Текст книги "Противостояние"

Автор книги: Семен Кожанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Нет.

– Чем это вы их так? – тяжело дыша, спросил подбежавший Жбан, и, увидев, что держит в руках Леший, спросил: – Веслом?!

– Ага, – не вдаваясь в подробности, ответил за друга Словник. – Где Гвоздь?

– Сзади где-то должен быть, он в темноте налетел на что-то, чуть ноги себе не переломал. Вон идет, хромает.

По дороге, быстрым шагом шел Гвоздь, при этом он хромал на правую ногу.

– Командир, это точно наши клиенты, – крикнул Леший, разглядывая сквозь разбитое стекло, содержимое багажника. – У них тут несколько ящиков «зажигалок» и трехлитровиков с какой-то бурдой. Надо бы их вытащить, да спеленать до приезда местных «товарищей».

– Жбан, Леший помогите Гвоздю. Хватайте его подмышки и волоките к нашим, – ледяным голосом приказал Словник.

– А эти? С ними как? – непонимающе, спросил Леший.

– Эти подонки, которые сожгли несколько десятков человек, умерли во время аварии: сгорели в собственном авто, от своих же «коктейлей», – Владимир достал из кармана куртки одноразовую китайскую зажигалку. – Понятно?

– Но… – хотел было что-то сказать Леший, но Жбан дернул его за рукав и потащил в сторону Гвоздя.

Словник обошел машину и заглянул сквозь треснувшее лобовое стекло. Внутри салона кто-то шевелился, пытаясь отпихнуть опавшие «пузыри» подушек безопасности.

– Зачем вы сожгли автобус? – неожиданно сам для себя, спросил Владимир.

– Ты кто такой? – вопросом на вопрос, ответили из темноты салона внедорожника.

– Сотрудник милиции, – представился Словник. – Я еще раз повторяю свой вопрос: зачем вы сожгли автобус с людьми?

– Иди на фуй! Требую адвоката! – раздался новый выкрик.

– Вы хоть понимаете, что только что убили несколько десятков людей? – начиная «закипать», задал свой последний вопрос Владимир.

– Иди на фуй! Вытаскивай нас мусор гребанный!

Владимир ничего не ответил, а лишь вытащил из кармана обгоревшую балаклаву, и смочил её в луже дурнопахнущей жидкости, которая натекла из раскуроченного багажника. Отойдя метров на пять от «Ниссана» Словник поджег шерстяную шапочку и бросил её в лужу возле внедорожника, как раз в этот момент, кто-то из пассажиров машины попытался вылезти из салона.

– А-ааа!!! Не надо!!! П о м о г и т е!!! – истошно заорал из перевернутой машины тот самый голос, которые еще мгновение назад требовал адвоката.

За несколько секунд машины была целиком объята пламенем, у тех, кто был внутри, не было не единого шанса. Все-таки смесь, приготовленная ими, была очень хорошей – она легко воспламенялась, долго горела, образуя при этом очень высокую температуру горения, не оставляя никаких шансов на спасения тем кто попадал в зону её применения… ни милиционерам в автобусе, ни их убийцам в перевернутом дорогом внедорожнике. Костлявой старухе все равно кого забирать!

Гвоздь, Леший и Жбан далеко не ушли, они стояли метрах в ста от горящей машины и молча наблюдали за действиями своего командира. В их глазах не было ни капли сочувствия, лишь у Лешего губы беззвучно шевелились, в этот момент он читал молитву.

– Остальным ни слова. Понятно? Если что, то нас здесь не было. Скажем, что когда перелезли через забор, то Гвоздь сразу же себе ногу подвернул, и мы дальше не пошли.

– Само собой, – за всех ответил Жбан. – Не боись командир, не выдадим. Ты все правильно сделал – за пацанов надо было отомстить. А то сам же знаешь как бывает: возьмешь «гаврика» на горячем, а потом выясняется, что у него родичи крутые шишки и того сразу же отпускают. А так, все чин чинарем – они наших пацанов сожги, а мы – их. Туда сволочам и дорога!

До сгоревшего автобуса шли молча, каждый думал о своем. Все чаще, Словник ловил себя на мысли, что Жбан все чаще оказывается прав. Раньше, со Жбаницким Слон особой дружбы не водил. Жбан всегда был немного грубоват, нагл и не слыл излишне жестоким. Но, вот в последние недели, Словник видя, что происходит вокруг понимал, что надо вести себя так, как ведет себя Жбан – грубо и прямолинейно. По-другому никак! Можно легко сойти с ума, от того, что происходит вокруг. И дело не в митингующих евроМайдановцах, дело было в первую очередь в собственном начальстве и милицейском руководстве. Оказалось, что те люди, которые в первую очередь были заинтересованы в скорейшем подавление народных волнений, больше всего и ставят палок в колеса!

Вначале отдают команду: «Взять баррикады на Грушевского!», а после того как ценой нескольких десятков раненых и искалеченных милицейских жизней баррикады были все-таки взяты, последовала новая команда: «Во избежание эскалации конфликта, оставить баррикады!» Это как?! Зачем?! Кто отдает такие противоречивые команды, он чем, простите, думает, головой или на тем местом на котором сидит? И ладно бы, это было обычное славянское развиздяйство. Вот к чему, а к тому, что чем выше начальство, тем оно тупее Слон за долгие годы службы привык. Оно и понятно – чем дальше от земли, тем меньше мозгов. Но почему-то с каждым днем Словник все чаще приходил к мысли, что все происходящее вокруг, это не обычная тупость и нерешительность властьимущих мужей, нет, это целенаправленная и загодя спланированная операция, целью которой есть… а вот, что есть главной целью всего этого Словник боялся даже думать. Если уж быть до конца правдивым перед собой, то Владимир гнал прочь от себя подобные мысли, потому что он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Государство, которое прощает убийство своих стражей порядка – обреченно! Ему осталось считанные месяцы, а может и недели. Любая страна, любой государственный строй – это стена, которая сложена из множества кирпичиков, одни камни побольше и тяжелее, другие меньше и легче. Цементной основой, которая держит все эти камни вместе, служит – страх! Страх перед наказанием. Бояться все! Каждый, чего-то своего. Одни бояться потерять работу, другие бояться попасть в тюрьму за взятки, третьи бояться, что их утром поймают за рулем с перегаром… страх есть у всех. И именно на этом страхе и держится общество и государство. А вот как только маленькая песчинка, под названием гражданин перестает бояться, и таких песчинок становиться много, то они превращаются в большой ком, который, покатившись, может вызвать камнепад, под названием гражданский протест. Такой камнепад легко сметет любую, даже самую надежную «стену». Так происходило во времена революций, потрясений и переворотов. Первым всегда пропадает СТРАХ!

Но, как известно, на любую силу всегда найдется свой хрен с винтом. Любое восстание и революцию можно подавить и растоптать! Тут главное, чтобы хватило железа в яйцах, чтобы царь, президент или верховный вождь не боялся пустить кровушку своих подданных. И в этот момент именно реакция власти на первые жертвы и определяет: будет ли жить эта власть или нет!

ЕвроМайдан, а особенно противостояние перед стадионом «Динамо», показали, что нынешней власти в Киеве не жить! Она, конечно, еще держится, дует щеки и важно выпячивает пузо… но ей остались считанные дни. Власть, имея все силы и возможности подавить железной рукой народные волнения, ничего для этого не делала… наоборот, власть предпринимала все новые и новые шаги, которые все больше раскачивали обстановку и озлобляли людей, причем как с той, так и с другой стороны. Если еще в ноябре 2013 года ЕвроМайдан вызывал ухмылки и раздражения у большей части населения Украины, то после января 2014 года к протестам примкнуло столько людей, что это перекинулось на всю страну и теперь не касалось только одной площади в центре украинской столицы. Никто не сделал для разжигания Майдана больше, чем самый главный его противник – президент Украины, казалось, что если бы власть абсолютно ничего не делала, то евроМайдан заглох и сдулся бы сам, а так, нынешняя власть с каждым днем подкидывала все больше и больше топлива в топку Майдана!

Первым «звоночком» того, что, что-то не так в датском королевстве стало полное отсутствие реакции у власти на «уколы» протестантов. Покалечили несколько десятков «ВоВанов» на улице Банковой – ничего страшного, сожгли пару-тройку автобусов и грузовиков – ноль реакции, взяли штурмом райотдел и завладели его арсеналом в одной из западных областей – так и надо! Вторым «звоночком» стало то, что власть делает вид, что ничего страшного не происходит, ну стекаются в Киев со всей страны протестанты, ну и ладно… Киев он же большой, резиновый, он всех вместит. Появляются у евромайдановцев бронежилеты, защитные шлема, топоры, биты и прочий ударно-дробящий инструмент – ну и хрен с ним, может у них, просто хобби такое, ходить в «броннике», ЗШ и с молотом на длинной рукояти! Ну и третьим, самым опасным «звоночком» стало то, что с каждым днем среди митингующих становилось все больше и больше «нациков». Националисты различного толка слетались в Киев, как пчелы на мед… ну или мухи на…, тут уж кому, что больше нравиться. Их было столько, что даже порой, Словник задавал себе один и тот же вопрос: «А где они прятались раньше?» Ну не бывает же так, чтобы в один миг тысячи обычных украинцев почувствовали себя ярыми националистами!

Хуже всего, по мнению Слона, было то, что не производиться никаких оперативно – розыскных мероприятий. Ведь ничего особо сложного не надо делать, всего лишь «по-гражданке» пройтись среди палаток Майдана и за пару дней вывить всех главарей и координаторов, а потом одним махом взять их! Ведь эти самые главари и координаторы не прячутся, по ночам в палатках не ночуют. Их можно всех задержать на их съемных и собственных квартирах. Там делов то на пару десятков групп оперативников. Но, нет, этого никто не делает. Зачем? Вместо этого после каждого столкновения с «майданутыми» через пару часов после стычек выпускают на улицу всех задержанных. Вот, как так?! Взяли, к примеру, мужичка лет сорока, который активно махал остро заточенной железякой и норовил пырнуть ей сотрудника милиции или солдатика из ВВ. И что? Упекли его? Ага, щас! Выпустили! Дескать, он мелкая шушера, он нам не нужен, нам главарей подавай и зачинщиков! А допросить этого мужичка, что никак! Выяснить у него, кто есть эти самые зачинщики, что нельзя? Ну, ладно, хрен с ним с этими допросами и расспросами. Не хотите искать главарей, не надо, но почему нельзя «закрыть» этого самого мужичка на пару месяцев, он ведь со своей заточенной железякой «намахал» на пару лет «общего» а может даже и «строго» режима. Зачем их всех отпускать?! Не понятно! Кому все это надо? Нынешней власти? Очень даже похоже, иначе и не объяснишь всего, что сейчас в Киеве происходит! Но если это все правда, тогда Украина – обречена! Ей недолго осталось!

– Словник, ну что? Поймал гадов? Ушли? – посыпались вопросы, когда четверка беркутовцев вернулась к своим.

– У них машина стояла с работающим двигателем, да еще, вон Гвоздь, себе ногу подвернул, так, что не получилось сволочей достать, – ответил за всех Жбан. – Да и судя по тачке, на которой они уехали, поджигатели заряжены баблом по самые брови, так, что еще не известно, хорошо, что мы их не задержали или нет.

Возле обгорелых раненных копошились двое медиков из крымского отряда, пытались оказать первую помощь. Но сделать это при таких ожогах, было практически не реально. Через пару минут подъехала первая карета скорой помощи и ярко-красный КамАЗ пожарных, а еще через несколько минут подтянулось и разномастное начальство – начиная от майора и заканчивая генералом.

Всего во время пожога пострадало двадцать три сотрудника милиции. Восемнадцать сгорело заживо, так и не сумев выбраться из объятого пламенем автобуса, еще трое умерли до приезда скорой помощи. Потом уже Словник узнает, что и те двое, которых довезли живыми до больницы, так и не смогли пережить операции и тоже умерли. Не равный обмен получился: с одной стороны двадцать три человека, а с другой стороны четыре.

Поспать крымским милиционерам так и не дали – весь остаток ночи и часть утра писали отчеты и отвечали на вопросы коллег. Только к восьми утра отпустили. По вопросам и интонациям начальства Слон понял, что произошедшую трагедию спишут на несчастный случай – дескать, автобус самовозгорелся из-за неполадки.

Владимир упал на свою кровать не раздеваясь, только скинул пропахший дымом бушлат и снял ботинки. Сил и желания раздеться не было. Но поспать ему так и не дали – начальство вызвало на ковер.

– Беркулов, Ломкин и Жбаницкий – это они с тобой были, – тоном, не требующим объяснения спросил полковник Обесов у Слона. – Верно?

– Да.

– Соберешь у них обувь, в которой они были и сделаешь так, чтобы её никогда не нашли. Твои ботинки тоже должны исчезнуть. Понял?

– Так точно!

– Ничего не хочешь мне рассказать?

– Товарищ полковник, а вы точно хотите это услышать? Соучастником не боитесь стать?

– Я и так уже увяз по самые уши покрывая вас. Ты мен лучше скажи: это случайно получилось или преднамеренно.

– Преднамеренно, – не стал скрытничать Словник. – Как они с нами, так и мы с ними. Око за око!

– Дурак, ты! У тебя ребенок совсем маленьких, а ты в мстители подался. Вот посадят тебя на пожизненное, кто тогда о твоей семье и ребенке позаботиться? Об этом ты не подумал, а парням, которые сгорели в автобусе, легче от твоей мести не стало, их она не вернет.

– Мне легче стало.

– Получишь наряд, дам вам отпуск на недельку, а то, вы похоже совсем тут умом тронетесь. Вернешься домой, отдохнешь. Забирай всех своих и возвращайся домой. Договорились?

– Конечно, договорились товарищ полковник. Большое спасибо! Пойду обрадую парней.

– Иди. И смотри мне держите языки за зубами, чтобы никому! Понял?

Глава 10

Левченко выходя из подъезда, придержал ногой тяжелую металлическую дверь – Варя немного отстала, ковыряясь на ходу в недрах своей сумочки. Удав всегда удивлялся: сколько всего может поместиться внутри любой женской сумочки, при этом размеры не всегда играли значения, порой из маленькой на вид сумочки – клатч вываливалось столько всего, что можно было поверить в существование скрытых многомерных пространств, как их описывали писатели – фантасты.

– Ты скоро? – оглядываясь по сторонам, спросил Степан.

– Минутку, – не поднимая головы, ответила девушка, – не могу найти ключи от машины. Вчера только лежали в сумке, а сегодня их нет! А во всем ты виноват: не надо было накидываться на меня прямо в прихожей, как бешеный зверь, не мог до спальни дотерпеть, вот ключи, наверное, и закатились куда-нибудь под мебель.

– Забей! Поедем на метро, так даже быстрее получиться.

– Подожди, я сейчас сбегаю домой и поищу ключи, – твердо произнесла девушка, убегая вверх по лестнице.

– Ага. Щас! – пробурчал себе под нос Степан и убрал ногу из-под створки двери. – Делать мне больше нечего, как ждать всяких там маш – растеряш.

Левченко спустился по ступенькам крыльца и пошел вдоль дома. Многоквартирная высотка в одном из самых престижных кварталов Киева. Степан как-то вечером прикинул расценки стоимости жилья в столице и понял, что шесть квадратных метров туалетной комнаты в Вареной квартире стоят дороже, чем его двухкомнатная квартира в Крыму. А чтобы целиком купить Варину квартиру, пришлось бы продать целый подъезд из пятнадцати квартир в хрущевке – пятиэтажке.

Конечно иметь подругу, которая не стеснена материально очень удобно, но, что-то с каждым днем Варя «напрягал» Степана все больше и больше. Похоже, девушка по уши втрескалась в него и явно хочет подвести их совместный быт к логическому «окольцованному» итогу. А вот этого Удаву хотелось меньше всего, он ведь понимал, что по большому счету у них с Варей общего только Майдан и когда эта революция закончиться, то та социальная пропасть, которая их разделяет, покажет свою хищную пасть. Ну, не могут быть вместе представительница «золотой молодежи» из высшего столичного света и мелкий барыга – предприниматель из крымского Передрыщинска. Не могут! Это пока на улицах Киева «кипит» революционный котел и молоденькие глупые девушки с восторгом глядят на заросших щетиной суровых «революционеров», еще можно как-то сосуществовать, но как только жизнь вернется в привычное русло, так сразу же свинорылому пролетариату укажут на его место в стойле. Не бывать такому, чтобы Лебедь водил дружбу со Свиньей! Хотя?! Время сейчас такое, что можно легко попасть «в струю»….и чем черт не шутит, уже через пару тройку месяцев оказаться министром чего-то там….к примеру, министром по делам спорта и молодежи! История знала и куда более крутые взлеты!

Морозный воздух бодрил и прогонял прочь усталость и сонливость. Ночью Степан практически не спал – соседство с молодой обладательницей прекрасной фигуры никак не давало уснуть ночью. Левченко даже в юности не мог похвастать таким количеством «подходов» за ночь. Как будто ему в еду чего-то там подмешивают такого, что он превратился в полового гиганта.

– Эй, приятель прикурить не найдется? – раздался совсем рядом хрипловатый мужской голос.

Левченко повернул голову и посмотрел на приближающегося встречным курсом мужика лет пятидесяти. Классический «барбудос» с Майдана: шапка-ушанка, комуфлированый армейский бушлат, толстые ватные штаны, заправленные в ботинки на высокой подошве. Шапка была надвинута на самые брови, а ворот бушлата наоборот поднят, из-за чего лица прохожего, практически не было видно. В пальцах мужик мял сигарету.

– Не курю, – бросил через плечо Степан, обходя по сугробу мужика.

– Что и даже огонька не найдется? – раздался сзади поспешный вопрос.

Стоп! Что-то в этом мужике было не так. Но, что?! Пальцы! Точно! Пальцы, в которых была зажата нераскуренная сигарета, были через чур ухоженными, а ногти, так вообще, отсвечивали недавним маникюром.

Дальше в дело включились инстинкты – последние два месяца, проведенные на Майдане, среди протестующих и революционеров, когда не знаешь кто тебя окружает – друзья или враги… эти два месяца научили многому, наверное большему, чем вся предшествующая жизнь. Степан еще делал шаг вперед, но тело уже само сжималось в тугую пружину, сдвинув корпус немного в сторону, Левченко почувствовал кожей, как мимо головы пролетает резиновая дубинка. Голову Удав успел спасти, а вот правому плечу досталось хорошенько – милицейская резиновая дубинка с громким, сытым шлепком ударила в лопатке и плечу. Дикая, пронзительная боль раскаленным шипом впилась в мозг, практически сразу, левая рука онемела. Степан упал на одно колено, прогнувшись корпусом вперед, он сделал это преднамеренно – увлекал за собой врага и одновременно с этим, успел вытащить небольшой нож, спрятанный в высоком голенище ботинка. Самодельный тычковый нож – короткое широкое лезвие и Т-образная перемычка вместо рукояти. Нож был тупой, как валенок, но он и не должен быть острым, его предназначение – резкие, быстрые удары в уязвимые места на теле человека – сплетение сухожилий, мышц и соединение костей.

Резко разогнувшись, Степан ударил туда, куда было ближе всего – коленная чашечка противника, который хотел его добить.

Удар! – зажатый между указательным и средним пальцем, нож с глухим стуком бьет в обтянутое толстой ватной тканью колено.

– А-аа! – раздается пронзительный крик, полный боли и удивления.

Встав на ноги Левченко, что есть сил ударил ногой по голове мужика, просившего всего секунду назад прикурить. Голова майдановского «барбудос» мотнулась в сторону и из рассеченной брови полетели капельки крови.

Удав огляделся вокруг и замер от удивления: с трех сторон к нему бежали люди. Два парня, в одинаковых коротких, дутых куртках, смешно поднимая ноги, прыгали по сугробам справа. Еще два парня, выскочив из припаркованного вдоль дороги «Дэу Ланос», пытались перелезть через высокую снежную гряду, оставленную снегоуборочной машиной коммунальщиков. А прямо впереди, в сторону Степана бежали три мужика средних лет, упакованные, как давешний «курильщик» – в армейские бушлаты и ватные штаны. И только сзади дорога была чиста и свободна. Обернувшись, Степан увидел, как Варя выходит из подъезда и озадаченно оглядывается вокруг – видимо ищет взглядом его. Нет, назад бежать нельзя! Может это и самый легкий путь к свободе, но уж точно не самый правильный. Нельзя втягивать Варю в эти «пляски».

Подхватив с земли оброненную «курильщиком» дубинку Степан побежал вперед по тропинки. Вперед, навстречу троице в армейских бушлатах. Левая рука висела безжизненной плетью, мешая бежать.

– На-аа! – используя инерцию бега, Степан метнул резиновую дубинку вперед.

Длинная черная резиновая палка, вращаясь как взбесившийся вентилятор, пролетела разделявшее стороны расстояние и ударила в грудь мужика, бежавшего вторым. Первый зараз успел метнуться в стороны. Резко так метнулся, уверенно, как будто каждый день в него кидали милицейскими дубинками.

– Бум! Бум! Бум! – захлопали где-то рядом тихие хлопки.

Что-то сильно толкнуло Левченко в правый бок, и новая вспышка боли взорвалась в голове и правом боку. Падая на снег, Удав успел засунуть руку во внутренний карман куртки и вытащить из него самодельную «хлопушку».

– Граната! – дурным голосом крикнул Удав, не глядя, откидывая в сторону «хлопушку».

«Хлопушка» представляла собой большую петарду стилизированую под ручную осколочную гранату Ф-1. Копия была точной, практически один в один. Та же чека, тот же изогнутый предохранительный рычаг, вот только корпус был не из металла, а из пластика. Степан немного поработал над исходным вариантом петарды, добавив в него самодельного взрывчатого вещества и подпилив пластиковый корпус, чтобы он разлетелся на отдельные фрагменты после взрыва.

Ба-бах! – звонко хлопнула «гранато – петарда» совсем рядом.

Во время взрыва Степан был уже на ногах и, припадая на правый бок, пытался бежать вперед. Трое армейских «бушлатов» были совсем рядом – они распластались на снегу, прикрывая уши руками – видимо, купились на «хлопушку» и спасались от настоящего гранатного разрыва. Сразу же после взрыва, все трое подскочили на ноги… вернее, пытались вскочить на ноги… Левченко был уже рядом.

Левая рука так и не «ожила», правый бок, налился такой свинцовой тяжестью, что казалось нарушился баланс тела и оно так и норовило завалиться на правую сторону… в строю остались только ноги. Вот ими Степан и бил. Бил сильно и расчетливо, так, чтобы наверняка обездвижить врагов.

Первый из «бушлатов» получил удар в голову, прямиком в лицо. Твердый передний кант подошвы, усиленный металлической пластиной влетел в скулу и вышиб глаз. Тут же еще один удар, но теперь пяткой, в ухо, да так, что там что-то хрустнуло.

Второй «бушлат» успел приподняться на руках, Левченко прыгнул обеими ногами на правую руку «бушлата», когда тот приподнимался от земли. Раздался мерзкий треск ломаемых костей, и морозную тишину раннего утра нарушил еще один пронзительный крик боли.

Третьему «бушлату» повезло больше всех – он успел привстать на коленях, и даже встретить блоком удар Степана, но Левченко используя инерцию и массу своего тела, с легкостью пробил это блок и твердая, ребристая подошва ботинка стенобитным тараном ударила врага в грудь. Мужик в армейском бушлате оказался очень хорошим бойцом, падая навзничь, он умудрился зажать в захват ногу Степана и тот перелетел через мужика и упал рядом в снегу.

Уже лежа на земле Левченко несколько раз лягнул свободной ногой настырного «бушлата» в голову и тот освободил ногу. Степан только хотел было встать на ноги, когда к свалке тел подбежали остальные участники захвата – те самые молодые парни в одинаковых дутых куртках. Град сильных ударов обрушился на Левченко, и он провалился в густую темноту омута забытья.

Всплывал на поверхность Удав тяжело – долго не мог понять, где он: еще в дреме забытья или уже очнулся. Перед глазами все плыло и раздваивалось, да еще и цветовая картина восприятия сменилась с привычных цветов на однообразно серую. Все предметы вокруг были уныло серого цвета, как будто их обильно припорошили дорожной пылью.

Левченко лежал на животе, на холодном полу, выложенном кафельными плитками. Именно обжигающий холод, пронизывающий мышцы живота и привел его в чувство. Голова была повернута в правую сторону, мышцы шеи затекли и жутко болели, но сил, чтобы сменить позу не было. Судя по ощущениям – руки и ноги были свободны.

Чтобы хоть как-то развлечь себя Степан принялся мысленно считать и глубоко дышать. Если считать еще кое-как получалось, то дышать было трудно, при каждом вздохе в грудной клетке взрывались разряды острой боли. Левченко несколько раз сбивался со счета – отключался, но приходя в себя упорно продолжал считать… считать и дышать… дышать и считать.

Раз, два, три, четыре… вдох – выдох… пять, шесть, семь, восемь… вдох – выдох… девять, десять, одиннадцать…

Вдох – выдох, вдох – выдох… триста восемьдесят семь, триста восемьдесят восемь, триста восемьдесят девять, триста девяносто… вдох – выдох, вдох – выдох…

Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… вдох – выдох, вдох – выдох…

Сбившись в очередной раз, Степан вдруг почувствовал свою правую руку – острые искорки боли, кололи онемевшие пальцы. Несколько раз Левченко сжал пальцы правой руки в кулак. Уперев раскрытую ладонь в пол, Удав поднатужился и немного приподнял тело… в голове раздался набат тяжелого колокола… и Степан снова провалился в забытье.

Очнулся практически сразу, видимо при падении ударился головой, и боль привела его в чувство. Снова уперся ладонью в холодный кафель пола, и попробовал перевернуться на спину… не получилось – опять холодные объятия тьмы и беспамятство. Еще одна попытка… потом еще одна – рука скользит по холодному кафелю и непослушное тело, раз за разом падает вниз.

Удав так и не вспомнил, с какой по счету попытки ему удалось перевернуться на спину… он в очередной раз провалился в темноту, а когда «всплыл», то уже лежал на спине. На спине лежать было хорошо – дышать намного легче, да и хоть какое-то разнообразие пейзажа – вместо стены, перед глазами теперь был потолок.

Лежа на спине и радостно улыбаясь, глядя в потолок, Степан уснул.

Проснулся Левченко от того, что какая-то сволочь пихала ему в нос ватку, от которой так шибало нашатырем, что очнулся бы даже полуразложившийся труп, не то, что мирно спящий человек.

– Иди в шопу пилюлькин! – устало промычал Левченко, почему сейчас он себя чувствовал намного хуже, чем когда приходил в себя в первый раз.

Казалось, что его тело – это один большой сгусток боли, комок оголенных нервов, по которым сейчас бьют из электрошокера. Куда не повернись, какую позу не прими – везде больно! А еще и в нос пихают нашатырную ватку! Уроды!

– Он пришел в себя! – раздался удовлетворенный голос над самым ухом. – Вот только не обещаю, что клиент долго пробудет в сознание, уж слишком вы его помяли, живого места нет.

– Ему еще повезло, что все органы на месте, а то он троих наших инвалидами на всю жизнь сделал, еле оттащили парней из группы захвата, они хотели прямо там его убить, – ответил солидный мужской голос, суда по интонации, привыкший отдавать приказы и повелевать.

– А может, подождете пару дней? Клиент как раз созреет для нормального, полноценного разговора.

– Некогда. Левченко, ты меня слышишь?

– Иди в шопу! – снова произнес Степан.

– Кто планировал атаку на автобус с «Беркутом»? Отвечай!

– В шопу! – язык не слушался и Левченко никак не мог выговорить букву «Ж», все время получалась «Ш».

– Кто планировал атаку на милицейский автобус? – не унимался обладатель солидного голоса.

– В шопу, – тем же уставшим голосом повторил Степан.

– Левченко, спрашиваю еще раз…

Что хотел спросить еще раз говоривший, Степан так и не услышал – буднично провалился в темноту и уснул…

Сколько прошло времени, Степан так и не понял. Очнулся он, лежа на больничной кровати в одноместной палате. Судя по окружающей обстановке, палата была в каком-то очень дорогом больничном заведении – на противоположной стене, прямо напротив кровати висела тридцати двух дюймовая «плазма», металлопластиковые окна, дорогие рулонные жалюзи, с мультифактурным рисунком, кондиционер и кровать с пультом управления, обилие кнопок на котором вызывало недоумение. Все это и говорило о том, что Левченко сейчас находиться не в самом обычном госпитале или больничке, а где-то там, где очень ценят своих пациентов.

Чувствовал себя Степан хорошо… ну, почти хорошо – тело по-прежнему болело и ныло, но теперь намного меньше и с такой болью можно было ужиться. Полежав минут двадцать спокойно, Степан решил попробовать слезть с кровати. Вот тут его ждало первое разочарование – правая рука была прикована наручником к никелированному поручню кровати. Вот так новость! А когда Степан хотел опереться левой рукой, чтобы сесть на кровати, тут он столкнулся и со второй проблемой – левая рука была в гипсе. Вот и получалось, что ни правой, ни левой рукой он до пульта управления кроватью, а тем более кнопки «вызова персонала» не дотянется.

Немного подумав, Степан решил попробовать ударить по кнопкам пульта кровати ногой. Правая нога, как раз могла дотянуться до кнопок. При этом Степан не смог бы объяснить: чего собственно говоря, он добивается. Ну, ударит по кнопкам пульта… а что дальше? Вдруг от этого кровать сложиться и Левченко будет только хуже! Нет сейчас это его не беспокоило. сейчас самым главным было дотянуться до кнопок пульта, а там будь, что будет!

Осуществить задуманное Степан так и не успел, он уже почти дотянулся до заветного пульта, как в палату зашла медсестра. Почему-то Степан всегда думал, что в подобных заведениях медсестры обязательно молоденькие топ-модели, которые ходят в вызывающе обтягивающих и коротких халатах, в которых не помещаются аппетитные и сексуальные формы… и самое главное, эти медсестры обязательно должны были отдаться по первому требованию пациента. Зашедшая в палату медсестра не отвечала ни одному вышеперечисленному требованию. Во-первых, на ней был брючный костюм, а не обтягивающий халатик, во-вторых, она была низкого роста, с оплывшей фигурой и годов ей было далеко за пятьдесят, да еще ко всему прочему, на некрасивом лице была натянута такая противная физиономия, что Левченко сразу понял – сейчас его будут ругать.

– Ну и какого хрена, ты тут ногами машешь, а? – громко стукнув об стол, кюветом со шприцами, спросила медсестра. – Здоровья много лишнего? Так мы это сейчас подправим!

– Тетя, а шего вы бранитеш? – шепелявя, спросил Степан. – Я мешту прошим не мог ваш по-другому вышвать. Руки то не дейшьтвуют.

Степан приподнял левую руку, упакованную в гипс, и звякнул наручниками на правой, тем самым показывая, что руки у него заняты.

– Ну и чего ты мне свои грабки показываешь? Ты – больной! Значит должен спокойно лежать и не дергаться, а то ишь взяли моду, чуть, что сразу в кнопки тыкать! Насмотрелись заграничных фильмов, а, между прочим, кровать в сеть не включена, и соответственно пульт не работает! – сварливым тоном произнесла некрасивая толстуха.