Текст книги "Снайпер. Дара (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

Соавторы: ,Ольга Амбарцумова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Глава 7
Черная метка

Взгляд из поднебесья – классная штука, но и он начинает приедаться спустя миллион часов. Перепады настроения во время боевого дежурства – дело обычное. Особенно если принять во внимание, по скольку эти дежурства длятся. Каждый борется со скукой и напряжением, как может. Например – некоторые часами крутятся перед зеркалом, вычесываясь до полной шелковистости, а потом укладывают волосы во что-нибудь эдакое… Просто ради того, чтобы увидеть изумленные спросонья глаза сестры. Ее очень редко удаётся удивить – сестра-близнец. Это и благословение, и наказание одновременно. Зеркала не надо – мы даже любимым вареньем умудряемся вымазаться одинаково.

Одинаковые мысли, одинаковые мордашки, один человек на два тела. Шалости в голову тоже приходят одинаковые – выходит порой забавно, особенно если рядом никого больше нет.

«А дежурства действительно достают…» – Морена задумчиво отвела взгляд от тактического экрана, потом преобразовала его в зеркало, послушно отразившее примятые после двухчасового сидения в шлеме ушки, повисшие от тоски усики и уставшие глаза. Попробовала причесать вихры между ушами, используя собственные когти вместо расчески – вполне закономерно запуталась, нетерпеливо дернула и зашипела от боли. «Тут своими граблями явно не обойтись, надо чесалку брать и лучше всего – после длительного отмокания в ванной».

Тяжело вздохнула – корыто, на котором они с сестрой несли службу, уже успело надоесть, а пляжи вращающейся под боком голубой планеты были недоступнее, чем если б располагались на другом конце галактики. И до конца дежурства еще четыре месяца, семь дней, тринадцать часов, пятьдесят две минуты и сорок секунд…

Взгляд еще раз обежал знакомую до последнего предмета обстановку внутренностей тяжелого карантинного крейсера, ставшего на полгода даже не домом – скафандром, который невозможно снять потому, что вокруг пустота, и остановился на втором (и единственном кроме нее) члене экипажа. Сестра свернулась клубочком и сладко посапывала. Будить ее жалко, и совершенно не за чем, пусть спит и видит сны – с морем, в котором можно спокойно плавать сколько тебе угодно, солнцем, лучи которого греют, а не проникают через защитное стекло, и ветер, напоенный запахами цветов, а не сквозняк от вентилятора, пахнущий металлом и статическим электричеством…

«Так, а вот это уже настоящий „кефар“. Переключайся мигом, пока „мозговой таракан“ усы из ушей высовывать не начал!». (*«le cafard» – переводится буквально как «таракан», стрессовое состояние, вызываемое необходимостью находиться в напряжении. И сенсорным голодом одновременно. Заканчивается обычно приступом неконтролируемой агрессии. Широко известна также поговорка – «от него нет лучшего лекарства, чем заряженная винтовка и куча мишеней»).

Взгляд мечтательно остановился на одном из стеллажей, где в неприметной баночке сидели в ожидании своего часа несколько тысяч голодных блох – «Еще рано для таких средств. До конца дежурства почти четыре месяца! Что потом-то будешь делать?»

Морена еще некоторое время помечтала – каково это сидеть в пилотажном кресле несколько часов, не имея никакой возможности почесаться, а потом – как было бы здорово это жгучее желание реализовать!

Со вздохом отбросила возникшую мысль – ловить этих паразитов конечно приятно, но, действительно, еще рано для экстрима. Придётся пока ограничиваться традиционными развлечениями. И, натянув на многострадальные уши шлем, девушка нырнула в сердце их боевого корабля, чтобы вырваться оттуда наружу совсем другим существом – бесплотным духом, способным воспринимать вселенную вне ограниченности человеческих чувств и слышать песню звезд.

Использовать силы, способные словно орех расколоть целую планету (ТКК так и называли «Щелкунчик»), в качестве «длинного уха», способного дотянуться до каждой замочной скважины, было покруче забивания гвоздей микроскопом, но, тем не менее, скорее поощрялось, чем порицалось. Чем дольше оператор проводил времени в состоянии «слияния» (а, тем более, добровольно и с удовольствием), тем выше становились его возможности. Да и, кроме того, в подобном состоянии точно не уснешь на посту.

Вселенная, сияя совершенно невообразимыми красками, демонстрировала все свои соблазны разом. Вот справа переливается тысячами огоньков планета – на ней и живет-то всего около ста тысяч человек, но какой эмоциональный фон! Люди, они же «Хумансы», они же «Адамиты» – одна из самых распространённых рас галактики, бывшие ее хозяева. Несколько десятков тысяч лет назад неизвестная катастрофа отбросила их к самым истокам.

Ходило много теорий, объясняющих причины этого события. Сама Морена склонялась к наиболее простому – эта раса совершенно не ценила единство. Стоило между людьми пролечь хотя бы реке, как они мигом начинали делить себя на «мы» и «они». Объединиться они в состоянии только против общего врага, чтобы потом опять развалиться на сотни враждующих кучек единого целого. В медицине такое называется «аутоиммунным заболеванием» и очень трудно поддается лечению. Это было вдвойне обидно, потому как с любым отдельным «хомо» вполне можно было найти общий язык, а уж какие порой среди них уникальные «огоньки» попадались, как умели ощущать и радоваться!

Так что можно было скользнуть вниз и насладиться хотя бы чужими чувствами, как прикосновениями ласковых волн. Вот только потом возвращаться назад в эту клетку будет невообразимо тоскливо. Можно просто плескаться в вихрях эмоций но, вот незадача! – сильные отрицательные чувства – боль страх, смерть – они воспринимаются гораздо сильнее, а помочь не будет никакой возможности.

Точнее – возможность есть. Когда малейшим движениям твоей души повинуется сила способная погасить звезду, чувствуешь себя всесильной. Однако, вмешиваться-то как раз и нельзя. Слишком тяжелы бывают последствия подобного «участия», когда люди, наделенные подобной силой, начинают жить эмоциями.

Впрочем, развлечение есть и поближе – буквально под боком переливается радугой чистых чувства пузырь Базы. Здесь нет риска наткнуться на непонимание или ощутить жгучее желание вмешаться. Там свои же товарищи по службе тоже борются со скукой, но весело и изобретательно – запертый в четырех стенах десант не бездельничает. Вот сияют синими звездами разумы, занятые решением логических задач – судя по всему, это сержанты проводят тактические учения. Вот сплетаются в танце ярко красные язычки – их подчиненные отрабатывают вводные, сгоняя с себя по семь потов на виртуальном полигоне. Кто-то читает книгу, заливая окрестности волнами сопереживания, а кто-то не на шутку сердится, пытаясь достучатся до чьего-то твердолобого разума через местную «сеть».

«А вот этот, похоже, дрыхнет и видит сны», – потянувшись внутрь купола спящего сознания, Морена через секунду вылетела назад, даже в своем «бестелесном» состоянии чувствуя, как перестают помещаться в шлеме отяжелевшие от прилива крови ушки. Было немного стыдно, больше от желания вернутся и… досмотреть.

«Ух ты! А вот это уже не сны, а самая настоящая любовь!» – восторженно воскликнула она в своей «бестелесности», мгновением позже рассматривая, как все ярче и ярче разгорается «костер» переливающийся целой гаммой чувств – от нежности и ожидания, до страсти и желания защищать. «Пламя», пульсируя в такт движения тел и душ, поднималось все выше, и ближайшие к нему огоньки сами невольно начинали гореть ярче – не воспринимая происходящее на уровне «телесных» чувств, но ощутимо согреваясь в отсветах чужого тепла.

«Везет же людям», – подумала девушка, отлетая от все шире расходящегося пожара – попадать внутрь чужого праздника было и некрасиво и небезопасно – она все же на посту, и терять трезвость восприятия ей не положено, – «ну ничего, будет и на нашей улице праздник…».

«Кстати – где он?» – В отличие от сестры, Морена невольно оглянулась за спину, ловя такой родной и знакомый огонек, – «спит вроде». Так вот, в отличие от сестры, которая практически все дежурства проводила в «слиянии», подглядывая за их избранником («неужели Я это сказала???» – вздрогнула от понимания бестелесная сущность, но врать даже себе в этом состоянии было невозможно, – сказала), она наведывалась к нему «в гости» не слишком часто – не больше восьми раз за дежурство.

«Ну и где ты, наш Зяблик?» – подумал огонек, в который превратилась Морена, выискивая знакомую ауру среди сотен прочих. А Зяблик опять игрался, хвала предкам – в этот раз не в виртуале. Просто сидел перед экраном и сквозь усталость, видимо только сменившись с вахты, решал какую-то сложную логико-психологическую задачу. Полюбовавшись яркими переливами мыслей и ассоциаций, струящимися под серой пеленой усталости, Морена зависла чуть в отдалении, купаясь в волнах дорогого тепла, это конечно не объятия, но все же приятно.

Да и не были они еще знакомы в реальной жизни – всего общего, что их объединяло, это несколько слов, да изображение на экране. И ещё вот такие «походы в гости», после которых потом в реале приходится краснеть и прятать глаза.

Невольно вспомнились первые секунды их знакомства. Когда едва выпавший в нормальное пространство крейсер, вместо приветствия от диспетчерской службы, получил команду нанести удар в совершенно пустую точку пространства. Недоумение недоумением, но не мог же диспетчер системы не видеть, что там ничего нет? Значит, в этом месте затаился враг, не обнаруживаемый даже с помощью аппаратуры крейсера и возможностей его экипажа!

Абсурдность последнего утверждения (База технически оснащена гораздо слабее, а об операторах и говорить нечего), как-то не была осмыслена до самой отмены команды.

Тогда и стало понятно, что дежурный «словил глюк», играя во время дежурства в какую-то стратегию в виртуале, из-за чего при экстренном возвращении в реал не успел «переключиться». Кипя и булькая от негодования, сестрицы вызвали ротозея «на ель», но от вида растерянной мордашки, покрытой забавными пятнышками, мигом растаяли, разом забыв все, что желали высказать.

В итоге расстались очень даже душевно. А вот потом началась полная мистика – злополучный дежурный начал сначала потихоньку проникать в девичьи сны (и ведь мерзавец ничего такого себе не позволял! Только сидел молча, глядя грустными глазами прямо в душу), а потом и во вполне дневные размышления.

Морена старалась вырвать эту занозу из души, прятала чувства от сестры, страдая от того, что у нее наконец появились «личные» переживания. Но все это до того момента, пока не обнаружила, что та вовсю присматривается к одной личности, в наглую пользуясь возможностями аппаратуры и служебным положением. Словом – им, как и положено «разделяющим судьбу», достался один выбор на двоих.

Тут совершенно замечтавшаяся Морена вздрогнула от утешающего прикосновения. Пришедшее ощущение прямо говорило, – не волнуйся, все будет хорошо. Где-то далеко и одновременно рядом – в глубине сердца, зашевелилась просыпающаяся сестра, а ошарашенная девушка вынырнула из своих воспоминаний, чтобы увидеть и вовсе невообразимое – висевший рядом «огонек» выбросил из себя щупальце и теперь ласково поглаживал ее «бестелесность», вовсю транслируя теплые и добрые образы-воспоминания.

В панике метнувшееся «в реал» сознание увидело замершего Зяблика, мечтательно уставившегося в угол, где должно было находится «ее» призрачное тело.

Поглаживания тем временем превратились в объятия (щупальце плотно обхватило и начало подтягивать добычу к себе поближе), а передаваемые образы утратили всякую скромность. От увиденного Морена чуть не потеряла бдительность, настолько захватила ее неожиданная радость – «он нас тоже не разделяет!», что она чуть не вывалилась в реал на самом деле.

Вот был бы фокус – натуральная материализация, хоть все считают ее невозможной.

Но вовремя спохватилась и щелкунов напоследок нахала по носу, а потом поцеловав на прощание в лобик, выскользнула из ставших слишком тесными «объятий». Надо было срочно нестись назад – порадовать просыпающуюся сестру и, наконец, убрать возникшее между ними напряжение.

Но тут в реальный мир из стационарного портала вывалился транспорт, пространство осветила феерия противоречивых чувств – сотни новых «огоньков».

Морена инстинктивно потянулась к ним, хотя, вроде, ни в появлении регулярного рейсового транспорта, ни в нем самом (обычный сарай с мощными двигателями) не было ничего необычного. Но вот зацепился опытный взгляд за какую-то неправильность в мельтешении живых огоньков на его борту.

* * *

– Дура! – хлесткая пощечина внешней стороной лапы встряхнула, но не позволила полностью вернутся в реальность, поэтому лечебные процедуры были продолжены:

– Не смей! Меня! Так! Пугать! – голова в шлеме моталась из стороны в сторону, зато прояснившийся взгляд неудавшейся «покорительницы астрала» сфокусировался на пританцовывающей от волнения сестре.

Та трясла в воздухе отбитой лапой (приводить в чувство оператора положено после снятия амуниции), но была полна решимости продолжить сеанс «реабилитации». Зажатый в другой лапе баллончик с «похмелином» мигом заставил сделать над собой усилие и собраться в кучку, а то еще действительно применит!

– М-морана, я т-тут, – голос слушался своей хозяйки пока не вполне, разрыв слияния, да еще внешний, просто так не проходит. Но вторая девушка вздохнула с облегчением. Однако это была единственная дань слабости – жесткий взгляд уперся в сестру:

– Что ты видела? Где? Как?

– В-вертикальник.

Сестра недоуменно оглянулась – надетый дубль-шлем вполне позволял увидеть то, что нужно, не прибегая к «слиянию».

– Обычный рейсовик. По расписанию. Ничего особенного. Что тебя так сплющило?

Не в силах восстановить контроль над языком, Морена сложила пальцы и когти левой лапы в жесте.

– «Черная аура»?! – глаза сестры, и без того немаленькие, распахнулись и стали как два блюдца. – Не может быть, там же молодняк! По меркам развития адамитов так и вовсе дети! – не удержалась она от озвучивания нахлынувших сомнений, но тут же осеклась, увидев обиженный взгляд – сомневаться в правдивости оператора было просто глупо, и только деловито уточнила:

– Сколько?

– Девять только прямых, а сколько вторичных и представить себе не могу. Последний – очень свежий.

– Дела…

– Что будем делать, сестрица?

Морана недоуменно взглянула на сестру, но потом спохватилась и отнесла странный вопрос на последствия проникновения. Быстро прижала к себе «пострадавшую», гладя по голове, почесывая за ушком и лепеча успокаивающие слова. Сестра некоторое время наслаждалась участием, но повторила вопрос.

– Ты ведь метку на автосопровождение взяла? – Морена в ответ только утвердительно мурлыкнула, прижимаясь покрепче.

– Значит, спокойно отследим и отдадим на базу, в следующий сеанс связи. Нам и так по шее дадут за внеплановый выход. Зяблику будет новая головная боль, – полузадушено пробурчали в ответ, и тут Морена, вывернувшись из враз окаменевших объятий, игриво прихватила сестру клыками за ухо. После чего настала уже ее очередь ласково расчесывать шерстку и почесывать за ухом. Чтобы, поймав момент блаженной расслабленности, прошептать в самое ухо, чтобы не услышал бы и чуткий разум корабля – «А ведь знаешь, он нас обеих…».

После чего глаза сестры снова округлились от удивления, смешанного с надеждой.

Глава 8
Дом, милый дом

Сам полёт не принёс особо свежих ощущений. Почти одиннадцать лет назад Дара уже проделала этот путь и, оказывается, тело ждало и перегрузок, кстати, в этот раз существенно меньших, и стеснённости набитого людьми салона, и даже скудности полётного пайка – липкой каши с кусочками соевого мясозаменителя, названной гордым словом «плов».

Высадка отличалась от посадки только вектором движения. Даже загончик-накопитель, ждавший прибывших, был также уныл, и габариты его точно соответствовали размеру салонов эконом-класса прибывшего лайнера. Попросту – наполнился он до отказа.

Впрочем, для Дары это значения не имело – она уверенно проследовала на выход, где предъявила свидетельство о рождении. Местное. Прерианское. Контролёр неожиданно разулыбалась:

– Прибыли оформлять паспорт?

Кивнула. Почему-то стало стыдно врать миловидной женщине. А ведь об этом она даже не думала. Зато теперь, когда подумала, поняла, что в её интересах не попадаться в поле зрения властей – откуда ей знать, до чего допетрила полиция космопорта? Может быть, распоряжение о её задержании придёт следующим рейсом!? Или уже мчится каким-нибудь экстренным челноком, или ещё как?

Поэтому, не медля, вышла из здания и поняла – космопорт перенесли. Дорога в сторону города вела на север, а не на юг, как раньше. А ещё в ту сторону целились своими стрелками указатели на топливный завод и энергостанцию. Вправо, в сторону океана, вела покрытая плитками пешеходная дорожка, если верить табличке, к пристани. На неё уже вытягивалась колонна недавних попутчиков – школьников, следующих на каникулы в спортивные лагеря. Во всяком случае, это улавливалось из разговоров во время перелёта.

Да, всё вокруг изменилось, так что теперь здесь нужно заново осваиваться. А она, торопыга, даже планом местности в здании космопорта не разжилась. И возвращаться в поле зрения полицейских камер совершенно не хочется. И визоры давно отключены и упрятаны в металлический футляр, как учил Егор Олегович. Вообще-то, разумнее всего сейчас повернуться спиной к океану и следовать в сторону недалёких гор, где отыскать её будет ой, как не просто. Но уж очень хочется посмотреть на дядю Ляпу, хоть издалека, чтобы даже не увидел её. Расчувствовалась что-то!

* * *

Навстречу нестройной толпе школоты попался высокий парень, которого Дара и заметила-то, потому что в задумчивости едва не налетела. Невольно оценила и ширину плеч и неброский прикид. Одет парень был в камуфляжные штаны, заправленные в высокие берцы, черную футболку, не скрывающую развитую мускулатуру, и красную с черными разводами бандану. Оружие совершенно свободно болталась на поясе – рукоятка пистолета выглядывала из кобуры, с другой стороны висел внушительных размеров нож. Гладко выбритый квадратный подбородок и римский нос довершали картину.

Надо же, судя по всему, профи – или военный, или типа того. Внутри у девушки появился холодок. Но парень на нее не смотрел, да и не по делам он тут явно, о чем говорила не только бритая физиономия, но и букетик простеньких цветов, зажатый в кулаке. Дара вздохнула спокойней. Параноиком становится!

– Осторожнее, – буркнул мужчина, ловко огибая ребят. После чего весело гаркнул: – На пароход не опоздайте, детишки.

На что получил несколько откликов матерного содержания от мальчишек, и восхищенные взгляды двух девиц, которые с открытыми ртами уставились ему вслед.

Вот глупые! Судя по букетику, парень уже нашел с кем провести время, а на их толпу смотрел исключительно, как на малышню.

Дара поспешила дальше к пристани, не зная, присоединиться ей к ребятам на пароходе, или все же найти другой способ добраться до города.

Стоя на пирсе, и глядя как быстро школьники грузятся на корабль по широкому пассажирскому трапу, Дара сокрушенно покачала головой – ведь явную глупость она затеяла – пытаться разыскать дядю Ляпу. Не встретиться, так хоть издали взглянуть. Однако, там её в первую очередь будут искать. А ведь в её положении стоит избавляться от детских мечтаний как можно быстрее, пока они не стали источником фатальных ошибок. Кто она ему? Но, тем не менее, трепещется в сердце совершенно нерациональная надежда, что кто-то большой и сильный утешит и обогреет.

Пока размышляла, мимо нее пропыхтела какая-то девчонка с тележкой, груженой коробками. Судя по движениям, одежде, и ружью за плечами, явно из местных. Сразу определив ее путь – к небольшому катеру, качающемуся на волнах чуть в стороне, Дара тут же набросала план дальнейших действий.

Догнав мелкую уже у причала, спросила с ходу:

– Помощь не нужна?

Мальчишка, вихрастый паренек лет десяти, появившийся откуда-то сбоку хмуро опередил девчонку, буркнув:

– Мы сами!

Но мелкая – от силы лет тринадцать-четырнадцать, вскинула взгляд больших карих глаз, вытирая рукавом рубашки вспотевший лоб, и спросила сочувственно:

– В город?

– Заплатить нечем, – сразу честно призналась Серая. – Я могу помочь…

– Ладно, помогай тогда. – Девчонка стала отцеплять веревки от коробок, видимо, полученных в космопорте. – Ёжик, не стой, бери вот эти. Осторожней. А ты… Тебя как?

Дара широко улыбнулась, радуясь своему везению:

– Я Серая, – судя по всему, кличками тут никого не удивишь.

– Привет, Серая! – хмыкнула девчонка. – Я – Белка, а это Ёжик. Грузимся и отчаливаем. Прыгай в лодку, я буду подавать.

Погрузились быстро. Коробки были тяжелые, но небольшие. Ежик указывал куда класть, помогая ловко и четко.

Серая удивилась, когда и за руль катера сел тоже он, бросив на девушку гордый взгляд. Мол, погляди, каков я. Поглядела – развит не по годам, да и неудивительно, стоило вспомнить детство. Тут все такие… самостоятельные чуть не с пеленок. Чувствуя себя бесконечно взрослее, и совсем не подходящей компанией для ребят, Дара решила покинуть их на первой же остановке. Мысль познакомиться поближе и как-то зацепиться с их помощью здесь, на Прерии, хотя бы на пару дней, была очень соблазнительной, но девушка отмела ее сразу.

Как минимум полсотни глаз видели ее, садящейся в катер, так что чем раньше расстанется она с ребятишками, тем лучше.

Мотор заурчал, и они заскользили по простору залива, по дуге огибая пароход. С его борта им махали руками, и Белка весело «делала ручкой» в ответ.

– Опять школьников привезли… – задумчиво бросила она. – Ты с ними прилетела?

– Ага.

Обманывать детишек было неудобно, но чем меньше они знают, тем лучше. Дара готовилась к тому, что сейчас последуют расспросы, и заранее придумала сносную легенду, но Белка, глянув исподлобья, достала откуда-то снизу корзинку и спросила совсем другое:

– Голодная? Давай, подкрепись, мы с Ёжиком уже ели. – И снова отвернулась, разглядывая берег, казалось, потеряв к пассажирке всякий интерес.

Пресные тонкие блины, или это был лаваш, скатанные плотными трубочками. А внутри…

– Это что за начинка? – что-то давно забытое обдало рот неожиданным богатством вкуса.

– Икра стерлюжачья. Она меленькая, поэтому хорошо намазывается и не крошится из рулетиков, – Белка скосила на Дару глаз и поглядела этак снисходительно. – На Земле её и вкус-то, наверное, забыли. А здесь это просто еда. Ты вот этих отведай, с молодым сыром, или вот с селёдочным маслом. С оливковой толчёнкой, с ежевикой.

Приём пищи превратился дегустацию. Пока всё перепробовала – наелась от всей души.

Катер, тем временем, попыхивая, обогнул песчаную косу и теперь неторопливо чапал мимо скалистых обрывов, где, нависающих над морем, а где, отступающих от уреза воды на ширину каменистых или песчаных пляжей. Полосатая башня маяка слева, а за ней – панорама прекрасного, как в сказке, города с вычурными белыми дворцами, виллами, коттеджами. Аккуратный ухоженный облик строений и уютная зелень газонов радовали глаз.

Дара с некоторым трудом заставила себя отвести взор от этого великолепия и обшарить взглядом акваторию бухты, открывшуюся во всю ширину. Сразу обратила внимание на то, что справа налево фешенебельность понижается. Сначала – просто добротно и с выдумкой возведённые постройки деловой части города, потом – причалы, склады, верфи. Дальше – одноэтажная застройка привычного ей с детства типа. Где-то на заднем плане угадывались и другие здания, но знакомиться с ними отсюда неудобно.

– Высадите меня, пожалуйста, так, чтобы до белого города было недалеко, – обратилась Дара к ребятам.

Видимо, отсутствие любопытства – местная черта. Ёжик подвёл катер к удобному месту в устье ручейка. Дара поблагодарила, и была такова, махнув на прощание рукой деловито пофыркивающему катеру. Отлично. Ей абсолютно нечего делать в богатом районе а, если кто-то пойдёт по следу, то экипаж катера направит погоню не туда, куда она намерена проследовать.

Знать бы ещё, куда?

Поднимаясь вдоль ручья, добралась до второго мостика и по нему перебралась в ту часть города, которую для себя назвала словом Сити, очередной раз посетовав на то, что даже схему города не позаботилась прихватить из космопортовского киоска. Понадеялась на то, что помнит тут всё. Как бы не так – ничего знакомого. Идти пришлось, ориентируясь по солнышку, да по изредка виднеющемуся слева заливу. Деловые кварталы сменились добротными усадьбами, обнесёнными высокими каменными заборами. Вслед за ними потянулись маленькие деревянные домики, за которыми открылся вид на… старый космопорт. Бетонная полоса для челноков сейчас со всех сторон стеснена коптерами и легкомоторными самолётами.

Это она чересчур уклонилась вправо. Приняла левее мимо заросшей вьюнком веранды, с которой неслись слова древней песни про тонкий шрам на любимой попе. Подивившись архаичности пристрастий местных жителей, проследовала мимо оружейного магазина и, прочитав надпись: «Причальная улица», опять свернула к заливу. Название не обмануло, в аккурат в пакгаузы и упёрлась дорога.

Дара умышленно избегала людных мест, чтобы как можно меньше свидетелей могло её опознать. Пока это получалось, но у любого везения есть предел:

– Дэвющка! Страсствуй! Ты умеещщ перебират грющи? – горбоносый дядька с видом лица кавказской национальности выглядел унылым. В глазах его плескалась тоска. Казалось, вот-вот заплачет.

– Не знаю, никогда не пробовала, – Дара не испугалась. – Но могу попробовать.

– Вот, смотри. Лючий грющи с ферма Краснова. Только что доставили, – они вошли в пакгауз и остановились у штабеля низких ящиков. – Я хотель продават, но не могу взат. Попрёбуй!

Дара ухватила пальцами за бок одной из красавиц груш, но шкурка подалась и соскользнула с плода. При этом ни малейших признаков гнили – дурманящий свежий запах просто голову кружит.

– Надо прямо из ящика есть ложкой, – она с недоумением посмотрела на мужчину.

– А продават тоже лъёжькой?

– Добавить сахару и сделать варенье.

– ???

– Немедленно! Они же с минуты на минуту начнут бродить.

* * *

Остаток дня Дара на пару с Ашотом превращали двадцать ящиков груш в варенье. Банки, сахар и автоклав хозяин «предприятия» доставил прямо на место, потому что трогать столь нежный груз посчитали рискованным. Извлечение плодов из кожуры напоминало разминирование – при малейшей неосторожности все содержимое норовило выскользнуть или расплыться. Мякоть перекладывала в банки более осторожная девушка, а незадачливый коммерсант добавлял сахару и проводил стерилизацию, после которой укупоривал банки.

Посмотрев на штабель готовой продукции, Ашот пожевал губами, и закатил глаза к небу.

– Слющай! Сколько надо платить са рапот? – он был озадачен не на шутку, потому что торговаться из-за размера оплаты труда в его положении было просто неуместно. А по правилам коммерции – полагалось обязательно. От этого в глазах незадачливого негоцианта светилась вселенская скорбь.

– Пять рублей, – улыбнулась Дара. – Только утром. А до тех пор – не будить, – она устроилась на лавке в подсобке, подложив под голову руку. Хозяин посмотрел на неё с сочувствием – видимо затребованное вознаграждение не показалось ему обременительным – и одну из ещё теплых банок готового продукта затолкал под клапан рюкзака.

* * *

Свет карманного фонаря прямо в глаза и незнакомый голос:

– Смотри-ка ты, ещё одну пташку нашел, – вслед за чем твёрдая, но не грубая рука подняла Дару и поставила на ноги. – Просыпайся, глупая твоя голова. Пойдем с нами в место, где есть и крыша над головой, и люди, способные охранять сон невинных младенцев. Утром тебя отвезут к вашим. А то тут в незапертом пакгаузе как бы волк не утащил.

Делая вид, что никак не может разлепить глаза, встала и, прихватив штатив и рюкзачок, проследовала туда, куда направляла её неумолимая длань блюстителя порядка – спокойного плотного крепыша в салатовых шортах и завязанной форменным узлом на животе цветастой рубашке. Несколько минут на машине не дали ей шанса удрать – сопровождающий заботливо придерживал подопечную под локоток, ни на секунду не выпуская.

В «обезьянник» её ввели, так же заботливо поддерживая, и даже помогли сесть на свободную лавку. Продолжая разыгрывать соню, растянулась и стала поудобней пристраивать голову.

– Ты как их отыскиваешь, Сеня? – донёсся снаружи негромкий голос одного из блюстителей порядка.

– Легко, – отозвался сопровождающий. – Толкаюсь во все двери. Если не заперто, значит кто-то туда забрался и спрятался на ночь. Детишки ведь, сопляки. Вот эта у Ашота в пакгаузе устроилась отдохнуть. Предыдущий – в сарае на лодочной станции. А вот та, маленькая, в пустующем доме обосновалась как королева. Пришлось подождать, пока закончит принимать ванну.

– Слушай, а чего они бегут? Говорят, по своей воле прилетели, в спортивные лагеря.

– Да разные слухи про те лагеря ходят, вот и им, видать, кто-то что-то шепнул. Ладно, я еще по Стыковой пройду, а ты их не забудь переписать утром, как выспятся.

Прозвучали негромкие шаги и всё стихло. Дара осторожно осмотрелась. Место заключения представляло собой просторную клетку с решётчатыми стенами. Внутри на деревянных лавках наблюдалось с полдюжины лежащих тел. Все дружно изображали спящих. По крайней мере – дышали ровно. В паре метров виднелось ещё одно такое же сооружение, скорее всего, для мужчин.

– Понаехали, тут со своей Земли! – послышался рядом раздражённый детский шёпот. – Чего, спрашивается, ехали, если разбегаетесь так, что вас потом полиция ловит? И нас, тутошних жителей заодно гребут, не разбирая.

– Я тоже тутошняя, – отозвалась Дара.

– Чьих же ты будешь, тутошняя?

– Елизаровских мы, – это название хутора, где она появилась на свет. По крайней мере, так указано в свидетельстве о рождении.

– Куркулиная деревенька, слыхала о такой. Чего ж тебе дома не сидится, Елизаровская?

– Так я как раз с Земли возвращаюсь, – начала Дара, и приостановилась, поскольку дальше по этой легенде ничего ещё не придумала.

– … в дороге поиздержалась, вот и зашла переночевать в пакгауз к самому недотёпистому торгашу, у которого вечно склад пустует. Он даже дверь в него не запирает… ха, если знаешь об этом, стало быть точно, тутошняя. Ладно, тебе без разницы, где ночь перекантоваться, а вот мне надо ноги отсюда делать.

– Я с тобой, – оживилась Дара. – Мне тоже светиться лишний раз не стоит, потому что… ну… неприятности у меня на Земле.

– Интересно, а как ты собираешься отсюда выбраться?

– Также, как ты.

– А я ещё не придумала.

– Чего же тогда собираешься ноги делать?

– Не собираюсь, а выражаю намерение.