать! Это сейчас ты потому такая бодрая, что доброхоты тебя промедолом из аптечек нашуровали до синих зайчиков, а как отпустит – сама приползешь!

Логичная бесчеловечность такого предложения пробрала до печенок, но преодолеть ужас Дара так и не смогла. Оставалось только стиснуть зубы, чтоб не расплакаться, и мотать головой из стороны в сторону, дескать – «не выйду, и все!»

– Сестра! – В новом голосе прозвучало столько властности, что сердце выбралось из пяток, чтобы посмотреть, кто это такой грозный пришел, а потом забилось еще глубже. Хотя щупленький хирург с красными глазами (остального под синим балахоном и повязкой толком не различишь), не особо впечатлял. Тем не менее, громадная сестра из грозного пещерного медведя мгновенно превратилась в послушную моську и на задних лапках попрыгала жаловаться начальству.

– Виктор Иванович! Она боли боится, не знаю, что и делать.

– Если не знаете, что делать с пациентами, то идите подальше из операционной. В прозекторскую. Там вам никто возражать не будет, – «прибил к полу» медсестру хирург и, повернувшись к Даре, произнес совсем другим, усталым голосом: – Вот что, девочка, ты действительно права – обезболивающее нужнее другим раненым, да и время дорогого стоит, но давай с тобой договоримся – я приложу немного больше усилий, зато сделаю косметические швы. Так что потом ничего особенного на твоей пострадавшей шкурке видно не будет. Шрамы пусть мужиков украшают, а нам не надоть. Согласна? Вот и молодец – не будем терять времени.

Оставалось только кивнуть и, прикусив губу, выбираться из «убежища», да топать в сторону чертова стола. Поверхность неприятно холодила тело через тонкую распашонку.

– Сестра! Машу вать, – прозвучал грозный рык, и Дара тут же оказалась намертво пристегнута к этому пыточному приспособлению. Вот теперь точно все пути отрезаны.

– Ну что ж приступим.

– Ы-ы-ы!

– Ну не стоит так волноваться. Это ведь совсем не больно. Когда будет больно – я скажу. Сестра, где лоток? Да не туда, сюда его!

«Б-зынь!»

– Ы-ыыыыыы!!!

«Бд-зынь-бзынь»

– И это еще цветочки! Кстати, милочка, какие у вас планы на сегодняшний вечер? А? Деточка, не дергайся и не думай лишнего, меня отнюдь не твои мослы интересуют… – и уже другим тоном. – Сестра! Нахр-рена нам прогрызенный стол или пациентка без зубов? Капку!

– А не пошел бы ты полем, лесом и потом в трамвайчике, – и, уже Даре: – Солнышко, разожми зубки, моя хорошая, тебе с этим будет удобнее… Вот и молодец! Вот и лапушка.

– Так, а вот сейчас будет немножко больно.

– Хр-рррр!!!

«Стук!»

– На чем мы там, голубушка, остановились? На планах на вечер?

– Я вообще-то замужем, яхонтовый… – голос сестры спокойный и насмешливый. Видно, не впервой им так препираться.

– И когда это мешало?

– М-мммм…

– Ну а ты, деточка? Сладкое любишь? А может солененькое?

– Хррр.

– Не любишь, значит! Вот незадача, а у меня банка меда пропадает, не знаю, куда и девать. Сестра! Протирайте уже! Ни хрена же не вижу! Воо! Да ты просто красавица, деточка. Да еще и счастливица.

– Поч-чему?

– Зачем капкой плеваться? У нас другой нет! Ну как же! Самое твое сокровище зашивать не придется. Муж опять-таки не расстроится.

– Док-кторррр!

– Сорок лет уже доктор, а такого красивого вида не довелось еще лицезреть.

– У-ууууу!

– Ну не реви, я ж как ценитель, деточка, а не потребитель. Художник в душе, знаешь ли. Ага… И здесь тоже. Эх, красота! Как новенькая будешь!

* * *

Спать в палате пришлось на животе. Хотя и «спать» и «палата» – одни названия. Последняя представляла собой двадцатиместную брезентовую палатку с двумя рядами складных коек, поставленных вдоль скатов. Довольно просторненько, хотя можно уже заранее представить, в какой ад превратится это место, когда пойдет настоящий поток раненых. Пока же тут даже сортировали, правда, без разбора пола, а по типу ранений, и в их «палате» собрались сплошь обезноженные.

Дара, наверно, была единственной, кто добирался до койки самостоятельно. Ничего не поделаешь – носилки положены только тем, кто действительно не может ходить, а все прочие извольте топать, пусть и на трясущихся ногах с подгибающимися коленками. Остальные же ковыляли на костылях или лежали тихонько, задрав к небу конечности.

Оживляж, вызванный её появлением, прошел мимо сознания – сил хватило только пристроить рядом с кроватью возвращённую на выходе из операционной винтовку – остальные вещи ей пока не вернули. Вот и пришлось ковылять в бахилах, да новой распашонке, выданной вместо старой – разрезанной пониже спины и заляпанной кровью. Улегшись на живот, закрыла глаза, стараясь скорее заснуть, пока еще не полностью закончилось действие обезболивающего.

План удался ровно наполовину. Сначала спать мешали свежие швы, ноющие в паре десятков мест на заднице и ногах, да вскрики соседей, у которых наркоз уже отошел. Потом, едва провалилась в сон, как стало понятно – лучше б не засыпала. Всепоглощающая жажда пронизывала всё её существо. Но, увы, теперь не удавалось, наоборот, проснуться и попросить избавить её от страданий. Или, хотя бы, добить из жалости.

– Пей! – смутно знакомый голос вырвал из уже ставшего привычным кошмара, но в данный момент Дару интересовала только божественная влага, замершая прямо под носом, в считанных миллиметрах от пересохших губ.

Не выдержав, девушка, забыв про все манеры, просто сунула лицо в широкую чашку, в один момент всосала в себя все её содержимое, да еще и вылизала стенки языком, старясь подобрать последние капли.

– Еще! – собственный хрипящий голос было не узнать.

Зато, неспешно, из-за необходимости опираться на костыль, удаляющаяся мускулистая спина, с повязкой на левом плече, оказалась очень даже знакома. Тело само, разом забыв про боль и немощь, повернулось набок, а патрон неслышно скользнул в ствол.

– Стреляй уж, чего тянуть. – Спокойно сказал Бероев, не оборачиваясь и продолжая набирать в чашку воду из бачка, подвешенного на стойку палатки.

– Ты у нас в плену? – поинтересовалась Дара, держа винтовку у бедра – с такого расстояния все равно не промахнуться, а изменить направление проще, если Вадим попробует отпрыгнуть.

– Нет.

– Работаешь под прикрытием?

Бероев плавно развернулся и, как-то застенчиво улыбнувшись, развел руки в стороны.

– Так уж получилось, что федералы и ассамблейцы в этой войне оказались на одной стороне… Извини, что разочаровал.

– Да свой он, свой, не сумлевайся, – пробурчали с соседней койки, – и госпиталь этот – федералов. Сама посуди, откуда у нас такая роскошь?

– Набрали блин, детишек, все им черно-белое, везде сразу шпионы мерещатся – недовольно раздалось из другого края палатки, – только спать мешают своими малышовыми разборками.

– Занимайтесь любовью, а не войной! – пискнул из противоположного угла невесть откуда взявшийся там пацифист.

– Цыц! – рявкнули на него хором.

– Нашел что подсказать, ирод, тогда точно никому спанья не будет, – снова пробурчал сосед.

– Держи, – дохромавший до Дары Бероев сунул в руки чашку и приземлился на соседнюю койку. Пришлось винтовку положить рядом и заняться борьбой с обезвоживанием.

С сожалением отложив пустую (и вылизанную) чашку, поймала нескромный взгляд Вадима, направленный за слишком широкий ворот распашонки. Похоже совет пацифиста пришелся ему по душе. Решительно поставила его «лицом к стене», а остальных шепотом попросила накрыться (никто правда не пошевелился, спят типа, ага) и, не раздумывая, полезла в обнаружившийся рядом с кроватью рюкзак за вещами. Штаны, впрочем, надевать посчитала лишним, тем более с дырками на заднице. А вот пятнистая футболка и старая родная камуфляжная куртка ее здорово порадовали – в палатке было не особо жарко.

Чем прикрыть низ решила просто – пролезла в ворот рубашки до пояса (на слонов их, что ли, рассчитывают?) и прихватила оставшуюся часть ремнём, выдернутым из штанов – получилась этакая тонкая юбка до пяток. Не сползает – и ладно.

– Тогда с кем же мы воюем? – поинтересовалась Дара. Очень своевременная, надо сказать, мысль – и двух дней не прошло.

– Десант… – Бероев перевел тоскливый взгляд на брезентовую стену, и стало понятно, насколько ему сейчас хреново. Не физически. Душа – она посильнее переломанной ноги болеть может. – Десант, разумеется, не мог начать высадку без ведома федеральных властей.

– Нихренасе! А ведь мы их даже побили… – и немного смутившись собственного хвастовства, продолжила: – Поначалу. А потом они нас как котят гоняли… – и почему-то разозлившись: – А ты, вояка, много положил?

Вадим отвел виноватые глаза, и Даре стало так стыдно, что от полыхнувших ушей непонятно как не задымилась подушка. Нашла, о чем спрашивать! Дура!

– Я даже ни разу не выстрелил… Сопровождали колонну с беженцами из Ново-Плесецка, сидел в кузове возле заднего борта, когда водитель шедшей следом машины не удержал дистанцию, и вот… – Бероев задумчиво потрогал затянутый тканью бочонок ниже колена. – Прикинь, тут до сих пор пользуются аппаратами Илизарова. Ладно, хоть не гипсуют, – с наигранной бодростью добавил он.

– Ага. Хорошо хоть мне задницу дезинфицировали не кипящим маслом, – в тон ему вспомнила излюбленный прием средневековых хирургов Дара, – хотя ощущения были малоотличимые.

Сдержано похихикали, стараясь не разбудить остальных.

– Слушай, а может выйдешь за меня… Ну, замуж в смысле? – вдруг с посерьезневшими глазами поинтересовался Бероев. – Ну раз мы теперь вроде как оба сепаратисты…

Дара выколупала из пяток ухнувшее туда сердце и постаралась ответить с максимальной серьёзностью.

– Вадим, ты мне тоже нравишься.

– Только нравлюсь? – хмыкнул он.

– А тебе мало?

– Ага!

Вот вся же раненная, а туда же. Чуть не попросила доказать. Отвела взгляд от его обветренных губ. Еле удалось продолжить деловым тоном:

– Давай подождем до конца войны, а? Каким бы он ни был.

– Давай… А ты многих завалила, милая? – нет, ну каков нахал, а? Зато от этого слова даже ноги как-то… потеплели.

– Троих. А потом только зигзагом бегала. Пока не отбегалась.

– Ну, я всегда знал, что ты круче меня, – поспешил «подлизаться» Вадим. И добавил теплым голосом, поглаживая большим пальцем её ладонь и запястье, отчего жар от кисти расходился огненными ниточками по всему телу. – Не бери дурного в голову, мы с тобой еще натанцуемся до упаду – медицина пообещала.

– Эх, молодежь, то несутся сломя голову, когда не надо, то собираются жить вечно. – Прокомментировали их решения с соседней койки. – Могли б и пошевелиться, мы б ужо как-нибудь потерпели… черт с ним, со сном.

Дара с Бероевым, который неизвестно как успел перебраться на ее кровать и ухватиться за руку, густо покраснели и отпрянули друг от друга, парень снова оказался на своей койке. Но перешептываться, вспоминая прошедшее и строя планы на будущее, не перестали. Так и болтали, пока Дара не отрубилась посреди фразы.

Остальные отнеслись к этому с молчаливым пониманием.

* * *

Проснулась Дара от ужаса. Впрочем, не так, от УЖАСА. Пропитанная болью и смертью атмосфера полевого госпиталя и раньше давила страшно, но именно в этот момент чужая смерть показалась неправильной. Хотя можно подумать, что она вообще бывает правильной – смерть.

И вот опять. И снова. И ведь совсем рядом! В тишине спящей палаты, наполненной болью и бормотанием, переносить происходящее стало невыносимо.

– Вадим, – одними губами позвала девушка. Бероев не подвел, моментально открыв глаза без тени сна.

– Вадим, происходит что-то страшное, неправильное, – торопливо, но тихо зашептала она, буквально чувствуя, как также сторожко следом просыпаются остальные. Ох и перепадет ей за поднятую панику! Да по многострадальному филею!

Но тут все несущественные опасения из головы просто вымело – через вход в палатку уверенно и очень быстро, шагнул человек в камуфляже, прикрывая лицо ладонью чтобы не быть ослепленным светом, пусть и неярким, но режущим привыкшие ко тьме глаза. И вроде бы ничего не выдавало в нем чужака, и одежда была как у всех, и кошачья, экономная пластика движений та самая, какую девушка видела у многих охотников, а вот только ни секунды Дара не сомневалась, что перед ней не просто Враг, а сама Смерть. Конкретно её и всех, кто рядом.

Враг стремительно скользнул вбок, освобождая проход для идущих следом, и начал опускать руку, но ни того, ни другого движения закончить не успел. Ударив будто громом в тишине палатки, выстрел из ставшей частью тела винтовки-штатива (Дара ведь забыла, что не извлекла патрон из патронника, а руки, выходит, помнили!) попавший в плечо, закрутил его и бросил под ноги идущим следом.

А Дара имела сомнительно счастье «полюбоваться», как тяжелая оперенная пуля выбивает из спины еще живого человека метровый фонтан разрушенной плоти. Омерзительно! Но вот только шедших следом ни резкая смена ситуации, ни душ из крови, ни рухнувший под ноги товарищ – не смутили. Через упавшего они попросту перешагнули. И разом прянули в сторону, одновременно вскидывая оружие для «работы» – каждый в своем секторе.

И шарахнувшись еще дальше от брошенного Вадимом складного стульчика, невольно выпустили кувыркающуюся через кровать Дару из прицела. Вовремя! А то уже волосы на голове подниматься начали. Заглядывать в направленное на тебя дуло – не самое приятное времяпрепровождение.