Текст книги "Снайпер. Дара (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

Соавторы: ,Ольга Амбарцумова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

В следующий миг на вошедших навалились с разных сторон, а Дара увидела как выглядит вблизи рукопашная. Точнее услышала. Потому, что разобрать что-либо в сплетенном клубке полуголых тел было невозможно. Зато от мокрого хруста ломающихся хрящей и хрипа разбитой гортани к горлу подкатил комок, но сейчас было не до несвоевременной подвижности желудка. Едва закончив кувыркаться под стенкой палатки, девушка увидела, как на том месте, где она раньше стояла, только клочья в разные стороны полетели от ударов автоматных пуль.

Оставалось мысленно перекреститься – по наитию удачно выбранный для выстрела момент, когда входящие заслонили её от остающегося снаружи прикрытия, подарил ей несколько дополнительных секунд жизни. Почему секунд? Да потому, что от входа работают два автоматных ствола, пока еще на звук – по тому самому месту, откуда она стреляла но, еще секунда, – и они перенесут огонь вглубь, благо, что куча-мала возле входа им ничуть не мешает…

Под эти невеселые размышления руки и глаза делали свое дело самостоятельно. Снаружи было темно, а Враги явно пользовались стволами с прибором бесшумной беспламенной стрельбы, но это только в теории все происходит бесшумно и беспламенно, а на расстоянии плевка и огонек виден, и механизм отчетливо лязгает, и вылетающие гильзы звенят. Так что, дождавшись, когда глаза и уши придут к согласию, поймала в прицел тот огонек что справа и взяла на три ладони левее, и настолько же выше.

Если стреляют от бедра, там будет солнечное сплетение, если с колена – центр лба. Вроде правильно рассчитала, но, спуская курок, на всякий случай мысленно взмолилась, чтобы противник не оказался левшой. Но тогда его место было бы слева от входа.

Угадала. Оба ствола как отрезало. Вот и все, пожалуй, второй сейчас меняет позицию, его не видно, и стрелять в темноту бессмысленно – не угадаешь. Зато она как на ладони.

Тут, как чертик из табакерки, рядом появился Вадим с перекошенным и залитым кровью лицом, и ухватив за шкирку, как кутенка, выкинул сквозь тент наружу.

Ну как «сквозь»? В этом месте откуда-то оказалась прорезана немалых размеров дырка, да и «наружу» попало далеко не все, примерно половина, то есть в аккурат до пояса. Но и этого оказалось достаточным, чтобы увидеть недалеко от себя выпученный правый глаз второго стрелка и, словно в замедленном кино, поворачивающийся в её сторону ствол автомата.

В этот удивленный глаз Дара и выстрелила, благо, спасая прицел, вылетала наружу прижимая винтовку к груди как ребенка. Раздалось громкое «Бомм!!», когда пуля на выходе ударилась о каску, но видимо не пробила, потому, что улетела дальше уже вместе с ней. То, что осталось от ставшего теперь пассивным противника, довершило разворот и мягко повалилось на землю грудью вперед.

Только после этого, не забыв облегченно вздохнуть, Дара перевернулась на спину и попыталась разобраться в происходящем. А вокруг разворачивался хаос ночного боя. Кто в кого стрелял и зачем, понять было решительно невозможно. В таком раскладе сохранять лежачее положение – не самая худшая тактика. Тем более, буквально через секунду эта тактика оказалась абсолютно верной в плане стратегическом.

Прямо над головой кто-то повесил ракету, и пришлось закрывать глаза, давая им время приспособиться к смене освещения, пока на локтях и лопатках пыталась отползти от палатки. Но самое главное просто «впечаталось» в сетчатку в момент вспышки – две густых цепи, уверенно приближающиеся «перекатами» от покрытого зелёнкой склона к границе лагеря.

Что ж, долой сомненья и надежды, а вот от выбора нас даже неизбежное не избавит.

– Вот ты какой, оказывается, северный олень… – бормотала Дара, «шаря» оптикой по приближающимся фигуркам. Надо было срочно решать, кому достанется последний заряд из магазина. В прицеле одно за другим сменялись молодые лица, испуганные, злые, сосредоточенные и даже веселые… всякие. Сто семьдесят метров для адаптивной оптики – все равно что на расстоянии вытянутой руки.

Так кто же? Но решение приняли за нее – со стороны спины солидно ударил крупнокалиберный пулемет, хлестанув по только начавшей подниматься первой цепочке, заставив кого-то рухнуть назад, а кого и покатиться сбитой кеглей. Его откуда-то справа поддержал двумя «тяф-тяф» автомат, но смотреть по сторонам некогда – в тот же момент фигурка на левом фланге припала на колено, вскидывая к плечу хорошо узнаваемое «весло».

«Коллега, значится…» – подумала девушка, ловя в перекрестие висок со стекающей каплей пота, – «Хочет пулеметчика снять, или просто целеуказание трассером дать…», и добавила вслух секунду спустя:

– Извини, коллега, – и зажмурилась, пытаясь убрать из глаз увиденную картину.

Руки, оставленные без присмотра, самостоятельно нырнули в левый наплечный карман куртки и вытащили оттуда «блок» из сцепленных в обойму четырех зарядов. Последних. Душа обрадовалась им, как родным, а глаза уже искали новую достойную цель.

Если здесь в цепи был снайпер, то наверняка, или слева, или справа от него – командир. Кто ж в атаке отпустит от себя «длинную руку»?! Так слева, или справа? Слева! Вон он и руку в сторону отставил, привычно дублируя отдаваемую по связи команду. Дурная привычка. Дурные привычки нас убивают… особенно, когда против работает снайпер.

Выстрел подловил здоровяка на попытке встать, из-за этого пуля ударила его в грудь. Есть недостатки у оптики на таком расстоянии, есть. Смешно подпрыгнув (Они что, совсем без бронников? Почему не надели?), тело рухнуло на спину. А Дара просто кожей ощутила внимание к своей персоне. Смертельное.

Но тут со своим «тяф-тяф-тяф» слева вмешался автомат, хлестанув трассерами по начавшему подниматься строю, а с тыла серьезно и солидно забасил крупняк. И черное крыло пронеслось мимо… Только холодом на прощанье обдало. И верно – заждались её уже видать! Столько раз чтоб мимо проносило, сколько сегодня случилось – просто не бывает.

Но тут, ангелом хранителем, а скорее – свирепым псом посреди драки урывающим вожделенную кость, появился Бероев и снова, ухватив Дару за шкирку, поволок ее по кочкам в укрытие. Зря выходит она столько страдала, да старался доктор, занимаясь «косметическим ремонтом»! После такой транспортировки явно потребуется ремонт капитальный.

Впрочем, тут не до жиру. Рухнув за какую-то преграду, подозрительно напоминающую небольшую пирамиду из цинковых гробов (интересно, они хоть пустые или…?), попробовали отдышаться.

– Спасибо, Вадим. Была мечта, чтобы меня всю жизнь на руках носили! – прочувственно сказала девушка, переворачиваясь на живот и сплевывая тягучую слюну.

– Всю жизнь?! – не понял этот тугодум, и просиял. Застенчивая улыбка на перемазанном кровью лице сделала б ему «Оскара» в любом фильме ужасов. Даже жалко разочаровывать ребенка…

– Они без бронников… милый. – И для лучшего понимания махнула рукой в сторону наступающего строя, наблюдая, как с любимого лица слазит счастливая улыбка. – Это разведрота. Хотели взять тихо, в ножи. Не получилось. Но на нас и роты хватит за глаза. Так что жить нам осталось – сколько продержимся. У тебя сколько патронов, любимый?

– Двенадцать, – ответил ставший серьезным парень, отстегнув магазин и нажимая на него сверху большим пальцем, – и один в стволе.

– И у меня три… еще повоюем!

– Повоюем… – ох не нравится ей что-то его настроение, как бы по затылку не двинул, да, прикрыв своей тушкой, не попробовал «спасать»… Но тут напарник наконец нашелся:

– Ну тогда, может, поцелуемся напоследок? – и глаза-то как блестят!

Аж у самой чуть сердце из груди не выпрыгнуло, но этот трепетный орган пришлось зажать в кулак:

– У меня еще три патрона осталось. Так что занимай, сержант, позицию в обороне, – и, бросив оценивающий взгляд на наступающего противника, – что-то там у них не заладилось, залегли что ли? – успеем еще намиловаться.

– Есть! – раздалось в спину. Что ни говори, а привычка к дисциплине – великая вещь.

А Даре надо всё же поторопится.

Итак, кто у нас следующий? Кто тут самый опасный? Пулеметчик? Наверное. Но интуиция не давала нажать на спуск, значит, продолжаем смотреть. А это кто у нас тут такой? В руках что-то из серии «калибром на слона», но явно не гранатометчик, да и второго номера рядом нет… И сумка на левом боку не пойми с чем, – «а поворотись-ка ты, сынку… Вот так, молодец!».

«Черт!» – на спине непонятного бойца четко обозначилась прямоугольная коробочка – рация? Вполне возможно, вояки любят классику. А непонятная дура в руках – ракетница? Авианаводчик?!! Тогда понятно, почему залегла цепь, – с трудом подавив панику, Дара смогла добиться ровного дыхания, и молодой парнишка за двести метров от неё уронил голову на руки. И кто теперь следующий?

В стволе оставался еще один не выпущенный патрон, когда стало ясно, что так и оставшийся неизвестным «хрипатый» голос был совершенно прав – надо жить здесь и сейчас, не стоит считать, что впереди еще бездна времени. Понимание пришло в момент, когда отдалённый свист где-то на краю восприятия превратился в вынимающий душу вой, а потом, пытаясь заслонить собой небо, впереди встали столбы разрывов.

«Ну, ничего себе! Это ж минимум двести сорок миллиметров, а то и все триста двадцать…», – и, отметив места падения – один снаряд лёг между ними и цепью, второй – сзади цепи. – «Недолет! Не зря старалась, выцеливая корректировщика. Но сейчас все равно накроют».

Из-за горизонта опять послышался нарастающий свист. Вот он уже начал переходить в непереносимый вой, это резали воздух стабилизаторы крупнокалиберных реактивных мин.

Притиснутая к земле навалившимся сверху Бероевым, Дара успела подумать: «Бедный Вадим, остался без сладкого…»

Эпилог

Лес шумел по-весеннему радостно, деревья словно передавали друг другу последние новости, шушукаясь и шепча одним им ведомые тайны. Прогалина в густом березняке уже освещалась высоко взошедшим Гаучо, когда двое мальчишек встрепенулись, поднимаясь из высокой травы, где до этого момента разве что дикий зверь смог бы их учуять.

– Чего так долго? – спросил чернявый долговязый подросток лет четырнадцати, закидывая на плечо карабин. Второй, двенадцатилетний крепыш с мечтательными голубыми глазами и встрепанной копной темно-каштановых волос, лениво добавил:

– Блин, Матвеев, договаривались с утра выйти, а теперь только тут, возле дома, погулять осталось.

Тот, кого они ждали, продрался, наконец, сквозь кусты, появляясь перед друзьями во всей красе. Ярко рыжая шевелюра, зеленые озорные глаза и довольная улыбка на измазанных чем-то синим губах.

– Заглохните, пацаны! Оторваться надо было от сеструхи. Жучки искал.

– Нашел? – чернявый не забывал чутко прислушиваться, следя за округой. Тут, на Прерии, стоит на секунду расслабиться и…

– Нее.

– Оторвался? – спросил младший.

– Ага! Пришлось полкилометра по реке топать, – показал он на мокрые сапоги, – потом еще долго сидел в вишневнике, следил.

– Это мы заметили, – чернявый презрительно сплюнул. – Небось, пока все кусты не ободрал, не ушел!

– Ты чо, Макс, там медведь приперся, пришлось ноги делать.

Макс ухмыльнулся:

– Ты его за собой что ли привел? – И громко добавил: – Алин, выползай! Хорош прятаться.

Рыжий с досадой обернулся, и увидел, как худенькая фигурка ловко соскользнула с дерева.

– Ну что, пошли? – прозвенел над поляной задорный девичий голосок. – А медведя не было. Я Фагора попросила тебя поторопить, потому что сил уже не было ждать, пока ты там наешься. Вот он и шумнул.

Долговязый Максим с голубоглазым весело рассмеялись, глядя на обиженную рожицу друга, как две капли воды похожую на лицо худенькой девчонки. Даже чужой сразу признал бы в них двойняшек. Правда волосы у нее, в отличие от брата, были не рыжими, а золотистыми, заплетенными в тугую косу, перекинутую на грудь.

– Оружие у всех заряжено? – Макс, как самый старший, первый положил конец веселью. – Вань, – кивнул он голубоглазому крепышу, – ты впереди, я смотрю налево, Алинка – направо. Димас, за тобой задний обзор. Гляди в оба. Пошли?

– Па в курсе, что ты за нами увязалась? – зло прошипел Димка сестре.

– Мы с Федькой только маме сказали, – она показала ему язык, потом кивнула на рюкзак за спиной, – когда он, еще с вечера, помогал мне собираться. Ну и утром послал со мной своего пса, а то, говорит, уж больно горазд ты следы путать.

– Разговорчики! – прошипел Макс. – Из вас разведчики, блин… В следующий раз возьму только Ваньку.

Все сразу замолчали и пошли гуськом, почти не производя шума. Ваня, хоть и младше остальных, а чуть морщился, прислушиваясь поначалу, как за ним идут остальные. Хотя городские, пожалуй, и не увидели бы четыре маленькие тени, быстро продвигающиеся по лесу. Но ему-то слышно все. То ли дело, когда они с мамой идут, даже не идут – бегут. Их и зверь не всегда приметит. А они замечают все-все. И так это весело и спокойно. Даже с папой уже не то.

– Стойте, – шепнул он минуту спустя. Друзья услышали, замерли, почти перестав дышать.

Долго ждать не пришлось, где-то впереди продирался крупный зверь. Может кабан, а может и медведь, не разберешь. Ванька подал знак ждать, а сам, словно танцуя, побежал вперед, ловко и бесшумно запрыгнул по низко опущенной ветке на толстое дерево.

Прислушался к музыке леса, уловил сытое урчание здоровенного кабана. Чувства отца семейства удалось уловить сразу – недоумение, недовольство, досаду. Но вот и он «услышал» Ваньку, и сразу, после краткого удивления, потерял к нему интерес. Затопал в сторону, подгоняя перед собой детишек, похожих на трогательные бочоночки с короткими ножками. Ванька бы за ними наблюдал и дальше, если бы не друзья – ему нравилось следить за животными.

– Вань, ты скоро? – Макс сам уже разобрал, что опасность миновала. Недаром его считают лучшим охотником среди пацанов в посёлке.

– Щас, минуточку.

Ванька подтянулся, сорвал распустившийся цветок с вершины куста, спрыгнул и как-то неожиданно оказался прямо перед Алинкой.

– Это тебе, – пробормотал он, сунув цветок ей в руки, и сразу рванул вперед, на свое место, мимо удивленно поднявшего брови черноволосого друга.

Димка фыркнул, глядя как Алинка вплетает себе цветок в кончик косы, прижимая локтем двустволочку, и тихонько прошептал ей на ухо:

– Жених и невеста!

И тут же заработал злой взгляд обернувшегося Макса.

Дальше шли за Ванькой молча. Всем очень хотелось, чтобы на этот раз поход оказался удачным. Шутка ли – выследить самих Хозяев леса. Но раз Ванька сказал, что нынче они там, в долине, значит правда. Он никогда не ошибается, хотя никто не знает, как ему это удается. С ним и заблудиться невозможно, всегда найдет дорогу, хоть к воде, хоть домой. И любого зверя на расстоянии чует, да еще и не трогает его никто, даже полосатики стороной обходят. Говорят, это ему от мамы передалось.

* * *

До перевала дошли уже к вечеру, перекусили на ходу сушеным мясом, и сразу двинулись вниз. Предстояло до темноты найти маленькую избушку, где собирались устроить ночевку.

Почти пустые рюкзаки на спинах стали тяжелыми и неподъемными, ноги передвигались с трудом, оружие оттягивало руки, но никто не жаловался, Даже Алинка. Зато, когда впереди показалось низкое неказистое строение на курьих ножках, послышался общий вздох облегчения. Его подхватил ветер, унес куда-то в сторону темнеющих деревьев.

Димка с Алинкой сразу сбегали за водой к озерцу, Ванька набрал хворосту, и, выкопав ямку, занимался костром. Макс колдовал над котелком, нарезая продукты для ужина.

Когда котелок, подвешенный над бездымным пламенем, стал издавать томительно-аппетитные ароматы, все подтянулись к огоньку, приготовив ложки. Ужинали быстро и молча, закусывая толстыми ломтями черного хлеба.

Посуду сразу после еды вычистили песком и золой, а ямку с горящими углями закопали, и отправились спать в домик.

– Варенье поставил? – уже засыпая, спросил Макс.

– Ага, сразу две банки, – Ванька покрутился, устраиваясь поудобнее на своей подстилке.

– Где?

– Там же, где всегда.

– Думаешь, придут?

– Не знаю.

– Тише вы, – шикнул Димка, – дайте уже поспать!

В домишке установилась тишина, только звуки леса стали чуть слышнее, прорываясь сквозь щели меж неплотно пригнанных брёвен. Даже слышалось далекое завывание волка. Да Алинка что-то тихонько бормотала во сне, пока не перевернулась на бочок, уткнувшись лбом в плечо брата.

* * *

Ванька проснулся первым, поднялся бесшумно, стараясь не разбудить друзей, и на цыпочках подошел к двери, но все же его услышали.

– Куда? – Макс открыл глаза и сразу вскочил одним гибким движением – удивительно бодрый и решительный. – Вместе пойдем, как договорились. Алин, Димка!

– Сколько времени? – недовольно пробурчал рыжий Матвеев, протирая глаза.

– Почти шесть утра, давайте уже! – Ванька нетерпеливо приплясывал на пороге.

– Пить хочется, – это уже Алинка. Пока поднимался брат, она с благодарностью взяла фляжку, протянутую Максом, и с жадностью пила подслащенную чем-то вкусным воду.

Наконец все тихонько выбрались из хижины. До нужного бугорка тут рукой подать.

– Есть! – закричал Ванька, заметив что-то еще издалека.

И действительно, когда все подошли к холмику – обнаружили пустые, словно вылизанные, банки из-под варенья с плотно закрученными крышками.

А сбоку на траве лежали четыре почти одинаковые метлы. И записка на куске коры, выведенная русскими буквами: «Летайте на здоровье! Потом положите на место!»

– Ага, – Ванька уронил руку с запиской и с грустью оглянулся по сторонам, – значит, опять не покажутся, раз подарки оставили.

Любопытная Алинка присела возле крайней метлы и осторожно ткнула в нее пальцем:

– А как на этом летать? Это магия?

– Никакой магии, – рассудил по праву старшего Максим. – Скорее всего, где-то тут запрятан антиграв. А стилизация выполнена просто по приколу… ну, чтобы было похоже на сказки про ведьм.

– А инструкции нет? – жалобно спросил Димка, вслед за остальными поднимая с земли метлу.

– Сами разберемся, – широко улыбнулся Макс. – Не сложнее, чем в прошлый раз! Видишь, сучья развилки торчат спереди – ясно же, что для рук. Где-то тут и органы управления. – Макс оседлал свою метлу, и немножко поковырявшись с рукоятками, вдруг плавно поднялся над землей. И радостно скомандовал: – Бероев! Отставить грусть! Подумаешь: «Не покажутся!». Какие твои годы!

– Слушаюсь, синьор Моретти! – вытянулся в струнку Ванька. – Тогда уж и ты спустись с небес на землю, да покажи нам, как на ней летать.

– Мне покажи! Макс, мне сначала! – нетерпеливо воскликнула Алинка, и вдруг, сложив руки рупором, звонко закричала: – СПА-СИ-БО!

* * *

Из-под настила клетушки выбралось нечто, более всего напоминающее стог сена – искусственная шерсть из торчащих в разные стороны «хамелионистых» ленточек размывала контуры фигуры, заодно выравнивая температуру с окружающей средой. Не абы какая защита от чутких электронных глаз, но вот человека и зверя обмануть способна вполне.

«Стог» некоторое время смотрел вслед улетевшим детям, затем покачался с пяток на носки – «шерсть» послушно заволновалась и качнула ленточками вверх-вниз, сохраняя видимую неподвижность размазанного силуэта, а потом заглянула под настил.

– Совсем умаялся боец. Вадим, вставай, – прошептал тихий женский голос, пока руки стягивали верхний слой маскировочного комбинезона, – Вставай, милый, проспишь не только завтрак, но и обед.

Облепленная обтягивающим нижним комбинезоном, худенькая, но что называется, «точеная» фигурка от души потянулась, хрустнув суставами, да так и замерла посреди движения от ткнувшегося в шею носа.

– Совсем ты видно его загоняла, Дара… – окатило щёку горячее дыхание в ухо, а цепкие лапки ухватили поперек туловища. Лобастая голова, покрытая короткой шерсткой, от души потерлась сбоку, кольнув шею жесткими усиками. Девушка, а точнее – молодая женщина, закинула левую руку назад, в ответ почесав за ушком мурлыкнувшую от удовольствия «фурь».

– Ёжка? – неуверенно спросила она.

– Ёжка-Ёжка… – лизнули ей в ответ ладонь шершавым языком, – хоть горшком назови, только в печь не ставь.

И собеседница перевернулась на настиле клетки на спину, намекая, что и пузико надо бы почесать. Что и было проделано.

– Ну ты, Ёжка, даешь! Подкралась так, что я и не услышала. Навыка вижу, не потеряла. Что тут делаешь?

– Да вот, после малыша решила форму восстановить. И заглянула по памятным местам…

– И у тебя ребенок? И где он??

– Да по округе с друзьями носится. Он ведь тут каждую кочку знает по рассказам отца, да по записям, вот теперь проверяет. Уже массу нового узнал заодно…

– Надо же, и ты взрослая стала, мать семейства…

– Какие наши годы, – насмешливо фыркнули в ответ, – а вот дети на самом деле – растут.

– Да, растут. – Задумчивый взгляд мазнул по верхушкам деревьев в той стороне, где скрылись сорванцы. – Знаешь, я совсем не чувствую себя повзрослевшей и умудренной.

– Какие наши годы, – повторила собеседница, сворачиваясь мохнатым клубочком на настиле клетушки, – хотя дети уже выросли…

И, неожиданно встрепенувшись, решительно добавила:

– Пора делать следующих! Впрочем, я вижу, вы уже над этим работаете. – И полюбовавшись покрасневшей до корней волос подругой. – Вот теперь я тебе верю. Что, сестра – каждый раз, как в первый? Зато какие детишки получились – счастливая ты!

– Как в первый, – прижав ладони к пламенеющим щекам, Дара прикрыла глаза, вспоминая.

* * *

– Ну что, никого не забыли? – поинтересовался седой, но отнюдь не старый мужчина у парнишки, возящегося с аппаратурой противодиверсионного комплекса, одновременно обозревая окружающий разгром.

Ночной налет батальона десанта на госпиталь и последующая спешная эвакуация соблюдению идеального порядка не способствовали. Ранее стройные ряды палаток зияли прорехами там, где эвакуирующиеся успели снять их, и кучами рваного брезента и брошенной мебели в местах, где было не до того.

Повсюду виделись следы ночного боя: разбросанные стреляные гильзы и воронки от разрывов гранат, развороченные и выжженные попаданием термобарических зарядов пулеметные гнезда, а то и оставленные прямо на месте смерти трупы.

Ближе к окраине госпитального лагеря красовалось несколько приличного размера воронок. Это уже постарались свои – разлет самодельных реактивных мин большого калибра был приличным. Поспешность, с которой производился залп, тем более не прибавила точности.

Осмотрев в бинокль «оспины» разрывов, испятнавшие склоны соседних высот, седой только сплюнул, оценивая результаты ночного применения «резерва верховного» – между соседними воронками местами было под две сотни метров.

– Зато хоть напугали… – буркнул он себе под нос.

– Чё? – оторвался от вождения из стороны в сторону приемным детектором недослышавший оператор.

– Не «чокай», а работай, давай. Всё что подчинённому надо слышать – доводится до его сведения громко и четко. Остальное бойца не касается. И, сменив гнев на милость: – Напугали мы десант, говорю. Не рискнули они под артобстрелом атаковать, да отошли от греха – честно говоря, я наших криворуких артиллеристов сам теперь боюсь. Не дай бог придется просить их о поддержке… Ну что, есть отметки?

– Чисто практически. Вот только от той кучи идет восходящий поток. Вроде – теплый воздух поднимается, как от дыхания. И сквозь стенки тоже угадывается тень.

– Ты что, думаешь, наши эскулапы кого-то живым в ящик положили?! – удивленно поднял брови Седой, рассматривая гору, образовавшуюся из рухнувшего от близкого попадания мины штабеля гробов.

– Может, привалило кого? – с сомнением ответил парнишка, колдуя над настройками комплекса, в попытке сделать картинку четче, – надо бы вблизи посмотреть.

– Не вопрос. Петр, Федька, Андрей Петрович – прогуляемся.

Поименованные двинулись вперед, разворачиваясь стандартным порядком с командиром и оператором в центре.

– Не, вроде живые. Двигаются… – сосредоточено произнес парнишка, да так и замер с отвисшей челюстью.

Седой быстро переключил канал сканера на себя, глянув «через плечо» на выдаваемую аппаратурой картинку, и тут же прижал датчик вниз, вместе с рукой застывшего столбом оператора:

– Остальную округу давай смотри внимательней, – бросил он, подзатыльником приводя оператора в чувство и разворачивая его на сто восемьдесят градусов. А сам быстро подошёл к неустойчивому развалу из ящиков и заглянул внутрь кучи.

Назад он вынырнул красным как вареный рак и, быстро отойдя, начал выуживать из пачки непослушную последнюю папиросу.

– Кхе. Вот дают, блин. Нашли время, а главное место, – пробурчал он, наконец прикуривая.

– Эт ты зря, – возразил ему Андрей Петрович, спокойно прислоняя к ближайшему гробу верную «десятку». Без спешки достал кисет и обрывок бумаги для самокрутки. – Когда ж еще о детях думать? Война, она ненадолго, а дети – это вечное.

Конец.